Рыцарь Отражений

— Как ты думаешь? — крикнул я. — Есть у тебя ответ?

Пещера завертелась. У меня закружилась голова, и я потерял ориентацию. На другой стороне Лабиринта, спиной к массивной двери, виднелся Юрт.

— Кто это сделал? — крикнул он.

— Это не я.

— Ах, так…

Он медленно двинулся вправо и шел, пока не уперся в стену. Держась за нее, он стал пробираться по окраине Лабиринта, как будто боялся подойти к нему ближе, чем нужно, и в то же время не решался отвести от него взгляд. Отсюда Корал за огненной изгородью была видна немного лучше. Забавно. Сильных эмоций это не вызывало. Мы не были любовниками, не стали даже близкими друзьями. Мы познакомились всего за день до этого, долго гуляли по окрестностям города и под Дворцом, вместе обедали, выпили по бокалу вина, немного посмеялись. Познакомься мы получше, возможно, выяснилось бы, что не выносим друг друга. И всё-таки общаться с ней мне нравилось, и стало ясно, что я не прочь иметь побольше времени, чтобы узнать Корал получше. Ещё я чувствовал себя отчасти виноватым в ее теперешнем состоянии. Не будь я тогда столь беспечен и неосторожен… Другими словами, Лабиринт поймал меня на крючок. Хочешь освободить ее — придется чинить. Языки пламени кивнули в мою сторону.

— Грязный трюк, — вслух сказал я.

Языки пламени опять кивнули. Я продолжал изучать Сломанный Лабиринт. Почти все, что мне было известно об этом явлении, я почерпнул из разговора с Ясрой. Но мне вспомнилось, что она сказала: посвященные Сломанного Лабиринта ходят по промежуткам между линиями, а образы в Камне приказывали идти по линиям, как в настоящем Лабиринте. Я припомнил рассказ отца и понял, что это не лишено смысла. Так можно проложить среди изъянов правильный путь. Мне ведь нужно было не дурацкое посвящение с прогулками между линий. Юрт добрался до дальнего конца Лабиринта, повернул и пошел в мою сторону. Когда он оказался на уровне разлома во внешнем контуре, из того на пол хлынул свет. Он коснулся ног Юрта, и лицо его сделалось мертвенно-бледным и страшным. Юрт завизжал и стал таять.

— Прекрати! — крикнул я Лабиринту, — Или ищи другого ремонтника для себя. Восстанови его и оставь в покое, или я ничего не буду делать! Слышишь, я не шучу!

Оплывающие ноги Юрта снова удлинилась. Бело-голубое сияние накала, распространявшееся вверх по его телу, исчезло, как только свет отхлынул прочь. С лица Юрта сошло выражение боли.

— Я знаю, что он — Логрусов Призрак и скопирован с моего самого нелюбимого родственничка, но ты, сукин сын, оставь его в покое, а то я по тебе не пойду! — крикнул я. — Сиди сломанный и держи Корал!

Свет уплыл обратно в пролом, и все стало таким же, как несколько мгновений назад.

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне это, — сказал я.

Из Сломанного Лабиринта к своду пещеры поднялась гигантская стена пламени, потом опала.

— Подтверждаешь, да? — спросил я.

Языки пламени кивнули.

— Спасибо, — донесся шепот Юрта.

Итак, я тронулся в путь. Черные линии ощущались не так, как светящиеся контуры под Амбером. Ноги опускались, будто на мертвую землю, а отрывались от нее с усилием, что сопровождалось потрескиванием.

— Мерлин! — позвал Юрт. — Что мне делать?

— В каком смысле? — закричал я в ответ.

— Как мне выбраться отсюда?

— Выйди в дверь и начни перемещать Отражения, — сказал я, — или пройди вслед за мной этот Лабиринт, пусть он отправит тебя, куда захочешь.

— Сдается мне, в такой близости от Амбера ты не можешь перемещать Отражения, верно?

— Может статься, мы слишком близко. Поэтому сперва уберись отсюда физически, а уж потом занимайся этим.

Я не останавливался. Стоило мне теперь оторвать ногу от земли, как раздавалось тихое потрескивание.

— Я заблужусь в пещерах, если рискну.

— Тогда иди за мной.

— Лабиринт уничтожит меня.

— Он обещал не делать этого.

Юрт хрипло захохотал:

— И ты поверил?

— Если он хочет, чтобы работа был а сделана как следует, выбора у него нет.

Я добрался до первого разрыва. Быстрый взгляд на Камень, и стало ясно, где должна проходить линия. С некоторым трепетом я сделал первый шаг за видимый контур. Потом еще один. И еще. Когда я, наконец, пересек провал, мне захотелось оглянуться. Но вместо этого я дождался, чтобы обзор мне обеспечил естественный изгиб пути. Тогда стало видно, что вся линия, по которой я прошел, засветилась, как в настоящем Лабиринте. Она, казалось, поглощала разлитое там сияние, так что промежуток возле нее делался все темнее. Юрт уже был у ее начала. Он поймал мой взгляд:

— Не знаю, Мартин. Просто не знаю.

