Рыцарь прерий

Глава 5

Джеффри не стал хвалить роскошную еду, которую Джульетта предложила ему на завтрак, поскольку она явно намерена была убедить его в том, что все это просто стыдно было ставить на стол. За исключением капитана Чейни больше никто не составил им компанию, хотя Джеффри знал, что в округе множество крестьян. Ему было необычайно странно спокойно сидеть за таким столом, когда ничьи замурзанные руки не тянулись, чтобы тайком стащить лакомый кусочек с его тарелки, и псы не рылись в камыше. Да и камыша на полу не было – деревянные полы у Джульетты были чисто выметены.

Вилки… Она вытащила целую горсть этих редких вещей и положила одну перед Джеффри, одну – перед недовольным капитаном Чейни, который сел за стол раньше них, и одну взяла себе. Ломти аккуратно нарезанного и прекрасно поджаренного бекона лежали поверх похожей на гробницу штуки, которую Джульетта называла плитой. Тут были яйца – столько, что хватило бы на настоящий пир, – для него одного. А хлеб был белее того, что выпекали лучшие пекари короля Эдуарда. А еще на столе стояла какая-то занятная желтоватая каша, которую она назвала кукурузной – ее одной хватило бы, чтобы насытиться.

Соль была не в солонице, а в странном приспособлении, с помощью которого можно было высыпать поверх еды ровную порцию приправы.

Был подан чай и этот сарацинский напиток – кофе, который Джеффри полюбил, пока был оруженосцем во время крестового похода, а став рыцарем, больше, к сожалению, не пробовал.

И сахар.

И сладкое под названием «ленивый пирог», благоухавшее корицей, мускатным орехом и специями, незнакомыми его обонянию.

И все подавалось на тонких тарелках, напоминавших прекрасный фарфор, но только без обычной глазури.

Джеффри отпил большой глоток кофе, а потом начал рассматривать кружку. Только одна страна могла бы похвастаться таким преизбытком предметов роскоши.

– Китай, – пробормотал он.

– Нет, это простой фаянс на каждый день, – отозвался капитан Чейни, жуя кусок бекона.

У Джеффри мгновенно пропал весь аппетит. Было страшно неприятно, что какой-то простолюдин чувствует себя совершенно спокойно и уверенно, говоря такую чушь, а Джеффри д'Арбанвиль при этом мучается от недоумения и неловкости. Надо будет положить этому конец – раз и навсегда.

– Показывайте ваш «кольт», если думаете, что можете сравниться в меткости с опытным рыцарем. Пора выйти на турнирное поле, – объявил он. Ударив ладонями о стол, он вскочил на ноги, в очередной раз опрокинув табурет.

– Вам бы следовало отодвинуться от стола, прежде чем вставать, – с ухмылкой заметил капитан Чейни.

– Ха!

Швырнув ему в лицо это оскорбление, Джеффри возмущенно ушел в конюшню за Арионом и своим оружием.

Ребекка Уилкокс стояла у окна, бедром прижав тазик с водой к подоконнику, чтобы освободить обе руки. Если кончики ее пальцев будут красными и морщинистыми, Джозайя не заподозрит, что она весь последний час стояла, глядя в щелку между занавесками.

Он никогда напрямую не запрещал ей смотреть в окно, никогда не приказывал безвылазно сидеть в доме, пока он уходит на работу. Но за долгие годы она усвоила, что ей и Робби лучше, если она сидит в четырех стенах как клуша и притворяется, что ее ничто не интересует. При виде ее сморщившихся от воды пальцев и горы перемытой посуды, что свидетельствовало о том, как она много поработала, Джозайя, может быть, не потребует, чтобы она рассказала подробно, по часам, чем занималась целый день. И, может быть, он не станет до сумерек вглядываться в пыльный двор, выискивая там следы другого мужчины.

А может, и станет. Очень это трудно – любить мужчину, который тебе не верит.

