Сдаю комнату в коммунальной квартире (СИ)

— Вы точно его потушите, да? Мне пожара не нужно!

— Не беспокойтесь, — взглянул на меня Феликс. — Все будет нормально. Нам тоже не нужно пожара. Извините.

Максимилиан не произнес не слова. Я потянула Барона за ошейник. Вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Ничего себе научный эксперимент! У полковника и то тише гуляют. А тут вся разница, что без музыки. Зато с пожаром. Я кое-как затолкала возмущенного Барона на место, уселась на диван. Какое счастье, что этого позора не видел никто из соседей! Как бы я им объясняла случившееся? Понимаете, Макс случайно бросил петарду в Феликсов макет и они из-за этого подрались…

— Извините, — без всякого стука заглянул ко мне Феликс. — Мария Александровна, а как у вас можно нагреть немного воды?

— Вы хотите тушить каюк горячей водой? — уточнила я, пораженная тем, что он наконец-то запомнил, как меня зовут.

— О, нет, что вы! — улыбнулся он. — Там уже ничего не горит. Если хотите, можете проверить. Я просто хотел сделать компресс. Макс очень сильно ударил меня по лицу. Я боюсь, что глаз заплывет, и мне будет неудобно работать. Но, если вас это затрудняет…

— Нет-нет, — подскочила я.

На красивую физиономию Феликса было действительно страшно смотреть. Ухо как вареник, скула разбита, на лбу здоровенная ссадина. Здорово Максимилиан его отделал!

Я поставила на газ чайник. Феликс завертелся вокруг меня, еще несколько раз извинился за пожар и драку. Пришлось простить — чего уже ломаться, знала, кого жить пустила. Он приободрился и стал клянчить у меня какую-нибудь тряпку для компресса. Я сказала ему, что выдавала Максимилиану стопку полотенец, который он клятвенно обещал вернуть. Но Феликс покосился в сторону маминой комнаты и шепотом признался, что пока не хочет туда заходить.

Я еще раз посмотрела на его разукрашенную физиономию и понимающе кивнула. В результате он расположился на моем диване, смачивая полотенце в тазу, куда я время от времени подливала очередную порцию кипятка. Надувшийся Барон недовольно за ним следил. Минут через пятнадцать в комнату молча заглянул Максимилиан. Под глазом у него красовался солидный синяк, а губа была рассечена. При виде нашего импровизированного лазарета он хмыкнул и захлопнул дверь. Феликс жалобно на меня посмотрел, пробормотал:

— Еще раз извините, Мария Александровна.

— Чего уж там, — махнула я рукой. — Хватит извиняться. Лучше объясните, из-за чего вы подрались? Или это страшная тайна?

Он опять заулыбался. Компрессы не привели его физиономию в достойный вид, но глаз, до этого стремительно затекавший, вроде бы оставался в одном и том же состоянии. Но в таком виде он мне нравился даже больше, чем в киношном варианте. Подпорченная красота упростила общение.

— Да чуток и из-за вас, — хихикнул он.

Я удивилась и потребовала подробностей. Оказалось, что пока мы катались на море, Феликс нашел вещь, которую они искали. Но она уже сменила владельца, а тот получил ее законным путем. Заплатил за нее деньги. Для того, что бы получить вещь назад, ее надо было или выкупить, или убить нынешнего владельца. Убийство нежелательно по многим причинам. Проще выкупить.

Расклад портила маленькая деталь — сидя в моей комнате, Феликс не мог вынуть из кармана требуемую сумму. Не мог он и отойти от каюка, чтобы не сбилась настройка. Тогда он позвонил Максимилиану и попросил его сходить домой за деньгами.

Деньги были доставлены в комнату через полтора часа. Братья пошли за своей вещью и обнаружили только труп владельца. Поиск зашел в тупик. Теперь все надо начинать сначала.

— А драка? — нахмурилась я.

— Я напомнил Максу, что мы заключили соглашение. Я занимаюсь поиском, а он берет на себя вопросы безопасности.

— Да, он мне это говорил, — блеснула осведомленностью я.

— Он говорил вам, какую цену за это запросил? — усмехнулся Феликс.

— Нет.

— Он забирает вещь себе.

— А?..

— А я убеждаюсь, что моя методика поиска работает, и с уже отлаженным вариантом каюка начинаю искать другую вещь. Без пробного эксперимента модель не усовершенствуешь, — вздохнул он. — Проще отдать Максу венец. Я потом себе кубок поищу. Если получится…

Я потрясенно молчала. Нет, я и раньше знала, что все услуги имеют свою цену. Но рассказ Феликса звучал жестко.

— Простите, я отвлекся от темы. По условиям нашего соглашения он должен был находиться здесь, в пределах досягаемости. Я знал, что мы можем столкнуться с вопросом выкупа. И собирался сам сходить за деньгами. Видите ли, я хожу через Прорву свободно. Тамошние обитатели — мои дальние родственники по материнской линии. Они не трогают таких, как я. А Макс затратил на дорогу в четыре раз больше времени. И все потому, что повез вас кататься.

— Это было необходимо, — проблеяла я.

— В этом не было никакой необходимости, Мария Александровна, — скривился Феликс. — Он мне сам заявил — я запарился тут сидеть, хочу развеяться. Он развеялся, из-за его расхлябанности мы потеряли вещь, а когда я ему это сказал…

Он опять опустил полотенце в воду. Я тупо смотрела на него. Прорва… Дальние родственники по материнской линии. То-то у него глаза такие мерзкие без линз! Какой кошмар… я же спала с ним в одной кровати!

— Я стал вызывать у вас отвращение? — угадал мои мысли он. — Меня это не удивляет. Прорва у всех миров вызывает отвращение. Но родителей не выбирают, правильно? Я сын своей матери и ничего не могу изменить. И я незаконнорожденный сын своего отца. В отличие от Макса. Просто, когда мне было семь лет, папаша ни с того ни с сего воспылал ко мне любовью и забрал меня в свой замок. Где спаянный коллектив его сыновей от двух браков кормил меня на завтрак опилками вместо овсяных хлопьев. Впрочем, я заболтался. Вам это знать совсем не нужно. Извините, я пойду работать.

Он швырнул полотенце в таз и вышел из комнаты. Меня окатило брызгами. Я проводила Феликса ошеломленным взглядом. Да, ну и расклад! Называется — хотела что-нибудь о них узнать, вот и узнала. Теперь сиди, переваривай. Если Феликс не врет, а мне почему-то показалось, что он не врет — ему-то пришлось и о себе сказать гадость, то Макс далеко не такой белый и пушистый, как выставляется. Вещь, которую они ищут, для них достаточно ценна. И если он ее получает в качестве оплаты за работу, он с Феликса пылинки должен сдувать. А не кушать пирожки у моей бабушки, нахваливая соседское парное молоко, что он сегодня утром делал.

Услышав отдаленный грохот, я выскочила в коридор. Лиза с ведром воды направлялась в мамину комнату.

— Уже все смела, сейчас пол протру, — доложила она. — Это ж надо… Все мужики одинаковые — нажрутся и в постели курят.

Я посмотрела на скособоченный макет Кремля, упакованное в пакет обгоревшее одеяло. Все веревки и железки были аккуратно сложены на кровать. Максимилиан сидел на подоконнике, копаясь в жестянке с леденцами. Я покосилась на яркие шарики сочных цветов. Он перехватил мой взгляд и предложил:

— Возьмите, Мария Александровна. Я же у вас все время сахаром одалживался.

Я уже протянула руку, чтобы взять одну. Чисто из любопытства. Не каждый день конфеты из другого мира предлагают. Но тут мой взгляд упал на Феликса. Он стоял в углу, скрестив руки на груди, и рассматривал каюк с каким-то обреченным выражением лица. Мне почему-то вспомнились опилки и парафиновая груша. Я отдернула руку.

— Не хотите, как хотите, — пожал плечами Максимилиан. — Лизонька, ты, как пол домоешь, постираешь мне носки, хорошо?

— Ой, ну что ж с тобой делать! — вздохнула она. — Снимай, постираю.

Максимилиан стащил кроссовки, не развязывая шнурков. Снял носки и бросил на кровать.

— А трусы? — спросила Лиза. — Чтоб ты через полчаса опять не прибежал. Я два раза растеваться не буду!

Максимилиан взглянул на меня наглыми карими глазищами. Слез с подоконника и расстегнул «молнию» на джинсах.

— Сейчас сниму, Лизонька, — ласково пообещал он и потянул вниз джинсы вместе с трусами.

Я поспешно вышла из комнаты, не желая смотреть этот странный стриптиз. И задумалась над своим отношением к делу. Просто Максик с рожками, значит, не вызывал у меня никакой особой брезгливости. Чуть сама у бабушки к нему в постель не влезла. А Феликс с рыбьими глазками — уже не то. Ладно, Лиза, Роза. Те хоть не знают, кто перед ними! Но я-то хороша! Нет, надо держать себя в руках, а то так и до зоофилии недалеко. Все. Встретилась в коридоре, поздоровалась, два раза в день ненароком проверила, что они пожара не устроили. Никаких личных контактов.

До одиннадцати вечера мои отношения с рогатыми квартирантами проходили по выработанному мной плану. Я кивнула Феликсу, столкнувшись с ним возле туалета, и не стала тушить горелку на плите, когда меня об этом попросил Максимилиан. Спокойно забрала чайник и ушла с ним в комнату. Благо, мне теперь было чем заняться. Я включила ноутбук и нырнула в бездны экономической стратегии. Время летело незаметно. Барон понял, что от меня толку не добиться и сходил на прогулку сам. Заглянувшей Розочке я, не отрываясь от игры, сообщила, что стакан сахара занять не могу, потому что не помню, где у меня лежит сахар. Это ее настолько потрясло, что она удалилась без привычного нытья «Ну дай, а то у меня совсем нету». В начале двенадцатого в дверь опять кто-то тихо постучал, и я крикнула «Войдите!» в полной уверенности, что это кто-то из соседей хочет занять соль или спички. О существовании братьев из Казани я, честно говоря, малость подзабыла.

Появление на пороге Феликса стало для меня почти сюрпризом.

— Извините, что я вас беспокою в столь поздний час, Мария Александровна, — заговорил он. — Но мне опять требуется ваша помощь.

— Еще воды? — недовольно спросила я.

— Нет, — замялся он. — Совсем другое.

Мне почему-то померещилось, что он не может найти туалет, и я потрясенно на него уставилась. Надо же, какая рассеянность! Ведь я его там сегодня точно видела.

В полумраке комнаты, освещенной настольной лампой и дисплеем, его лицо стало завораживающе красивым. Он улыбнулся и у меня в голове вновь закопошились грешные мысли.

— Я прошу вас пройти или к нам в комнату, или, если вы по каким-то причинам не хотите туда заглядывать, выйти во двор. Я покажу вам здание, шпиль которого виден из окна. И вы мне скажете, что там находится. Пожалуйста, это займет всего несколько минут!

— Конечно-конечно, — согласилась я. — Никаких проблем. А… Максимилиан там?

— Нет, — мотнул головой Феликс. — Он у вашей горничной.

Ах, у Лизы, догадалась я. Отлично, надо заглянуть в комнату и проверить, нет ли пожара.

— Не хочу выходить во двор, — сказала я, сняла очки и потерла уставшие глаза. — Холодно.

Он предупредительно распахнул передо мной обе двери. Подвел к окну и попросил позволения выключить свет, чтобы было лучше видно здание. После щелчка выключателя комната озарилась слабыми всполохами каюка.

— Починили? — вежливо спросила я.

— Почти, — вздохнул он. — Я попробовал другие блоки. Скажите, что — вот там?

Я проследила за направлением его пальца и нервно сжала очки, которые держала в руках. Что же я дура-то такая! Шпиль у мамы из окна один виден.

— Это городской краеведческий музей, — медленно проговорила я.

— Благодарю, Мария Александровна, — прошептал Феликс.

Склонился к моей руке и осторожно ее поцеловал. Я посмотрела на музей, на его куртку. Взяла его за ухо и спросила:

— Феликс! Куда это вы собрались на ночь глядя?

Он невинно на меня посмотрел.

— Куда собрались, спрашиваю? Вы, часом, не музей грабить надумали?

— Если вы сейчас бросите зажигалку в соседний двор и попросите, чтобы я вам ее достал, я этот двор ограблю? — заулыбался он.

— М-м-м… — задумалась я. — Нет, не ограбите, но незаконно проникнете на чужую…

— Значит, я собираюсь незаконно проникнуть в музей, — он извернулся и поцеловал мне запястье.

— Феликс! Это нехорошо!

— Я знаю.

Я хотела ему объяснить, что это не просто нехорошо, а еще и опасно и чревато последствиями, но он наклонился и меня поцеловал. Поэтому речь я не смогла произнести по чисто техническим причинам. Выяснилось, что Феликс тоже целуется очень хорошо. Не хуже, а может быть даже и лучше, чем Максимилиан. Но жесткий край подоконника, впившийся мне в поясницу, изрядно испортил эротические ощущения. Через пару минут я не выдержала и стала от подоконника отползать. Феликс счел это сигналом «стоп». Отпустил меня и тихо извинился. Это было так трогательно, что я растаяла от нежности. И сказала:

— Я тебя одного никуда не отпущу!

— Что ты! Что ты! — он опять начал целовать мне руки. — Это опасно! И могут быть… всякие последствия.

Ну прям мои слова!

В общем, остановились мы на компромиссном варианте. Поскольку Феликс не хочет привлекать к делу Максимилиана — какие-то у него сомнения с вектором чпока, к музею мы идем вдвоем. Я остаюсь караулить снаружи, на лавочке в скверике. Наблюдаю, не заметет ли Феликса милиция. В случае неудачного проникновения я должна буду вытащить Максимилиана из Лизиной постели и объяснить ему ситуацию. Договорившись, мы тихо перебрались в мою комнату. Я порадовалась, что не переоделась в халат. Вытащила из шкафа униформу ночных походов — черный пуховик и шапочку. Зашнуровала кроссовки и сообщила Феликсу, что мы можем отправляться в путь. Барон смотрел на наши сборы прищуренными глазами, но ни рычания, ни ворчания из угла не доносилось. Мы еще разок поцеловались, причем без подоконника процесс затянулся надолго, и пошли на дело.

В коридоре нас ожидал сюрприз. Полуголый Максимилиан, прислонившийся к стене, ковырялся в зубах спичкой.

— Феликс! Ты Марию Александровну гулять ведешь? — притворно забеспокоился он. — Не поздно? Все уже закрыто, знаешь ли… И кино, и театры. И музей тоже закрыт!