— У того Юрта, которого я знал, никогда бы не хватило духу рискнуть, — сообщил я ему.

— У меня тоже.

— Ты сам сказал, что наша мать прошла Лабиринт. Ты унаследовал ее гены, вот в чем твое преимущество. Что за черт! Если я ошибаюсь, с тобой будет покончено раньше, чем ты узнаешь об этом.

Я сделал еще шаг. Юрт невесело рассмеялся и произнес: «Какого дьявола!». Он ступил в Лабиринт.

— Эй, я все еще жив, — позвал он меня. — Что теперь?

— Иди, иди, — сказал я. — Следуй за мной. Не останавливайся и не сходи с линии — или все ставки будут проиграны.

Тут дорога опять повернула, я тоже, и Юрт исчез из вида. Вдруг я почувствовал боль в правой лодыжке. Должно быть, сказывалась усталость после многочисленных подъемов и спусков. С каждым шагом боль делалась все сильнее. Пекло здорово, скоро терпеть станет очень трудно. Не порвал ли я ненароком связку? Я почувствовал запах горящей кожи. Сунув руку в голенище сапога, я вытащил хаосский кинжал. От него шел жар. Это была налицо несовместимость с Лабиринтом. Больше нельзя было держать его при себе. Размахнувшись, я швырнул клинок через весь Лабиринт в сторону двери. Машинально проследил за ним. Там, куда он полетел, в тени что-то шевельнулось. На той стороне Лабиринта, наблюдая за мной, стоял человек. Кинжал ударился в стену и упал на пол. Раздался смешок. Человек сделал резкое движение — и кинжал, описывая дугу, полетел над Лабиринтом обратно ко мне. Упал он справа от меня. Как только кинжал коснулся Лабиринта, его, шипя, поглотил фонтан голубого пламени, поднявшийся чуть ли не выше головы. Я увернулся и, хотя знал, что кинжал вреда мне не причинит, замедлил шаг, но не остановился. Передо мной появилась длинная фронтальная арка, и идти стало трудно.

— Не сходи с линии, — заорал я Юрту. — Пусть такие штучки тебя не тревожат.

— Понятно, — сказал он, — Что это за тип?

— Провалиться мне на этом месте, если я знаю.

Я с трудом проталкивался вперед. Теперь огненное кольцо было не так далеко. Интересно, что бы подумала ти’га о моем нынешнем затруднительном положении. За очередным поворотом мне открылся весь пройденный мной путь. Он равномерно светился, и по нему вслед за мной энергично шагал Юрт. Языки пламени были ему уже по щиколотку, мне же они доходили до колен. Краешком глаза я заметил движение в той части пещеры, где стоял человек. Незнакомец покинул свою темную нишу, медленно и осторожно проплывая вдоль дальней стены. Он явно не хотел, чтобы мы прошли Лабиринт. И добрался до места, которое было точно напротив его начала. Выбора у меня не было — нужно было продолжать свой путь, а он уводил меня изгибами и поворотами, пряча от моих глаз этого человека. Я дошел до следующего изъяна в Лабиринте и, пересекая его, почувствовал, что разлом заделан. При этом, кажется, послышалась очень тихая музыка. Сияние в освещенной зоне тоже усиливалось, перетекая в линии и оставляя позади меня отчетливый яркий след. Отставшему на несколько переходов Юрту я прокричал еще один совет, хотя он, следуя по своему пути, иногда оказывался от меня на расстоянии вытянутой руки, при желании можно было бы дотронуться до него. Теперь голубое пламя поднялось еще выше, достигнув середины бедра, волосы у меня встали дыбом. Но я не торопился. Повороты продолжались. Потрескивание, та же тихая музыка и мой голос:

— Как дела, Фракир?

Ответа не было. Продолжая поворачивать, я двигался через зону сильного сопротивления, потом вышел из нее и снова посмотрел на огненную стену темницы Корал в центре Лабиринта, пошел вокруг этой стены, пока передо мной не оказалась противоположная сторона Лабиринта. Незнакомец стоял и ждал, высоко подняв воротник плаща. Сквозь падавшую ему на лицо тень я сумел разглядеть, что он, следя за мной, ухмыляется. Стоя в самой середине Лабиринта, он явно поджидал меня, сначала я удивился, но потом мне стало ясно, что незнакомец прошел сюда через тот изъян в контуре, к которому я направился, чтобы заделать его.

— Придется тебе убраться с дороги, — крикнул я. — Мне нельзя ни останавливаться, ни позволить тебе остановить меня.

Он не шелохнулся, а я вспомнил рассказ отца о поединке, который произошел в настоящем Лабиринте. Я хлопнул по рукояти Грейсвандира.

— Берегись, — предупредил я.

Еще шаг — и языки бело-голубого пламени поднялись выше и осветили его лицо. Это было мое собственное лицо.

— Нет, — сказал я.

