На этот раз я был уверен, что айн не совсем права. Вспоминал свой полёт с Хтилем, обдумывал каждый поворот, каждое движение, каждый приём. Что я мог сделать иначе? Для любой задачи было только одно решение, особенно если его приходилось искать на такой дикой скорости. Может быть, другой отыскал бы другие, но для этого и надо быть совсем другим человеком…
Однако что она имела в виду? Какой универсальный способ? Могу ли я сейчас сообразить, каков он? Теперь, вдали от ситуации бешеной погони, мне казалось, будто в принципе можно изобрести десятки способов вынырнуть из бездны демонического пространства. Но как убедиться в этом, как проверить? Есть ли хоть в одной из этих идей рациональное зерно? Опробовать-то негде. А тогда их у меня в арсенале ещё не имелось.
Демоница же мне помогать отказалась категорически.
— Понятия не имею, как выглядит человеческое ментальное пространство. И не могу иметь. Потому у каждого свой путь. А ты просто идиот.
— Что-то я не наблюдаю, чтоб ты ментально делала от меня ноги. Значит, продолжаешь играть в одной связке со мной. Не так ли? Делать всё, чтоб я, идиот такой, победил.
— Вот именно! Идиот такой!
— Да, как понимаю, демонические женщины вообще ничем от человеческих не отличаются. Тот же нрав. Ладно — чем ты можешь помочь мне сейчас?
— Только обучать тебя дальше и давать советы. Однако толку-то… Мне как-то слабо верится, что в следующий раз ты сумеешь найти выход, который не нашёл в своё время. Но рискнём.
— Одного не понимаю — почему местному правителю не предложить мне сразу же нерешаемую задачку? Да и раскатать в лепёшку. Что — традиции обучения соблюдает?
— Какие вы, люди, забавные. Придумываете принципы и традиции, чтоб потом с пеной у рта требовать «своё законное», а сами даже и не думаете соблюдать чужие права!
— Интересная фантазия на тему. И самое главное — к чему ты это всё говоришь-то?
— Да к тому, что ты почему-то нашу жизнь рассматриваешь и судишь только со своей точки зрения, и даже в голову не приходит усомниться в собственной правоте. И ладно бы просто мечтал себе, что вот хорошо бы, если б стало вот так, но ещё и всерьёз ожидаешь, что другие станут жить по твоим мечтам! Все вы люди такие. Рассуждаете о правилах, когда вам хочется, чтоб другие соблюдали их вам в угоду, а сами и не почешетесь в аналогичной ситуации.
— Ты так много знаешь о людях? Изумишься, если скажу, что люди встречаются разные?
— Исключения лишь подтверждают правило — это ж ваша поговорка, разве нет? Иное поведение — исключение!
— Ни фига! Просто слишком часто нарушаемая норма.
— Если «слишком часто», то что же из этих двух равновеликих вариантов — норма?
— Мы тут этику человеческих особей обсуждаем, или причины, по которым чёртов Хтиль меня мурыжит вместо того, чтобы сразу разделать?
Демоница усмехнулась. Ненавижу эту её усмешку.
— Всё элементарно. Потому что от тебя, обучившегося основам, больше толку, чем от полного недоучки. Чем больше, чем лучше ты обучишься, тем лучший слуга выйдет из тебя, когда ты всё-таки проиграешь господину.
— Ну, что могу сказать, — помолчав, всё-таки выдал я. — А ничего не могу сказать. Тошнит меня от вас всех.
— Пройдёт немного времени, и ты примешь этот образ мыслей, привыкнешь к нему. И будешь воспринимать как естественный для себя. Это пойдёт тебе на пользу, ты перестанешь забивать голову глупыми мечтами, увидишь жизнь такой, какая она есть, и тогда станешь сильнее.
— Пошла ты…
В эту ночь мы со вкусом и даже яростью занимались друг другом. Стоило только нам повздорить днём, как ночь радовала несказанно, и я начал подозревать, что демоницу будоражат словесные пикировки со мной, самые злые и безжалостные. Это можно понять, ведь она — не человек, обижается как-то совсем иначе, и логика у неё скорее просто чуждая, чем обычная, женская. С ней можно не церемониться, не выбирать слова.
Приятно было от души лепить всё, что думаешь о собеседнике. Роскошь, которую я никогда не мог позволить себе в человеческом обществе, что с близкими, что с дальними.
Впрочем, в демоническом мире не нашлось больше ничего, что мне бы хоть сколько-нибудь нравилось. Отвратительное место, что уж там…
В замке Ишнифа я надеялся ни о чём не заботиться, кроме своего обучения и своей жизни, что не так уж и мало. Еду мне приносили, комнату предоставили, и то, и другое роскошью не поражало, но потерпеть можно было. Неприятным открытием стал тот факт, что о прачечных здесь никто ничего не знал, да и о стирке тоже. Оно и понятно, демоны обходятся без одежды. Но я-то ношу. И грязное бельё, как и засаленная рубашка, куртка, брюки, портили мне настроение до чрезвычайности. Про носки уж и говорить нечего.
Бани тоже были понятием чуждым, не встречающим хотя бы аналога в местном языке.
Айн сперва вообще не могла понять, какой совет мне от неё нужен. Потом возмутилась.
— Ты что, считаешь, я тебе носки должна стирать?
— Уверен, ты способна вспомнить не одно заклинание, которое позволит мне привести одежду в порядок и не гваздаться в ручейке. Причём, догадываюсь, это будет продуктивнее. Ручейки-то тут не поражают чистотой.
— Тебе приспичило почиститься, ты и придумывай, как это сделать.
— Я и придумал. С твоей помощью.
— Ты меня начинаешь здорово раздражать своими бесконечными претензиями.
— Тяжка твоя судьба. Но искать выход придётся. Ищи.
— Знаешь, что… Да, я могу подсказать тебе способ очистить тело, но по части одежды опыта у меня нет и не было. Я, знаешь ли, по сравнению с тобой куда более совершенное существо. И в одежде не нуждаюсь.
И мне впервые в жизни пришлось стирать одежду в холодной воде, от которой с непривычки нешуточно сводило пальцы. Какое-то подобие мыла демоница мне создала из воздуха, хотя для этого пришлось на неё надавить. Обитатели замка, шныряющие по двору мимо оккупированного мною относительно чистого ручейка, явно старались меня сторониться, что не могло не радовать. Интересно, что они вообще могут думать на мой счёт? Например, что я шизанулся? Или презирают за то, что занимаюсь грязным и непрестижным делом?
— А тебя-то с какого перепугу волнует их мнение? — осведомилась айн.
— А не должно? По местным нравственным меркам?
— Не должно.
— Хотелось бы знать, как на меня реагируют окружающие. Чтоб знать, чего ожидать — кола в спину или поддержки.
