Сальмонельщики с планеты Порно

Вредно для сердца

Дурное предчувствие меня не обмануло.

Завотделом вызвал меня в приёмную и, как я и думал, завёл речь о командировке на остров.

Обычно на остров от исследовательского отдела посылали неженатых. А у меня жена и сыну три года.

Почему распоряжение ехать на остров я получил прямо от зава? Да потому, что начальник над нашим сектором не осмелился бы завести со мной об этом речь. Эта командировка говорила: завсектором готов меня сожрать. Он её сам и придумал. Я был уверен на все сто.

Посреди Японского моря, километрах в двадцати от побережья префектуры Симанэ, есть клочок суши, который называют Гранатовым островом. Вот туда меня и посылали.

— А телефон на острове есть? — взглянув на карту, поинтересовался я у завотделом.

— Жена деревенского старосты — оператор подстанции. Я попросил выделить тебе номерок, — с улыбкой ответил завотделом.

— Туда что, кабель протянули?

— Ты что! Просто радиотелефон.

— Мне кажется, для проверки качества воды нет необходимости забираться так далеко в море. Можно и на побережье всё сделать. Например, мыс Итидзэн. Там разве нельзя?

— На берегу не получишь точных данных о содержании цитроксина. В открытом море совсем другая картина. Для тебя это не новость.

— Да в секторе развития этих неженатых — человек пять-шесть. Зачем меня-то посылать?

— Никто из них самостоятельно работать не умеет. Ты же знаешь.

— У меня хроническое заболевание, — не сдавался я.

— Знаю. Сердце не в порядке.

— Это наш завсектором вам сказал?

Зав пристально посмотрел на меня.

— Да нет. Доктор Масуи. — Так звали врача, который работал в нашей компании.

— Вряд ли он что-то знает о моей болезни. Что он вам сказал?

— Что у тебя нервное расстройство.

— А про сердце не сказал?

— Сказал, что ты уже всех достал со своим сердцем, — усмехнулся зав.

— То есть я выдумываю? — вздохнул я. — Шарлатан он, а не врач.

— Ну а врачи, к которым ты ходишь, что говорят?

Я начал рассказывать заву о своей болезни. Это моя любимая тема, поэтому слова лились из меня как по маслу. Сам завожусь от своего рассказа. Натура у меня такая. Нервы, конечно, расстроены. Но это называется кардиокоронарный невроз. Не просто нервное расстройство и не просто болезнь сердца. Это очень сложное заболевание. Масуи в неврологии ни бум-бум, потому и делает такие безответственные заявления. Мой лечащий врач, доктор Кавасита, прекрасно разбирается и в психоневрологии, и в терапии. Мне страшно повезло, что я встретил такого замечательного специалиста. Я бы уже давно умер от инфаркта, кабы не он. Это точно. До него по каким только я больницам не ходил! Сколько врачей перевидал! И все как сговорились: у вас нервное расстройство. А у меня сердцебиение, дышать тяжело. И боли в сердце начались — жуткое дело. Разве такое при обычном неврозе бывает? И только доктор Кавасита поставил правильный диагноз: кардиокоронарный невроз.

Зав слушал со скучающим видом, пока не поднял руку, прерывая мою речь:

— Хорошо. Пусть будет кардиокоронарный невроз. А в чём причина?

— В моём случае, видимо, виноваты стрессы.

— Так это же замечательно! — Зав хлопнул ладонью по столу с таким видом, будто мы обо всём договорились, — На глухом островке у тебя ни стрессов, ни конфликтов ни с кем не будет. Работа… несколько раз в день берёшь пробу воды, делаешь анализ. И всё — ни забот, ни хлопот. Что-то вроде оздоровительных процедур. Что? Правильно я говорю? У-ха-ха-ха!

Я был в шоке.

Ладно. Видимо, можно и так на это посмотреть. Но как быть с ещё одной причиной моей болезни — неладами в семье? Моя жена — женщина истерического склада. Ещё она любит пощеголять, повеселиться, показаться на людях. Разве она выдержит несколько месяцев на заброшенном острове, где, кроме десятка рыбаков, никто не живёт? Если её туда заслать, она день и ночь будет устраивать мне истерики. Это же пытка.

Но конечно, жаловаться начальнику на семейные обстоятельства было не по-мужски.

— Э… И на сколько ехать? — нервно спросил я.

— На восемь месяцев.

— А меньше нельзя?

— Обычно бывает год. За это время можно отследить изменения уровня цитроксина. И ты это знаешь. Специально для тебя сократили срок до восьми месяцев. Тебе же без жены и сына придётся.

— Как? — У меня округлились глаза, — Их нельзя с собой взять?

Теперь уже глаза округлились у зава:

— А ты разве хочешь?

— Вы шутите? А если у меня случится приступ? Кто поможет?

— Ну что же, тогда поезжайте вместе, — Зав снова улыбнулся, — Я слышал у тебя жена красавица.

Он намекал, что я боюсь её одну оставлять. В общем, в самую точку попал.

— На следующий год мы выводим сектор развития из исследовательского отдела и преобразуем в самостоятельный отдел. — Зав вдруг посерьёзнел, — Завсектором Омомацу станет начальником отдела развития. А под ним будут два новых сектора.

— Понятно. — Я проглотил слюну.

— Даю слово, — изрёк зав и кивнул, — отсидишь на острове — мы тебя завсектором сделаем.

— Знаешь, меня опять на остров посылают, — сообщил я жене, вернувшись в тот день с работы, — Думал, когда женюсь, никуда больше посылать не будут, а оно, видишь, как выходит.

Несколько секунд жена молча смотрела на меня и наконец спросила:

— Почему ты не отказался?

— Откажешься, как же! Завотделом в обмен пообещал сделать меня завсектором.

— Ты и без этого должен стать завсектором. Все, кто вместе с тобой пришёл в компанию, уже давно завсекторами. Кое-кто даже без командировок обошёлся.

