Он опять шел по пляжу интерната. Солнце било по глазам, он пытался заслонить его рукой, но это нисколько не помогало, как будто ладонь была прозрачной. На нем был абордажный скафандр, но он не защищал ни от жары, ни от света.
Чехов топал рядом строевым шагом, с прожженным животом и черными глазами живого мертвеца. На все вопросы Пульхра он кратко и уверенно отвечал, что жив, здоров и никогда раньше не умирал. Слева, с улыбкой слушая их спор, шел лемурианин Дедал в зеленом обтягивающем скафандре. Жара была невыносимая. Устав препираться с Чеховым, Пульхр остановился чтобы отдышаться и вытереть пот со лба.
Прямо у его ног лежала большая шипастая желто-коричневая раковина, наполовину занесенная песком. Вокруг нее суетились муравьи, видимо, приспособив под муравейник. Ветер, залетая в розовое устье, издавал тихий печальный вой. Пульхр нагнулся и хотел ее подобрать, но раковина сровно вросла в песок, и он, как ни старался, не смог ее даже пошевелить. От раковины резко пахло чесноком и гнилью.
Муравьи восприняли его действия как атаку на муравейник и немедленно организовали оборону. Они мгновенно облепили перчатки и, разбившись в колонны, принялись карабкаться вверх по руке. Пульхру стало любопытно. Он поднес ладонь к лицу, разглядывая муравьев. Это были большеголовые коренастые звери с лихо изогнутыми челюстями и острыми шпорами на сочленениях лапок. Один, особенно крупный и жвалистый муравей, почувствовав на себе взгляд Пульхра, поднял голову, угрожающе пошевелил усиками и с размаха вонзил челюсти в ткань скафандра. Пульхр вздрогнул: в руку как будто ткнули раскаленным шилом. Неужели муравей сумел прокусить армоткань? Пульхр хотел прихлопнуть поганое насекомое ладонью, но муравей, ловко увернувшись, перепрыгнул на другую руку и снова ужалил. Число муравьев чудесным образом начало увеличиваться, и через несколько мгновений обе руки по локоть кишели муравьями, которые остервенело вгрызались в ткань скафандра. Видимо, муравьи при укусах выделяли какой-то яд: Пульхр почувствовал, как грудь стиснуло острой болью, каждый вдох давался с трудом. Он хотел закричать, но слипшиеся легкие издали лишь жалобный всхлип. Пульхр обернулся за помощью к Чехову, но не увидел ни Чехова, ни Дедала, ни реки, ни берега, ни причала. Он остался наедине с раскаленным зеленоватым солнцем пустыней и разъяренными насекомыми. Пульхр понял, что его сожрут живьем, а в его черепе, возможно, тоже организуют муравейник. Боль от укусов стала невыносимой. Хрипя, он упал на колени, и изо всех сил принялся колотить руками по песку.
Размахивая во сне руками, он ударился локтем о реальную стену каюты и проснулся. Легкие ссаднило так, словно он пробежал двадцать километров в противогазе. Он рывком сел, и, еще толком не проснувшись, продолжал стряхивать с рук оставшихся во сне муравьев. Постепенно до него дошло, что произошедшее всего лишь кошмар, он расслабился и лег на спину. Понемногу дыхание восстановилось. Высыхающий пот приятно холодил кожу, а вместе с ним размягчалась и уходила из груди боль.
Опять раковина и муравьи… Этот сон он уже видел, но в прошлый раз это не было кошмаром. Пульхр где-то читал или слышал, что повторяющийся сон — признак того, что подсознание пытается донести до человека какую-то важную информацию, которую он, бодрствуя, по каким-то причинам игнорирует. Обычно это означало проблемы со здоровьем.
До сих пор на здоровье Пульхр не жаловался. Но последнее медицинское обследование он прошел два года назад, возможно, за это время какая-то болячка и прицепилась. Обычно проблемы со здоровьем у космофлотчиков начинаются после сорока, у клонов немного позже, так что уже пора. Опять же алкоголь в последнее время… Левая ладонь чешется. Это хорошо. Это к деньгам. Как закончим, надо показаться Картье…
Но бывает и так, что подсознание пытается подсказать решение задачи, которую человек никак не может решить в своей бодрстующей ипостаси. Царев, кажется, безуспешно бился над какой-то малопонятной нормальному человеку математической задачей несколько лет, пока однажды не увидал во сне принципиальную схему корпускулярно-волнового двигателя, хотя изначально одно с другим никак не было связано. Ну что же, попробуем проанализировать, что нам хочет сказать подсознание.