— Не корчи из себя идиота, ты им не являешься. От каждого из присутствующих здесь ты можешь ожидать только кола и никакой поддержки. И их мнение тебя волновать не должно. Они — пыль! Мусор! Или ты воспринимаешь себя на одном уровне с ними? Так в тебе тоже будут видеть пыль!
— Понял эту тонкость. Значит, считаешь, если буду держаться уверенно и нагло, ударить в спину не посмеют?
— Ерунда. Если ты будешь сильным, никто не посмеет ударить тебе в спину, как бы ты ни держался. А и ударит — толку не будет. Потому что если ты силён, ты за себя постоишь.
— Блин! Но мне-то нужно, чтоб меня не ударили сейчас! Как мне этого-то добиться?
— Стать сильным, что ж ещё!
— Мда, всё гениальное просто…
Демоница помолчала пару минут.
— Вроде ж ты со мной согласился, — осторожно произнесла она. — Но тон как-то свидетельствует об обратном…
— О, ты, детка, начинаешь понимать, что такое ирония!
— Может, и надо понимать иронию. Но я-то сказала тебе дельную вещь. Единственную. Стань сильным — и ничего не бойся.
— Хорошо, как же мне оперативно стать крутым перцем?
— Как стать?
— Оперативно. Очень быстро.
— Никак.
— Спасибо, кэп. Ты мне очень помогла.
— Всегда рада помочь.
Подобную вспышку злобы я испытывал лишь пару раз в жизни, и прошлую — именно во время ментальной погони. Тогда злоба оказалась созидательной. А что теперь? Не продолжая разговор (потому что он виделся мне пустым), я взялся за следующий этап занятий. Демоны, преподававшие мне основы, показывали и объясняли тонкости составления простеньких заклятий с такой видимой неохотой, что это кого угодно могло отвратить от учения. Но только не меня и не в сложившейся ситуации. Их раздражение я воспринимал со злорадством. Что, твари корноухие, не хотите со мной возиться? А придётся!
Айн иной раз подсказывала мне, какой уточняющий вопрос нужно задать и как повернуть разговор, чтоб он оказался наиболее продуктивным. Иногда я чувствовал — мои уточнения вызывают злобу, бешенство, отторжение. Но ответ следовал всегда. Главное было правильно сформулировать вопрос.
Я осваивал первые простенькие заклинательные структуры и с ужасом думал о том, что банально не успею применить ничего подобного в ходе погони по воображаемому миру — мои действия пока слишком медлительны, неуверенны, а тут уже нужен рефлекс, молниеносный, как само желание жить. Само собой, он образуется, когда я привыкну по сто раз на дню проделывать магические манипуляции, едва их замечая. Но до того момента было ещё очень и очень далеко. И не факт, что я вообще до него доживу.
Последнюю мысль, упорно посещающую меня по десять раз на дню, я гнал столь же регулярно поганой метлой. Образной. Несложные магические схемы постепенно учился составлять всё лучше и лучше, ведь способ мысленной визуализации любого структурного заклинания оказался самым простым и удобным. Правда, давался не всем.
Но меня подталкивал не только страх, но и любопытство. Иногда я просыпался ночью и обдумывал какой-нибудь новый образ, ложащийся на схему изученного днём заклятья. Каждый новый выученный приём придавал мне уверенности в себе.
— Вот так не пойдёт, — как-то подала голос демоница. — Подобного типа ощущения являются опорными при использовании других чар. Тебе потом будет не разобраться.
— Что за чары?
— Работа с пространством.
— Вот чему тебе следовало бы обучить меня в первую очередь!
— Почему это в первую? А-а, думаешь, подобного рода навыки помогут тебе в ментальном поединке? Не рассчитывай. Ментальные миры — совсем другое дело.
— Знаешь, не тебе решать, что может или не может помочь мне.
— Ты ведь даже представления не имеешь о приёмах, которые помогают работе с пространством. А берёшься судить.
— Это ведь и будет моей задачей в нашей паре — принимать решения и выносить суждения. А тебе надлежит выполнять мои поручения, не так ли?
— Ты слишком много о себе мнишь. И берёшь на себя многовато.
— Тебе придётся рискнуть. А что остаётся? Ты ведь не жена, развестись со мной не сможешь. Делай как я сказал!
— Ты просто полный дебил, — расстроенно произнесла айн и, помедлив, продолжила: — С чего начать-то? С организации магического пространства или с использования пространственных парадоксов в качестве опоры для заклинательных структур?
— Начни с первого. — Я усмехнулся бы, если б разговор вёлся вживую. Здесь же просто мысленно отметил очередной свой выигрыш в словесной пикировке и приготовился запоминать.
Вторая наша встреча с Хтилем произошла ещё более неожиданно, чем предыдущая. Я только-только вышел из медитации, с трудом поднялся с пола и мечтал лишь об одном — добраться до своей комнатушки и вытянуться на постели, чтоб хоть немного дать отдых ноющему копчику. Шагов демона-властителя я не слышал, почувствовал лишь, как он схватил меня за локоть, и едва успел обернуться. Меня, как удар кулаком в лицо, ошеломил его взгляд: злой, испытывающий, пронзительный.
В тот же момент землю рвануло из-под ног, воздух скрутил горло, как удавка, я дёрнулся всем телом в подобии агонии и ушёл в пространство, наполненное бледно-зеленоватым светом, упругое, как вода, причём на приличной глубине… То есть так я себе это представлял. В первый момент труднее всего было справиться с паникой, ведь сознание говорило мне, что если это глубины вод, то я труп, потому что очень скоро захлебнусь.
Лишь спустя пару мгновений и с изрядным трудом я сумел напомнить себе, что в ментальном мире вообще-то не дышат.
Да, здесь уже особо не поносишься, спасаясь от учителя. Где он, кстати? Я завертелся, пытаясь рассмотреть в зеленовато-серой мгле хоть что-то. Потом развернулся носом предположительно в сторону, где света было чуть больше, и поплыл. Наверное, там, где светлее — там и поверхность этого явно водного массива. Любопытно…
Извиваясь, как морской житель в каких-нибудь фэнтезюшных фильмах, я продвигался вперёд довольно-таки бойко. А может, мне лишь казалось так. Через несколько минут, а может, и секунд (восприятие времени отсутствовало напрочь, хотя обычно я на него не жаловался никогда) впереди выросли мутные, словно расплывшиеся на плохо обработанной самопальной фотокарточке, очертания колонн и арок.
Всё это выглядело захватывающе и жутковато, как остатки Атлантиды в глубинах Западно-Европейской котловины. Я торопился поскорее оказаться рядом с постройками, подстёгиваемый самым обычным человеческим любопытством и исследовательским зудом, свойственным почти каждому моему соотечественнику. И на какое-то время даже забыл о том, что нахожусь не на дне настоящего океана, похоронившего в толще вод величайшие загадки былых цивилизаций, а в пространстве чужого сознания, настроенного ко мне крайне враждебно.
А забывать об этом, конечно, не следовало.
