Роковая комета

The Comet Doom, 1928


Судьба.

Теперь мы знаем. С самого начала это была судьба. Там, в глубинах космоса, созрел грандиозный тёмный замысел, который сквозь мили и годы мчался к своей кульминации. Нёсся к нашей планете и к той последней критической секунде, когда мир замер на краю гибели. А потом… слово взяло проведение.

Кружащая планета, пылающее солнце, далёкая-далёкая звезда — всё это просто вращающиеся шестерни сложного механизма судьбы. Да и тот другой объект — тот божественно прекрасный и божественно грозный объект, что в сиянии живого пламени полыхал в небесах, — тоже всего лишь часть главного механизма. Судьба. Судьба во всём. С самого начала. А началось всё…

История эта, какой мы её знаем, это история Марлина, а для него она, как ни крути, началась в тот июньский вечер, когда перед самым закатом он впервые прибыл в деревушку Гарнтон, штат Огайо. Марлин с трудом перевалил через гребень длинного холма, и в поле его зрения внезапно ворвалась чудесная картина.

Впереди раскинулось синевато-стальное пространство озера Эри, простиравшееся к затянутому мглой горизонту. Над поверхностью воды, отмечая маршруты пароходов, вставали далёкие столбы дыма. На западе пылал багровый шар заходящего солнца, чьи ровные, прямые лучи воспламеняли плывущие по небу облака. А прямо под Марлином, растянувшись вдоль берега, лежала деревушка Гарнтон — беспорядочное скопление опрятных, выкрашенных в белый цвет домиков.

Зрелище радовало глаз, и Марлин несколько секунд стоял на гребне холма, любуясь окрестностями и с жадностью вдыхая сладкий холодный воздух. Это был невысокий округлый мужчина средних лет, облачённый в запачканный костюм цвета хаки, мягкую шляпу, и с рюкзаком на плечах. Его голубые глаза с явным удовольствием обозревали расстилавшийся внизу пейзаж. Уцепившись за большое белое здание рядом с озером, взгляд путника загорелся напряжённым вниманием.

— Гостиница, — убеждённо пробормотал Марлин себе под нос, разглядывая постройку. Затем полным предвкушения голосом добавил: — Ужин!

Эта мысль подтолкнула путника к дальнейшим действиям. Закинув рюкзак повыше, он зашагал к деревне внизу. Цыганская тяга к странствиям всё ещё не отпускала Марлина, проводившего отпуск в пешем походе, однако он так до конца и не изжил в себе вкус к тем благам цивилизации, которые можно было получить в гостиницах. Прибавив шаг, он устало тащился к деревне по изрытой колеями грунтовой дороге. Тем не менее, когда Марлин в поисках комнаты и ужина вошёл в тихую полутёмную гостиницу, на улице уже вовсю сгущались сумерки.

К тому времени, как он неспешно покинул большую столовую и обвёл взглядом окружающую обстановку, на мир уже опустилась полная темнота, а на него самого — полное умиротворение. Марлин забрёл в фойе гостиницы, но не нашёл там ничего интересного. Имевшиеся там немногочисленные журналы более уместно смотрелись бы в приёмной какого-нибудь дантиста, а единственная в пределах видимости газета находилась в совместном владении трёх стариков, которые яростно спорили о делах местной политики. Когда Марлин осмелился вставить в их разговор небольшое замечание, старики воззрились на него с холодным подозрением, после чего, несколько смущённый, он предпочёл ретироваться на широкую гостиничную веранду.

На веранде оказалось довольно темно, но Марлину всё же удалось добраться до кресла. Спустя секунду, он обнаружил, что соседнее кресло занимает хозяин гостиницы собственной персоной. Этот весьма упитанный субъект сидел в полном молчании, словно созерцающий вечность Будда. Руки его были сцеплены на животе, челюсти перемалывали табак, взгляд буравил темноту. Толстяк держался с таким спокойным достоинством, что Марлину не хватило духу потревожить его глупыми разговорами. Но внезапно Будда сам подал голос.

— Турист? — спросил он, не поворачивая головы. Его глубокий, рокочущий голос наводил на мысль о ведущем допрос судье.

— Да, путешествую на своих двоих, — ответил Марлин. — Я вышел из Онтарио… это мой родной городок… и прошагал половину пути вокруг озера. Думаю отдохнуть здесь денёк-другой, а потом нанять лодку и вернуться домой.

Метко сплюнув через перила веранды, толстяк проворчал что-то одобрительное. Поскольку с его стороны больше не последовало никаких замечаний, оба мужчины продолжили сидеть в тишине.

Глядя на озеро, Марлин с возрастающим воодушевлением впитывал в себя всю прелесть открывшейся ему картины. Луны не было, зато небосвод густо усеивали звёзды — алмазный порошок на чёрном бархате. Их тусклый белесый свет падал на неспокойную поверхность тёмного озера. Любуясь панорамой этой прохладной, безбрежной ночи, могло показаться, что весь мир окутали тишина и покой.

Внезапно на восточном горизонте начало разгораться зелёное сияние. Изливаясь в небо из-за водных простров, оно пульсировало, густело, становилось всё сильней и сильней. Затем, словно оторвавшись от горизонта одни мощным прыжком, на небо выскочил ярко сверкающий зелёный диск, размерами не уступавший отсутствующей луне. Он походил на огромный светящийся изумруд огня, и от него отходил гигантский шлейф зелёного света, тянувшийся через небосвод, точно колоссальная река.

Толстяк тоже рассматривал небесное явление.

— С каждой ночью она становится всё больше, — произнёс он.

— Да, так и есть, — согласился с ним Марлин. — От ночи к ночи можно заметить разницу. В газетах пишут, что за сутки она подходит ещё на несколько миллионов миль ближе.

— Однако же говорят, что в нас она не врежется, — заметил толстяк.

— Для этого нет никаких опасений, — заверил Марлин собеседника. — 14-го числа, то есть через три ночи, она пролетит на кратчайшем расстоянии от Земли. Но даже тогда расстояние до неё составит миллионы миль. Потом она начнёт постепенно отдалятся от нас.

Нацепив маску оракула, хозяин гостиницы провозгласил:

— Комета — странная штука. — Взгляд толстяка не покидал полыхавшее в небе зелёное великолепие.

Марлин утвердительно покачал головой.

— Да. Полагаю, что конкретно в этой комете странного хватает. Всё из-за её зелёного цвета и прочих загадок. Говорят, никто не знает, откуда она прилетела и куда направляется. Вот она просто выныривает из пустоты. Вот — мчится к Солнцу. Вот — облетает Солнце по кругу и устремляется обратно в глубины космоса. Её-то исход из Солнечной системы мы сейчас и наблюдаем. Она словно большой бродяга, блуждающий меж звёзд.

Хозяин гостиницы с уважением взглянул на Марлина.

— Видно, вы хорошо в них разбираетесь, — сказал он.

Хоть и польщённый, Марлин всё же отверг его комплимент.

— Ох, я просто читаю чересчур много газет. С тех пор, как в небе впервые заметили присутствие кометы, газеты постоянно про неё пишут.

— А из чего она состоит? — спросил толстяк. — Она такая же твёрдая, как Земля?

Маленький турист покачал головой.

— Не знаю. Некоторые утверждают, что она имеет твёрдое ядро — вон то яркое пятно внутри её головы… Другие говорят, что вся комета — это не более чем свет и газ. Наверное, точно не знает никто.

Вместе они уставились на сияющий в небе объект. Толстяк медленно покачал головой.

— Не нравится мне её вид, — произнёс он с сомнением. — Слишком уж она большая… и яркая.

— В ней нет ничего опасного, — уверенно сказал Марлин. — Она не подлетит к нам достаточно близко, чтобы причинить хоть какой-то вред. Они всё вычислили, понимаете? Всё продумали. Я о тех профессорах…

Не особо переубеждённый, толстяк продолжал глазеть на сверкающую комету. Марлин тоже рассматривал её: рука подпирает подбородок, в голове мелькают фантастические образы.

В ту ночь на комету смотрело много других случайных наблюдателей. Крадущийся в тенях вор оглянулся на неё через плечо и тихонько ругнулся, проклиная зелёный, изобличающий свет. Пациент, лёжа без сна в слабо освещённой больничной палате, следил за ней через окно воспалёнными глазами. Полицейский, неспешно фланировавший по тёмным улицам, бросил на неё случайный взгляд.

А в затемнённых обсерваториях другие люди — торопливые и возбуждённые — неустанно возились с линзами, спектроскопом и фотопластинками. При помощи несметного числа точнейших приборов, они стремились получить данные о приближающейся комете, ибо эта огромная зелёная странница из далёкого космоса (известная как самая большая и быстрая комета из когда-либо залетавших в Солнечную систему), вновь удалялась от Солнца, держала курс обратно в открытый космос. В их распоряжении оставалось всего несколько ночей до того, как она займёт ближайшее положение к Земле, а потом умчится в пустоту, чтобы, возможно, объявиться вновь спустя несколько тысячелетий. А возможно — чтобы не вернуться больше никогда. С момента первого появления кометы в виде крошечной, далёкой искорки телескопы были постоянно направлены на неё. И будут направлены до тех пор, пока она снова не канет в бесконечность межзвёздных пространств. «Данные!» — кричали учёные мужи. Позже всё это можно будет исследовать, упорядочить, сопоставить. Но сейчас — сейчас или никогда — нужно было добыть и записать необходимые данные.

Тем не менее учёные нашли время, чтобы сразу же отправить миру обнадёживающие послания. Несмотря на свои размеры и блеск, комета не подойдёт к Земле ближе, чем на несколько миллионов миль. У неё нет ни единого шанса столкнуться с планетой или причинить ей какой-либо вред. Хотя ни один человек не мог знать, что скрывается в ядре, или сердцевине, кометы, было доподлинно известно, что огромные, устрашающие кома и хвост есть не что иное, как совокупность света, электрической силы и разряженных газов, и они обладают массой, едва ли превосходящей массу северного сияния. Опасности в них — тоже как в северном сиянии, то есть никакой. Причин бояться прохождения кометы по небу не было.

В свете сих успокаивающих заверений мало кто из людей действительно испытывал какое-либо беспокойство по поводу кометы. И, держа в уме эти заверения, Марлин снова обратился к толстяку, который сидел рядом с ним и с сомнением глядел в небо.

— Она никоим образом нас не затронет. Всё уже рассчитано.

Однако хозяин гостиницы ничего не ответил, и некоторое время они сидели в задумчивом молчании.

Внезапно в поле зрения мужчин вошло большое, высокое судно, все четыре палубы которого сверкали жёлтыми огнями. И хотя судно проходило на некотором удалении от берега, казалось, что оно совсем близко. Над водой отчётливо разносились шлепки гребных колёс, а также можно было расслышать далёкое, слабое пение и призрачное бренчание укулеле и гитар.

Толстяк кивнул в сторону корабля и произнёс:

— Экскурсионный… Из Кливленда.

По мере приближения судна, звуки, долетавшие с него на крыльях лёгкого бриза, делались всё более различимыми для ушей. Звонкие молодые голоса напевали популярный в те дни мотивчик. Юные мелодичные голоса и пульсирующая музыка, плывущая сквозь летнюю ночь… Марлин зачарованно наблюдал за кораблём. И шар, полыхавший на восточном небосклоне, тоже, казалось, наблюдает. Будто гигантский злобный глаз — зелёный, зловещий, колоссальный…


На следующее утро в газеты опубликовали первую депешу из обсерватории Бьюэлла. Время от времени можно услышать утверждение, будто бы эта депеша «вызвала широкий ажиотаж». Однако подобное заявление в корне неверно, поскольку даже беглый просмотр газет за ту дату откроет вам истину. Статью сподобились напечатать лишь некоторые газеты, да и те, кто напечатал, отдали под неё совсем уж непримечательные полосы.

Само послание было подписано главой вышеозначенного учреждения по фамилии Лорроу, и сообщало лишь о том, что за последние сутки было выявлено незначительное увеличение орбитальной скорости Земли. Также там отмечалось, что это мнимое ускорение можно списать на неустойчивую работу измерительных приборов и что данный вопрос не будет оставлен без должного внимания. Несколько часов спустя поступило второе сообщение, в котором говорилось, что ускорение действительно имеет место быть и что оно несколько больше, чем предполагалось ранее.

