Под утро, в полной темноте, мы наконец добрались до бункера. Машина, верой и правдой служившая нам на протяжении всего этого пути, уже не могла продолжать. Мы решили оставить её в нескольких километрах от бункера, спрятав между деревьями, чтобы не привлечь лишнего внимания. Тишина леса вокруг давила, и никто не хотел говорить вслух, но каждый из нас понимал, что с таким уровнем везения можно ожидать чего угодно.
Когда двери бункера наконец закрылись за нами, тяжесть последней ночи осела на плечах. Нас всех пробрал долгожданный выдох — мы были в безопасности, хотя и временной. Первым делом мы уложили Кулака на кровать. Он был истощён, но благодаря дарам Кати и Гвоздя его состояние не было критичным.
— Надо добить его до конца, чтобы к вечеру был как новый, — сказал Гвоздь, когда бросил свой рюкзак на пол и направился к кухне.
Я наблюдал, как он вытащил из шкафчика банку с горохом и принялся мастерить свой «особый» рецепт. Горох у него всегда был под рукой, и Гвоздь с лёгкостью принялся готовить свой фирменный раствор. В очередной раз он показал мне, как это делается, хотя я уже знал процесс наизусть. Рецепт был прост, но результат — всегда на высоте.
— Смотри внимательно, — сказал он, бросая горох в ёмкость. — Сначала заливаем уксусом.
Я кивнул, наблюдая, как он аккуратно льёт жидкость, пока горох начинает шипеть. Затем он быстро добавил соду, и смесь мгновенно вспенилась, как будто ожила.
— Главное — погасить правильно, — продолжал Гвоздь, помешивая смесь ложкой. — И не переборщи. А то получишь мыльный суп вместо нормального раствора.
Когда реакция закончилась, он процедил смесь через ткань, оставив только жидкость. Гвоздь всегда говорил, что можно разбавить чем угодно, чтобы смягчить вкус. Но сейчас он явно был не в настроении для экспериментов.
— Ну, а если лень возиться — пей как есть, — усмехнулся он, подмигнув. — Эффект будет тот же.
Мы разлили раствор по стаканам, каждый взял свою порцию. Лера, сидевшая рядом, первым делом понюхала содержимое своего стакана, недовольно поморщилась, но не сказала ни слова. Она знала, что это всё для дела.
Мы нормально покушали, не какую-то кашу, а полноценный перекус —мясо, немного овощей и хлеб. Каждый из нас ел молча, пытаясь восстановить силы после последних событий. В бункере еда всегда имела особое значение, она давала не просто энергию, но и немного спокойствия, напоминание о том, что мы ещё живы.
Осмотрев Кулака и снова поколдовав над ним, Катя с гвоздем остались довольны своей работой.
— К вечеру будет как новый, — подвёл итог Гвоздь, вытирая пот со лба. — Ещё несколько часов покоя, и он встанет на ноги.
Катя кивнула, проверяя пульс Кулака. Её лицо всё ещё хранило следы усталости, но в глазах появилось облегчение. Мы сделали всё, что могли.
Когда первая волна заботы о здоровье миновала, каждый потянулся к своим делам. Я первым делом отправился в душ. Горячая вода была как лекарство, смывающая грязь, усталость и напряжение последних суток. Потоки воды обжигали кожу, но это было именно то, что нужно. Я стоял под струёй дольше, чем собирался, просто наслаждаясь тишиной и этим простым, но таким редким удовольствием.
После душа я наконец осознал, насколько сильно меня вымотала последняя ночь. Каждый мускул был словно из камня, и даже легчайшее движение вызывало боль. Я быстро перекусил, чтобы немного восстановить силы, и разбрёлся в свою комнату.
Лера сразу пошла к Кулаку, чтобы присмотреть за ним. В её глазах мелькала забота, которую она обычно скрывала под маской сарказма. Гвоздь и Катя, как и всегда, отправились в свою комнату. Для них это было привычным ритуалом — когда день заканчивается, они остаются вдвоём, чтобы хоть немного побыть самими собой.
