Рыцарь в клетке

Глава 2

— Так и хочется тебе врезать чем посерьезнее, — поделились со мной своими чаяниями неравнодушные люди.

— За что? — вяло полюбопытствовал я, щелчком пальцев разрушая очередную атаку оппонента.

— Рожа у тебя, Эмберхарт-кун, слишком довольная…

— У меня белая полоса в жизни.

— Смотри не ослепни от её блеска.

Услышать от Икари Кёйке дельный совет было совсем уж неожиданным событием, приблизительно такого же уровня, как получить от одной из бегающих по территории академии кицуне бесплатный массаж. Сообщив об этом своему соседу по комнате, я поймал от него лицом метко и быстро брошенную подушку. Кара была признана заслуженной, но затаить — я затаил. В шутку. Редкие дружеские отношения с однокурсниками приходилось ценить.

А вот кицуне… их присутствие изменило саму атмосферу в Якусейсшо. Проворные и вежливые лисолюди были, казалось, везде, куда падал взгляд. Подметали, носили, мыли… в общем, мирно суетились поблизости от студентов, кардинально отличаясь своим легким и веселым нравом от угрюмых, подозрительных и прямолинейных комаину. Более того, они были эффективнее даже как стражи порядка, смело влезая между конфликтующими студентами, весьма любящими выяснять, у кого энергетическая мышца объёмнее и череда ручных печатей длиннее. Кицуне гасили ссоры, снабжали желающих всякой мелочовкой за деньги, сплетничали и шутили.

Но…

Подобная эффективность достигалась проворными Иными за счет непревзойденного умения подкрадываться, шпионить и подслушивать. Юркие девушки и юноши, весело размахивая своими объемными рыжими хвостами, совали свой нос буквально в каждую щель. Говорить о чем-либо серьезном на территории академии стало делом весьма рискованным — поросшие рыжей шерстью уши фигурально росли у чего угодно, включая стены, потолки и унитазы.

— Пойдем уже, наверное? — выдал предложение огненноволосый ревнивец, легко соскакивая с кровати, на которой до этого предавался ленивой тренировке техник. Кёйке критично себя оглядел, удовлетворенно кивнув увиденному, — Не хочу стоять в очереди.

— Куда пойдем? — вяло удивился я. Совместная тренировка, которая нам обоим шла на пользу, выдавала стабильные результаты, из-за чего мои навыки по разрушению некоторых чужих техник стали рефлекторными. Пока Икари кидался в меня различной гадостью, я умудрился забыться в мечтах, как буду использовать то, что привёз мне большой добрый корабль с красивым именем «Граф Домин».

Перед внутренним взором вновь мелькнуло дёрганное лицо Феррерса, задирая настроение от проделанной над ним пакости еще выше. Как я и предполагал, второй пилот решил назначить меня ответственным за свою ссылку в Японию, но вот то, что он окажется низеньким чахлым блондином… было неожиданно. А уж эти его мешки под глазами! Может, он контрабанду в них провез? Во всяком случае, такой малопрезентабельный шибздик будет еще одним поводом для императора Таканобу смотреть на дальнего английского собрата с подозрением. А что, собственно, ожидалось? Король Генрих очень любит свою Механическую Гвардию, поэтому рассчитывать, что он отдаст бравого профессионала в войска другой страны, было бы весьма опрометчиво. Но не такую же молодую и нервную крысу…

— На медосмотр, Эмберхарт! — гневно возопил мой сосед по комнате, отправляя в меня комок огня размером со спичечный коробок. Разбить структуру техники у меня получилось лишь с третьей судорожной попытки, уже перед самым своим лицом. Довольный очередной гадостью парень с веселым удивлением спросил, — Ты что, вообще сегодня ничего не слышал?

Пришлось признаваться, что нет. Порядком подобревший после моей официальной помолвки с Рейко, ревнивый одноклассник тут же рассказал об обязательном медицинском осмотре, который мы сейчас будем проходить. Сама Якудзёсейшин попала под внеплановый осмотр до кучи, заодно со студентами Куросёбанаэн и Ясукарантей… которые готовились присоединиться к нашему замечательному образовательному учреждению. Под постройку новых корпусов была выделена большая площадь вокруг Якусейсшо, а пока… нам придётся потесниться в учебных классах.

Очистка территорий двух других академий от последствий взрыва миазменных бомб займет несколько лет.