Она смотрела на прерию в той стороне, где лежал Брод Уолберна, ожидая, когда на горизонте покажется темное пятно. Она рискнула понаблюдать еще несколько секунд, пока пятно не превратилось в группу людей, состоявшую, за исключением Алмы Харкинс из одних мужчин. Алма имела несчастье до конца этого месяца квартировать у Уилкоксов. Приближавшиеся раскрыли рты в бесшумном крике и яростно жестикулировали…

Ребекка не увидела в толпе Робби: видимо, он остался помогать мисс Джей. Это взбесит Джозайю, но Ребекке всегда легче было переносить его ярость, когда мальчика не было рядом и можно было не опасаться того, что гнев отчима обрушится и на ее ребенка. Ребекка кинулась к мойке, пока ее не успели разглядеть через окно. Услышав громкие голоса и шум шагов во дворе, она облила высохшую посуду чистой водой, чтобы казалось, будто она только-только закончила ее мыть.

– Кофе, хозяйка.

Переступив порог, Джозайя отдал приказ, словно вошедший в ресторан посетитель. В его голосе незаметно было и тени радости от того, что он снова видит жену после часовой отлучки.

– Да, хозяин.

Хотя в голосе Джозайи не было тепла, но сейчас в нем не ощущалось и враждебности, и Ребекка позволила себе чуть-чуть успокоиться.

– Вечер добрый, миссис Уилкокс. Привет вам. Кофе пахнет прекрасно.

Столпившиеся позади Джозайи соседи обращались к ней с приветствиями, до которых сам Джозайя никогда не снисходил. Ребекка обернулась и изобразила давно отработанную улыбку, не слишком радушную, хотя испытала неимоверное облегчение из-за того, что эти люди здесь и немного отвлекут Джозайю. Все они смотрели на ее мужа так, как обычно люди смотрят на врача, собирающегося прописать неприятную, хотя и спасительную дозу хины. Ребекку всегда изумляло, что люди, которым и в голову бы не пришло назвать Джозайю Уилкокса своим другом, обращаются к нему за всевозможными советами.

– Значит, мы решение приняли.

Джозайя пожирал глазами то одного, то другого соседа, словно выясняя, кто осмелится ему противоречить, а потом остановил взгляд на Алме Харкинс.

Большинство из присутствующих что-то забормотали, соглашаясь с хозяином дома, но Алма некрасиво покраснела.

– Не могу сказать, чтобы мне это нравилось. Ребекку охватило любопытство, но она по опыту знала, что ей не следует проявлять интереса к делам Джозайи. Сохраняя на лице неискреннюю улыбку, она разлила выдохшийся кофе в три имевшиеся в их доме жестяные кружки и подала их: первую Джозайе, а следующие две самым старшим мужчинам Брода Уолберна. Остальным придется ждать своей очереди, но судя по тому, насколько мало внимания везучие обратили на свои кружки, остальным лучше было бы отправиться за кофе к себе домой.

– Я просто не понимаю, почему я должна это взять на себя, – возражала Алма. – Я школьная учительница, так что вполне естественно, что ко мне обращаются с… с самыми разными вопросами. Да если только станет известно, что я шпионила за беднягой Джеффри д'Арбанвилем, мне вообще перестанут доверять!

– Если это станет известно кому? – поинтересовался Берти Уолтере. – Сейчас в комнате присутствуют люди почитай что из каждой семьи в Броде Уолберна. Мы все знаем, что вы затеяли.

– Это ради блага города, – добавил Бин Тайлер. – Джозайя верно сказал: этот Джеффри может оказаться приграничным разбойником. Может, его заслали разнюхать, как защищен город.

Ребекка стерла со стола несуществующее пятно, скрывая от присутствующих свой интерес. Она бы все отдала, лишь бы пойти накануне вечером вместе с Джозайей и прочими жителями Брода Уолберна поглядеть на незнакомца. Она не сомневалась, что жены других мужчин там были, но ведь им не придется потом целый месяц выслушивать, как их ревнивые мужья вслух гадают, не вызвала ли супруга к себе этого незнакомца тайным письмом – или он прибыл на свидание, назначенное десятью годами ранее.