Мне эта речь не понравилась.

— Почему именно в музей? — пошла в наступление я. — Может быть, мы просто целоваться идем на свежий воздух! Туда, где никто не подслушивает и не подсматривает.

— Неправда ваша, я не подсматривал, — нагло заявил он. — Я под дверью кашлял, просто вы не слышали. Заняты были очень.

Феликс еле слышно зашипел — да так противно, что я от него отпрянула. Попыталась сообразить, под какой именно дверью кашлял Максимилиан. Пришла к выводу, что разницы нет, и молча на него уставилась.

— Феликс, тебе будет лучше остаться дома и последить за вектором чпока, — сказал он, переходя на серьезный тон. — А я сейчас я оденусь и поведу Марию Александровну гулять. Без поцелуев. Чисто чтобы она развеялась перед сном. Договорились?

Наше молчание он принял за знак согласия и исчез в комнате. Феликс прошептал мне в ухо:

— Останься дома. Он проверит музей, и я приду к тебе.

В его шепоте прорывались те же нотки змеиного шипа, который минуту назад вызвал у меня дрожь. Ответить я не успела — одетый Максимилиан вышел из комнаты и подхватил меня под локоть и повел к лестнице.

— Знаете… — уперлась я. — Время позднее. Гулять расхотелось. Я, с вашего позволения удалюсь.

— Нет, Мария Александровна! — покачал головой Максимилиан, — Никуда вы не удалитесь. Сейчас мы с вами пойдем грабить музей.

— Ни за что! — с чувством ответила я.

Глава 10

— Вы уверены, что отключили сигнализацию? — нервно оглядела я темный холл.

— Не уверен, но это не важно, — махнул рукой Максимилиан. — Нам не угрожает никакая опасность со стороны властей. Куда же я проводник задевал?

Он порылся в карманах и бросил на пол бесшумно упавший комочек. Комок попрыгал, словно разминаясь после сидения в кармане, и повел нас в глубину музея. Мрачный коридор освещался оранжевыми сигнальными лампочками. Их тусклый свет отражался в глазах чучел, закованных в стеклянные кубы — это выстроились животные нашего края.

— Не торопитесь, Мария Александровна! — попросил Максимилиан. — Я хочу экспонаты осмотреть. Я редко хожу в музеи. Грех не воспользоваться случаем.

— Ищите свою вещь! — сурово сказала я. — В любой момент может приехать милиция и нам придется от них убегать!

— Заяц-русак, важный промысловый объект, его добывают ради шкурки и мяса.

Комочек вертелся под ногами Максимилиана, словно выслушивая надписи с табличек.

— Барсук — типичный представитель смешанных лесов.

— Прекратите паясничать! — потребовала я. — Это переходит все границы!

— Ой! Смотрите! Ой! Вот счастье-то какое…

— Что? Нашли? — всполошилась я.

— Да, да! — он потянул меня к витрине. — Смотрите! Как живая… Такая же рыженькая!

Я посмотрела на чучело лисы и нахмурилась.

— Вылитая Розочка! — продолжал подвывать Максимилиан. — Оранжевая, тощенькая и глазки зеленые! Я заберу это на память.

Не успела я открыть рот, чтобы потребовать вразумительных объяснений, как он размахнулся и со всей дури врезал по стеклянному кубу ногой. Куб слетел с подставки, увлекая за собой лисицу. И с оглушительным грохотом разбился на тысячи осколков.

— Розочка, девочка моя! — взволновался Максимилиан. — Ты же ушиблась!

— Псих! — заорала я.

Соглашаясь со мной, взревела сигнализация. Максимилиан, не обращая на это никакого внимания, полез доставать из осколков чучело лисы. Я сначала тянула его за куртку, а потом плюнула и побежала к выходу. Поздно! Навстречу мне, топая тяжелыми ботинками, неслась группа мужчин в серой форме и с автоматами. На ходу они переговаривались:

— Холл — чисто. Первый коридор…

Я повернула назад и наткнулась на Максимилиана, нежно прижимавшего к себе чучело. Он обхватил меня за плечи и весело сказал:

— Без паники! Вы что, полиции испугались?

Я рванулась, чтобы бежать в музейные залы и укрыться среди экспонатов, но за спиной требовательно гаркнули:

— Стоять! Руки за голову! Кто такие?

— Это я, — спокойно ответил Максимилиан.

— Кто — я? — выступил из темноты кряжистый дядька с автоматом и в бронежилете.

— Я, — повторил Максимилиан. — Не узнаешь, что ли?

Дядька внимательно осмотрел меня, Максимилиана и лису. А потом со священным ужасом спросил:

— Товарищ полковник… А что вы здесь делаете?

— Спецоперация. Давай, проводи меня к выходу.

— Слушаюсь! — откозырял дядька и повел нас в холл.

Из коридоров доносились голоса перекрикивавшихся полицейских. В холле скучал здоровенный двухметровый детина, державший автомат наизготовку. Я тихонько взвизгнула.

— Петрович! — нахмурился детина. — Это кто такие?

— Это мы! — доложил Максимилиан, обнимая одновременно меня и чучело Розочки.

— Товарищ полковник, а кто это с вами? — неуверенно спросил детина. — Ой! Люсенька… Люсенька, ну зачем же ты сразу товарищу полковнику жаловаться пошла? Я же пообещал, что женюсь!

— Мы уходим, — сообщил ему Максимилиан. — Все нормально.

— Люсенька… — тихо проскулил детина и отступил, освобождая нам выход.

Я вышла на крыльцо музея. Вдохнула холодный ночной воздух и бросилась бежать к дому изо всех сил.

— Мария Александровна! — крикнули за спиной. — Я не успеваю, я же Розочку несу!

Я обернулась на бегу. Действительно, догонявший меня Максимилиан так и не расстался с чучелом лисы. Остановилась я только во дворе, после того, как он захлопнул калитку. Рухнула на лавочку под окнами Андрея и захлюпала носом.

— Что такое? — удивился он. — Вам не понравилось? Давайте вернемся. Можно еще зайца взять. Или барсука. Одно плохо… Той вещи, которая мне нужна, там нет. Зато сувениров навалом!

— Какого лешего я вообще с вами поперлась? — простонала я.

— Адреналин погонять. Вы сидели, скучали, в ноутбук посматривали, а тут такая возможность взбодриться! Пользуйтесь, пока я здесь. Можем банк какой-нибудь ограбить, если хотите.

В голове у меня что-то щелкнуло. Я медленно спросила:

— То есть, вы?.. Вы можете кого угодно заставить увидеть что угодно… то есть?..

— Я — убеждающий, — спокойно ответил он. — У меня прекрасные врожденные способности и отличная тренировка.

— Именно поэтому вам запрещено ходить по мирам?

— Ну да, — кивнул Максимилиан. — Представьте, что я мог бы натворить здесь за три дня при отсутствии моральных принципов?

— Вы ничем не лучше Феликса, — отодвинулась по лавочке я. — А может быть, даже и хуже…

Он погладил лису и ухмыльнулся:

— Не судите нас человеческими мерками. Как вы мне говорили? Со своим монастырем в чужой устав…

— Не смешно, — отрезала я и встала с лавочки.

Он немедленно посадил рядом с собой чучело. Я побрела к подъезду.

— Мария Александровна! — пробурчал он мне вслед. — Хотите — верьте, хотите — нет. Но с вами я работал только один раз. Чуть-чуть успокоил, когда у вас истерика была. Перед отъездом к маме. Все остальные поступки вы совершали по своей воле. Вы мне верите?

— Не знаю.

Он помахал мне рукой, обнял чучело, стал ему что-то нашептывать. А я подумала, что завтра переберу всех знакомых и перееду к кому-нибудь погостить на пару дней. Врет он все насчет поступков по своей воле! Я девушка… нет, не так. Я женщина в возрасте, в очках, серьезная, культурная, можно даже не постесняться слова «интеллигентная». Я по своей воле музей грабить не пойду! Это он меня заставил, а теперь признаваться не хочет.

Барон, которому я коротко изложила эти соображения, начал гадко ухмыляться. Такое поведение преданного пса меня смутило. Я позорно спряталась от его ехидного взгляда под одеяло и незаметно уснула.

Утром меня разбудил телефонный звонок. А! Мадам Колокольчикова! Весьма кстати, надо отметить. У этого семейства запросто можно перекантоваться пару дней.

— Привет, Жанна! — сказала я. — Как вы там? На дачу съездили? Игорек много рыбки наловил?

В ответ трубка разразилась потоком грубых слов о пьянках на свежем воздухе вообще, на личной даче в частности, а уж о гостях, посещающих эту дачу…

— Жанночка, дорогая! — радостно взвыла я. — Как интересно! Давай встретимся, и ты расскажешь мне все в подробностях! Я по вам ужасно соскучилась! И Барон тоже.

Я подтащила к себе пса и стала идиотски сюсюкать:

— Гавкни тете Жанне в трубку, детка!

Клоунада дала плоды: семья Колокольчиковых пригласила меня в двенадцать часов на совместный выгул собак возле реки.

— Посидим в кафешке на берегу, кофейку вмажем, — орал в трубку Игорь, сменивший Жанну. — Только… у тебя деньги есть?

— Навалом! — завопила я в ответ. — Вмажем-вмажем!

Колокольчиков обрадовался и взял с меня слово не опаздывать. Я поклялась, наскоро привела себя в порядок и занялась сборами. Где моя большая серая сумка? Надо взять с собой самое необходимое. Я швырнула в нее телефонную зарядку, набор расчесок, пачку бумажных носовых платков и задумалась. Брать или не брать зубную щетку? Я ведь иду гулять с собакой… Возьму. Скажу Жанне, что это запасная в сумке валяется.

Я выглянула за дверь и встретилась с внимательным взглядом Максимилиана. Пошел он к черту! Или в Прорву, или куда у них там посылают. Стук в дверь раздался немедленно.

— Посмотрите, как красиво! — потребовал Максимилиан, когда я высунулась во второй раз, и потащил меня в мамину комнату.

Я мимоходом поздоровалась с Феликсом. Осмотрела чучело на шкафу. Согласилась, что оно невероятно оживляет интерьер, и продолжила собираться. Упаковав вещи и скормив завтрак Барону, я призадумалась. Река. Полчаса до моста — быстрым шагом. Может, не стоит менять шило на мыло и лезть в зубы к псам? Но Колокольчиковы нигде, кроме реки с собаками не гуляют. Сладкая парочка держит четырех дворняжек — двух крупных кобелей и двух кудлатых недопесков. Стая организовалась сама собой, когда Колокольчиковы купили дом — завалюху, зато с земельным участком. Сначала Жанна прикормила Тузика. Через год у Тузика появился приятель Покер, которого сбила машина. Жанне стало жаль симпатичного пса валявшегося на обочине, и она приволокла его отлеживаться к своему крыльцу. Именно там Игорь теперь построил будку. Ну, а Джокер и Прикуп пришли сами по себе. Пришли и стали жить. Соседи регулярно жалуются на Колокольчиковых участковому, но закона, запрещающего держать дома четырех дворняжек, городская Дума еще не издала. Жанне с Игорем пришлось купить поводки и намордники для Покера с Тузом, и на этом претензии участкового кончились. Так что можете себе представить, какое дивное зрелище представляет семья Колокольчиковых, двигаясь на выгул собак! Поневоле начнешь искать укромные места на лоне природы.

Я вспомнила размер кулаков Игоря, подсчитала общее количество собак и решила, что мы можем затоптать даже взвод ОМОНа. Стрелки часов неумолимо приближались к двенадцати. Я оделась. Прицепила Барону поводок, заперла свою дверь и крадучись покинула квартиру. Беспокоила меня только возможность пожара в маминой комнате. Но сидеть с ведром воды наизготовку занятие глупое. А если что-то произойдет, и у Лизы, и у Жеки есть мой номер телефона. Кстати, он есть и у Амалии с Розочкой.

На улице мы с Бароном повеселели. Припекавшее на открытых местах солнце, легкий ветерок, безумная синева неба и чудный запах распускающейся листвы. Май, май! Впереди — изнурительная летняя жара, комары, вонь раскаленного асфальта. Нет, гулять можно только сейчас или в начале осени.

Я увидела высокого плечистого Игоря, завопила и замахала рукой. В ответ дружно залаяла карточная стая. Я спустила Барона с поводка. Он помчался к приятелям, виляя хвостом. А я присмотрелась к Игорю и удивилась — черт возьми, а силуэт и габариты, как у Максимилиана. Стоп! Я для чего гулять вышла? Чтобы выкинуть своих квартирантов из головы.

— Рад, рад! — мощно взревел Колокольчиков, сжимая меня в объятьях. — Жаль, ты с нами на дачу не поехала!

— Не слушай его! — лениво проговорила Жанна, сидевшая на парапете. — Ты оказалась умнее всех, Маша!

Маленькая Жанна всегда напоминала мне черную нахохлившуюся ворону, каркающую из-за спины дрессированного мужа-медведя. Некрасивая, злая к людям, добрая к собакам, Жанна вертит Игорем, как хочет, не уставая напоминать каждой встречной женщине:

— Это мой муж! Муж! Колокольчиков — мой законный муж!

Вот и сейчас. С чего мы начинаем беседу?

— Тебе хорошо, — вздыхает Жанна. — Не захотела и не поехала. А я мужа бросить не могу. Я должна его поддерживать в трудную минуту.

Хороша трудная минута — пьянка на даче. Да Бог с ней, с Жанной, пусть говорит, что хочет.

— И тогда я сказал соседу: если моя жена и твой забор несовместимы, у тебя не будет забора! — сообщил Игорь.

Я покосилась на синяк под его левым глазом и ссадину на лбу. Кого-то мне это напоминает…

— А Жанна на чердак спряталась и оттуда через окошко кричит: «Бей его, бей!». Я и ударил. А их там трое оказалось.

Я слушала описание баталии краем уха. На глади реки играли солнечные блики. По пляжу, взметая тучи песка и пугая солнцепоклонников, носились наши собаки.

— А ты как? — спохватился Игорь. — Я все про нас, да про нас. Игнатов ноутбук привез?

— Да. Надо будет браться за работу. К пятнадцатому «Зори дачника» сдавать, а я еще материалы не забирала.

— Ты все возишься с этой мурой? — удивилась Жанна. — Я думала листок давно сдох!

— Листок сдохнет, когда вымрут дачники. А пока всем интересно, в каких именно пропорциях надо разводить помет, чтобы получить небывалый урожай свеклы.