Колонны приближались не так стремительно, как хотелось бы, и в какой-то момент чувство близящейся опасности буквально на рефлексе развернуло меня, встряхнуло и заставило осознать, что происходит вокруг и какова моя основная задача.
Тварь, кинувшаяся на меня из ниоткуда, размерами не поражала, но юркостью зато обставляла меня по полной. Рефлекс был прост — отмахнуться рукой. Рука на человеческую походила мало, но я отметил этот факт с большим запозданием. Не до того было. Едва отлетев от мощной демоноподобной длани, существо рвануло обратно, аккурат к моему горлу. Часть магических приёмов вспомнилась сама, часть логически потянулась за вспомнившимися.
В завязавшемся плотном узле поединка моё собственное сознание почти ничего не успело отложить в память. Рефлекс на рефлексе, всё за счёт наработанных навыков. Разделав тварь на части, я развернулся, готовясь отражать следующую атаку. Интересно, а что, наше общение в ментальном мире может иметь только и исключительно вид погони или драки?
Откуда-то извне пришло понимание, что не только, отнюдь не только, но сознанию намного проще воспринимать подобные формы взаимодействия, особенно если речь идёт о противостоянии. «Айн, — мелькнуло у меня. Что ж, больше мне не от кого ждать подсказки. — Любопытно…»
Твари появлялись то по одной, то группками, словно материализовывались в серо-зелёной пустоте. Бежать от них — бесполезно. Отбиваться можно до бесконечности. Что тут вообще можно сделать? Уворачиваясь и изворачиваясь, я едва успевал обновить в сознании формулы простеньких заклинаний, да сообразить, как тут развернуться и с какой стороны тварюшку по физии хлопнуть, чтоб отлетела подальше.
В какой-то момент часть сознания словно уснула, перестала воспринимать информацию извне. Однако при этом я точно, как машина, продолжал отбиваться, и даже критически оценивал свои действия. И свою внезапно возникшую возможность тратить внимание на что-то ещё, помимо драки, заметил и оценил. Короткое усилие, и умозрительное пространство сложилось, как альбом, прихлопнув меня по ушам гулом и визгом существ, которые тоже пропали.
Я плыл в зеленоватой бездне, пустой, словно обездоленной ленью божества, не озаботившегося после разделения света и тьмы совершить ещё хоть какое-нибудь действие. Передо мной развернула крылья тёмная демоническая тень, в которой я сперва на инерции увидел Сатану, но быстро сообразил, что Светозарным, слава богу, пока не пахнет. Просто это мой учитель пришёл разбираться с учеником, какого фига он тут делает.
И что от меня требуется? Меситься с ним по-рыцарски? Убегать от него? Корчить рожи? Внимать магической мудрости, повторяя «Да, учитель» строго через каждые двадцать секунд монолога?
Откуда-то пришло понимание, что я идиот, причём без шансов на исправление ситуации, и что мне сейчас вообще-то нужно смотреть учителю в глаза, и в этом будет заключаться внешний образ нашего поединка. Ну, кто ещё мог подать мне информацию о происходящем, а заодно и обо мне самом? Айн, конечно. Я попытался последовать её совету, однако взгляд демона, повисшего передо мной в упругой мгле, был настолько силён, что даже серию пощёчин наотмашь было бы проще выдержать, чем это. Взгляд буквально полоснул меня по глазам.
Я едва ли обдумывал, что именно можно сделать в этой ситуации. Всё получилось само собой, как и раньше. Может, жаждущая относительной свободы нашего с нею симбиоза, демоница всё-таки сцапала меня за руку и повела сквозь лабиринт — не знаю.
Меня накрыло чёрной волной, в которой даже ненависти не было — одно только отторжение. Как никогда я ощущал себя инородным телом в пространстве, где всё, абсолютно всё было чужим, где даже свет и тьма не принимали ни сознание моё, ни плоть. И это пространство норовило растворить меня в себе, и тем самым одолеть.
Первые мгновения я судорожно собирал себя обратно, словно каждую клеточку пытался воссоздать, но потом по какому-то наитию расслабился и погрузился в себя. Бесполезно бороться за каждый кусочек себя, внимания не хватит. Нужно не противостоять этому миру на его правилах, а принять натиск как вызов, вступить в схватку и перестроить его по своему вкусу. Задача с одной стороны поистине запредельная, а с другой… Если уж начистоту, ведь для нас существует лишь то, что мы так или иначе воспринимаем, а во всё остальное можем лишь верить… Или не верить.
Мне показалось самым главным взять в узду собственное сознание. Именно оно было сейчас моим единственным инструментом и единственным оружием. И, собственно, единственной опорой, тем единственным, с чем я мог соотноситься. Всё остальное было мне враждебно. Простым напором тут не обошлось бы, где уж одному-единственному человеку, пусть даже он титан и супермен, справиться с целым миром?
А значит, нужно было искать какой-то другой вариант. Я осознал, что нащупал его, лишь когда дело уже пошло — до того для рефлексии не находилось ни грана лишнего внимания. Уже отысканный, он показался мне простым и столь же малопонятным, как и все другие приёмы работы сознания с магией. В этом пространстве, порождённом чарами, я оставался магом и самостоятельной человеческой единицей ровно до того момента, до которого мне хватит сил. В моём распоряжении их не так и много, а значит, надо их откуда-то взять.
И, если я не в состоянии отобрать их у мира или у моего «учителя» и главного врага (если изъясняться грубо: отнималка пока не выросла), то, может быть, заставить свою собственную силу срезонировать о чужую и в этом найти источник мощи?
— Догадался, наконец, — прозвучало в ответ. И, судя по тону, общался со мной явно не «учитель».
Прикосновение к чужой магии высекло искры моей собственной, словно кремень — искры. Не для того, чтоб перебороть мир, они, конечно, предназначались, а чтоб усилить точку опоры. Дальнейшее, уже давно исподволь подготовленное сознанием, произошло само собой. Пространство хлынуло прочь, словно вода горной реки, и стало легче. Чужая тьма и чужое неприятие больше не разъедали моё существо. И мир стал меняться — без спешки, но неудержимо.
— Вот как можно было бы объяснить тебе вот такое? — осведомилась айн. — Ты ведь ещё в прошлый раз должен был понять, как это следует делать, дубина. И только сейчас осенило, видите ли…
Я начал приходить в себя с большим запозданием. Лишь убедившись, что отлёживаюсь в собственной комнате, а не на глазах у демона-властителя, готового в любой момент вцепиться мне в горло, дал себе волю и расслабился. И то, что в эту расслабленность вмешался нудёж моей постоянной спутницы, мягко говоря, не радовало. Но заставить её замолчать — сама по себе задачка не из лёгких.
— Если ты не заткнёшься, развлекаться со мной сможешь только в воспоминаниях.
— Кто от этого больше пострадает-то?
— Ответ очевиден. Я, в отличие от тебя, имею и другие варианты.
— Так-таки и станешь спать с демоницами?
