Глава 31

Неделю спустя в Манитауне были и вода, и электричество, и хлеб. Под звуки новых песен добровольческие бригады разгребали развалины, чистили улицы, убирали противотанковые ежи и ненужные баррикады, выправляли трамвайные рельсы, снимали рекламные вывески старорежимных контор и бывших притонов. Первые отряды ангеликанских юнкомов радостно отдавали честь красностранским солдатам и летчикам, гулявшим по городу. Здесь и там шла раздача подарков из С.С.С.М.: бесплатных колбас и зубных порошков. Черные парни целовали белых девушек под красными знаменами. В чистом небе кружились осенние листья и первые махолетчики: освобожденный от людских страданий воздух Ангелики теперь был подходящим для летатлинов.

Возде входа в самый высокий небоскреб, на верхнем этаже которого некогда совещались капиталисты, красовалась вывеска: «Общежитие „Красная спальня“». Теперь здесь размещались не бессмысленные конторы, а потерявшие крышу над головой пролетарии. Это был новый дом Бакстера, Бейкера, Сэмми, Джулиана, Джордана и Джессики. Двое последних стояли сейчас на крыльце и прощались с Красленом.

— Как жаль, что ты так быстро, — сказал Джо. — Но мы ведь встретимся?

— Конечно же, дружище! Я до смерти не забуду, как ты выручил меня, привел домой!.. Ох, Джессика…

— Ленни! Если б ты только остался немного подольше!..

Влюбленные обнялись.

— Я бы сам рад остаться, да нельзя! — сказал Краслен. — Комкрин прислал за нами специальный самолет, дома ждут с наградами… Да и соскучился я по Правдогорску, честно говоря! Так долго на родине не был! А ты… Ты прекрасная девушка, но, понимаешь ли…

— Понимаю, — вздохнула негритянка. — У тебя там есть девушка, вы давно любите друг друга, ты ей много всего обещал… и она, конечно, подходит тебе больше, чем я.

— Жеся, Жеся! — прошептал Кирпичников, сжимая негритянку в объятиях. — Если бы только можно было не расставаться с тобой! И не обижать Бензину… Хотя я, наверно, люблю ее больше… Нет! Что я болтаю! По-настоящему у меня все было только с тобой! Ты слышишь, Джессика!? Да, ты для меня главная! А Зина… Зина, Зина… Без нее я не могу. Да что ж такое!?

Джессика заплакала.

— Поезжай домой, любимый. Обо мне не вспоминай. Ты будешь счастлив с Бензиной, вы родите много красивых детишек, станете трудиться, жить, любить… А я… Я как-нибудь устроюсь. Наша страна только что встала на новый путь. Сколько всего предстоит сделать! Я буду отстраивать город, возводить предприятия нового типа, осваивать пустынные земли, учить грамоте люмпенов… Я найду себе занятие, Краслен! А может быть, однажды мы и встретимся еще раз! До свидания.

— До свидания, — молвил Джо.

— Прощай, родная!

Краслен последний раз поцеловал свою любимую, поправил рюкзак, развернулся, спустился с крыльца, сделал шаг… Потом встал. Обернулся. Сказал:

— Слушай, Жеся! А может, поедешь со мной?

* * *

На аэродром они примчались, держась за руки и уже предвкушая совместную жизнь в Краснострании. По дороге Кирпичников «все обдумал» и «твердо решил» объясниться с Бензиной сразу же по возвращении: лучше сделать больно один раз, чем всю жизнь быть рядом с ней, а думать про другую.

Легкий самолетик густо-томатного цвета стоял наготове. Трое ученых прохаживались туда-сюда в ожидании отправки: теперь не хватало лишь Ленского. Стройный пилот снял с себя шлем, и по кожаной курке рассыпались черные волосы.

— Жакерия! — воскликнул Краслен. — Ну и встреча!

Удивленная летчица обернулась. Густо подведенные глаза встретились с глазами пролетария, губы винного оттенка плотно сжали папиросу, выгнутые ниточки бровей поползли вверх.

— Я — Краслен Кирпичников. Вы меня помните? Ну, летатлин, беспосадочный полет, подсадка с поезда?.. Товарищ Урожайская! Три месяца назад! Ну как же так!?

— Не помню, — ответила летчица.

Взяла наманикюренными пальцами цигарку и пустила вверх колечко дыма.

