МАШИНА ЛЕОНАРДО

У Тимофеева болели зубы.

Нет нужды подробно описывать его ощущения. Собственно, болел один-единственный левый нижний коренной, но в силу подлой солидарности все прочие зубы дружно ему подыгрывали. Тимофеев не мог ни пить, ни есть, ни разговаривать. А тем более думать. Ему было «плохо и нехорошо», как мог бы написать любитель тавтологий сэр Томас Мэлори в своей «Смерти Артура». Тимофеев умирать, подобно королю Артуру, конечно же, не собирался, но радость бытия вот уже два дня как напрочь его оставила.

Он сидел на диване, закутавшись в одеяло и забившись в угол, и ныл: «У-у-у… у-у-у…». Но напротив него пребывала любимая девушка Света, и поскольку Тимофеев как-никак являлся мужчиной, то ныл он про себя.

— Витенька, — участливо промолвила Света, у которой сердце рвалось при виде страданий своего суженого. — Может, все-таки к врачу?

— Мымм! — отозвался Тимофеев, что должно было означать самую энергичную в его положении форму протеста. Если бы он мог, то мотал бы головой и всеми конечностями, но вынужден был ограничиться плавным поматыванием указательного пальца.

— Легче будет! — соблазняла его Света. — Сразу же!

— У-у!.. — не удержался Тимофеев.

Девушка шмыгнула носиком от прилива жалости и, чтобы скрыть минутную слабость, отправилась на кухню заваривать очередную порцию дубовой коры.

О тимофеевской немощи знали все. Поскольку хворь в силу неистребимого закона подлости совпала с защитой курсовых работ, друзья народного умельца изыскивали радикальные средства вернуть его в строй — пусть на время. Благой помысел заманить его к зубному врачу давно уже представлялся всем несбыточной мечтой. Положение усугублялось тем обстоятельством, что срывалась защита и у девушки Светы, не отходившей от скорбного зубами возлюбленного. Так что спасать нужно было сразу двоих.

Пока Света колдовала над плитой, к Тимофееву наведался его лучший друг Николай Фомин. Не было случая, чтобы он оставил его в трудную минуту.

— Эх ты… — тяжело уронил он. — Мужик называется. Вот, помню, был у меня случай. Дело уже к десантированию, сейчас люк распахнут и трап вытолкнут, и тут меня прихватило. Тоже, понимаешь, левый нижний коренной… Ну, думаю, вот и отпрыгал свое, не поймут меня боевые товарищи, заклеймят за трусость и отступничество. Нагибаюсь к дружку: «Слушай, Гена, врежь ты мне правым крюком порезче! Есть такая необходимость…»

Фомин исподлобья бросил взгляд на страдальца, надеясь увидеть его положительную реакцию на свою речь, призванную пробудить в Тимофееве зачахшее чувство мужества. Но ожидаемого эффекта не последовало. Слабым жестом Тимофеев показал Фомину на его левую щеку, и бывший морской пехотинец сконфужено умолк. Все было ясно без лишних слов. Так как правильная натура Фомина была чужда любой лжи, даже во спасение, то щеки его полыхали, словно запрещающий светофор. Особенно старалась левая, скрывавшая нетронутый пороками нижний коренной.

— Чем кончилось… — замялся Фомин. — Как только люк открыли, все само прошло. От стресса.

Тимофеев со стоном вздохнул.

Фомина сменил Лелик Сегал. Ему в должности сотрудника вычислительного центра курсовые никак не грозили, но оставить своим вниманием Тимофеева он тоже не мог. Правда, в силу особенностей воспитания, ничего путного присоветовать он был органически не способен.

— Тимми, — сказал Лелик. — Я знаю, что тебе нужно, ровесник мамонта. Есть рецепт отпадного фирменного коктейля, после которого ты ничего не будешь чувствовать. Называется «тундра». Выпить сто пятьдесят «Пшеничной», потом не закусывая — столько же «Сибирской». И попрыгать, чтобы как следует перемешалось.

Тимофеев уже не мог шевелиться, чтобы напинать Лелику за кощунство. Поэтому он слабо поморщился и снова с головой ушел в неприятные ощущения.

Вернулась девушка Света и поставила перед ним кружку с бурым отваром.

— Витюля, — сказала она строго. — Наберись мужества, встань и пополощи этим зубы. Если не поможет, заварю тебе корень подсолнуха.