Итак… Мертвый Чехов. Ну, он почти каждую ночь снится. В последнее время особенно настойчиво — подсознание, похоже, не может смириться с тем фактом, что Чехов, спустя столько лет после своей смерти, вдруг объявился живым и здоровым. Интернат тоже часто снится, в этом нет ничего нового или необычного: детство — один из главных поставщиков сюжетов для сновидений.
Далее… Лемурианин Дедал. В реальности Пульхр с ним встречался лишь дважды, а сниться он повадился чуть ли не каждую ночь. Видимо, инопланетянин-андрогин, оказавшийся в итоге женщиной, сумел чем-то зацепить подсознание. В сегодняшнем сне, кстати, Дедал был не в штатском, как обычно, а в зеленом скафандре, очень похожем на тот, что носит Стерн. Что этим хочет сказать подсознание? Или всего лишь выверт сонного ума, перетаскивающего и складирующего дневные впечатления в долговременную память?
Раковина, понятное дело, символизирует шахту. Муравьи в мифологии многих народов связаны с демонами и подземным миром, а раз Пульхру это сразу пришло в голову, то не трудно догадаться, что муравьи в его сне символизируют зомби. Пульхр вспомнил, что раковина во сне пахла как зомби. Да что так руки-то чешутся? А не завелись ли у нас тут, часом, клопы? Значит… Муравьи в раковине — это зомби в шахте. Муравьи искусали руки — видимо, подсознание хочет избежать любого контакта с зомби.
Пульхр скреб руку с каким-то извращенным сладострастием, пока не почувствовал под пальцами липкую влагу. Это еще что такое? Он сел, и потянулся к выключателю. Вспыхнул свет. Пульхр уставился на свои руки. Вот тебе и муравьи… Кожа ниже локтей покраснела и покрылась мелкими бледно-розовыми волдырями. Левая рука была расчесана так, что из царапин сочилась бледная сукровица. Пульхр потрогал волдыри и боли не почувствовал. А вот вид весьма тревожный. Пульхр посмотрел на часы. Четыре утра. Два часа до рассвета.
— Дежурный! — позвал Пульхр. — Вызови Бенуа!
Бенуа появился через пару минут, мутный, сонный, всклокоченный и мечтающий нырнуть обратно под одеяло.
— Извини что разбудил, — сказал Пульхр, — похоже, у меня проблема по твоей части, — и показал Бенуа руки.
Бенуа рывком проснулся и собрался в пучок.
— Сними футболку, — велел он. — Язык покажи.
Бенуа заглянул в глаза, пощупал шею под челюстью, за ушами, потрогал волдыри.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально. Только руки чешутся.
— Да, вижу, что чешутся. Крапивница.
— Аллергия? Отродясь у меня никаких аллергий не было.
— Реакция на еду, возможно. Пайки, которыми мы здесь питаемся, уже больше двух лет лежат на складе. Двое наемников тоже жаловались на пищеварение.
— У пайков срок годности восемь лет.
— Ну, может быть, не в еде дело. Крапивница может быть реакцией организма на ксенобиотики: бытовая химия, лекарства, тяжелые металлы, красители, пестициды. Бывает таким образом организмъ реагирует на паразитов…
Судя по тому, как они одновременно поглядели друг другу в глаза, им обоим в голову пришла одна и та же мысль.
— Великая Мать! — выдохнул Бенуа и непроизвольно отряхнул пальцы, которыми только что так опрометчиво ощупывал капитанские волдыри.
— Я что… заразился? — спросил Пульхр, кашлянув.
— Надо взять кровь на анализ, — уклонился от прямого ответа Бенуа. — Там видно будет.
— Возьми конечно.
Вот они к чему были, сны эти… Бенуа вышел, столкнувшись въ дверях с Чеховым.
— Ого! — сказал Чехов, с уважением глядя на ошпаренные крапивницей руки. — Болят?
— Чешутся. Не подходи. Я, похоже, заразился.