— Если захочу, смогу. В отличие от тебя. Ты и захочешь, так не сможешь. Поэтому примолкни и дай мне отдохнуть.
— Только отдых, отдых… Работать надо, и только в этом случае будет хоть какой-нибудь эффект! Ты просто лентяй, и тебе никогда не светит добиться настоящих высот в магии…
— Господи, хоть бы ты сдохла, — простонал я и усилием воли убрал её в глубины артефакта — так, чтоб не слышать ни звука. Усилие это далось мне тяжело и с болью. Ничего удивительного, после такой встряски…
Но, с другой стороны, долго не слышать и не ощущать её может быть опасно. Хоть она и стерва, но в потоке оскорблений и прочего мусора может найтись зерно насущно необходимой информации. И потому, отдохнув немного, всё-таки вытянул её обратно.
— …Скотина ты такая!
— К делу.
— К какому делу? Не желаешь меня слушать, так нечего мне указывать!
— Логика как всегда отдыхает на Багамах. Впрочем, это твои проблемы. Давай по делу. Именно этот эффект и требовался?
— Какой эффект? Конечно, основы основ ты наконец освоил, но вообще-то должен быть это сделать ещё…
— В прошлый раз, понял. Что предполагается дальше?
— Какой смысл тебе объяснять, если ты ничего не способен понять?
— Ты даже не попыталась намекнуть мне, что следует работать от чужой силы, как от кресала.
— Откуда мне знать, как оно в твоём человеческом восприятии выглядит?! Я пыталась объяснить, но ты же не слышал даже.
— Осторожнее. Так глупо расписываться в собственном бессилии…
— Собственном бессилии?!
— Это ведь тебе нужно, чтоб я стал по-настоящему силён, не так ли?
— Мне? А тебе — что?! — не нужно?
— Что там нужно мне — моё дело. И не говори, что мои интересы тебе важнее собственных. Это наглая ложь. Только свои интересы тебя и волнуют, так и заботься о них. И хватит мне тыкать моими. Со своими — сам разберусь.
Наверное, интонация у меня была достаточно жёсткая, а может быть, ей и самой надоело препираться. Я почувствовал изменение её настроения так же отчётливо, как ощущал её речи, если забывал закрыться или если хотел слушать. И в глубине души, так глубоко, где она не сможет увидеть, вздохнул с облегчением, что скандалистка наконец-то готова перейти к сути дела.
И погрузился в воспоминания о случившемся. Откуда-то оттуда предстояло выудить алгоритм последующего противостояния своему драгоценному «учителю». Если уж я твёрдо вознамерился тут выжить.
Замок давно уже был мне неприятен, а теперь становился по-настоящему ненавистным. Хотя всё было как всегда: комнату мне убирали хорошо, еду подавали съедобную, не приставали и не мешались. Вернее сказать, чем дальше, тем увереннее шарахались в сторону от моей особы — лишь бы путь не заступить. Наверное, продержавшись столько времени в учениках правителя-демона, я поднялся в глазах демонской мелкоты на достаточную высоту, чтоб представлять уже вполне реальную опасность.
Что же касается «ребят» посерьёзнее, то в их отношении ко мне никаких изменений ни в лучшую, ни в худшую сторону не произошло. Эти обращали на меня внимание строго в рамках приказа своего господина. Велено учить — учат. Велено будет скрутить и в подвал бросить — бросят. А так я для них нечто вроде гуся, откармливаемого в мешке. На стол господину. К грядущему Рождеству.
Не дождётесь.
Теперь, когда первый шаг в правильном направлении был сделан, айн стала на изумление деловитой. Она будила меня по утрам и, не дав даже толком подняться, отправляла в глубины весьма специфической медитации. В первый раз я не сумел войти в неё, даже подталкиваемый своей спутницей, по поводу чего выслушал о себе много нелестного. Пришлось мобилизоваться по полной и вспомнить подробности того, что вспоминать не хотелось — обстоятельства последнего поединка с демоном. Мерзкие у меня остались воспоминания, но что поделать.
Медитация, однако, удивила меня совсем иными ощущениями, хотя построена была на памяти о действиях и восприятии в ходе событий, едва ли способных по-настоящему вдохновить. Здесь меня поджидала строго деловая и потому даже, пожалуй, комфортная атмосфера. И более детальное изучение полученного опыта. Айн при всей своей стервозности подошла к делу очень серьёзно, и тут я остался ею полностью доволен. Можно ли понять так, что она поверила в меня?
Но даже если и нет — выбор у неё очень скромный. Или я, или, возможно, что-то намного худшее. К местному правителю в лапки она, кажется, искренне не хочет попасть.
К следующему поединку с демоном я пришёл уже здорово подготовленным. Прогресс в обучении вдруг резко скакнул, и многие вещи, казавшиеся туманно-загадочными и даже непознаваемыми, стали проясняться. Магия переставала быть областью абстрактных судорог воображения и простых усилий воли, оформленных соображалкой в какое-то более или менее конкретное действие, всегда примитивно-простое. Она превращалась в ремесло или искусство — смотря с какой стороны взглянуть, смотря по результату — сродни любому другому.
И как в любом деле, тут можно было обойтись простеньким прямолинейным действием и получить на выходе «продукт» столь же примитивный, а можно было повыёживаться в поисках более затейливого эффекта. Приложить лишние усилия, чтоб потом результат долго и эффективно работал на своего создателя. Именно из подобных усилий, правда, не в области магического искусства, родилась наша цивилизация.
И теперь я начинал прозревать, какие глубины могла распахнуть передо мной магия, если, конечно, мне хватит способностей и жизни всё это освоить.
— Главное, чтоб тебе хватило ума, — съязвила айн.
— Ты не блещешь оригинальностью. Но мне хотелось бы серьёзного и чёткого ответа: как ты оцениваешь мои перспективы?
— Никак пока не могу оценить, — с усилием проглотив уже подготовленный поток оскорблений, ответила демоница.
— Придётся. Я приказываю.
— Ты сейчас идёшь успешно, но сперва, если помнишь, были периоды полного ступора. Кто гарантирует, что их не будет и дальше?
— Это верно, согласен.
— Так что смотри сам. Всё зависит от тебя. Если застопоришься в деле, в котором твоя жизнь будет зависеть от лишней секунды, я ничего не смогу сделать.
— Думаешь, я тупил потому, что мне жуть как хотелось тупить?
— Я думаю, ты тупил из природной человеческой лени.
— Любопытное предположение. Очень хорошо иллюстрирующее твою природную демоническую дурь.
— Мимо. Я, в отличие от тебя, в своё время осваивала магию совсем другими темпами. Прилагала огромные усилия, чтоб овладеть тем, что не давалось, и сумела.
— Хе, можно подумать, тебя вот так учили. Ничего толком не объясняя, просто играя с тобой в кошки-мышки.
Я ощутил себя под прицелом её недоумения, густо замешанного на раздражении.