— Здрасте! Они же не техники.

— Ну и что? Всё равно ты один такой. Пока был холостой, четыре раза ездил на какие-то острова. Теперь у тебя семья, ребёнок. С какой стати ты опять должен ехать? Зачем согласился?! Сколько можно эти пинки терпеть?! — Голос жены становился всё громче, слова вылетали из неё всё быстрее, — Не фирма, а дерьмо! Ты что, не видишь? Они тебя просто используют! Опять меня все ваши жёны поднимут на смех! Хоть на улицу не показывайся! — Она уже перешла на крик.

Наш сын смотрел на маму круглыми от изумления глазами.

— Да я отказывался, — вздохнул я, — Сказал, что болен.

— А-а! — Жена закатила глаза к потолку, издала протяжный вздох и тряхнула головой, словно не хотела верить моим словам, — Значит, ты начальнику и о своих болячках рассказал! Раздул тему и ну трепаться?! Руками, наверное, принялся размахивать. «Ах, моё сердце! Ах, моё сердце!» Поди такого останови! — Она выпучила глаза и скривила губы, передразнивая меня.

— Что я раздул? Что есть — то и говорю. Всегда, — возмутился я, — Не скажи я ему, как бы он узнал?

— Сколько раз тебе говорить?! Перестань об этом болтать на каждом углу! Не терпится — расскажи мне. Но других-то не грузи этим! Почему, думаешь, завсектором тебя терпеть не может? Потому что ты достал его со своими болячками! До смерти надоел! Он к тебе с каким-нибудь делом, а ты ему опять про сердце! Чуть покажется, что оно стучит не так, сразу крик поднимаешь. Что бы ты ни делал — работа у тебя или нет. Все дела побоку, и в больницу.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Уж это-то мне известно! Ты там, у себя, в посмешище превратился. Вот тебя и задвигают. И на остров выпихивают потому, что шеф тебя не переносит. Лишь бы избавиться. Факт!

— Хочешь, чтобы я умер, да?! — взъярился я. — Может, шеф и вправду меня не любит, но ты-то что на меня набросилась? Люди от сердца умирают, между прочим. Конечно, здоровые всегда смеются над больными. Мне наплевать на это. Смейтесь! Но если я умру, вам не до смеха будет. Для чего я слежу за здоровьем, хожу по больницам? Ради тебя и сына.

— Только не делай мне одолжения! — закричала жена.

— Что ты говоришь! — Я врезал кулаком по столу и вскочил.

— Сердце, сердце! Что же ты до свадьбы ничего не говорил о своём сердце?! — Она тоже поднялась с места, злобно сверля меня глазами. — Что скажешь? Да ты просто обманул меня, вот и всё!

— Я?! Обманул?! Тогда это ещё не было так серьёзно. Хуже стало уже после свадьбы. Я, что ли, в этом виноват!

— На меня хочешь свалить? Выходит, я виновата? И у тебя на работе наверняка все тоже мне косточки перемывают. Сволочи! — кричала жена.

— Погоди, погоди! Да остановись ты! — Я поспешил вернуться к тому, с чего мы начали, — Давай не будем устраивать очередной скандал. Сейчас не время. Я же тебе ещё даже не сказал, куда меня направляют.

— Мне до этого дела нет. Абсолютно! — Передёрнув плечами, она уставилась на меня, — Ты ведь один туда поедешь. Я так понимаю?

Я изумлённо распахнул глаза:

— Ну ты даёшь! Тебе на меня наплевать, как вижу. Хочешь, чтобы я один жил в этой дыре? Да ещё без врача. Это в моём-то состоянии!

Жена равнодушно рассмеялась:

— Можешь не ехать, если не хочешь.

— Но меня же, когда вернусь, завсектором назначат. Ты что, не рада?

— Рада?! — Волосы у неё на голове встали дыбом. — Нет! Ни капельки! Назначили бы тебя завотделом — другое дело. Подумаешь — завсектором! Самым последним повысить решили. Чему радоваться-то?

— Не говори глупостей! Как я через завсектором стану завотделом? А сектора мне не видать, если не поеду на остров.

— Какой же ты дурак!

— Что значит «дурак»?! — Я пнул ногой кастрюлю на полу.

Сын уже давно привык к нашим ссорам и не плакал, играя сам с собой.

— Короче, мы едем все вместе. Поняла? — заявил я, глубоко втягивая воздух через нос.

Жена воззрилась на меня с изумлением.

— Хочешь сделать из ребёнка дикаря?

— Что? — Я еле успевал следить за скачками специфической жениной логики.

— Ты вообще думаешь о семье? Мальчик только в детский сад пошёл! Знаешь же, сколько я сил потратила, чтобы его устроить!

— Да это ты своё тщеславие захотела потешить!

— То есть ты считаешь, твоему сыну лучше жить на каком-то поганом заброшенном островке, без друзей и превращаться в дебила, вроде детей рыбаков? Он ведь только-только начал учиться читать!

Разрыдавшись, жена кинулась к сыну и стала его обнимать.

— Мой маленький! Вот такой у тебя папа! Бесполезный человек!

— Что, в конце концов, важнее — детский сад или моя работа? — заорал я, — Знаю, почему ты не хочешь ехать! Где на острове новые тряпки и побрякушки покупать? И красоваться не перед кем!

— А тебя от этого корчит! — Она злобно уставилась на меня. — Вот ты и тащишь меня с собой! Хочешь, чтобы я там по полной получила! — Она топнула ногой. — Никуда я не поеду! Чтобы спятить в этой дыре, где и поговорить не с кем? Ты для меня не компания. Инвалид! Не поеду, понял? Можешь катиться на все четыре стороны. Глядишь, у тебя там опять эти чёртовы спазмы начнутся. И поделом! Можешь вариться в собственном соку сколько хочешь!