— Ага! А я кому-то говорил шлем не снимать!
— Стерн говорила, что патоген не передается по воздуху.
— Нашел, кого слушать.
— Ничего страшного, — сердито ответил Пульхр, искренне надеясь, что это так. — Пропью курс таблеток. Это всего лишь грибок, а не ветряной менингит.
Вернулся Бенуа со жгутом и иглами. Пульхр глядел на бодро стекающую в пробирку кровь и размышлял о том, что творится в голове у Стерн, если она добровольно готова заразиться этой дрянью. Да не просто готова, а страстно этого желает.
— Что делать, если анализ положительный? — спросил Бенуа, выдергивая иглу и ослабляя жгут.
— Лечить. А на все остальное есть устав. Командование переходит старпому, меня в карантин, всех кто был внизу — проверить. Жду от тебя результатов анализов как можно быстрее.
Хоть бы это аллергия, хоть бы это аллергия… Наслушался Стерн, что грибок малозаразен… Когда, интересно, подцепил? Память с готовностью начала выдавать воспоминания: вот он снял маску в лаборатории Стерн, когда нюхал, чем пахнет из вскрытого зомби; вчера зашел к зомби в пассажирский отсек без шлема; вчера же ходил по заброшенному городу без шлема, да еще, идиот, голыми руками сгребал песок с того чертова захоронения… Голыми руками… Сгребал песок…
— Бенуа, подожди! Что ты там говорил про тяжелые металлы?
— Когда?
— Ну, что аллергия может быть реакцией на тяжелые металлы.
— А-а, да. Контакт с ртутью, таллием, свинцом. Нарушений сна, потливости, сердцебиения в последнее время нет?
— Только что кошмар снился, с потом и сердцебиением.
— А я знал, что так будет! — сказал Бенуа, которого послушать, так он знал все, но почему-то всегда задним числом, что Пульхра всегда в нем раздражало. — У нас здесь работает старый дизель, черт знает каких времен. А раньше в топливо добавляли тетраэтилсвинец, жутко токсичная дрянь, вызывает все эти симптомы.
— Почему не сказал, если знал?
— Я говорил Сикорскому…
— А при чем тут Сикорский? Задача Сикорского была запустить дизель — он запустил. Кто у нас специалист по химической и биологической безопасности, ты или Сикорский?
— Я.
— А может быть Сикорский твой командир?
— Никак нет.
— Почему анализ топлива не сделал? Тоже никто не сказал?
— Предыдущая команда использовала этот дизель, значит, все в порядке было, — начал сдавать назад Бенуа.
— Ну и где сейчас твоя предыдущая команда?
Бенуа скорбно пожал плечами. Вид у него был такой, как будто он лично затравил предыдущую команду выхлопами тетраэтилсвинца, но очень сожалеет о своем поступке. Молод, молод еще Бенуа. Не хватает опыта. Ну, это дело наживное.
— Выводы сделал? — спросил его Пульхр.
— Так точно.
— Можешь идти.
Бенуа вышел, оставив на прощание пластиковую баночку для забора мочи. Пульхр, прищурившись, уставился на Чехова.
— Чего? — спросил тот.
— Зомби еще не ушли?
— Начинают потихоньку расходиться.
— Когда все уйдут, выводи бронетраспортер. И пару ребят прихвати. И дроны.
— А что по поводу зомби для Бенуа?
— Чего?
— Ты вчера приказал наловить ему для опытов десяток мертвяков…
— Ну, поручи Лютому, что, они без тебя не справятся?
Пульхр не спеша надел абордажный костюм, проверил пистолет и поднялся на среднюю палубу. Дверь в пассажирский отсек открылась, едва он к ней подошел.
— Спасибо, — кивнул Пульхр в камеру.
За ночь зомби протрезвели, оголодали, и появление человека восприняли с энтузиазмом, засуетились, завыли, заскрипели зубами. Пульхр, не обращая внимания на тянущиеся к нему сквозь решетки конечности, вошел в камеру, в которой ночевала Стерн. От поднятого покойниками шума она проснулась и села, потягиваясь и позевывая, как кошечка.
— Доброе утро, — сказал Пульхр.
— И вам. Когда мы начинаем наш эксперимент?