– Все равно это нехорошо, – упорствовала Алма. – Я ему, похоже, по… Я хотела сказать, в городе есть и другие незамужние женщины, знаете ли. Например, мисс Джей. Почему бы нам не пригласить его на пикник вдвоем? Так я бы чувствовала себя гораздо лучше.

– Мисс Джей не признает такой пустой траты времени, как пикники, – сказал Берти.

– И она поселила его у себя, так ведь? Откуда нам знать, может, она с ним заодно, – добавил Джозайя.

Ребекка восхищенно слушала, как Алма, не испугавшись гнева Джозайи, встала на защиту мисс Джей.

– Как вы посмели сказать такое, Джозайя Уилкокс! Мисс Джей не станет связываться с приграничными разбойниками после того, что произошло с ее мужем и родителями!

– Может, и нет. – Ребекка готова была поклясться, что в голосе ее мужа послышались нотки неохотного извинения, но он мгновенно снова перешел в нападение и заговорил настолько резко, что уж теперь-то никто не осмелился бы ему перечить. – И вообще вы – единственная незамужняя женщина, которая живет на средства города! Замужней женщине приглашать его на пикник неприлично. Казалось бы, вы должны ухватиться за возможность быть полезной теперь, когда школу распустили до конца лета.

Алма так решительно захлопнула рот, что даже зубы у нее щелкнули. Ребекке страшно хотелось бы отважиться протянуть руку и ободряюще сжать пальцы школьной учительницы или хотя бы шепотом дать совет Алме: уступить и сделать то, чего хочет Джозайя. Алме придется прожить в его доме самое большее еще несколько недель, а потом пусть он только попросит ее о чем-нибудь – она сможет прищелкнуть пальцами у него под носом! От этой мысли Ребекка одновременно ободрилась и ужаснулась: сама-то она приговорена, по сути, к пожизненному заключению.

– Ну это же просто пикник, Алма, – начал уговаривать ее Берти.

– А уж поесть вы определенно любите, – прибавил Бин Тайлер.

– О!

Последнее замечание настолько возмутило Алму, что она лишилась дара речи. Джозайя, никогда не упускавший удобного шанса, снова принялся убеждать школьную учительницу:

– Приятный денек на солнышке, Алма. Можете взять любые припасы из нашей кладовки. Расспросите его, что он ищет и сколько намерен здесь оставаться. Только и всего.

– Вы же знаете, что я не стал бы поддерживать плана, который мог бы представлять для вас опасность, правда, мисс Алма? – Сказав эти слова, Бин закашлялся, словно они дались ему нелегко.

– Ну ладно. Но предупреждаю вас: вы все почувствуете себя ужасно глупо, когда окажется, что он всего-навсего актер, который из-за ушиба головы ненадолго потерял память. – Покраснев еще сильнее, Алма не стала скрывать осуждения. – Я надеялась, признаюсь, очень сильно надеялась, что он доставит нам всем удовольствие, устроив представление.

– Представление? – Берти весь сморщился от волнения. – Не знаю, Джозайя, здесь страшно скучно. Может, мы немного поторопились?

– Он может актерствовать после того, как докажет, что ничем не угрожает городу, – не сдавался Джозайя. Остальные мужчины неохотно согласились.

– Хорошо. А теперь прошу меня извинить: мне надо составлять планы уроков на следующий учебный год. – Неизящно фыркнув и встряхнув головой, Алма прошествовала мимо Бина Тайлера в сторону своей комнаты в задней части дома.

Завершив дело, мужчины не высказали охоты задержаться в обществе Джозайи. Ребекка едва успела пролепетать слова прощания, как осталась наедине с мужем. Их разделял только стол с тремя кружками остывающего кофе.