— Ч-т-то… ч-т-т… ч-т-т…

Я хотел выкрикнуть что-то в ответ, но вдруг у меня перехватило дыхание. Глаза выкатились, я судорожно хватал ртом воздух. Сердце пронзила резкая боль. Я сморщился и, схватившись за грудь, скорчился на полу. Сердце колотилось так, что готово было выскочить. Я обессиленно застонал, всё тело тут же покрылось холодным потом.

— Вот, пожалуйста! Опять началось! — Жена стояла надо мной с кривой усмешкой на лице. — Интересная вещь! С тобой всегда такое случается, когда больше нечего сказать. Удобная болезнь!

Хрипя и присвистывая, я протянул к ней руку.

— Т-т-аблетки, д-дай м-мои — т-т-аблетки.

— Сам возьмёшь, — проговорила она и стала убирать оставшуюся после обеда посуду.

Я перекатился на бок на ковре.

— В п-п-иджаке, в кармане. Д-д-остань.

Сын поднялся с пола и посмотрел на меня сверху вниз:

— Папа заболел!

— Оставь его. Ему надо, чтобы на него обратили внимание. — Нарочито громко топая, жена удалилась на кухню.

Напуганный раздирающей грудь болью, думая, как бы не умереть, я, хрипя, подполз к вешалке.

— Мило, мило! Просто замечательно! — Жена со вздохом появилась из кухни, достала из моего пиджака коробочку с таблетками и бросила на пол прямо перед моим носом, — Вот это спектакль! Я почти поверила.

— Выходит, мне восемь месяцев надо лекарство принимать? — сказал я доктору Кавасите.

На следующий день с утра я взял отгул и отправился в его клинику.

— Ну да, — Лицо доктора скривилось. — Я могу вам дать, но…

— Вы должны! — сказал я умоляюще. — На него единственная надежда. На отрезанном от земли острове, без врача!

— Но вы же сразу всё выпьете, — Кавасита энергично почесал голову, — Проблема в том, что вы ничего не делаете, чтобы устранить причину вашего заболевания. Только пьёте лекарства. Это очень нехорошо.

— Нет, это не так. Я стараюсь. Бросил курить, больше не пью кофе. Как вы советовали. По возможности избегаю больших нагрузок, срочной и ответственной работы, — отвечал я, кивая в знак согласия со словами доктора. — И с женой перестал спать, конечно.

— Что? — Он поднял голову и посмотрел на меня, — Совсем?!

— Да, совсем. Это же большая нагрузка, не так ли?

— Я уже много раз вам говорил: у вашей болезни нет очевидных симптомов, — протяжно вздохнул доктор. — Не стоит слишком зацикливаться на вашем состоянии. Самое страшное для вас — семейный разлад. Перестанете спать с женой — вот вам пожалуйста, ещё один повод для конфликта.

— Доктор! Но вы же не хотите сказать, что я всё это придумал?

— Я этого не говорю. Вы несомненно больны. Однако вам надо избегать излишних волнений. В противном случае ваше состояние будет ухудшаться. От этого вы станете переживать ещё сильнее. Получается замкнутый круг. Не хочу вас пугать, но если так дело пойдёт, даже полный покой и переезд, смена климата не очень помогут. Надо расслабиться, избегать волнений. Вот лучшее лечение.

— Но это жена меня заводит. Что я могу сделать?

— Жену тоже везёте на этот остров?

— Разумеется.

— Командировка даёт вам замечательный шанс на выздоровление, — Доктор сделал недовольную гримасу и продолжал: — А вы не можете поехать один?

— Шутите? Как я могу её оставить. Она такая неуравновешенная, легкомысленная. От неё чего угодно можно ожидать.

— Должен вам сказать, что недоверие между супругами, подозрения в неверности тоже могут отрицательно сказаться на вашем состоянии.

— Хотите сказать, я ревнив? — Я чуть не сорвался на крик. Ведь доктор угодил в самое больное место, — А что я могу поделать, если она действительно ветреная.

— Ну хорошо, хорошо! — торопливо принялся успокаивать меня доктор, — Нельзя так волноваться. Ни в коем случае.

— Вы дадите лекарство?

— А вы обещаете не злоупотреблять? Тогда я дам на восемь месяцев. Но больше не просите, не говорите, что кончилось. Больше я вам не дам. Уразумели?

— Уразумел.

— Серпентина алкалоид, — бросил он медсестре и опять повернулся ко мне. — Не принимайте больше, чем положено. Кровяное давление у вас низкое, увеличение дозы может быть опасно для жизни.

— Я всё понял.

«Да он меня просто пугает, — подумал я, — Мне бы только получить таблетки, а там уж как-нибудь разберёмся, что с ними делать».

В компании «Разработка химических ресурсов моря», где я работал, было правило: если кого-то посылали в пункт наблюдения на побережье или какой-то остров, на сборы полагалось семь дней. Но это касалось холостых сотрудников. Мне, как семейному, в порядке исключения выделили две недели. Когда они кончились, мы — я, жена и сын — сели после обеда на маленький паром, который раз в день ходил с мыса Итидзэн на Гранатовый остров.

— Что?! Ну и остров! На что это похоже? — во весь голос воскликнула жена, когда перед нами открылся Гранатовый остров. — Что за форма?

Посреди острова возвышалась гора, похожая на перевёрнутый шлем. Её вершина разломилась, как спелый гранат, непристойно обнажив своё нутро.

— Ты шутишь! Я не смогу жить на острове, у которого такой вид!!! — орала мне в лицо ошеломлённая жена, — Другого места нет?! Почему обязательно с расщеплённой макушкой?!

— Откуда мне было знать?! — закричал я в ответ. — Я его только на карте видел. Никто мне не сказал, что у Гранатового острова расщеплённая макушка!

— Ха-ха-ха-ха! — Сын показал пальцем на остров и радостно засмеялся.