— Подождите со своим экспериментом. Где ваш прибор? Он у вас с собой?
— Какой прибор?
— Ну, которым вы собирались определять, настоящая руда или нет.
Стерн встрепенулась:
— Зачем вам? Неужели нашли?
— Не знаю. Хочу проверить одну догадку.
Стерн слазала в свой неразлучный рюкзак и достала обсидиановый гвоздь.
— Вот он. Но я поеду с вами!
— Где ваш скафандр?
— Остался внизу.
— Пойдемте.
Ее скафандр валялся на спинке стула в кают-компании. Стерн без предупреждения скинула куртку, и капитан понял, что происходит, только когда она начала стягивать с себя штаны.
— Вы что, носите скафандр на голое тело? — спросил Пульхр, отвернувшись.
— Такой дизайн. Что с вами? Никогда не видели голых женщин?
— Вас видеть голой в мои планы не входило.
— За что мне такое особое отношение?
— Доктор Стерн, прекратите.
— Ладно, я пошутила. Можете поворачиться.
В машине Стерн смачно хрустела белковыми чипсами из пайка, поглядывая в окошко. Светлеющее небо обещало зарю. Свет фар периодически выхватывал из темноты сутулые темные фигуры, спешащие к себе в шахту. Пульхру вспомнил свой сон. Муравьи спешат укрыться в свой муравейнике до заката, а эти — до рассвета.
Радист-пулеметчик на переднем сидении обернулся.
— Господин капитан, вас вызывают со «Звезды»!
— Кэп! — это был Бенуа.
— Слушаю.
— Результат отрицательный. Никаких следов грибка у вас в крови я не нашел. Правда, есть признаки небольшого воспаления, хорошо бы обследовать. И в дизельном топливе никакого тетраэтилсвинца не оказалось.
— Понятно. Отбой.
Чехов взглядом спросил: «Как оно?», Пульхр показал условным знаком штурмовика «все в порядке».
Когда бронетранспортер въехал в заброшенный город и остановился возле «котлована», краешек солнца уже показался над горизонтом.
— Какое забавное сооружение, — сказала Стерн, заглядывая в «котлован». — Как будто древние греки поручили пчелам построить амфитеатр. Или нет, больше похоже на зиккуратат ацтеков-гайкопоклонников, вывернутый наизнанку…
— Нам вниз, — прервал Пульхр ее поток ассоциаций.
Стерн кивнула, подошла к самому краю, потыкала в напульсник, наклонилась вперед и вдруг сорвалась вниз. От неожиданности сердце Пульхра пропустило пару ударов. Но ничего страшного со Стрен не случилось, какая-то невидимая сила бережно ее подхватила, и она, плавно и невесомо, как сильфида, скользила вниз, едва касаясь ступеней носками ботинок.
— Ничего такой у тебя скафандр, — сказал Чехов, когда они с Пульхром, не в пример тяжелее и громче, спустились следом. — Где брала?
— Там таких больше нет, — в тон ему ответила Стерн, озираясь. — Ну, и где ваша руда? — спросила она у Пульхра.
Тот показал под ноги.
— Песок? Обычный песок?
— Только тот, который в котловане.
Стерн достала свой обсидиановый гвоздь и с видимым трудом вдавила его в песок по самую шляпку.
— Ну что? Это оно? — спросил Пульхр. — Или не оно?
— Давайте подождем.
Через несколько минут Чехов соскучился, снял шлем и достал из-за ворота скафандра пачку сигарет.
— Угостишь? — спросила Стерн.
Они успели выкурить по сигарете и начать по новой, когда гвоздь начал испускать едва заметное зеленоватое свечение, потихоньку разгораясь.
— Да, вы правы. Похоже это действительно то, зачем вас послали. Поздравляю, — недовольный тон Стерн явно противоречил ее словам.
Чехов от восторга раскатисто завопил, подкинул шлем, поймал его и полез обнимать Стерн, потом Пульхра, потом снова Стерн.
— Все, Чехов, хватит вопить! — сказал Пульхр, изо всех сил скрывая улыбку. — Чехов, Стерн, немедленно надеть шлемы. Руда токсична. Чехов, я кому сказал? Радоваться будем потом. Сейчас нужно унести выигрыш из казино. У нас одиннадцать часов. Надо успеть все сделать до заката.