— Да, — произнес он.

— Ты — последний Логрусов Призрак, который прислан противоборствовать мне.

— Так оно и есть, — ответил он.

Я сделал еще шаг:

— Но все-таки, если ты — это я, каким я был, проходя Логрус, то почему ты выступил против меня? Я еще не забыл, каким был в те дни, — думаю, что тогдашний «я» не взялся бы за такую работу.

Кривая улыбка исчезла с его лица.

— В этом смысле мы — разные люди, — заявил он. — Был, как я понимаю, один-единственный путь к тому, чтобы так или иначе создать мою личность. По этому пути и пошли, чтобы встреча наша произошла так, как это происходит сейчас. И по этому пути пошли, чтобы изменить мою личность.

— Значит, ты — это я после лоботомии. И ты получил приказ убить меня.

— Не говори так, — ответил он. — У нас даже одинаковых воспоминаний полно. Мы одно и то же. И то, что я делаю, правильно. А по-твоему получается все иначе.

— Пропусти, поговорим позже. Логрус, по-моему, уже зациклился на таких фокусах. Ты, не хочешь убивать самого себя, я тоже. Вместе мы можем выиграть эту игру, а в Отражениях хватит места не только одному Мерлину.

Я замедлил было движение, но тут мне пришлось шагнуть еще раз. Здесь нельзя было позволить себе потерять темп. Он поджал губы так, что они превратились в тонкую линию, и покачал головой:

— Извини. Я рожден, чтобы прожить один час, если не убью тебя. А сделай я это, и твою жизнь отдадут мне.

Он обнажил меч.

— Сконструировали тебя или нет, но я знаю тебя, как самого себя, — сказал я. — И думаю, ты вряд ли выполнишь приказ. А я со своей стороны, мог бы отменить твой смертный приговор. Насчет призраков я кое-что успел тут узнать.

Мой двойник взмахнул мечом, похожим на тот, что был у меня давным-давно, и чуть не задел меня острием.

— Извини, — повторил он.

Я вытащил Грейсвандир, чтобы парировать удар. Дурак я был бы, не сделав этого. Как знать, что Логрус сотворил с его головой. Мои мысли переключились на те боевые приемы, которым я обучился с тех пор, как стал посвященным Логруса. Кроме того, мне вспомнилась игра Бенедикта с Борелем. Я получил несколько уроков итальянского стиля. Он допускает размашистые, с виду небрежные, ответные удары, зато достает противника с большего расстояния. Грейсвандир рванулся вперед, отбил клинок моего двойника, и я сделал выпад. Он согнул запястье приемом французская «четверка», но я уже проскочил понизу. Рука его была все еще вытянута, и я скользнул правой ногой вдоль линии, а Грейсвандир тяжело ударился о клинок моего противника. Я тут же шагнул вперед, уводя меч противника вниз и вбок, пока гарды не сцепились так, что он выпал из его руки. Потом я ухватился за его локоть приемом, которому в колледже меня научил приятель военный, и стал давить вниз. Затем крутанул через бедро против часовой стрелки. Мой двойник потерял равновесие и начал падать. Но мне нужно было, чтобы он свалился подальше. Поэтому я, оставив локоть, ухватил его за плечо и толкнул так, что он упал назад в зону разлома. Тут раздался крик, и мимо пронеслась пылающая фигура.

— Нет! — завопил я, потянувшись ей вслед.

Но было поздно. Юрт сошел с линии, прыгнул и вонзил меч в моего двойника, а его собственное тело в это время извивалось и пылало. Из раны моего двойника тоже хлынуло пламя. Он попытался встать, но упал опять.

— Не говори, что я так и не пригодился тебе, брат, — крикнул Юрт и превратился в смерч, поднявшийся к своду пещеры и исчезнувший там.

Дотянуться и дотронулся до своего двойника я не мог, а несколькими мгновениями позже мне уже этого и не хотелось, так как он на глазах превращался в живой факел. Глядя вверх, он следил за живописным уходом Юрта. Потом посмотрел на меня и криво улыбнулся:

— Знаешь, он был прав, — и тоже исчез.