— Это же вулкан! Что мы будем делать, если начнётся извержение? От этого острова следа не останется!

— Да разве вулканы бывают такой формы?!

— А я тебе говорю: вулкан! Сто процентов — вулкан! — Она разрыдалась, — Ну что мне теперь делать? Дура! За кого замуж вышла! Между прочим, после нашей помолвки мне ещё один делал предложение. Теперь он в Европе работает. Послали вместе с семьёй. Угораздило же меня за тебя пойти!

— Вот из-за чего мне так хреново — ты специально говоришь такие вещи и доводишь меня, — проговорил я с расстановкой и глубоко дыша, чтобы сдержать поднимавшуюся ярость, — Доктор Кавасита говорил много раз: семейный разлад, особенно склоки, очень вредны для сердца. Несколько его пациентов даже умерли от сердечных приступов, поссорившись с жёнами.

— Чего резину тянешь, если боишься умереть. Разведись со мной! Сколько можно: доктор Кавасита — то, доктор Кавасита — сё. Чёртов шарлатан!

— Он не шарлатан! — закричал я. — Хочешь меня довести, чтобы я умер?

— Неужели умираешь? — не уступала мне в крике жена, — Ну давай, умирай! Тогда, может, поверю!

— К-как… к-к-как… — У меня не находилось слов в ответ на такую абсурдную логику, — Как ты можешь… — Я едва дышал. Боль, острая как колючка, впилась в сердце.

— Это твоя фирма тебя убить хочет — вот и сослали сюда. Они твоей смерти хотят. Никто тебя повышать не собирается. Можешь не думать, — Она громко топнула каблуком по палубе.

— Прекрати… прошу, п-п-прекрати, — Я сжал грудь руками и присел на скамейку, — Мои т-таблетки, пожалуйста, т-т-таблетки. В к-каюте. В сумке. В моей с-сумке.

— Ишь ты! — Она с отвращением смотрела на меня сверху вниз.

— Папа опять бо-бо, — сказал сын.

— Пойдём. Пойдём от него, — сказала жена ледяным, бесстрастным голосом и, взяв сына за руку, торопливо удалилась на корму.

Я буквально кипел от ярости. Сердце заколотилось, и тут же перехватило дыхание.

— Ух-х… ух-х… ух-х…

Хватая воздух скрюченными пальцами, корчась от боли, я со стонами доплёлся наконец до каюты. Открыл сумку, сведёнными судорогой руками достал коробочку с лекарством и проглотил, не запивая, сразу три таблетки. Доктор предписывал две, но этой дозы уже не хватало.

Когда самообладание вернулось ко мне, я заглянул в коробочку. Осталось всего несколько таблеток — четыре или пять.

Неожиданно меня охватило дурное предчувствие. Я принялся рыться в сумке — захотел убедиться, что упаковка с запасом на восемь месяцев на месте.

Упаковки не было.

Отбросив свою, я схватил сумку жены и в секунду разметал её содержимое по каюте. Никаких следов лекарства.

— Где мои таблетки? — Сердце стало отбивать барабанную дробь.

— Что с тобой? — холодно взирая на меня, поинтересовалась жена.

Я выскочил из каюты на палубу. Волосы у меня на голове торчали в разные стороны.

— Моё лекарство, — завопил я, — Большая коробка. Что ты с ней сделала? Где она?

— Откуда мне знать? — Она смотрела в море. — В твоей сумке, наверное.

— В сумке нет. И в твоей тоже. Где оно? — кричал я, — Что ты с ним сделала?

Увидев отца в таком необычном, устрашающем виде, сын испугался и ухватился за мать.

— Может, ты не будешь так орать? Ребёнок тебя боится. И другим пассажирам мешаешь.

Из «других пассажиров» на корме была только одна старушка.

— Не надо, ради бога! Ты только что сама такой крик подняла! Куда ты дела мою коробку? Отвечай! От этого лекарства зависит моя жизнь!

— Жизнь его зависит от этого лекарства, видите ли! — со смешком обратилась жена к сыну. — Какие слова! «Отвечай!» Надо же! — Она повернулась ко мне, обжигая ненавидящим взглядом, — Какого чёрта ты так со мной разговариваешь?!

— Извини. Я не прав, — проговорил я спокойнее, стараясь больше не поддаваться на её провокации, — Скажи, куда могла подеваться моя коробка?

— Какая коробка?

— Вот такая примерно. В коричневой бумаге. В ней лекарство на все восемь месяцев. У меня всего несколько таблеток осталось. Мне ещё нужно.

— Вот оно что? А почему об этом нельзя было сказать спокойно? — заговорила она поучающим тоном, — Коробка… Ну да. Я положила её в чемодан с зимней одеждой и отправила через «Дайцу».

Я немного успокоился, всё-таки «Дайцу» — первая в Японии транспортная компания. Единственное — успеют ли они доставить наши вещи, пока у меня не кончатся последние таблетки?

— Что же ты не сказала! — протянул я плачущим голосом. — У меня только четыре или пять таблеток.

— Надо самому заботиться о своих таблетках, если это для тебя так важно.

— И когда же «Дайцу» доставит наши вещи?

— Сказали: через четыре-пять дней. Но это было четыре дня назад. Выходит, должны завтра привезти.

«Значит, надо продержаться до завтра. Чтобы приступ не случился», — подумал я.

На острове, у пристани, нас встречал старичок, оказавшийся старостой местной деревни. Он проводил нас до нашего «офиса». Тот находился в километре от деревни, недалеко от берега, на песчаной полосе у подножия утёса. Деревянное строение наблюдательной станции — около пятидесяти квадратных метров — возвели совсем недавно. По окончании периода наблюдений его, скорее всего, разберут. Сделано было грубовато, зато в доме оказалась даже просторная комната с татами, и вообще всё выглядело куда комфортнее, чем я ожидал.