Пульхр стоял на краю «котлована» и, сложив руки на груди, наблюдал за погрузкой.
Перед началом работ Олсен построила погрузочную бригаду и Пульхр объявил, что они грузят самородный осмий. Поэтому все работы в «котловане» должны проводиться в абордажных скафандрах, запрещено даже поднимать забрала: на открытом воздухе осмий окисляется, выделяя ядовитые пары.
— Легкие выжжет на раз! — заявил Пульхр, и для пущего эффекта продемонстрировал свои ошпаренные руки.
Из-за тесноты песок грузили вручную. Это оказалось неожиданно трудоемким делом. Песок сам по себе был очень тяжелым — как и положено осмию. Вдобавок он, как мокрая глина, прилипал к железным лопатам, и чтобы стряхнуть его в контейнер, приходилось прилагать значительные усилия. Лучше показали себя титановые пехотные лопатки, к ним песок не лип, но руда каким-то образом взаимодействовала с титаном: через пару часов работы лезвия таких лопаток начали трескаться, крошиться и вскоре весь инструмент пришел в негодность. Пришлось вернуться к железу.
Песок грузили в черные контейнеры, которые привезла с собой Стерн. Когда ящик наполнялся, крышку закрывали, и Олсен его опечатывала. Потом ящик волокли наверх и далее на шаттл. Когда набиралось восемь ящиков, шаттл отправлялся к «Неуловимому», где груз попадал в чуткие руки команды разгрузки.
Олсен была в своей стихии. Несмотря на все трудности, погрузка шла с опережением в два часа. А это означало, что перед тем, как приступить к сворачиванию лагеря на «Звезде» команде и наемникам удастся отдохнуть не четыре часа, а целых шесть. Завтра до заката Пульхр планировал покинуть Голконду.
Из котлована выпорхнула Стерн.
— Ну, как у вас дела? — спросил ее Пульхр.
— Олсен выгнала. Я хотела помочь, а она говорит, что я только суету навожу.
— У нее и без вас хватает рабочих рук. Ничего, если хотите, завтра, пока мы снимаем лагерь, отправлю сюда с вами кого-нибудь, чтобы вы могли осмотреть захоронение без спешки.
— Да, было бы неплохо. А как вы догадались, что этот песок — то что мы ищем? И зачем вообще зомби приносят сюда руду?
— Если бы вы не подсказали, я бы не догадался.
— Я подсказала? Какая я молодец! Но что-то я такого не припомню…
— Вчера, обследуя этот городок, мы с Чеховым случайно наткнулись на «захоронение». Я по глупости залез в песок голыми руками и получил аллергию, как при отравлении тяжелыми металлами. А вечером вы рассказали мне про культ Изначального, как зомби ему поклоняются, добывая для него руду. Все детали сложились. Вы понимаете, кто там похоронен?
Стерн задумчиво почесала стекло своего шлема.
— Хотите сказать, это там Изначальный похоронен?
— Именно. То, что песок на дне «котлована» оказался осмием, это подтверждает.
— Как-то это все странно и нелогично. Почему зомби похоронили его здесь, на всеобщем обозрении, а не у себя в шахте, где могли бы его защитить? Да и вообще, все захоронение совершенно не похоже на работу зомби. Откуда у них такие технологии?
— А его похоронили не зомби.
— Кто тогда?
— Хозяева шахты, кто бы они не были.
— А им это зачем? Тем более, похоже, что его залили этим стеклом или, я не знаю, смолой, когда он был еще жив.
— С учетом всей имеющейся у нас информации, я полагаю, что дело было примерно так. Кто-то, неважно кто, лемуриане, местные или третьи лица, наладили добычу руды: зомби под воздействием грибка добывают самородный осмий и несут его своему божеству, Изначальному, который передает руду хозяевам шахты. Так?
— Допустим.
