Седна

Глава девятая И разверзлись хляби небесные

До Шедоу добирались почти три недели, хотя планировали прибыть к месту назначения всего за четыре дня. Виной тому послужила целая горстка аномалий, слово мешающих «Персею» добраться до планеты-тени. Сначала были из ниоткуда взявшиеся астероиды. Их было много, и все они целенаправленно летели за авианосцем. Почти всему экипажу пришлось занимать свои места у оборонительных турелей, и лишь через несколько часов после ожесточённого отстрела самонаводящихся камней и глыб льда, Ник смог облегчённо перевести дыхание.

Чуть позже прямо по курсу была замечена целая эскадра кораблей федералов. Они медленно плыли по космическому пространству, заставив одним своим грозным видом развернуть авианосец. Как выяснилось позже, никакой эскадры на самом деле не существовало, зато была знатная иллюзорная аномалия, запоминающая и воспроизводящая всё, что она когда-либо видела.

А когда до точки назначения стало совсем рукой подать, и искомую планету уже можно было увидеть в иллюминаторы, произошло нечто совсем из ряда вон выходящее: Шедоу исчезла в ярчайшей вспышке красного света. Но Ник знал и эту аномалию, так что сразу провёл поиск на противоположной стороне системы Амадей и отыскал планету уже там. На вопросы «Что это?! Как это?!» капитан отвечал без особого энтузиазма: «Шедоу может скакать по всей системе, когда ей заблагорассудится. Мы просто оказались рядом с ней не в то время».

И вот, планета-тень, спустя ещё несколько дней, вновь появилась на радарах «Персея». На этот раз радостных восклицаний и приподнятого настроения не было; все как один прильнули к мониторам, на которых выводились изображения с камер на обшивке авианосца. Рассмотреть чёрную планету на практически чёрном фоне было довольно непросто, но умная система распознавания космических объектов с вероятностью в сто процентов была уверена, что перед Ником была именно Шедоу.

Немногим доводилось видеть эту легенду. Скорее уже, об этой планете старались даже не вспоминать, загоняя недобрые сведения о Шедоу в глубины своего сознания.

И всё, что было известно экипажу «Персея» об этом огромном чёрном куске камня, моментально всплыло на поверхность сознания, отражаясь в виде распахнутых от ужаса глаз и прерывистого дыхания.

— Вот она, — послышался дрожащий голос Седны за спиной капитана. Капитан не стал оборачиваться, его взор был устремлён на планету. — Послушай, Никки. Если вдруг что-нибудь…

— Никаких «если», — не отрывая взгляда от Шедоу, резко ответил Ник. — Всё будет хорошо.

— Да не будет ничего хорошего! — вспылила девушка. — Я в этом просто уверена! Не может быть ничего хорошего в…

— Продолжай. В чём?

— Ну, не знаю. В аномальной и смертельно опасной планете, которая меня так и манит. Чёрт возьми, да я прямо сейчас готова взлететь на «Панацее» и отправиться на поверхность!

— Не надо спешить, милая. Все там будем. Э-э, ну, в смысле, на поверхности будем, ты не подумай ничего такого…

Экипаж и члены звена заворожено наблюдали за увеличивающимся тёмным шаром. Внезапно по всему кораблю прокатилась волна страха, будто её послала сама планета. Колени каждого предательски задрожали, кое-кто даже упал в обморок. Но отступать было уже поздно.

— Никки, — прервала безмолвие Седна. — Мы на низкой орбите. Ты должен дать команду на вход в атмосферу.

Капитан кивнул и включил переговорный наушник. Но заговорил он не сразу, и экипаж почти полминуты слушал его размеренное дыхание.

— Друзья, — начал Ник. — Я… я даже не знаю, что должен сказать. Наверное, что я всем вам безумно благодарен, и это будет чистой правдой. Все мы знаем, что, возможно, то, что мы сейчас совершим, станет последним значимым деянием в нашей жизни. Но, как знать, быть может, мы выберемся оттуда живыми? По крайней мере я на это очень надеюсь. Да и все предзнаменования указывают именно на это. Не станут же неведомые голоса в голове Седны звать её на планету, только чтобы уничтожить её! Это была бы самая большая нелепость, которую я когда-либо видел. Хотя, если вдруг там, на Шедоу, находится враждебная инопланетная раса, то знать их мотивов мы не можем из-за огромных различий между видами. Ведь будь они похожи на нас, не стали бы убивать. Но это лишь догадки и размышления, которые не стоит воспринимать как должное и настоящее…

Ник ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Седна обняла его, подняв дух и приободрив для произнесения дальнейших слов:

— Я догадываюсь, кто за всем этим может стоять. Шаркетты. Хитрые твари! Они словно знают всё наперёд, при этом притворяясь слабой и незащищённой от человечества расой. Чушь, чушь, и ещё раз чушь! Шаркетты способны стереть любую планету в порошок своим «Акульим Молотом». Но одного я понять не могу: если они такие могущественные, знают всё наперёд, то почему бы им самим не прилететь сюда? Почему это должны делать мы?!

Седна изумлённо изогнула бровь и прошептала:

— Что ты несёшь? Не подрывай их настрой!

Но капитан лишь небрежно отмахнулся от девушки, продолжив речь:

— Я скажу вам, почему мы это делаем. Потому что наше будущее в наших руках! Только мы можем изменить его в нашу пользу! И если позволить менять его Шаркеттам, то что достанется нам? Жалкие объедки с царского стола?! Нет, извольте. Сегодня наш день, друзья. Сегодня мы узнаем то, что не узнавал ещё никто. Сегодня мы добьёмся того, чего не добивались самые отчаянные смельчаки нашей галактики. Сегодня мы, наконец, доберёмся до истины, что скрывает под чёрными облаками Шедоу! Вперёд! А теперь… заходим на посадку.

— Вход в верхние слои атмосферы через шестнадцать минут и сорок две секунды, — отчеканил голос диспетчера. — Всем приготовиться и пристегнуть ремни.

— Удачи нам всем, — отозвался ещё чей-то голос в рации.

— Да благословит нас Господь, — добавил епископ Эдвард.

— Блин, чуваки, кто всё пиво из холодильника вытащил?! — яростно взревел динамик голосом Дина. — Оно же ТЁПЛОЕ! Чёрт возьми, тут у нас событие тысячелетия, а пиво — тёплое!

— Высунь его в форточку на несколько секунд, — посоветовал бывший командор. — Будешь потом до самой посадки его разгрызать, хе-хе!