Для астрономов эта новость была, мягко говоря, ошеломляющей, ведь на их взгляд это внезапное увеличение скорости Земли не имело никакого объяснения. Расчёты уверяли их, что ни одно известное науке небесное тело не могло вызвать подобное ускорение. Но в чём же тогда причина? Разгневанные и заинтригованные, они набросились на проблему со всех сторон.

Впрочем, за пределами астрономических кругов вряд ли набралась бы и тысяча человек, которые мало-мальски всерьёз восприняли те первые два отчёта. В науке (как и во всех других областях) внимание публики всегда сосредоточено на чём-то зрелищном, а посему вопрос незначительного изменения скорости не вызвал у людей особого интереса. В тот вечер единственным упоминанием об этом в газетах, стало короткое сообщение из Вашингтонской обсерватории, в котором подтверждалось открытие Лорроу и приводилась точная величина, на которую возросла скорость планеты, с ошеломляющим набором дробей, десятичных знаков и специальных символов. Также там высказывалась мысль, что разгон Земли носит временный характер и должен прекратиться в течение следующих двадцати четырёх часов.

Таким образом, пока солнце опускалось за западный горизонт и тьма постепенно брала власть над миром, лишь немногие люди были озадачены происходящим. Остальные же при упоминании об этой новости просто пожимали плечами. А затем, расколов ночь на пополам, на небо поднялась комета. Взмыв над горизонтом, она во всём своём зелёном великолепии устремилась к зениту и, промчавшись по небосводу, также стремительно рухнула к западному горизонту — в это время на восточное небо наползал серый свет зари. Тут-то мир и получил третье сообщение от Лорроу.

Оно неслось по тысяче гудящих проводов, ревело в газетах тысячи городов, воплями разлеталось по десяти тысячам спящих улиц. Люди просыпались, читали, изумлялись и с непонятным, нарастающим испугом смотрели друг на друга. Ибо проснувшись, они узнавали, что вместо того, чтобы вернуться к нормальной скорости, Земля всё быстрее и быстрее движется сквозь пространство, и что в следствие этого ускорения она уже начала постепенно отклоняться наружу от своей привычной орбиты.

«Если это необъяснимое ускорение продолжится, — писал Лорроу, — и орбита планеты изменится ещё сильнее, то в конечном итоге Земля окажется в опасной близости от головы пролетающей мимо кометы».

Внезапное сомнение, миг леденящего страха — вот к чему привели те первые слова предостережения, облетевшие мир. Если бы сообщению Лорроу было позволено остаться не опровергнутым, это вполне могло вызвать немедленную панику. Но ему не позволили остаться таковым. Не прошло и несколько минут, как десятки обсерваторий с негодованием отвергли заявления Лорроу.

Они допускали, что необъяснимое увеличение скорости Земли, судя по всему, действительно продолжается, однако отрицали, что планета отклонилась с орбиты, и презирали саму мысль о том, что может произойти столкновение с приближающейся кометой. Подобное просто невозможно, настаивали они и ссылались на бессчётные авторитетные источники, доказывающие, что Земля не подойдёт к комете ближе, чем на несколько миллионов миль. Они осудили Лорроу как дешёвого паникёра, стремившегося заработать известность за счёт охватившего мир страха. Нет никакой опасности, настойчиво повторяли они. Нет никакой опасности.

Эти заявления оказались весьма действенны, и вскоре, благодаря им, первые проявления массового страха сошли на нет. То здесь, то там кто-нибудь мог, нахмурившись, оторваться от чтения и в приступе внезапной тревоги поднять глаза к небу. То здесь, то там работники обсерваторий могли обменяться испуганными взглядами. Однако в целом пульсирующие потоки жизни текли по обычным руслам, и люди шагали сквозь долгий июньский день каждый своей дорогой. Всё было как всегда.

С немым недоверчивым изумлением оглядываемся мы теперь на тот день. Зная, чему предстояло случиться, что уже происходило в те минуты, мы воспринимаем тот день как последнюю веху целой эпохи, как последний, роковой час нашего мира. Но тогда, должно быть, тот день походил на любой другой день начала июня.

Дети, освободившись от долгих месяцев школьных занятий, несомненно, с криками носились по улице. Мужчины выглядывали из окон офисов; в мыслях они бродили по зелёным тропкам и извилистым дорогам. Рынки полнились женской болтовнёй. На крылечках, под солнечными лучами развалились сонные коты…

Газеты в тот вечер сообщали, что сегодня ночью, когда комета вновь появится на небе, она будет выглядеть ещё больше, и объясняли данное увеличение размеров тем фактом, что огромная зелёная странница на своём пути из Солнечной системы продолжает неуклонно сближаться с Землёй. Следующей ночью, утверждали они, комета должна достигнуть ближайшей к Земле точки, после чего начнёт постепенно уменьшаться, пока совсем не пропадёт из виду. Считалось, что, когда комета покинет Солнечную систему, вместе с ней исчезнет и таинственное ускорение нашей планеты. В любом случае, повторяли газеты, никакой опасности нет…

Наступила ночь, и почти сразу же небо на востоке вспыхнуло жутким зелёным светом. Через небосвод заструились полосы изумрудного огня, затмевая знакомые звёзды, приглушая их блеск. Сияние на востоке сгущалось, делалось всё ослепительнее… А потом из-за горизонта вырвалась комета.

Той ночью это походило на восход огромного зелёного солнца. Сильно увеличившись в размерах, сделавшись гораздо ярче, комета заливала землю пульсирующим светом. Гигантская кома, сверкающее ядро, колоссальный хвост — всё это полыхало в небесах как новый, зелёный Млечный путь. И по миллионам зрителей пронёсся благоговейный шёпот.

По миллионам зрителей, что наблюдали той ночью за восходом кометы. На крышах, на улицах, в парках и просто из окон смотрели они на комету. Дикари в глухих джунглях издавали дикие крики ужаса и падали перед кометой ниц. Моряки в открытом море поднимали на комету глаза и вели речь о древних поверьях и старинных приметах. Узники взирали на комету сквозь прутья тюремных решёток, и на них нисходило слабое удивление. Верующие указывали на комету и вещали о гневе Божием.

Но даже тогда, помимо тех миллионов, что с трепетом наблюдали за кометой, были ещё десятки миллионов тех, кто смотрел на неё просто как на занимательное зрелище. Были и те, кто вёл о ней серьёзные разговоры, или потешался над страхами других, или же вовсе не обращал на неё внимания, беспечно занимаясь своими добрыми либо злыми делами. И по мере того, как проходили часы, сон одолевал как испуганных, так и равнодушных. А в небе над лесами и полями, над морями и городскими шпилями парил гигантский метеор. Можно было почти заметить, как с каждым часом комета становиться всё больше. И когда она опускалась к западному горизонту, всё небо в той стороне горело яростным огнём.

Из окна, расположенного высоко над улицами-каньонами Нью-Йорка, на закат кометы смотрел одинокий человек. В течение этой ночи новости из Амстердама, Гонконга и Вальпараисо проходили через его уши, мозг и пальцы — из щелчков телеграфа в щелчки печатной машинки, — а после тиражировались типографией, расположенной в здании под ним. Он стоял у открытого окна, и сигарета апатично поникла у него меж пальцев. В свете свисавшей с потолка лампы с зелёным абажуром глаза человека выглядели очень усталыми.

Внезапное металлическое дребезжание, раздавшееся в другом конце комнаты, привело мужчину в чувство. Тотчас отвернувшись от окна, он поспешил к рабочему столу. Опустившись на стул, он быстрым, отработанным движением заправил в печатную машинку лист бумаги и начал отстукивать копию сообщения. Однако по мере того, устройство рядом с ним исторгало из себя щелчки, тело мужчины всё сильнее напрягалось, а руки ударяли по клавишам с внезапно возникшей неуклюжестью. Когда стрекотание в динамике стихло, оператор некоторое время сидел в неподвижности, уставившись на только что напечатанные слова. Сотрясаемый дрожью, он поднялся со стула и, еле волоча ноги, подошёл к окну.

Вокруг него и под ним раскинулся спящий город — безмолвный в первых лучах серого рассвета. На западе маячили Джерсейские высоты — тёмные силуэты на фоне неба. А невысоко над ними развернулась гигантская комета, чьё сияние слегка ослабло в бледном свете зари. Именно за ней, за кометой, наблюдал, стоявший у окна мужчина. Лицо — белое, губы — беззвучно шевелятся.

— Обречены! — прошептал он.

Издалека вдруг донёсся свист буксиров, громкий и резкий. Свист прекратился, а слабое эхо произнесённого человеком слова насмешливым бормотанием отдавалось у того в ушах: «Обречены!»

Внезапно оператор обернулся и, потянувшись к телефону, нажал на кнопку у основания аппарата. Когда он заговорил в микрофон, его голос был сухим и ровным.

— Коллинс? — спросил он. — Это Брент, первый ночной оператор. Прими-ка только что поступивший бюллетень. Готов?


«Вашингтон (округ Колумбия), 14-го июня. Специальный бюллетень. (Копия для всех газет). Астрономы Вашингтонской обсерватории только что обнаружили, что в результате своего таинственного ускорения Земля покинула правильную орбиту и теперь стремительно движется сквозь пространство навстречу голове кометы. Последние спектроскопические наблюдения показывают, что в коме и хвосте кометы присутствуют бескрайние объёмы ядовитых газов. Таким образом, если Земля не изменит нынешний курс и войдёт в голову кометы, то всю жизнь на планете ждёт быстрая смерть от удушья. Согласно оценкам, ещё до полуночи Земля, вне всяких сомнений, угодит в гравитационный захват кометы. После чего до конца останется всего несколько часов».


В ту ночь, когда гигантская комета вновь взошла на востоке, она полыхала в небесах точно огромное море зелёного огня; её вращающаяся кома заполнила половину небосвода, а блистающее ядро испускало невыносимо яркое сияние. И свет её падал на обезумевший от страха мир.

Крики мужчин, рыдания женщин, плач детей… Звон колоколов и завывания сирен, возвещавших об охватившем землю ужасе… Напевные голоса толп, склонивших колени в слезливой молитве, и хриплые голоса тех, кто призывал молившихся к покаянию… Рёв автомобилей, гнавших на север, юг, запад и восток в слепой попытке отыскать спасение там, где его не было… Все эти звуки, как и десять тысяч других звуков, слились в один чудовищный вопль крайнего ужаса, что вырывался у всего мира, словно тот обладал одним общим голосом.

Но по мере того, как часы неотвратимо сменяли друг руга, а море огня в небе делалось всё шире и всё ближе, миром овладевало странное спокойствие. Смолкли безумные крики и молитвенное бормотание, обезумевшие от страха фигурки попадали на мостовую и теперь валялись на улицах, погружённые в апатию безнадёжного ужаса. Это был конец. Для Земли, для человечества и для всех трудов его. Конец. И вот, охваченная равнодушием тупого отчаяния, притихшая, точно населённый мертвецами мир, наша планета летела навстречу своей участи.


В ту самую минуту, когда судьбоносное сообщение из Вашингтонской обсерватории разносилось по земле, Марлин покинул деревушку Гарнтон и через озеро направился к побережью Онтарио. Таким образом, пока весь мир корчился от вызванной тем сообщением паники, Марлин пребывал в полном неведении. В течение двух дней, проведённых им в Гарнтоне, Марлин успел прочесть в газетах первые две депеши Лорроу, касавшиеся внезапного ускорения Земли. Но, как и большинство людей на земле, он не придал им особого значения. И когда этим утром Марлин оставлял деревню, его мысли ничто не омрачало.

Он пустился в плавание на небольшом рыболовецком баркасе. Аромат этой ветхой посудины, снабжённой шумным мотором, ясно говорил о её предназначении. Марлин случайно выяснил, что владелец лодки — высокий молчаливый рыбак с обветренным лицом — собирается на рассвете пересечь озеро, и уговорил его взять на борт пассажира. Так что, когда на рассвете маленькое судно отчалило от берега, Марлин сидел на носу и вглядывался в лоскуты серого тумана, растекавшиеся по озёрной глади.