Я же, в гордом одиночестве, улёгся на свою кровать. Матрас оказался жёстче, чем я помнил, но это уже не имело значения. Тело мгновенно провалилось в сон, хотя тот был отрывистым и полным кошмаров. Сны напоминали о том, что мы пережили — тени муров, кровавые схватки, неведомые угрозы. Но что бы это ни было, пробуждение оказалось более спокойным.
Я открыл глаза глубоко после полудня. Ощущение было странным: тело было вялым, но чувствовалось, что я отдохнул. Боль в мышцах осталась, но уже не такой резкой. Похоже, даже короткий сон помог восстановиться.
Когда я вышел из своей комнаты, все уже собрались в столовой. Лера сидела рядом с Кулаком, который выглядел гораздо бодрее, чем когда мы его принесли. Катя и Гвоздь обсуждали что-то тихим голосом, но при виде меня разговор замолк. Я подошёл к ним, уселся за стол и взял себе порцию еды.
— Ну что, как ты? — спросила Лера, приподняв бровь.
— Отдохнул, — коротко ответил я, набрасываясь на еду. Сложно было понять, обед это или ужин, но в этот момент это не имело значения.
Когда все закончили трапезу, Гвоздь вдруг вытащил из сумки бутылку виски. Я удивился — обычно он не доставал такие вещи без повода. Но сегодня был явно тот случай, когда нам всем хотелось хоть на мгновение расслабиться.
— Давайте, по пятьдесят за удачный исход, — предложил он, разливая янтарную жидкость по стаканам.
Мы переглянулись. Несмотря на все пережитые трудности, в воздухе чувствовалась небольшая, но важная победа. Мы выжили, добрались до бункера, и никто не умер. Пусть и временно, но мы были в безопасности.
Все подняли свои стаканы, и в комнате повисла короткая пауза. Мы молча выпили, почувствовав, как тепло спирта медленно растекается по телу. Это было приятное отвлечение от реальности, хотя каждый знал, что долго оно не продлится.
— Как думаешь, мы здесь будем до следующей перезагрузки? — спросил я у Гвоздя, глядя на него поверх стакана.
Он вздохнул, поставил бутылку обратно на стол и задумчиво посмотрел на нас.
— Нет, — ответил он, потирая шею. — Стикс не прощает застоя. Но у нас есть время, чтобы передохнуть, набраться сил и мы снова двинемся в путь.
Кулак, который до этого тихо сидел, поднимая голову, нарушил паузу. Его голос был немного хриплым, но в нём чувствовалась уверенность.
— Нам всем сильно повезло, — сказал он, обводя нас взглядом. — Эти муры были подготовлены как надо. Подготовлены к поимке, как будто знали, что мы придём. Даже ошейники подавляющие силы Улья прихватили с собой. Это не случайность.
Он замолчал на секунду, явно переваривая мысли.
— Но самое удачное, — продолжил Кулак, — что именно дар у Бродяги был не открыт до этого момента. Поэтому ему не дели ошейник. Нам жутко повезло, что это случилось так вовремя. Если бы не ты, Бродяга, нас бы сейчас на ферму муров волокли, и никакие дары нас не спасли бы. Там мы уже не рейдеры, а простое мясо. Они ловят таких, как мы, не просто ради забавы.
Он говорил тихо, но каждое его слово звучало как холодный факт, реальность, которую никто не мог оспорить. Муры действительно не играли в игры — их цель была понятна, и если бы не эта странная удача с моим даром, нас уже давно бы не было.
Я вспомнил, как всё произошло. Мой дар открылся в тот момент, когда всё шло к чертям. Я не просил его и не ожидал, что смогу сделать то, что сделал. Но как только это случилось, внутри появилось чувство, что это не просто удача. Может, я ждал этого всю жизнь, а может, Улей сам решил, что настало время.