В кабинете мне вежливо улыбнулась… кицуне, одетая в белый халат, сквозь специальную дырку в котором торчали аж два её пушистых хвоста. Да уж, хорошо, что в этом мире аллергиков куда меньше, чем в моем прежнем. Девушка, как и подавляющее большинство Иных, выглядела просто великолепно, не более чем на восемнадцать лет в переводе на человеческий возраст. Впрочем, я уже получил определенный иммунитет к стандартам красоты в Японии — одинаковое совершенство форм и лиц вместо эстетического удовольствия начинало просто замыливать глаз. Тех же кицуне становилось почти невозможно отличить одну от другой.

— Эмберхарт-сан? — прочирикала лисичка, явно годящаяся мне по возрасту в бабки-прабабки, — Раздевайтесь.

— До какой степени? — деловито поинтересовался я, снимая пиджак.

— Полностью!

И отвернулась, преувеличенно внимательно рассматривая нечто, весьма похожее на мою медицинскую карту.

Хех, если она рассчитывает меня смутить…

— Готово, — меланхолично объявил я, стоя в костюме Адама.

Кицуне обернулась и… застыла, подвыпучив очень привлекательные зеленые глазки. Я тем временем наслаждался свободой, получая эстетическое удовольствие от вида стоящей напротив меня женщины. Если верить слухам о кицуне, то они должны были куда серьезнее отнестись к демонстрации своей сексуальности, но на территории академии ничего подобного и близко не было. Рыжеволосая хвостатая особа напротив меня носила вполне достаточно одежды под длинным белым халатом, который хоть и был распахнут, но демонстрировал максимум гладкие девичьи коленки…

Пауза затягивалась.

— Эмбер… харт… сан, — выдавила наконец девушка из себя, — Ты что, на войне был?

А… вот что её заставило выпасть в осадок. Да уж, я красавец. Препараты, которыми нужно обрабатывать раны так, чтобы они зарастали без шрамов, далеко не всегда были под рукой, кроме того, мне пришлось несколько раз в жизни использовать один очень действенный зеленый порошок, после которого отметины остаются обязательно и на всю жизнь. Плюс, еще такая штука, как обычное мужское пренебрежение. Итогом было моё тело, носящее на себе следы нескольких пулевых ранений, укусов, порезов и следов удара клинком. Лицо, левое плечо и правая нога в этом плане выделялись сильнее всего.

Кицуне шагнула, становясь ко мне вплотную, её лицо в один миг покрылось короткой рыжей шерстью, кончик носа почернел, а глаза блеснули желто-зеленым. Резко отступив на шаг, я наклонил голову, готовясь… да к чему угодно, чем только повеселил двухвостую.

— Не любите Иных, Эмберхарт-сан? — насмешливо спросила она, складывая покрытые рыжей шерстью руки на груди.

— Не доверяю, — коротко отрезал я, — Как и незнакомцам.

— Меня зовут Татагава Сиори, — закатила глаза девушка-лиса, дергая своими хвостами, — Я один из врачей Якусейсшо. А теперь, после того как мы друг друга узнали, не мешай мне тебя обнюхать. Это поможет мне узнать о твоем состоянии здоровья. У кицуне очень острый нюх, если ты не знал.

Чуть расслабившись, я позволил рыжей Иной провести желаемый ей органолептический анализ. Та, с самым сосредоточенным выражением морды-лица провела необходимую процедуру, едва не тыкаясь в меня носом, схватила свой планшет с несколькими листками, на которых значилось мое имя, и начала заполнять. Вернувшаяся в человеческий облик кицуне быстро чиркала карандашом по бумаге, бурча нечто про молодежь, которая вечно куда-то спешит. Она смогла учуять удивительно многое, в том числе и остатки от принимавшихся мной за последний год препаратов, многие из которых были довольно сильными.

— Порох, сталь, железо, химия, кофе… и табак, — наконец оторвалась она от записей, сердито взглянув на меня, — Впору записать тебе суицидальное поведение.

Я на это лишь равнодушно пожал плечами. Не рассказывать же совершенно посторонней кицуне о моей жизни?

— Дай догадаюсь, — устало вздохнула она, во что я, как первый посетитель этого кабинета, ни грамма не поверил, — Если Ирукаи-сама запретит тебе курить на территории Якусейсшо, ты подашь документы на отчисление?

— И сделаю это с большим удовольствием.

