Седьмой

1

Кто ангелов видел – в Бога не верит.

А вот в воскресение плоти – запросто.

Я ощутил своё тело. Неожиданно увидел свет. Это что, тот самый «свет в конце туннеля»? Что-то услышал – звук, обрывок ноты…

Свет исчез. Так быстро, что я даже не успел ничего осознать.

Да что не так!

«Боря!»

«Я думаю, – ответил Боря серьёзно. Добавил очевидное: – Что-то не так».

И тут я снова осознал себя, ощутил тело, с всхлипом всосал прохладный, лишённый запахов, тысячи раз прошедший рециркуляцию воздух.

Открыл глаза.

Низкий потолок был покрашен в голубой цвет. Кое-где краска облупилась и виднелся металл. В воздухе висел гул – лёгкий, почти неощутимый. За долгие годы он стал настолько привычным, что я замечаю его лишь после гибели.

«Сбой какой-то был?» – спросил я Борю. Мысленно, конечно.

Боря не ответил.

Я собрался и осторожно сел на кушетке. Отцепил от груди гроздь датчиков. Комната была маленькая, почти пустая. Дверь в коридор, дверь в сортир и душевую, стул, моя кушетка, а рядом – пластиковый контейнер с прозрачной крышкой, размером с большой гроб.

Гробом он на данный момент и являлся.

За контейнером была ещё одна дверь, пошире, сейчас закрытая.

Одежда и грузилово лежали в ногах кушетки, я был совершенно голым, но одеваться не спешил. Посидел, сжимая и разжимая кулаки, ощупал лицо. Разумеется (никогда не удержишься), посмотрел ниже пояса. Потом глянул на свою левую пятку, послюнил палец и потёр краску.

Дверь в коридор открылась.

– Святик Морозов!

Инесса Михайловна – единственная, кто зовёт меня Святиком.

– Здрасте, – сказал я, безуспешно постаравшись придать голосу побольше солидности.

Психологу нашего второго крыла (семь эскадрилий по четыре «пчелы», эскадрилья из трёх «ос» и командирский «шершень») за сорок лет. Она симпатичная, с копной светлых волос, с мягким улыбчивым лицом. Пухлая, на Земле ей было бы тяжеловато.

Но здесь, на Каллисто, Инесса весит килограммов десять и порхает, будто бабочка. Грузилово она не носит принципиально.

Инесса села рядом и ласково обняла меня.

– Как ты, Святик?

– Первый раз, что ли… – буркнул я.

– Правда – серафим? – понизив голос, спросила она.

– Серафим с конвоем. А на него престол и два господства.

Про вонючек я даже упоминать не стал. Несолидно.

– Обалдеть! – сказала Инесса, широко открывая глаза. – Какие же вы герои!

– Угу, – согласился я. – Но я бы предпочёл ещё год-другой не умирать.

Она не стала делать вид, что не понимает.

– Всё будет, всё успеется, Святик… Ничего не болит?

Я покачал головой. Ничего и впрямь не болело. Да и с чего бы?

– Есть хочешь?

– Помоюсь, пойду в столовку. Все вернулись?

Инесса Михайловна кивнула. Потрепала меня по голове.

– Как твой Боря?

– Нудит, – ответил я как обычно.

Психолог двумя лёгкими шагами перенеслась к двери. Габариты у неё внушительные, но она на Каллисто восемь лет, как и я. Так что к низкой гравитации адаптировалась великолепно.

Уже открывая дверь, она чуть обернулась и спросила:

– Кстати… всё прошло как обычно?

«Да!» – внезапно прорезался Боря.

– Это всегда необычно, – ответил я. – Ну да, как всегда!

Инесса стояла в дверях, придерживаясь за косяк, чтобы не унесло в коридор неловким движением.

«Будь очень, очень осторожен», – шепнул Боря.

«Да что такое?»

«Пока не знаю. Давай, тупи, у тебя хорошо получается!»

– Тебя не смущает, что ты только что умер, Святослав?

– В очередной раз. Я же воскрес!

Инесса Михайловна развернулась, легко, как балерина.

– Но ведь если разобраться, Святослав, ты – копия.