Кулак взглянул на меня снова, его глаза блестели, но не от алкоголя, а от чего-то большего — благодарности, смешанной с осознанием серьёзности произошедшего.
— За тебя, Бродяга, — сказал он, поднимая свой стакан. — Если бы не ты, все мы были бы давно на ферме у этих уродов.
Остальные, не раздумывая, тоже подняли свои стаканы. Молча, без громких слов и лишних жестов, мы выпили. Это был не просто тост за удачу. Это был тост за то, что мы всё ещё здесь, живые, хоть и немного измученные.
Я почувствовал, как тепло от выпитого разливается по телу, но больше всего в этот момент ощущалось что-то другое — ответственность.
Кулак оглядел всех и, будто вспомнив о чём-то важном, спросил у Кати:
— А что там с даром Бродяги? Что-нибудь понятно?
Катя, сидевшая с бутылкой в руках, вздрогнула, будто её выдернули из сна.
— О, чёрт, совсем вылетело! Проверить-то я и не проверила в этой всей суете.
Она быстро поднялась со стула и подошла ко мне, явно собираясь изучить всё более внимательно. Катя начала водить руками над моей головой, словно что-то ощупывая или пытаясь уловить. Её лицо было сосредоточенным, а движения чёткими и осторожными. Никто не говорил, все наблюдали в тишине. Спустя несколько минут она неожиданно остановилась, вытащила из кармана флягу с живчиком, сделала маленький глоток и снова продолжила.
Этот неожиданный перерыв удивил всех — обычно она не отвлекалась во время таких проверок. Её фляга всегда была её «спасительным талисманом», но в этот момент это выглядело странно.
Катя продолжала водить руками, сосредотачиваясь на чём-то, что было видно только ей. Ещё пять минут она что-то тихо шептала себе под нос, явно пытаясь разобраться с тем, что чувствовала. Наконец она села обратно на стул, снова сделала глоток из фляги и посмотрела на меня с усталым видом.
— Никогда такого не видела, — начала она, тяжело вздохнув. — Я, конечно, не какой-то суперзнахарь и опыта у меня не так много, но повидала я достаточно. А вот с твоим даром, Бродяга, всё совсем непонятно. Он как бы… два или даже три в одном.
Я нахмурился, пытаясь понять, что она имеет в виду.
— Такое впечатление, что у тебя должен был появиться обычный дар, как у всех, — продолжила Катя. — Ну, знаешь, как обычно бывает: через какое-то время он проявляется, и всё. Но у тебя всё пошло иначе. Помнишь первую жемчужину, которую ты съел? Вот тогда и началась трансформация.
— С хигтерами так всегда, — вставил Кулак, кивнув. — После первой жемчужины процесс запускается по-другому.
Катя посмотрела на него с лёгкой усмешкой, явно вспоминая что-то забавное.
— Да, да, Кулак, спасибо за очередной урок теории, — сказала она с долей сарказма. — Так вот, твой стандартный дар начал трансформироваться. Я это видела, когда проверяла тебя раньше. Он становился чем-то более полезным, более… убойным, что ли. А потом, с подачи «гениальной» мысли Кулака, ты съел вторую жемчужину.
Она снова бросила на Кулака косой взгляд. Это была их обычная манера общения — немного поддеть друг друга, но не перейти грань.
— После второй жемчужины я уже думала, что намучаюсь с тобой до конца, чтобы ты квазом не стал, — продолжила Катя, покачав головой. — Это было сложно, но удалось избежать худшего. И, по идее, у тебя должен был проявиться ещё один дар. Но, знаешь, Бродяга, что интересно? У тебя и первый-то дар толком не раскрылся. У хигтеров так бывает — дар может долго не проявляться, иногда только под воздействием стресса. Что, собственно, и произошло с тобой.
Я слушал внимательно, пытаясь осмыслить всё, что она говорила. Оказалось, что мой дар раскрылся именно тогда, когда всё шло к чертям — в самый критический момент. Но это не объясняло всё до конца.