Ник, отключив микрофон, истерически рассмеялся. И не потому, что ему понравилась шутка Александра, а из-за обилия бодрого духа в эфире. Хорошее настроение передалось и Седне, она предалась смеху вместе со своим капитаном.

— Спасательный жилет прохудился, — вновь ожил радиоканал. Говорил один из членов экипажа «Персея». — Кто собирал жизненно необходимые комплекты перед взлётом?

— Чуваки, я тут такую тему замутил! Короче, давайте всё это запишем на камеры, а потом выложим в Галанет. Миллиарды просмотров обеспечены, мы станем известными и богатыми, йо-хо-хо!

— Дин, ты пристегнулся? — спросила Седна.

— Ещё нет. А к чему ты это спросила?

— Эй, пристегните его кто-нибудь, да так, чтобы он не выбрался. Мы тут за свои жизни волнуется, а он рассуждает о славе и богатстве…

Капитан сел прямо на пол, облокотившись на холодную металлическую стену. Улыбнувшись своей спутнице, он жестом предложил ей сесть рядом.

— Что ты задумал? — спросила девушка, опускаясь рядышком и приобнимая Ника за плечи.

— Ничего не задумал. Просто… поговорить вот хотел с тобой. Ты не против? Найдётся минутка?

— Найдётся ещё как минимум тринадцать минуток, — хмыкнула Седна. — И о чём ты хотел со мной поговорить?

— О тебе. Обо мне. Обо всём. Я бы хотел поговорить об очень многих вещах, но, к сожалению, время поджимает.

— Ты начинай. Если не успеешь — расскажешь после всей этой канители.

Ник посмотрел девушке в глаза. Седна не выдержала этого взгляда и, смущённо улыбнувшись, отвернулась.

— Не смотри так на меня…

— Стесняешься, что ли? Хе-хе… послушай-ка, ты не знаешь, может ли человек зарегистрировать брак с не-человеком?

— К чему ты клонишь?

— Ну… хочу вот жениться на Санджане. Ты не против?

Девушка наигранно обиделась и легонько толкнула капитана в плечо:

— Дурак! Глупые у тебя шутки…

— А у тебя глупые вопросики. И намёков ты совсем не понимаешь.

Седна в знак прощения положила голову на плечо Ника и тихонько вздохнула:

— И ты готов пойти на это?

— О чём ты?

— О свадьбе, глупый!

Капитан довольно рассмеялся:

— Не забивай себе голову. Вдруг ты обременишь себя какими-то надеждами, а вернёшься с Шедоу уже без меня?

— Ты сам говорил, никаких «вдруг» и «если». Всё будет хорошо.

— Всё уже хорошо…

Так они и сидели рядом, слушая лишь собственное молчание и перебранки в эфире. И лишь за две минуты до входа «Персея» в атмосферу Ник повёл Седну в свою каюту, намертво закрепив себя и свою спутницу на креслах крепкими кожаными ремнями.

— До входа в верхние слои атмосферы осталось три… — раскатом грома прозвучал голос диспетчера.

— Милая, спасибо тебе за всё.

— За что?

— Я же говорю, за всё. За то, что ты появилась в моей жизни, разбавив собой это вселенское уныние.

— Две…

— И тебе спасибо, Никки. За то, что принял меня такой, какая я есть.

— Одна…

— А, нет, вру, — радостно воскликнул Дин. — Чуваки, я нашёл холодное пиво!

— Входим в верхние слои атмосферы. Можете наслаждаться… кромешной тьмой и полнейшей тишиной.

Диспетчер ошибся. Вокруг авианосца действительно сгустилась тьма, но со всех сторон стали бить нагнетающие трепет молнии. Громовая канонада не прекращалась, заставляя экипаж судорожно вжаться в спинки своих кресел. Молнии били и били по обшивке, с каждым ударом отзываясь странной болью в затылочной части головы. Шум начинал перерастать в однотонный сплошной звук электрического разряда, от него стало закладывать уши, несмотря на идеальную звукоизоляцию обшивки «Персея». Творилось что-то очень странное.

В наушниках можно было различить почти спокойный голос епископа. Его преосвященство своим бархатистым басом читал длинную молитву, которую подхватывали те члены экипажа, которые её знали. На фоне эдакого церковного песнопения порой проскакивали дрожащие нотки шуток, произносимых Дином Дайса, а также суровые крепкие ругательства Александра Громова.

— Полторы тысячи километров до поверхности, — вновь доложил диспетчер. — Предварительный анализ нижних слоёв атмосферы завершён. Повышенное содержание криптона и углекислого газа, но кислорода на тридцать процентов меньше, чем необходимо для комфортного дыхания. Не рекомендуется дышать местным воздухом без защитного и очищающего воздух оборудования.

Ник вспомнил свой первый взлёт. Волнующее чувство, смешанное с желанием показать всем настоящий класс, бурлило в нём, заставило сжать штурвал так, что побелели костяшки пальцев. И вот он — момент истины! Двигатели разогрелись и начинают исторгать потоки плазмы, истребитель мгновенно отрывается от взлетно-посадочной площадки и взмывает ввысь, разрывая облака, исторгая утробный рёв. Лучше этого чувства, пожалуй, пилот не испытывал до этого самого момента.

Сейчас же все те старые чувства многократно усилились, заставив тело дрожать и изливаться потом. Но Нику было хорошо! Может, понимание того, что он — первый, кто может совершить нечто подобное, придавало ему сил, а, может, сидящая рядом Седна, но в таком состоянии он пробыл ещё несколько минут, пока шум молний не утих, сменившись сильной тряской и невообразимыми перегрузками. Голос диспетчера моментально оповестил:

— Атмосфера, господа. Держитесь крепче.

И тут затрясло так, что, казалось, «Персей» просто рухнет. Но либо профессионализм пилотов, либо конструкция авианосца помогали кораблю крепко «держаться» за плотные слои разряженного воздуха. Ник закрыл глаза и крепко сжал зубы, чтобы не слышать их скрежета.

— Они нас видят, — пролепетала Седна. Капитан повернулся на голос и сразу забыл обо всём на свете:

— Милая, ты что… плачешь?!

— Они нас видят! — крикнула девушка. — Они нас слышат! Они повсюду!

— Кто повсюду?!

Но Седна уже не слышала вопроса Ника. Её глаза потухли, а голова запрокинулась назад.