Баркас с пыхтением тащился сквозь вздымавшиеся завесы мглы. К тому времени, как туман рассеялся, земля позади них превратилась в тонкую пурпурную линию. Затем, когда исчезла и она, стало казаться, что лодка движется по безбрежной водяной пустыне.

Солнце на востоке поднималось всё выше, озаряя мир золотистым светом, и, пока они медленно двигались через озеро, Марлин беззаботно насвистывал. В тот момент мир казался ему невероятно светлым и дружелюбным местом.

Судёнышко ползло по освещённым солнечными лучами водам уже в течение двух часов и, по прикидкам Марлина, должно было преодолеть по меньшей мере половину озера, когда над линией горизонта начал вырастать остров. Вначале это было просто чёрное пятнышко. Но по мере их продвижения вперёд пятно быстро разрасталось в невысокую, тёмную массу. Марлин с живым любопытством оглядел остров, а потом повернулся к своему спутнику, молча стоявшему у штурвала.

— Это что за остров? — спросил он, ткнув большим пальцем в сторону суши.

Секунду рулевой внимательно смотрел вперёд, затем вновь перевёл взгляд на Марлина и сказал:

— Логаном зовётся. Я не шибко часто мимо него хожу.

— Дикое, похоже, местечко, — заметил пассажир. — Там кто-нибудь живёт?

Рыбак поджал губы и покачал головой.

— Насколько я слыхал, нет. На этом краю озера полным-полно мелких островков, а на них — никого.

Тем временем они приблизились к острову и теперь шли мимо него на расстоянии четверти мили. То был продолговатый и низкий кусок суши. Формой он походил на грубо очерченный прямоугольник, длинная сторона которого равнялась примерно трём милям. Казалось, остров полностью покрыт густыми зарослями. Деревья подступали к самой кромке воды, однако кое-где вдоль береговой линии уступали место участкам песчаного пляжа. Ни глаза, ни уши Марлина не улавливали ни единого признака людского присутствия.

И вот как раз в то время, когда он в лучах утреннего солнца любовался этим островком, на них обрушилось нечто… необъяснимое.

По ушам ударило высокое, тонкое жужжание, и в этот же миг над деревьями в центре острова вырос гибкий стержень из серого блестящего металла. Раскачиваясь, точно разворачивающая кольца змея, он быстро поднимался в воздух. На вершине стержня располагался серый шар, который, судя по всему, медленно поворачивался.

От изумления у Марлина отвисла челюсть, а со стороны его спутника послышалось испуганное восклицание. Стержень прекратил расти, и внезапно из шара на его вершине ударил узкий луч белого, слепящего света — яркого даже в сиянии утреннего солнца. Падая под углом, луч промелькнул над водами озера и угодил в корму баркаса.

Следующие несколько секунд навсегда сохранились в памяти Марлина как неясная череда слепых, бессознательных действий. Когда луч ударил в лодку, Марлин увидел силуэт своего спутника, на мгновение проступивший сквозь живой свет, — а затем вся задняя часть судна исчезла: палуба, рубка и сам рулевой испарились буквально за секунду. Палуба под ногами Марлина тут же резко накренилась, и он почувствовал, как его катапультирует в озеро. Бурлящая вода приняла человека в холодные объятия, втянула в себя, сомкнулась над головой. Отчаянно барахтаясь, Марлин рванул назад к поверхности, и спустя миг его голова вынырнула на открытый воздух.

Несколько дрейфующих обломков — вот и всё, что осталось от баркаса. Пряча голову за одним из обломков, Марлин как можно осторожнее глянул в сторону острова. Луч погас, и Марлину лишь мельком удалось увидеть, как высокий раскачивающийся стержень опускается обратно за верхушки деревьев. Спустя миг смолкло и жужжание.

Марлин нервно сглотнул. Колотящееся в груди сердце немного успокоилось. Он внимательно прислушался, но с острова не доносилось больше ни звука, только вода плескала вокруг, да неумолчно шептал ветер. Затем, всё ещё цепляясь за обломок лодки и стараясь спрятаться за ним как можно лучше, Марлин медленно и с опаской поплыл в сторону острова.

Какое-то время, показавшееся потрясённому разуму часами, он грёб в сторону острова, держа курс на его северную оконечность. Пока Марлин боролся с водой, солнце в небесах жарило всё сильней и сильней, а громада суши впереди выглядела очень далёкой и напоминала мираж. Дважды до его ушей доносились резкие дребезжащие звуки, раздававшиеся где-то в центре острова, и каждый раз он съёживался от внезапного страха, но затем продолжал плыть. Наконец Марлин выбрался из воды. Спотыкаясь, он пересёк узкую полоску пляжа и, войдя в лес, рухнул в густой подлесок. Оцепеневший от усталости, он несколько минут лежал на земле, задыхаясь и всхлипывая.

А потом вдруг пришёл в себя — когда осознал, что кто-то или что-то дёргает его за плечо. Он резко сел, и тут же почувствовал, как его схватили сзади. Сильная рука зажала ему рот, придушив уже готовое было сорваться с губ инстинктивное восклицание.

— Ни звука! — проскрипел на ухо тихий, напряжённый голос.

Несколько секунд Марлин провёл в неподвижности, удерживаемый невидимым соседом. Снова послышалось далёкое дребезжание. Слабые бормочущие звуки докатились через лес откуда-то с юга, затем резко смолкли. Державшие Марлина руки расслабились, и мужчина повернулся лицом к тому, кто его схватил.

Рядом с ним на корточках сидел молодой человек лет двадцати пяти-двадцати шести. Он был без шляпы и пиджака, в грязной, изорванной одежде, с растрёпанными волосами. Вперив в Марлина блестящие глаза, незнакомец тихо произнёс:

— Вы один из тех, кто был в лодке. — Он махнул рукой в сторону озера. — Я видел… С берега.

— Что это было? — прошептал Марлин. — Боже, что здесь происходит? Тот луч…

Незнакомец предупреждающе вскинул руку, и на минуту оба человека замерли в напряжённом молчании. Вдалеке снова послышались лязг и звон. Едва различимые, они стихли через несколько секунд. Спутник Марлина вновь заговорил.

— У вас есть какое-нибудь оружие? — спросил он. — Может, пистолет?..

Но Марлин лишь покачал головой, и молодой человек внезапно пришёл в отчаяние.

— Без оружия! — произнёс он хриплым шёпотом. — С одними лишь голыми руками. А они…

Марлин схватил его за предплечье.

— Ради бога, скажите, что здесь происходит? И что ещё за они?

Молодой человек взял себя в руки и дальше говорил гораздо спокойнее.

— Я всё объясню, — проговорил он бесцветным голосом, устало потирая ладонями глаза. — Мне нужна ваша помощь… Видит бог, мне она нужна больше, чем вам! Но сперва…

Прежде чем продолжить, он несколько минут мрачно вглядывался в лес.

— Меня зовут Кобёрн, Уолтер Кобёрн. Я энтомолог, охотник за жуками. Работаю в музее Ферсона, в Нью-Йорке. Слыхали о таком? В общем, я там уже три года — с тех пор как получил диплом. Платят немного, зато работа очень интересная. Отчасти именно из-за своей работы я и прибыл на этот остров.

Знаете или нет… хотя, скорее всего, нет… но некоторые из этих крошечных островков просто кишат насекомыми. Я шёл по следу до сих пор не классифицированного древесного клеща, и у меня возникла мысль, что его можно отыскать на одном из таких вот клочков суши. Так что, когда Хэнли предложил мне провести наш отпуск здесь, я немедля ухватился за эту возможность.

Хэнли был моим самым близким другом. Мы были примерно одного возраста, а познакомились в университете: и он, и я посещали множество одинаковых курсов. Мы снимали небольшую квартирку в Нью-Йорке, и Хэнли вкалывал учителем биологии в подготовительной школе. Поскольку мы не могли особо тратиться на отпуск, у него созрела идея встать лагерем на одном из этих островков. Он узнал о них несколько лет назад, когда с одним приятелем совершал круиз по озеру. Многие из островков были необитаемы и могли бы стать идеальным местом для устройства лагеря. Там нам было бы слегка одиноко, но всяко лучше, чем в душной квартирке в Нью-Йорке. Хэнли изложил мне свою задумку, и мы решили попробовать.


На уме моего друга был этот самый остров — остров Логан, как его называют. Добравшись до Кливленда, мы с Хэнли купили кое-какое подержанное снаряжение для походов и некоторое количество припасов. Всё это добро мы загрузили в старую дырявую лохань с мотором, которую арендовали на несколько месяцев, после чего направились к острову.

Мы добрались сюда без всяких происшествий и провели весь день, исследуя это место. В глубине острова, в самом его центре, мы обнаружили небольшое зелёное плато, слегка возвышавшееся над остальным ландшафтом. Плато было совершенно пустое и безлесное, а на его краю стояла старая бревенчатая хижина. Если закрыть глаза на дырявую крышу, хижина имела вполне сносное состояние, так что мы решили остаться в ней, а в качестве дополнительной защиты от непогоды растянули на крыше нашу палатку. Нам понадобился всего лишь день на то, чтобы прибраться в доме и разместить в нём наши незатейливые пожитки — и на этом все приготовления были закончены. С тех пор прошло каких-то три недели.

В последующие дни мы вовсю наслаждались рыбалкой, купанием и просто бездельем. Время от времени я бродил по острову в поисках неуловимого древесного клеща, а ещё мы каждые несколько дней выбирались на большую землю. Словом, вопреки ожиданиям, нам было не так уж и скучно. После трёх лет нью-йоркской жизни тишина этого места оказала на меня и Хэнли умиротворяющее действие. А затем, через двенадцать дней после нашего прибытия на остров, грянула беда.

Для нас это было как гром среди ясного неба. В тот вечер я и Хэнли засиделись допоздна: мы курили и обсуждали ту новую зелёную комету, приближение которой начало заполнять газеты статьями по астрономии. Растянувшись на траве перед хижиной, мы смотрели на усыпанное звёздами небо и вели разговор о комете, когда Хэнли вдруг замер на середине фразы и вскочил на ноги. Со странным выражением он повернулся ко мне и спросил:

— Ты это слышишь?

Я напряг слух, но ничего необычного не услышал. А мгновение спустя тоже уловил этот странный гул — мощный, глубокий, чем-то похожий на урчание огромной машины. Казалось, он раздаётся прямо над головой. С каждой секундой он делался всё громче и громче, всё ближе.

— Может, самолёт? — предположил я, взглянув на Хэнли, но мой друг лишь покачал головой. С хмурым интересом он продолжал прислушиваться к нарастающему гудению.

Я понимал, что Хэнли прав: на подобные звуки не способен ни один самолётный двигатель. Однако я не имел ни малейшего понятия, что ещё это может быть. А затем почти прямо над нами я заметил небольшой чёрный кружок, который заслонял собой звёзды и при этом увеличивался.

Он увеличивался с немыслимой быстротой, разрастаясь во все стороны и поглощая одну звезду за другой. Жужжание меж тем достигло чудовищной громкости. Если бы не этот гудящий звук, я бы мог решить, что к нам спускается воздушный шар или парашют. Но это явно было не так. Чем бы оно там ни оказалось, оно опускалось с весьма приличной скоростью, и, чем меньше ему оставалось до земли, тем сильнее меня охватывал смутный, неосознанный страх. Я сделал несколько торопливых шагов в сторону хижины. Затем, услыхав восклицание Хэнли, оглянулся. Я сделал этот как раз вовремя, чтобы увидеть, как непонятный объект приземляется на плато.

Это был конус. Гигантский конус из гладкого металла. Он стремительно рухнул вниз и, не вызвав даже малейшего сотрясения почвы, замер на своём огромном основании. Его вершина по-прежнему указывала вертикально вверх. В высоту, от основания до вершины, конус достигал, должно быть, пятидесяти футов, а на его гладких боках не было заметно никаких проёмов или выемок. Громкое гудение резко оборвалось.