— Ну что же, вполне прилично, — заключил я.

Жена, стоявшая рядом со старостой, промолчала.

Приборы для наблюдений уже завезли. Староста пошёл домой, жена занялась уборкой, а я стал распаковывать и налаживать аппаратуру. Когда закончил, было уже совсем темно.

Ночью жена меня возжелала. Наверное, в новой, непривычной обстановке ей хотелось заняться чем-то давно знакомым, отдавшись монотонно-одноообразным движениям. Я нуждался в том же самом, но мне было не до любви. А вдруг приступ? Ведь у меня всего несколько таблеток. Я напомнил жене об этом, однако в ответ услышал всё те же претензии и жалобы.

Наутро я отправился на скалистый берег, чтобы установить в шести точках измерительные приборы. На это ушёл целый день.

От «Дайцу» в тот день мы так ничего и не дождались.

— Вещей-то нет! — пожаловался я жене.

— Ну, может, завтра привезут, — отвечала она с обычным безразличием.

— Квитанция у тебя есть?

— Да была вроде. Посмотри в моей сумочке. Если нет — значит, дома оставила.

Полная безответственность.

Я быстро высыпал содержимое сумочки на стол. Выкопав из кучи скомканный клочок бумаги — это и была квитанция, — немного успокоился.

На следующий день опять ничего не привезли. Закончив наблюдения, я решил на всякий случай сходить на пристань. Паром уже ушёл; ни багажа, ни посылок я не обнаружил. Я чуть с ума не сошёл. Поспешил на станцию, бросился к телефону.

— Алло!

— Да. Слушаю вас, — послышался в трубке старческий голос.

Я вспомнил, что оператором на телефонной подстанции служит жена деревенского старосты, которому уже было за шестьдесят. Так что со мной, должно быть, говорила его супруга.

— Извините за беспокойство. Будьте добры — Токио, — стараясь быть вежливым, попросил я.

— О! Токио. Сейчас, сейчас, — почему-то радостно откликнулась бабуля, — Сейчас, сейчас. Какой номер?

Глядя в квитанцию, я несколько раз продиктовал тугоумной старушенции номер отделения «Дайцу» в Сибуя.[22]

— Сейчас, сейчас. Я всё поняла, — возбуждённо пообещала она, — Положите, пожалуйста, трубку. Я перезвоню.

Я прождал минут пятнадцать, борясь с подступающим раздражением, пока наконец не раздался звонок.

— Алло! Можете говорить, — жизнерадостно объявила бабуля.

— Слушаем вас. Отделение компании «Дайцу» в Сибуя, — Женский голос звучал далеко-далеко.

— Алло! Вы слышите? Моя фамилия Суда. Шестого числа я заказал у вас доставку багажа. Но он до сих пор не прибыл.

— Секундочку. Соединяю с менеджером.

Звук уплыл ещё дальше. Послышался молодой мужской голос:

— Алло!

— Алло!

— Алло! Очень плохо слышно. Алло!

— Алло, алло! Моя фамилия Суда. Шестого я заказывал у вас доставку багажа. Его всё ещё нет.

— A-а… Сейчас соединю вас с ответственным сотрудником.

Снова мужской голос, но теперь уже изрядно пожившего человека. Я в третий раз объяснил, в чём дело.

— Ага! Мы немедленно разберёмся, — сказал он таким тоном, что я сразу понял: большого удовольствия от разговора со мной он не получает и разбираться ему охоты нет.

— А прямо сейчас нельзя?

— Прямо сейчас? — уныло проговорил «ответственный сотрудник» и умолк.

— Это очень срочно. В багаже лекарство. Без него человек может умереть.

— Ой! Тогда одну минуту, — Мне показалось, что он наконец зашевелился, правда без особого желания, — Как вы сказали? Эдзута?

— Суда?

— Ясуда?

— Первая — «с». «Соловей». Ударение на «да».

— Как вы говорите?

— «С» — от «соловья»…

— A-а? Сиода?

— Нет-нет.

— Первый слог — «су», потом — «да».

— Как-как?

— Су-да. Су-да.

— Ах, Суда?

— Да-да. Именно.

— Ага! Вот, есть. Есть. Получено от клиента шестого. Один чемодан с личными вещами.

— Точно! Это он!

— Префектура Симанэ, а дальше… что-то не разберу.

— Гранатовый остров.

— Точно! Гранатовый остров. Уже отправлено.

— Э? Что?

— Ваш багаж уже отправлен.

— Алло! Алло!

— Да-да. Алло!

— Я как раз звоню с Гранатового острова.

— Понимаю, — Мои слова не произвели на него никакого впечатления.

— Багаж ещё не доставили.

— Странно. Вы уже должны были получить.

— Я тоже так считаю.

— Ну, наверное, завтра доставят.

— Я уже два дня жду.

— Завтра будет на месте. Не беспокойтесь.

— А если не доставят? Тогда что делать?

— Что вы от нас хотите? — «Ответственный сотрудник» даже не скрывал, что ему весело.

— Чтобы вы разобрались.

— В чём?

Я разозлился.

— В том, где мой чемодан!

— Ну мы же его отправили. Как же можно за ним проследить?

— Очень просто! Вы же знаете, каким маршрутом он отправлен. Надо позвонить и узнать.

— А кто будет узнавать?

Я чуть не задохнулся:

— Вы! Не вы, так кто-нибудь другой. Мне без разницы. Кто-то может разобраться?

— Это не так просто. Много работы. Все заняты отправкой другого багажа.

— Я тоже занят! Это очень важный чемодан!

«Ответственный сотрудник» снова хохотнул:

— Багаж, с которым мы сейчас работаем, тоже очень важный.

— От этого жизнь зависит!

— Вот как! — Наверное, подумал, что я это для красного словца сказал.

— Алло!

— Я вас слушаю.

— Как ваша фамилия?

— Мураи, — неохотно отозвался он.