— Милая! — завопил Ник, тщетно пытаясь освободиться от туго сжавшихся на его груди ремней. — Очнись! Не время отключаться! Чёрт…

— Соблюдайте спокойствие! — испуганным голосом завизжал диспетчер. — Всем оставаться на своих местах! Встанете с кресел — и вас размажет по всем стенам!

Капитан зажмурился. Он чувствовал, что всё уже идёт не по плану. Тряска была чересчур сильной, да ещё и странное состояние его спутницы…

— Громов, Дайс, отец Эдвард, как только остановимся — мигом по машинам, — скомандовал Ник, всё ещё пытаясь отогнать от себя нехорошие мысли.

Снижение, а, точнее, падение длилось всего несколько минут. Но именно эти минуты стали для всего экипажа «Персея» самыми долгими за всю их жизнь. Скорость корабля стала постепенно падать, пока не достигла нуля.

Авианосец завис в пяти километрах над поверхностью. Рёв за бортом полностью стих, эфир находился в молчании — каждый старался придти в себя. Даже диспетчер, обязанный доложить о полной остановке корабля, молчал. А Ник тем временем, высвободившись из ременной защиты, пытался Седну в работоспособное состояние.

Но девушка сейчас была всего лишь грудами металла, пластика и проводов, объединённых в единую сеть и облачённых в искусственную оболочку.

— Капитан, ты там не спишь? — ожил передатчик. Говорил Александр.

— Я… кхм… так! Кто-нибудь, живо в мою каюту, займитесь Седной. Постарайтесь её активировать. Командор, буду через минуту.

— Бывший командор, — поправил Громов.

Ник собрался за считанные секунды. На пояс прицепил сложенный пополам лук с хладноплазменной тетивой, за спину закинул сумку с припасёнными заранее самыми необходимыми вещами и колчан со стрелами. Последний раз взглянув на лежащую мёртвым грузом девушку, он вздохнул и помчался в ангар.

Четыре корабля уже были наготове.

Первый, больше похожий на легендарный «Стелс» двадцатого века, только гораздо меньших размеров — девятисотый «Миг» Александра Громова. Второй — напоминающий гоночный болид без колёс, окрашенный в цвета пламени — «Еретик» отца Эдварда. Третий — вылитая летающая тарелка, какой её представляли люди до тех пор, пока впервые не пересеклись с иной разумной жизнью в галактике — «Злая Тысяча» Дина Дайса.

И четвёртый — «Панацея».

— Я без бортового компьютера, — сжав зубы, процедил Ник, забираясь в свой корабль.

— Ты рухнул с дуба на кактус?! — воскликнул Громов. — Как ты собираешься просчитывать траекторию посадки?

— Головой. Как в учебке.

— Да поможет нам Господь, — перекрестился епископ, первым заводя двигатели. Его примеру тут же последовали остальные.

— Диспетчер, мы готовы.

— Открываю основной шлюз. Удачи вам.

— И вы не скучайте. Поехали!

Потолок над истребителями плавно раскрылся, открыв пилотам взор на пылающее молниями небо. Но, несмотря на то, что молнии были довольно высоко и не могли сейчас причинить никакого вреда, Ник нервно сглотнул подскочивший к горлу комок.

Корабли плавно поднялись вверх и цепочкой вылетели из утробы авианосца.

Капитан помнил тот момент, когда в его предыдущее судно врезались те роковые ракеты. Они влетели в хвостовую часть, моментально взорвав топливный бак, двигатели и фатально повредив крылья. Спустя несколько секунд произошёл взрыв в жилом отсеке, и единственное, что осталось относительно целым — это был нос корабля. Он пулей вылетел вперёд, и в конечном итоге рассыпался на мириады осколков, оставив облачённого в скафандр пилота наедине с открытым космосом.

Свою смерть он однажды пережил, и волноваться сейчас по поводу возможной гибели было бы глупо. Но волнение от осознания его глупости проходить никак не желало.

Звено сгруппировалось «ромбом» в нескольких сотнях метров под авианосцем. Вокруг царила кромешная тьма, но на поверхности сквозь густой чёрный туман можно было различить какие-то светящиеся точки.

— Диспетчер, включить все прожекторы. Будете нашим маяком.

— Принято, капитан.

Но даже освещения от авианосца оказалось ничтожно мало. Отлетев от «Персея» всего на километр, Ник почти потерял его из виду, и только красная точка на радаре подсказывала ему, что авианосец всё ещё на месте и никуда не делся.

— Снижаемся.

На острие «ромба» летел, конечно, сам капитан. По левую руку — епископ на своём «Еретике», справа — Александр Громов. Замыкал процессию истребитель-бомбардировщик «Злая Тысяча».

— Ни хрена не видно, чувак, — пробурчал Дин. — Тут и с бортовым компьютером-то нереально летать, а ты собираешься сажать свою пташку вручную? Хе-хе, не зря я выбрал тебя своим кумиром.

Звено медленно опускалось вниз, подсвечивая себе путь мощными лучами корабельных прожекторов. Для посадки выбрали одну из светящихся на земле точек, возможно, служащих вешками или маячками для местных.

«Для местных? — мысленно усмехнулся Ник. — Не верю, что здесь вообще кто-нибудь может жить. А если кто-то и живёт на этом островке тьмы, то вряд ли от них так уж зависит судьба человечества»

— Капитан, капитан, молнии! Они бьют со всех сторон!

Диспетчер явно находился в паническом состоянии. Он кричал, завопил и весь экипаж. Похоже, что на авианосце происходило нечто страшное.

— Обшивка пробита, целостность энергетических щитов упала до пятнадцати процентов! Капитан… мы падаем!

Небо взревело. Ник не знал, что делать. Он беспомощно глотал ртом воздух, судорожно пытаясь придумать хоть что-то.

— По спасательным капсулам! — скомандовал «Персею» бывший командор, взяв ситуацию в свои руки. — Скорее!

— Спасательный отсек только что… мать вашу! Чёрт! Взорвался! Всем прекратить па-а-а-а…

Сначала всё звено следило за радарами и маленькой красной точкой, стремительно теряющей высоту. Спустя несколько секунд нужды в этом уже не было — авианосец с громким гулом пролетел недалеко от истребителей, камнем рухнув в тёмную бездну. Взрыв, по оглушительности не уступающий всему тому, что уже было за сегодня услышано, прозвучал не сразу.

— Седна, — прошептал Ник и, обречённо склонив голову, с яростью стукнул по штурвалу.

— Ник, не вздумай терять самообладание! — тут же закричал Дин. — Чувак, ты нам нужен. Надо продолжать!