— В таком случае, Изначальный — самое слабое звено схемы. Зомби-шахтера можно сделать из любого человека. Благодаря грибку, его даже учить добывать руду не нужно. А вот Изначальный — в единственном экземляре, рано или поздно он умрет, и зомби съедят его труп. И тогда вся схема пойдет вразнос: зомби никому другому свою вечную славу не отдадут, а будут хранить у себя в шахте до второго пришествия, и забрать ее оттуда будет крайне сложно. Единственное, что останется хозяевам, это то, что вы предлагали сделать с собой: создать нового Изначального и внедрить его культ. При этом нужно убедить грибок, что этот Изначальный — настоящий, а не самозванец. Все это сложно, долго и может не сработать. Грибок с возрастом наверняка стал более опытным и недоверчивым. Обмануть его во второй раз будет гораздо сложнее. Проще культ еще живого Изначального переделать в культ вечно живого Изначального. То есть убить его, но таким образом, чтобы он навсегда остался наглядным символом самого себя и вечно вдохновлял зомби на труд и на подвиг. Я так предполагаю, однажды лунной ночью хозяева шахты собрали здесь всех зомби, на глазах у них залили Изначального какой-то застывающей смолой и объявили его живее всех живых. А зомби с тех пор носят руду к его гробу.
— Все равно не понимаю, почему они похоронили его здесь, буквально посреди города, а не в шахте, где зомби могли защитить свои капиталовложения?
— Именно потому, что зомби не отдадут свой урожай только Изначальному и никому другому, даже хозяевам шахты. Хозяева похоронили Изначального в пошаговой близости от шахты, так, чтобы зомби могли по ночам приносили сюда свой урожай, но не мешали забрать его днем.
— Но так его кто угодно может забрать!
— Никому даже в голову не придет искать песок в пустыне, да еще на самом видном месте. Выслеживать зомби тоже бесполезно, они приносят сюда руду буквально по крупицам.
— Вы же нашли!
— Я об этом и говорю. Я ничего не видел, потому что слишком пристально вглядывался. Я стоял на этом песке, даже залез в него руками и заработал крапивницу, но не расскажи вы мне вчера про культ Изначального, я бы до сих пор думал, что у меня аллергия на рыбные консервы.
Пульхр замолчал. В небе, разглядывая капитана со всех сторон, лениво нарезал круги дрон.
— Что вы намерены делать с пленными зомби? — спросила Стерн.
— Их уже усыпили, и после заката вынесут наружу. Пусть возвращаются к себе в шахту. Руду мы у них изъяли, так что их ждет новая битва за урожай. Пятилетка сама себя за четыре года не выполнит.
— Вы же понимаете, какую они представляют ценность для науки?
— Что же тут может быть непонятного? Это ж мечта любого государства: абсолютно покорное население, которому ничего не надо, кроме гордости за державу и стакана спирта. Да и корпорациям такая технология будет интересна. Но у меня не исследовательское судно, я здесь не с научной миссией. А еще я в детстве посмотрел слишком много фильмов про то, как на космический корабль попадает опасная инопланетная форма жизни, и что бывает потом.
— А что с Айроном?
— Его отпустят на волю вместе с остальными.
— Но ведь он — человек, гражданин Земли, профессор какого-то там университета…
— Стелленбосского.
— Вот именно!
— Вряд ли Айрон сейчас удовлетворяет требованиям университета к своим сотрудникам.
— Но у него на Земле осталась жена, дети!
— Семейные ценности это прекрасно. Но Для Айрона сейчас его семья если и обладает какой-то ценностью, то в основном пищевой.
— Мы можем хотя бы попытаться его вылечить!
— Айрон практически зомби, грибок контролирует все его жизненные системы, и лечение убьет их обоих.
— Всегда есть шанс! Когда мы будем на Земле?
— Дней через десять-одиннадцать.
— За это время многое можно успеть сделать! Даже если он умрет… Что бы вы предпочли на его месте: жить зомби или умереть человеком?
— Вы в гуманисты решили податься?
— Почему сразу в гуманисты? — немного обиделась Стерн. — Я хочу пробудить в вас чувство долга. Как там у вас в присяге говорится: служить и защищать?
— Не у нас. И не в присяге.
— Не цепляйтесь к словам! Айрон — мирный ученый, гражданин Земли и наш соотечественник! Представляете, сколько он тут натерпелся? А вы отказываете ему в праве вернуться домой, повидать перед смертью родных и близких, в последний раз утешить безутешную вдову…
— Впечатлен вашим красноречием и понимаю, что вам хочется продолжить ваши исследования. Но для меня Айрон в первую очередь — биологическая угроза, и я ни в каком виде не допущу его на свой корабль, и тем более на Землю…
В этот момент из бронетранспортера выскочил радист, и подбежал к Пульхру.
