Сторожевой крейсер «Шелдон» вынырнул из гиперпространства в пятистах милях от Главного госпиталя. Он появился здесь из-за потерпевшего аварию корабля в зоне действия поля надпространственных генераторов. На таком расстоянии громадное, сверкающее огнями сооружение казалось лишь светлым пятнышком, но капитан крейсера не решился сразу приблизиться к Госпиталю. Где-то внутри потерпевшего аварию корабля находился член его экипажа, нуждавшийся в срочной медицинской помощи. Капитан крейсера был прежде всего блюстителем порядка и опасался своим решением причинить вред случайным прохожим. В данном случае в роли прохожих выступали обитатели крупнейшего в Галактике интерзвездного госпиталя.
Выйдя на связь с Приемным покоем, капитан объяснил ситуацию и получил заверения, что его делом займутся немедленно. Убедившись, что судьба пострадавшего находится в надежных руках, капитан решил с чистой совестью приступить к исследованию потерпевшего аварию корабля, который в любой момент мог разлететься на куски.
Доктор Конвей неловко примостился в очень мягком кресле в кабинете Главного психолога и через заваленный бумагами стол смотрел на квадратное, с резкими чертами лицо О’Мары.
— Расслабьтесь, доктор, — сказал вдруг О’Мара, как всегда угадав его мысли. — Если бы я вызвал вас для разноса, то дал бы вам кресло пожестче. Но я получил указание погладить вас по шерстке. Вы, доктор, получили повышение. Поздравляю вас. Отныне вы будете зваться Старшим терапевтом.
Но не успел Конвей и рта открыть, как О’Мара поднял большую квадратную ладонь.
— Лично я уверен, что произошла досаднейшая ошибка, — продолжал он. — Но совершенно очевидно, что ваш успех с растворявшимся СРТТ произвел впечатление на начальство. Они вообразили, что дело не в чистом везении, а в ваших способностях. Что же касается меня, — закончил он, ухмыляясь, — то я бы не доверил вам вырезать у меня аппендикс.
— Вы очень добры, — сухо сказал Конвей.
О’Мара улыбнулся.
— А вы ждали, что я вас буду расхваливать? Моя работа заключается в том, чтобы мылить шеи, а не щекотать за ушком. Теперь я подарю вам минуту, чтобы вы смогли привыкнуть к сиянию окружающей вас славы…
Конвей отлично понимал, что означает для него это повышение. Разумеется, он был польщен, он думал, что получит это звание не раньше чем года через два. Но он и немного испугался.
Отныне на рукаве у него будут красоваться красные шевроны, он будет пользоваться преимуществом перед всеми, кроме коллег, находящихся с ним на равных, и Диагностов, и в его распоряжении будут все приборы и оборудование Госпиталя. В то же время он будет нести ответственность за любого доверенного ему пациента, и переложить эту ответственность нельзя будет ни на кого. Он будет менее свободен. Придется читать лекции сестрам, проводить занятия с практикантами, и почти наверняка его втянут в какое-нибудь коллективное исследование. Придется постоянно пользоваться по крайней мере одной мнемограммой, а может, и двумя. Все это было не очень весело.
— Раз уж вы теперь Старший терапевт, — сказал Психолог, — я предложу вам одну работку. Здесь у нас есть потерпевший аварию корабль с раненым на борту. Перевезти его в Госпиталь обычными путями мы не можем. Физиологические особенности существа неизвестны. Нам не удалось определить, откуда летел корабль. Так что мы не знаем, чем наш новый пациент дышит, что ест и как выглядит. Я хочу, чтобы вы туда отправились, выяснили, что к чему и приняли меры к транспортировке пациента. Мне сообщили, что потерпевший аварию едва подает признаки жизни, — внезапно закончил он, — так что мы может считать этот случай экстренным.
— Хорошо, — сказал Конвей, вскакивая с кресла. У двери он на мгновение задержался. Позднее он сам удивлялся, как у него хватило наглости сказать это Главному психологу, и решил, что на него подействовало неожиданное повышение.