— Сын мой, они сейчас в лучшем мире. Ведь не нам судить о замысле Го…

— Святой отец, идите к чёрту со своими проповедями! — рявкнул Александр. — Ник, немедленно сосредоточься на миссии и веди нас за собой. Иначе, клянусь, выпущу в твой хвост парочку ракет.

Капитан хлюпнул носом и зло оскалился, смотря в непроглядную пучину черноты. Он со всей силы вдавил штурвал до упора, позволяя «Панацее» войти в состояние свободного падения, приправленное вкрученными на максимум двигателями.

— Ник, стой! — закричал Громов. — А, чёрт, вот же эмоциональный мальчишка… все за ним, живо, пока не потеряли капитана!

Сколько «Панацея» ни падала, а сияющие точки на земле всё не приближались. Кроме того, альтиметр упорно сообщал, что высота нисколько не меняется, а корабль вовсе стоит на месте. Но ощущения у Ника были-то совсем иными! Он словно чувствовал бьющий в лобовое стекло ветер, слышал гул за бортом…

— Седна…

В корабль ударили молнии, сбив его с курса. «Панацея» закружилась волчком, выписывая невероятные кульбиты среди разрываемых новыми молниями клочков чёрного тумана. Ник громко выругался, снимая напряжение, и попытался включить тормозные двигатели. Попытка с треском провалилась; более того — лопнули неоновые лампы под потолком, активировав маленькие лампочки в углах, ярко заливающие красным светом всю кабину. В ушах противно завизжала непрекращающаяся сирена, призывающая пилота покинуть судно самым экстремальным путём — при помощи спасательной капсулы.

Ник уже не слышал криков своих товарищей. Их корабли тоже завертелись, разлетаясь друг от друга на многие километры, и обрушиваясь на поверхность планеты. Капитан одно за другим получил три сообщения на дисплей панели управления, гласящие, что всё его звено разбито вдребезги.

«Панацея» перестала реагировать на команды Ника. На корабль обрушилась новая порция смертельно опасных молний, капитана от резкого толчка бросило вперёд, и он со всего размаху ударился лбом о штурвал собственного судна, моментально потеряв сознание.

А спустя минуту корабль, каким-то чудом не взорвавшись, врезался в поверхность планеты и мгновенно перестал функционировать.

Множество миров было колонизировано человеком. Были это и близкие к Солнцу системы, и дальние, и большие и малые, пригодные и непригодные для жизни. Разумеется, те, что были непригодными, при помощи современных технологий за некоторое время превращались в очень даже удобоваримые. Но столицей, главным оплотом, сердцем колонизированной галактики всегда была, остаётся и будет оставаться ещё много столетий Земля. Планета-исходник, главный процессор любого компьютера. Именно на Земле вершилась основная история человека. Именно на Земле происходили все наиболее значимые события, самым важнейшим из которых стала постройка межзвёздных кораблей. Но то дела давно минувших дней, и ныне мало кто помнит, за что его предки так любили эту небольшую планету в Солнечной системе.

Ник всегда любил свою родину. И не только потому, что он там родился. Он понимал, что даже если все остальные колонизированные планеты разом падут прахом, Земля выстоит. Земля будет всегда. Да, пилот безумно любил свою родину и всегда хотел на неё вернуться. Но не так же скоро!

И сейчас, придя в себя и кое-как выбравшись из дымящихся обломков панацеи, он смотрел на родное Земное небо, на его неподражаемую величественную лазурь, освещённую самой прекрасной звездой во вселенной — Солнцем.

— Я умер?.. — задал ожидаемый вопрос Ник, оглядываясь. Его корабль уже ненужным грузом лежал посреди широкого зелёного луга на обширном холме. Вокруг были лишь леса, будоражащие взгляд лиственные леса, которые могут быть только на Земле. Где-то на горизонте тянулась тоненькая ниточка следа от пассажирского самолёта. С востока надвигалась белая облачная армия.

Но ведь этого не могло быть.

Нет, Ник не впал в панику. Он присел на обломки, грязным рукавом своей куртки протёр вспотевшее и покрывшееся копотью лицо, и задумался. Крепко так задумался, как не задумывался никогда раньше: «Земля? Что ж, этому, наверное, можно придумать разумное объяснение. Наверняка это был лишь телепорт. Точно! Планета-телепорт. Теперь ясно, почему все люди, попадающие на Шедоу, больше не возвращается. Наверняка их просто забрасывает в такие части галактики, из которых они не могут выбраться. А тут мне, к счастью, повезло…»

Пилот оглядел себя. Одежда, хоть и ставшая грязной, была практически не повреждена. Даже лук, всё ещё висевший на поясе, не сломался. Ник осмотрел обломки и достал всё, что уцелело: колчан со стрелами (правда, несколько из них всё же переломились), запасную рацию, способную уловить полицейские или спасательные частоты, и одну единственную бутылку дешёвого пива.

— Негусто…

«И что дальше? Заявиться в ближайший город и сказать, что я — Ник Рэмми, беглый преступник, открывший тайну планеты-тени? Да меня просто изобьют да бросят в изолятор. Нет, это даже не обсуждается — идти к людям нельзя. Опасно для жизни. Хотя, в конце концов, что может быть опаснее того, что я уже пережил?»

— Седна…

«Буду надеяться, что она и все остальные в полном порядке. Может, их тоже закинуло на землю? Ох, сколько вопросов, и ни одного ответа. И я вообще не имею ни малейшего понятия, что делать дальше!»

— Шаркетты…

«Я не знаю, что я с ними сделаю, когда увижу их акульи морды. Но я точно уверен, что им это не понравится. И Вишну… слышишь меня, старый ублюдок? Ты ведь был заодно с шаркеттами, да? Чтоб ты там перевернулся в своей Вальхалле, или что там у вас — индусов! И да горите вы в Аду, акулоголовые сволочи!»

— Блин! Принял бы предложение Дина несколько месяцев назад, жил бы на Дирт Пуле, зарабатывал бы на жизнь грабежами и налётами на караваны. На кой хрен, спрашивается, я полез во всё это? Чтобы вот так всё закончить — сидя на обломках собственного корабля?

Ник поднял голову и, громко выругавшись, свалился на землю. В нескольких шагах от него стояла девочка лет восьми. Странная такая девочка: в готично-чёрном старомодном платье, донельзя бледная и с длинными чёрными волосами, свисающими почти до самой поясницы. Девочка без видимых на лице эмоций глядела прямо на Ника, который даже и не подумал о том, чтобы встать. Он опёрся на руки и с трепетом наблюдал за внезапно появившимся ребёнком, не в силах вымолвить ни слова — настолько сильно она его напугала.