Как всегда, когда Ребекка оказывалась наедине с молчаливым и совершенно непонятным гневом мужа, его худое, как хлыст, тело почему-то начинало казаться гораздо более сильным. Он напоминал ей великолепную чистокровку, напрягшуюся в ожидании стартового выстрела. Теперь ей трудно было вспомнить то время, когда она не замечала этих пугающих черт его характера: когда-то она была совершенно заворожена копной иссиня-черных волос и глазами, казавшимися такими темными на фоне его худого лица. Ведь на самом деле они были не черные, а темно-синие! Но в те дни Джозайя Уилкокс улыбался и бережно ее обнимал. Как охотно она согласилась с его планами внести все сбережения в Вегетарианскую компанию и отправиться на неосвоенные земли Канзаса!

«Твое прошлое ничего не значит, Бекки. А мальчика я буду любить, как своего собственного». Он повторял эти слова так часто, что Ребекка не могла ему не поверить. Она утешалась его уверениями и не сомневалась в том, что все, о чем она мечтала для себя и своего сына, осуществится через ее любовь к Джозайе Уилкоксу.

– И что ты думаешь об этом Джеффри д'Арбанвиле, хозяйка? – спросил Джозайя. Его резкий тон настолько не соответствовал ее нежным воспоминаниям, что она невольно содрогнулась.

Она не могла смотреть мужу в лицо, зная, что его зоркий взгляд будет выискивать хоть малейший след интереса, который она может испытывать к таинственному пришельцу. И пусть ее любопытство будет совершенно невинным – он все равно усмотрит в нем нечто предосудительное. За годы, прошедшие со времени их женитьбы, все пошло необъяснимо плохо: обещания Джозайи забыть о ее прошлых проступках уступили место неумолимой и непрощающей ревности. Сейчас Ребекка пыталась найти какую-нибудь невинную фразу, чтобы его успокоить.

– Я не могу высказывать мнение о человеке, которого никогда не видела.

Собственные слова показались ей достаточно безобидными, но Джозайю Уилкокса они привели в полную ярость.

– А, так теперь тебе захотелось с ним встретиться? – издевательски осведомился он, совершенно исказив смысл ее ответа. – Может, этот сладокоречивый пришелец разрядился и прикидывается, чтобы скрыть, кто он на самом деле? Может, моя жена сможет узнать в нем кого-то из своего прошлого?

– Ох, Джозайя! – прошептала Ребекка, раздираемая гневом и отчаянием. Когда она наконец перестанет надеяться на то, что муж осознает всю беспочвенность своей болезненной ревности? И когда она перестанет сокрушаться из-за этого? Когда, наконец, ее любовь, постоянно подтачиваемая этими обвинениями, не выдержит и окончательно улетучится?

– Ну так посмотри на» ту занавеску! – с едким сарказмом продолжал изумляться Джозайя. – Похоже, сегодня кто-то провел немало времени, глядя в окно, хозяйка!

Свинцовая тяжесть легла Ребекке не сердце, когда она заметила, что ее пальцы оставили небольшую неровность на боковом шве: из-за того, что они были влажными, край мешковины немного растянулся.

– Я… я смотрела, не идешь ли ты. Чтобы кофе был готов.

– Да неужели?

Всего два слова, невинная фраза, но Ребекка знала, какие слова он хочет произнести на самом деле. «Лгунья. Бесстыдная шлюха». Иногда… иногда от всей этой несправедливости ей просто хотелось лечь и умереть. Но тогда Робби останется на милость отчима. А Джозайя уже никогда не узнает, как сильно она на самом деле его любит.

– Ужин готов, если хочешь, – с трудом выговорила она. Горло больно сжалось.

– Буду ожидать чего-то совершенно необыкновенного, раз ты целый день его готовила. – Направившись к двери, он кинул ей, не оборачиваясь: – Я выйду проверить двор. Подай все через пятнадцать минут.

– Да, хозяин.

Пятнадцати минут было мало, чтобы и накрыть на стол, и выставить ужин – вегетарианские блюда, тщательно приготовленные в расчете на то, чтобы хоть немного смягчить тяжелый нрав Джозайи. Ей нельзя было терять ни минуты, но Ребекка не могла пошевелиться, чувствуя полное бессилие, словно ее парализовал укус змеи. Она стояла совершенно неподвижно, пока в комнату не вернулась Алма, на лице которой была написана такая жалость, что Ребекке на секунду захотелось забыть обо всех условностях, наплевать на брачные узы, уложить вещи ребенка и сбежать.