— А как ты думаешь, выглядит обучение у демонов? Именно таково оно везде и всегда. Тот, кто не выживает, признаётся негодным к обучению. Обычное дело. Да, меня учили чуть помягче, чем тебя, давали больше шансов. Но я и не располагала такой мощной поддержкой, какой располагаешь ты.
— Сурово у вас. Разве кто-нибудь в здравом уме решится на такое обучение?
— У нас учится лишь тот, кто хочет. Не хочешь быть магом, живи как дерьмо. Прах под ногами сильнейшего.
— Или загнись в процессе обучения.
— Цель стоит риска. К тому же лишь тот, кто научится выживать в ходе процесса обучения, с большей вероятностью выживет и в дальнейшем. В борьбе за власть и жизнь. Маг способен прожить долгую и успешную жизнь, лишь бесконечно стремясь к новым знаниям и сражаясь за свою свободу. За влияние, за мощь. За жизнь.
— Иногда можно преуспеть и без такого экстрима на старте.
— Ты говоришь о том, о чём не имеешь ни малейшего представления. Много ли ты преуспел в безмятежности своего родного мира?
— Хм… В безмятежности… Не собираюсь рассказывать тебе о своей жизни в подробностях. Ты того не стоишь.
— Тебе и нечего рассказать.
С усмешкой я отмахнулся от неё, не желая ввязываться в спор. Опыт подсказывал, что спор в любом случае будет изматывающим и совершенно бессмысленным. За то же самое время можно было выудить из присмиревшей айн кучу полезной информации, усвоить её, опробовать новое на практике и беспристрастно оценить результат.
Теперь я впервые чувствовал себя не обманщиком или мошенником, выезжающим на чужом могуществе, а настоящим магом. Теперь я уже что-то мог и сам…
А может, и не мог. Кто теперь возьмётся отделять меня от проникшей в глубины моего существа демоницы? Пусть ей не под силу овладеть моей волей и моим сознанием, однако мы с каждым днём всё глубже врастаем друг в друга, и скоро объединимся в одно. Подобная перспектива изрядно пугала, но что поделаешь. Даже если бы можно было теперь отмотать назад время, и если бы у меня тогда был выбор, я вряд ли нашёл в себе силы отказаться от такой возможности. За радость ощущать магию в ладонях, как щекочущегося крыльями птенца, можно было отдать многое.
Очередной мой поединок с местным лордом начался непредсказуемо, случайно. Он ударил из-за спины, когда я стоял на верхней галерее и пытался отдышаться после изнурительной тренировки по сосредоточению — словно выжидал подходящего момента. В одно мгновение потемнело перед глазами, горло стиснуло жёсткой хваткой и выдернуло куда-то, на просторы без начала и конца.
Я плыл в пространстве умозрительного, и оно начинало меня сдавливать. Может, причиной тут послужила моя измотанность предыдущими магическими упражнениями, но через пару мгновений уже перестало хватать воздуха, а идеи так и не приходили. Прежний приём резонанса сразу обозначил свою бесполезность.
Так, спокойно. Это ведь не физическое, а ментальное давление. Подразумевается, что с ним можно справиться банальной силой воли. Напором сознания. Спокойно. Ещё спокойнее… Я не могу спокойнее! Меня сейчас расплющит! Господи, как больно! Какого чёрта он тянет, давил бы насмерть, раз уж способен!.. Только не паниковать.
Потом корка пространства, ставшего для меня чем-то вроде пресса, хрупнула, и я почувствовал на себе пальцы айн. За них я уцепился, как за пресловутую соломинку. Надежда ведь оглушает не хуже страха смерти. В крохотную образовавшуюся трещинку я вытек, как вода, и с такой скоростью, какой не ожидал от своего сознания. За моей спиной тиски схлопнулись и впитали сами себя.
— Я ведь тебя вытащила в самый последний момент, — с укором произнесла демоница.
В этот момент я её ненавидел по-настоящему. Боже, если бы можно было от всего этого разом избавиться! Вернуться махом в прежнюю спокойную жизнь, чтоб ничего не было — ни магии, ни чародейских книг, ни айн, ни необходимости жить в этом демоническом мире, чёрт бы его побрал! Я лучше б бизнесом продолжил заниматься, честное слово!
— И как ты при подобном настрое собираешься выживать? — нудела она.
— Заткнись. — На большее у меня просто не хватило сил.
Я лежал на полу галереи, где «учитель» оставил меня. Осмотревшись (не сразу сумел вообще поднять голову), обнаружил, что в отдалении торчат двое моих «учителей» рангом поменьше. Усиленно делают вид, будто меня тут нет. Зачем их туда вызвали? И когда, интересно, я перестану подсознательно ждать и жаждать от них тёплого человеческого отношения? Никогда, наверное. Проклятая человеческая натура. Они ведь не люди. И, наверное, ненавидят меня так же, как я начинаю ненавидеть их. Держи ухо востро, болван!
Как надоело жить в окружении существ, в любой момент способных тяпнуть.
— Надоело жить — помирай.
— Заткнись.
— А я ведь тебе жизнь спасла, придурок.
— Ради спасибо, что ли? Нет, не обяжешь, дорогая. Ты ради себя это делаешь. Только ради себя.
— А ради кого? Ты ждёшь, что я тебя полюблю?
— Неужто знаешь, что это такое?
— Видела. Приходилось иметь дело с людьми. Такие страдания выдавали, стоило заставить их пойти вопреки этой любви — о-о-о!..
— Мерзкая ты сука. Ненавижу.
— Ах-ах!..
Она будто чувствовала, что я выражаю свои эмоции словно бы не всерьёз. Да что там чувствовала — знала! Она отлично меня знает, потому что видит изнутри, замечает и рассматривает со всех сторон любое движение моей души и сознания. И, общаясь с нею, я всё меньше и меньше верил, что меня можно и сейчас ещё считать человеком.
Что во мне оставалось человеческого? Умение любить и беречь? Умение сочувствовать и понимать? Умение верить? По лоскутку, по обломочку, по чешуйке сползали с меня все усвоенные воспитанием привычки помнить не только о своей персоне. Этот зубастый мир раскатывал меня в лепёшку под свои стандарты и представления. Я научился идти вперёд, никого не видя. Кто успел отскочить с пути, тот так и оставался вне поля моего восприятия. Кто не успел, получал пинок. Пару раз эти пинки переходили в схватки на магии, и бить тогда приходилось насмерть. Я с ужасом думал о том, как окажусь у себя на родине и пройдусь по улице — с такими-то замашками!
Но родина уплывала и отдалялась, оставаясь лишь воспоминанием, к которому я пока стремался возвращаться. Была причина — былое теперь представляло для меня всё большую опасность. «Упаси тебя глубинное чудо от того, чтобы оценивать происходящее по меркам своего родного мира. Ты чем чаще это делаешь, тем вернее провозглашаешь себе смертный приговор», — твердила айн, и теперь я понимал, что она, пожалуй, права. Тут только дай слабину — и всё, кранты.