Чтобы преодолеть усталость, требовалось время, но вскоре я справился с ней и продолжил ритуальный танец у огня. Я обошел кольцо еще раз, но ни Юрта, ни моего двойника нигде не было, только скрещенные мечи еще оставались там, где упали. Они лежали поперек моей дороги. И я пинком выбросил их из Лабиринта. К этому времени пламя доходило мне уже до пояса. Вокруг кольца, назад, сначала… Время от времени, чтобы избежать неверных шагов, я заглядывал в Камень и кусок за куском штопал Лабиринт. Свет переходил в линии, и, если не замечать ослепительное сияние в середине Лабиринта, он напоминал наш домашний Лабиринт под фундаментом замка. Первая Вуаль принесла болезненные воспоминания о Дворе и об Амбере. Я стал поодаль, дрожа, и вскоре видения исчезли. Вторая Вуаль смешала воспоминания о Сан-Франциско с желанием. Следя за своим дыханием, я делал вид, что я — только зритель. Языки пламени плясали возле моих плеч. Проходя за аркой, изгиб за изгибом, я подумал о том, что они похожи на бесконечные ряды полумесяцев. Сопротивление росло, и, сражаясь с ним, я взмок от пота. Но такое бывало и раньше. Лабиринт был не только вокруг, но и внутри меня тоже. Наконец я добрался до места, где усилия становились тщетными, и я шел, почти не продвигаясь вперед. Перед глазами по-прежнему стояли тающий Юрт и лицо умирающего — мое лицо. Я понимал, что такой прилив видений из прошлого наведен Лабиринтом, но это не имело ни малейшего значения. Я шел вперед, но они продолжали тревожить меня. Приблизившись к Великому Закруглению, я осмотрелся и увидел, что Лабиринт теперь полностью отремонтирован. Через все разломы к соединяющим линиям перекинуты мостики, и весь он пылает, как застывшее на черном беззвездном небе колесо фейерверка. Еще шаг… Я притронулся к висевшему на груди теплому самоцвету. Теперь исходивший от него ржаво-красный свет был ярче прежнего. Интересно, подумал я, можно ли без труда вернуть его туда, где ему место. Еще миг. Приподняв Камень и заглянув в него, я увидел, что заканчиваю обходить Великое Закругление и продолжаю шагать направо, сквозь стену пламени, словно это не составляет никакого труда. Приняв это зрелище за совет, я припомнил заведенный Давидом Штейнбергом порядок, который однажды принял Дронна. Я надеялся, что Лабиринт не сыграет со мной злой шутки. Только я принялся огибать Закругление, как языки пламени окутали меня целиком. Темп замедлился, хотя сил уходило больше. Каждый шаг отдавался во мне болью, и все ближе становилась последняя Вуаль. Я чувствовал, как весь превращаюсь в сгусток воли, словно все во мне сосредоточилось на единственной цели. Еще шаг… Ощущение было таким, будто меня пригибая к земле, давили тяжелые доспехи. Последние три шага заставили меня испытать чувство отчаяния. Еще… Потом настал момент, когда само движение стало не так важно, как усилия. Теперь не результат имел значение, а само стремление преодолеть трудности. Воля моя стала пламенем, тело — дымом или тенью. И еще… В охватившем меня голубом свете оранжевые языки пламени, окружавшие Корал, превратились в серебристо-серые раскаленные иглы. Сквозь потрескивание опять донеслось что-то вроде музыки — меедленной, низкой. Глубокий дрожащий звук был таким, словно Майкл Мур играл на басе. Я попробовал уловить ритм, чтобы двигаться в нем. Мне почему-то показалось, что это удалось, а может, изменилось ощущение времени, и следующие несколько шагов я словно не шел, а тек, словно вода. А может, Лабиринт почувствовал, что в долгу передо мной, и отчасти облегчил мою участь. Этого я так и не узнал. Я прошел сквозь Последнюю Вуаль и оказался один на один со стеной пламени, которая вдруг опять стала оранжевой, но не остановился. В самом сердце огня я еще раз затаил дыхание. Там, в центре Лабиринта, лежала Корал, которая выглядела почти так же, как во время нашей последней встречи — в медно-красной рубашке и темно зеленых бриджах. Она, кажется, спала, лежа на своем толстом коричневом плаще. Я опустился возле нее на колено и положил ей руку на плечо. Она не шелохнулась. Я похлопал ее по щеке, убрав прядь рыжеватых волос.

— Корал? — позвал я.

Ответа не было.

Я легонько потряс ее за плечо.

— Корал?

Она глубоко вздохнула, но не проснулась.

Я потряс сильнее:

— Корал, проснись.

Просунув руку ей под плечи, я немного приподнял ее. Но она так и не открыла глаза. На нее явно наложили какое-то заклятье.

Вряд ли в середине Лабиринта можно было вызвать Знак Логруса, не превратившись в золу. Поэтому я попробовал средство из книжек. Нагнулся и поцеловал ее. Корал застонала, ресницы ее дрогнули, но она не очнулась. Я попробовал еще раз. Но опять ничего не вышло.

— Вот, черт! — выругался я. Чтобы поработать над таким заклятием, нужно было немного места для локтей, а еще — необходимо иметь доступ к орудиям моего ремесла и место, куда безнаказанно можно вызвать источник своей силы.

Я приподнял Корал повыше и скомандовал Лабиринту перенести нас обратно в Амбер, в мои покои, где, тоже в трансе, лежала ее сестра, в которую вселилась ти’га. Это постарался мой братец, чтобы защитить меня от нее.

— Отнеси нас домой, — сказал я вслух, чтобы было убедительнее.