— Ни-и-ик, — тихонько протянула тоненьким голоском девочка. — Наконец-то ты здесь.

Пилот даже не мог сглотнуть слюну. Он почувствовал, что лично его роль безумно далека от написанного ещё много лет назад финала.

— Не пытайся что-то изменить. Думай только о себе. Это поможет тебе принять мою Правду.

Ник нервно кивнул, пытаясь подняться. Получилось у него это не сразу. Но всё-таки твёрдо встав на обе ноги, он осмелился спросить:

— Какого дьявола?

— Я должна удостовериться, что ты не зря здесь и сейчас стоишь перед нами.

— Перед вами? Я вижу только…

Девочка с негромким хлопком растворилась в воздухе, оставив после себя едва заметный запах чего-то подпаленного.

— Ни хрена я не вижу, — угрюмо закончил фразу Ник, разминая затёкшие ноги.

«Итак, что мы имеем? Планету, которая телепортирует всех людей в разные точки галактики (а пока я не придумаю более лучшей версии, я буду придерживаться именно этой), маленькую девочку со сверхчеловеческими способностями, шаркеттов, как-то связанных со всей этой историей, и командора Айзека Блехера, который хочет заполучить Седну в свои руки. Полнейший абзац!».

И Ник, отбросив все сомнения, просто пошёл вперёд, не зная, куда приведёт его этот путь. В конце концов, оставаться у обломков и ждать чего-то было глупо и, скорее всего, бессмысленно. Даже если решение двигаться вперёд станет ошибочным, то по крайней мере пилот будет довольствоваться тем, что он попытался что-то изменить.

«Не пытайся что-то изменить, думай только о себе… ха! Да идите вы к чёрту с такими предложениями!»

Ник шёл несколько часов. Покинув луг, он забрёл в лес и двигался по самой его чаще, приведя лук в боевое состояние. Но оружие не потребовалось — опаснее белок на деревьях пилот никого не встретил. Несколько раз он находил окружённые зарослями высокого камыша чистые лесные речки. С жадностью припадая к тоненьким ручейкам, Ник словно заряжался энергией для продолжения похода. Он всё шёл и шёл, не взирая на усталость и давящее смертельным грузом множество вопросов.

Наконец он вышел к какому-то поселению. Не город, не село и даже не посёлок: это просто были три одноэтажных домика возле широкой автомагистрали, на которой не было ни единого автомобиля. Подобравшись к строениям поближе, Ник увидел надпись «Сдаётся».

У крыльца одного из домов в плетёном кресле-качалке сидел пожилой мужчина в махровом жёлтом халате. Он неспешно покуривал трубку, и, казалось, даже не замечал приближающегося к нему путника.

— Эй! — замахал руками пилот, заранее сложив лук и повесив его на пояс, дабы никого не испугать. — Эй, здравствуйте!

— Здравствуй, здравствуй, — старик ограничился кивком. — Чего ж так орать-то? Тут и так всё слышно.

— Я так рад, что встретил хоть кого-то, — Ник остановился подле крыльца, приветливо улыбаясь. — Вы не подскажете, где я нахожусь?

Мужчина оглядел пилота с ног до головы, помолчал немного, и ответил:

— Сектор Орлан. Система Амадей. Планета Шедоу.

Молчание длилось долго. Пока путник пытался переварить только что сказанные ему слова, старик успел докурить свою трубку и заново её набить. Изредка он ехидно ухмылялся, но при это не произнося ни слова.

— И… кто вы? — решился на вопрос Ник.

Мужчина в кресле всё молчал, не прекращая ухмыляться. Пилоту вдруг захотелось плюнуть на всё на свете и врезать ехидному старикашке кулаком промеж глаз, а потом, свалив его на землю, пинать до потери пульса.

Своего пульса.

— Ну?! И кто вы?

Старик, в последний раз ухмыльнувшись, поднялся из кресла и растворился в воздухе.

— Замечательно! — закричал Ник. — Просто потрясающе! Спасибо большое за объяснение!

Пилот со злости пнул кресло-качалку и тут же раскаялся о содеянном долгим шипением — кресло не сдвинулось ни на йоту, но вот нога Ника тут же загорелась тупой болью. Он отчаянно плюнул на зловредный предмет мебели и решительным шагом направился в один из коттеджей.

Стучать не стал. Просто повернул ручку — дверь приветливо распахнулась, приглашая гостя войти внутрь. Убранство помещения было далеко не скромным; происходи это всё действительно на Земле, Ник счёл бы, что эти коттеджи предназначены для хорошо обеспеченных туристов. Дубовый настил пола укрывал мягкий ворсистый ковёр, у стен изящно вытягивались до самого потолка изысканно разрисованные шифоньеры. Огромная двухместная кровать, на которой красовались шёлковые простыня, подушки и одеяло, словно манила и звала. В какой-то момент Ник даже решил немного вздремнуть, но, собравшись, прогнал прочь неуместные мысли. Вместо этого сев на краешек кровати, он достал из кармана куртки припасённую заранее бутылку пиво и стал медленно предаваться её распитию.

Что делать дальше — пилот не знал. В его голову стали предательски закрадываться идеи и скоропостижном самоубийстве самыми изощрёнными способами. Например — удушить себя хладноплазменной тетивой своего лука, или проглотить разрывной наконечник взрывающейся стрелы. «Неординарной ситуации неординарная смерть, — усмехнулся Ник. — А что мне ещё остаётся? Ждать у моря погоды? Снова идти вперёд, зная, что это совсем не Земля, как мне казалось поначалу?»

Внезапно заработала рация. Сквозь громкое шипение отчётливо слышался чей-то мужской голос, но разобрать его было невозможно из-за громких и режущих слух помех. Пилот некоторое время кричал в динамик, пытаясь выровнять волну, и сильно удивился, когда ему это внезапно удалось. Шипение практически стихло, и Ник, наконец, смог понять, кто говорит:

— Кто-нибудь меня слышит? Господи, я так и знал, что это — Ад… я знал, я знал!

— Ваше преосвященство, — радостно завопил пилот, подпрыгнув на месте. — Ваше преосвященство, это я, Рэмми. Где вы? Как вы?!

— Ник? Я… в Аду. Я был прав, сын мой, прав.

— Как это — в Аду? Что вы видите перед собой?