Хэнли сделал быстрый шаг в сторону конуса. Его лицо светилось любопытством. Я крикнул, чтобы он вернулся, и бросился следом за ним. А потом буквально за долю секунды вся сцена стремительно изменилась. Со стороны огромного конуса донёсся какой-то щелчок, и в нашу сторону ударила вспышка яркого белого света. Тот обрушился на меня с ошеломляющей силой, словно удар здоровенной дубиной, и мир погрузился в непроглядную черноту.

Когда я вернулся в сознание, моя голова всё ещё болела от удара, а на лицо падал яркий утренний свет. Первый же взгляд, брошенный по сторонам, сообщил мне, что я лежу на полу хижины. Рядом со мной, по-прежнему без сознания, растянулся Хэнли. Ещё через пару секунд я обнаружил, что мы оба прикованы к стене с помощью коротких металлических цепей и кандалов, защёлкнутых на правой ноге каждого из нас.

До моего слуха доносились звуки кипевшей на плато бурной деятельности: стук, звон, лязг. Время от времени снаружи раздавалось громкое шипение, словно из чего-то стравливали избыточное давление. Впрочем, я до поры не обращал на это особого внимания, направив все силы на то, чтобы привести в чувство моего друга. После нескольких жёстких тонизирующих мер с моей стороны Хэнли открыл глаза, и я помог ему сесть. Его глаза распахнулись ещё шире, когда он остановил их на цепях, что приковывали нас к стене, и когда его слух уловил загадочные звуки, раздававшиеся снаружи. Он снова посмотрел на меня, и где-то минуту мы просто сидели на полу и таращились друг на друга. Затем, прежде чем мы успели обменяться хотя бы словом, дверь хижины резко распахнулась, явив нам одинокую фигуру.

Мы одновременно взглянули на дверной проём и чуть не задохнулись от удивления. То, что замерло на пороге, имело настолько гротескный, настолько невероятный вид, что на мгновение мне показалось, будто я угодил в пучину какого-то жуткого кошмара. Я услышал шёпот Хэнли:

— О боже!

Представьте себе человека, чьё туловище состоит не из плоти, а из гладкого чёрного металла, и выглядит в точности как толстый, глянцевый цилиндр; человека, две ноги которого заменили четырьмя металлическими конечностями, похожими на лапы паука, а две руки — четырьмя извивающимися металлическими щупальцами, как у осьминога. Стоявшее в дверях существо было именно таким. Ростом оно лишь немного превосходило среднего человека. Головой ему служил небольшой кубический ящик, который был установлен на верхнем торце цилиндрического тела и который по воле существа мог поворачиваться в любом направлении. В каждой из четырёх сторон куба было вмонтировано по круглому окуляру, испускавшему мягкий белый свет.

Первой моей мыслью было, что перед нами некая сложная машина, однако быстрые, осознанные движения существа вскоре развеяли это предположение. Ловко взмахнув щупальцем, оно прикрыло за собой дверь и на мгновение застыло на месте, словно бы разглядывая нас. Затем, плавно переставляя паучьи ноги, существо скользнуло поближе к нам. Замерев на расстоянии нескольких футов, оно, казалось, изучало меня и Хэнли.

Объятый невероятным страхом, я отпрянул назад, но всё же не смог оторвать от существа взгляд. Теперь я видел, что оно полностью металлическое. Туманное предположение, что это какое-то живое создание, закованное в металлическую броню, напрочь вылетело у меня из головы, когда я увидел, что на нём не заметно ни единого признака не то что плоти, но даже одежды. Также мне бросилось в глаза, что в одном из гибких щупалец была зажата похожая на кинжал штуковина, которая, как я предположил, являлась неким оружием.

Существо стояло на месте буквально одно мгновение. Однако за это время у меня успело возникнуть чувство, что странные светящиеся окошки в кубической голове — это своего рода глаза, и что они пристально смотрят на нас. Всё так же бесшумно, существо скользнуло назад, вышло из хижины и закрыло за собой дверь. В тишине крошечной комнаты мы с Хэнли снова уставились друг на друга.

Мой друг первым отважился нарушить молчание.

— Это они нас схватили, — глухо произнёс он. — Это существо…

— Но что же оно такое? — в отчаянии спросил я. — Из металла… и при этом двигается… Да ты и сам видел.

— Бог его знает, — ответил Хэнли. — Оно живое и, полагаю, разумное. Очень разумное. Тот конус… И луч, что нас оглушил… — Казалось, он обращается не ко мне, а скорее к самому себе. Внезапно Хэнли подорвался на ноги и, волоча за собой короткую цепь, шагнул к окну. Сквозь грязное, треснувшее стекло он выглянул наружу, и я увидел, как на его лице возникло нечто похожее на страх и удивление.

Через секунду я уже стоял рядом с ним и тоже смотрел в окно. Передо мной простиралось зелёное, залитое солнечным светом плато — арена невиданной деятельности. Первое, что бросалось в глаза, это ряд из четырёх металлических конусов, которые своими широкими основаниями попирали дальний край равнины и в точности походили на тот конус, что мы видели ночью. Вместе с тем было видно, что в их боках откинуты широкие участки обшивки. Внутрь цилиндров и наружу, а также туда-сюда по равнине, сновали десятки гротескных металлических фигур, подобных той, которая навестила нас в хижине. Внешне все они выглядели совершенно одинаково, и, за исключением нескольких индивидов, которые, казалось, направляли и контролировали усилия остальных, каждое из созданий было занято той или иной работой.

Пока некоторые выносили из конусов горы разнообразных инструментов и небольших механизмов, прочие занимались сборкой и испытанием других машин. На просторной площадке мы мельком различали устройства и приспособления, о назначении которых было невозможно догадаться. Больше всего меня поразило то, что вся эта сотня или больше существ трудилась в полной тишине. Они не вели меж собой никаких разговоров, и, если не считать случайного звона инструментов или жужжания и шипения механизмов, их работа не производила никакого шума. Тем не менее каждое из существ занималось своим делом, не испытывая при этом ни малейшего замешательства.

Где-то полчаса наблюдали мы за не стихавшей ни на миг деятельностью и отошли от окна лишь тогда, когда заметили, что к хижине приближаются трое существ. Мы едва успели отпрянуть от стены, как дверь распахнулась, и троица вошла внутрь.

Они выглядели в точности, как первый визитёр. На самом деле он вполне мог присутствовать и среди этих троих, ведь между ними не было никаких отличий. Когда они приблизились к нам, я увидел, что один из них несёт длинный металлический карандаш и небольшую квадратную табличку из белого отполированного материала, похожего на камень. Другие двое держали кинжалообразное оружие, которое нам уже довелось увидеть.

Тот, что держал табличку, подошёл поближе и, подняв плитку так, чтобы мы её видели, принялся быстро рисовать на ней металлическим карандашом.

— Очевидно, он пытается наладить общение, — пробормотал Хэнли, и я согласно кивнул.

Через минуту существо прекратило рисовать и показало табличку нам. Там было изображено несколько окружностей: одна из них, очень большая, находилась в центре, остальные (отличавшиеся размерами, но все как один — гораздо меньше центральной) располагались на различных расстояниях от неё. «Художник» указал карандашом на центральную окружность, а потом на распахнутую дверь. Мы беспомощно таращились на него. Он повторил свои действия ещё раз. Внезапно Хэнли осенило, и он воскликнул:

— Солнце! Он имеет ввиду Солнце, Кобёрн! Он нарисовал схему Солнечной системы.

Демонстрируя, что мы всё поняли, Хэнли тоже указал на центральный круг, а после — на заглядывавшее в дверной проём солнце. Удовлетворённый нашей сообразительностью, «художник» показал на один из меньших кружков (третий по счёту от центральной окружности), после чего ткнул карандашом в нашу сторону. На сей раз смысл его жестов был вполне очевиден. Показывая на схеме Землю, а потом указывая на меня и Хэнли, существо как бы говорило, что мы — земляне, а это — Земля. Хэнли вновь повторил все движения, продемонстрировав тем самым наше понимание, после чего существо снова принялось рисовать на табличке. Через несколько секунд оно показало нам новый рисунок.

На белой поверхности таблички, на некотором расстоянии от центральной окружности-солнца, появился маленький, но причудливый узор. Это был крупный круг, от которого назад отходило несколько длинных прямых линий. Дав нам как следует рассмотреть табличку, «художник» сперва указал на новый символ, а затем на себя и на двух своих товарищей. Первое мгновение мы ничего не понимали, а потом у Хэнли вырвалось восклицание:

— Комета! — закричал он. — Он нарисовал комету… Он хочет сказать, что они с кометы!

Мы смотрели на стоявшее перед нами существо, и что-то вроде трепета охватило нас. «Художник» снова указал на значок кометы, затем — на четыре конуса на плато, затем — снова на себя. После этого все три существа повернулись к нам спиной и выскользнув из хижины, снова заперли за собой дверь. Смысл последних жестикуляций был достаточно ясен для нас. Существа прибыли на Землю с кометы. Прибыли в четырёх гигантских конусах. Но зачем?


Прошло несколько часов, и, пока снаружи шипели и лязгали загадочные машины пришельцев, мы с Хэнли обсуждали происходящее. Для чего они прилетели на Землю? Было очевидно, что это не отряд захватчиков. Ибо, какой бы высокой ни была их наука, сотня этих существ не смогла бы захватить и удержать мир. Но зачем, в таком случае, они явились сюда? Мы знали, что в данный момент времени комета облетает Солнце и что по пути из Солнечной системы ей предстоит приблизиться к Земле. Могло ли быть так, что пришельцы создавали на этом острове базу, чтобы, когда комета подлетит ближе, остальные смогли обрушиться на Землю? Да, это вполне возможно. Но почему они пощадили нас и держат в плену вместо того, чтобы убить? Ну и самое главное: что же они такое, эти кометные жители? Живые, разумные, но с телами и конечностями из металла…

Весь остаток дня мы провели в хижине, испуганным шёпотом обсуждая мучившие нас вопросы. Время от времени мы подбирались к окну, чтобы ещё разок взглянуть на кипевшую на плато деятельность. Мы понимали, что побег невозможен: сковавшие нас прочные цепи и кандалы надёжно крепились к бревенчатой стене, а всё оружие и инструменты были вынесены из хижины ещё до нашего возвращения в сознание. Но даже если бы нам удалось избавиться от оков, у нас всё равно не было ни единого шанса на побег, ведь вокруг хижины кишели металлические фигуры, ни на миг не прекращавшие свою деятельность.

День шёл на убыль. Когда наступила ночь, захватчики привели в действие мощные прожекторы — из конусов вырывались потоки яркого света и озарили всё плато. После этого снаружи стало светло как днём, и в этом свете пришельцы продолжали свою работу. Я не видел, чтобы хоть один из них прервался на отдых. Они всё трудились и трудились. И под их быстрыми руками-щупальцами вырастала какая-то большая, наполовину собранная машина, чей фундамент был уже готов. Я уныло гадал о её возможном назначении.

Прошёл день, за ним — другой… Мы по-прежнему оставались узниками хижины. Нам оставили нашу еду и исправно снабжали нас водой, однако выходить наружу нам не дозволялось. Постепенно мы утратили интерес к деятельности существ, продолжавших почти незаметно для наших глаз строить, собирать, испытывать… Затем под вечер второго дня, к нам снова заглянул пришелец с табличкой и карандашом. С помощью различных знаков он дал понять, что хотел бы выучить нашу письменную речь. Мы согласились обучить его, и за невероятно короткий срок пришелец научился как читать, так и писать по-английски. Указывая на какой-нибудь предмет, мы записывали его название и делали так до тех пор, пока у пришельца не сформировался словарный запас. Должно быть, он обладал совершенной памятью, поскольку ему было достаточно один раз взглянуть на слово, чтобы впоследствии без колебаний применять его. Через два дня он уже мог легко разговаривать с нами, используя табличку для письма. Тогда-то мы и узнали о цели их вторжения. Пришелец сам всё нам рассказал.