— И вот, — продолжила Катя, — что я думаю: Улей, видимо, решил подшутить над тобой. Вместо двух или трёх даров, которые должны были проявиться, он дал тебе один. Но этот один… комбинированный. Понимаешь, у тебя сейчас один дар, но он многогранный. Такое впечатление, что это могли бы быть разные дары, но они все соединились в один.
— Комбинированный? — переспросил я, пытаясь переварить информацию.
Катя кивнула.
— Да. Я, конечно, не могу сказать точно, но то, что я вижу, — это одна большая и сложная система. Твой дар — это невидимость. Причём, когда ты находишься в этом состоянии, ты становишься как призрак. Ты не просто исчезаешь с поля зрения, ты становишься… бестелым. Я когда увидела, что в тебя стреляли, думала, ты просто успел уползти. Но нет, пули проходили прямо сквозь тебя. Ты был там, но не был.
Она сделала паузу, чтобы дать мне время осознать сказанное.
— И вот изюминка от Улья, — продолжила Катя, чуть усмехнувшись. — То, как ты расправился с мурами… Ты можешь в этом состоянии, как бы так сказать, забирать к себе в этот «режим» некоторые предметы. В твоём случае — это были их части тела. Ты буквально мог вытаскивать их из реальности и использовать это. Я не знаю, как это описать иначе, но это что-то вроде того, что ты можешь захватить предметы, части тела, какие-то фрагменты в свой призрачный мир.
Мы все молчали, переваривая услышанное. То, что она описала, казалось одновременно безумным и невероятным. Я вдруг вспомнил, как легко расправлялся с мурами, как мои руки проходили сквозь их тела, а затем я чувствовал их сердца и внутренности. Это было почти инстинктивно, но теперь всё становилось на свои места.
— Так что вот, — Катя снова сделала глоток из фляги и устало облокотилась на стол. — Нужно будет ещё экспериментировать, понять до конца, как это работает. Но суть такая: у тебя один дар, но он с разными гранями. И что дальше? Кто знает. Может, ещё что-то вылезет.
Я посмотрел на неё, а затем на остальных. Гвоздь молча кивнул, будто соглашаясь с её словами.
— Ладно, — наконец сказал он. — Главное, что это сработало. Улью, как всегда, спасибо за чудеса.
Мы снова выпили, но на этот раз уже без особых тостов.
Катя всегда была немного странной, но ей как-то удавалось говорить просто о вещах, которые казались мне далекими и нереальными. Её спокойный голос как будто пробивал брешь в моей голове, открывая двери туда, куда я сам боялся заглянуть. «Воображаемый рубильник», — говорила она, как будто это было так просто, как включить свет в комнате. «Попробуй представить, как ты его выключил, а теперь включи обратно. Со временем всё это будет происходить само собой, по желанию».
Я слушал её, пытаясь понять, как всё это работает, сколько времени нужно, чтобы привыкнуть. Мне было трудно осознать, что дар, который я выключил в себе давно, может так легко вернуться. Но слова Кати как будто обволакивали и давали спокойствие: «Это вопрос практики. Бывает, что дар включается и сам по себе, по обстоятельствам, независимо от желания. Например, когда тебя прижали к стенке или стрельнули в спину — и бац, он сработал, пуля прошла сквозь тебя. Полезно». Я поймал себя на мысли, что это реально может спасти мне жизнь. Например, я представлял себе: кто-то стреляет в упор, а я, вместо того чтобы рефлекторно пригнуться или бежать, просто включаю «рубильник» — и пуля пролетает насквозь, не причинив вреда. Страшно подумать, что такие вещи можно контролировать.
Меня заинтересовало это ещё больше. После того, как Катя объяснила суть так просто, я почувствовал, что приходит любопытство. Что будет, если попробовать? Пытаясь включить этот воображаемый рубильник, я сосредоточился. На удивление, получилось с первого раза. Я открыл глаза, посмотрел на Кулака и спросил:
— Ты видишь меня сенсом?