– Копия копии, – поправил я. – Какая разница? Тело – это тело. Главное, разум! Тело поменять – как трусы переодеть.

Психолог улыбнулась. В уголках глаз собрались лучики-морщинки.

– Но ведь существование прерывается. Вдруг ты что-то потерял, упустил? Квантовая запутанность не гарантирует абсолютной точности.

– Ой, Инесса Михайловна, не грузите! – взмолился я. – А вы ничего не упускаете, всё помните? А вы не меняетесь? Вы вчерашняя – уже не вы сегодняшняя! Ну даже если я забуду несколько секунд, что с того. Это всё пустая философия, игры ума и софизмы!

Она ещё мгновение колебалась, глядя на меня. И я добавил:

– Всякая плоть – трава, и красота её – как цветок полевой. Куда лучше так, чем рассыпаться в вакууме!

Психолог кивнула.

– Ты умничка, Святик. Я подпишу протокол соответствия. Но – неделя отдыха! Никаких вылетов! И полный допуск на развлечения.

– Круто, – согласился я. – Хоть днюху отмечу по-человечески.

– Сколько тебе стукнет? – спросила она, будто не знала.

– Двадцать.

– Подумаю о подарке, – сказала Инесса и выпорхнула, добавив напоследок: – Навещу Джея!

Я посидел ещё немного. Потом встал, шагнул к контейнеру и заглянул внутрь сквозь прозрачную крышку.

На голубенькой синтетической простыне лежал, погружённый в глубокий сон, мальчишка лет двенадцати.

Это было как смотреться в зеркало. Как наблюдать за Юпитером или разъярённым серафимом. Красиво и страшно.

Я смотрел на тощее голое тело, которое станет моим, когда я снова умру. На своего клона, связанного со мной квантовой запутанностью, технологией, подаренной Ангельской иерархией.

Клон был совсем дитячий, как и я теперь. А ведь я не умирал два года! Чёрт побери, моё прежнее тело доросло до четырнадцати и у меня появилась масса новых интересов! Но они уже подёрнулись дымкой, стали казаться глупыми и ненужными.

Я открыл крышку контейнера. Тревожно пискнул датчик. Ничего, все знают обычаи пилотов. Маркер я достал из-за контейнера, он был приклеен кусочком скотча. Снял колпачок и написал на пятке клона цифру семь. Потом ущипнул клона за ухо – на удачу.

Шестёрка на моей собственной пятке хоть и выцвела от времени, но была видна. Сейчас я пойду в душ и буду долго тереть её мочалкой.

База на Каллисто – единственная в системе Юпитера. Зато она большая, под стать газовому гиганту. Три крыла по тридцать семь пилотов – больше сотни лётчиков. Восемьдесят учёных. Сотня с лишним человек обслуживающего персонала. Сотня морских пехотинцев – не знаю, зачем они тут, море на Каллисто глубоко под поверхностью, а пехота тоже не нужна. В общем, набирается четыре с половиной сотни людей, живущих в центре Вальхаллы – огромного кратера на севере Каллисто.

Когда-то сюда упал гигантский метеорит, создав целую серию концентрических колец – грунт расплескался, да так и застыл гребнями, будто круги на воде от брошенного камня. Центральный кратер немаленький, триста километров в диаметре, и с высоты Вальхалла смотрится красиво, но никаких особых преимуществ у этого места нет.

Я думаю, что место выбрали исключительно из-за названия. На Каллисто есть ещё одна такая структура, Асгард, но Асгард – это город богов.

А мы не боги, мы воины.

Вот только, умирая и возрождаясь в Вальхалле, не садимся беспробудно бухать и трахаться с валькириями (ха-ха, попробуйте-ка этим заняться в теле ребёнка), а снова и снова идём в бой.

Базу на Каллисто (как и лунную, и марсианскую, и базу на Титане, спутнике Сатурна) людям подарила Ангельская иерархия. Вместе с кучей научных данных, вместе с методикой клонирования, вместе с технологией квантовой связанности сознания. На Луне люди потом построили целый город, куда больше размером. Но на Землю демоническая иерархия не нападает, да и охраняют её ангелы – по слухам, где-то в пространстве постоянно витает херувим. К Марсу демоны тоже совались всего пару раз, так что там курорт.