— Господин капитан, срочный вызов с «Неуловимого», по шифрованному каналу…
— Что у них опять там случилось? Все, доктор Стерн, разговор окончен, я должен идти.
Стрен поглядела на него с плохо скрытой ненавистью, что-то пробормотала сквозь зубы и побрела прочь, в развалины. Пульхр залез в бронетранспортер и надел наушники.
— «Джо»?..
— Вы хорошо меня слышите, господин капитан? — спросил «Джо».
— Четко и ясно. Что случилось?
— У меня есть информация критической важности.
— Слушаю.
— Это вещество, которое вы грузите…
— Осмий.
— Да, я слышал, как вы всем рассказываете, что это самородный осмий, если такой вообще бывает в природе. По виду ваш самородный осмий почему-то больше всего напоминает обычный песок. Дело не в этом. Я тут кое-что прикинул: судя по показаниям весов погрузчика, контейнер, который вы только что погрузили на грузовой шаттл, весит шестьсот семьдесят четыре килограмма. Предыдущие контейнеры весили примерно столько же. Учитывая, что размер контейнера тридцать пять на тридцать пять на двенадцать сантиметров…
— «Джо», короче.
— Короче: плотность вещества, которое вы грузите, в два раза больше, чем у осмия. Но ведь это невозможно! Осмий и иридий самые плотные вещества во Вселенной! А тут в два раза больше! Объясните, что происходит? Я неисправен? Я ошибся в расчетах? Я опять не учел какой-то фактор? Что все это значит, господин капитан?
— Это значит, что старушка Вселенная все еще способна нас удивить. С тобой все в порядке, успокойся. Осмий и иридий самые плотные вещества, известные нашей науке. Нашей, человеческой науке, понимаешь?
В наушниках послышался треск, и тут же эфир снова стал чистым.
— Вы хотите сказать, что это вещество неизвестно нашей науке, но известны чьей-то другой? Единственный вид разумной жизни, кроме людей, — лемуриане, а единственная известная нам технология лемуриан это их двигатели и топливные капсулы, работающие на неизвестном нам веществе. Вы хотите сказать, что это то самое вещество?
— Предположительно.
— Действительно, это многое объясняет. Если экзотическая материя топливных капсул способна проделывать дыры в пространственно-временном континиуме, то вероятно, и в сыром виде она способна искажать наше пространство, что может восприниматься приборами как огромная масса, и, соответственно, при расчете дает нереальную плотность.
— «Джо», у тебя есть еще вопросы? У меня много дел…
— Да, господин капитан, у меня еще есть вопросы. Я хочу убедиться, что вы понимаете перспективы обладания таким грузом.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы же понимаете, что если мы передадим этот груз не лемурианам, а, например, Альянсу, то нам заплатят любые деньги. Буквально любые. Сделают все, чего бы мы не потребовали! Земные ученые не смогли понять принцип работы лемурианских двигателей и топливных капсул, возможно, потому, что имели дело с уже очищенной и переработанной экзотической материей. Если у них в руках окажется исходное вещество… это может в корне изменить ситуацию!
— «Джо», ты сейчас серьезно предлагаешь мне кинуть лемуриан на первом же задании?
— Ни в коем случае, господин капитан. Я просто указываю на такую возможность. В конце концов, не обязательно передавать Альянсу весь груз. Хватит нескольких килограмм. Работы по загрузке еще не завершены, вы легко можете утаить килограмм десять-двадцать. Это всего две-три горсти, господин капитан, и мы никогда больше не будем нуждаться в деньгах… Я бы мог все организовать через черный рынок…
— Нет, «Джо». Лемуриане до сих пор были со мной честны, авансом предоставили мне свои технологии. Первым я никогда не нарушу честные отношения. А ты лучше подумай вот о чем: если лемуриане узнают, что мы утаили часть груза, то, даже если не станут нашими врагами, работать с нами перестанут. И вполне могут сообщить Альянсу, что один из его кораблей, вместо того, чтобы идти к Тау Кита, отправился в свободное плавание. Помогут тебе деньги, если они у тебя к тому моменту еще останутся, когда у нас закончатся топливные капсулы, а новых взять будет неоткуда? Команде проще — мы затеряемся в толпе. А ты куда денешься? Жухало долго не живет… Нет, «Джо», в долговременной перспективе честность — лучшее поведение. Не расстраивайся. Слишком хорошо это тоже плохо.