— Так вот, господин Мураи, — с нажимом проговорил я. — Прошу проверить все точки на маршруте следования моего чемодана. Я вам перезвоню.

— Угу! Хорошо, я проверю. Дело серьёзное, раз вы говорите, что жизнь зависит, — Он подавил смешок.

В крайнем раздражении я бросил трубку на рычаг:

— Вот сволочь!

— Что случилось? — спросила жена, подходя ко мне.

— Да «Дайцу». Это просто кошмар! Чего стоит их работа?! Что они вообще о себе думают?!

— А что ты хотел? Это же лучшая компания в стране. У них такой отбор — берут людей только из самых престижных университетов, — Она искоса бросила на меня острый взгляд, — Элита.

От её саркастического тона я завёлся ещё сильнее.

— И это даёт им право хамить?

— Ну да. Станут они переживать из-за какого-то ничтожного чемодана! Их специализация — перевозка тяжёлых машин, строительной техники, всякого такого. Строят железнодорожный мост, «Дайцу» обеспечивает своевременную доставку стальных ферм на строительство. Это их основной бизнес. Мобильность — вот что для них главное. Чего ж удивляться, что они профукали наши жалкие вещички.

— Зачем же ты с ними связалась, если знала?

— Интересно! А кто ещё взялся бы везти наш чемоданишко неизвестно куда? — спросила она насмешливо.

— Выходит, они монополисты?

— Точно.

— Ну их к чёрту! — Я врезал кулаком по столу, и тут же почувствовал, как сердце заколотилось в груди. Быстро достал две таблетки, проглотил. В коробочке осталось всего три.

Жена на несколько минут погрузилась в свои мысли. Наконец она взглянула на меня.

— А может, они нарочно задержали чемодан? Назло?

— З-зачем? — Я уставился на неё, — Ты ещё что-то знаешь? Говори.

На лице жены появилось серьёзное выражение, она словно разделяла моё беспокойство.

— Знаешь, у меня была лёгкая стычка с водителем, которого «Дайцу» прислала за чемоданом. Он приехал один и попросил помочь донести чемодан до машины. Я спросила, почему он один, без помощника. Сказала: давайте сами, это ваша работа. И он так на меня посмотрел… С такой злостью.

— Как его фамилия?

— Фамилия должна быть в квитанции, — сказала жена с неестественной улыбкой.

На следующий день от «Дайцу» опять ничего. Мы пошли к причалу вместе с женой. Паром доставил только группу студентов — человек пять, — приехавших на остров на каникулы. Все мужского пола. Жена тут же завела с ними разговоры, будто знала их всю жизнь.

На станцию я вернулся один — жена сказала, что хочет что-то купить в местном кооперативе. Сын спал после обеда, но, услышав меня, проснулся и поднял крик. Я кое-как его укачал и позвонил в «Дайцу». Мураи, тому типу, с которым я разговаривал накануне, понадобилось полчаса, чтобы подойти к телефону.

— Да?

— Это Суда, с Гранатового острова. Мы с вами вчера говорили.

— Ага!

— Чемодана всё нет.

— Интересно. Вы должны были получить.

— Вы, конечно, проверили маршрут?

— Ну… Ваш багаж должен прибыть в наше отделение в Симидзугаву. Не могли бы вы позвонить и выяснить, дошёл он туда или нет?

— Вообще-то я думал, вы это сделаете. Ладно. Не понимаю, почему я должен этим заниматься, ну да бог с ним… Каждая минута дорога, так что я сам позвоню. Какой номер?

Я записал номер телефона, который он мне продиктовал.

— Да, вот ещё что, господин Мураи. У моей жены возникло небольшое недоразумение с водителем, который приезжал за нашим багажом. На квитанции стоит его печать. Фамилия Танака. Может статься, он из вредности отвёз чемодан к вам и он где-нибудь там валяется…

— Такого быть не может! — рассмеялся Мураи.

— Нет, не говорите. Всякое бывает. Не могли бы вы проверить? А я свяжусь с Симидзугавой.

— Хорошо, хорошо. Я проверю, — преувеличенно вежливо ответил Мураи. Хотя ясно было, что он и пальцем не шевельнёт.

Закончив разговор, я попросил жену старосты соединить меня с отделением «Дайцу» в Симидзугаве. В этот момент на пороге появилась жена.

— Ты всё по телефону разговариваешь? Знаешь, какой счёт пришлют?

— Какая разница? Фирма оплатит.

Меня вдруг осенило:

— А как ты с оплатой договорилась? После доставки?

— Ну да! Заплатила вперёд.

— Надо было, чтобы после доставки. Тогда хоть поторговаться могли бы. Не привезёте — не заплатим.

— Ты как ребёнок, честное слово. Какая оплата? Плевать им на неё.

— От тебя ничего хорошего не услышишь.

Жене почему-то стало весело.

Тут мне дали Симидзугаву.

— Алло! Говорит Суда с Гранатового острова. Скажите, вы ещё не получили багаж на моё имя?

Голос на том конце был хриплый и резкий, будто я разговаривал с рыбаком:

— Погодите, посмотрю.

Через пять минут в трубке послышался тот же голос:

— Ничего нет. — В провинции сотрудники «Дайцу» всё-таки более любезны.

— Мы из Токио отправляли. Там говорят, он уже к вам должен поступить.

— Если не поступил — значит, не поступил. Мы как только что-то получаем, тут же доставляем адресату. Иначе у нас всё было бы завалено посылками. Как только — так сразу. У нас такой порядок. Мы ничего не задерживаем.

— Понимаю.

В трубке что-то лязгнуло, и хрипун отключился. Похоже, чемодан действительно до них не дошёл.

Я попросил, чтобы меня в третий раз соединили с отделением «Дайцу» в Сибуя, и стал ждать. Тут из задней комнаты появилась жена, облачённая в купальник.