А вот Юпитер и Сатурн – планеты, за которые постоянно идёт схватка.

Я бы предпочёл жить и сражаться возле Сатурна.

Во-первых, у Сатурна кольца, и это красиво!

Во-вторых, на Титане есть нормальная атмосфера. Очень холодно, нет кислорода, но всё равно можно ходить без герметичного скафандра!

В-третьих… ну, наверное, ещё раз кольца.

А так всё то же. Такая же база. Такие же корабли. Такая же работа.

Никакие «пчёлы» и «осы» не позволят нам доставить неудобства высшим чинам демонической иерархии. Но всякую мелочь, вроде рядовых падших, мы можем связать боем, а при большой удаче и толпой – даже победить средний чин. Временно, конечно.

Но подобно тому, как у Ангельской иерархии есть мы, люди, а где-то в других мирах – иные подопечные, у демонической иерархии есть порабощённые, проклятые существа из других миров. В Солнечной системе демонов обычно сопровождают вонючки и мохнатки.

Вот с ними-то мы и сражаемся на равных. Это наша зона ответственности.

Я помылся в душе – долго, не экономя воду. С водой на Каллисто всё нормально, к тому же у нас хорошие системы очистки и рециркуляции. Оттёр начисто число «шесть» на пятке. Хорошо помню, как писал его два года назад.

А до того – писал цифры четыре, три и два…

Потом я постоял у зеркала, печально разглядывая себя. Ну, понятно, на чём сосредоточилась моя печаль. В итоге я натянул трусы, надел форму – новенькую, только к ней кто-то уже успел приклеить нашивку всё с той же цифрой шесть и добавить шеврон старшего лейтенанта. Если вдуматься, это могли сделать и заранее, но всё равно приятно.

Поверх брюк я надел кольца утяжелителей, или попросту «грузилово». Иначе я весил бы всего пять кило, а это уже совсем неудобно. Ботинки тоже были на свинцовой подошве, покрытой рубчатым пластиком.

В таком виде я и вышел из своего бокса в медицинский блок. Клонарня соседствовала с медблоком, а боксы для воскрешения были как бы на границе между клон-мастерами и врачами, между жизнью и смертью.

Вопросами и проверками меня не терзали. Тело клона номер шесть и так находилось под заботливым присмотром до самого моего воскрешения. Большинство врачей я прекрасно знал и был с ними в хороших отношениях.

– Ну хотя бы мы справились с прыщами! – попытался ободрить меня доктор Макото. Он наш терапевт, большой специалист по детским болезням.

– Ага, – скривился я. – Прощайте и снова здравствуйте…

По опыту я знал, что прыщи полезут через полгода, если доживу. И ничего этот факт не отменит, ни умывания лосьонами, ни строгая диета. Выскочит вначале прыщ посреди лба, а потом как попрут…

Хенрик – наш кардиолог, которого я терпеть не мог, – дружелюбно помахал рукой, достал из кармана леденец и жестом предложил мне.

– Отвали, извращенец, – ответил я как всегда.

Хенрик заржал и бросил леденец себе в рот. Сволочь, ну знает же, как пилоты реагируют, если к ним относятся как к детям! Нам всем по двадцать, мы все провели на Каллисто восемь лет. Нечего насмехаться!

У дежурной сестры я получил свой коммуникатор. Его принесли из ангара, как только стало понятно, что синяя эскадрилья второго крыла погибла. Я застегнул браслет, бросил быстрый взгляд на экран. Да, крошечная царапина в уголке осталась.

Приятно, когда что-то материальное связывает тебя с прошлым «я». Хотя бы комм.

«К собачкам заглянем?» – предложил Боря.

– А то, – буркнул я.

Щены сражаются и умирают вместе с нами. В ситуации, когда любая электроника может отказать в любой момент, даже наши боты – пилотируемые.

Я свернул в ветеринарный отсек, приложил комм к двери, чтобы пропустила, зашёл на псарню, поздоровался с дежурным зоотехником и двинулся вдоль рядов с просторными клетками.