Никакой реакции, Тогда я изо всех сил представил себе Амбер и одновременно подал еще одну мысленную команду. Мы не сдвинулись с места. Я осторожно опустил Корал, выпрямился и в том месте, где языки пламени были послабее, выглянул в Лабиринт:

— Послушай, — сказал я, — только что я оказал тебе большую услугу. Это стоило огромного напряжения, да и риск, был немалый. Теперь я хочу к чертям собачьим выбраться отсюда и забрать эту леди с собой. Может, сделаешь одолжение?

Языки пламени утихли, и после нескольких всплесков исчезли. В потускневшем свете стало ясно видно, что Камень вспыхивает, как лампочка вызова на гостиничном коммутаторе. Я поднял его и заглянул внутрь. Вряд ли я ожидал увидеть короткометражку из тех, на которые не пускают детей, но там шло именно это кино.

— По-моему, это не тот канал, — сказал я. — Если у тебя есть информация, давай. А нет, — мне надо домой, и поскорей.

Все осталось по-прежнему, только я вдруг осознал, насколько две фигурки в Камне похожи на нас с Корал. Они занимались этим на плаще, посреди Лабиринта — ни дать ни взять пикантный вариант одного из эротических фильмов.

— Хватит! — закричал я. — Это, мать твою, смешно! Тебе нужен тантрический ритуал? Пошлю тебе профессионалов! Эта леди еще даже не проснулась…

От Камня снова пошли вспышки, такие яркие, что глазам стало больно. Я выронил его. Потом опустился на колени, сгреб Корал в охапку и встал.

— Не знаю, ходил кто-нибудь по тебе от конца к началу до меня или нет, — сказал я, — но, по-моему, должно получиться.

Я шагнул в сторону Последней Вуали. Передо мной немедленно выросла стена пламени. Отпрянув от нее, я споткнулся и упал на расстеленной плащ. Корал я прижимал к себе, чтобы она не попала в огонь. Она упала на меня сверху. Казалось, она вот-вот проснется. Вдруг Корал обняла меня за шею и потерлась носом о мою щеку. Теперь она казалась скорее дремлющей, чем спящей глубоким сном. Думая об этом, я обнимал ее.

— Корал? — предпринял я еще одну попытку.

— М-м, — отозвалась она.

— Похоже, отсюда мы выберемся, только, если займемся любовью.

— Я думала, ты никогда мне этого не предложишь, — пробормотала она, так и не открывая глаз.

Повернувшись на бок, чтобы можно было добраться до ее медных пуговок, я сказал себе, что теперь это уже не так напоминает некрофилию. Пока я занимался застежкой, она пробормотала что-то еще, но в беседу это не переросло. Тем не менее, ее тело отозвалось на мои прикосновения, а наше неожиданное свидание, быстро обретая все обычные черты, становилось слишком обыденным, чтобы представлять большой интерес для искушенных зрителей. Но такой способ снимать заклятие, подумал я, весьма оригинален. Может быть, и у Лабиринта есть чувство юмора. Не знаю. Пламя утихло в тот самый момент, когда… Короче, огонь погас, и Корал наконец открыла глаза.

— Похоже, на огненное кольцо это повлияло — пламя погасло, — сказал я.

— А когда сон перестал быть сном? — спросила она.

— Хороший вопрос — улыбнулся я, — и ответить на него можете только вы.

— Вы только что спасли меня от чего-то? — спросила Корал, обводя взглядом пещеру.

— Можно сказать и так, — ответил я. — Вы попросили Лабиринт отослать вас туда, где вам и надлежит быть, и видите, до чего дошло?

— Доигрались, — хмыкнула она.

Мы отодвинулись друг от друга и привели одежду в порядок.

— Недурной способ познакомиться получше… — начал я, и тут земля задрожала с такой силой, что вся пещера затряслась.

— Кажется, наше время здесь истекло, — заметил я, когда, нас, тряхнув, снова прижало друг к другу, отчего пришло успокоение, если не сказать — чувство взаимной поддержки.

Миг — и все утихло, а Лабиринт вдруг засиял. Такого сверкания и блеска до сих пор мне ни разу не приходилось видеть. Я протер глаза. Что-то не так, хотя с виду все нормально. И тут, массивная, обитая железом дверь отворилась — внутрь! — и я сообразил, что мы вернулись в Амбер — настоящий Амбер. К порогу по-прежнему вела светящаяся тропинка но она быстро исчезала, там стояла маленькая фигурка. Я не успел даже прищуриться на свет из коридора, как ощутил знакомую потерю ориентации, — и мы оказались в моей спальне.

— Найда! — вскрикнула Корал, увидев лежащую на постели женщину.

— Не совсем, — сказал я. — То есть тело-то ее, а дух, управляющий им, нет.

— Не понимаю.

Мои мысли занимало не это — я думал о том, кто же собрался войти в окрестности Лабиринта. Вдобавок сейчас от меня осталась только груда мышц, терзаемых болью, визжащих нервов и прочих прелестей, имя которым — усталость. Я пересек спальню и подошел к столу, где так и стояла бутылка вина, что открыли для Ясры, — как давно это было? Отыскав два чистых бокала, я наполнил их. И передал один Корал.

