Рыцарь прерий

Глава 23

У Джульетты раскалывалась голова.

Казалось, язык у нее распух и стал вдвое толще обычного, кожа лица горела, предупреждая о том, что она слишком много времени провела на солнце, и обещая еще более неприятные ощущения. Джульетта то приходила в себя, то проваливалась в забытье, и ее ужасно мучил какой-то мощный, прямо-таки оглушительный рев. Далеко не сразу она поняла, что этот звук издает вода – мощный поток воды, проносящийся мимо. Она облизала губы, почувствовав вдруг отчаянную жажду.

С трудом встав на колени, она чуть не потеряла сознание от того, каких чудовищных усилий это потребовало, и прижала руку к животу, стараясь справиться с волной тошноты, поднявшейся в ее теле. О Господи, похоже, она страдает от какой-то ужасной болезни: это холера или летняя хворь, или какое-то еще из бесконечных заболеваний, которые терзают переселенцев…

Услышав прерывистое, сиплое дыхание, Джульетта повернулась к лошади. Бедное животное покачивалось на широко расставленных ногах, уткнувшись мордой в траву, хотя не делало ни малейших усилий, чтобы ее пощипать. Джульетте уже один раз пришлось видеть скакуна в таком ужасном состоянии. Ариона. В тот день, когда она впервые встретила Джеффри.

– Джеффри!

Она хотела выкрикнуть его имя, но пересохший рот издал только хриплый шепот, такой слабый, что даже не вспугнул любопытной птицы, прыгавшей поблизости. Джеффри предупреждал ее о слабости и тошноте, но она не ожидала, что эти ощущения окажутся настолько сильными. Даже столь слабого усилия, которое потребовалось для того, чтобы прошептать его имя, достаточно было, чтобы боль в голове стала почти невыносимой. Больше всего Джульетте хотелось бы сейчас свернуться калачиком и попытаться спрятать лицо от обжигающего солнца, но сделать это мешала острая жажда, а желание увидеть Джеффри грозило свести ее с ума.

А может, она уже сошла с ума? Джульетта внимательно осмотрелась, обведя взглядом стремительный поток воды, вгляделась вверх, туда, где края обрыва уходили в туман, но не увидела даже признака присутствия других людей. Можно было подумать, что девственную красоту каньона еще никогда и никто не нарушал. Это, видимо, было дном Первозданной Пропасти, о которой говорил Джеффри. Англия, год тысяча двести восемьдесят третий от Рождества Христова.

– Джеффри!

Она отыщет его – она должна его отыскать! Ноги отказывались ей повиноваться, так что она ползком подобралась к воде и сделала несколько глотков дарящей силы ледяной влаги. Это придало ей сил, и она с трудом поднялась на ноги, но смогла сделать всего несколько шагов.

– Джеффри!

Этот окрик, каким бы слабым он ни получился, отнял у Джульетты последние силы, и она снова рухнула на землю.

У плеча что-то кололо. Это оказалось письмо профессора Бернса: она вспомнила, что убрала его за пазуху, не потрудившись приколоть как следует. Теперь, когда она делом доказала, что верит Джеффри, прыгнув с ним в пропасть, ей можно прочесть это письмо. Джульетта вытащила его и ногтем большого пальца подцепила печать. Как Джеффри будет смеяться, когда она найдет его и признается в том, что вскрыла письмо, потому что ей так отчаянно хотелось его увидеть – и потому что она была так счастлива, что совершила этот прыжок и осталась жива, что ей достаточно было увидеть имя любимого на листке бумаги.

Джульетте понадобилось сосредоточить все внимание на строчках, потому что листок, казалось, то приближается, то снова удаляется, хоть она и готова была поклясться в том, что держит его надежно. Она прищурилась, и это немного помогло. Окружавшая ее тишина словно требовала, чтобы она прочла письмо вслух, и Джульетта так и сделала.

– «Дорогая моя миссис Уолберн, я с большим рвением принялся за ваше задание, выполнить которое мне помогал мой самый добросовестный ассистент. Мне очень жаль признаться, но нам обоим не удалось найти ни одного упоминания о Джоне или Деметре Рованвудах или Дрого Фицболдрике. И хотя д'Арбанвилей было множество, никаких свидетельств о странствующем рыцаре, который звался бы Джеффри, не обнаружилось. Я сделаю это исследование своим хобби и буду заниматься им во время моих поездок по стране и за границу, хотя должен предупредить вас, что успехов в этом деле может и не быть…»

Пронизывающая ее голову боль переместилась прямо в сердце. Ощущение одиночества навалилось на Джульетту, словно холщовый мешок, который она набрасывала на кур, чтобы угомонить их перед тем, как зарезать и отправить в кастрюлю.