— Ваш проклятый аппендикс лежит у меня, — заявил он с торжеством. — Его вырезал вам Келлерман три года назад и сохранил в банке. А потом проиграл его мне в шахматы. Так что ваш аппендикс стоит у меня на книжной полке…
О’Мара лишь слегка склонил голову, как будто благодарил за комплимент.
В коридоре Конвей подошел к ближайшему коммуникатору и вызвал Транспортный отдел.
— Говорит доктор Конвей. У меня срочный случай. Прошу предоставить катер и медсестру, которая умеет обращаться с анализатором и, если можно, обладает опытом спасательных работ. Через несколько минут я буду у внешнего восьмого шлюза.
Приподнятое настроение, в котором пребывал Конвей, рассеялось, как только он добрался до восьмого шлюза. Там его поджидала медсестра ДБЛФ, покрытое мехом многоногое существо, начавшее при виде Конвея кричать и присвистывать. Транслятор Конвея послушно превращал звуки чужого языка в английские слова, как и все прочие хмыканья, скрипенья и курлыканья, раздававшиеся в Госпитале.
— Я жду вас уже более семи минут, — заявила сестра. — Мне было сказано, что задание очень срочное, но вы нисколько не торопитесь…
Транслятор не умеет передавать эмоций. Так что ДБЛФ могла шутить, подшучивать или попросту констатировать факт без всякого желания уязвить доктора. Правда, в последнем предположении Конвей сомневался, но он знал, что выходить из себя бессмысленно.
Он глубоко вздохнул и сказал:
— Я мог бы сократить период вашего ожидания, если бы я всю дорогу бежал. Но я противник беготни, потому что излишняя спешка в моем положении может произвести плохое впечатление. Окружающие придут к выводу, что я поддался панике и не уверен в своих способностях. Так что прошу запомнить, — добавил он официально, — я не медлил, а шел уверенным, нормальным шагом.
Звук, который издала ДБЛФ в ответ на эту тираду, не поддавался переводу.
Конвей направился к переходному туннелю, и через несколько секунд они отчалили. В заднем экране катера масса огней Главного госпиталя начала тускнеть и сжиматься, и Конвея охватило беспокойство. Ему очень захотелось разделить с кем-нибудь ответственность, хотя бы с доктором Приликлой.
Во время полета ДБЛФ, сообщившая, что ее зовут Курседд, испытывала терпение Конвея. Сестра была начисто лишена такта, и выдержать ее было нелегко.
ДБЛФ, и в частности Курседд, не обладали телепатическими способностями, но могли довольно точно угадывать мысли собеседника, наблюдая за ним. Однако они не были способны к дипломатии и всегда говорили только то, что думали.
Наконец Конвей и Курседд приблизились к сторожевому крейсеру и пришвартованному к нему аварийному кораблю. Этот корабль был ярко — оранжевого цвета, а в остальном ничем не отличался от других потерпевших аварию судов. Конвей подумал, что корабли напоминают людей — насильственная смерть лишает их индивидуальности. Он приказал Курседд облететь корабль несколько раз, а сам прильнул к иллюминатору.
Корабль был разорван пополам. По яркой окраске корпуса Конвей мог судить о характере зрительного аппарата построивших корабль существ, о плотности и прозрачности атмосферы. Через несколько минут, решив, что визуальный осмотр больше ничего не даст, он велел Курседд причаливать к «Шелдону».
Переходная камера крейсера была мала и казалась еще меньше оттого, что была набита Мониторами в темно-зеленой форме, глазевшими на странный механизм, очевидно снятый с погибшего корабля. В воздухе стоял гул от технических терминов, которыми перебрасывались специалисты, и никто не обратил ровным счетом никакого внимания на доктора и сестру. Конвею пришлось дважды громко откашляться, прежде чем худой седеющий офицер отделился от толпы и приблизился к ним.
— Саммерфилд, — представился он, — капитан крейсера.