Сказал совершенно искренне. Образование в Японской империи оставляло желать лучшего. Это «лучшее» можно было бы найти где угодно, за исключением Африки и Австралии. Мне, как и всем остальным приезжим, приходилось доучиваться в домашних условиях. После получения (или не получения) документов о местном высшем образовании, мы, ученики Якусейсшо из других стран, уже договорились вызвать приемное жюри из Гейдельбергского университета ради получения настоящего диплома. За свои деньги. Местные власти об этом знали, но хранили угрюмое уязвленное молчание.

Не хотят выкидывать гигантский объём чересчур подробной истории своего архипелага? Пусть нанимают специалистов в Европе за совершенно неприличные деньги.

А тем временем меня цепко схватили за самое сокровенное теплой девичьей ладошкой, начав вполне профессионально мять. Я прищурился, с подозрением посматривая на кицуне, которая была ниже меня на полторы головы. Веселые глазки существа, родившегося во времена моей пра-пра-бабки, не отрывались от моих.

— Эмберхарт-сан, а вы половой жизнью живете? — у Татагавы Сиори получилось совместить в тоне голоса нотки профессионального интереса с чистой похабщиной.

— Еще нет, — чистосердечно ответил я, подавляя сильное желание захрюкать от получаемых ощущений как свинья под дубом. Внутренний самоконтроль орал во всю глотку о том, что ксенофилия и геронтофилия совершенно не мой профиль. Тело с трудом верило… но верило.

— Зря, — разочарованно вынесла вердикт лиса, отпуская мои причиндалы и направляясь к рукомойнику.

Что ответить я не нашелся.

— Так, теперь давайте осмотрим ваш тыл, Эмберхарт-сан, и можете быть свободны, — с этими словами кицуне зашла с нужного ракурса… и надолго замолчала, ничего не делая.

Что это с ней? Ах, да…

— Это то, что я думаю? — раздался сдавленный голос докторши.

— Понятия не имею, о чем вы думаете, глядя на мою спину, — вздохнул я, — Но буду признателен, если вы продолжите заниматься своим делом.

Мое пожелание было напрочь проигнорировано. Вместо этого ладони кицуне легли мне на спину, а спустя какую-то секунду туда же ткнулся мокрый и холодный нос вновь преобразившейся женщины. Всё это богатство начало путешествовать по моей спине, причем девушка вовсе не постеснялась прижаться ко мне вплотную, чтобы обнюхать и ощупать верх этой самой спины.

— Это же печать Райдзина… — выдохнула она, — Настоящая! Не татуировка!

Я скривился. Настроение покатилось вниз. Почему у меня даже обычный медицинский осмотр, пусть и проводимый человеколисом, обязательно превращается в нечто, выходящее за рамки обычной жизни?

Моя с Рейко встреча с бывшим китайским демоном грома и молний, исполняющим сейчас обязанности бога той же самой фигни, но уже в Японии, окончилась не совсем так, как я этого ожидал. В моей просьбе, которую донесли до этого краснокожего верзилы, значилось лишь одно — помочь нам с Рейко воспитать нормальных детей, а не сварливых, драчливых и задиристых Иеками, толку от которых всем, включая и их самих, было как от козла молока. Мы рассчитывали на совет, на методику воспитания, в самом худшем случае — на редкие визиты самого Райдзина. Вместо этого, по велению этого… детинушки, с неба на нас рухнули две толстенные молнии, прибив обоих к вершине горы Хикарияма. Эти молнии превратили наши с Рейко спины в настоящее произведение искусства из сотен переплетающихся ожогов в форме молний, образующих в центре символ самого Райдзина.

Его метку, благодаря которой наши дети будут вести себя куда послушнее. С нами двумя, разумеется, но это позволит их вырастить достойными членами общества без использования традиционной для Иеками Клетки.

Обратная сторона же… ну, мне-то ни холодно и ни горячо, а вот как ругалась Рейко на «изуродованную спину»… Сквозь слёзы счастья, но от всей своей горластой души.

— Доктор-сан, я прошу вас вернуться к исполнению ваших обязанностей, — резко и холодно прервал я поток почти бессвязных вопросов, вырывающихся из кицуне, у которой взбесились оба хвоста, — Метка на моей спине является внутренним делом рода Иеками!