Как мы и предполагали, они прибыли с огромной кометы, которая в настоящее время пролетала через Солнечную систему. Мы узнали, что внутри ядра той кометы, имелась жёсткая сердцевина, образовавшаяся миллионы лет назад в результате длительного скопления метеоритного вещества. На сердцевине имелись (пусть и в небольших количествах) вода и воздух. Освещалась она внутренним светом окружавшей её комы, а обогревалась, в той или иной степени, электрическим излучением, испускаемым всё той же комой. Поскольку бескрайние облака смертоносных газов в хвосте и голове кометы не соприкасались с жёсткой сердцевиной, на ней зародилась жизнь. В этом не было ничего необычного, если принять в расчёт условия, пригодные для воспроизводства жизни. Теория Аррениуса о том, что споры жизни неустанно странствуют по вселенной и развиваются в живых существ на любой планете, с которой столкнуться, точно так же применима и к твёрдой сердцевине кометы. На неё тоже угодили споры жизни, и спустя много веков эволюционных изменений они развились в расу разумных, деятельных созданий. Они совсем не походили на людей, ни внешне, ни внутренне, однако наука их превосходила людскую.

Свои сверхчеловеческие научные знания они направили на облегчение жизни в их родном кометном мире. Чтобы жить, каждому живому существу нужно что-то есть, а производить хоть какую-то пищу на бесплодной кометной сердцевине было задачкой не из лёгких. И это вынудило их учёных призадуматься. На протяжении долгого времени кометные жители всё больше и больше зависели от машин, выполнявших за них всю работу, и всё меньше — от собственных физических сил. Тоже само нынче происходит с человеческими расами, которые начинают отказываться от труда ручного в пользу труда машинного. На комете этот процесс зашёл очень далеко. Машины выполняли за своих хозяев все необходимые действия, и те всё реже пускали в ход собственные силы. Не трудно догадаться, что случилось в итоге.

По сути, кометные жители стали говорить себе следующее: «Наш мозг, наш интеллект — вот жизненно важная часть каждого из нас. А от обузы в виде тела пора избавляться».

С этой идеей в уме их учёные взялись сообща за работу и в конце концов создали металлическое тело — машину, приводимую в действие (как и все прочие их устройства) силой атома. За этим телом требовался лишь небольшой, нерегулярный уход, который оказывался любой другой их машине. Внутри металлической оболочки располагалась электрическая нервная система, чьи средства управления были сосредоточены в квадратной металлической голове. В голове также размещалось небольшое сверхмощное радио, посредством которого между металлическими телами можно было поддерживать непрерывную и безмолвную связь. Нервы, органы чувств, мускулы — там было всё. И всё это было искусственным, неорганическим. Металлическому телу недоставало лишь мозга.

Именно тогда один из их учёных совершил своё величайшее достижение и тем самым обеспечил успех всего плана. Из живого тела одного из кометных жителей он извлёк живой мозг — ему удалось достичь этого, благодаря непревзойдённому искусству сверхразвитой хирургии. Затем этот живой мозг поместили в специально подготовленную мозговую камеру, расположенную внутри кубической головы металлического тела.

Вы, конечно, знаете, что человеческий мозг питает кровеносная система нашего тела. Вместо этого, мозг кометного жителя был погружён в специальный раствор, обладающий всеми необходимыми для подпитки мозговых клеток свойствами. Как правило, этот раствор обновляется один раз в неделю, так что он всегда свеж, и мозг никогда по-настоящему не стареет.

Были приняты тщательно продуманные меры предосторожности, чтобы в мозговую камеру никогда не проникли никакие микробы, ибо, как вскоре было обнаружено, всюду, где не было проявлено должного внимания, имели место катастрофические последствия.

Мозговая камера изготовлена из похожего на платину металла, который не поддаётся окислению, и способна служить практически вечно, если только не получит повреждения в результате удара либо иных непредвиденных происшествий.

Когда мозг наконец помещён в платиновую камеру, хирург осторожно соединяет нервные окончания мозга с электрическими нервными связями металлического тела. И тогда свершается истинное чудо. Тело оживает. Оно может двигаться, может ходить. Мозг того, кто лёг под скальпель, его интеллект, приводит в действие безжизненную оболочку из металла, направляет её и контролирует. Теперь этот разум навеки избавлен от ограничений своего старого тела из плоти; теперь он пребывает в не ведающем усталости металлическом туловище, которому не нужны ни пища, ни сон.

Таким образом, эксперимент увенчался полным успехом, и тут же был повторён в больших масштабах. За короткий промежуток времени каждый житель кометы подвергся такому же «лечению», в результате чего его мозг очутился внутри соответствующего металлического тела. Так они и жили на протяжении веков — бессмертные мозги, закованные в оболочки из металла. Когда тело изнашивалось, нужно было всего лишь извлечь мозг и поместить его в новое тело — что может быть проще? Так жители кометы обрели бессмертие. Шли века, а их странный мир знай себе мчался сквозь небеса, от одной звезды к другой.

Но в конце концов настало время, когда стало казаться, что над миром кометных жителей нависла угроза гибели. Металлические тела кометных жителей, как и все их машины, приводились в действие атомными силами — силами, возникавшими в результате ускоренного распада определённых радиоактивных элементов. Тем не менее с ходом времени запасов этих элементов становилось всё меньше и меньше. Жители кометы осознали, что вскоре (по их временным меркам, конечно) их ждёт неминуемая гибель. Потому что без силы, двигавшей их механизмы и тела, эти тела должны были стать инертными и бесполезными, а мозг внутри каждого тела должен был умереть. На это уйдёт много времени, но, несомненно, так всё и случится, и все они в конце концов сгинут. Кометным жителям нужно было разыскать новые источники необходимых элементов или умереть.

В этой, казалось, безвыходной ситуации вперёд с важным заявлением выступили астрономы кометного народа. При картировании курса, которым следовал их мир-комета, они обнаружили, что комете вскоре предстояло пролететь сквозь планетную систему, состоявшую из восьми планет. На своём пути через систему, утверждали астрономы, комета пройдёт вблизи одной из планет, вблизи нашей Земли. Спектрографические приборы заверили их, что эта планета, то бишь Земля, богата залежами искомых радиоактивных элементов, так что они задумали грандиозный план по изъятию нашей планеты из Солнечной системы. Они намеревались затянуть Землю в недра кометы и унести с собой в глубины космоса. Если бы их план удался, это обеспечило бы кометных жителей неистощимыми запасами нужных материалов, а заодно расширило бы их владения внутри кометы. И вот они взялись за работу и разработали грандиозный замысел. Замысел, целью которого было украсть целый мир!


Когда комета вошла в Солнечную систему, сотня кометных жителей разместилась в четырёх огромных конусах — космических кораблях, на которых они намеревались достигнуть Земли и осуществить там свой замысел. Конусы перемещались в космосе посредством светового давления, возможностями которого обитатели кометы пользовались уже очень давно. Даже мы, земляне, знаем об этой силе и понимаем некоторые из её проявлений, пусть даже и немногие. Нам известно, что именно давление солнечного света заставляет хвост любой кометы всегда отклоняться в противоположную от солнца сторону. Подвластное воле кометных жителей, давление света мчало конусы сквозь космическое пространство. Этот же принцип применялся в их белом разрушающем излучении. Давление света в этом излучении могло достигать такой величины, что расщепляло молекулы любого объекта; или же оно могло применяться просто для нанесения сильного удара — как тогда, когда меня и Хэнли оглушили. Благодаря этой силе конусы кометных жителей покинули мир-комету, пронеслись сквозь толщу комы и через Солнечную систему устремились к Земле.

Они знали, что Земля обитаема, так что в их план входило добраться до планеты и найти там какой-нибудь уединённый уголок, где можно будет работать безо всяких помех. По этой причине они приблизились к Земле ночью и в конечном итоге опустились на тёмный, безмолвный островок. Удивлённые нашим с Хэнли присутствием, они тут же оглушили нас световым излучением, но по некоторым соображениям воздержались от убийства. Пришельцы хотели как можно больше узнать о нашем мире, и поэтому, пощадив нас, они взяли на себя труд вступить с нами в контакт.

Именно так мы узнали о методе, который пришельцы намеревались применить, дабы затянуть Землю в пролетавшую мимо неё комету. Как вам известно, наша планета кружит вокруг солнца — в точности как шар, привязанный к концу длинного шнура и раскрученный чьей-то рукой. Солнце — это рука, Земля — шар, а сила притяжения Солнца — шнур. Если бы не движение Земли, то есть её центробежная сила, планета рухнула бы на Солнце, притянутая к нему гравитационной силой светила. И по аналогии: если бы не притяжение Солнца, центробежная сила Земли, заставила бы планету унестись в космос по касательной прямой — так улетел бы раскрученный шар, если бы кто-то внезапно отпустил шнур.

Для этого они сооружали аппарат, который должен был нейтрализовать воздействие гравитационной силы Солнца на Землю. Как им удалось выяснить, исходящая от любого тела гравитационная сила обладает измеримой длиной волны, и у каждого отдельного тела этот показатель имеет своё собственное значение. Колебания гравитационной силы, испускаемые Солнцем, имеют иную длину волны в сравнении с теми, что исходят от Земли, и длина эта всегда одна и та же. Не может существовать двух тел с одинаковой длиной гравитационных волн. Таким образом, захватчики могли свести на нет гравитационное воздействие Солнца на Землю, ничего не делая с силой притяжения самой Земли и любого другого тела. Они намеревались построить волновую установку, своего рода вибрационную машину, которая испускала бы вибрации, совпадавшие по длине волны с гравитационным излучением светила; они бы встречали гравитационную силу Солнца, противостояли бы ей и нейтрализовали. Таким образом, Солнце больше не станет притягивать Землю, и, следовательно, Земля по касательной улетит в космос.

Захватчики планировали осуществить задуманное, когда их мир будет приближаться к Земле, чтобы наша планета покинула свою орбиту как раз в момент прохождения мимо неё кометы и угодила таким образом в гравитационный захват. После этого остальная часть плана не вызовет никаких сложностей. Сила притяжения кометы протащит Землю сквозь кому к ядру, где её встретят и разместят так, чтобы она обращалась вокруг сердцевины. Естественно, когда Земля покинет свою орбиту, Луна устремится вслед за материнской планетой и тоже канет в глубинах кометы. Когда Земля пройдёт сквозь густые скопления смертоносных газов, вся жизнь на ней будет уничтожена, после чего наша планета и её спутник перейдут в полное распоряжение кометных жителей. И таким образом, оказавшись внутри гигантской кометы, Земля навсегда покинет Солнечную систему, а все её богатства, все её минералы и вещества станут огромной базой снабжения обитателей кометы и ещё одним миром для заселения.

Всё это Хэнли и я узнали из наших письменных бесед с предводителем захватчиков (ведь, как мы выяснили, с нами общался именно их предводитель). И тут нами овладел ужас. Вскоре пришельцы закончат постройку той огромной машины, с помощью которой они намеревались «отсечь» притяжение солнца, и, когда комета приблизится к Земле, наша планета помчится навстречу гибели. Мы единственные знали о нависшей над миром опасности и, скованные и запертые, ничего не могли сделать. Также нам не приходилось надеяться на чью-либо помощь: пришельцы внимательно следили за окрестными водами и уже дважды пускали в ход световой луч, дабы уничтожить небольшие суда, подходившие слишком близко к острову. У нас не было ни малейшего шанса на спасение или на помощь извне, и всё, что нам оставалось, это беспомощно наблюдать за гибелью мира.

Тогда-то предводитель захватчиков и открыл нам причину, по которой нас оставили в живых, и сделал нам невероятное предложение, наполнившее меня ужасом. Он предложил нам связать свою судьбу с обитателями кометы — чтобы мы, вступив в их ряды, помогли осуществить их замыслы. Предводитель знал, что мы оба учёные, и понимал, что после того, как Землю затянет внутрь кометы, Хэнли и я сможем оказать им неоценимую помощь в освоении ресурсов захваченной планеты. Поэтому он уведомил нас, что, если мы пойдёт на это, то есть согласимся на сотрудничество, он дарует нам бессмертие: наши мозги извлекут из тел и поместят в такие же, как у жителей кометы, металлические оболочки. Откажемся — и нас ждёт смерть.