Собаки погнались за одиноким кришнаитом. Колокольчиков долго надрывался, пытаясь призвать стаю к порядку, а потом побежал спасать бедолагу, спрятавшегося в кабинку для переодевания.

— Эх, Рэсси нет! — хихикнула Жанна. — Не ушел бы этот бритый живым, ох, не ушел!

Я смотрела, как Колокольчиков, держа Прикупа за шиворот, выманивает кришнаита из кабинки. Действительно, нет Рэсси. Ни Рэсси, ни Таньки. Таньки, которая меня и познакомила с Колокольчиковыми. Просто однажды затащила к ним в гости. Я тогда была в депрессии после развода со вторым мужем и бродила за Танькой по пятам, как бледная тень. Балаган Колокольчиковых, у которых мы невзначай задержались на двое суток — где четыре собаки, там и шесть, произвел на меня неизгладимое впечатление. Мы стали перезваниваться, иногда вместе гуляли. Не друзья, нет. Собачники. Чем они занимались, где работали, я толком не знала. Вроде бы Жанна — журналистка на свободных хлебах, а Игорь — агент по недвижимости.

— Ты о Таньке ничего больше не слышала? — повернулась к Жанне я.

— Нет, — замотала головой та и ринулась в атаку. — Я всегда тебе говорила, что она сумасшедшая, а ты мне не верила! И что? Уйти с приличной работы, расплеваться с любовником и отправиться на церковную паперть, потому что тамошние нищие — добрейшей души люди, а по батюшке можно платонически вздыхать! У нее папаша в психушке помер, я точно знаю!

— Все, Жанна, хватит! Я не хочу этого слушать! Если она мертва, перемывать ей кости — большой грех!

Жанна осеклась. С пляжа, словно уловив неладное, примчался Барон. Сел рядом, как изваяние. Только очень шумно сопящее и сглатывающее слюну изваяние.

— Надо собакам воды купить, — забеспокоилась я. — А то Барон сейчас попьет из реки и привет. Опять уколы делать в лечебнице.

Жанна пожала плечами. Такие тонкости ее не волновали. Их стая отличалась отменным здоровьем, и никакая зараза типа лептоспироза к дворнягам не прилипала. Я потянула Колокольчиковых к кафе — купить воды без газа Барону, какую-нибудь одноразовую миску для питья и кофе для всех в честь счастливого спасения кришнаита.

Выпив кофе, Колокольчиков, как я и ожидала, завел песню «В кафе хорошо, а дома лучше».

— Жанна сейчас картошечки пожарит, — излагал мне программу он, — Есть кастрюля шашлыка готового, с дачи привезли. Сядем во дворе, мангал разогреем. Как тебе предложение?

— Раз вы меня так вкусно покормите, жидкое к столу с меня, — приняла я условия игры.

Колокольчиков что-то пробормотал о складчине, но я отмахнулась.

— Пойдемте через новую набережную, — предложила Жанна. — Прогуляемся, на речку посмотрим. Выйдем на подвесной мост и домой.

Я на набережную идти не хотела. Оттуда открывался прекрасный вид на илистую отмель, по которой я первого мая волокла тушу Максимилиана подальше от ледяной воды. Но Жанне уже попала вожжа под хвост, и ее было не остановить. Пришлось брести в сопровождении собачьей своры по длинному раскаленному солнцем плацу вдоль забора стройки — на берегу реки сооружался спортивный комплекс. За годы строительства бетонный забор превратился в мемориальную стену памяти Виктора Цоя. Его украшали надписи типа «Цой жив», «Мы вместе!», и разнообразные рисунки аэрозольной краской, смахивавшие на хронику посещения стройки инопланетянами.

Миновав стену, мы вышли на тенистую аллею. Среди деревьев, то тут, то там стояли деревянные скульптуры, призванные облагородить окраину парка. Их изготавливал какой-то предприимчивый народный умелец. Стволы и пни поваленных и спиленных деревьев ошкуривались, подвергались обработке резцом и искусно раскрашивались масляной краской. В основном это были персонажи русских народных сказок — спаянные единым порывом бабка с дедкой, тащившие из земли корнеплод, косорылый Колобок в красной шапочке, похмельные свиньи в разноцветных штанишках и прочая сказочная нечисть вроде Бабы-Яги.

Любуясь скульптурами и находя во многих из них черты наших общих знакомых, мы с Колокольчиковыми доползли до набережной, засаженной чахлыми деревьями. Перед мостом призывными яркими грибочками покачивались зонтики кафе. Мы с Жанной ограничились ледяной минералкой, а Игорь заказал себе сок и квас. Я рассеянно смотрела на реку. Где-то там, на дне, лежит манок и дурит псов. Интересно, если поведать Жанне с Игорем всю эту историю, что они скажут? Посоветуют меньше пить? Или Жанна вспомнит, что шизофрения заразна и сочтет, что я подцепила ее от Таньки?

— Ах ты, гадина! Тварь такая! Не постеснялась сюда вернуться, ты ж на нее посмотри!

— Бабуля! С дуба упала, что ли? — рявкнул Колокольчиков.

Я посмотрела на источник шума и вздрогнула. Передо мной стояла худая, как щепка, старуха в плаще.

— Сумку украла, паскуда! — надсаживалась бабка, тыкая в меня пальцем. Из-за ее спины, не приближаясь, заливистым лаем вторила обмазанная зеленкой болонка. Наша собачья стая заволновалась и подбежала к столу. Я поспешно пристегнула карабин и намотала поводок Барона на руку. Издали на спектакль смотрела пара скучающих полицейских, а я знала, какие могут быть последствия из-за того, что гуляешь с собакой в общественном месте, не соблюдая правил. Как-то раз штраф платила, хватит.

— Бабка! — с трудом удерживая Туза с Покером за ошейники, заорал Игорь, — Вали отсюда, хорош чушь пороть!

— Ах, вы!.. — завизжала старуха, после чего перешла на отборный мат.

Семья Колокольчиковых, занятая борьбой с собаками — Жанна ухватила Джокера с Прикупом за хвосты, ответила ей встречным потоком ненормативной лексики. Перепуганный персонал кафе начал жестами подзывать полицейских. Те приблизились на безопасное расстояние и стали внимательно слушать вопли.

— Сумку сперла! Кобеля на Шарика натравила! Ах, ты!..

— Послушайте, женщина! — взмолилась я — Я вас в первый раз вижу, перестаньте говорить глупости.

Болонка перешла с лая на бессильную хрипоту, а старуха припечатала:

— Не узнала меня, значит? А я тебя, гадину, запомнила!

Несмотря на палящий зной, мне стало холодно до дрожи. Глаза старухи сверкали бешенством, облезлая болонка отдышалась и обрела голос. А что, если мы натолкнулись на патрульного? Может, он узнал нас с Бароном и устраивает скандал, пока не подтянется подмога? Что делать? Что же делать?

За воплями — Колокольчиковы вновь хором заорали на бабку, я едва услышала звонок телефона. Номер был незнаком, но кто сейчас подолгу ходит с одним и тем же номером?

— Это Максимилиан, — сообщила трубка. — Я купил себе телефон. Что там у тебя происходит?

— Собака со старухой говорит, что я украла у нее сумку! — перекрикивая всех, взвыла я.

— Где ты находишься?

— В кафе, возле подвесного моста.

Он что-то буркнул в сторону и пообещал:

— Буду через пять минут.

Я не стала ломать голову, как он собирается появиться здесь в указанный срок. Барон напрягся, дернул поводок и чуть не опрокинул меня на асфальт вместе со стулом. Я ухватилась за зонтик — благо, его основание было забетонировано, и истерически завизжала:

— Фу! Сейчас Макс придет, пусть он с ней разбирается!

Барон изобразил воспитанную собаку и послушно сел. Туз с Покером почему-то завыли. Бабка неожиданно осеклась и перестала материться. Собравшаяся вокруг толпа — еще бы, такой цирк! — начала оживленно переговариваться. Я, сгорая от стыда, уставилась на мост.

Из взвизгнувшего тормозами такси выскочил Максимилиан и побежал к нам, расталкивая прохожих.

— Расходимся, граждане! — властно приказал он, осмотрев толпу любопытствующих. — Все расходимся! Полиция, если хочет, может остаться.

Народ мигом улетучился, причем полиция покинула место происшествия в первых рядах.

— Барон! — посмотрел он на пса. — Уведи друзей гулять, пожалуйста. Мария Александровна, отпустите Барона. Братан, не держи собак. Они погуляют.

Игорь послушно убрал руки от ошейников Туза с Покером. Жанна смотрела на Максимилиана, как завороженная.

— Прошу вас, присаживайтесь, — предложил он бабке и подвинул свободный стул. Та недоверчиво поджала губы.

— Присаживайтесь, — повторил Максимилиан. — Я хочу услышать обвинения, которые вы высказали в адрес Марии Александровны.

Бабка плюхнулась на стул. Глаза у нее забегали.

— Сумку… — выдавила из себя она. — Украли.

— Говорите правду или я позову полицию, — пообещал он.

Кряхтя и охая, старуха призналась, что просто не ожидала увидеть у нас с Колокольчиковыми такое количество собак. Она привыкла высматривать определенные компании — прилично одетых людей средних лет, рядом с которыми крутятся породистые псы, закатывать скандал о собаке и сумке, получать деньги, затыкающие ей рот и удаляться. А тут из кустов дворняг-то набежало! И уже ясно, что денег не дадут — у всех руки собаками заняты, да отступать неловко. Привыкла, что хоть немного деньжат, но срубает.

— Ах, ты мразь старая! — побагровел Игорь.

— Забей, братан! — хлопнул его по плечу Максимилиан. — Бывает и хуже. Идите, мамаша. И смените рабочее место. Вам тут скоро морду набьют, несмотря на почтенный возраст.

Бабка шустро поковыляла по набережной. Следом семенил расстроенный Шарик.

— Отпразднуем победу? — встряхнувшись, спросил Колокольчиков.

— Брат, пойдем, я сначала за такси расплачусь, — предложил мой спаситель. — У меня там покупки на сиденье. Я по набережной ехал и вдруг чувствую — надо Марии Александровне срочно позвонить.

— Вы и есть загадочный брат из Казани? — отмерла Жанна.

Максимилиан поцеловал ей руку:

— Почему же загадочный?

Жанна зарделась и понесла какую-то чушь. Свистнув собак, мы вернулись к терпеливо ожидавшему такси. По пути все перезнакомились, забрали из машины одеяло, три комплекта постельного белья и пакет с упаковками носков и трусов. Игорь потащил всех в закусочную, расположенную за укромным плетнем. На столе появилась огромная сковорода яичницы. Максимилиан с Игорем дружно заработали вилками.

— Ты ж глянь на них! — неожиданно прыснула Жанна. — Похожи, как братья. Здоровые, наглые, чавкают. Даже морды набиты одинаково.

Действительно. У Максимилиана улетучились как властность, так и хорошие манеры. Он копировал поведение Игоря — немного пародийно, но это было заметно лишь при внимательном рассмотрении.

— Ты вообще по жизни кто? — спросил Игорь, отрываясь от яичницы. — Я — маклер.

— А я — брокер, — в тон ему ответил Максимилиан.

Оба заржали. Собаки, разлегшиеся вокруг стола, навострили уши. Барон посматривал на меня и улыбался. Похоже, он был счастлив — рисовался перед стаей своим знакомством с Максом и демонстрировал Максу свое главенствующее положение в стае.

— Одеяло, постельное белье, — заговорщически проговорила Жанна, когда Макс с Игорем отлучились по нужде, — Я понимаю, ты к нам в гости не пойдешь.

— Не знаю, — замялась я.

— Точно не пойдет, Жанна! — подмигнул подкравшийся Максимилиан. — У нас столько дел. Вчера в музей на экскурсию ходили. Сегодня… Не знаю, но куда-нибудь выберемся.

— Никуда не пойду! — твердо сказала я.

— Хорошо, — покладисто согласился Максимилиан. — Будем дома сидеть, чай пить.

Жанна расхохоталась. Я вскочила со стула. Барон подхватился, коротко гавкнул, прощаясь со стаей.

— До свидания! — процедила я Жанне и оторопевшему Игорю.

Максимилиан взял со стула пакеты, попрощался. Я быстро пошла вперед. Перебежала дорогу, рискуя попасть под машину, свернула в проулок.

— Мария Александровна! Куда вы мчитесь, как угорелая? Подумайте обо мне! Я же все время за вами что-то ношу — то ваше одеяло, то чучело. Мне тяжело!

— Вы! — возмущенно обернулась я. — Вы своим появлением с одеялом испортили мою репутацию в глазах знакомых!

— Вы не правы, — спокойно ответил он. — Своим появлением я вашу репутацию обелил. Подумайте сами, что бы рассказывала потом ваша приятельница, если бы не слышала чистосердечного признания бабки?

Я призадумалась. «Скорей всего Барон кинулся на этого Шарика, Машка не стала его отзывать, а бабка в суматохе потеряла сумку. Или кто-то сумку стырил, пока собаки дрались. Да знаешь, может, и Барон подобрал, и Машке принес, он же у нее дрессированный, не то, что наши дворняги…». То ли он украл, то ли у него украли…

— Вы заставили бабку признаться! — догадалась я. — Сама бы она в жизни не раскололась!

— Заставил, — улыбнулся он. — Мария Александровна, я же о вас забочусь. А вы убегать надумали, прятаться. Что бы вы делали у этих людей, скажите честно?

— Скучала, — вздохнула я.

— А со мной вам весело? — умильно спросил он, заглядывая мне в глаза.

— Весело, — рассмеялась я.

— Я рад, — важно сказал Максимилиан. — Чем бы мне еще вызвать ваше расположение? Скажите честно, и я сделаю все, что в моих силах!

Я поправила давившую на плечо сумку — кроме всяких мелочей в ней лежал килограммовый пакет корма для Барона, и предложила:

— Перестаньте придуриваться! Невозможно понять, какой вы на самом деле.

— Я? Я многогранный, — усмехнулся он, забрал у меня сумку и повесил к себе на плечо.

Дома нас ожидал неприятный сюрприз. Из распахнутого настежь подъезда ощутимо тянуло гарью. Наверху перекрикивались возбужденные голоса.

— Пожар! — выдохнула я. — Это Феликс, так я и знала!

Глава 11

Максимилиан побледнел. Мы, сталкиваясь друг с другом и наступая на Барона, понеслись по лестнице. Я с разбегу влетела в коридор, заполненный дымом. Наткнулась на полковника и заорала:

— Что? Где?