Начался переполох. Щены визжали, лаяли и тыкались носами в решётки. Пришлось перегладить всех, прежде чем я открыл вольер со своей четвёркой и выпустил Лайку, Белку, Стрелку и Уголька.

Потом я минут десять валялся на полу, пока щены меня вылизывали, лаяли и по-своему пытались рассказать, как всё было. Щены у нас тоже многоразовые, как и мы. Тоже с квантовой связанностью сознаний и запасом клонов. Они гибнут куда чаще, чем люди, а натренировать собаку, чтобы она способна была пилотировать бот, атаковать и защищать «пчелу», – та ещё задача. Проще воскрешать погибших.

Пробовали, конечно, и других животных. От мышей и белок до волков и тигров. Неплохо получалось у кошек, это все признают, вот только в бою кошка свалит в любой момент, а собака будет биться за тебя до конца. Так что у нас – щены. Маленькие многоразовые герои в крошечных боевых кораблях.

Наконец мы с щенами нацеловались, я пообещал на днях забрать их к себе и оставить на всю ночь. Только после этого щены с меня слезли и даже сами забрались в вольер.

На Каллисто и такса способна допрыгнуть до потолка, что уж говорить о тощих дворняжках.

После псарни настроение у меня стало лучше. Когда видишь, что не только ты воскрес из мёртвых, то начинаешь относиться к жизни и смерти проще. Может, псарню специально разместили рядом с медблоком и клонарней? Психологи – народ коварный, не упустят возможности забраться тебе в мозги.

Час был ранний, большинство пилотов и персонала ещё спали. Я пошёл в пилотскую столовую, это минус четвёртый уровень. В теории тут могли собраться все сто одиннадцать человек лётного состава, да ещё инструкторам и гостям место бы осталось. К нам порой прилетают с других баз – для обмена опытом, для слаживания, просто для развлечения.

Но сейчас почти все пилоты либо спали, либо были в патрулях. Инструкторы наверняка собрались в штабе, всё-таки ситуация сложилась интересная. Только в дальнем краю, у аквариумов с декоративными рыбками, сидело две четвёрки из третьего крыла, красная и оранжевая. Пилоты завтракали, что-то обсуждая.

Я прекрасно знал что.

При моём появлении разговоры прекратились. Мне отсалютовали. Я помахал в ответ и пошёл к раздаче.

К тем, кто только что вернулся, не принято подходить первыми. И это правильно.

Болван на раздаче выдал мне поднос с обязательным питанием. Сегодня это был омлет, белый хлеб и апельсиновый сок. Я докинул круассан с шоколадом, йогурт и порцию мороженого.

Дурацкий дитячий организм хотел сладенького.

Сев поодаль от пилотов третьего крыла, я принялся за омлет, поглядывая на ближайший экран. Там, разумеется, рассказывали о происшествии. Плыла внизу экрана надпись о героическом сражении синей эскадрильи. Мелькали кадры с атакой серафима. Его пока так и не идентифицировали.

И что случилось после нашей гибели – было непонятно. Отбился серафим, был ли уничтожен престол и господства?

Ребята кончили завтракать и пошли к выходу. Оранжевая эскадрилья была совсем взрослая и ровненькая – всем тушкам по восемнадцать-девятнадцать лет. Я не видел сейчас номерных нашивок, но знал, что на каждой, кроме их командира Вонга, цифра два. Вонг умирал пять раз.

Красная была разновозрастная. Их ведущим была девчонка по имени Хаюн. Я её помнил семнадцатилетней, но недавно она погибла, прикрывая свою группу. Сейчас, выходит, её телу двенадцать с хвостиком.

Можно, скажу честно?

Она не особо-то изменилась.

Второму и третьему номерам по четырнадцать-пятнадцать. Четвёртый постарше.

Когда все пилоты собираются вместе, что бывает нечасто, конечно, то выглядит это будто школьное собрание. Это я теоретически предполагаю. Никто из нас в настоящей школе не учился.

Я доел мороженое, кивнул болвану (тот высветил на белом пластиковом лице улыбку) и пошёл в свою каюту.