— Геенну огненную! — с чувством ответил отец Эдвард. — Черти, демоны, терзаемые души… я был прав! Я всегда был прав!

— Радиус действия этих раций не больше тридцати километров. Но, чёрт возьми, не вижу я никакой геенны! Вокруг лишь поля да леса, а сам я сейчас пью пиво в элитном коттедже!

— И да не убоюсь я зла, — на фоне голоса епископа отчётливо был слышен страшный рёв сотен нечеловеческих глоток. Через мгновение святой отец, видимо, уронил рацию, и стал громко ругаться, вставляя меж матерными словами фразы «Прости, Господи». Зазвучали выстрелы его револьверов. По всей видимости, отец Эдвард вступил в бой.

— Ваше преосвященство! — попытался докричаться до епископа Ник. — Ответьте!

Но рация выключилась так же внезапно, как и активировалась.

Пилот обхватил голову руками и стал всерьёз задумываться о божественном или дьявольском происхождении этого места. Вдруг, то место, где сейчас находится святой отец — Ад, а поля и леса с коттеджами — Рай?

— Нехорошо без спросу в дом чужой входить, — заговорил неожиданно появившийся на пороге старик в жёлтом халате. В его зубах всё так же незыблемо дымилась старая деревянная курительная трубка.

— Нехорошо исчезать во время беседы, — буркнул Ник в ответ, не поднимая головы и продолжая пить пиво мелкими глотками.

— Какую гадость ты пьёшь, юноша! — поразился хозяин, подойдя к гостю и протягивая ему бутылку пива одной из самых дорогих марок во всей вселенной. — Вот, отведай лучше этого.

Пилот недоверчиво взглянул на мужчину и, поколебавшись несколько секунд, всё-таки принял подарок.

— Меня зовут Филипп Огансон, — старик присел в кресло подле кровати. — А как твоё имя?

— Ник. Ник… вроде бы Рэмми. И я в печали.

— О, я тоже был в печали, когда впервые попал сюда.

Ник моментально оживился:

— Вы не представитель шедоуцев?

Филипп громко рассмеялся:

— Кого-кого?

— Ну, это я так назвал местных — шедоуцами…

— Брось. Нет никаких шедоуцев. Всё гораздо запутаннее, чем ты думаешь, и для среднестатистического гражданина галактики вовсе непостижимо. Я попал сюда восемьдесят лет назад на колонизаторском корабле.

— Сколько-сколько лет назад?

— Восемьдесят… ну, восемьдесят два года назад.

Ник хмыкнул:

— Вы неплохо сохранились.

— Ещё бы. Ты ведь терзаешь себя догадками, почему здесь пропадают люди и отчего всё вокруг так похоже на Землю, верно?

— Чёрт возьми, — хлопнул себя по лбу пилот. — Мой друг, священник, сейчас в Аду…

— В Аду? — изумился Филипп. — Ох, хреновые страхи у твоего друга, хочу заметить. Но забудь же о нём — он уже обречён.

— На что обречён? И причём тут страхи?!

— На смерть, конечно же. Смерть — самое милосердное, что он может сейчас получить в награду за то, что прибыл сюда. А страхи… во-первых, ты должен успокоиться, иначе мой рассказ ты воспримешь как бред сумасшедшего и с дикими воплями пулей бросишься отсюда прочь.

— А во-вторых?

— Во-вторых, устраивайся поудобнее и отбрось все сомнения. В данной ситуации сомнения — твой самый злейший враг. После страха, разумеется.

Ник закинул ногу за ногу и одобрительно махнул рукой:

— Валяйте. Я готов.

— Мне нравится твой настрой, юноша. Только благодаря ему на этой планете можно остаться в живых. Точнее сказать, не на этой планете, а с… ох, как. Столько лет здесь живу, а сформулировать свои мысли по поводу Шедоу до сих пор не могу. В общем-то, нет никакой планеты, ясно? Вообще нет.

— То есть, как это — нет? Где мы сейчас находимся?

— Я же говорил, это слишком сложно для человеческого понимания. Ладно, будем считать, что планета есть, и она находится в системе Амадей. Так?

— Ну, предположим.

— Предположим, что до появления человека здесь уже жили разумные существа. Когда я говорю о появлении человека, я имею в виду зарождении его как расы.

— Предположим, — кивнул Ник, залпом осушив полбутылки пива, подаренной ему Филиппом.

— И я имею в виду сейчас не тех зелёных человечков, которые, по твоему мнению, живут на Шедоу. Я говорю о шаркеттах.

— Кто бы сомневался, — презрительно фыркнул пилот. — Они у меня костью в горле сидят.

— И не только у тебя одного, юноша. Шаркетты — древнейший народ, знающий стократ больше людей. Сколько, ты думал, разумных рас в известных нам пределах вселенной?

— Ну… шесть? Вроде бы. Но я встречался только с тремя из этих рас.

— А их гораздо больше. Гораздо — это в миллионы раз больше, понимаешь? В миллионы!

— И почему же они не объявляются? Не хотят идти на контакт?

— А ты представь себе ситуацию. В лесу есть муравейник. В нем живёт бесчисленное количество насекомых одного вида. Они построили сложную систему коридоров, имеют некое подобие общества. И вот, муравьи этого вида столкнулись с другими представителями своего класса, и решили пойти против них войной. Они убивают друг друга, воруют и поедают личинки, рушат колонии — и всё это вполне естественный процесс. Победивший вид получает право развиваться дальше, но мирное время не может продолжаться вечно — вскоре начинается новая война. И так раз за разом, столетие за столетием, сотни тысяч колоний бьются друг с другом не на жизнь, а на смерть. Нет предела этим баталиям, всё начинается снова и снова.

— И?

— И тут приходит в лес группа учёных-мирмекологов. Они вскрывают муравейник, забирают несколько особей, проводят над ними эксперименты. Узнают о них много нового. В общем, мучают их по полной программе, не заботясь о маленьких насекомых. Кому какое дело? Подумаешь, даже если вымрет пара видов — что будет? Ничего. Мир не изменится. Но ведь так интересно наблюдать за копошащимися в своих колониях муравьишками!

— Ну, к чему это всё? Я не очень-то люблю загадки разгадывать, если честно…

— Так вот, представь, что один маленький муравей — это ты.

— Я, кажется, начинаю понимать, к чему вы клоните. Те учёные, что проводят над насекомыми опыты, это шаркетты?

— Боже упаси, — рассмеялся старик. — Шаркетты — это иной муравейник, другая система.