Неудовлетворенное женское любопытство. Всегда любил это выражение лиц у представительниц прекрасного пола — жалобное, гневное, отчетливо жаждущее и нетерпеливое. Просить о том, чтобы лиса-оборотень молчала, я не собирался. Бесполезно, да и будет куда как эффективнее, если о наличии наших с Рейко меток будут знать как можно большее число людей. Это должно похоронить последние надежды у тех, кто хотел бы занять мое будущее место в роду Иеками.

Кицуне в отместку выпихнула меня из кабинета, даже не дав привести одежду в порядок, чем и пришлось заниматься в коридоре. Завистливо оглядевший меня студент, стоявший за мной в очереди, все не так понял. Ну, как минимум, его тоже схватят за то самое. Интересно, сильно потом разочаруется?

Неспешно хромающая по коридору мимо меня фигура внезапно остановилась, чем отвлекла мое внимание от разглядывания складок на пиджаке.

Цурума Шино.

Моя бывшая телохранительница, атаковавшая моих слуг и близких по приказу младшего брата императора. Оказавшая помощь похитителям Рейко. Предавшая доверие. Выжившая лишь благодаря просьбе моей другой телохранительницы, Гэндзи Момо. До сих пор хромающая потому, что я, во имя исполнения просьбы теперь уже моего личного Паршивого Котенка, перерезал ей сухожилия на руках и ногах.

Пурпурноволосая девушка с изумительной фигурой стояла и молча смотрела на меня нечитаемым взглядом. Я уже развернулся, чтобы уйти, как в спину донеслось:

— Я бы очень хотела, чтобы все сложилось иначе, Эмберхарт-кун.

— Мнение вещи не интересует никого. Даже их хозяев.

Слова сами сорвались с губ. Грубые, злые, жестокие и… заслуженные. Самой Цурумой, традициями и обычаями её страны. Моим незавидным положением человека, который даже отомстить по-человечески за гибель Азата ибн Масаваля Исхака Аль-Батруджи сейчас не мог. Кому мстить? Семье того, кому недавно поклялся в верности? Гражданство чьей страны принял?

Впрочем, зря рефлексирую, так как сказанное есть истина. За закушенной от обиды губой, за бледным лицом той, кого я считал боевым товарищем и принимал в собственном доме, кроется лишь послушная вещь императорской семьи, считающая, что величайшим достоинством её рода будет исполнение приказов повелителей. Цурума, получив указания, могла предупредить. Могла выйти из особняка, объявив Уокеру, что становится врагом. Но разве хороший инструмент может сам, своими собственными руками и ногами понизить свою эффективность? Нет.

А значит, с ним и общаться не нужно. Её хозяин — мой сюзерен, но между двумя этими понятиями лежит колоссальная пропасть. Хотя… я внезапно вспомнил бедолагу Феррерса. Грустное лицо с намечающейся английской лошадиностью, мешки под глазами, дерганные движения. Конечно, этот Уильям мог бы отказаться от перспективы переезда в далекую страну и службы незнакомому монарху, но тогда бы у Англии точно бы появился первый в мире пилот «Паладина», подрабатывающий ассенизатором или чистильщиком зачумленных хабитатов.

Всё, забыть и выкинуть из головы. Не существует аристократического рода Цурума. Есть лишь личные вещи императорской семьи с таким именем.

Дверь соседнего кабинета отворилась, выпуская до крайности смущенного Евгения Распутина, у которого чуть ли пар из ушей не валил, и белую как простыня однохвостую кицуне с остановившимся бессмысленным взглядом. Рус присоединился ко мне, а лисичка подалась в другую сторону, неловко двигая ногами и аккуратно придерживаясь за стенку.

— Интересно, что же увидела бедная лиса? — с сарказмом спросил я и чуть было не улетел вбок от слабого тычка в плечо. Двухметровый рус не всегда контролировал свою силищу, особенно когда смущался так сильно.

— А потрогала? Хотя… почему она так странно… идёт? — вопрос был слегка самоубийственный, но не задать я его не имел морального права. Зато был готов к побегу! Седьмой сын русского князя взревел медведем и кинулся меня карать.

Дурной привычкой подкалывать обидчивого и легко смущающегося руса меня заразил Жерар Сент-Амор, чем и пришлось вовсю пользоваться, дабы вернуть в глазах Евгения веру в подлых и мелочных наглов. Последнее он постоянно терял, общаясь со мной — я ни с кем не разговаривал свысока, если не хотел человека сознательно унизить, не был замешан в мутных схемах и за год с лишним еще не подставил ни одного человека. Более того, когда возникла необходимость, вытребовал у княжича только его дирижабль несмотря на то, что тот был готов отправиться со мной рисковать собственной жизнью. Столь высокие котировки в глазах гиганта следовало постоянно опускать, дабы сохранить его и так не очень-то пока еще трезвый взгляд на жизнь.