Капитан говорил быстро, не отрывая заинтересованного взгляда от того, что лежало на полу. — Вы, как я понимаю, медицинское начальство из Госпиталя?
Конвей ощутил раздражение. Он мог понять чувство этих людей — разбитый корабль с другой планеты, принадлежащий неизвестной культуре, был редкой находкой, технологическим кладом, ценность которого было трудно определить. Но Конвей думал лишь о спасении живого существа. Поэтому он сразу перешел к делу.
— Капитан Саммерфилд, — резко сказал он. — Нам необходимо как можно скорее и на катере, и в Госпитале воссоздать для пострадавшего привычные условия жизни. Попрошу вас выделить провожатого на корабль. Желательно, чтобы это был опытный офицер, знакомый с…
— Разумеется, — перебил его Саммерфилд. Казалось, он хотел Что-то добавить, но затем раздумал, пожал плечами и позвал: «Гендрикс!». К ним подошел Гендрикс — молодой человек с несколько растерянным выражением лица, начавший было натягивать на себя скафандр. Капитан коротко представил ему врачей.
Гендрикс сказал:
— Нам понадобятся скафандры высокой защиты. Для вас, доктор, я подберу один, но что касается доктора Курседд…
— Не беспокойтесь, — сказала медсестра. — Мой скафандр в катере. Я буду готова через пять минут.
— Что здесь произошло? — спросил Конвей, с любопытством оглядываясь вокруг. — Несчастный случай, столкновение.
— Мы считаем, — ответил Гендрикс, — что по какой-то причине отказала одна из двух пар генераторов, сконструированных специально для гиперпространства. В результате корабль разломился надвое. Половина корабля немедленно была отброшена в нормальное пространство, то есть скорость стала значительно ниже скорости света. Другая его половина с отказавшими генераторами, какое-то время двигалась, так как после аварии оставшаяся пара генераторов еще в течение одной — двух секунд продолжала функционировать. Автоматические устройства ликвидировали повреждения и загерметизировали кое-какие отсеки, но, так как корабль в сущности развалился на куски, мало что можно было сделать. К счастью, нам удалось поймать автоматический сигнал бедствия, и, когда мы нашли корабль, в одном из отсеков, очевидно, остался воздух, потому что мы услышали, как там кто-то двигается. Но меня не оставляет в покое мысль, что случилось со второй половиной корабля, — закончил Гендрикс. — Автоматический сигнал бедствия там не сработал, а то бы мы его непременно услышали. Но там тоже кто-то мог остаться в живых.
— Давайте спасать хоть этого, — сказал Конвей. — Как к нему пробраться?
Гендрикс проверил гравитационные пояса на своем скафандре, взглянул на показания воздушных баллонов и сказал:
— Вам не удастся это сделать. По крайней мере сейчас. Следуйте за мной, и вы поймете почему.
Когда О’Мара упомянул о том, что до пациента трудно добраться, Конвей решил, что на корабле, как обычно, обломки завалили отсек. Но, зная, насколько компетентны Мониторы, Конвей понял, что дело куда сложней, чем казалось.
Однако, когда они ступили на корабль, выяснилось, что внутренние помещения совершенно не загромождены. По каютам летали предметы, но баррикад из обломков не было. Только приглядевшись к окружающему, Конвей смог осознать размах катастрофы. Не сохранилось ни одной целой, нетреснувшей, не сдвинутой с места трубы, гайки или секции. В дальней стене помещения Конвей увидел тяжелую дверь с отверстием, выпиленным лазером, в которое был вставлен временный люк.
— При аварии все герметические двери закрываются автоматически, — произнес Гендрикс в ответ на вопросительный взгляд Конвея, — но, когда корабль в таком состоянии, закрытая дверь не означает, что по другую ее сторону есть давление. И хотя мы разобрались в ручном управлении кораблем, мы не можем быть уверены, что, открыв одну дверь, таким образом не откроем все остальные. В результате пострадавший погибнет.