— Тогда объясните мне так, чтобы я понял. Пожалуйста.

Пустая пивная бутылка метким броском была выброшена в открытое окно.

— Учёные для муравьёв — это те расы, что не идут с нами на контакт. Точнее, идут, но только с некоторыми, коих единицы. И то только для собственных целей, мотивы человечества-муравьичества их вообще не колышут.

— А Шедоу?

— А что Шедоу? Если для муравья человек — словно неведомый бог, Шедоу для них — один огромный муравьед. Который, кстати, для высших рас интереса представляет даже меньше, чем насекомые. Наверное, потому, что планета-тень уже существовала за миллиарды лет, прежде чем высшие вообще осознали, кем являются.

— Я вас не понимаю…

— А я предупреждал, — развёл руками Филипп. — Но не печалься — понимание придёт к тебе. Очень скоро. Обрушится не несокрушимой лавиной, выбьет из твоей головы последние сомнения, и тогда… кхм… вот, скажи мне, юноша, как ты сюда попал? Новая волна колонизаторов?

— Вообще-то нет. Это долгая история, очень странная и запутанная.

— У нас есть время. У нас есть вечность.

Ник некоторое время колебался, борясь с желанием встать и уйти на поиски оставшегося в живых после падения епископа, но словно чья-то тяжёлая рука держала его, не давая сдвинуться с места.

И пилот рассказал всё. О том, как пережил собственную смерть. О покупке, а, точнее, бесплатном приобретении «Панацеи». О том, как дал своему бортовому компьютеру механическое тело на Виктории. О событиях на Колорадо и Тризисе. О его полёте на Дирт Пул и сборе боевого звена. О прибытии сюда, на Шедоу. О том, что всё пошло совсем не по плану. О страшной бледной девочке.

Ни один мускул на лице старика даже не дрогнул. Он ничуть не удивился услышанному, словно подобное происходило у него по нескольку раз в год.

— Мне всё ясно. Я могу тебе объяснить всё, юноша, если ты захочешь это услышать.

— Под ещё одну бутылочку пива — с удовольствием, — усмехнулся Ник и тут же замер с открытым ртом: Филипп щёлкнул пальцами, и в его руках появилась новая порция элитного алкогольного напитка. Бутылка перекочевала в объятия пилота, и тот дрожащим голосом спросил: — Как?!

— Просто пей.

Пилот, приложившись к пиву, стал внимательно слушать новый рассказ Филиппа, стараясь не упустить ни малейшей детали.

— На Шедоу нет разумной жизни. Шедоу — и есть разумная жизнь в каком-то смысле. Да-да, не делай такие глаза — я предупреждал, что услышанное тебе не придётся по нраву. Шедоу — это физическое воплощение самого неприятного чувства — страха. По каким-то неведомым причинам, страх, принявший обличие планеты, желает вырваться на свободу. Но этот муравьед сейчас очень слаб, юноша, да настолько, что ему приходится прибегать к помощи маленьких муравьёв, таких как ты или я.

— Я не муравей, — слегка обиженно отозвался Ник.

— Разумеется. Это всего лишь сравнение.

— Шедоу убивает страхом. Точнее сказать, проверяет. Если человек или иное другое разумное существо, попавшее на планету, переживает свои самые страшные фобии, то он становится новым вместилищем для всего этого маленького театра. Сам того не понимая, человек вмещает в себя все людские страхи, которые вообще можно себе вообразить, и летит к остальным представителям своего вида. Там из него и вырывается эта кутерьма, мгновенно убивая всё живое, воплощая страхи в реальность. Заметь, какой сервис: к каждому умирающему подходят отдельно, высматривают в его черепушке самые потаённые фобии и вытаскивают их наружу. А теперь слегка отвлечёмся. Я незнаком с твоей командой, с твоим звеном, но хочу спросить: как думаешь, кто из них имеет самые ужасные страхи? Самые невообразимые, и, порой, опасные для окружающих в данных условиях?

— Епископ?.. он говорил, что видит Ад…

— Мне жаль святого отца. Но своим жизненным путём он сам выбрал собственную фобию. И вряд ли отец Эдвард продержится, как ты говоришь, в Аду дольше нескольких часов, хотя, всё зависит от того, как он себе это место представлял.

— Стоп! Вы говорите, что люди без фобий переносят страх на другие планеты. Так?

— Не люди, а человек. Это одноразовый процесс, переносчик транспортирует сразу всю сущность этой планеты. Но! Но всё это только теоретически. Практически же ещё ни один счастливчик не выбрался с Шедоу, даже имея возможность вместить в себя Страх.

— И почему же?

— Я, как видишь, жив-здоров. Так уж вышло, что я однажды поборол свою фобию, и стал пригодным для их целей. Да только вот выбираться отсюда мне было не на чем. Корабль разбился, а…

— Вы ведь создаёте предметы из ничего! Как так? Разве вы не можете создать судно?

— То-то и оно, что не могу. Шедоу, словно извиняясь передо мной, подарила мне возможность жить целую вечность, а также воссоздавать всё, что я помнил в той, ещё человеческой жизни. Но и тут есть загвоздочка: лишь зная предмет от корки до корки, я смогу его представить и перевести в реальность. Строения межзвёздных кораблей, увы, я никогда не знал. Зато мне посчастливилось побывать отменным пивоваром…

— И вы выбрали именно такую жизнь? Земля, Солнце, зелёная травка… и три коттеджа?

— Это самые приятные воспоминания за всю мою жизнь. В земном аналоге этого места мы отдыхали всей семьёй. Я, жена, сын с внучкой…

Ник обхватил голову руками, сдерживая наступающую боль. Боль от новой и чересчур абсурдной информации.

— А что насчёт шаркеттов, — продолжал старик. — Я считаю, что они всё знают о Шедоу, и страстно желают выпустить Страх «погулять» по человеческим планетам. Но по каким-то неведомым мне причинам они этого сделать не могут, вот и хватаются за каждую возможность, вроде тебя и твоего робота.

— Теперь обо мне и роботе. Почему именно Седна? И отчего она стала разумной?

— Видимо, из тех людей, что приземлились на — как там? Ах, да! — на «Панацее», не осталось в живых никого. Вот Страх и наделил разумом твою знакомую, чтобы та смогла стать вместилищем. Но что-то пошло не так, и Седна, а, точнее, «Панацея» вырвалась и улетела.

— Это объясняет то, что планета зовёт её обратно. Да уж… а что с девочкой?