— Амалия кашу спалила, — сообщил он и двинулся на свежий воздух.

Я остановилась, прислушиваясь к витавшим в дыму голосам.

— Сколько можно? — надсаживалась Лиза. — Раз в неделю вы ставите кашу на плиту, идете смотреть телесериал и засыпаете. А мы задыхаемся!

— Нечего на маму орать! — вступила в скандал Розочка. — Сама никогда не готовишь, вот и не знаешь, что каша может пригореть!

— Нечего мне тыкать! Дорасти сначала, шалава!

— Ой-ой-ой! Двадцать пять лет в армии… Постыдилась бы афишировать, подстилка офицерская!

Сообразив, что идет разминка перед боем, я стала осторожно пробираться вперед. Надо открыть коридорное окно, чтобы вытянуло чад. Окно расположено рядом с моими дверями, и я смогу совместить общественное с личным — обеспечу доступ воздуха и попаду в свою комнату. Барон громко чихнул. Лиза от неожиданности посторонилась. Я проскользнула между разъяренными бабами и бросилась к окну. Разбухшая за зиму рама не хотела открываться. Я поднатужилась, дернула. Ох, как хорошо!

«Интересно, — подумала я, вдыхая чистый воздух. — Что будет делать Максимилиан? Ведь сцепились две его любимые девочки! Чью сторону он примет?»

Барон поставил лапы на подоконник и высунулся в окно. Я осторожно повернулась. Максимилиан так и стоял возле лестницы с моей торбой и пакетами в руках. Вид у него был совершенно обалдевший — похоже, к такой смеси вони и криков он оказался не готов.

«Ага! — ехидно подумала я. — Это тебе не красавиц на белом коне из пожара вытаскивать. Наш мир сам кого хочешь морально изнасилует. Особенно одна отдельно взятая коммуналка!»

— Ты! Потаскушка рыночная! Где пьешь, там и даешь!

— А тебе никто не наливает, вот тебе и завидно!

— Лизонька, можно я пройду? — спросил Максимилиан. — Мне тяжело с пакетами стоять. Я тут себе носков купил…

— Наконец-то! — огрызнулась Лиза, освобождая ему путь. — Каждый день одно и тоже — постирай да постирай.

— А ты прямо устала уже! — завизжала Розочка. — Гляньте на нее, люди добрые! Носки мужику постирать не может!

Максимилиан ускорил шаг. Протянул мне торбу и скрылся в маминой комнате. Я довольно ухмыльнулась.

— Кто бы вякал? Ты себе трусы и те не стираешь! Одно слышно — мама, куда вы чистые засунули?

— Ты мою маму не трогай!

Барон ткнулся мне в колено и недовольно забурчал. У собаки и то ума хватает, что отираться рядом с эпицентром скандала опасно. Могут привлечь в свидетели, а от свидетеля до обвиняемого один шаг. Мы спрятались в комнату под обещания:

— Вот я тебе сейчас патлы крашеные и повыдергиваю!

— А ну, подойди, подойди!

— Ух! — сказала я Барону.

Он еще раз чихнул и улегся на место. Я приникла ухом к двери.

— Да ты ему в трусы при всех лезла! Максик то, Максик се… Ты в зеркало по утрам смотришься? От тебя даже Жека сбежал, столько выпить не смог!

— А на тебя вообще никто не позарился, кошка драная!

На меня накатил приступ неконтролируемого злорадства. Я была уверена, что Максимилиан в данный момент точно так же подслушивает скандал под дверью. И от души пожелала, чтобы ему срочно захотелось в туалет. Будет прекрасный повод проявить способности убеждающего, продемонстрировать многогранность личности, а главное — явить миру хорошие манеры. Барон укоризненно на меня посмотрел.

— Детка! — пропела я. — Мы с тобой без всяких способностей по три раза на дню справляемся. Пусть попробует, каково это!

Драки не вышло, скандал утих. Минут через пятнадцать после окончания военных действий ко мне явился Максимилиан. Я посмотрела на его непроницаемую физиономию. Хихикнула и спросила:

— Как там Феликс? Не испугался?

— Он ничего не заметил, — хмыкнул Максимилиан. — Он работает. Мария Александровна, а где у вас приобретают недвижимость? Квартиры, дома?

— Зачем вам недвижимость? — заинтересовалась я. — Вы же ненадолго сюда пришли.

— Я хочу купить вам квартиру, — спокойно ответил он.

Слова прозвучали, как гром с ясного неба. У меня в голове промелькнула вереница образов. Тихая, уютная квартира. Я выхожу из ванной, накидываю прозрачный халат. Иду на кухню ставить чайник. Пояс халата развязывается, но меня это не смущает — Барона стесняться, что ли?

— Нет, — встряхнулась я. — Вы мне ничего покупать не будете.

Он взглянул мне в глаза. Я резко отвернулась. Только не хватает, чтобы он меня сейчас загипнотизировал… Меня душила злоба. Впервые в жизни я ощутила себя нищенкой, которой швыряют подачку. Милостивый барин обнаружил, что здешний хлев неудобен для проживания и соблаговолил прикупить чуток недвижимости для народа. Утречком еще все было замечательно, чучела по углам выставляли, а теперь горелой кашей завоняло, и у нас случился приступ благотворительности!

Я скрипнула зубами. Максимилиан сделал вид, что испугался и они с Бароном на пару принялись валяться у меня в ногах, вымаливая прощение. Цирк удался на славу. Они дергали меня за джинсы, стонали, охали, а потом повалили на диван и несколько раз насильно приносили тапочки. Отсмеявшись, я уже не могла понять, с какой стати я так взбесилась из-за квартирного вопроса.

— Мария Александровна! Вы больше не сердитесь? — замурлыкал Максимилиан, уловивший перемену в моем настроении.

В ответ я запустила пальцы в его густую короткую шевелюру и легонько подергала. Куда у него рога деваются все-таки? Ведь не скажет же правды, гад!

— Тогда пообещайте мне…

— Что? — я заподозрила подвох. Убрала руку за спину и скрутила фигу — на всякий случай. А вдруг что-нибудь пообещаю?

— Когда я разведусь с Джиллой и мы с вами поженимся, вы с Бароном переедете жить ко мне.

— Конечно, конечно… — расхохоталась я. — Непременно. Как разведетесь — сразу звоните. Я начну вещи укладывать. Или вы мне новые купите? По вашей моде?

— Как захотите, — серьезно сказал он.

— Лучше новые, — благосклонно разрешила я, разжимая фигу. — А то неловко по красивому замку в байковом халате гулять.

— Договорились, — подвел итог он. — Теперь к делу. Вы не раздумали искать свою пропавшую подругу? Если раздумали — скажите, нет…

Я подняла руку, призывая его к молчанию. За всеми ограблениями и пожарами у меня совершенно вылетело из головы, что именно я хотела дать Максимилиану для поиска Тани. Где-то я недавно натыкалась…

— О! — вспомнила я. — Носовой платок! Подойдет?

— Замечательно! — обрадовался он. — То, что нужно. Контакт с рукой и лицом.

— Сейчас найду, — заверила его я, подвинула кресло к шифоньеру и полезла в антресоль.

Часом позже я была вынуждена признать, что контакт с лицом и прочими частями тела куда-то испарился. Зато нашлась куртка от спортивного костюма, которую я потеряла два года назад.

За время поисков мы успели поругаться четыре раза. Ни за что не поверю, что в других мирах существует традиция нахлобучивать на голову старые бюстгальтеры, чтобы уши не мерзли!

Кофе пили в молчании. Я пыталась вспомнить, где именно я видела платок. Максимилиан вольготно разлегся на диване и заманил к себе Барона. У меня создалось впечатление, что они шепчутся и о чем-то сговариваются. После переговоров Барон недовольно хрюкнул — ему всегда удавался этот звук, слез с дивана. Осторожно ухватил Максимилиана за запястье и потянул.

Они переместились к нижнему ящику «стенки», в котором я хранила ненужные диски, запасные шнуры для компьютера и прочую техническую дребедень. Барон царапнул лапой дверку и перевел взгляд с меня на Максимилиана.

— Простите за нескромный вопрос… — озадачился тот. — А у вас есть фамильные драгоценности? Я грабить не собираюсь, просто не могу понять, что Барон имеет в виду. У вас есть колье?

— Нет, — сухо ответила я. — Ни колье, ни фамильных драгоценностей у меня нет.

— А что есть? — не отставал он.

Я достала из другого ящика сафьяновую коробку из-под серебряных ложечек и предложила:

— Любуйтесь.

В коробке лежали два золотых обручальных кольца — мое и Игнатова, серебряный крестик со сломанным ушком, несколько ракушек, зубочистка, серебряное кольцо с янтарем и пара пластмассовых клипс отвратительного зеленого цвета. Барон буркнул, открыл лапой дверку, возле которой стоял. Грохнула и рассыпалась стопка дисков. Я завопила:

— Фу!

Барон рыкнул и выбросил на пол коробочку с бабушкиным янтарем.

— Да, действительно, — растерянно сказала я. — Я его спрятала после того, как она…

— Она брала янтарь в руки? — склонился над низкой Максимилиан.

Я зажмурилась. Как быстротечна наша память… Таня. Танька. Да, Танька появляется без Рэсси. Она заходит ко мне и объявляет:

— Буду устраиваться на работу. Дай мне что-нибудь одеть, я верну! Мои вещи… кто меня в таком виде на работу возьмет?

Я невероятно удивлена поворотом событий. В свой прошлый визит, в ответ на мою просьбу что-нибудь изменить в своей жизни, она яростно орала, что не мыслит жизни вне паперти. Церковь — святое место, нищие — святые люди. Ей хорошо и она всем довольна. Бог дал ей квартиру, в которой она может приютить святых людей, а они за это помогают ей прокормиться.

А вот в последнюю нашу встречу она выглядела вполне вменяемой. Стала похожа на саму себя — человека, который был мне близок и дорог. Она качала головой и говорила, что по глупости потеряла целый год жизни. Радовалась тому, что встретила возле церкви бывшего сослуживца, пригласившего ее работать в новую типографию неподалеку от дома. Строила планы — расквитаться с долгами, освежить гардероб, на пару дней съездить к морю. Я была поражена переменой и охотно дала ей вещи для первого визита на службу. Она переоделась, повертелась перед трюмо. Ухватила лежавшую на тумбочке низку янтаря и приложила к шее.

— Не трогай! — крикнула я, ругая себя за то, что оставила янтарь на виду.

Великой ценности низка не имела. Много лет назад у бабушки были осложнения со щитовидной железой, и врач посоветовал ей носить на шее нешлифованный янтарь. За годы янтарь обкатался и стал похож на вишневые леденцы-таблетки, что подвигло меня в детстве разгрызть одну из бусин. В более сознательном возрасте я выклянчила у бабушки низку насовсем — проблемы со щитовидкой исчезли, и янтарь, запылившись, валялся в шкафу. К «фамильной драгоценности» я относилась бережно, не любила, когда ее кто-то брал в руки, а раскусив сущность Горшкова даже отвезла на время в Морской для сохранности.

От моего окрика Танька вздрогнула. Взяла с трюмо коробку, уложила в нее янтарь и осторожно пристроила под зеркало. Беседа скомкалась. Татьяна попрощалась и ушла, а я спрятала янтарь в дальний угол шкафа — мне почему-то казалось, что безумная подруга сейчас вернется и потребует одолжить его на пару дней.

Выходит, что она была последним человеком, державшим янтарь в руках. Я убрала коробку, не касаясь бусин, и больше не доставала ее из ящика. И не видела подругу.

— Очень хорошо, — кивнул Максимилиан в ответ на мой рассказ. — Попробуем — вдруг получится?

Он осторожно взял бусы за застежку и пошел к двери.

— Куда вы?

— Надо проконсультироваться с Феликсом, — объяснил он. — Я в этих делах разбираюсь на уровне серой посредственности. Когда-то давно что-то в школе учил… Как вы понимаете, все из головы выветрилось. А вы пока соберитесь в дорогу. Если мы получим результат, то сразу поедем искать подругу. По горячим следам.

Я проводила его взглядом и подошла к трюмо. Зеркало безжалостно отразило всклокоченные волосы. Мешковатый свитер, черные джинсы с вытертой позолотой — одежду для выгула собак и ограбления музеев. Ну и чучело!

Я заперла дверь, полезла в шкаф и стала придирчиво перебирать барахло. Вытащила симпатичные серые штанишки по бедрам, примерила их с коротким джемпером желтого цвета. Наряд обнажал плоский голый живот и в сочетании с причесанными волосами выглядел вполне сексуально. «Сдаю нежилые руины, фасад требует ремонта, цокольный этаж в отличном состоянии».

— Мария Александровна!

Я подкрасила губы помадой оттенка «золотой песок» и впустила изнывающих под дверью братцев. Максимилиан при виде моего наряда рассыпался в комплиментах, а Феликс, не глядя на живот, ринулся к монитору. Убрал в сторону клавиатуру, положил янтарь. Пристроил сверху стеклянный шарик и скомандовал:

— Вспоминайте!

— Что? — не поняла я.

— Кого ищете — того и вспоминайте.

Я тупо уставилась на янтарь. Таня… Я сижу на диване и рыдаю. Горшков выгреб деньги у меня из сумочки, мне не на что купить даже булку хлеба, чай закончился.

Распахивается дверь — это Танька с Рэсси на поводке. Она зовет Барона, запирает двери, запихивает меня и собак в такси и увозит к себе домой. Заставляет позвонить бабушке и признаться, что я второй месяц толком ничего не ем — Горшкову крупно не везет.

— Это она?

Я подняла глаза на выключенный монитор и обомлела. Таня, под ногами у которой вертится Рэсси, кормит… Страуса? Я подалась вперед. Изображение зарябило и исчезло.

— Она жива, находится в радиусе м-м-м… двухсот километров от центра поиска. Больше ничего сказать нельзя — отпечаток ее личности перебивается двумя носителями… Янтарь не ваш? — повернулся он ко мне.

— Бабушкин, — выговорила я.

— Заметно, — буркнул Феликс. — Или ищите по этим данным, или давайте мне другую вещь. Из этой я выжал все, что мог.

— Другой вещи нет.

— Тогда я пошел работать, — отмахнулся он. — Дел — навалом.

Я успела поблагодарить его спину. Погрызла ноготь и схватилась за телефон. На мой запрос «где покормить страуса?» поисковик сначала завис, а потом выдал перечень, который я зачитала Максимилиану.