— Наш Краслен и здесь уже успел! — сказал Заборский. — Посмотрите-ка! Пытаетесь очаровать героя С.С.С.М., а, Кирпичников? Боюсь, это будет непросто, ха-ха!

— Я всего лишь собрался спросить у пилота, нельзя ли нам взять одного пассажира сверх списка, — надувшись, ответил Краслен.

— Нет, нельзя. — раздался голос Урожайской. — Больше шестерых машина не поднимет.

Краслен посмотрел на Джессику. Джессика посмотрела на Краслена.

— Ну вот и все, — сказала она. — Тебе не придется принимать решения.

— Но… Жеся… Мне так жаль…

— Может, это и к лучшему, что так случилось, — произнесла негритянка. — Ну же! Тебя ждут Бензина и орден! Не будь слабаком! Подтянись!

— Джесс… А ты?..

— Буду жить, как жила. Ну, прощай!

Джессика развернулась и быстрым шагом направилась с аэродрома. Краслен хотел броситься следом. Заборский его удержал.

— Ну же, товарищ! — сказал Яков Яковлевич. — Вам и в самом деле надо бы одуматься! Погуляли — и будет. У всех нас бывают такие увлечения. Но подумайте сами: она ведь даже языка не знает! У вас там подруга, у нее здесь родные. К чему все эти метания, пошлые буржуазные страстишки? Ангеликанцам предстоит большое социалистическое строительство, да и нам с вами есть чем заняться…

Кирпичников грустно кивнул.

— Заборский прав, — добавил подошедший Юбер. — Мы стоим на пороге великих событий. Сколько всего предстоит еще! Кстати, вы слышали о восстании в Шармантии?

— В Шармантии? — встрепенулся Краслен.

— Революционные массы взяли штурмом все тюрьмы в столице! Рабурдену отрубили голову. До коммунизма уже рукой подать!

— А в Эскериде республиканцы одержали окончательную победу над силами реакции! — вставил Вальд. — После того, как сторонники диктатуры лишись помощи шпицрутеновских войск, это оказалось на удивление легко!

— Вот так скорость, не так ли? — поддакнул Заборский, стремясь отвлечь Краслена от грустных мыслей. — Думали ли вы, что однажды станете современником столь стремительных и ярких событий?

— После смерти Шпицрутена меня уже ничего не удивляет, — отозвался Кирпичников. — Когда здоровый и полный сил диктатор как по мановению волшебной палочки отбрасывает коньки на третий день народного восстания, поневоле начинаешь думать, что чудеса случаются не только в поповских сказках!

— Так вы еще не в курсе насчет подробностей его смерти? — удивился Вальд.

— Подробностей?

— Рабочее правительство Брюнеции опубликовало фотографию его тела. Сегодня она во всех газетах. Шпицрутен умер дряхлым стариком.

— Не может быть!

— Может, — подтвердил Заборский слова Вальда.

— Ему же еще не было пятидесяти, кажется? — не мог понять Краслен.

— Совершенно верно! Единственная вещь, которая могла состарить его столь стремительно…

— Оживин?

— Блестяще, Кирпичников! — Вальд пожал руку Краслену. — Общение с нами не прошло для вас напрасно!

— Активизируя все жизненные процессы, оживин может поднять мертвеца и развить его скрытые таланты, а может и заставить внутреннее время человека течь быстрее, — пояснил Заборский. — Это в том случае, если ввести его живому и здоровому человеку.

— Очевидно, Шпицрутен позарился на сверхвозможности воскрешенных. — продолжил Юбер. — Конечно, для подавления восстания они ему очень бы пригодились! Вот только умереть, чтобы ожить, он не рискнул. Наверно, понимал, что возвращать его с того света никому из приближенных не захочется!

— Чудеса-а-а! — сказал Кирпичников. — Хотя порой мне кажется, что и мое время неожиданно побежало быстрее обычного. Кажется, еще вчера милитаристкая Брюнеция поглощала государства одно за другим и бомбила Манитаун — и вот уже рабочее правительство выводит войска с оккупированных территорий и готовит земельную реформу!

— Что и говорить! — отозвался Заборский. — Мы живем в удивительное время. Когда-нибудь потомки оглянутся, вспомнят этот век, посмотрят на наши свершения и скажут…

— Лев Давыдович! — вскричала Жакерия. — Наконец-то!

Краслен повернулся и увидел на другом конце аэродрома фигурку в сером костюме, спешащую к красному самолету.

