Рысюхин, давайте – за жизнь!

Глава 18

Разумеется, что-то случилось и планы поменялись. Просто осознал и сложил вместе несколько фактов, после чего все нужные выводы получились сами собой. Во-первых, передача подарка что так, что эдак планировалась на субботу. Во-вторых, письмо-то адресовано было мне, пока его излишне «бдительный» (или, по версии деда, желающий без особых усилий «поймать» выдуманного агента) сотрудник жандармерии не перехватил. Неприятное, кстати, чувство, когда выясняется, что в твоей корреспонденции порыться могут. Правда, внутри Империи переписку не проверяют, за исключением особых случаев, но вот письмо извне могут и прочитать. Дед говорит, у них это уголовное дело, но всё равно постоянно ловят за руку слишком любопытных по всему миру. Вплоть до того, что переписку членов правительства вскрывают!

Ах да, выводы и изменения планов. Вывод простой — мне надо ехать. На фургоне придётся или ехать ночью, или, если выехать рано-рано утром, откладывать визит в посольство на вечер. Как-никак, двести километров от академии до Минска, по короткой дороге мимо Могилёва и никуда не заезжая, что означает шесть часов в пути, не считая остановки для отдыха. Выехав в шесть утра до посольства, с учётом всякого-разного, доберусь в лучшем случае в час дня. С поездами (точнее, с их расписанием) — тоже не всё радужно, к тому же мне надо ещё будет самому заехать и в Смолевичи, и в Дубовый Лог.

Но в таком случае нет никакого смысла гнать Влада в пятницу, от него до центра Минска через Тальку напрямую получается даже ближе, чем до Смолевич, почти ровно сто километров! В девять утра не торопясь выедет и в полдень будет на месте — точнее, в промежуточной точке, в Минской жандармерии. Хорошо хоть всё это пришло в голову утром в пятницу, стоило только выспаться и успокоиться! Правильно пословица гласит, насчёт утра и вечера. Успел даже связаться со всеми и договориться о новом плане, с кем — до занятий, с кем — на перерывах между парами. Ну, и спать лёг пораньше. Удивительное дело, но эта затея (со сном которая) даже удалась! Обычно же как? Стоит только захотеть лечь пораньше, а тем более — поспать часик днём, как тут же становишься нужен всей общаге! И знакомым, и малознакомым, и администрации. И по мобилету кто-нибудь свяжется, причём там все точно свои, просто так не пошлёшь «в глубь изнанки». В крайнем случае, если всех, кого можно, предупредишь и попросишь не беспокоить — в дверь начнёт ломиться нетрезвое тело, перепутавшее этаж (было, да). А вот сейчас — лёг в девять вечера и до пяти утра меня вообще никто е тревожил! Прямо мистика какая-то.

Выспавшись, да по хорошей, слегка прихваченной лёгким заморозком дороге ехать было легко и приятно. Нет, конечно, не без приключений — петляя на коротком пути по деревням в темноте особо не разгонишься, к тому же чуть было не заехал не туда. Какой-то большой сарай, что служил мне ориентиром, по какой-то причине исчез и я пропустил нужный поворот. Но, к счастью, быстро понял, что еду не туда и вернулся. А вот на тракте Могилёв — Минск разогнался как следует! Ну, а почему бы и нет? Накопитель в автомобиле и мой резерв полны под завязку, дорога почти пустая, фары яркие, красота! И, поскольку усталости не чувствовал, в Березино остановился совсем ненадолго, буквально залить в себя горячего чаю со свежей выпечкой и, как ехидно прокомментировал дед, слить чай предыдущий, отработанный. Решил, что ещё в Дукору сверну, если что, там от тракта до знакомой кафешки около версты всего.

В Минск в итоге приехал буквально через четверть часа после Влада, и очень вовремя — как раз чтобы успеть перехватить попытку вскрыть бочонок с акавитой для досмотра «на предмет контрабанды». К счастью, удалось доказать, что после вскрытия заделать обратно «как так и было» не получится, меня в этом поддержали и некоторые свидетели спора, с примерами. А уж после этого донести мысль, что дарить королю выпивку в початой таре — как минимум рискованное дело, было проще.

— Так уж прямо и королю!