— Зоопарк на Тропическом острове, станция юннатов и выставка экзотических животных при торговом доме «Мир счастья». Я, наверное, сначала на выставку, а оттуда маршруткой к юннатам…

— Мы, — поправил он.

— А ваше соглашение с Феликсом? Охрана и прочее?

— Сейчас самое главное — ему не мешать, — усмехнулся Максимилиан. — Он не может добиться устойчивой связи с объектом, бесится и выражается нецензурными словами.

— Пусть он сам подтвердит, что вас отпускает! — потребовала я. — Мне потом обвинения не нужны!

— Что он вам наболтал, пока морду отмачивал? — спросил Максимилиан.

Я посмотрела на него и осеклась. За кажущейся небрежностью вопроса таился вулкан страстей. Максимилиан мило улыбался, но в потемневших и прищуренных глазах проглядывала тщательно скрываемая злость.

— Ничего такого… — растерялась я. — Про опилки рассказывал, упомянул, что он — незаконнорожденный, а его мать э-э-э… из Прорвы. Это так? Или он мне соврал?

— Так, — скрипнул зубами Максимилиан. — Все так. Бедный незаконнорожденный мальчик, обремененный тяжелой наследственностью. Папин любимый сиротка, блин!

После этих слов он прошел в мамину комнату, распахнул окно, свесился вниз и заорал:

— Андрюха! Я машину возьму, ладно? Марии Александровне страусов охота покормить, я ее в страусятник свожу!

Андрей прокричал в ответ:

— Без проблем, братан. Красиво вы живете!

— Барон поедет с нами? — спросила я.

— Нет, — мотнул головой Максимилиан. — Я попросил его остаться и присматривать за Феликсом.

Я перевела взгляд на пса. Барон распушился и важно кивнул.

— Попросили?

— Попросил и он согласился.

Я решилась задать интересующий меня вопрос.

— С Бароном вы договариваетесь. Вчера очень лихо обвели вокруг пальца полицию — полковник, Люсенька…

— Они увидели в нас тех, кого выпустили бы при любых обстоятельствах, — пояснил он. — Я не знаю ни полковника, ни Люсеньки. С таким же успехом это могли быть генерал и Зиночка.

— Дело не в этом! Почему же вы от псов тогда бегаете? Внушите им что-нибудь, или как там это называется?..

— Животные, даже обладающие столь высокой степенью развития как псы, не поддаются внушению, — усмехнулся он. — Восприятие мира слухом и обонянием стоит у них на первом месте. Особенно обонянием. И принять Люсеньку за Зиночку они не могут.

— Ага… А балахоны? Убедите их утащить псов в другую сторону!

— Нереально. Они настолько тупые, что не поддаются никаким увещеваниям. Хуже рыб.

— Ситуация… — призадумалась я.

— Потому-то псы и патрулируют миры, — развел руками он. — Мы едем к страусам, Мария Александровна? А то неровен час Феликс поля стабилизирует, и буду я сидеть, как привязанный.

Вопросы о семейных взаимоотношениях я решила оставить про запас. Впустила Барона в мамину комнату, убедилась, что они с Феликсом относятся друг к другу лояльно, и пообещала скоро вернуться.

Выставка экзотических животных производила приятное впечатление. Вольеры были чистыми, животные веселыми и здоровыми. Натянутый между столбиками бархатный канат не позволял посетителям вплотную подойти к клеткам, украшенным табличками «Кормить животных категорически запрещено».

Я посмотрела на молодого человека в оранжевой кепке, поймавшего на лету карамельку, брошенную обезьяне, и убедилась, что обслуживающий персонал здесь на высоте. Таня кормила страуса не украдкой. Она стояла возле клетки с более крупными, чем здесь проволочными ячейками и протягивала птице спрессованный брикет какой-то травы.

Тем не менее, я поймала девушку в оранжевой кепке, вручила ей купюру и попросила уделить мне пять минут драгоценного времени. Девушка оказалась сообразительной, мгновенно уловила суть проблемы и твердо заявила, что работает при выставке со дня открытия, знает весь персонал в лицо и может поклясться, что тридцатилетней хозяйки эрдельтерьера Татьяны среди обслуги никогда не было.

— У нас старше двадцати пяти на работу вообще не берут, — извиняющимся тоном добавила она.

Я положилась на еле заметный кивок Максимилиана и поблагодарила девушку за то, что она нам очень помогла. Следующий пункт нашей поездки тоже оказался пустышкой. Станция юннатов прекратила свое существование неопределенное время назад. На огороженной сетчатым забором территории стояли разломанные клетки для животных и приземистое кирпичное здание без окон и дверей, судя по запаху, превращенное в общественный туалет.

Я приуныла. Мне стало казаться, что оторванный от работы Феликс устроил какой-то фокус, лишь бы мы от него отвязались, и поиски страусов ни к чему не приведут. Я поделилась своими сомнениями с Максимилианом. Тот, как ни странно, обиделся и закатил мне длинную лекцию о деловых качествах Феликса.

— Какие бы у нас ни были разногласия в личных вопросах, — вещал он, — его успехи, как ученого я оспаривать не собираюсь. Он — гений. Конечно, как у всех гениальных людей, у него трудности в быту и общении с окружающими…

— В чем это выражается? — кротко спросила я. — Пока что я не заметила особых странностей.

— Его еще никто всерьез не разозлил, — пожал плечами Максимилиан. — Вот если это произойдет — будет катастрофа. Остановить взбешенного Феликса — трудная задача.

— Вы же так ловко ему морду набили!

— Это было днем, — уклончиво проговорил он. — Днем с ним справиться проще. Куда нам сворачивать? Руководите. Я совсем запутался.

Я взглянула на дорожный щит. Велела поворачивать налево, через десять минут сообразила, что надо было поворачивать направо, попросила Максимилиана вернуться в нужном направлении переулком, после чего мы благополучно заехали в тупик. Пропетляв по лабиринту ухабистых улиц, мы кое-как выбрались на шоссе и поехали в сторону ТЭЦ.

Тропический остров — небольшой кусок земли посреди старицы реки, в которую круглый год сбрасывается горячая вода с электростанции. Лодочные станции пользуются популярностью летом и зимой — катание по парящей воде в морозный день считается особым шиком. За последние годы захиревший старый парк на острове обрел новую жизнь. Отстроились солидные двухэтажные кафе с вышколенным персоналом, появилась пристань для парусных яхт. Убогие проржавевшие карусели сменили яркие нарядные аттракционы, вызывавшие в памяти ностальгические воспоминания о Луна-парке. А теперь выяснилось, что здесь и зоопарк имеется. Да, отстала я от жизни.

Зоопарк мы нашли быстро — Тропический остров был увешан указателями. Первый же взгляд на дорожки, выложенные красной и желтой плиткой, разноцветные клетки, рекламные щиты и воздушные шарики вызвал у меня глубокое разочарование. Ничего общего с темным помещением и проволочным вольером, возле которого стояла Татьяна, не было.

Уступая Максимилиану, я отыскала среди служителей зоопарка пожилого дядьку и приступила к расспросам. Наспех придуманная история о чуточку сумасшедшей подруге, которая позвонила мне среди ночи и похвасталась, что теперь устроилась на работу среди страусов, дядьку позабавила. Он выслушал мои сетования о нервах и думах, подкрепленные купюрой, и почесал затылок.

— Слышь, парень! — обратился он к Максимилиану. — Ты за рулем?

Тот кивнул.

— Свози жену на ферму, — неожиданно посоветовал дядька.

Я нахмурилась. Конечно, последние переживания и нерегулярное питание подпортили мне цвет лица. Но не до такой степени, чтобы каждый встречный рекомендовал мне отдохнуть на свежем воздухе и попить парное молоко!

— Хозяин мог твою подругу пригреть, — неторопливо рассуждал дядька. — У него этих птиц навалом, небось, работники требуются. Где-то он в селе живет, я толком не знаю, слышал обрывки разговоров, когда Федю привозили.

— Какого Федю? — запуталась я.

— Этого, — ткнул пальцем в клетку дядька.

Я посмотрела на табличку «Страус африканский, 3 года, кличка — Федор» и накинулась на дядьку с дополнительными вопросами. Оказалось, что страусов в зоопарк привозят не из Африки, как мне по темноте и дремучести мерещилось. В станице Верхние Поганки, что расположена в сотне километров от краевого центра, уже пять лет не то чтобы процветает, но существует страусовая ферма. Хозяин фермы поставляет мясо страусов в рестораны города и торгует сувенирами из перьев и яиц. Знал это дядька точно — одно время возле Фединой клетки стоял столик с расписной скорлупой и опахалами, да потом что-то не заладилось и столик убрали. Горячо поблагодарив служителя, мы двинулись к домику администрации. Менеджер спрятал полученную от Максимилиана купюру в карман, нацарапал адрес страусовой фермы на бумажке и счел своим долгом нас предупредить:

— Только… Полгода назад ферма сменила хозяина. Прежний хозяин был деловым человеком. Я с ним часто встречался, он держал у нас столик с сувенирами. Не знаю, почему он продал ферму, мало ли — долги, кредиты. Но с новым хозяином у нас бизнес не пошел. Он очень странный человек. С ним сложно иметь дело. Чуть что — «Мне это не нужно». И переубедить его невозможно никакими деньгами и силами. Наш зоопарк практически не поддерживает с ним контактов. Впрочем, если вы просто хотите приобрести страуса…

— Да-да, — подтвердил Максимилиан. — Жена хочет страуса, а я не могу ей отказать.

— Возможно, вы с ним договоритесь, — приободрил нас менеджер и вернулся к своим делам.

От Тропического острова мы поехали в Верхние Поганки — предварительно позвонив Феликсу. Максимилиан желал убедиться, что с братцем все в порядке.

— Поганки, поганки, — бормотала я, поглядывая на навигатор. — Вспомнила! И даже примерно знаю, где они находятся. Мы с Игнатовым в этот район пару раз за грибами ездили.

— А говорили — Игнатов нудный, с ним скучно… — протянул он. — Муж старался, как мог, на природу вас вывозил, а вы…

Я передернулась. Память услужливо подсунула мне картину — Игнатов заглядывает в багажник потрепанных «Жигулей», «Форда» тогда еще и в проекте не было, и недовольно морщится.

«Всего две корзины… И ты опять семейку ложных опят срезала, Машенька! Надо быть внимательнее, я тысячу раз тебе объяснял, что у ложных опят более яркая окраска и нет кольца на ножке. Если бы я сам грибы не перебирал, мы бы давно отравились! Да… Две корзины. Отходы, обрезки… банок на пять, конечно, набрали, но этого мало. Давай попробуем еще вот на ту горку заехать? Спустимся на другую сторону, склон прочешем…»

А по возвращении домой грибы требовалось перебрать, порезать, приварить, невзирая на усталость и зудящие от укусов комаров руки и шею. На следующий день, охая и держась за поясницу, я лезла в подвал за банками, мыла, стерилизовала и закатывала эти чертовы грибы.

— Он вывозил меня на природу в рамках продовольственной программы, — сухо ответила я. — Поверьте мне на слово, это не имеет никакого отношения к пикникам и здоровому образу жизни.

— Не знаю, что такое продовольственная программа, — пробормотал он, — но когда я разведусь с Джиллой…

— Мы с Бароном выйдем за вас замуж, и будем собирать грибы исключительно для удовольствия, — кивнула я. — Рада доложить, что я еще умею варить варенье из груши-дички и кизиловый компот.

— Компот — это интересно.

— Если где-нибудь будут продавать кизил, купим и я вам сварю, — вкрадчиво пообещала я.

— Чего же мы тащимся как черепахи? — подпрыгнул он и прибавил скорость. — Быстрее съездим — быстрее сварим. И поболтаем… насчет варенья и распределения супружеских обязанностей.

Глава 12

Заслуженный наемный убийца столицы Гламур Арманьяк всегда честно выполнял условия контракта. Требует заказчик, чтобы неверную жену задушили — пожалуйста. Хочет расчлененку — доплатите и любуйтесь. Несчастный случай во время занятий верховой ездой? С превеликим удовольствием!

Слово Гламура ценилось выше золота, от клиентов не было отбоя, и они расплачивались с ним со словами искренней благодарности. Сегодняшний заказчик выбивался из общего ряда. Он посмел выразить недоверие к результатам работы и почти… почти обвинил Гламура в медлительности и халатности. Поразмыслив, Гламур решил наглого заказчика казнить в назидание остальным, чтобы не оставлять пятна на своей кристально чистой репутации. То, что клиент был главой чародейского Совета, его нисколько не смутило. Хоть Стеарин, хоть Поролон — пока заклинание дочитает, кинжал в горло-то и воткнется. Приняв такое решение, Гламур повеселел и даже улыбнулся своему бывшему заказчику и будущей жертве, продолжавшей сверлить его взглядом. От улыбки Стеарина перекосило, и он схватился за лежащие перед ним бумаги.

— Повторяю, — медленно произнес Гламур. — Я получил тысячу золотых за ликвидацию Метрополиса и доставку содержимого его тайника. Верно?

Стеарин потряс бородой.

— Метрополис мертв. Содержимое тайника перед тобой. У тебя есть какие-то претензии?

— Понимаешь… — скривился Стеарин. — Я рассчитывал, что в тайнике будет еще одна вещь.

— Больше ничего не было, — указал взглядом на бумаги Гламур.

— Ты… ты не обыскивал дом?

— Ты за это не платил. Еще вопросы есть?

— Нет, — Стеарин понял, что разговор зашел в тупик и вежливым кивком отпустил собеседника.

Гламур, насвистывая, вышел на улицу. Он не любил связываться с чародеями. Нынешнее дело в очередной раз подтвердило, что купцы и аристократы куда более выгодные и менее хлопотные заказчики. Он проанализировал ситуацию и понял, что расслабился после первого заказа Стеарина. Молодой драконоборец умер, не пискнув, а содержимое его карманов и притороченный к седлу мешок оказались солидным наваром, превысившим гонорар. Потому-то Гламур так легко купился на предложение убрать Метрополиса.

Старый маг хлопот, как таковых, не доставил. Сидел смирно, смотрел в стену и позволил себя зарезать без всяких возражений. Только серебряный обруч не желал выпускать из мертвых рук… Не понравилось Гламуру одно обстоятельство. Когда он покидал спальню покойного мага, со стеной в которую тот таращился безжизненным взором, начали происходить странные вещи. Тань, шум, проявляющиеся рогатые силуэты.

Выяснять, кто решил навестить покойника, Гламур не стал. Мало ли, может черти его в ад тащить собрались. Задержишься, и тебя прихватят за компанию.