В наушниках Конвея раздался короткий грустный вздох. Гендрикс продолжал:
— Нам пришлось установить на каждой двери герметические шлюзы, так что, если за дверью в отсеке сохранилось давление, когда мы прожжем дыру в двери, оно почти не упадет. Но работа эта потребует много времени, и ее нельзя сделать в более короткие сроки, не рискуя жизнью пострадавшего.
— Тогда нужно увеличить число спасательных команд, — сказал Конвей. — Если вас недостаточно, мы пришлем спасателей из Госпиталя. Это сократит время, требующееся…
— Нет, доктор, — горячо возразил Гендрикс. — Почему, вы думаете, мы затормозили в пятистах милях от Госпиталя? У нас есть данные, что где-то на корабле находится запас энергии. И, пока мы не знаем, что это за энергия и где она, мы должны действовать осторожно. Да, мы хотим спасти инопланетянина, но при этом не собираемся сами взлететь на воздух. Неужели вам об этом не сказали в Госпитале?
Конвей покачал головой.
— Может быть, не хотели меня волновать.
Гендрикс засмеялся.
— Я тоже не хочу вас волновать. Честно говоря, опасность взрыва невелика, пока мы принимаем меры предосторожности. Но, если толпы людей набросятся на корабль и начнут растаскивать его по кусочкам, опасность станет реальной.
Тем временем они миновали еще два отсека и короткий коридор. Конвей заметил, что каждое помещение было покрашено в новый цвет. Он подумал, что раса, построившая этот корабль, очень чувствительна к цвету.
— Когда вы надеетесь добраться до этого инопланетянина? — спросил Конвей.
— Ответить на этот простой вопрос не так-то легко, — объяснил Гендрикс. — Живое существо нашли по шуму, вернее, по вибрации корабля, вызванной его движениями. Но аварийное состояние корабля и то, что неизвестное существо двигается все меньше, не дают возможности определить его положение. Наши люди режут переборки корабля, продвигаясь к центру. Мы полагаем, что вернее всего там сохранился неповрежденный отсек. Кроме того, шум, который производят спасатели, не позволяет им прислушиваться к движениям пострадавшего.
В общем, это займет от трех до семи часов.
А ведь после того, как спасатели достигнут отсека, придется еще взять образец атмосферы, проанализировать и воспроизвести ее, узнать требования, предъявляемые этими существами к давлению и силе тяжести, подготовить пострадавшего к эвакуации в Госпиталь и оказать ему первую помощь.
— Слишком долго, — сказал потрясенный Конвей. Вряд ли это существо, находящееся в таком плачевном состоянии, столько продержится. — Придется готовить помещение, не дожидаясь пациента. Другого выхода нет. Вот что мы будем делать…
Конвей приказал срочно сорвать настил на полу, чтобы обнажить гравитационные установки. Сам Конвей мало разбирался в этом, но он надеялся, что Гендрикс сможет приблизительно определить их мощность. В Галактике был известен лишь один способ регулировки гравитации. Если инопланетяне пользовались каким-то иным — тогда придется сдаться.
— Физические характеристики любого существа, — продолжал Конвей, — определяются образцами пищи, размером гравитационных установок и составом воздуха. Если мы соберем эти данные, то сможем воссоздать условия его жизни.
— Некоторые из летающих вокруг нас объектов могут оказаться контейнерами с пищей, — вмешалась вдруг Курседд.
— Что ж, это мысль, — согласился Конвей. — Но прежде всего следует найти и определить состав атмосферы на корабле. Таким образом мы узнаем кое-что об обмене веществ у пострадавшего и выясним, какие из контейнеров содержат пищу, а какие краску…
Они тотчас же занялись поисками образца воздуха. В любом помещении корабля находится множество труб, но количество их даже в самых маленьких помещениях повергло Конвея в изумление. Если все отсеки разделялись герметическими дверями, тогда, значит, и трубы, подающие воздух в отсеки, должны иметь на входе и выходе клапаны, решил Конвей. Приходилось прослеживать отрезок каждой трубы до ее разрыва, где они могли убедиться, что данный кабель или труба не принадлежат к воздушной системе. Работа оказалась долгой, изнурительной, и Конвей со злостью глядел на механический ребус, от решения которого зависела жизнь пациента.