— Вот, в письме из посольства чётко сказано, что ему самому, на день рождения. Я, правда, сомневаюсь, что он этот подарок увидит, или хотя бы узнает о нём — там таких дарителей будет не одна сотня, так что местное министерство двора (или как оно у них называется) куда-то пристроит, но официально — да, королю.

Надо сказать, что выглядело всё великолепно. Получив дополнительно вторую половину дня в пятницу, викентьевцы под общим руководством Клима занялись оформлением и украшательством. Бочонки снаружи стилизовали под обшивку драккара: на стыки клёпок[1] наклеили паклю, потом всё это дело аккуратно, чтобы не нагреть содержимое, обожгли и покрыли морилкой. Я даже тихонько спросил Влада:

— Морилка внутрь не попадёт? А то что-то мне страшновато!

— Нет, всё нормально, мы проверяли на таких же бочонках — один пустой взяли, второй с водой. Мы морилки чуть-чуть совсем взяли, мазануть немного. На полмиллиметра даже не проникает.

— Ну, смотри у меня, если что — под топор оба пойдём!

— Да нормально там всё, не сомневайтесь даже!

А самое главное — на зачернённые бока нанесли в два цвета, «серебром» и «золотом», изображение Рысюхи! Такое же, как на этикетках и похожее на гербовые знаки на дверцах автомобилей.

— Кто рисовал?

— Труда.

— Кто⁈

— Родственница Клима нашего, Труда Викстрём. Сестра, вроде, младшая, от второй жены их бати, или что-то такое. Рисует здорово! Так, из головы что-то придумать — вроде как нет, а что перед глазами видит — как фотографию всё равно делает!

— А ты, вижу, с ней уже неплохо познакомился?

— Да не, что вы! Ничего такого! Я ж как управляющий, с новым человеком разобраться. Да и не говорит она почти по-нашему, я на их языке ни бум-бум, так, по-немецки оба еле-еле. Ну, и брат её иногда помогает с переводом.

Ага, «ничего такого», конечно. Судя по оговоркам, как минимум беседуют они регулярно. Ох, как бы не возник на ровном месте конфликт между моими управляющими, под лозунгом «кто тут сестрёнку обижает»! Но это вопрос будущего, причём только вероятного, причём, надеюсь, маловероятного.

Между тем время подошло к оговорённому, ко мне в фургон сел представитель жандармерии, переодетый в форму почтового ведомства, и мы колонной покатили по Захарьевской к Губернаторскому саду, восточнее которого, через дорогу, располагались кварталы с дипломатическими представительствами. Рядом с военным госпиталем, между прочим, через квартал от него на север. Кстати, можно будет заехать, поблагодарить доктора. И не «можно», а «нужно».

На входе в посольство Скандинавского союза стоял важный, как генерал, привратник, который посмотрел письмо и вызвал по внутренней связи представителя Норвегии. Когда тот вышел — минут через десять-пятнадцать, я точно не засекал, пришлось каяться, извиняться за задержку — в предпоследний день приехали, и валить всё на почту, которая «письмо потеряла». Простите, работники почты, за поклёп и навет! Но, с другой стороны, вам не привыкать. Рядом стоял ряженый минский жандарм, тоже каялся, а его могилёвские коллеги, видимо, активно икали всем составом.

После окончания ритуалов и переплясов, дипломат аккуратно осведомился — где, мол, подарок-то? Или мы отказ привезли, такой толпой?

— Так в кузове, в пикапе, где ж ещё-то!

Норвежец подошёл, заглянул внутрь… Посмотрел на меня, в кузов, опять на меня, подумал. Опять окинул взглядом груз и попросил заезжать внутрь, а сам пошёл договариваться на воротах, чтобы открыли. Жандарм, который и так порушил конспирацию, деловито забравшись обратно в салон фургона, решил её окончательно похоронить и двинулся к пикапу — вроде как помогать. Ой, дурак… Хоть и не такой клинический, как могилёвские, но тоже хорош. Судя по ехидному взгляду дипломата, в ведомственной принадлежности «почтальона» он уже сориентировался, разве только сомневался в том, какая именно спецслужба за ним стоит.