«А если и это не спасет?» — безмолвно вопросил взгляд зубовного мученика.

— Тогда к врачу, — заявила Света. — Свяжем тебя и понесем на руках.

Глаза Тимофеева наполнились слезами.

Тем временем девушка достала из своего портфеля папку с курсовой работой. Черты лица ее прояснились. Она бережно расправила на коленях несколько больших листов бумаги, изветшавших от древности.

— Такой труд пропадает… — со вздохом произнесла она. — Можно сказать, историческая сенсация года. Это вам не какой-нибудь липовый подьячий Крякутный на воздушном месте. Представляешь, Витька, оказывается, и в наших копаных-перекопаных архивах можно совершить открытие. И даже поразительное!

Тимофеев откликнулся невнятным урчанием. Ничего похожего он, разумеется, не представлял. Ему своих забот хватало.

— Вот, взгляни, что я нашла совсем случайно, — попыталась пробудить в нем искорку интереса Света.

Тимофеев скосил на нее печальный глаз.

— Фто эфо? — пропыхтел он.

— Фрагмент какого-то чертежа. И похоже, очень старинная вещь. Ей здорово досталось от сырости и от мышей.

— Мыфы?.. У нас в архиве?

— Ну, в эпоху крепостничества их было предостаточно.

Лицо Тимофеева трагически перекосилось, затем собралось в гармошку, и он с подвизгиванием чихнул. Света поспешно отодвинула пыльный чертеж подальше.

— Что там нарисовано? — проявил некоторое любопытство Тимофеев, отчихавшись и совладав с попыткой зубов отыграться на нем за своеволие. От глаза Светы не ускользнуло, что это удалось ему подозрительно быстро.

— Машина, — сказала она, почувствовав, что находится на верном пути. — И знаешь что? — она предельно понизила свой нежный голосок, дабы придать ему подобающую таинственность. — По-моему, это рука Леонардо…

— Машина или рука? — простонал Тимофеев.

— Машина, придуманная великим Леонардо да Винчи! Я же исследовала год назад его манускрипты, правда — по фотокопиям. Уж его-то стиль я узнала бы среди тысяч…

— И что? Узнала?

Света нежно погладила лист пятнистого пергамента.

— Да, — промолвила она солидно. — Что-то есть.

— У-у! — взвыл Тимофеев недоверчиво. — Болтушка! Жди, как же, выдадут тебе Леонардов автограф из архива…

— И выдадут! — возмутилась девушка. — Во-первых, я там все лето просидела на практике, мне теперь доверяют, как своей! А во-вторых, никто еще, кроме нас двоих, не знает, что это рука Леонардо!

Диван под Тимофеевым жалобно заскрипел пружинами.

— Покажи, — попросил народный умелец.

Света почувствовала, что она уже у цели. Она всегда отличалась большим упорством и умела добиваться намеченного результата и в более сложных условиях. Она протянула старинный чертеж Тимофееву, но таким образом, чтобы тому, дабы разглядеть его, неминуемо пришлось отклеиться от спинки дивана и нормально сесть. Так и вышло.

— Здесь что-то написано, — сообщил он, всматриваясь в размытые линии. — Не по-нашему.

— Это шифр — пояснила Света. — Леонардо делал комментарии к схемам тайнописью, которую иногда можно было разобрать при помощи зеркальца: писал он справа налево. Мне кажется, это машина для переброски воды на расстоянии.

— Насос? — заскучал Тимофеев.

— В этом роде.

— Он что, задумал Сахару оросить? — недоверчиво спросил Тимофеев и накренился на бок.

— Ну зачем же? — заторопилась Света. — Например, снабжать водой бассейн какому-нибудь феодалу… Витенька, — пустила она в ход многократно испытанное средство. — Почему бы тебе ее не сделать?

— На кой фиг? — фыркнул Тимофеев и скривился. — Феодалы давно вымерли.

— Для моей курсовой, хотя бы! — воскликнула девушка. — Вообрази, какой это произведет эффект! И потом — неужели тебе не интересно?

Тимофеев уполз-таки в свой угол. Он напряженно размышлял. Его изобретательская жила отчаянно боролась с обнаглевшими вконец зубами.

— Интересно, — наконец согласился он. — Даже очень. Только…

— Вот-вот, — покивала Света. — Зубки придется лечить. В креслице, бормашиночкой. Что говорил великий Леонардо? «Всякое природное действие совершается кратчайшим образом!»