Алма ободряюще похлопала Ребекку по руке.

– Будь он хоть приграничный разбойник, хоть актер – да кто угодно, но похоже, этот Джеффри тут всех расшевелит.

– Ох, Алма, я вовсе не хочу ничего расшевеливать. – Ребекка устремила взгляд на, стоявшие на плите кастрюли, борясь с непривычным желанием вышвырнуть их все на улицу, в грязь, чтобы Джозайе было что найти. – Ты же видела, каков бывает мой муж, если ему что-то не нравится. Тебе оставаться у нас уже совсем недолго. Не знаю, что я буду делать, когда некому будет встать между нами.

– Ты могла бы пригласить мисс Джей на чашку кофе.

– Что?!

Алма принялась собирать столовые приборы.

– Вы с мисс Джей друг на друга сильно похожи.

– Ничуть. – Пораженная словами Алмы, Ребекка тяжело опустилась на стул. – Мисс Джей ответственная и независимая. Она ни секунды бы не стала терпеть припадки ревности Джозайи.

– Мисс Джей очень сильная – как и ты. И как и тебя, муж поставил ее в неприятное положение. И она терпит – точно так же, как и ты.

– Господи, я всегда восхищалась мисс Джей. – Схватив сложенную салфетку, Ребекка принялась ею обмахиваться. После стольких лет жизни с человеком, который был о ней ужасного мнения, ей казалось немыслимым поверить в то, что у нее есть достойные восхищения черты, роднящие ее с мисс Джей Уолберн. От такой мысли ей стало не по себе и в то же время как-то радостно. – А теперь если бы ты еще сказала мне, что Джозайя очень похож на Джеффри…

– Ну, раз ты сама заметила это сходство… – Алма озорно улыбнулась, не обращая внимания на протестующий вскрик Ребекки. – Я еще не встречала такой пары героев: полны самых безумных идей – и при этом без всяких на то оснований. Похожи как две капли воды, Ребекка, просто как две капли воды.

– Мне бы такого в голову не пришло, но, пожалуй, ты права, Алма. Хотя какой мне от этого прок – не знаю.

Алма склонила набок голову и ласково улыбнулась Ребекке.

– Раз я приглашаю Джеффри на пикник, мне надо испечь торт. Что мне лучше сделать: разложить все составляющие по отдельным кастрюлькам или все-таки разбить несколько яиц и перемешать их с водой и сахаром, пока они не будут напоминать дорожную грязь после дождя?

Легкомысленная болтовня Алмы вызвала неуверенную улыбку Ребекки.

– Конечно, все надо сбить.

– Может, твоя проблема именно в этом, Бекки? Ты столько лет осторожничаешь, чтобы яйца не разбились, а сахар не растаял в воде. Может, тебе пора делать все немного иначе?

– Тебе всегда удается говорить по-учительски, – шмыгнула носом Ребекка, пытаясь не расплакаться. – Торты ведь не всегда получаются, знаешь ли.

– Да, но вкус у них всегда сладкий, даже если они комковатые и плоские.

С этими словами Алма опустила взгляд на свою пышную грудь, а потом возвела глаза к небу.

Ребекка не смогла не захихикать. Господи, ну до чего же приятно смеяться! И приятно знать, что в тебе есть хоть какая-то сила. Может, в теории Алмы относительно сбивания есть зерно истины!

– Хуже ведь уже некуда, правда?

Она задала этот вопрос с напускной веселостью – так она всегда говорила с Джозайей. И, как и Джозайю, Алму эта веселость нисколько не обманула.

– Всегда может стать еще хуже, Ребекка. Но время от времени – достаточно часто, чтобы мы не оставляли надежды, – происходит нечто чудесное, и тем, кто готов пойти на риск, становится лучше.