— Что это ты так вырядилась? Не по возрасту, — спросил я, — К чему бикини? Купаться собралась? Одна?

— Не-е… Студенты, которые сегодня приехали, поставили на берегу палатки. Меня пригласили. Схожу посмотрю.

— Ну уж нет! — закричал я. — Муж между жизнью и смертью болтается, а ты вздумала перед молодыми парнями полуголая расхаживать?!

— Ого! Ревнуешь!

— Это не ревность! Просто для моего состояния самое страшное — когда между мужем и женой нет доверия. Подозрения в неверности и всё такое. Ты никуда не пойдёшь!

— Точно, ревнуешь! — засмеялась жена. — Притащил меня на этот чёртов остров, да ещё хочешь мной командовать! Ишь разбежался!

— Тогда и ребёнка с собой захвати.

— Ни за что! Мне он ни к чему. — И она ушла.

Я буквально дрожал от ярости, когда прозвенел звонок.

На линии был Мураи, я сразу напустился на него:

— В Симидзугаве сказали, что чемодан к ним не поступал. Что у вас, в конце концов, творится?

— Хм-м! Да… проблема… — протянул Мураи, хотя было понятно, что никаких проблем для себя в этом деле он не видит. — Конечно, надо бы разобраться, как отправили ваш чемодан — грузовым вагоном или автотранспортом. По железной дороге он должен прийти в Ябуки, а если на грузовике, то в Итагаки. Именно так. Почему бы вам не позвонить в наше отделение в Итагаки и не справиться у них? Если там нет, значит, чемодан отправили по железке, в отделение Ябуки. Номер в Итагаки…

— А почему вы не можете всё это узнать? — воскликнул я. — Должна же у вас быть какая-то ответственность!

— Ну что вы кричите? Ха-ха-ха!

— Что здесь смешного! Если вы не разберётесь с этим делом, я обращусь в полицию. Пусть объявят розыск!

— Конечно, конечно. Но чемодан, скорее всего, просто застрял где-то по дороге.

— Вот я и прошу вас выяснить где.

— Алло! — вмешиваясь в разговор, вдруг по-старушечьи засипела жена деревенского старосты: — Вы ещё долго будете говорить? Другие люди тоже хотят позвонить.

— Погодите вы! Я же разговариваю! — закричал я.

— Не могли бы вы закончить поскорее?

Мураи разбирал смех.

— Прекратите это! Прекратите! — орал я во всё горло, — Я разговариваю! Разговариваю! Разго-го-го… — Вдруг у меня перехватило дыхание, я схватился за грудь.

— Что случилось? — занервничала старушка. — Алло? Что с вами?

Я бросил трубку и стал лихорадочно искать коробочку с лекарством. Я совсем не мог дышать. Глаза выкатились из орбит, меня скрутило и выгнуло назад. Раскрыв трясущимися руками коробочку, я, не запивая, проглотил последние три таблетки.

Вечером я плачущим голосом пожаловался жене:

— Лекарство кончилось. Что теперь делать? Я пригрозил «Дайцу», что попрошу полицию заняться расследованием, но им, по-моему, всё равно.

— Вот именно. Плевать они хотели, — усмехнулась она, — Вся компания прогнила насквозь, сверху донизу.

— Да… — Мне вспомнился случай, происшедший несколько лет назад.

В ту ночь жена опять меня домогалась. Возбудилась даже сильнее, чем обычно. Верно, флирт со студентами так на неё подействовал.

— Нет, нет и нет! — кричал я, — Теперь я вообще без лекарства остался. А вдруг приступ? Это же верная смерть!

— Ну смотри! — истерически завопила жена. — Завтра же я тебе изменю с каким-нибудь пареньком. Из тех, что приехали. Вот молодцы хоть куда!

— Зачем ты это говоришь? Пытку мне устраиваешь?! — взмолился я фальцетом, — Не говори так. Пожалуйста! Знаешь же, что для сердечников сексуальная активность — смерть. Хочешь убить меня?!

— Не хочешь — не надо!

— Но ты же уйдёшь и сделаешь это с другим!

— Ха! Какой же ты мужик?!

— Хорошо! Если ты так говоришь, я согласен. — Я протянул к ней руку.

Жена оттолкнула её.

— Ты мне ничего не должен. Можешь не переживать.

— Я не переживаю. Ты не думай, я действительно тебя хочу. Честное слово.

«Эх, была не была!» И я заставил себя обнять её.

Всё получилось как-то слишком быстро. Из-за большого перерыва, наверное.

— Что? И всё? — разочарованно спросила жена, — Ты нарочно так быстро кончил. Сердце бережёшь? Нет, я так больше не могу. Завтра я точно тебе изменю. С пятерыми сразу. Тогда узнаешь!

— Не надо! Пожалуйста!

Я натянул на голову простыню и в полном отчаянии разрыдался. От повышенной нагрузки и её слов сердце снова пустилось в галоп. Я даже не мог закричать на жену, как обычно.

— Кажется, я умираю, — простонал я, — Правда, умираю. Точно.

На следующий день чемодан опять не привезли. О работе не могло быть и речи.

Я снова позвонил Мураи в Сибуя:

— Это Суда с Гранатового острова.

— Ага! Алло! Ну как ваш чемондан? Приехал?

— Нет, конечно. Поэтому я вам и звоню.

— Ага! Да, конечно.

— У меня лекарство кончилось.

— А? Лекарство? Какое лекарство?

— Лекарство от сердца.

— Вот как?

— Теперь случись у меня приступ, а я без лекарства.

— Сочувствую.

— Вы знаете, где мой чемодан?

— Нет.

— Вы выясняли?

— Ну…

— Выясняли?

— Что?

— Где чемодан?

— А кто выяснял?

Я тяжело вздохнул:

— Ладно. Я сам выясню. Дайте мне телефоны ваших отделений в Итагаки и Ябуки.