Скомкав письмо, она швырнула его в воду, где оно недолгое время поболталось на поверхности, а потом затонуло.

– Нет! – Она снова поднялась на ноги. – Нет! Ответом ей были только щебет птиц, шум бегущей воды и тяжелое дыхание лошади.

– Нет!!!

Каньон был точь-в-точь такой, какой описал Герман Эббот в своем письме к матери. Джульетта вовсе не перенеслась в другое время. Она каким-то образом благополучно приземлилась на дне каньона, но при этом оказалась одна. Совершенно одна! Ни боевого коня по имени Арион. Ни рыцаря в проржавевшей кольчуге, давшего ей клятву в том, что они навечно останутся вместе.

По каньону разнесся чей-то вопль, преисполненный скорби и муки. Возможно, это был волк, горевавший о потере подруги… Джульетта не задумалась над тем, почему от этого звука у нее пересохло в горле и еще сильнее заболела голова.

О Боже, если бы только она способна была четко мыслить! Может быть… может быть, она сделала что-то не так?

Она прыгнула без настоящей веры. Вот в чем дело! Вот почему ничего не получилось. Рыдая, Джульетта опустилась на колени у воды и сделала еще несколько глотков, не замечая, что острый гравий врезается ей в ладони и колени. Она сделает новую попытку. Поднимется наверх и снова прыгнет. У нее быстрее забилось сердце и немного окрепли руки и ноги. Цепляясь за выступы скалы, она сумела подняться по крайней мере фута на два, когда на фоне шума реки различила топот конских копыт. Топот был громче, чем гулкие удары ее сердца, громче, чем удары камней, скатывавшихся у нее из-под ног на дно каньона.

– Джеффри!

Джульетта закрыла глаза, вознося к небу благодарственную молитву, и поспешно скатилась вниз, не обращая внимания на то, что выступы скалы порвали ей платье и расцарапали кожу.

Но когда она снова открыла глаза, то увидела не Джеффри, а двух незнакомцев, которые смотрели на нее с глубокой тревогой.

– Говорил же тебе – это не верблюд вопит!

– Дьявольщина! Женщина. Белая женщина.

На них были синие армейские мундиры, а на плечах – эмблемы, которые узнали бы все, кому приходилось иметь дело с миссис Эббот: символы Военной службы инженеров-топографов!

– Какого черта вы здесь оказались, мэм? – Старший из двоих схватил ее пальцы своей мозолистой рукой и поставил женщину на ноги. – Вы были в плену у индейцев?

– Мы вас отведем в лагерь, там вы вымоетесь, – добавил его спутник. – Теперь вы в безопасности.

Разочарование лишило Джульетту дара речи, но когда солдаты заботливо повели ее к своим лошадям, она молча уперлась, стараясь справиться с дурнотой, которая настоятельно требовала принять их услуги.

– Извините, джентльмены, я не могу идти с вами. Мне надо вернуться и сделать новую попытку.

– Куда вернуться, мэм, и какую попытку сделать? Она махнула рукой в сторону невидимой вершины обрыва и почувствовала волну паники при мысли о том, какое пугающее предприятие ей предстоит. Надо идти туда немедленно!

– Туда, наверх. В первый раз я сделала что-то не так.

Военные, прищурясь, посмотрели вверх, а потом озадаченно нахмурились, словно не могли понять смысла ее слов.

– Вы хотите сказать, будто спустились по обрыву вниз, мэм?

– Нет, мы не спускались. Мы прыгнули. Мы с Джеффри…

Джульетта резко замолчала. Господи, они уставились на нее, словно на сумасшедшую. У нее не было ни времени, ни сил на то, чтобы пытаться их убедить в правдивости своих слов. Ей надо поскорее вернуться наверх и снова прыгнуть, пока не прошло слишком много времени, пока она не лишилась последних сил – иначе Джеффри будет сильно тревожиться из-за ее отсутствия. Она вырвала руку и бросилась бежать к скале, ужасаясь тому, как мало у нее сил и как плохо ее держат ноги.

Солдаты догнали Джульетту, прежде чем она успела добраться до первого выступа, и встали над ней с опасливым превосходством койотов, окруживших раненую антилопу.

– Ну-ну, мэм, – проговорил старший из них, нерешительно похлопав ее по плечу, словно прикасался к заключенной в клетку львице.

– Вы ведь не прыгали с этой скалы, правда же, мэм? – сказал тот, что был помоложе: так уговаривают капризного малыша признать правду. – Да ведь то, что упадет с такой высоты, разнесет в пыль отсюда до Рио-Гранде.

– Джеффри! – прошептала она, спиной сползая по отвесной стене. – Мы прыгнули вместе. Мне надо найти Джеффри!