— У-у-у! — отозвался Тимофеев.

Спустя час с небольшим он уже сидел в кабинете дежурного врача, яростно вцепившись в подлокотники и обреченно распахнув рот. В виде исключения, за спиной слегка растерянного дантиста маячила девушка Света, держа на виду у Тимофеева спасительный чертеж. Под жужжание инквизиторского инструмента народный умелец размышлял, как ему выполнить конструкцию в натуральную величину и реализовать все ее неведомые пока функции, когда на пергаменте в наличии имелась одна лишь фронтальная схема. Он так увлекся, что не сразу повиновался предложению врача покинуть кресло.

— Ну, как дела? — спросила Света, придерживая его за локоть.

— Нормально, — сказал Тимофеев рассеянно. — Это что — все из дерева надо делать?

— Из дерева, — радостно подтвердила девушка Света. — Из палисандра!

Заглянув к нему на следующий день, она застала его сидящим в окружении обрезков водопроводных труб и досок. Чертеж был аккуратно прилажен под стекло на окне, и сквозь него просвечивало тусклое солнышко.

— Светланка, — сказал Тимофеев. — А там ничего не написано насчет материала, для постройки водозаборного тракта?

— Нет, — ответила Света, устраиваясь на свободном от уже готовых деталей участке дивана.

— А про источник энергии?

— Ну, с энергией все ясно. Десятка два здоровущих итальянцев…

— Где я их здесь возьму? — озабоченно промолвил Тимофеев. — Правда, есть Дима Камикадзе, он грузин и тяжелоатлет… Слушай, а если я электричество подведу?

— Вообще-то, чистота эксперимента пострадает, — рассудительно произнесла Света. — Но это не слишком существенно.

— Ну, тогда я и алюминиевые диски применю, — удовлетворенно заявил Тимофеев.

— А гулять пойдем? — с надеждой спросила девушка.

— Какое там гулять! — отмахнулся Тимофеев. — Защита на носу. А мне еще раструб надо продумать…

Света вздохнула. Она поняла, что во всяком добром деле случаются свои издержки. Ее утешало лишь то, что Тимофеев, однажды взявшись за работу, умел кончать ее быстро — прежде, чем она ему надоедала.

Наутро Тимофеев, кряхтя и запинаясь за собственные ноги, выволок сооружение, сильно напоминающее небольшой миномет, во двор. Там его поджидала нахохлившаяся от холодного ветерка Света, что прибыла на испытание самым первым автобусом. Столь ранняя пора была избрана недаром: чтобы не привлекать излишнего внимания жильцов и особенно домоуправления. Испытательный полигон был весьма хорош, так как во дворе тимофеевского дома стояла водоразборная колонка, а прямо за двором начинался пустырь. Туда и предполагалось перебросить воду, согласно проекту великого Леонардо.

— Приступим, — сказал Тимофеев, подтаскивая механизм поближе к колонке и подключая к переноске, спущенной из окна его комнаты. — Подойди сюда.

Света, стуча зубами, приблизилась.

— Я давлю на ручку колонки, — разъяснил изобретатель, — а ты следишь, чтобы вода лилась в лоток. Как только наберется достаточно, дернешь на себя пусковой рычаг. В этом состоит твоя доля участия в эпохальном эксперименте.

— Ясно, — кивнула Света, которой больше всего сейчас хотелось к Тимофееву в комнату — в тепло, пить чай с вареньем и бутербродами.

Народный умелец налег на ручку. В колонке заскворчало, зафыркало. «Не хватало, чтобы отключили…» — проворчал Тимофеев, но сильная струя ледяной воды ударила в лоток машины, веером брызг оросив голые Светины коленки. Девушка с писком отскочила.

— Куда?! — завопил Тимофеев. — Дергай!

Света опасливо вернулась на свой пост. Пальцы ее легли на деревянный рычаг, который неожиданно легко подался и пошел вниз до упора. И… ничего не произошло.

Вода хлестала в лоток, но из раструба ничего не вылетало, не било мощным фонтаном в сторону пустыря.

Тимофеев недоверчиво заглянул в лоток.

— Пусто, — констатировал он. — Не работает. Что-то неладно в королевстве датском…

— Витенька, пойдем пить чай, а? — попросила Света. — Потом разберешься. Может быть, дефект в конструкции.

— У кого? — ревниво спросил Тимофеев. — У меня или у Леонардо?