Хотя бы шутками.

Добежав до парка с гневно пыхтящим Распутиным на хвосте, я предпринял очередной подлый маневр — рывком оторвался от него на десяток метров через кусты, а потом спрятался за деревом, пользуясь своей худобой. Богатырь, который, как и многие люди, воспринимал мир через призму собственных ощущений могучего тела, пронесся мимо в дивную неизвестность, свято веря, что нормальный человек за таким деревцем не спрячется.

Вот и хорошо, вот и ладушки. А я пойду в другую сторону, поброжу по травке, покурю и подумаю. Майский теплый вечер и природа куда предпочтительнее комнаты, где живут два молодых человека. Но в планы вмешался случай. Одна из дальних полянок, куда я предусмотрительно отошел, была занята. Происходящее на ней оказалось настолько интригующим, что я встал как вкопанный, зачарованно рассматривая происходящее.

В зеленый дерн полянки был воткнут почти десяток мечей самой странной конструкции. Формы лезвия, толщина, изгибы рукоятки — всё это было причудливым, изогнутым и снабженным какими-то непонятными взгляду и логике механизмами. Каждый из безжалостно воткнутых в сырую землю образцов был совершенно не похож на своих собратьев. Кроме этих продуктов чьего-то больного разума, на полянке присутствовали еще и двое людей, одетых в форму академии Якусейсшо с нарукавными значками третьекурсников.

Оба студента демонстрировали миру и случайно проходившему мимо мне кислые выражения лиц. Один из них, невысокий и щуплый, сидел на траве, обложившись кучей бумаги, с карандашом в пальцах. Время от времени он выдавал вслух нечто среднее между приказом и слезливой просьбой. Второй, стоящий с одним из мечей в руках, с самым брезгливым выражением лица пытался выполнять определенные приемы фехтования, а потом изрекал мученическим тоном всё, что он думает о очередном оружии. Первый, смутно знакомый мне товарищ, тут же принимался лихорадочно чиркать записи, а второй стоял, в ожидании новых указаний, упражняясь в создании образа великомученика.

Будучи пользователем самого обычного длинного меча, я очень хорошо понимал страдания практика. Парень явно был не новичком в фехтовании, поэтому отчетливо страдал, используя непривычное и несбалансированное оружие. Более того, каждый меч был оснащен теми или иными механизмами, ставящими крест на малейшей попытке использовать гибриды как привычное оружие. Когда на моих глазах один из новых образцов выстрелил клинком, оставив в руках у практика лишь рукоять, то парень не сдержал гневно-негодующий вопль, шарахнув этой рукоятью о траву.

А потом он меня увидел… и тут же покраснел, как девица! Отвернувшись и пробурчав нечто невнятное и злое, он привлек к моей курящей персоне и внимание сидящего на траве «командира». Тот, вскочив, ринулся ко мне с растерянным видом, но на полпути сбавил ход, прищуриваясь и хмурясь. А затем стукнул себя кулаком по ладони, просияв улыбкой, вид которой мне совершенно не понравился.

Но зато я его вспомнил. Это был тот самый паренек-изобретатель, на которого я наткнулся год назад в поисках клуба для себя. В те времена он мне продемонстрировал свой продукт, представляющий из себя револьвер, совмещенный с длинным однолезвийным клинком. То оружие, по словам пышущего энтузиазмом творца, предполагалось использовать против разных сущностей во время Бури, поэтому… опять же, по его словам, такие «мелочи» как баланс, удобство использования и практическая ценность могли бы быть принесены в жертву «крутому виду». Что ж тут сказать. За год парень определенно принес в жертву тому самому крутому виду гораздо большее, включая и часть собственного рассудка.

— Эмберхарт-кун! Мои молитвы были услышаны!

Подскочив вплотную, паренек вцепился в мою руку обеими своими клешнями и тут же усердно потащил с своему хмурому коллеге, стоящему посреди кандидатов в металлический лом.

Вот так, неосторожно поддавшись собственному любопытству, я оказался чрезмерно вовлечен в тестирование новых экземпляров оружия человеком, которому я год назад помог назвать один из его проектов.