Сама мысль о том, что наши живые мозги будут век за веком томиться внутри металлических тел, вызывала у меня глубокое отвращение. Нам дали несколько дней на принятие решения, и поскольку я знал, что никогда не соглашусь на это, я предвидел свою гибель. Однако, к моему ужасу и смятению, Хэнли начал склоняться в сторону этой идеи. Думаю, как биолога, Хэнли уже давно увлекала мысль о достижении бессмертия — о сохранении разума после смерти тела. И вот теперь, завидев такую возможность в пределах досягаемости, он был склонен воспользоваться ей. Я потратил часы, пытаясь переубедить его и заставить ощутить кошмарность всей этой затеи. Дабы образумить друга, я пустил в ход все доводы, какие только мог придумать. Но всё было без толку: с угрюмой решимостью Хэнли пропускал мои слова мимо ушей. Он упирал на то, что мы всё равно погибнем и что жители Земли обречены, а следовательно, от нашего отказа не будет никакой пользы ни нам, ни кому-либо ещё. Поэтому он оставался глух ко всем увещеваниям и, когда подошёл срок, сообщил предводителю захватчиков, что готов принять их предложение и стать одним из них.

В тот же день они всё и сделали. Боже! Что это было за зрелище! Я наблюдал за всем этим через окно. На плато неподалёку от хижины они установили раскладной металлический стол и, распластав на нём Хэнли, пустили в ход анестезирующие средства. Рядом со столом лежало металлическое тело, которое пришельцы приготовили для моего друга. За исключением одной особенности, оно было точно таким же, как у самих пришельцев. Вместо четырёх гибких рук и четырёх ног, оно имело лишь по одной паре тех и других. Сперва это меня озадачило, но спустя время я догадался, что причина этого отличия заключалась в том, что в мозгу Хэнли отсутствовали нервные окончания, необходимые для управления лишней парой рук и ног. Поэтому его металлическое тело было оснащено лишь двумя щупальцами и двумя ногами.

Затем я увидел, как в солнечных лучах засверкали хирургические инструменты; и когда настал момент, пришельцы вынули живой мозг Хэнли из черепа и поместили его в металлическую полость внутри кубической головы. Полыхнуло световое излучение, и мёртвое тело моего друга испарилось. Тем временем захватчики, сгрудившись вокруг металлического туловища, что-то скручивали, подключали и соединяли. Наконец они отступили, и меня охватил тошнотворный ужас: я увидел, как металлическое тело встаёт на ноги, шевелится и ходит, подчиняясь командам запертого внутри него мозга.

С того дня Хэнли стал одним из пришельцев. Как и они, он без устали трудился над огромной машиной, без сомнения, подчиняясь приказам предводителя; как и они, он, казалось, никогда не отдыхает — его мозг непрерывно управлял неутомимым металлическим телом. На меня он совсем не обращал внимания и даже близко не подходил к хижине; само собой, он мог получить приказ держаться от неё подальше. Тем не менее мне всегда удавалось выделить Хэнли среди прочих металлических фигур, даже на расстоянии. Всё благодаря меньшему количеству конечностей.

Я полагал, что, как только они закончат с Хэнли, я тут же умру. Но, как вскоре выяснилось, впереди меня ждала куда более худшая участь. Предводитель навестил меня ещё раз и сообщил (как мне кажется, из чистой жестокости), что, когда их работа на Земле будет завершена, они заберут меня с собой. Не считая самих обитателей кометы, живые существа были большой редкостью в их родном мире, так что я стану ценным объектом для разнообразных опытов. Впрочем, даже эта новость слабо отразилась на овладевшем мною тупом отчаянии.

Медленно тянулись дни, огромная машина снаружи близилась к завершению. Она сильно походила на батарею гигантских турбин. Это был длинный ряд тёмных приземистых механизмов, имевших цилиндрическую форму и соединённых друг с другом сложной паутиной проводов. Поверх всех этих цилиндров пришельцы поместили громадный кожух из блестящего металла, защищавший механизмы от дождя и росы. В передней части корпуса находился пульт управления циклопической машиной. Квадратную панель из чёрного металла усеивало множество замысловатых регуляторов, верньеров, переключателей, кнопок и рычагов. В центре пульта одиноко торчал блестящий рычаг; он был куда больше остальных органов управлений и мог поворачиваться вдоль градуированного циферблата.

У самого края плато, неподалёку от хижины, захватчики возвели ещё один механизм, который на некоторое время заставил меня пребывать в полном недоумении. Это был большой, поставленный вертикально экран из матового стекла или схожего с ним материала. Сзади к нему были подключены какие-то небольшие устройства, которые мне не удалось особо рассмотреть. На самом же деле экран этот представлял собой большую карту — карту небосвода, на которой отображались Земля и комета. Комета выглядела, как огромный диск зелёного света. Вокруг этого центрального диска виднелась тонкая зелёная линия, изображавшая границы гравитационного захвата. Любой объект, оказавшийся внутри зелёного кольца, тут же попадал в поле притяжения кометы и неизбежно должен был кануть недра комы. Пока же объект не пересёк эту чёрту, он находился во власти притяжения Солнца. Иными словами, эта тонкая линия была «нейтральной полосой» между двумя зонами гравитационных сил.

Земля на карте обозначалась небольшим диском белого света. Оба диска — и белый, и зелёный — перемещались по экрану в точном соответствии с тем, как Земля и комета двигались в космосе. У меня не было ни единой догадки о том, каким именно образом эта карта работала, однако я предполагал, что устройство позади экрана улавливало (посредством световых лучей либо электрического излучения) изменчивую картину действительного движения кометы и Земли и в миниатюре воспроизводило её на экране. Назначение карты было вполне очевидно — она позволяла захватчикам точно рассчитать время своих действий. Земле предстояло покинуть свою орбиту в тот самый момент, когда её свободный полёт приведёт её внутрь тонкого зелёного кольца, то есть — в гравитационный захват кометы. Напряжённо вглядываясь в карту, я видел, как с каждым днём тает расстояние, отделявшее нашу планету от зелёной странницы, что мчится прочь из Солнечной системы.


К тому времени работа захватчиков пошла на спад: судя по всему, их огромная машина была готова. И вот всего четыре ночи назад настал тот час, когда они наконец привели машину в действие. Я видел, как они сгрудились у пульта управления; среди них — и Хэнли. Предводитель стоял наготове, его щупальце обвило большой центральный рычаг. Остальные пришельцы не сводили взглядов с гигантской карты, выверяя положение Земли и кометы. Я знал, что вся операция (если она вообще увенчается успехом) должна быть рассчитана с невероятной точностью, и ждал начала с не меньшей тревогой, чем сами захватчики. Наконец среди стоявших у карты кометных жителей возникло какое-то волнение, и я догадался, что сигнал подан. Бесшумно и быстро сигнал передавался из одного мозга в другой. И, как оказалось, я не ошибся. Ибо в тот же миг предводитель, замерший у пульта управления, передвинул рычаг вдоль круглой шкалы — медленно и осторожно. У него были причины проявлять осторожность. Разница в длине волн различных гравитационных излучений, должно быть, чрезвычайно мала, и если бы предводитель вместо солнечной гравитации нейтрализовал земную — пусть даже на мгновение, — то неизвестно, какой чудовищный катаклизм мог бы произойти. Но этого не случилось. Когда рычаг занял нужное положение на шкале, из огромной машины послышалось низкое гудение — настолько низкое, что его с трудом удавалось разобрать. Предводитель пришельцев тут же отступил назад.

Машина была запущена. Я знал, что в этот самый момент, она испускает мощные колебания, призванные встретиться с колебаниями гравитационной силы Солнца, чтобы противостоять им и нейтрализовать. Шнур был обрезан!

Впрочем, какое-то время мне казалось, что ничего не меняется. Как и металлические фигуры на плато, я весь остаток ночи внимательно смотрел на гигантскую карту, но лишь к утру стал замечать хоть какие-то изменения. Однако даже они были столь незначительны, что их с трудом удавалось заметить. Всё сводились лишь к тому, что обозначавший Землю белый кружок начал двигаться чуть быстрее, чуть быстрее пошёл на сближение с зелёным кружком кометы.

И по мере того как проходили часы, белый кружок двигался всё быстрее и быстрее. К ночи я уже чётко видел, что Земля понемногу сходит с орбиты, понемногу отклоняется в сторону приближающейся кометы. Захватчики, столпившиеся вокруг карты и огромной виброустановки, наблюдали за результатами своей работы. И я, прикованный к стене внутри маленькой хижины, тоже наблюдал. Наблюдал и ждал.

Однако ночью, почти достигнув самых чёрных глубин отчаяния, я наткнулся на то, что подарило мне проблеск надежды. Большую часть проведённого в заточении времени, я тратил на бесконечные поиски какого-нибудь инструмента или оружия, но поиски эти всегда заканчивались безрезультатно: как я уже говорил, захватчики вынесли из хижины всё, что могло сослужить нам какую-либо службу. Но той ночью в одном из тёмных углов я наконец нашарил крошечный металлический бугорок, слегка выпиравший из-под земляного пола. В следующий миг я уже вовсю откапывал эту штуковину — и минуту спустя извлёк из земли длинный ржавый напильник; он был закопан под полом, и наружу торчал лишь самый его кончик. Инструмент был до того ржавым, что выглядел почти бесполезным, однако само обладание этой вещью вдохнуло в меня свежие силы. Я как можно лучше очистил его и принялся за работу над державшей мою ногу оковой. Во время работы я, чтобы приглушить скрежет, оборачивал напильник тряпкой.

Я пилил окову всю ночь напролёт и, когда наступило утро, был обескуражен, обнаружив, сколь малого удалось достичь. Ржавый напильник оставил в твёрдом металле лишь неглубокую бороздку. Однако я понимал: это мой единственный шанс, и с упорством продолжал пилить окову. Время от времени я бросал взгляд в окно — убедиться, что за мной никто не наблюдает.

На меня навалилась усталость; проспав несколько часов, я пробудился вскоре после полудня. Это было вчера. Взглянув через окно на карту, я увидел, что Земля уже вдвое сократила разрыв между собой и кометой и теперь находится в опасной близости от тонкой зелёной линии, обозначавшей границы гравитационного захвата. Я понимал: как только планета окажется по ту сторону линии, всё будет кончено; никакая сила во вселенной не сможет вырвать Землю из плена зелёной странницы. Машину необходимо было уничтожить или отключить, прежде чем это случится. Весь тот жаркий долгий день я отчаянно трудился над оковой.

Наступила ночь, на небе во всём своём чудовищном великолепии вспыхнула комета. Она значительно прибавила в размерах и яркости; её зелёное свечение проникало в хижину через окно и бросало вызов белому свету прожекторов, сиявших на плато снаружи. Там, на этой равнине, захватчики продолжали собираться в неподвижные группки, продолжали наблюдать за крошечным белым кружком на карте, который теперь нёсся к комете с ужасающей скоростью. Оценив темпы его перемещения, я пришёл к выводу, что уже следующей ночью Земля угодит в гравитационный захват кометы. Я знал, что после этого чужаки заберутся в свои конусы-корабли и отбудут в свой родной мир в центре кометы, тогда как наша планета устремиться в смертоносную кому навстречу своей участи. Мой побег должен был состояться сегодня же или не состояться никогда.

Наконец, незадолго до полуночи, я перепилил окову где-то наполовину и, приглушив удар, сумел разбить её. Затем я подкрался к окну и осторожно выглянул на улицу.

В лучах ослепительного света было видно, что металлические фигуры собрались в две неровные массы — вокруг карты и вокруг машины. В тот миг никто из пришельцев, казалось, не смотрел на хижину, однако в крошечной постройке имелось только два окна, и оба они выходили на плато. Лес располагался в нескольких ярдах позади хижины, добравшись до него, я оказался бы в относительной безопасности. Но чтобы достичь деревьев, мне сперва пришлось бы выйти из постройки под ослепительный свет прожекторов, на полное обозрение столпившихся на плато захватчиков.