Прошло два часа и, наконец, круг поисков сузился до толстой трубы, которая, судя по всему, служила для отвода отработанного воздуха, и пучка тонких труб, по которым воздух поступал в отсек.
Питающих труб было целых семь!
— Существо, которому требуется семь различных химических… — начал Гендрикс и растерянно замолчал.
— Только по одной трубе подается основной компонент воздуха, — сказал Конвей. — По остальным идут необходимые добавочные элементы и инертные компоненты, подобные азоту в нашем воздухе. Если регулирующие клапаны не были перекрыты, когда в отсеке упало давление, мы сможем сказать, из чего состоял их воздух.
Конвей говорил уверенным тоном, но сам не чувствовал себя уверенно. Им овладели мрачные предчувствия. Тогда вперед вышла Курседд. Она достала из рабочей сумки маленький электрорезак, включила, сфокусировала пламя и осторожно подвела игольчатую струю к одной из семи входных трубок. Конвей подошел поближе с открытой пробиркой.
Из трубы вырвалась струя желтоватого пара, и Конвей инстинктивно отшатнулся. В пробирку почти ничего не попало, однако того, что в ней оказалось, было достаточно для анализа. Курседд принялась за следующую трубу.
— Судя по всему, это хлор, — сказала ДБЛФ, продолжая работу. — И если хлор является основным компонентом их атмосферы, мы сможем поместить его в модифицированную палату для ПВСЖ.
— Боюсь, что все будет не так просто, — ответил Конвей.
Не успел он закончить фразу, как из трубы вырвался фонтан белого пара, окутавшего комнату туманом. Курседд, не выпуская резака, отпрянула назад, и пар, соприкасаясь с пламенем, превратился в прозрачную жидкость, которая окружила спасателей дымящимися шарами. На вид шары были водяными. Конвей набрал жидкости в другую пробирку. Огонь резака, попав в струю газа, вырвавшегося из третьей трубы, ярко вспыхнул. Ошибиться было нельзя.
— Кислород, — сказала Курседд, облекая в слова мысль Конвея. — Или газ с высоким содержанием кислорода.
— Вода меня не смущает, — заметил Гендрикс. — Но ведь кислород с хлором представляют собой малопригодную для дыхания смесь.
— Согласен, — ответил Конвей. — Любое существо, дышащее кислородом, в несколько секунд погибает от хлора, и наоборот. Но может быть, один из этих элементов составляет лишь незначительную примесь в атмосфере. Может быть и другое: оба эти газа представляют собой лишь незначительные примеси, основного же компонента атмосферы мы пока не нашли.
Тотчас же просверлили четыре последние трубы и собрали образцы газов в пробирки. Все это время Курседд явно обдумывала слова Конвея. Перед тем как отправиться на катер для анализа образцов, сестра задержалась.
— Если эти газы лишь малые примеси, — бесцветным голосом перевел ее слова транслятор, — почему тогда здесь не только инертные элементы, но и кислород не смешиваются заранее, как у всех других существ, а поступают в отсек по отдельным трубам? Ведь выходят они по одной трубе.
Конвей хмыкнул. Именно этот вопрос и мучил его, и он не мог найти на него ровным счетом никакого ответа. Он резко сказал:
— Сейчас мне нужен анализ образцов, и я попрошу вас не задерживаться. Мы с Гендриксом постараемся вычислить размеры этого существа и подходящую для него силу тяжести. И не беспокойтесь, — добавил он сухо, — неразгадываемых тайн не бывает.
— Будем надеяться, что эти тайны будут разгаданы во время лечения, — отпарировала Курседд, — а не зафиксированы в заключении о смерти.
Без дальнейших напоминаний Гендрикс начал отрывать пластины пола, чтобы добраться до гравитационных установок. Конвей счел его человеком, который знает, что делает, и потому покинул его и отправился искать какую-нибудь мебель.