Он на мгновение напрягся, глядя в мою сторону, но его взгляд был пуст. Он качнул головой и сказал:
— Нет, не вижу. Пройди немного.
Я начал ходить по комнате, с каждым шагом чувствуя, как будто меня нет, как будто я растворяюсь в воздухе. Через пару секунд Кулак снова напрягся и тихо сказал:
— Теперь вижу, но слабо. Как-то размыто.
Мне это казалось невероятным. Я решил проверить, как это работает на других. Подошёл к Гвоздю, встал рядом и легко прикоснулся к его плечу. В этот момент Гвоздь исчез из поля зрения всех остальных, будто его и не было. Я его видел чётко, но для остальных он просто пропал. Сначала наступила неловкая тишина, а потом все ахнули от неожиданности, осознавая, что мой дар не просто делает меня невидимым — он мог «выключать» и других, если я того захочу.
— Что за чертовщина? — вырвалось у Гвоздя, когда он понял, что на него никто не смотрит.
— Это мой дар, — тихо произнес я, ощущая нечто новое и странное. Будто границы моего тела расширились, и я смог утащить в это состояние ещё и Гвоздя.
Теперь все смотрели на то место где только что сидел Гвоздь, не скрывая удивления. Я ощутил волну уважения в их взглядах. Я понимал, что это не просто эффектный трюк — это могло стать настоящим преимуществом. Мой дар оказался полезным не только для меня. Эта новая способность пробуждала новые возможности, и пусть пока не все понятно, но страх перед неизведанным уже не давил на меня так сильно, как раньше.
После этого случая у нас с Гвоздём часто возникали вопросы — как, почему, и где пределы этого дара. Например, я начал экспериментировать. Мы старались понять, насколько сильно можно укрыть человека моим даром. Когда я концентрировался, мог спрятать кого угодно на пару минут, будто закутывал их в невидимую шаль. Это было странно, как будто физически что-то делал, но руками не шевелил. Просто хотел, чтобы человек исчез, и он исчезал. Особенно впечатлил всех случай, когда во время тренировки на складе я укрыл сразу двоих, и сенс Кулака не могли их найти. Он был ошарашен.
Но была и обратная сторона медали. Чем больше я пытался расширить влияние дара, тем сложнее было контролировать его последствия. Один раз, когда мы в очередной раз тренировались, я так сильно увлекся, что забыл про «рубильник» и выключился сам на несколько минут. Катя потом говорила, что всё это вопрос контроля, и что нужно учиться «включаться» и «выключаться» по желанию, не выходя за пределы отведенных Стиксом сил. Но легко сказать, а на деле это оказалось сложнее.
Со временем я научился управлять этими границами. Моя первая реакция после слов Кати была более простая — надо просто попробовать. Я пробовал, даже когда не было необходимости, даже когда всё шло спокойно. Привыкал к мысли, что дар — это часть меня, и мне не стоит его бояться. В конце концов, он стал работать на автомате, включаясь в стрессовых ситуациях, когда мозг уже не успевал соображать.
Был случай, когда мы нарвались на зараженных и я успел собой прикрыть Леру. Тогда их когти прошли мимо, словно нас там и не было. В тот момент я понял, что, возможно, такой контроль — это не только мой шанс выжить, но и возможность защитить тех, кто рядом.
После этого я стал более уверенным в своих силах. Меня не пугали больше муры, не страшили пули и атаки. Было ощущение, что я наконец-то встал на ноги и понял, как использовать свои способности не только для защиты себя, но и для помощи другим. И пусть до конца ещё многое непонятно, я знал одно — страх больше не будет управлять мной. Дар стал моим щитом и оружием.
И теперь, когда Катя снова заговорила про «рубильник», я уже знал, что мне делать. Одна мысль, одно движение в голове — и я исчезаю, оставаясь при этом на месте или передвигаясь — не важно. Только теперь я знал, что, если захочу, могу взять с собой в это состояние и кого-то ещё.