Мысли Гламура плавно перетекли к ободу. Вот что хотел получить Стеарин! Ясно… В следующий раз будет умнее и правильно сформулирует условия контракта. Тут Гламур вспомнил, что следующего раза не будет, и окончательно развеселился.

Вернувшись домой, он спустился в подвал. Вытащил обод из кадки с огурцами и внимательно осмотрел. Серебро как серебро, александрит, конечно, крупный, но не бриллиант же! Есть здесь какой-то подвох… Не похож Стеарин на скупщика серебряного лома.

— Надо будет его расспросить перед тем, как кончать… — пробурчал Гламур и спрятал обод в кадку, прикрыв гнетом.

Но расспросить Стеарина ему не удалось. Магистр оценил улыбку, подаренную убийцей, и принял меры предосторожности. Итог противоборства оказался печален. Хоронили всех — двух заколотых чародеев-телохранителей, сидевших в прихожей, секретаря, попавшего под горячую руку, Стеарина, скончавшегося от царапины отравленным кинжалом и Гламура, схлопотавшего таки заклинание.

Телохранителей и секретаря отвезли на отдаленный погост на окраине, а Гламура и Стеарина погребли с почестями на главном кладбище столицы. Похороны состоялись в один и тот же день и час. Наиболее раскованные горожане перемещались с одного конца кладбища на другой, не обделяя вниманием ни одного из покойных.

Городское мнение вынесло вердикт, что похороны Стеарина были богаче, зато у Гламура Арманьяка церемония вышла душевнее. И племянница у гроба рыдала, и две любовницы! А у Стеарина одни надутые чародеи в мантиях кисли. Хоть бы кто слезинку уронил!..

Особую пикантность похоронам Гламура придало то, что по окончанию церемонии бабы передрались из-за наследства. Нотариус был вынужден прямо на кладбище сообщить родным покойного, что дом со всем его содержимым Гламур отписал своей горячо любимой племяннице Анне Шартрез, в девичестве Арманьяк. Что подтверждает составленное по всем правилам завещание с печатями и подписями трех свидетелей. Повеселевшая племянница пригласила собравшихся на поминки в трактир «Мертвая голова». Там, после пары бокалов вина она оповестила собравшихся, что разводится с мужем и начинает новую жизнь в дядином доме. Мнение возмущенного мужа Анна проигнорировала и прямо с поминок отбыла в дядин дом с любовником, переставшим скрываться от глаз общественности.

Двухэтажный особняк, принадлежавший Гламуру, окружала крепкая кирпичная стена с острыми шипами вмурованной поверху решетки. По саду — четыре персиковых дерева и клумба с астрами — бродил поджарый доберман сразу признавший Анну, регулярно кормившую его объедками с дядиного стола. В доме было чисто и уютно. Перед камином лежала заготовленная охапка яблоневых дров, а на столике поблескивал графин хорошего вина и два бокала.

— Все! — выдохнула Анна, падая в кресло. — Я свободна! Дом, деньги… Ах, дядя, как ты вовремя меня покинул! Я так тебе благодарна! Постик, плесни вина! Надо выпить за упокой дядиной души.

Постум Прелат, выходец из южных районов империи, профессиональный альфонс и заядлый картежник немедленно выполнил указание любовницы. Он закрутил роман с Анной три недели назад, по заказу герцога Болконского, желавшего, чтобы Прелат втерся в доверие к Гламуру. Вчера, после смерти Гламура, герцог расторг контракт, но Прелат не стал торопиться с разрывом отношений. После оглашения дядиного завещания он понял, что чутье его не подвело, и утроил нежность и обходительность, которые Анна принимала за чистую монету.

— Заживем… — мечтательно прижмурилась Анна. — Будем устраивать балы по четвергам, съездим на воды… Закажу себе рессорную коляску и велю лошадей наряжать в попоны. Красота! Согласен, Постик?

Любовник рассеянно покивал. Он не собирался надолго задерживаться в доме. Анна принадлежала к прослойке женщин, непременно желающих притащить мужчину к алтарю, а его это не устраивало по многим причинам. Начать с того, что он был уже женат. Да и толку с этой курицы? Дом, небольшой капитал. Гламур хорошо зарабатывал, но и широко тратил эти деньги, заявляя всем, что с его профессией старость в постели не встретишь. Как в воду глядел!

Постум краем уха послушал Аннины рассуждения о новом свадебном платье. Утомился и подсыпал ей в бокал немного сонного порошка — пусть отдохнет, успокоит нервы. Снадобье подействовало быстро. Через пятнадцать минут Анна начала широко зевать, а потом заснула прямо в кресле. Постум бережено укрыл ее пледом и принялся методично обыскивать дом.

К трем часам ночи он уложил в сундук коллекцию антикварных фарфоровых статуэток, мешочек с золотом, отыскавшийся в рабочем кабинете хозяина, набор столового серебра и массивную хрустальную пепельницу. Добыча была так себе — но ждать полгода, пока Анна сможет получить деньги в банке, Постум не хотел. Слишком уж увлеченно она размышляла о фасоне свадебного платья. Он захлопнул крышку сундука и задумался. Камины он обыскал, стены простукал, в подвале ощупал каждый кирпич, но тайника не нашел. Неожиданно Постум вспомнил изумительный укропный запах, царивший в подвале, и ему до смерти захотелось соленого огурчика. Он поправил плед, убедился, что любовница спит, как младенец. Прихватил свечу и спустился в подвал. Отведав поочередно моченого арбуза, квашеной капусты и соленых помидор, Постум добрался до вожделенных огурчиков. На третьем огурце пальцы наткнулись на холодный металл, скрытый рассолом. Постум поднес свечу поближе к бочке и выудил из огурцов серебряный обод с каким-то камнем в оправе. После этой находки он перерыл все бочки с соленьями, но посторонних предметов больше не обнаружил.

Постум спрятал обод в сундук. Поцеловал Анну на прощанье и покинул дом Гламура навсегда.

Совершенно не освеженную сном Анну подняли с кресла трое чародеев, предъявивших ей санкцию на обыск. Сопровождавшие их представители полиции сочувствовали перепуганной молодой женщине, но поделать ничего не могли. С чародеями вязаться — себе дороже. Вон, Гламура заклинанием положили, и мяукнуть не успел. А какой профессионал был!

Маги обыскивали дом до позднего вечера, только что по кирпичику не разобрали и удалились страшно недовольные. Утомленная Анна отправилась к кухарке, чтобы заказать ужин и вдруг сообразила, что в дневной суматохе кого-то не хватало. Она схватилась за сердце, и поняла, что обожаемый любовник оставил ее на произвол судьбы, лишив дядиной коллекции статуэток. Поколебавшись, не нажаловаться ли на Постума служителям закона и чародеям, Анна решила не позориться. Коллекция — коллекцией, а доброе имя дороже.

Обремененный сундуком Постум прибыл в свою родную мансарду около пяти утра. За ним по пятам следовал дружелюбно вилявший хвостом доберман, бросивший пост в саду Анниного особняка. Постума это нисколько не удивило. Он всегда находил общий язык с женщинами и собаками, умел убедительно попросить их об одолжении и они никогда ему не отказывали.

Вот и сейчас, выслушав вопли разъяренной супруги по поводу своего месячного отсутствия, он ласково проговорил:

— Розочка, девочка моя! Не кричи. Свари бульон, если тебе не трудно.

Супруга осеклась и пошлепала на крохотную кухоньку, ворча насчет собаки, которую придется кормить мясом. Постум сбросил надавившие сапоги, улегся на кровать и сонно промурлыкал:

— И принеси мне чистые подштанники. Я переоденусь и часок посплю.

Роза, шепотом костеря блудного супруга, выдала ему чистое белье и вернулась на кухню. Бульон Постум требовал варить по невиданному рецепту — непременно класть в него целые корни моркови, четвертинки томатов, изюм и дольки неимоверно дорогих апельсин. Он уверял Розу, что вычислил это сочетание путем проб и ошибок и мог хлебать странное пойло ведрами, игнорируя прочие блюда. Откуда у парня из провинциального южного городка могла взяться тяга к экспериментам с бульоном, Роза не знала. Супруг вообще был загадочной и непредсказуемой личностью.

Стройный темноволосый красавчик Постум появился в столице давно. Покорять город он прибыл босиком, без смены белья и гроша в кармане, но преисполненный честолюбивых надежд. Без всяких рекомендательных писем устроился на псарню графа Ренклода, оттуда плавно перекочевал в постель к графине и больше на псарнях не работал. Дамы охотно снабжали Постума деньгами, Постум проигрывал эти деньги в карты, снова нырял в чужие постели и вылезал из них для походов в игорный дом.

Замкнутый круг разорвало зелье, которым Постума напоила разозленная его неверностью графиня де Астильяк. Утратив мужскую силу, Постум потерял стабильный источник дохода и впал в глубокую скорбь. В эти черные дни с ним и познакомилась Розочка, державшая на рынке рыбную лавку — наследство покойного мужа-купца. Сообразив, что руки-то у Постума не отсохли, Розочка сводила обаятельного мужчину к алтарю и научилась варить бульон с диковинными компонентами. Целых три недели купчиха была счастлива — грустный Постум пил бульон, дрессировал приблудившегося к свадебной процессии пуделя и служил украшением гостиной. На исходе скорбного медового месяца Постума посетил незнакомый Розочке мужчина, закутанный в широкий плащ. Судя по обрывкам разговора, мужчина хотел, чтобы Постум кого-то отвлек хотя бы на недельку, потому что у незнакомца нет ни сил, ни времени на возню с объектом. Заметив щель, в которую подслушивала Роза, Постум плотно прикрыл дверь.

На следующий день к обеду Постуму доставили флакон из темного стекла с притертой пробкой. Ухмыльнувшийся гонец присовокупил к флакону привет от Пальмируса и удалился. Постум вылакал содержимое флакона в один присест и безмолвно обмяк в кресле, напугав Розочку позеленевшим лицом.

Суматоха слуг и визиты озабоченного доктора почти подготовили новобрачную к мысли о новом вдовстве. Однако к утру Постум очнулся, выпил кружку бульона и с блеском откатал обязательную программу супружеских отношений. Новые ощущения привели Розочку в восторг. Она безропотно переписала на Постума рыбную лавку, которую тот немедленно проиграл в кости и исчез из дома, оставив Розочку разбираться с остальными кредиторами.

За последние годы у супругов сложились своеобразные, но вполне стабильные отношения. Раз в месяц, а то и реже, Постум возникал в Розочкиной мансарде. Приводил с собой очередную собаку, зачастую приносил деньги и драгоценности, пил бульон, отсыпался. В эти дни Роза расцветала, расплачивалась с долгами и вволю наслаждалась ласками мужа. Потом Постуму становилось скучно, он шел в трактир на углу перекинуться в картишки и исчезал, прихватив с собой наличность и собаку.

— Постик, вставай, бульон готов! — проворковала Роза и толкнула коленом добермана, развалившегося на кровати.

Как она и ожидала, блудный муж на ощупь нашел кружку с бульоном. Выпил его и приступил к исполнению супружеских обязанностей, согнав недовольного добермана на пол. Вдоволь покувыркавшись, семья приступила к разбору сундука.

Постум тщательно ощупал обод, пощелкал ногтем по александриту и нахмурился.

— Можно отнести к Францу Карловичу… — робко предложила Розочка, которая имела дело с одним и тем же ювелиром, не задававшим глупых вопросов.

— Нет, — отрезал Постум и отложил обод в сторону. — Разбери статуэтки. Завтра походишь по лавкам, узнаешь, сколько за них дадут. Только не продавай оптом! Непременно надуют.

Роза согласно наклонила голову. Прихватила пяток золотых монет и отправилась к зеленщику и мяснику с молочником. Она знала, что мужа надо часто и сытно кормить, иначе он исчезнет на следующий день.

После ее ухода Постум натянул чистые подштанники и завалился на кровать, устроив обруч на столике — так, чтобы он был перед глазами. При взгляде на обод он испытывал необъяснимое волнение. Хитро сплетенные серебряные нити тянули его в глубины памяти, заставляя заново пережить моменты, которые он давно забыл.

Ему десять лет. Он возвращается с выгона, волоча за собой мешок травы для ненасытных кроликов. Мать с отцом ругаются в сарае — жестко, до хрипоты.

— Почему Постума? Он еще мал!

— Вцепилась в любимчика! Пусть он у сеньора своими дурными глазищами зыркает! А я в доме ведьминское отродье терпеть не буду! Говорила мне матушка, что у тебя кровь гнилая, все знают, что твоя бабка с демоном жила, угораздило ж на такой швали жениться!.. Не иначе как ты меня околдовала, дрянь позорная!

Постум слышит хлесткий звук удара и вбегает в сарай. Встретившись с его взглядом, отец опускает руку, пятится. Выкрикивает:

— Завтра тебя заберут люди сеньора, понял?

Постуму явственно вспомнился захудалый замок, гончие псы сеньора, тихие вечера, когда он вынимал занозы из собачьих лап, отводил их боль прикосновениями пальцев и разговаривал с ними без слов. В нем, неуклюжем на вид подростке, крепла диковинная сила. Он исподволь заставлял людей делать то, что ему захочется — сеньор отменял охоты, сеньорита бегала на сеновал, кухарка научилась готовить вкусный бульон, а лакеи приносили его Постуму на псарню.

Все закончилось в тот день, когда Постум убил своего отца. Удар топором — и сила исчезла. Остались жалкие крохи: неоправданная любовь женщин и собак.

Постум вспомнил слезы матери и поморщился. Дура! Нашла, кого оплакивать! Быдло навозное, только и знал, что кулаками махать. Александрит согласно подмигнул, маня Постума молчаливым зовом. Он не выдержал и осторожно взял обод в руки. Сила… Он и забыл, как упоительна и прекрасна была утраченная сила! Если бы она вернулась хоть на мгновение!..

Глава 13

Город мы покинули через новый мост. Разглядеть, есть ли на полицейском посту собака, мне не удалось. День клонился к вечеру, и в воздухе повисла противная сумеречная серость. Для визита на незнакомую ферму было поздновато, но я помнила слова Максимилиана о том, что Феликс в любой момент может починить каюк и призвать его к служебным обязанностям. И что мне тогда — ехать на электричке в голубую даль и самой беседовать с тронутым фермером? Страшно.

Мне и сейчас страшно. Все время, пока мы мотались по выставкам и зоопаркам, я гнала прочь тревожную мысль. Что будет, если мы действительно найдем Татьяну? Что я ей скажу? Захочет ли она вообще со мной разговаривать?