Выгрузили всё при помощи «почтальона» быстро, да что там и выгружать-то было? Один бочонок «Беломорской» на четыре мерных ведра (то есть, сорок восемь литров) — по запросу, два двухведёрных с «Налибокской» и «Черноморской», которые в первый раз не передавали, а сверх того две дюжины бутылок, в том числе с удачными образцами тех видов, которых сделали понемногу. Три бочонка и две фанерных коробки. Рассказал всё норвежцу, который записал сказанное в блокнот, будто этикеток ему мало.

После ритуала прощания вышли на улицу. Я прислушался к себе, после чего обратился к спутникам:

— Предлагаю заехать на обед, в ресторацию на Немиге. Но до того мне нужно в госпиталь заскочить — поблагодарить доктора, который почти два года назад меня тут из запчастей обратно собирал. Можете или сами на пикапе ехать, или меня подождать немного. Жандарм, приятно меня удивив, согласился подождать. Или просто не хотел поднадзорного из поля зрения выпускать, рядом с консульством? Но это уже паранойей попахивает.

Лозицкий меня узнал сперва только по диагнозу, но потом и личная беседа получилась, хоть и недолгая. Я преподнёс ему набор акавиты из шести бутылок — Влад по моей просьбе брал с собой в запас на случай, если разобьётся.

— Вот, это правильный букет, это я понимаю! А то порой как нанесут пионов с жасмином[2], не продохнуть в кабинете.

— А вы табличку на дверь повесьте: «Доктор цветы и конфеты не пьёт!»

Немного посмеялись над шуткой, потом обсудили пригодность конфет на роль закуски. Затем доктор решил внимательнее рассмотреть презент:

— Хм, акавита, интересно. Своего производства, что ли?

— Да, с того завода, на котором меня тогда порвало, он мне как вира отошёл. По традиционной скандинавской технологии, в их консульстве оценили. Сейчас вот такую же по их просьбе в подарок на день рождения норвежскому королю передавал.

Наученный опытом я, не дожидаясь выражения недоверия, протянул Александру Семёновичу письмо, отчеркнув ногтем нужное место.

— И правда — для короля просят. Надо же! Чего только в мире не бывает…

На этом и расстались с доктором. Конечно, главную и определяющую роль в моём спасении сыграла Рысюха, моя очаровательная богиня, но и Лозицкий тоже немало приложил труда и знаний.

На обед, изрядно запоздалый, как по мне, повёз и жандарма, и Влада в то самое заведение «для своих», что около пожарной части. Не для того, чтобы кому-то что-то показать или доказать, а просто не знаю других мест в Минске, где можно нормально пообедать за вменяемые деньги, разве что многочисленные заведения около университета. Вот ещё, кстати, как-то многое у меня с пожарными или рядом с ними крутится в последнее время. Ряженый в почтальона жандарм удивлённо посмотрел на меня, когда я пристроил фургон с пикапом в тупичке рядом и уверенно направился ко входу. Пришлось пропустить Влада вперёд и показать «почтальону» своё удостоверение.

— Так вы из наших⁈

— Почти. Лаборатория ни к одному отделению не относится, мы в прямом подчинении начальника управления, но ведомство одно. От этого выходка ваших коллег особенно обидной получилась.

Собеседник только вздохнул. Понимаю — он тут ни при чём совершенно, а за чужую выходку отдувается.

После обеда мы с Владом третий раз поехали колонной по Захарьевской, в направлении Борисовского тракта. Младший из Беляковых хотел по случаю навестить дядю в Алёшкино, потому до Смолевич нам было по пути. Нет, конечно, с точки зрения маршрута лучше было обедать со студентами, а не мотаться туда-сюда по Минску, считай, через самый центр посреди выходного дня. Но требовалось вернуть жандарма «откуда взял», просто из соображений элементарной вежливости, отправить его на конку было бы как минимум грубостью. Будь на его месте тот тип из Могилёва, что мурыжил моё письмо, пытаясь не найти, так придумать компромат — так бы и сделал, и меня бы все поняли, но этот же ничем не виноват передо мной.

В Смолевичах я, ополоснувшись с дороги, пошёл к Пырейниковым — заказывать подарок на день рождения Мурлыкина. Идея его пришла в голову, когда я в учебных целях крутил в руках добытый из кенгуранчика макр, и тот дал довольно интересный отклик. Вот его, ещё один, переделанный в накопитель, и кое-какие заказанные ранее у ювелира детали я и принёс к Трофиму Ильичу вместе с эскизами.