— Не так давно твоя сестра была очень больна, так?

— Да, — ответила она.

Я сделал большой глоток.

— Она была при смерти. Тогда ее телом завладела ти’га. Это такой демон. Ведь Найде к тому времени тело уже было не нужно.

— Как это?

— Ну… я считаю, что на самом деле она умерла.

Корал пристально взглянула мне в глаза. Бог знает, что она там искала, но не нашла, и вместо того отпила глоток.

— Ничего не понимаю, — сказала она. — С тех пор, как Найда заболела, она стала совсем не похожа на себя.

— Стала отвратительной? Подлой?

— Наоборот, куда приятнее. Найда всегда была сухой.

— Вы не ладили?

— До недавних пор. Ей не больно, нет?

— Нет, она просто спит. На нее наложено заклятие.

— Почему ты не освободишь ее? Не похоже, чтобы она была очень опасна.

— Сейчас, думаю, нет, — сказал я. — Скоро мы освободим ее. Хотя снимать заклятие придется моему брату Мондор. Это он постарался.

— Мондор? Я не так уж много знаю о тебе… и о твоей семье… да?

— Послушай, — сказал я, — я даже не знаю, какой сегодня день. — Я пересек комнату и выглянул в окно. Было светло, но из-за туч нельзя было понять, который час. — Тебе надо действовать. Иди к отцу, пусть он знает, что с тобой все в порядке. Скажи, что заблудилась в пещерах или не туда свернула в Коридоре Зеркал и выскочила в другую реальность. Да что угодно, лишь бы избежать дипломатического инцидента. О’кей?

Она допила и кивнула. Потом посмотрела на меня, покраснела и отвела глаза:

— Мы еще увидимся до моего отъезда?

Я протянул руку и погладил Корал по плечу. Разобраться бы в своих чувствах… Потом понял, что так не годится, и обнял ее.

— Ты же знаешь, — сказал я, проводя рукой по ее волосам.

— Спасибо, что показал мне город.

— Придется посмотреть его еще разок, — сказал я, — вот только станет потише.

— Угу.

Мы направились к дверям!

— Хочу поскорее увидеть тебя, — шепнула она.

— Силы быстро иссякают, — пожаловался я, открывая перед ней дверь. — Я ведь прошел ад — и вернулся.

Корал тронула мою щеку:

— Бедный Мерлин. Выспись как следует.

Я последним глотком прикончил вино и достал Козыри. Мне хотелось поступить именно так, как она советовала, но на первом месте были дела. Я пролистал колоду, вытащил карту Колеса-призрака и посмотрел на нее. Как только мое желание оформилось и стало чуть холоднее, передо мной почти немедленно возникло Колесо-призрак, красным кольцом крутясь в воздухе.

— Э-э… привет, папа, — поздоровалось оно. — Никак не мог понять, куда ты забрался. Я искал тебя много раз, но тебя нигде не было. Как я ни листал Отражения, найти тебя было невозможно. Кто бы мог подумать, что ты сам вернулся домой. Я…

— Потом, — сказал я. — Мне некогда. Быстро перенеси меня в пещеру Лабиринта.

— Лучше сначала я тебе кое-что расскажу.

— Что?

— Сила, которая последовала за тобой в Замок… та, от которой я прятал тебя в пещере…

— Да?

— Тебя искал сам Лабиринт.

— До меня это уже дошло, — сказал я, — но не сразу. Мы с ним повздорили, а теперь вроде как наладили отношения. Неси меня туда прямо сейчас. Это важно.

— Сэр, я его боюсь.

— Значит, донесешь меня, докуда смеешь, и будешь держаться в стороне. Надо кое-что проверить.

— Ладно. Иди сюда.

Я шагнул вперед. Призрак поднялся в воздух, развернулся на девяносто градусов, быстро падая, охватил кольцом мою голову, плечи, торс и исчез под ногами. Тут свет погас, а я немедленно призвал Логрусово зрение. И увидел, что стою в проходе перед большой дверью, ведущей в пещеру Лабиринта.

— Призрак? — тихо позвал я.

Ответа не было. Я двинулся вперед, свернул за угол, подошел и нагнулся к двери. Ее так и не заперли, и от моего толчка она подалась. Фракир дернулся на запястье.

— Фракир? — спросил я.

Он тоже не отзывался.

— Потерял голос?

Он дважды дернулся. Я погладил его.

Дверь передо мной отворилась. Я не надеялся, что Лабиринт светится. Но это было не так. В середине Лабиринта, спиной ко мне, воздев руки, стояла темноволосая женщина. Я чуть не выкрикнул имя, на которое, по-моему, она отозвалась бы, но женщина исчезла раньше, чем сработали голосовые связки. Я тяжело прислонился к стене.