Я ненавидел себя такого, каким становился. Этот я был себе не органичен. Но ненависть оказалась слабее желания жить. Намного слабее. Причём это страстное желание оказалось совершенно иррациональным. Зачем меня так цепляло за реальность? Что тут для меня хорошего? Неважно. Даже за ту жизнь, которую не приемлю, я буду цепляться всеми силами, до конца, до последней судороги сознания.
— Какие вы уязвимые существа. — На этот раз голос демоницы звучал сочувственно. — Просто не верится. Вы так ангажированы своим воспитанием, это просто кошмар. Тебе надо осознать, что твоё счастье заключается в полной свободе от тисков воспитания.
— Чушь.
— Бедолага.
— Я не буду счастлив, став таким, как ты хочешь.
— Будешь! Ты сам этого не понимаешь!
— Это ты, дура, не понимаешь, чем человек отличается от демона. В каждом из людей горит огонёк, и значение его трудно переоценить. Его можно укрепить и разжечь ярче лишь в том случае, если он отразится, срезонирует от чужого огонька. Тогда света, а соответственно и сил, хватит на подольше. А если сделать так, как ты советуешь, то бишь, по сути, сократить вселенную до одного себя, то своего огонька не хватит, чтоб её осветить и обогреть. И тогда человек создаст для себя свой персональный ад.
— Совершенно не въехала — что за огонь такой? — с недоумением уточнила айн. — Магия?
— Нет. Можно назвать его, скажем, душой.
— Что за душа?
— У нас своя особая… магия.
Я стоял на галерее замка, всё той же самой, даже после злосчастного приключения с «учителем» не потерявшей для меня своего очарования, и обозревал дальнюю кромку бурых гор, задевающих небо. И думал, что, пожалуй, точнее некуда выразил, что же меня беспокоит. Именно так я это себе и представлял, а значит, в моём мире всё именно так и устроено. Не хочу тратить себя на обогрев целой вселенной, пусть и персонально моей. А значит, нужно как-то сохранить прежнюю способность к душевной близости без ущерба для настоящего. И каким бы ртутно-бесстрастным ни было здешнее небо, какими бы нечеловечески-пустыми с точки зрения эмоционального ответа ни казались местные обитатели, терять надежду не стоит. Можно побороться и за свою жизнь, и за свою особую магию жизни.
Да и вообще, надо как-то форсировать обучение, чтоб проторчать здесь как можно меньше времени. В деле своего магического просвещения лучше всего подкреплять самообразование наставлениями учителей, а не наоборот. У демонов была своя письменность, соответствующая чародейская ухватка дала мне возможность её очень быстро освоить. Сложнее оказалось привыкнуть к виду их книг. Ну, с прошивками металлических пластин всё оказалось элементарно. Книги и книги, только о-очень тяжёлые. А вот с местным пергаментом…
Для написания книг по магии использовались пергаменты из цельных шкур, снятых с антропоморфных демонов. Кажется, даже с врагов — по какой-нибудь местной традиции — сперва я это лишь подозревал, потом уверился. Жутковато было разворачивать такие, трудновато разбирать, где именно написано продолжение оборвавшегося текста, на какой бывшей руке или ноге. Не удивлюсь, если среди прочих тут отыщутся и человеческие кожи. Бр-р-р…
Лучше просто не задумываться об этом. Ну его нафиг. Книги и книги…
Кстати, написано дельно. Уже заполучив первую порцию, я узнал от айн, что мне помогла только наглость. Не факт, что лорд дозволил бы мне пользоваться библиотекой, если бы его об этом спросили. Охрану библиотеки покорил мой равнодушно-уверенный вид.
— И?
— И ничего. Пользуйся открывшейся возможностью.
— Какие книги советуешь в первую очередь?
— Бери всё, что дадут. Разберёмся.
Всё-таки демоническая магия имела свою специфику. Изучая вопрос, я всё глубже укреплялся во мнении, что чародейство демонических народов можно сравнить с выдуванием затейливых стеклянных сосудов. Холодные и звонкие, прозрачные в своём космическом бесстрастии чары вытягивались в изысканные изгибистые образы, радующие не только самолюбие, но и глаз. Их красота была самодостаточна, однако несомненна, и один элемент с неизбежностью вытекал из другого, создавая длинную органичную структуру. То, что нехотя преподавал мне Сашкин учитель и что я вычитал из Эндиллевых двух книг, больше напоминало складывание домика из кубиков или свинчивание экскаватора из элементов конструктора.
Выражалась ли в этом разность восприятия магии у монильцев и демонов, или всего лишь разность подходов в преподавании, знать я не мог. Но, пожалуй, в демоническом меня привлекала абстрактная умозрительная прелесть. А в монильском — принципиальная математическая логичность.
— Монильский принцип изначально ущербен, — воспротивилась айн. — Знаешь, в чём? Он оперирует отдельными элементами магической конструкции, но не может постигнуть и объяснить их взаимосвязь. Так проще преподавать и строить стандартные структуры, но многие тайны магии остаются тайнами.
— Зато, как понимаю, монильская школа даёт ученикам больше шансов. И даже недоучка способен к созидательному труду.
— Куда более качественные маги получаются тогда, когда в процессе обучения проходят самый что ни на есть естественный отбор. Ты ещё оценишь это. Если доживёшь.
— Разве только если паду так низко, чтобы поддаться гнилому принципу: «я дерьмо хлебал, и ты теперь хлебай».
— Лишь тот, кто получает знание с трудом, будет по-настоящему его ценить и не станет разбазаривать кому и как попало.
— Я вижу, в этом демоны и люди друг другу подобны.
— А мыслящие существа вообще подобны, так что можешь не подбочениваться, мол, ты знаешь то, чего не знаю я. Всё я знаю! И про вас, людей, в том числе.
— А может, если бы ты действительно знала всё, не оказалась бы частью артефакта?
Айн вспыхнула, как бенгальский огонь, даже волосы, кажется, встали дыбом. И как стремительно отреагировала — сразу видно, что привычки, когда-то хранившие ей жизнь, сохранились и в посмертии.
— Ублюдок! — прошипела демоница.
— Как видишь, не ты одна тут способна говорить гадости. Так что давай-ка жить дружно.
В эту ночь у нас даже получилось что-то пылкое, в чём не ощущалось ни капли любви или приязни, но зато было много негодования по поводу того, что приходится мириться с вынужденным симбиозом. И тут я скорее склонен был посочувствовать себе, а не ей.
Сочувствовал, негодовал — но обнимал. И даже испытывал от этого наслаждение.
В мире, где каждый миг я мог ожидать нападения, где смерть дышала мне в шею, простые радости приобретали запредельное значение. Любая мелочь в уступку слабости или в расслабление доставляли ошеломляющее наслаждение. И отказаться от такого было выше человеческих сил. Впиваясь поцелуями в жестковатые губы демоницы, я отчасти выплёскивал и ожесточение против нового мира, и против неё самой. А что было ещё делать?