Записав номера, я позвонил в оба места. Ни там, ни там чемодана не оказалось.

Я заказал ещё один междугородний звонок, на сей раз в клинику Каваситы.

Трубку взяла сестра:

— Клиника Каваситы слушает.

— Моя фамилия Суда. Я ваш пациент.

— Что? Алло? Очень плохо слышно.

— Могу я поговорить с доктором Каваситой?

— Его нет.

— Как же так! Где же он сейчас?

— Уехал на конференцию.

— О! На конференцию? Куда?

— В Саппоро.

— Саппоро? На Хоккайдо?

— Совершенно верно.

— Знаете… тут такая ситуация. Доктор выдал мне лекарство, но оно потерялось. Не могли бы вы срочно выслать мне ещё?

— Связь прерывается. Я вас не слышу. Алло?

— Алло! Это очень срочно! Серпентина алкалоид. Прошу вас!

— Целлулоид?

— Нет-нет. Серпентина алкалоид. Лекарство так называется.

— Лекарство? Какое лекарство?

— Не могли бы вы срочно послать мне это лекарство?

— Я не могу. Без распоряжения доктора.

— Да, понимаю.

— Что вы говорите?

— Алло! Вы не скажете, где доктор Кавасита остановился в Саппоро?

— Что?

— Какая гостиница?

— Это не гостиница. Это клиника Каваситы. Больница.

— Да-да. Знаю. Доктор… В какой гостинице остановился доктор?

— Ага! Подождите минутку. Э-э… «Саппоро-Куин-отель».

— А номер телефона не подскажете?

Сестра продиктовала мне номер, и я попросил соединить меня с Саппоро. От постоянного кричания в трубку я стал задыхаться, всё тело покрылось потом.

— «Саппоро-Куин-отель» на линии.

Слышимость была отвратительная, пришлось надрывать голос. Наконец меня соединили с портье.

— A-а! Вам того самого доктора Каваситу? — послышался слабый мужской голос, разобравший в конце концов мои слова. — Терапевта? Он в полиции.

— Как? При чём здесь полиция?

— Вы что, газет не видели? Здесь, у нас в гостинице, прошлой ночью зверски убили женщину. Врача. Доктор Кавасита и ещё двое медиков, прибывших на конференцию, уехали в полицию как важные свидетели. Мы не знаем, когда они вернутся.

На острове не было ни телевидения, ни газет, поэтому о происшествии в Саппоро я понятия не имел. Доктор даёт показания в полиции, ему сейчас точно не до моего лекарства, даже если мне удастся до него дозвониться. Я решил больше не тратить на это время и положил трубку.

Новый день известий о чемодане не принёс. Следующий день тоже. На десятый день после того, как мы отправили чемодан, мне позвонила жена старосты и намекнула, что о поведении моей жены говорит вся деревня. Она пустилась в распутство и в открытую крутила с приезжими студентами.

Прошло ещё пять дней. Я забросил работу и целыми днями только и делал, что звонил по телефону. Терпение жены в конце концов лопнуло — ей опротивело выслушивать моё нытьё, жалобы и упрёки, она взяла сына и вернулась в Токио. Студенты уехали вместе с ней. На пароме.

Всякий раз, когда я начинал выяснять с кем-то отношения на повышенных тонах, мне казалось, что настаёт мой последний час. Восемь раз у меня было сильное сердцебиение, четырежды останавливалось дыхание, и трижды сердце пронзала такая острая боль, что я почти лишался чувств. И каждый раз я валился с ног и корчился на полу в страхе перед заглянувшей мне в глаза смертью.

На семнадцатый день раздался звонок из Симидзугавы: они получили мой чемодан! Я просил их позвонить, как только это случится.

— Ну как? Сегодня он будет здесь?

— Сегодня паром уже ушёл. Так что только завтра, — проскрипел голос в трубке.

— Почему же так долго?

— Потому что его отправили машиной.

— А почему не железной дорогой?

— Откуда мне знать? — На том конце бросили трубку.

На следующий день я появился на причале за час до прибытия парома. С Кюсю на запад, через Корейский пролив, прокатился тайфун, море штормило. Дождя не было, но ветер, пока я стоял на причале, всё набирал силу.

Наконец показался паром. Опоздал на полчаса.

— Ура! — При виде судна я начал приплясывать на самом краю пирса, — Вот он! На пароме моё лекарство!

— Вряд ли он к нам причалит, — произнёс у меня за спиной староста.

Он и ещё несколько деревенских пришли на причал, встревоженные ненастьем.

— П-почему это? — удивился я.

— Ветер, — отозвался один из местных.

— Точно. Вон какие волны. Попробуй-ка пришвартуйся. Как шибанёт о пирс! Так и перевернуться можно.

— Но это же чёрт знает что такое! — воскликнул я, — Я уже на пределе! Не могу я больше ждать! Ладно! Если он не может причалить — я сам туда поплыву! — С этими словами я скинул пиджак.

— Стой! Куда?! — Староста вместе с земляками поспешили остановить меня. — Ты что?! Утонешь! Нет, тебя раньше о берег расшибёт! Сердце откажет!

— Плевать! Сердце пусть как хочет! А я без этого лекарства не могу!

Я вырвался из державших меня рук и, подняв тучу брызг, нырнул в бушующие волны.

Так началось моё невероятное, безумное приключение. Я бросил семью, наплевал на работу, пересёк семь морей и шесть континентов в погоне за коробкой с лекарством. Переплыл Ла-Манш, пробежал босиком всю Сахару, спасался в непроходимых джунглях от аборигенов, плевавшихся ядовитыми стрелами, отбивался от белых медведей в арктических льдах, попал в перестрелку между секретными агентами сразу нескольких стран, которые устроили охоту за моим лекарством на Транссибирской железной дороге. И всё потому, что для меня это единственная возможность выжить.

Лекарства я пока не нашёл.