— Вот тут я не до конца уверен. Но знаю точно наверняка: она — телесное воплощение планеты, представшее перед тобой. И ты с ней ещё встретишься, юноша, я уверен. Только… только сможешь ли ты улететь?

Пилот покачал головой:

— Мой корабль разбит вдребезги. Хотя… Седна! Чёрт, да она же знает конструкцию «Панацеи» как свои пять пальцев, и…

— Ты знаешь, где она?

— Нет…

Филипп протянул собеседнику очередную бутылку пива:

— Тут уж ничего не поделаешь. Бледная девочка ещё придёт за тобой и заставит испытать твой самый страшный кошмар. Не выдержишь — умрёшь. Выдержишь — останешься здесь, как я, так как не сможешь улететь. Кстати, кроме меня на Шедоу в своих собственных мирках живут сотни обречённых на вечность людей…

Ник мгновенно оживился:

— И их можно увидеть?

— Конечно. Меня же ты увидел. Правда, я не знаю, каким образом, но всё же. Надо только знать, куда именно направляться, и путь сам выведет тебя к точке назначения. Но зачем тебе это?

— Я должен найти своё звено, — решительно заявил пилот. — Найти рухнувший авианосец и либо убедиться в смерти экипажа, либо помочь выжившим. Это мой…

— Долг?

— Это мой фатум. Это мой рок.

Ник встал с кровати и, кивком попрощавшись со стариком, выбежал из дома.

— Глупый, — прошептал в след Филипп. — Я всё правильно сделал?

— Правильно, — отозвался из пустоты тоненький детский голосок.

Он не понял, как очутился здесь. Ник просто бежал по автомагистрали, целиком и полностью погрузившись в мысли о Седне, сконцентрировавшись на её образе. «Она не должна была погибнуть! Не могла! — думал пилот, выбиваясь из сил».

Внезапно летний земной пейзаж сменился снежным. Повсюду шла страшная метель, ноги по пояс вязли в сугробах, а температура была стала низкой, что Ник мгновенно окоченел.

— Т-т-триз-зис, — сквозь зубы прошипел Пилот. — Это всё ненастоящее. Холод ненастоящий. Этого просто нет!

И, что странно, холод действительно отступил. Нет, отголоски его, конечно же остались, но дискомфорт волшебным образом исчез. Ник смекнул, что таким же образом можно увеличить обзор и попытался представить себе бесснежную равнину, но в этот раз у него ничего не вышло. Пилот пожал плечами и прикрыл лицо ладонью — ветер оставался всё таким же сильным, заставляя глаза истекать горячими слезами.

И всего через несколько минут он вышел прямо к обломкам «Персея».

— Твою ж мать…

В разгромленном состоянии авианосец казался ещё более величественным, чем в целом и рабочем. По крайней мере, именно чувство восхищения возникло у Ника, едва он смог рассмотреть сокрытую в пурге фигуру «Персея». Повсюду лежали разрозненные детали самых разных размеров, начиная металлическими болтами и заканчивая огромными пластами корабельной обшивки. Но самым неприятным зрелищем оказались трупы экипажа, разбросанные по всему разрушенному авианосцу. Большинство сгорело заживо, и их останки лежали в самых разных позах: стало ясно, что перед смертью все они безумно мучились. Некоторые были лишены конечностей — руки, ноги и даже головы встречались отдельно от тела. Алая, словно заря, кровь, застилала всё вокруг.

Засмотревшись с поражённым видом на мертвецов, Ник не сразу заметил стоящую неподалёку бледную девочку, отчётливо видимую даже в такую погоду.

— Эй, ты, — закричал пилот. — Не вздумай исчезать! У меня к тебе, сволочь, несколько вопросов!

Но девочка, едва заметно улыбнувшись, тут же растворилась, оставив бывшего капитана «Панацеи» наедине со своим страхом.

Ник забрался на огромную балку, торчащую из снега, чтобы лучше рассмотреть степень разгрома. Хотя, смысла в этом особого не было: корабль восстановлению явно не подлежал. Возможно, поработай над ним в течение года команда механиков, они смогли бы привести его в мало-мальски годный вид, но у Ника не было в запасе ни бригады рабочих, ни времени.

Забравшись на самый верх балки, пилот стал отчаянно вертеть головой в поисках Седны. Ничего, что могло бы напоминать девушку или её останки в пределах видимости не находилось, и Ник, спрыгнув вниз, медленно залез сквозь дыру в обшивке во всё ещё горящий остов авианосца.

Внутри было темно, глаза к недостаточности света привыкли не сразу. А когда привыкли, было уже поздно.

Из темноты, сидя перед чьим-то обгоревшим и обглоданным телом, истекала слюной белая, как снег, Санджана. Она взглянула на пилота горящими красным злобой глазами, и из её оскалившейся пасти упал на покрытый копотью пол кусок окровавленной человечины.

Собака зарычала, пока не предпринимая никаких действий, но Нику было достаточно и этого. Из него будто вытягивали наружу самый ужасный кошмар — боязнь собак, кинофобию.

Пилот замер, как вкопанный. Он молча наблюдал за тем, как Санджана оттолкнула от себя изгрызенное тело и медленно, но решительно направилась в сторону Ника. Страх залил глаза, лишив дара речи и заставив тело застыть на месте.

— Причём тут я? — проскочила в его голове вполне резонная, но слегка несвоевременная мысль. — Я ведь… чёрт… долбанные шаркетты! Меня-то зачем?!

Собака оскалилась, исторгнув злобное рычание. Её тело сжалось, словно пружина, и всего через мгновение она прыгнула. И вот она уже летит, выпустив вперёд когтистые лапы, раскрыв усеянную окровавленными зубами пасть. Время для Ника замедлилось в сотни раз, колени усиленно затряслись, а пальцы сами собой сжались в кулаки. Но в то же время пилот каким-то образом понимал, что сдвинуться с места, а уж тем более применить силу против своего страха он не сможет.

Ник крепко зажмурил глаза, уже чувствуя возле своего лица пахнущее смертью дыхание Санджаны.

Громом на уши обрушился оглушительный выстрел. Пилот ещё долго не открывал глаз, чувствуя и слыша, как сбитое с траектории прыжка тело собаки улетело в сторону и врезалось во что-то металлическое. Вытерев с лица кровь Санджаны, он рискнул взглянуть на своего спасителя, уже догадываясь, кто им может быть.

А, увидев ту, которая спасла его от верной смерти, Ник истерически рассмеялся и прошептал её имя одними лишь губами.