Но иного пути у меня не было. Поэтому не колеблясь больше ни секунды, я аккуратно открыл окно и как можно тише выскользнул на улицу. Тут же распластавшись по земле, я на один напряжённый миг замер в полной неподвижности. Среди металлических фигур, столпившихся вокруг двух механизмов, не послышалось никаких внезапных звуков, не возникло никакого движения, так что я украдкой (насколько это представлялось возможным) пополз вдоль фундамента постройки и через несколько секунд очутился в долгожданной тени позади хижины. Поднявшись на ноги, я сделал быстрый шаг в сторону леса, что виднелся в нескольких ярдах от меня. А потом резко остановился. Справа, футах в пятнадцати, в поле моего зрения внезапно возникла одинокая металлическая фигура. Стоя напротив меня, пришелец сжимал в щупальце светоизлучающую трубку и направлял её в мою сторону. Это был Хэнли!

Хэнли, или то, что некогда было его мозгом и душой, а нынче — запертое в теле из металла. Я сразу же узнал бывшего друга по двум щупальцам и двум ногам, и на меня обрушилась горечь смерти, ибо я потерпел поражение. Но даже тогда мои непослушные ноги сами собой заковыляли в сторону темневших впереди деревьев, при этом я ожидал, когда в спину мне ударит смерть. Через мгновение полыхнёт яркий луч, и всё будет кончено.

Но этого не произошло! Охваченный дрожью внезапной надежды, я сорвался на бег и через несколько секунд нырнул в густую темноту леса. Я спасся, хотя в тот миг едва верил в спасение. Оглянувшись, я увидел, что силуэт Хэнли по-прежнему стоит на плато — тихий, неподвижный и всё ещё сжимающий смертоносную трубку-излучатель. Хэнли позволил мне уйти!


Не успел я осознать, что произошло, как на плато внезапно возникла какая-то суматоха и послышался лёгкий шум. Бросив взгляд через плечо, я заметил на поляне примерно дюжину тёмных фигур, плавно скользивших по моему следу. Пришельцы обнаружили мой побег и бросились в погоню.

Обезумев, точно загнанный зверь, я нёсся по лесу, спотыкаясь о торчащие корни и в панике продираясь сквозь заросли шиповника. А по пятам за мной шли неумолимые преследователи. Они стремительно приближались, в точности повторяя все изгибы и повороты моего пути. Я быстро терял дыхание и понимал, что не смогу долго тягаться в скорости и выносливости с неутомимыми металлическими телами висевших у меня на хвосте охотников. Наконец я заметил впереди проблески воды, и в голове у меня возник план — последняя уловка.

Спотыкаясь, я продолжал бежать, пока не достиг кромки воды; густой лес подступал в том месте к самому берегу. Я быстро осмотрел землю вокруг себя и через мгновение нашёл то, что искал, — большой, толстый кусок сухой древесины. Схватив этот обломок, я скрылся за стоявшими в нескольких ярдах от меня зарослями кустов и стал дожидаться своих преследователей.

Они объявились через несколько секунд, продравшись сквозь подлесок в том же месте, что и я. Я выждал ещё мгновение и, когда они почти добрались до меня, швырнул кусок древесины в воду, после чего вновь распластался позади укрытия из веток.

Обломок плюхнулся в воду в тот самым миг, когда преследователи (их было пятеро или шестеро) достигли края воды и находились не далее чем в десяти футах от меня. Стоило раздаться всплеску, как из оружия пришельцев вырвались яркие лучи света и вспенили воды озера своей разрушительной силой. Это продолжалось где-то минуту. Потом пришельцы отключили излучение и замерли в ожидании. Стояла тишина, нарушаемая лишь плеском взбаламученной воды.

Затаив дыхание, я ещё сильнее вжался в землю позади хлипкого укрытия. Однако спустя одно бесконечное мгновение металлические фигуры отвернулись от берега, и вскоре я услышал, как они ломятся через лес в обратном направлении. Моя уловка сработала.

Слегка ошалев от пережитой только что чехарды событий, я с полчаса просто лежал на месте. Затем поднялся на ноги и стал украдкой пробираться вдоль береговой линии. В мыслях у меня было добраться до нашей крошечной моторки, которую мы держали в небольшой бухточке, и на ней достичь большой земли. Если бы мне это удалось, я смог бы найти помощь и, вернувшись на остров, попытался бы уничтожить захватчиков и разрушить их машину. Но когда я попал в бухточку, то обнаружил там лишь несколько обломков. Захватчики уничтожили лодку!

Мне казалось, это конец… Конец для всей нашей планеты. Теперь у меня не осталось ни единого шанса предупредить человечество, ведь я знал, что к следующей ночи Земля навсегда окажется в гравитационном захвате кометы — и тогда всё будет кончено. Весь остаток ночи, нашей последней ночи, я бродил по острову. Думаю, я был слегка не в себе. Когда наконец наступило утро — утро сегодняшнего дня, оно застало меня на северной оконечности острова. Я лежал и пытался напоследок придумать хоть какой-нибудь план действий. И тут меня привело в чувство пыхтение мотора. Я поспешил на берег, и успел туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как световой луч, ударив с плато, уничтожил вашу лодку и убил вашего товарища. Я видел, что вы спаслись (хотя наблюдатели пришельцев этого не заметили) и подождал, пока вы доплывёте до берега. Вот и всё.

Да… Вот и всё. Там, на плато, стоит огромная машина, которая заставляет Землю нестись в объятия кометы. А захватчики наблюдают и ждут. Ещё немного, ещё самую малость… и Земля окажется в поле притяжения кометы, и тогда до конца останутся считанные часы. Комета наверху становится всё больше, всё ближе, а потом смертоносные газы комы несут быструю гибель всему живому на планете. И вот наконец комета уже летит прочь из Солнечной системы, унося в своём чреве нашу Землю. Она мчится в глубины космоса, чтобы никогда не вернуться, а так и плыть век за веком через вселенную вместе с украденным, пленённым миром!


Хриплый шёпот Кобёрна оборвался, и несколько минут двое мужчин сидели в тишине. В то мгновение весь остров казался невыразимо безмолвным — если не считать лёгкого шелеста листьев на ветру да сонного жужжания насекомых. Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву, падал вниз наклонными полосами яркого золота.

Первым заговорил Марлин.

— Земля! — прошептал он, задыхаясь. — Вся Земля целиком! Что мы можем сделать?.. Мы двое?..

Почти не слушая, Кобёрн внимательно смотрел вглубь леса. Когда он ответил, его голос звучал глухо и безжизненно.

— Пока что ничего, — произнёс он. — Нужно подождать… До прихода ночи… — В его глазах вспыхнул слабый огонёк надежды, и он быстро повернулся к Марлину.

— Ночью у нас будет шанс, — прошептал он. — Один шанс на миллион, но всё же… шанс. Если нам удастся добраться до машины…

— Тогда мы её уничтожим? — спросил Марлин. — Отключим?

Кобёрн медленно кивнул и сказал:

— Попытаемся. Сегодня. Когда стемнеет. Если бы я хоть на секунду оказался у пульта…

Он резко умолк: по лесу снова разносились дребезжащие удары металла о металл.

— Они готовятся, — прошептал Кобёрн, пристально глядя Марлину в глаза. — Готовятся улететь сегодня ночью. Они подождут, пока Земля пересечёт нейтральную полосу и окажется во власти притяжения кометы, а затем уничтожат машину и залезут в свои конусы.

Скорчившись на земле, бледные, напряжённые мужчины молчали и слушали.

Впоследствии, когда Марлин в воспоминаниях возвращался к последним часам того дня, те всегда казались ему смутными и полузабытыми. Разгорячённый, страдающий от голода и ужасной жажды, он лежал рядом с Кобёрном и со страхом прислушивался к доносившимся с юга звукам; говорил он мало и только шёпотом. По мере того как день клонился к закату, события, которые ему только что пришлось пережить, история, которую ему только что рассказали, всё больше расплывались и перепутывались у него в голове. Раз или два Марлин с удивлением ловил себя на мысли — «а чего это, собственно говоря, я лежу в укрытии?» — и лишь резким усилием воли возвращал себя к действительности.

Прошло ещё несколько часов — и закатное солнце воспылало над самым горизонтом, расцвечивая западное небо буйством ярких красок. Марлин с трудом припомнил увиденный когда-то давно закат — с большим синим озером и аккуратной белой деревушкой на переднем плане. Сколько времени с тех пор прошло? Дни, месяцы, годы?

Пока он сражался с этой мыслью, золотые, оранжевые и алые цвета покинули небо у них над головой; мужчинам оставалось дождаться, пока долгие июньские сумерки сгустятся в темноту. Поблекший свет угас до тёмно-серого, сменился чернотой. Потом над восточным горизонтом воспарили колоссальные знамёна и ленты, состоявшие из зелёного переливчатого света; они раскинулись в небе подобно ослепительному северному сиянию. Хоть и готовый к этому зрелищу, Марлин тем не менее ахнул, когда комета взмыла в небеса. Целый океан зелёного огня плавно растекался по небосводу на запад, омывая мир жутким пульсирующим сиянием. Казалось, всё небо кипит изумрудным пламенем.

Кобёрн поднялся. Его глаза неотрывно следили за кометой, а лицо в зелёном, потустороннем свете напоминало лицо мертвеца. Он повернулся к вставшему рядом с ним Марлину.

— Я пойду вперёд, чтобы для начала провести разведку, — быстро разъяснял Кобёрн. — Я хочу, что бы вы, пока я не вернусь, оставались здесь. Думаю, у нас есть в запасе по крайней мере несколько часов, и прежде чем планировать какие-либо действия, нужно выяснить, что происходит на плато.

— Вас долго не будет? — прошептал Марлин, и его спутник отрицательно покачал головой.

— Не больше получаса. Никуда не уходите до моего возвращения.

Выразив шёпотом согласи, Марлин вновь опустился на землю, а Кобёрн быстро огляделся по сторонам и крадучись двинулся вглубь леса, на юг. Через мгновение его поглотили тени.

Оставшись один, Марлин продолжил лежать на животе, не смея даже шевелиться. Если не считать непрерывный стрёкот сверчков и глухое кваканье лягушек вдалеке, в лесу вокруг было очень тихо. Через минуту мужчина повернул голову и взглянул на пылающие небеса. Он смотрел до тех пор, пока его глаза не ослепило великолепие растущей кометы. Пусть и смутно, но Марлин мог представить, что эта пламенеющая в небесах штуковина делает сейчас с миром людей; мог вообразить всю ту бездну страха, в которую она низвергла Землю. Эта мысль придала ему немного сил, и он крепко стиснул зубы.

Вдруг Марлин понял, что Кобёрн отсутствует уже гораздо дольше, чем обещал, и ощутил внезапное беспокойство и страх. Где же Кобёрн? Его поймали? Убили? Марлин попытался успокоить себя, подавить дурные предчувствия. Однако с каждой минутой страх становился только сильнее. Наконец, когда прошёл час, он поднялся на ноги и с тревогой осмотрелся по сторонам. Поколебавшись мгновение, он тихонько позвал:

— Кобёрн!

Ответом ему было лишь шелестящее эхо собственного голоса. Луч зелёного света, исходившего от катившей по небесам кометы, пробился сквозь полог листвы и упал на бледное, встревоженное лицо.

— Кобёрн! — снова позвал он, на сей раз громче. Но снова не получил ответа.

Марлин больше не вынес бы этого ожидания, а поэтому он быстро выбрался из своего укрытия и, стараясь двигаться как можно тише, начал пробираться через лес на юг.

Он медленно шагал сквозь тёмную чащу, которую тут и там прорезали колонны зелёного света. Тащился через озарённые зелёным светом поляны, перепрыгивал через крошечные журчащие ручейки, прорывался сквозь густые заросли шиповника и прочих кустов. Дважды он переваливал через невысокие, но крутые хребты, а однажды набрёл на влажный, болотистый участок, где ноги вязли в предательской почве и где с обоих боков доносилось шуршание уползавших в траву змей. И всё же Марлин продолжал идти. Спотыкаясь, задыхаясь, с выпрыгивающим из груди сердцем. Теперь ему казалось, что он находится совсем рядом с центром острова и плато.