— Я и в самом деле как выжатый лимон, — сказал я громко. — Ты издевался надо мной, а сколько раз моя жизнь оказывалась в опасности по твоей милости? Ты заставил меня удовлетворить твое желание и подглядывал за эротическими сценами. И получив последнее, что тебе было от меня нужно, пинком выкинул прочь. Догадываюсь, что власть предержащие не должны говорить «спасибо», или «извини», или «иди к черту», когда ты им больше не нужен. И, уж, конечно, никакой нужды оправдываться передо мной ты не испытываешь. Но я — не мальчик для битья. Я против того, чтобы вы с Логрусом перебрасывались мной в своей игре, не знаю уж, в какой. Понравилось бы тебе, если бы я вскрыл себе вену и затопил тебя в крови?

На моей стороне Лабиринта тут же произошло огромное сгущение энергии. Передо мной с сильным шипением воздвигся столб синего пламени, который ширился, обретая черты ни женщины, ни мужчины, а существа, наделенного невероятной, нечеловеческой красотой. Пришлось защищать глаза.

— Ты не понимаешь, — раздался голос из ревущего пламени.

— Понимаю. Поэтому я здесь.

— Твои страдания замечены.

— Рад слышать.

— Иначе с ситуацией было не справиться.

— Что же, ты доволен, как я с ней справился?

— Да. Благодарю.

— Не за что.

— Ты дерзишь, Мерлин.

— Мне сейчас так хорошо, что терять нечего. Я слишком устал, устал, как черт. Нет сил думать о том, что ты можешь со мной сделать. Вот я и пришел сказать тебе, что, по-моему, ты мне здорово обязан. Все.

Я повернулся к нему спиной.

— Даже Оберон не смел так говорить со мной, — сказал он мне вслед.

Я пожал плечами и шагнул к двери. И только моя нога коснулась земли, как я снова очутился в своих покоях. Я еще раз пожал плечами, и пошел за водой, чтобы плеснуть себе в лицо.

— Пап, ты в порядке?

Кольцо висело рядом с чашей. Оно поднялось в воздух, следуя за мной по комнате.

— В порядке, — кивнул я. — А ты как?

— Отлично, он совершенно не обратил на меня внимания.

— Не знаешь, что у него на уме? — спросил я.

— Похоже, они с Логрусом бьются за власть над Отражением. И он только что выиграл раунд. Что бы ни случилось, это, кажется, придало ему сил. Ты ведь участвовал в этом, верно?

— Верно.

— Где ты был с тех пор, как покинул пещеру, в которую я тебя отнес?

— Тебе известна страна, лежащая между Отражениями?

— МЕЖДУ? Нет. Это бессмысленно.

— Вот там я и был.

— А как ты туда попал?

— Не знаю. Думаю, с большим трудом. С Мондором и Ясрой все в порядке?

— Когда я видел их в последний раз, все было о’кей.

— А с Люком?

— Мне незачем было его разыскивать. Хочешь, чтобы я занялся этим?

— Попозже. Сейчас поднимись по лестнице и загляни в королевские покои. Мне нужно знать, есть ли там сейчас кто-нибудь. Потом еще нужно, чтобы ты проверил камин в спальне. Посмотришь, вернули ли на место камень, или он все еще лежит на каминной решетке.

Он испарился, а я принялся мерить комнату шагами. Сесть или лечь я боялся, понимая, что тут усну, а проснуться будет нелегко. Но не прошло и несколько минут, как передо мной, крутясь, снова появился Призрак.

— Там королева Виала, — сказал он, — она у себя в мастерской. Камень поставлен на место, а в коридоре во все двери стучится карлик.

— Черт, — сказал я, — значит, они знают, что он исчез. Карлик?

— Карлик.

Я вздохнул:

— Похоже, лучше пойти наверх, вернуть на место Камень и попробовать объяснить, что произошло. Если Виале понравится моя история, она может просто не рассказывать об этом Рэндому.

— Я перенесу тебя наверх.

— Нет, это было бы не слишком благоразумно. И не слишком вежливо. Лучше я пойду постучусь, и пусть на этот раз меня пригласят как положено.

— А как узнать, когда стучать в дверь, а когда просто зайти?

— Обычно, если дверь заперта, в нее стучат.

Откуда-то снаружи донесся слабый стук.

— Как этот карлик? Он что, просто идет мимо и стучит во все двери без разбора? — спросил я.

— Ну, он стучит во все двери по очереди, поэтому не знаю, можно ли сказать, что он делает это без разбора. Пока что все двери, в которые он пытался достучаться, вели в пустующие покои. Примерно через минуту он доберется и до твоей.

Я прошел через комнату к двери, отпер ее и вышел в коридор. И точно: там ходил какой-то коротышка. Стоило мне открыть дверь, а ему увидеть меня, как его бородатое лицо тут же расплылось в улыбке, и он направился ко мне. Я увидел, что он горбат.

— Господи! — сказал я. — Вы Дворкин, правда? Настоящий Дворкин?

— По-моему, да, — ответил он, и голос его не был неприятным. — А ты, надеюсь, сын Корвина, Мерлин?