— Тебе надо больше стараться, больше заниматься. Иначе ты так никогда и не выберешься из рамок посредственности.
— Посредственность — оценка способностей. Из этих рамок трудолюбие не выведет.
— Ты несёшь просто потрясающую чушь. В магии всё совершенно иначе. Незаурядный маг — всегда тот, кто способен работать больше остальных. Чем глубже погрузишься в пространства, визуализирующие магическую структуру мира, тем большее в конце концов окажется тебе под силу.
— Я так запросто свихнусь.
— Если свихнёшься, значит, не годишься в маги.
— Кхм… Мне это кое-что напоминает. Ладно. Попробую.
Как бы там ни было, как бы она себя со мной ни вела, я постоянно чувствовал где-то рядом её руку. Это была коварная рука, всегда готовая врезать наотмашь, но крепкая, способная стать опорой в непосильной для меня ситуации. Если знать, как с ней обращаться, пожалуй, со временем можно будет и положиться. Но главное, не дать каким-либо чувствам к ней просочиться в сердце. Иначе…
— А есть шанс, что просочатся?
— Нет.
— Ну ладно тебе! Я, например, хочу узнать, что это такое, когда тебя любит человек! Переставай вредничать.
— Не сомневаюсь, что хочешь. Но обойдёшься.
— Однако и твоя жизнь ведь станет комфортнее, если ты меня полюбишь!
— Моя жизнь станет комфортнее, если ты полюбишь меня. Полюбишь по-настоящему, до самоотречения, как далеко не каждая женщина может. Но от демоницы ведь нечего такого ждать.
— Ты просто стремишься сделать меня удобной.
— Конечно. А ты разве строишь со мной отношения по какому-то иному принципу?
— Со мной-то это логично! Я к тебе в спутницы не навязывалась.
— А я — навязывался?
— Это ты меня надел!
— Как звучит…
Демоница лишь фыркнула, и я снова погрузился в изучение манускрипта. Он был посвящён рассмотрению магических принципов манипуляции с пространством и содержал в себе множество сведений по устройству Вселенной и космогонии с позиции уверенности в существовании параллельных пространств — факта, в который часть моих соотечественников не верила и сейчас. Получалось, что количество параллелей как в одной, так и в противоположной развёртке спирали отнюдь не бесконечно. А уж доступных для произвольного перемещения — и того меньше.
Обычно один мир имел соприкосновение с двумя другими, не более. Такое слияние, которое произошло между Монилем и Землей, по логике открывало монильцам возможность перемещаться ещё в два дополнительных мира — если бы немагическое пространство могло предложить соответствующее количество энергоразломов и подходящий тип пространственной организации…
— Немагических миров не существует, — назидательно произнесла она. — Магия — такая же неотделимая часть существующего мира, как сила тяготения, например. Просто она бывает очень разной. И зависит не тупо от одного какого-то параметра планеты, как та же сила тяготения, а от множества факторов. Как фотосинтез, скажем.
— Ишь какие ты умные слова знаешь…
— Я их у тебя беру, болван. Приходится снисходить до столь примитивных образов, чтоб столь примитивному существу, как ты, объяснить…
— Не трать цветы своей селезёнки на старую песню, переходи к делу.
— …Ничего, мы тебя ещё облагородим. Ты ещё начнёшь смахивать на цивилизованное существо. Читай дальше. Я всё поясню. Но не льсти себе надеждой. Даже после прочтения этой книги и усвоения всех сведений смыться отсюда у тебя маловато шансов. Хотя перемещаться по демоническим мирам на порядок проще, чем по человеческим.
— Почему?
— Они все насквозь пронизаны потоками магии. Как реками. У людей это организовано иначе. Наподобие вулканов, которые иногда открываются лишь время от времени, а иногда действуют постоянно.
— Так вот почему демонические миры называются нижними мирами! Это, получается, из ваших миров в наши периодически прорывает магией?!
— Вообще-то принцип намного сложнее, — нехотя пояснила демоница. — Есть ещё вершний эфир. Который в мире людей вступает в реакцию с чистой энергетикой, действительно приходящей из наших миров. И по факту получается радужный перелив — то, что в ваших пространствах подменяет нашу чистую энергию.
— А эфир?
— Эфир — вообще особая сила. В ней мы, демоны, существовать не можем. Вы, люди — ограниченно. Но об эфире я мало что могу тебе рассказать. Меня этот вопрос никогда не интересовал. Демоны работают напрямую с энергией, без примеси эфира.
— А люди, как понимаю, в основном используют магию для наполнения созданных им конструкций. Как топливо для машин. Всё верно?
— Не знаю никаких машин. Но наш принцип куда разумнее и более… магический, если можно так сказать. Включайся. Если ты до сих пор не развоплотился, значит, можешь справиться.
— А что, был шанс на развоплощение?
— Ну, небольшой. Всё-таки ты слит со мной не только ментально, но и физически тоже. Уже. Тут тебе бояться нечего. А обычный человек мог бы и развоплотиться. Извини, но, организуя процесс стандартного или отчасти даже нестандартного демонического обучения, никто не думает о потребностях человеческого организма. Ты ведь понимаешь.
— Отлично понимаю.
В замке демона-властителя я по-прежнему был чужим, но знал о нём теперь намного больше. Однако эти демоны знали толк и в обороне, и в комфорте. Своём специфическом комфорте, конечно. Красоты в человеческом понимании здесь нечего было искать, но парадные залы, в которые я случайно попал спустя год «учения», произвели на меня впечатление. Поразительно, но при всей их отталкивающей выразительности они несли в себе что-то чарующее. Не в хорошем смысле, конечно. Наверное, так себе подчиняет изнуряющая любовь, финал которой очевидно будет гибельным, но отказаться от неё хотя бы во спасение нет ни сил, ни воли.
Колонны, как поддерживающие, так и ложные, изгибались здесь, будто плющ, карабкающийся по стволу дерева, и все, хоть и разноамплитудно, будто исполняли некую единую симфонию. Отчасти увиденное вызвало у меня ассоциацию с готическим собором, но именно что отчасти. Любой готический собор являл собой воплощённое стремление вверх, демоническая же архитектура словно следовала кисти какого-то вдохновенного художника, только что вычертившей первую размашистую кривую.
Первый раз, когда мне случилось увидел эту парадную залу, я оказался там не один. К тому же пространство между гранями обсидиана, из которых складывались колонны, наполняло пение. Да, демоны пели, и даже хором — поди поверь в такое! Низкий вибрирующий горловой звук, разрываемый время от времени резкими вскриками, тоже обладал до изумления глубокой завораживающей силой.