— Понял вас, господин капитан.
— Как там у вас идет подготовка к карантину?
— Карантин готов. В восьмом отсеке, изолятор, лабораторию и обсервационные помещения, — все готово. Всю наземную группу мы сможем проверить на патоген за двадцать шесть часов, еще двадцать займет досмотр и дезинфекция оборудования и личных вещей.
— Хорошо, держи меня в курсе.
— До связи, господин капитан.
Пульхр снял наушники и выбрался наружу. Из котлована появился Чехов.
— Скоро заканчиваем, уже дно показалось. — сказал он. — Олсен говорит, половину группы уже можно отправить на «Звезду».
— Хорошо. Стерн заодно заберите. Она уже заколебала Олсен. Кстати, кто-то догадался, что это на самом деле?
— Всем плевать. Осмий так осмий. Все хотят побыстрей отгрузиться, снять лагерь и свалить с этой планеты.
— А вот «Джо» сообразил. Оказывается, у этого вещества какая-то нереальная плотность.
— Ну, «Джо» парень головастый, было бы странно, если бы он не допер.
— Еще он предложил утаить пару килограмм и продать Альянсу.
— Дельная мысль, кстати. Почему бы нам именно так и не поступить? Это ж какие деньги можно поднять! И риска нет: кто знает, сколько здесь точно руды? Закинем в контейнер пару лопат обычного песка, его и так понемногу в «котлован» задувает сверху. А разницу заберем себе.
— Погляди вон туда, — Пульхр указал на улицу с полуразрушенными домами. — Видишь?
В этот момент из одного из домов появилась Стерн и поломала всю наглядность.
— Что я должен увидеть? — спросил Чехов. — Стерн?
— Зараза! Ну, при чем тут Стерн? Развалины видишь?
— Ну?
— У ребят на этой планете все было хорошо, пока они не нашли это вещество, — Пульхр показал на очередной контейнер, который вытащили из «котлована» и грузили на джип. — Теперь здесь остались только зомби-шахтеры. Если наши ученые научатся делать топливные капсулы, очень скоро нам некуда будет возвращаться.
— Да ладно! Думаешь, лемуриане такие крутые? Земля две Космические войны пережила! Уж как-нибудь отобьемся. А когда научимся делать такие же двигатели как у лемуриан — сами к ним слетаем!
— Вот про это я и говорю, — усмехнулся Пульхр. — Земляне своими силами, на корпускулярно-волновых двигателях, ухитрились устроить две глобальные бойни. Треть Земли в радиоактивных пустошах. Денеб разнесли на куски вместе с гражданским населением, потому что не смогли поделить. За Психею до сих пор непонятно кто воюет неизвестно с кем. Что творится на спутниках Юпитера не знает даже Мезальянс, который их официально колонизировал. И ты хочешь в это уравнение ввести еще и лемурианские двигатели? Чтобы все это добро выплеснулось за пределы Солнечной системы? Хотя о чем я, к Тау Кита идет карательный флот. Слава Матери, он хотя бы идет на корпускулярно-волновых.
— Война — двигатель прогресса, — возразил Чехов.
— Знаешь, сколько было население Земли до изобретения корпускулярно-волнового двигателя? Больше десяти миллиардов! А сейчас, двести лет спустя людей осталось всего шесть миллиардов, из них на Земле — меньше четырех. Боюсь, дальнейшего развития технологий наше человечество может не пережить. Останется один прогресс. Без населения. Искренне надеюсь, что в Солнечной системе это вещество никогда не найдут. Ну, это в любом случае дело далекого будущего. А пока мы выполнили задание лемуриан, и у нас теперь будут деньги и то, чего не купишь ни за какие деньги.
— Топливные капсулы?
— Свобода! Знаешь, что это такое?
— Делать что хочешь.
— Нет. Свобода это находиться там, где ты хочешь быть, и не находиться там, где ты быть не хочешь. То есть да, в нашем случае это топливные капсулы.