— Задача простая, здесь ваша металлическая краска, кстати, отлично подойдёт. Макр, хм…

Сосед ушёл к себе в лабораторию, минут через пятнадцать-двадцать вернулся.

— Да, действительно, хорошо подойдёт для размещения управляющего контура. По сравнению с обычным растительным даст хороший прирост долговечности как минимум. Как догадались-то?

— Трофим Ильич! У меня же две стихии — не только металл, но и кристаллы! В учебных целях изучал, получил отклик и решил, что может подойти.

— Да, действительно. Думаю, за недельку управимся, включая чехол и ремень для переноски.

— Отлично! По почте до двадцатого дойти успеет?

— Если заказной бандеролью с доплатой за срочность — то и раньше.

— Значит, так и сделаем. Белякову, Архипу Сергеевичу, отдадите — он всем остальным займётся.

Ну, разумеется, просто так уйти мне не дали — дела делами, а соседские отношения — отдельно. Пили чай, обсуждали новости — местные и могилёвские, не все, разумеется — про приключения письма из консульства я даже намекать не стал. Обсудили и молодого помощника, который пока вроде оправдывал ожидания, и вообще что угодно — кроме общих дел.

Домой возвращался, когда уже темнело с мыслью о том, что подарок тестю я придумал, но начинается «сезон» — дни рождения у всей женской части семьи Мурлыкиных. Причём у Маши это «отягощено» окончанием академии и подготовкой к свадьбе, а у Иры — окончанием гимназии. Впрочем, над поздравлением Ириске я уже работал. Изначально в планах было привлечь к этому делу Машу, но она вся ушла в подготовку к защите диплома, пришлось выкручиваться при помощи директора гимназии и тех, кого он отрядил в помощь.

Подготовку к свадьбе же взяла в свои руки будущая тёща. От количества вопросов голова шла кругом, благо, от меня требовалось только выбирать из предложенных вариантов и одобрять или, изредка, не одобрять предложенное. Мне, если честно, на все эти заморочки, церемонии и символы было… Всё равно, в общем, было, главное для меня сама Машенька. Но если им, женщинам и девочкам, подобное интересно и важно, то пусть играются, мне не жалко. Зато потом в каких-нибудь на самом деле важных вещах можно будет уступку получить.

Ладно, дела семейные — ну, или почти семейные, это важно и порой даже интересно, но есть ещё дела финансовые и коммерческие, а кроме того ещё и подготовка к двухсотлетию «фирмы», но она идёт по плану. Тут все основные действия намечены и даже согласованы, которые этого требуют, остаётся опять же выбирать варианты и оплачивать счета.

Возле калитки встретил Волченка — похоже, он шёл домой с дежурства. Поздоровавшись, спросил, озвучивая одно из опасений деда:

— Столичные коллеги ещё не пытались отобрать себе новый автомобиль или добыть такой же?

— Минские, что ли⁈ Об этих в последнюю очередь переживать нужно, я бы скорее переживал о соседях.

— Почему⁈

— Да снобы они там! В жизни не поверят, что где-то в провинции может появиться что-то стоящее раньше, чем у них. Я же в отчёте указал об обновлении парка, зимой ещё, и что?

— Что?

— Был недавно в Минске по делам, случайно услышал: мол, переставили бочку с телеги на грузовик и радуются, что насос теперь с моторчиком. Понимаешь? Вот такое у них представление о нашей красавице: та же бочка, но на других колёсах. Вот из Червеня, Логойска или Борисова коллеги скорее захотят, но пока деньги не найдут, завидовать будут молча.

Пообщавшись с соседом ещё немного пошёл домой — к документам, которыми и занимался не только вечером, но и на следующий день до самого отъезда.

[1] Так называются доски, из которых бочка собирается, если кто-то не знает. Не заклёпка совсем.

[2] То, что у нас называют жасмином, или «садовым жасмином» — на самом деле чубушник из семейства гортензиевых, к настоящим жасминам из семейства масличных отношения не имеет, кроме похожего запаха.