— Да он ли это?

— Думаю, он, — Вальд прищурился.

— Уже пора, товарищи, — добавил Заборский. — А опоздания, как я помню, не в духе Вождя.

— И все же это не он, — сказал Кирпичников, первым разглядевший приближающегося незнакомца.

Через минуту запыхавшийся парень в сером костюме подбежал к стоящей вокруг самолета компании.

— Прошу прощения! — задыхаясь, начал он. — Я по поручению Ленского! Лев Давыдович отбыл в Брюнецию по приглашению тамошних рабочих. Просил передать, что до тех пор, пока мировая революция не победила, он домой вернуться никак не может. Так что Лев Давыдыч извиняется и просит отправиться без него.

— Выходит, он со мной не полетит?! — проговорила разочарованная Урожайская.

— Выходит, у нас в самолете есть свободное место!? — радостно закричал Кирпичников.

И мигом, не дожидаясь реакции остальных, бросился с аэродрома — догонять свою Джессику.

* * *

Третий день четвертой пятидневки Школьного месяца на правдогорском заводе «Летающий пролетарий» был объявлен всеобщим выходным. Весь коллектив предприятия, все население призаводского жилкомбината от мала до велика отправилось на вокзал — встречать спасителя Вождя, героя Мировой Революции.

Прибывший из столицы поезд мгновенно обступила толпа. Десяток нарядных деткомов с пышными букетами встали наизготовку. Самодеятельный оркестр металлообрабатывающего цеха получил последнее напутствие от дирижера Никифорова. Директор Непейко нервно перелистал свою приветственную речь, чтобы убедиться, все ли десять страниц в ней на месте. Новомир перевел кадр в фотоаппарате и «прицелился». Электриса Никаноровна поправила солонку на пятиконечном каравае. Бензина еще раз поглядела на себя в зеркальце.

Краслен возник в дверях вагона — серьезный, повзрослевший, счастливый и растерянный одновременно, в новом комбезе и с черным квадратиком на груди. Фотовспышки засверкали одна за другой. Никифоров взмахнул руками, и оркестр заиграл туш.

— Краслен!!! — заорала толпа.

— Сколько лет, сколько зим!

— Да здравствует Кирпичников!

— Качай его!

Героя стащили с подножки и стали качать. Маленькую негритянку, вышедшую вслед за ним, никто как-то и не заметил.

— Да ладно вам… Да хватит… Отпустите! — требовал Кирпичников, смеясь.

Наконец, его поставили на ноги. Деткомы наперебой бросились вручать букеты герою. Нарпитовка с хлебом-солью, оказавшаяся в море малышей, с трудом держалась, чтобы не уронить каравай. Только когда Краслену были оказаны все положенные почести, к нему сумела пробиться Бензина.

— Крася! — крикнула она, плача от счастья.

— Зиночка… — прошептал кавалер Черного Квадрата и обнял девушку.

Надо же, он и не знал, что эти голубые глаза, эти светлые кудри, эти теплые хрупкие плечи под серебристой тканью стандартного комбеза так ему дороги. И все-таки…

— Я так скучала! — сказала Бензина.

— Ждала меня?

— Ты еще спрашиваешь!

— А с другими ребятами не гуляла? — с надеждой спросил пролетарий.

— О чем это ты?!

— Ну… Меня долго не было, я понимаю… За это время тебя мог посетить Крылатый Эрос, ты могла встретить кого-нибудь другого, ты могла…

— Как ты можешь, Краслен!? Ты же знаешь: у меня никогда не было и не будет другого парня!.. Но… — взгляд Бензины неожиданно упал на стоящую рядом с Красленом боевую подругу. — Кто эта негритянка?

Джессика потупилась. Кирпичников смутился.

— Понимаешь ли, Бензина… — начал он.

— Ты ее любишь?

— Видишь ли… — горе-кавалер стушевался еще больше. — Мне, конечно, не хотелось бы делать тебе больно, не хотелось бы разборок, всякой ревности, прощания…

— Краслен! — вскинулась Зина. — Неужели ты считаешь, я способна на такое?! Неужели ты думаешь, что в любви мне свойственно пошло-буржуазное чувство собственничества?! Неужели ты держишь меня за конченую ретроградку в вопросах пола!?

— Так значит?.. — Кирпичников неуверенно улыбнулся.

— Будем современными людьми, — сказала Зина.

Загрузка...