Но когда он вынырнул из небольших, но плотных зарослей кустарника и окинул взглядом открывшуюся перед ним картину, из его груди вырвалось нечто похожее на рыдание. В полном изнеможении мужчина рухнул на землю. Он очутился на краю узкого песчаного пляжа, за которым простиралось подёрнутое рябью, озарённое зелёным светом озеро. Вместо того чтобы направиться точно в центр острова, Марлин сбился с пути и потратил больше часа на бессмысленные блуждания. Плохо соображая от усталости, он лежал на песке и пытался сориентироваться.

Он подумал было снова позвать Кобёрна, но не отважился, поскольку не знал, насколько близко он сейчас к плато. Марлин никак не мог сообразить, где именно на этом странном тёмном острове находится равнина с пришельцами. Если бы он вернулся туда, где Кобёрн его оставил, тогда, быть может, ему бы удалось…

Бом!

Над островом громко и отчётливо разнеслась короткая металлическая нота. Марлин вскочил на ноги. Замерев в неподвижности, он весь обратился в слух. Миг спустя раздался ещё один звук — мощный, глубокий гул, который на мгновение усилился, а затем продолжил звучать уже без изменений. Марлин тут же снова углубился в лес, уверенно забирая влево. Звук, который мог доноситься только с плато, помог ему выбрать нужное направление.

Забыв на мгновение об усталости, он торопливо двигался вперёд. От волнения сжималось горло. Далеко впереди Марлин различал тусклый белый свет, который слабо просачивался сквозь заросли. Это бледное свечение не шло ни в какое сравнение с зелёным сиянием кометы над головой. По мере того, как Марлин приближался к источнику белого света, гул делался всё отчётливее, всё ближе. Сбавив шаг, Марлин зашагал дальше с большей осторожностью.


Бом!

Ушей Марлина вновь достигла одинокая звенящая нота; на сей раз она прозвучала громче, поскольку Марлин приблизился к плато. И, вторя звенящей ноте, вновь раздался глубокий гул, смешавшийся со звоном и наполнивший воздух чудовищным жужжанием — как от десяти тысяч динамо-машин.

Белый свет впереди разгорался всё сильней и сильней, пока наконец перед Марлином не вырос невысокий крутой склон, наверху которого лес обрывался. Из-за края этого склона и исходило белое сияние. Распластавшись на земле, Марлин медленно прополз вверх по косогору и замер на краю, позади небольших зарослей кустарника. Осторожно раздвинув ветки, он выглянул наружу.

Впереди раскинулось плато — широкая, заросшая травой поверхность примерно четверть мили шириной. Где-то в пятидесяти футах над центром плато в воздухе висело два огромных силуэта, из которых вырывалось гудение, — два гигантских металлических конуса. К ним крепились прожекторы, заливавшие всё плато белым светом, который даже здесь выглядел бледно в сравнении с пульсирующим сиянием кометы в небесах.

На земле посреди плато стояли ещё два одинаковых конуса; у каждого в боку зияло по овальному отверстию. В тот самый миг, когда Марлин их увидел, отверстие в одном из конусов закрылось, издав громкий звон, который он слышал уже дважды. С мощным жужжащим рёвом этот конус плавно поднялся в воздух и повис подле двух других.

На плато остался лишь один огромный корабль. Рядом с ним стояла длинная приземистая конструкция, ярко блестевшая в двойном сиянии, что исходило от конусов и кометы. На лицевой стороне конструкции располагалась чёрная панель, густо утыканная рычагами и кнопками. В центре панели одиноко торчал большой рычаг со шкалой. Марлин понял: это и есть нейтрализующая машина. Машина, что отсекает притяжение Солнца и заставляет Землю мчаться навстречу своей участи — к комете. Вокруг машины собралось десятка два гротескных металлических фигур. Эти фигуры с их многочисленными щупальцами и ногами, с их нечеловеческими квадратными головами, на которых были установлены светящиеся кружки, что играли роль глаз, — эти фигуры странным образом походили на пауков. Марлина передёрнуло от омерзения, когда он впервые увидел жителей кометы.

Он перевёл взгляд вправо и там, на краю плато, увидел низкую, грубо сколоченную хижину, а позади неё описанную Кобёрном карту. На огромном экране из матового стекла двигалось два диска — маленьких белый, олицетворявший Землю, и большой зелёный, олицетворявший комету. Последний был опоясан тонкой зелёной линией, обозначавшей границы гравитационного захвата кометы. И когда взгляд Марлина упал на эту линию, его сердце пустилось в дикий, неуправляемый галоп. Диск Земли находился всего в нескольких дюймах от окружавшего комету зелёного кольца — нейтральной полосы между полями притяжения Солнца и кометы. И этот узкий промежуток быстро сокращался.

До Марлина лишь сейчас дошло значение паривших над плато конусов. Захватчики улетали, их работа здесь была закончена. Через несколько минут Земля угодит во власть кометы. Навсегда. И тогда ударом светового луча пришельцы уничтожат огромную машину и умчатся прочь в своих конусах, предоставив нашу планету её участи. Это был конец.

У Марлина шла кругом голова и дрожали руки. Тем не менее, поколебавшись не дольше секунды, он медленно выполз из-за своего ненадёжного укрытия. В лучах бившего сверху яркого света, наполовину прикрытый росшей на равнине травой, Марлин полз в сторону машины. Преодолев десять ярдов, Марлин остановился и отважился посмотреть вперёд, слегка приподняв голову.

Последние металлические фигуры на плато одна за другой загружались в оставшийся конус через отверстие в его боку. Снаружи их оставалось лишь четверо или пятеро; они стояли около огромной машины, рядом с пультом управления. И в тот же миг, когда Марлин увидел их, они заметили Марлина. На глазах у мужчины пришельцы повернулись и, вне всякого сомнения, уставились прямо на него. Мгновение он, словно окаменев, лежал на месте, а затем вскочил на ноги и с безумным криком понёсся к пульту управления огромной машиной.

Стоило Марлину подняться, как двое из стоявшей у машины группки пришельцев с невероятной скоростью рванули в его сторону. Он не успел сделать и дюжину шагов, как они налетели на него. Марлин почувствовал, как его хватают холодные, извивающиеся щупальца, как сжимаются и швыряют на землю.

Мгновение он отчаянно боролся, а затем услыхал хриплый вопль и, вывернув голову, увидел тёмный силуэт, мчавшийся от противоположного края плато. Это был Кобёрн!

Извиваясь в безжалостной хватке двух противников, Марлин мельком различал бегущего к машине Кобёрна… а затем не смог сдержать крик отчаяния. Со стороны паривших наверху конусов ударил столб светового излучения и угодил прямо в Кобёрна. Ещё мгновение он был виден, окружённый ореолом ослепительного света, а потом исчез. Марлин закрыл глаза и прекратил борьбу. Он ощутил, как двое напавших него захватчиков вздёргивают его на ноги.

Открыв глаза, он оцепенело уставился на большую карту. Диск Земли находился менее чем в дюйме о зелёной нейтральной полосы. Всё было кончено. Они с Кобёрном выпустили свою жалкую стрелу и промахнулись. Охваченный тупым отчаянием, Марлин висел меж своих пленителей и чувствовал, как его волокут в сторону последнего конуса.


Но что это за внезапный металлический грохот? Что там за суета рядом с машиной? В приступе внезапной надежды Марлин вскинул голову. Из собравшейся у машины группки выскочила одинокая металлическая фигура — фигура удивительно похожая на человека, с двумя щупальцами и двумя ногами, — и бросилась к пульту управления огромным устройством.

— Хэнли! — громко закричал Марлин и в тот же миг оказался свободен: уронив его на землю, двое конвоиров тоже помчались к пульту управления. Стоявший на плато конус исторг из себя поток металлических фигур, а те корабли, что висели в воздухе, стремительно снижались к нейтрализующей машине. Хэнли уже был возле пульта и, вытянув щупальце, быстро схватил большой центральный рычаг. В него ударила сразу дюжина полос светового излучения — из парящих конусов и со стороны металлических фигур. Но за долю секунды до того, как лучи поразили его, Хэнли резко повернул рычаг, передвинув рукоятку вдоль мерной шкалы… и в следующий миг остров содрогнулся от колоссального взрыва. Марлина откинуло мощным порывом воздуха, и он успел лишь мельком заметить, как всё, что находится в центре острова — огромная машина, металлические фигуры и парящие конусы, — с молниеносной скоростью мчится в небеса.

Пошатываясь, Марлин поднялся на ноги. Ошеломлённый, наполовину ослепший, он сделал несколько пьяных, неуверенных шагов, а потом резко остановился. Посреди плато зияла чудовищная бездна — гигантская яма, вырытая в земле за один короткий миг. Конусы, машина и захватчики сгинули без следа в этом ужасающем катаклизме; их выбросило в космос, когда Хэнли повернул рычаг и тем самым на одно конкретное мгновение и в одной конкретной точке нейтрализовал земное притяжение вместо солнечного.

Вдоль границы невообразимой пропасти Марлин потащился в сторону огромного экрана-карты, видневшегося на краю плато. Экран согнуло и покорёжило чудовищной детонацией, однако он продолжал работать, и по нему всё ещё двигались два диска — символы Земли и кометы. Прикованный к экрану всем своим существом, Марлин подковылял ближе. Крошечный диск Земли продолжал ползти в сторону зелёной разделительной линии, что очерчивала комету. Он полз всё медленнее и медленнее, но всё же полз. Медленнее, ещё медленнее… Теперь он был всего в половине дюйма от линии, в четверти дюйма, в одной восьмой… К тому времени диск уже почти не двигался. Вот он дотронулся до линии, замер на её краю. Замер так же, как в этот миг замерла и Земля, висевшая в нейтральной зоне между Солнцем и кометой, колеблясь и будто бы сомневаясь… А затем Марлин громко вскрикнул.

Белый диск двинулся в обратном направлении!

Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее он отдалялся от тонкой линии, возвращаясь на свою привычную орбиту. Далеко простирающаяся сила Солнца оттягивала Землю назад. Оттягивала с самого края гибели.

Марлин обратил заплаканное лицо к огромной комете в небесах — океану зелёного огня, необъятному и титаническому. Теперь комета улетала. Навеки покидала Солнечную систему, упустив единственный шанс похитить нашу планету. С безумным вызовом Марлин погрозил комете кулаком.

— Ты проиграла! — кричал он, охваченный сумасшедшей яростью и ликованьем. — Ты проиграла, чёрт возьми!


Уже сгущались сумерки, когда на следующий день Марлин покинул остров. Он медленно грёб прочь, сидя на маленьком неказистом плоту, который собственноручно смастерил из брёвен.

Вечерние тени опускались на мир, сгущаясь в темноту. Впереди, на западе, дрожала звезда. Марлин продолжал работать веслом.

Наступила ночь, и на востоке вновь взошла комета. При её появлении Марлин прекратил грести и засмотрелся. Теперь она казалась маленькой, усохшей и безобидной. Её зловещее сияние быстро тускнело, по мере того как она уносилась в космос, следуя назначенным ей курсом. На мгновение ему стало интересно, какая безумная благодарность сотрясает сейчас народы земли, наблюдающие за уходом кометы; наблюдающие за тем, как они сами удаляются от врат смерти.

Марлин отвернулся и минуту смотрел назад, в сторону острова, который сейчас выглядел тёмным и маленьким. Низкая чёрная масса суши смутно проступала на фоне тускло освещённых вод. Всего лишь крошечный клочок суши посреди огромного озера… Но именно на нём решилась судьба целой планеты. На нём обитатели кометы разыгрывали свою грандиозную игру, где ставкой была наша планета, и на нём они потерпели поражение: их чудовищный заговор был в конце концов сокрушён. Это сделал Хэнли, чей человеческий мозг, человеческий разум, человеческая душа жили в металлическом теле. В последний, полный раскаяния и сожалений момент он сорвал колоссальный план пришельцев.

Марлин продолжил грести. В сердце мужчины угнездилась тупая боль. Кобёрн, Хэнли… Они отдали жизнь за этот мир, отдали жизнь за него, за Марлина, тогда как сам Марлин остался цел и невредим. Но даже сейчас он мог дать им кое-что взамен, хотя и совсем немного. Почтение и признательность целого мира, когда этот мир узнает, кто его спас. Это меньшее, что Марлин мог сделать для них…

Загрузка...