Пусть тушки каждый раз одинаковые, но привыкать к ним всё равно приходится. Как к новой одежде, пусть она и твоего размера, и рубашка точь-в-точь как старая, и брюки такие же… Но старая одежда успела обноситься по тебе, ты к ней привык.

А новое тело ещё не привыкло к старому сознанию.

К тому же сейчас я весил всего тридцать девять килограммов (это если на Земле) и роста во мне было сто сорок пять сантиметров. Проверять не обязательно, все клоны одинаковы.

В двенадцать лет я был тощим и маленьким. К четырнадцати набрал пятьдесят четыре кило и вырос до ста шестидесяти пяти сантиметров. Нормальный пубертат, жрал в три горла и тянулся вверх…

Но сейчас все эти килограммы и сантиметры превратились в пыль и элементарные частицы на орбите Юпа. А я снова был худым и невысоким дитятей. Меня ждали прыщи, поллюции, обидчивость и плаксивость не по делу.

«Хватит себя жалеть, – сказал Боря. – У меня вообще нет тела – и ничего, не ною».

«Ты не ноешь, ты нудишь», – отрезал я.

«Потому, что ты захотел такого альтера».

– Ха-ха, – сказал я, потому что шёл по коридору и рядом никого не было. – Вот уж нет. Я хотел весёлого и оптимистичного приятеля для игр.

«Тогда я бы таким и стал. Не ной. У нас проблемы посерьёзнее».

Я насторожился. Боря такими словами не разбрасывался.

«Помнишь вспышку после смерти и перед воскрешением?»

«Угу, – ответил я. – Ну не то чтобы вспышку… свет…»

«Вот!» – таинственно прошептал Боря и замолчал.

Если он надеялся, что я начну его расспрашивать, то зря. Я устал. Мы были в патруле тридцать два часа, спал я мало и тревожно, так что сейчас мне хотелось прыгнуть в койку и поспать до вечера. Пусть темнит, сам не выдержит и всё расскажет.

Но на жилом этаже меня ждали. Полковник Уильямс и с ним двое морпехов. У меня глаза на лоб полезли. Что им тут делать, на этаже пилотов? Я что, накосячил в патруле и теперь меня арестовывать пришли?

С другой стороны, полковник был в парадке, а морпехи выглядели заинтригованными, но дружелюбными.

– Полковник Уильямс, – щёлкнув каблуками о пол, сказал я и остановился.

– Старший лейтенант Морозов, – произнёс полковник и приложил руку к фуражке. Собственно говоря, он не был обязан отдавать мне честь, я ведь сейчас в отпуске. Так что я принял его салют как хороший знак. – Как ты, сынок?

От Уильямса «сынок» звучало не оскорбительно. Ему под шестьдесят, он ко всем так обращается, если в духе.

– Нормально, сэр, – расслабляясь, ответил я. – Бывает. Попали в замес, сэр.

Полковник кивнул. У него нет клонов, если Уильямс умрёт – то навсегда, и все полученные бэры откладываются в его чёрном теле навсегда. И всё же он несколько раз летал в патрули – в «жуке», конечно, не пилотом, чтобы понять, как это – патрулировать в космосе у Юпитера.

В общем, нормальный дядька.

– Устал?

Я пожал плечами.

– Можно тебя отвлечь на некоторое время?

Совсем странно!

– Конечно, сэр.

Полковник положил руку мне на плечо, склонился и тихо, доверительно произнёс:

– Через полчаса на базу прибывает ангел. Он попросил дать ему возможность приватного разговора с пилотом, который был ближе всех к серафиму.

«Ох…» – сказал Боря.

– А это я?

– Либо ты, либо Джей, – кивнул Уильямс. – Может быть, даже Джей оказался чуть ближе.

Он улыбнулся уголками губ и сразу посерьёзнел.

– Но у лейтенанта Робинса нервный срыв. Мне бы не хотелось терять лицо перед высоким гостем.

Я кивнул.

– Понимаю, сэр. Конечно. Я готов. Если будет время выпить кофе…

– Организуем. – Уильямс похлопал меня по спине, убрал руку. – Извините за фамильярность, старший лейтенант.

– Нормально, – сказал я. – Сам себя дитятей ощущаю. Главное – в угол не ставьте.