Солдаты обменялись такими взглядами, что и без всяких слов стало ясно: они ей не верят и сомневаются в существовании какого-то там Джеффри.

– Ну-ну, – снова повторил старший. Теперь он уже отчаянно хлопал ее по плечу, и вид у него был почти такой же горестный, как у нее самой.

– Мы поищем… э-э… Джеффри, – пообещал тот, что помоложе. – Приятное разнообразие – не то что искать верблюдов. А вас пока отведем в лагерь. Нашему лейтенанту будет очень любопытно услышать то, что вы ему расскажете.

Джульетта встряхнула головой, понимая, что ей необходимо собраться с мыслями и перестать неосторожно высказывать такое, что заставляет бравых военных усомниться в здравости ее рассудка. Возможно, где-то поблизости лежит Джеффри, и ему нужна помощь врача. Ей надо найти кого-то, кто мог бы ему помочь.

– Герман! – вспомнила она. – Герман Эббот. Он ведь офицер Военной службы инженеров-топографов!

– Ну да, мэм, точно. Он один из помощников лейтенанта Айвза.

– Вы должны немедленно отвести меня к нему!

Эта вполне здравая мысль заметно их ободрила, и, приговаривая что-то заботливое и дружелюбное, они повели ее между колючих кустарников и огромных камней. Они усадили ее на лошадь; Джульетта заметила, что они постарались не дать поводья ей в руки, а сами стали править.

Они направились вниз по течению.

– Что ты об этом думаешь, Марта? – пробормотал младший так тихо, что Джульетта едва его расслышала.

– Ни черта не понимаю, – ответил его старший напарник.

Джеффри сжимал талисман, пытаясь справиться со своими желаниями. Больше всего ему хотелось сорвать подвеску и швырнуть ее в Первозданную Пропасть, проклиная Энгуса Ока, осыпая имя этого кельтского божка всеми мыслимыми оскорблениями, предоставив талисман забвению. Зловредный, мстительный, подлый бог: пообещать возвращение к жизни тем, кто испускает свой последний вздох ради любви!.. Ведь хотя Джульетта бросилась в пропасть вместе с ним, сейчас в священной дубовой роще его возлюбленной не было. Джеффри был в этом уверен, потому что обшарил тут каждый уголок, борясь со слабостью и тошнотой. К прочим невзгодам добавилось еще и больное горло, оттого что он беспрестанно выкрикивал имя Джульетты, так и не дождавшись ответа. Он был один. Абсолютно один.

Конечно, не считая Ариона, который сипел и кашлял, беспрерывно бросая на хозяина укоризненные взгляды. Похоже было, что эти прыжки в пропасть коням даются очень тяжело.

– Нам придется отважиться на прыжок всего только еще один раз, – пообещал Джеффри, поглаживая дрожащую шею своего боевого скакуна. – Всего один раз, когда мы закончим здесь нашу работу. А потом – все!

Их путь пролегал между раскидистыми дубами. Через некоторое время жутковатая тишина священной рощи сменилась отдаленным шумом, который всегда возвещал о продвижении армии: топот тысяч ног, конских и человеческих, скрип перегруженных фургонов, позвякивание доспехов и сбруи, глухой рокот голосов. От города Лондона, направляясь прямо к замку непокорной Деметры, двигалась армия короля Эдуарда – развевающиеся вымпелы возвещали всем желающим полюбоваться, что сам король выступил против своих врагов. Как и доказывал рыцарь Джульетте, Энгус Ок отправил Джеффри именно туда, где он был нужен.

Джеффри почувствовал, как в нем гаснут последние искры надежды. Если король Эдуард ведет армию против этой валлийской выскочки, ее муж Джон может уже быть мертвым, а Джеффри д'Арбанвиль в глазах короля оказался неудачником. Более того, король безжалостно ударит по замку Деметры, считая, что она отвергла предложение о помиловании, поскольку не знает, что его верный рыцарь не смог доставить ей талисман вместе с королевским ультиматумом. И что еще хуже, король может, сам того не ведая, попасть в приготовленную Дрого Фицболдриком ловушку.

Ну, не для того он летал по времени туда и обратно, чтобы допустить подобное!

Обстоятельства жизни вынудили Джеффри д'Арбанвиля научиться прогонять из своих мыслей все, не связанное с непосредственной задачей. Душа человека далеко не всегда легко мирится с тем, что надо сражаться ради золота и славы. Можно сойти с ума, если позволить себе задумываться над тем, что может случиться с теми невинными людьми, которые поневоле оказались втянутыми в его действия. Чтобы не предаваться бессильному отчаянию, Джеффри должен был не уступать разрывающей ему сердце тревоги за Джульетту, должен был не думать о том, что она лежит на дне каньона, совершенно обессилевшая и беспомощная, а на ее зов, обращенный к любимому, откликается только многократное эхо, отразившееся от отвесных скал.