Недолго мне удалось наслаждаться зрелищем и звуками — заметив, меня вытолкали прочь. Позже я заглядывал сюда в отсутствие чужих глаз — даже пустой, этот зал, казалось, был наполнен если не публикой, то хотя бы звучанием её голосов, магией и светом, многократно усиливающимся в миллионах граней. Может быть, именно в этот момент я допёр, что подобным соседством граней и дуг местные пытались обозначить близость своих сознаний к системе мировой магии.
Магия была здесь альфой и омегой, центром Вселенной и единственной религией, если вообще это можно было назвать религией. Поклонение самой сути чародейства представляло собой культ силы, вполне естественный не только для демонов. Личное доминирование, достигнутое любым путём, считалось высшим благом и высшей добродетелью, и сильный всегда был прав. На этом стояла древняя цивилизация со сложившимися традициями и нормами — что ж, они ведь не люди. Да даже если бы и люди! О чём говорить… Оценки неуместны, здесь просто так живут.
Я строил из предположений, сомнений и обрывков сведений не только свои знания о местной магии, не только необходимое самоощущение крупной шишки, но и собственное мнение о принципах организации чужой Вселенной. Айн фыркала, но её мнение тут значило мало. Попытки вжиться в рамки демонских представлений на удивление помогали мне понимать и основы построения чар тоже.
Я вынужден был констатировать, насколько же мы похожи с существами явно нечеловеческой природы. У них тоже имелись свои нематериальные интересы и даже подобия искусств. Все они смыкались с магическими науками, но какая разница?! Если демоны и украшали свою жизнь, то только чародейством, но зато в этой сфере стремились не только к функциональности, но и к эстетике. Эстетика помогала понимать и воспринимать сложные структуры, хотя мне магические конструкции со временем стали напоминать скорее формулы и логические построения высшей математики, нежели воплощение красоты.
Но уж кто в чём видит очарование.
У демонов имелись свои учения о смысле и сущности жизни, свои философские течения, чародеи-мыслители и даже вполне допустимо было, скажем, медитировать на созданную мастером-властителем магическую структуру, проникаясь её совершенством. Их умопостроения и выводы, сделанные из такого созерцания, я едва ли когда-нибудь смогу понять. Но разве это говорит о недостатках демонской философии? Это вообще ни о чём не говорит.
Но я начинал уважать этот народ — в первую очередь за их последовательность, а потом уж за глубины магических исследований, за искусство и масштабность мышления… Было за что.
— Рада это обнаружить.
— Ты, детка, частенько обнаруживаешься рядом, когда нет ни малейшего желания с тобой общаться.
— Однако ты сейчас тратишь драгоценное время на рассуждения о своей ничтожности. Может, оно и пойдёт на пользу в перспективе, однако лучше б ты книгу дальше читал и разбирал.
— Ты совершенно лишена тонкости. Особенно в оценке того, о чём же в действительности я сейчас думаю. Может, в этом изъяне и кроется причина твоего провала.
Я понял, что нащупал её слабое место, и теперь редко упускал возможность подпустить туда иголочку-другую. Удовольствия мне это не доставляло, но появлялось ощущение, что демоница становится как-то покладистее. Словно бы, встретив с моей стороны жёсткий и даже в чём-то злобный отпор, она начинала меня уважать, и это ей самой отчасти скрашивало жизнь.
Возможно, так оно и было. Девчонка эта когда-то вознеслась на самые высоты власти, а потом рухнула на положение не просто пыли под ногами — предмета. Рабочего инструмента. Конечно, она мстила своим владельцам насколько могла, а если не могла — как мне, например — просто пыталась по возможности испортить настроение. Но при всём при этом принадлежать слабому ей было куда неприятнее, чем сильному. Покориться сильному — хоть какое-то утешение.
Положим, пока моя сила ещё весьма относительна. Но дар сопротивляться её влиянию и теперь ещё умение возвращать «любезности» уже что-то, видимо, значили. Я вдруг осознал, что, пожалуй, смогу добиться от неё абсолютного повиновения и хорошего поведения… если стану самым крутым чародеем в округе. Стимул, кстати, не хуже, чем стремление выжить и преуспеть. Я к этой развязной хамке приговорён до скончания времён, её даже убить нельзя.
Ужас какой!
Вздохнув, я остановил взгляд на одной из мелькнувших мимо демониц. Обслуга. А ничего, кстати. Даже отчасти соответствует человеческому представлению о привлекательности и сексапильности. Можно уделить ей внимание. Заметив мой взгляд, она остановилась и приняла игривую позу. М-м-м, ну да, я же вроде как ученик лорда, шишка, а значит, женским вниманием обижен не буду.
Ей хватило одного жеста, она мигом приникла ко мне и, кажется, даже была не прочь опрокинуться прямо здесь. Ну, правильно, у демонов нет представления о том, что в прилюдном занятии сексом есть что-нибудь непристойное. Зато я предпочитал всё-таки по старинке. По-человечески. В комнатушке девица повисла на мне так настойчиво, будто дождаться не могла. А может, так оно и было? Типа — пока не передумал…
В её глазах я видел хищный отблеск, но такой был в глазах каждого второго демона, не считая каждого первого, даже мелочи, натирающей полы — эти тоже, должно быть, мечтали как-нибудь и когда-нибудь приподняться. И эта глупышка могла рассчитывать сделать меня ступенькой хоть к какому-нибудь возвышению… Да пусть надеется. Я прошёлся тыльной стороной ладони по её стану. Всё-таки здорово сбивает с толку отсутствие одежды. В линиях тела не остаётся загадки. Но если вот так, ощущать ладонями, а не смотреть во все глаза, то чудесное воскресает и окутывает прелестью даже демоническое обличие.
Я приоткрыл глаза лишь раз, чтоб взглянуть ей в лицо. Она приподняла длинные ресницы — пожалуй, самое красивое в ней после линии бёдер, и за миг до броска я уловил в её взгляде что-то знакомое. Сшиб пощёчиной с себя, и она вцепилась мне не в горло или в лицо, а в руку. Острые зубы, как у щучки острые. Даже когда я её стряхнул, она не оставила попыток вцепиться в меня.
— Прекрати, — раздражённо бросил я.
Демоница расхохоталась, показывая идеально белые мелкие зубки, которые понравились бы, если б не норовили меня прокусить.
— А ты полагаешь, я потерплю соперничества со стороны такого мусора, как она?
— Ты не будешь мне указывать, с кем проводить время.
— Указывать? К чему? Ты просто будешь делать то, что мне нравится, иначе тебя ждёт уйма неприятных минут.
Я наотмашь врезал по смеющемуся лицу, и демоница опрокинулась на пол. Мне понадобилось с полминуты, чтобы понять, что эту бездыханную оболочку айн уже покинула и снова потешается надо мной внутри меня, причём безмолвно. Приоткрыв дверь, я бросил служителю, дежурившему в коридоре:
— Убери её отсюда, — и кивнул на тело.
Хорошо, что это не человеческая женщина. Человеческую мне было бы жаль…