Она пропала, это факт. Но я ведь никуда не пропадала! Живу там же, где жила, надолго не уезжаю, номер телефона не меняла уже несколько лет. Если бы Таня хотела меня видеть, обратиться за помощью, она бы без труда со мной связалась. А если она не хочет меня видеть…

Максимилиан расслышал мой вздох и ободряюще спросил:

— В чем дело, Мария Александровна? Расскажите будущему мужу, что вас гнетет! Не стесняйтесь, между нами никаких тайн быть не должно.

Я пропустила насмешку мимо ушей — что с него взять, охламона рогатого? — помедлила и вывалила на него ворох своих сомнений. Максимилиан внимательно меня выслушал и задал вопрос:

— Припомните, Мария Александровна, почему вы хотели ее разыскать?

— Потому что… — я на секунду запнулась и решительно продолжила. — Потому что я не знаю, как ей свечки ставить — за здравие или за упокой. Я изредка в церковь захожу и всем свечки ставлю, понимаете? А ей — нет. Говорят за упокой живым ставить нельзя ни в коем случае, да и наоборот тоже глупость получается.

— То есть, вас тяготит неопределенность. В таком случае, увидев вашу подругу, вы достигнете цели, о чем бы вы с ней ни поговорили. Даже если вы молча посмотрите друг на друга и разойдетесь в разные стороны.

— Надо было Барона с собой взять! — с досадой проговорила я. — Таня с Рэсси к Барону очень хорошо относятся. А когда собаки играют, беседу завязать проще.

— Барон мне нужен для дела, — отозвался Максимилиан. — Я с ним договорился, чтобы он охранял Феликса.

— Договорился! — возмутилась я. — Заведите свою собаку и договаривайтесь! Почему у вас собаки нет? Жилищное и материальное положение вам позволяет. Мы с Бароном в одной комнате живем — и ничего, помещаемся. А у вас домина такой, что псарню устроить можно!

— Я жду, пока какая-нибудь собака захочет со мной жить, — улыбнулся он. — Это труднее, чем выбрать жену, Мария Александровна. Не каждому так везет, как вам с Бароном.

Я вспомнила, как Игнатов злился из-за Барона, и ехидно поинтересовалась:

— С женой можно развестись, а если предаст собака, вы не переживете?

— Примерно так.

— Да вы копия Игнатов! — сладко заявила я. — Как я сразу не догадалась?

— Не надо определять меня в один ряд…

Я не выдержала и расхохоталась. Как мужчины не любят, когда между ними ставят знак равенства! Для того чтобы выставить из дома надоевшего любовника достаточно брошенных вскользь слов: «Милый, с тобой так комфортно! Ты хозяйственный, как мой первый муж и темпераментом почти догоняешь второго. Раньше я мучалась, как мне быть — не держать же при себе их обоих? А теперь у меня есть ты и проблема разрешилась!». Уверяю, после такой речи надо будет только проследить, чтобы он не упаковал вместе со своими вещами дорогие вашему сердцу безделушки. И не забыть забрать у него ключи от квартиры!

Максимилиан сообразил, что попался в ловушку и прикусил язык. Я, несмотря на хорошее настроение и множество вопросов, вертевшихся на языке, тоже помалкивала. Что толку выслушивать ответы, если ты не можешь отличить правду ото лжи? К тому же, в глубине души я побаивалась, что Максимилиан, желая замять проблемную тему, прибегнет к внушению. А мне не хотелось погружаться в обволакивающий туман из-за какого-нибудь невинного замечания.

Так, в молчании, мы летели по трассе через густые, почти осязаемые сумерки, пока я не увидела дорожный знак «станица Верхние Поганки 2.5 км». Я указала Максимилиану на щит. Он кивнул и свернул на засыпанную свежим гравием дорогу. Машину затрясло. Я тихо выругалась. Максимилиан сбросил скорость. Показались первые дома станицы. Населенный пункт выглядел на редкость безлюдным. Задраенные ставни, из-за которых пробивались тонкие лучики света, пустые дворы без брехливых собак и домашней птицы.

Я выказала свое недовольство вслух. Максимилиан как-то странно усмехнулся и стал рыться в карманах куртки. Миновав станицу, он съехал на обочину и протянул мне небольшой флакон из темного стекла.

— Глотни.

— Что это такое? — спросила я, не желая пить подозрительную жидкость.

— Зелье, — лаконично ответил он.

— Легкое зелье маны? — фыркнула я. — Или эликсир дубовой коры, добавляющий стойкость от повреждений магией?

— Не понимаю, в чем тут юмор, — буркнул он. — Но рад, что ты не средневековая женщина, которая после такого предложения побежит сдавать меня инквизиции. Надеюсь, ты понимаешь, что я не желаю тебе зла?

— Не знаю, — засомневалась я. — Что для одного — добро, для другого — зло. Я это пить не буду.

— Ферма впереди, — скучным голосом сообщил он. — Но мы туда не поедем, пока ты не сделаешь глоток зелья. Выбирай — пьешь или едешь домой. Принуждать я тебя не собираюсь. Решай сама.

Я посмотрела на него. В темноте лицо Максимилиана словно окаменело, и его непреклонный профиль убедил меня лучше всяких слов. Я ни на секунду не сомневалась, что стоит вернуть ему флакон, он увезет меня в город, не побрезговав применением грубой силы. Можно поспорить на тему «не собираюсь вынуждать» и «решай сама», но это ни к чему не приведет. А мне не хочется отступать в двух шагах от разгадки тайны. Похоже, Таня вляпалась в какие-то неприятности. Если есть возможность ей помочь, используя Максимилиана и его способности, я обязана это сделать! Второго такого случая наверняка не представится.

Я решилась и отпила крошечный глоток жидкости. Липко, сладко — в общем, обожаемый Жанной Колокольчиковой банановый сироп для добавления в кофе. Максимилиан забрал у меня флакон и утвердительно сказал:

— Едем.

— Минуточку! — запротестовала я. — Мне надо… сосредоточиться перед встречей. Подышать свежим воздухом!

Жидкость из флакона волшебным образом протолкнула вниз всю выпитую за время дороги минералку. Я, не слушая Максимилиана, выскочила из машины и нырнула в придорожные кусты. Царившая там темнота подействовала мне на нервы, но желания уединиться отбить не смогла. Я примяла ногой траву, чтобы не попасть задницей в крапиву и уютно расположилась под кустом.

Через пару минут к чувству облегчения присоединилась твердая уверенность, что за мной кто-то наблюдает.

— Что тут нового и интересного можно увидеть? — пробормотала я, застегивая молнию на штанах. — Все, как у всех. Макс! Это неприлично!

Кусты затрещали, кто-то невидимый стал удаляться в глубину леса. Я, как завороженная, сделала несколько шагов. Нога наткнулась на что-то мягкое. Под кроссовками хлюпнула лужа. Я наклонилась, чтобы рассмотреть препятствие и в ужасе завизжала. На траве лежал труп. Окровавленная туша большого животного. Слабое зрение и тусклый лунный свет избавили меня от подробностей, но того, что я увидела, хватило, чтобы обмякнуть на руках у подоспевшего Максимилиана.

— Всего лишь дохлая свинья, — спокойно сказал он. — Пойдем в машину.

Уговаривать меня не пришлось. Я в два прыжка достигла джипа и захлопнула дверь, отделяющую от страшного леса. Зубы выбивали дробь. Я, конечно, знала, что в нашем крае водятся волки и прочие хищники. Когда мы с Максимилианом грабили музей, я приметила симпатичное чучело койота — в пару к лисе. Только не подозревала, что столкновение с жертвой этих самых хищников способно так сильно выбить из колеи.

Максимилиан сел за руль и спросил:

— Вернемся домой?

— Нет! — я справилась с комком в горле. — Надо ехать на ферму. Даже если Тани там нет, надо предупредить хозяев, что волки прямо у них под воротами бродят.

Он пожал плечами. Тряхнул головой, от чего на ней появились рога, и включил фары. Я глянула на дорогу и еще раз взвизгнула. Метрах в десяти от машины, вздыбив загривок, стоял огромный то ли пес, то ли волк. Максимилиан повернул ключ зажигания, фары моргнули и осветили уже пустой асфальт.

Я постаралась унять дрожь. Повадки хищников мне были незнакомы, но я неоднократно читала в книгах, что дикие животные не выносят запах бензина и стараются избегать дорог и автомобилей. Одичавшие собаки более опасны, потому что не испытывают такого страха перед людьми и достижениями цивилизации. Но этот сумасшедший зверь только что чуть не кинулся на джип. Это уж чересчур! Что-то неладно в здешнем лесу. Да и поведение Максимилиана, гордо выставляющего рога на всеобщее обозрение и вынуждающего меня пить странные зелья выходит за рамки его поведения.

— Зови подругу! — оторвал меня от размышлений Максимилиан.

Дорога закончилась тупиком. Прямо перед машиной возникли сетчатые ворота, запертые на амбарный замок. За воротами просматривалась темная громада дома. В одном из окон горел слабый свет, подтверждающий, что ферма обитаема. Я осторожно высунулась из машины и закричала:

— Эй! Есть кто живой? Хозяева, отзовитесь! Таня, это я, Маша! Таня, выходи!

В ответ на мои вопли скрипнула дверь. В черном проеме замаячила неясная фигура.

— Это я, Маша, — неуверенно повторила я. — Таня, ты? Я тебя ищу, ищу…

— Нашла, — отозвались из проема. — Жаль, что ты не вовремя. Извини, в дом пригласить не могу. У нас ремонт.

— Таня, ты хоть подойди! — насторожилась я. — С тобой все в порядке? У вас тут какой-то пес бешеный по округе бегает. А где Рэсси?

— У меня все в порядке, — ответила Таня и спустилась с крыльца. — Рэсси два дня назад умерла от чумки. Поздно к ветеринару отвезли.

— Макс, убери рога, ты ее напугаешь! — прошипела я и продолжила в полный голос. — Да ты что? Жаль Рэсси, честно! Иди сюда, расскажешь мне подробнее.

Таня подошла к машине и стала пристально рассматривать нас с Максимилианом. Я скосила глаза. Мерзавец так и не убрал рога! Более того, он лениво почесывал голову, привлекая к ним внимание. Я ткнула его в бок, но никаких результатов не достигла.

— Вы развернитесь и езжайте по дороге. Она вас прямо к трассе приведет, не промахнетесь, — Танины губы растянулись в подобии улыбки. — Рада была тебя видеть, Маша. Просто ты не вовремя.

— Само собой! — вступил в беседу Максимилиан. — До подруги ли тут? Муж… Он же тебе муж?

Она кивнула и горящими глазами уставилась на его рога.

— Муж голый в кустах мерзнет. Он уже обратился, правильно? Сидит в кустах, рискует подхватить воспаление легких — за свиньей набегался, трудяга. И тут подруга со своими соплями: волновалась, искала…

Таня отпрянула от машины.

— Ты ему хоть одеяло отнеси прикрыться, — посоветовал Максимилиан. — Мы все равно быстро не уедем.

— Кто ты такой? — выкрикнула Таня.

— Пока не враг, — усмехнулся Максимилиан. — Иди, скажи мужу, что я с ним поговорить хочу. Пусть оденется.

Фары вспыхнули и осветили двор. Таня побежала в избу. Выскочила оттуда с какой-то тряпкой в руках и метнулась за сарай. Несколько минут спустя из-за сарая вышел мужчина, закутанный в покрывало, покосился на машину и шмыгнул в дом. Я повернулась к Максимилиану.

— Что ты там плел про голого мужа? Голыми за сараем сидят только любовники! Кто этот тип?

— Оборотень, — ответил он.

— Не смешно! — возмутилась я. — Оборотни у нас не водятся! Твои слова — нелепица и абсурд.

— Это не абсурд, — заверил меня он. — Это нарушение закона об ареале обитания. Муж твоей подруги…

— Эй! — хрипло проорали с крыльца. — Заходи, раз не враг. Только подругу держи за спиной, а то неровен час…

— Тебе не захочется, — откликнулся Максимилиан. — Я принял меры.

С крыльца что-то проворчали. Я пошла к дому вслед за Максимилианом, щипая себя за ухо. Сейчас я проснусь дома, на диване и загадочная ферма растает, как дым. Оборотней не бывает. Это сказки. Таня не могла выйти замуж за оборотня. Это сон.

Хозяин стоял, облокотившись на дверной косяк и скрестив руки на груди. У него из-за плеча выглядывала испуганная Таня. Броня деланного спокойствия была пробита, в глазах моей подруги плескался откровенный страх. Я внимательно осмотрела предполагаемого оборотня. Мужик, как мужик, просто нестриженный и борода от бровей растет. Бывает и хуже.

Он посмотрел на рога Максимилиана и нехотя склонил голову.

— Заходите, милорд. Моя жена рада увидеть свою подругу.

— Давно прячешься? — спросил Максимилиан, подхватив меня под локоть и вводя в дом.

— Почти год, милорд.

— Ферма откуда?

— В карты выиграл, — со смешком оскалился Танькин муж.

Увидев его клыки, я содрогнулась и безоговорочно поверила Максимилиану. Мне тут же расхотелось узнавать какие-либо подробности о Татьяниной личной жизни. Она цела, руки-ноги на месте, за Рэсси я соболезнования уже выразила, чего мы, спрашивается в дом поперлись?

— Маша, пойдем, чай на кухне заварим, — позвала Таня. — Они в гостиной сядут, я чехлы с кресел сняла.

— Я… я чай как-то не очень, — забормотала я. — Пожалуй, мы поедем.

Максимилиан дал мне тычка в спину, я влетела в кухню. Они с оборотнем прошли в другую комнату и закрыли за собой дверь. Оказавшись наедине, мы с Танькой пару минут смотрели друг на друга. Я завистливо отметила, что она чертовски похорошела. Лицо гладкое — ни морщинок, ни синяков под глазами.

— Прекрасно выглядишь, — заговорила я.

В ответ она всхлипнула и бросилась мне на шею.

— Что, что такое? — всполошилась я. — Этот твой… Он тебя обижает?

— Нет, что ты! — прорыдала она. — Марек — просто чудо! Он меня от смерти спас. Скажи, твой рогатый приятель… он натравит на нас патрульных?

Подивившись Танькиной осведомленности о патруле, я осторожно проговорила:

— Не думаю. Он… он сам здесь инкогнито. Зачем ему устраивать шум?