Тем не менее они оставили бесполезную для современной ирригации машину во дворе и поднялись на третий этаж. Сильно расстроенный Тимофеев достал из кармана ключи.

— Слушай, Светик, — вдруг сказал он. — А куда все-таки подевалась вода из лотка?

— В землю просочилась, — поспешно сказала Света. — Что ты загрустил? По обрывку чертежа тебе удалось собрать действующую модель машины Леонардо, этого титана эпохи Возрождения! Где ты видел, чтобы модель делала то же, что и оригинал?

— Это была не модель, — понуро промолвил Тимофеев. — Самая настоящая машина. Разве что без здоровых итальянцев в качестве источника энергии. И тебе не удастся украсить эффектной демонстрацией защиту курсовой работы. Может, это вообще не насос? Леонардо говорил: «Опыт никогда не ошибается, ошибочными бывают только наши суждения, заставляющие нас ждать от опыта таких явлений, которые он не содержит…»

— Разве это главное? — ласково прошептала девушка. — Зато ты здоров и еще успеешь закончить свою курсовую. С моей помощью.

Ключ в дрогнувшей руке Тимофеева с лязгом повернулся в замочной скважине и застрял. А сам последователь великого Леонардо внезапно ощутил, что благодарность и любовь не вмещается в его сердце.

— Я оформлю этот чертеж в рамочку, — сказал он, скрывая волнение. — Пусть покрасуется на моей стене до защиты.

Прошмыгнувшая мимо бесхозная сиамская кошка спугнула их, помешав немедленно поцеловаться.

… Жидкостный инженер Пумпа Винтомысл стоял перед Верховным блюстителем Старшего Мира, как называли сопредельное нашему пространство его обитатели, и от радости не знал, куда пристроить бестолково суетившиеся ложноножки.

— В Старший Мир наконец пришла вода с Младшей Сестры? — недоверчиво переспросил Верховный блюститель. — Как это объяснить? Вот уже двести кругов, как мы отказались от этого неудачного эксперимента…

— Да, это истина, — согласие моргнул чресельным гляделищем Пумпа. — Нашим предкам удалось наладить связь с величайшим мыслителем Младшей Сестры, дабы он создал аппарат для переброски драгоценной влаги в Старший Мир. И он почти осуществил этот грандиозный проект, но отсутствие достаточного количества энергии и прочных материалов остановило его. И тем не менее вода пришла к нам!

— Жизнь детей Младшей Сестры слишком коротка, — поморщился ликом дочерней головы Верховный. — И гений, с которым говорили наши предки, давно ушел. Но то, что случилось ныне, гораздо важнее того, что было.

— Объясни, о Верховный!

— Младшая Сестра повзрослела. Теперь она нам Равная Сестра. Новый великий мыслитель Равной Сестры протянул нам руку дружбы через казавшуюся непреодолимой стену между пространствами. Близок час, когда наши пустыни зацветут, словно прекраснейший оазис, и две вселенные сольются в могучем единстве. Имя гения будет увековечено в обоих историях, а на том месте, куда пришла вода, ему будет воздвигнут памятник из самого драгоценного материала, какой только существует в природе.

— Неужели… изо льда? — благоговейно спросил Пумпа.

— Да, будет так. — сказал Верховный блюститель. — И подумайте над тем, как мы отблагодарим наших братьев по разуму. Нужно будет поделиться с ними нашим знанием. Чем-нибудь вроде управления гравитацией.

… Накануне защиты курсовых работ Тимофеев явился к Свете в состоянии крайнего возбуждения.

— Ты никому не говорила про машину? — спросил он тоном бывалого заговорщика.

— Нет! А что произошло?

— Странная история… До нынешнего утра она валялась на пустыре, а к обеду пропала. И еще…

— Витенька, говори быстрее, я же волнуюсь!

— Чертеж из рамки исчез. А вместо него под стеклом — вот это, — Тимофеев протянул Свете лоскут блестящего материала с узором из золотых нитей.

Девушка внимательно пригляделась.

— Да ведь это ты! — засмеялась она. — На каком-то постаменте… Вот здорово!

— Что здорово?! — вскричал Тимофеев. — Что изображение памятника мне где-то тиражируется машинной строчкой на искусственном шелке? На кой мне сдались эти памятники, когда ты перед самой защитой осталась без чертежа?! Бежим скорее в архив, не может быть, чтобы там не оказалось еще каких-то автографов Леонардо!

Загрузка...