Рыцарь поклялся, что вернется и навеки останется с Джульеттой. И он это сделает – или умрет, пытаясь сдержать клятву. Но сейчас, хотя сердце Джеффри отчаянно протестовало, он должен отогнать от себя все мысли о возлюбленной и с верой в кельтских богов и христианских святых считать, что они сохранят ее, пока он будет заниматься тем, что поклялся исполнить.

– Иди за мной, как только сможешь, – посоветовал он Ариону, не сомневаясь, что верный конь найдет его след и придет к хозяину. А потом Джеффри двинулся в сторону передвигающейся армии и почти поравнялся с последними рядами, прежде чем кто-то из безмозглых олухов догадался бросить ему вызов.

– Говори, зачем ты здесь, сэр! – с издевкой спросил какой-то оруженосец, и Джеффри пришлось подавить боль, пронзившую его сердце при воспоминании о том, как он в последний раз слышал такой вопрос в теплой кухне леди Джульетты.

– Я должен немедленно поговорить с королем. Наедине.

– А я с удовольствием получил бы личное благословение от папы. Убирайся.

Оруженосец отвернулся.

От изумления Джеффри даже споткнулся.

– Как ты смеешь отпускать меня, даже не подняв шума? Кто твой господин, ты, низкорожденный болван? Неужели он не научил тебя постоянной бдительности, которую должен проявлять воин, чтобы обеспечить безопасность своего сюзерена? И не вздумай притворяться, будто сразу признал во мне союзника, поскольку ты явно не пытался быть со мной вежливым!

Оруженосец побагровел, но у него хватило совести смутиться.

Какой-то рыцарь, по мнению Джеффри, слишком поздно заметивший эту небольшую стычку, отстал от своих спутников и рысью направился к ним.

– Нас с тыла беспокоят крестьяне, Борегар? – окликнул он оруженосца, когда подъехал ближе, но тут же подался вперед, чтобы всмотреться в странную фигуру, стоявшую рядом с воином. – Ба! Д'Арбанвиль?

– Монфор! – отозвался Джеффри, приветствуя сотоварища, а потом, махнув рукой на оруженосца, теперь льстиво улыбающегося, осведомился: – Надеюсь, это не твой прислужник?

– Нет. Мой еще хуже. Помощники у рыцарей сейчас совсем не такие, как в те времена, когда мы сами ходили в оруженосцах. Вот и состояние твоих доспехов об этом свидетельствует, да, д'Арбанвиль?

– Немного поржавели, признаю.

– Немного? Да у них такой вид, будто весь этот месяц ты плавал в Ла-Манше, не снимая кольчуги. Может, именно поэтому отряды, которые разослал по стране король, не смогли обнаружить твою жалкую шкуру.

Джеффри вздохнул. В ярости Эдуард никого не желал слушать. Достаточно нелегко будет убедить короля в том, какую опасность представляет Дрого Фицболдрик, тем более нечего и надеяться, чтобы король поверил, будто Джеффри вынужден был задержаться в будущем.

– У меня есть для короля известия.

– Есть или нет, но что у него для тебя есть выволочка, в том я не сомневаюсь. – Властно махнув рукой, Монфор приказал злополучному Борегару: – Отдай своего коня сэру Джеффри.

– И еще, – заметил Борегару Джеффри, садясь в седло, – подожди моего скакуна. А когда поставишь Ариона в стойло, отчистишь мои доспехи от ржавчины, размышляя при этом о печальных последствиях, которые выпадают на долю тех, кто предается лени.

– Да, сэр, – ответил оруженосец.

– Не думаю, чтобы Эдуард обошелся с тобой так же легко, – заметил Монфор, когда они пришпорили коней.

Однако Эдуард, который не испытывал особого желания изгонять женщину из приграничной твердыни, принял уверения Джеффри в собственной верности и его сообщения о предательстве Фицболдрика, не вдаваясь в подробности относительно таинственного исчезновения рыцаря.

– Судьба нам улыбнулась. Я еще не избавил землю от Рованвуда, и в ловушку Фицболдрика мы попасть не успели. Обо всем этом мы поговорим позже, д'Арбанвиль. А сейчас ты можешь искупить свою вину, принеся мне голову Фицболдрика. – Король жестом отослал Джеффри в ночь. – Я желаю, чтобы этому был положен конец. По-моему, одному человеку, действующему самостоятельно, легче будет захватить этого супостата врасплох.

Джеффри наклонил голову в знак согласия, почувствовав наконец всю глубину королевского неудовольствия.

То, что он отправлен один в лагерь вооруженного неприятеля, смахивало на смертный приговор.