— Хорошо, если так, — она порылась в карманах спортивного костюма, вытащила платок, высморкалась.

Я не удержалась и полюбопытствовала:

— Марек — это твой муж?

— Да, — с гордостью ответила Таня. — Мой муж-оборотень.

— Как ты с ним познакомилась?

Таня поставила чайник на огонь и начала издалека — с продажи жилья. Как я и подозревала, придурковатую владелицу однокомнатной квартиры, отирающуюся на паперти, приметил черный маклер. Краткого периода просветления оказалось недостаточно — Таня успела устроиться на работу, но не отработала ни одного дня. Маклер посетил ее под вечер и предложил отметить «перспективу карьеры». После стопки неизвестного напитка она впала в забытье и подписала нужные ему документы. Все переговоры с покупателями вместо Тани вела какая-то девица, и ничего, прокатило — отпечатки пальцев-то никто не проверяет. После совершения сделки квартиру надо было освободить, и Таньку вывезли в гнилую избу на окраине Верхних Поганок. Случилось это аккурат в день первых морозов. И лежать бы Таньке трупом в нетопленной избе, если б не Рэсси.

— Она меня подняла с кровати и на улицу толкает, — рассказывала Таня, заваривая чай, — Вышла я, нет, не вышла — выползла. Смотрю — снег лежит. Сообразила, что надо хоть веток набрать и печь затопить. Поковыляла к лесу. Голова чугунная, а ноги ватные. Далеко не ушла, прямо возле калитки на снег и рухнула. Очнулась — с одного боку Рэсси греет, а с другого пес здоровенный. А я его обнимаю.

Она ненадолго замолчала и рассмеялась.

— Думаю, Марек в тот день сытый был. Хотя врет, что как меня увидел, так по уши и втрескался. Врет — кому я такая могла понравиться? Невменяемое чучело… так о чем я? А… помню, проснулась в избе. Печь натоплена, на столе булка хлеба, чай, сахар, какие-то консервы. И никого — только Рэсси в углу дремлет. Я поела, немного очухалась и за дровами двинула. Пес, что меня с Рэсси на пару грел, под плетнем отирается. Я веток набрала, пса зазвала в дом, попыталась тушенкой накормить. Представляешь, как он в душе веселился? До сих пор повторяет: «Я тебя ценю — ты со мной последним куском поделилась!»

Так я и жила. То хлеб на крыльце найду, то пакет с продуктами, то банку кофе. Пес меня в лес за дровами водил, охранял, чтоб никто не тронул. Через месячишко в голове просветлело. Сообразила, что без квартиры осталась. Расстроилась.

— Почему ты мне не позвонила? — спросила я. — Можно было найти адвоката, опротестовать сделку.

— Я как раз думала, что делать, — ответила она. — И о тебе вспомнила. В первую очередь. Но у нас беда случилась. Марека мужик подстрелил, когда он в курятник лез. Откуда в такой глуши серебряные пули — ума не приложу! Но не поскупился кто-то.

Марек ко мне ночью приполз, в дверь поскребся. Я открыла — батюшки, голый мужик на пороге лежит. Весь в крови. Я его в избу затащила, перевязала, как могла. А он трясется и повторяет: «Утром все пройдет, не беспокойся». Так и было, к утру все само зажило. К счастью, ночью снег такой повалил, никаких следов не осталась.

Ходили мужики с ружьями, искали его, но я отовралась, что никого не видела. Он у меня три дня прятался и потихоньку правду выкладывал — в час по чайной ложке. И кто он такой, и что жить ему здесь не положено…

Она опять замолчала. Нахмурилась и задала вопрос:

— А твой рогатый друг, что он здесь делает? Он тоже беглый? Или работает на патруль?

Я замялась. Посвящать Татьяну в свою жилищно-эротическую ситуацию мне не хотелось. Ясно было, что слова немедленно передадут Мареку, а изливать душу перед оборотнем не входило в мои планы. Я тянула время, размешивая сахар в чае. Танькин рассказ невероятно романтичен, но знакомый блеск глаз и интонации подсказывают, что она по-прежнему чуток не в себе. Просто с паперти и нищих ее переклинило на славного оборотня. А как оно на деле — бог его знает.

Неловкую паузу прервал скрип двери. На мое плечо легла ладонь Максимилиана.

— Маша, прощайся с подругой. Нам пора уезжать.

Таня опять всхлипнула. Оборотень проскользнул в кухню, обхватил ее за плечи и забурчал:

— Не плачь, хватит. Не на охоту провожаешь.

Чувствуя за спиной Максимилиана, я осмелела и впрямую обратилась к оборотню:

— Послушайте, Марек…

Он сверкнул зелеными глазищами:

— Что такое?

— Вы… точно не обидите Татьяну? Я имею в виду… ну, ваши пищевые привычки и все такое… Вы не причините ей вреда?

Марек расхохотался. Смех был похож на отрывистый лай, но улыбка сделала лицо мягче.

— Я ж люблю ее, глупая, — откликнулся он. — Стал бы я в этой глуши сидеть и свиней жрать, если б не она. Старался, как мог, ферму в карты выиграл.

— Простите, а почему именно страусовую ферму? — поинтересовалась я. — В этом есть какой-то тайный смысл?

— Тут два приличных дома с ванной на всю округу, — пожал плечами Марек. — Наш и председателя колхоза. Председатель колхоза в карты не играет, поэтому мы живем на ферме.

Я понимающе кивнула.

— А страус у нас один остался, — продолжил он. — Остальных я в лесу загонял, а Петю держим, чтобы желающим предъявлять. Хотите на Петю глянуть?

— Если не затруднит, — вежливо сказала я.

Хозяева проводили нас в сарай. Петя гулял по вольеру и смотрел на посетителей так нагло, что я сразу нашла слова прощания. Возле машины Таня вновь бросилась мне на шею.

— Звони мне хоть изредка, — попросила я, косясь на Марека. — Номер помнишь? Или записать?

— Помню, — ответила она. — Я позвоню, обязательно! Здесь сотовый не берет, но я буду подниматься на горку и звонить. Ты ведь ничего не рассказала о себе, Маша!

— Что тут рассказывать?.. — проблеяла я и спряталась в машину.

Обнявшая парочка проводила нас короткими взмахами. Я выждала, пока мы отъедем подальше, и злобно заявила:

— Мог бы предупредить! Со мной чуть удар не случился!

— Ты держалась великолепно, — безмятежно ответил Максимилиан. — Что касается подготовки… Я дал тебе выпить зелье.

— Зелье неуязвимости! — я скрипнула зубами.

— Оно отлично отбивает аппетит у подобных существ.

— Почему ты не сказал, что она вышла замуж за оборотня? — гнула свою линию я.

— Я не знал. Я увидел его следы вокруг села. Но ни по следам, ни по мимолетному взгляду, когда он показался на дороге, невозможно определить — северянин он или южанин. Надо было с ним поговорить.

— А какая разница?

— Северяне уживаются с людьми. Южане славятся неоправданной жестокостью и имеют привычку запасать живые консервы.

Я глубоко вздохнула, пытаясь отогнать тошноту.

— Марек — северянин?

— Да, — Максимилиан выехал на трассу и прибавил скорость. — В какой-то мере твоей подруге повезло. Оборотень, если он действительно привязывается к женщине, становится преданным мужем и защитником. Сама посуди: не пьет, не курит, не изменяет, все в дом несет, за жену любому горло перегрызет и не поморщится.

Я замахала руками, призывая его замолчать. У меня перед глазами опять возникла окровавленная свинья.

— Сразу хочу предупредить, что подруга тебе звонить не будет, — продолжил он. — Думаю, сейчас они с мужем собирают вещи.

— Почему? — не поняла я.

— Я дал ему сутки на отъезд.

— Ты… — до меня дошел смысл его слов. — Ты выгнал их из дома? С какой радости? Ты ненормальный, что ли? Разворачивайся, мы едем назад! Я должна…

— Нет, — холодно сказал он. — Разворачиваться я не буду. И ты ничего не должна делать. Делать должен был я. Мне надо было вызвать патруль или самому прикончить Марека. Он прекрасно это знает. Любой оборотень, покидающий пределы своего мира, идет на осознанный риск. Уверяю тебя, Марек высоко оценил мою снисходительность.

— Ты выгнал их из дома! — повторила я.

— Взгляни на это с другой стороны. До встречи с твоей подругой Марек задрал трех человек из станицы. В него стреляли не из-за кур.

Я поперхнулась и уставилась на Максимилиана.

— Если Марек сорвется и перестанет себя контролировать — это может произойти в любое полнолуние — станице придет конец. Я не могу потворствовать потенциальному убийце. Ему не место в вашем мире. Или для тебя ничего не значат жизни их соседей?

— Значат! — выкрикнула я. — За кого ты меня принимаешь — не значат? Просто… Ну, переедут они. А там, на новом месте, рядом будет другая станица, деревня или даже город. Другие Поганки, только Нижние или Средние. Какая к черту разница, Макс?

— Они уйдут к нему домой, — объяснил Максимилиан. — Твоя подруга будет пить зелье или носить оберег. Все жены оборотней так делают.

— Жить среди оборотней? — вздрогнула я.

— Не захочет — останется здесь, — пожал плечами он. — Ей я не выставлял никаких условий.

Я отвернулась и уставилась в темное окно. На меня навалилась тоска. Что же я наделала? Поставила Татьяну перед жестоким выбором — уходить в чужой мир или жить здесь, тоскуя по своему странному, но, несомненно, заботливому мужу! Век бы их патруль искал, в такую глушь, как эта ферма, никто не забирается. А я им к порогу беду привела. Дернула меня нелегкая поискать определенности!

Тут я вспомнила про трех убитых станичников и закусила губу. Почему-то я была уверена, что Максимилиан не лжет на этот счет. Он тоже прав — оборотень не должен жить рядом с людьми. Все по-своему правы — и он, и Марек, и Таня. Одна я не права. Не надо было прибегать к помощи Феликса и искать их убежище. Лучше бы я жила, терзаясь прежней неопределенностью. Что мне делать с открывшейся правдой?

— Маша, я понимаю, тебе сейчас тяжело… — негромко заговорил Максимилиан.

— Оставьте меня в покое! — взорвалась я. — Это все из-за вас! Пока вы с Феликсом не вторглись в мою жизнь, все было нормально. Кто подбил меня на поиски Тани? «У меня свои методы…». Ваши методы хороши для вас. А у меня от них одни неприятности выходят!

— Маша! Откуда я мог знать, что мы наткнемся на оборотня? Таких дураков, как Марек и твоя подруга еще поискать надо!

— Это такую дуру как я, надо поискать! — прошипела я. — Пустить в дом двух рогатых проходимцев, которые морочат голову мне, моим родственникам и соседям! Позволить пользоваться своей собакой! Устроить подлость подруге! И это только малый перечень моих ошибок!

— А мне казалось, у нас появилось доверие и взаимопонимание, — удивился Максимилиан. — Ты же пообещала выйти за меня замуж!

— Я передумала!

— Так вот ты какая…

— Да, ветреная и непостоянная, — парировала я. — И извольте перейти на «вы». Я не желаю…

— Со мной корешиться, — подхватил он. — Все понял, не буду навязываться.

— Заткнитесь!

Он заткнулся и даже убрал рога. Весьма кстати, потому что впереди на дороге показался пост полиции. Мне совершенно не улыбалось застрять на трассе, доказывая бравым гаишникам, или как там они сейчас называются, что рога — личное дело каждого мужчины.

Но ни этот, ни следующий пост не препятствовали нашему стремительному возвращению в город. Джип летел по темной дороге на предельной скорости и я, не любившая быстрой езды, была этому рада. Меня тяготило замкнутое пространство салона, обрекавшее меня на уединение с Максимилианом. Хотелось добраться домой, позвать Барона, обхватить его за шею. Честно рассказать ему про Таню и Рэсси, не скрывая своей роли в истории. Может быть, поплакать. Барон меня поймет и утешит.

Мы пересекли старый мост. Максимилиан остановил машину.

— Нас арестовали? — очнулась я.

— Нет. Я иду поздороваться с Найдой, — сообщил он. — Хочу поблагодарить ее за спасение, узнать, как ей живется. Подождите минуточку, я надолго не задержусь.

Я откинулась на сиденье и стала прислушиваться к голосам снаружи.

— Совсем оборзели! И закона нет, чтобы посадить. Где это видано — с луками по лесу бегать? Ты-то сам как? Сотрясение не заработал?

Максимилиан что-то ответил. Радостно залаяла Найда. Видимо, мохнатой девочке по душе пришелся рогатый кобель! Вон, прыгает, лапами его толкает.

— Фу, Найда! Сидеть! Она последние дни сама не своя.

— Бродячих собак много, брат. Дразнят, хвастаются.

— Как сбесились, — охотно подтвердил полицейский. — Каждую ночь воют, по берегу мечутся.

— Весна, — туманно проговорил Максимилиан. — Скоро все закончится, брат. Все будет, как прежде.

— Дай-то Бог, — вздохнул полицейский.

Максимилиан погладил Найду по голове и вернулся в машину. Хотелось пить, но не задерживаться же возле магазина для покупки воды. Я напомнила себе, что езды до дома не больше пятнадцати минут. Заварю чай, сварю себе порцию овсянки…

Удар по тормозам швырнул меня на лобовое стекло. Я зажмурилась от боли, вскрикнула. Нащупала свалившиеся на колени очки, водрузила их на нос и уставилась на фигуру перед капотом.

— Тебе жить надоело? — завопил Максимилиан, выскакивая на дорогу. — Зачем под колеса полез, урод?

— Наркоман! — пискнула я, глядя на полуголого мужика в кальсонах.

Других предположений у меня не было. В свете фар и фонарей я разглядела остекленевшие глаза симпатичного темноволосого парня. Босой, в допотопных подштанниках с завязками, он зачем-то напялил себе на голову мятый металлический обруч. Ясно, как день — нюхнул и забылся.

Максимилиан вдруг заговорил на своем языке. В голосе зазвучали тепло и участие, он протянул руку и коснулся плеча парня. Тот вздрогнул и бросился бежать, чуть не угодив под машину, идущую по встречной полосе. Максимилиан побежал за ним, не обращая внимания на протестующие гудки «девятки», с трудом объехавшей «казака» и «разбойника». Парень добежал до фасада ближайшего дома и исчез внутри. Я потерла отвисшую челюсть и еще раз поправила очки. Все верно. Разъяренный Максимилиан колотит кулаком по стене, сквозь которую прошел таинственный наркоман. А дом безучастно взирает на него темными окнами.