— Он самый, — сказал я. — Очень приятно. Такое не каждый день бывает… и в столь необычное время…

— Это не светский визит, — заявил Дворкин, приблизившись и хватая меня за руку у плеча. — А! Вот, значит, твои покои!

— Да. Не зайдете?

— Благодарю.

Я проводил его внутрь. Призрак уменьшился примерно до полудюйма в диаметре и претворился мухой, усевшейся на доспехи, висевшие на стене. Дворкин обошел гостиную, заглянул в спальню, некоторое время пристально смотрел на Найду и пробормотал: «Никогда не буди спящего демона». На обратном пути, проходя мимо меня, потрогал Камень, покачал головой, словно предчувствуя дурное, и погрузился в то кресло, в котором я боялся уснуть.

— Не хотите ли бокал вина? — спросил я.

Он покачал головой.

— Нет, спасибо. Ближайший Сломанный Лабиринт починил ты, верно?

— Да.

— Зачем ты это сделал?

— У меня не было выбора.

— Лучше расскажи мне все как есть, — сказал старик, дергая себя за неопрятную клочковатую бороду. Волосы у него были длинные и тоже нуждались в гребешке. И все же в глазах и словах его не было ничего безумного.

— История эта непроста, и, чтобы я не заснул, ее рассказывая, мне требуется кофе, — сказал я.

Он простер руки, и между нами появился маленький столик с белоснежной скатертью, на нем два прибора, а рядом с низкой свечой — дымящийся серебряный кувшинчик. Еще там был поднос с бисквитами. Я бы не сумел так быстро доставить все это. Интересно, подумал я, а Мондор смог бы?

— Раз так, я присоединяюсь, — сказал Дворкин.

Я со вздохом налил кофе в чашку и приподнял Камень Правосудия.

— Может, прежде чем начать, я верну эту штуку, — обратился я к Дворкину. — Так будет легче избежать неприятностей.

Я привстал, но он покачал головой:

— По-моему, это ни к чему. Если ты теперь останешься без Камня, то, вероятно, погибнешь.

Я снова сел.

— Сливки, сахар? — спросил я.

…Я медленно приходил в себя. Знакомая голубизна оказалась озером небытия, я качался на его волнах. Я здесь, потому что… я здесь, как поется в песне. Перевернувшись на другой бок внутри своего спального мешка, я подтянул колени к груди и опять уснул.

В следующее пробуждение я быстро огляделся; мир все еще был голубым. Потом я вспомнил, что в любой момент может появиться Люк, чтобы убить меня, и сжал пальцы на рукояти лежавшего рядом меча, напрягая слух, чтобы уловить, не идет ли кто. Проведу ли я этот день, колотясь о стену хрустальной пещеры? Или явится Ясра и опять попытается убить меня? Опять. Что-то не так. Сколько их было, пытавшихся покончить со мной? Юрт и Корал, Люк и Мондор, даже Джулия. Ведь это был не сон? Короткий приступ паники прошел быстро, а потом мой блуждающий дух вернулся и принес то, что не удавалось вспомнить. И снова все стало на свои места.

Я потянулся. Сел. Протер глаза. Да, я вернулся в хрустальную пещеру. Нет, все, что случилось с тех пор, как Люк заключил меня сюда, не было сном. А сейчас я вернулся сюда по собственному желанию. И вот почему: а) время, которое здесь уходило на то, чтобы основательно выспаться, для Амбера было лишь кратким мгновением; б) здесь никто не мог потревожить меня, связавшись через Козырь; и в) потому что, возможно, здесь меня не могли выследить даже Логрус и Лабиринт.

Откинув волосы со лба, я встал и отправился умываться. Хорошо, что я додумался с помощью Призрака перенестись после беседы с Дворкиным сюда. Наверняка я проспал часов двенадцать таким глубоким, непотревоженным сном, что лучше не бывает. Я осушил четверть бутылки воды, а остатками умылся. Позже, одевшись и сунув простыни в шкаф, я вышел в коридорчик перед дверью и постоял в свете, падавшем из штольни над головой. Видневшийся через нее кусок неба был чистым. В ушах у меня все еще звучало то, что сказал Люк в тот день, когда заточил меня сюда и когда выяснилось, что мы — родственники. Я вытащил из-за пазухи Камень Правосудия и, держа его подальше от глаз в вытянутой руке, поднял его так, чтобы падающий свет проходил сквозь него, и пристально всмотрелся в его глубины, но на этот раз там ничего не было. Ну, ладно. У меня не было настроения выяснять, кто, кому и что должен. Я уселся поудобней, не отрывая глаз от Камня. Я отдохнул, был полон сил, и теперь пришло время взяться за дело и покончить с ним. По подсказке Дворкина я выискивал в алом омуте Лабиринт. Время шло, но вот стали выплывать какие-то очертания. Это не было плодом моих усилий. Пока я пытался вызвать Лабиринт силой воображения, все было тщетно. Я наблюдал, как структура в Камне становилась все отчетливей. Не то, чтобы она появилась внезапно — скорее, это я наконец сумел, приспособившись, увидеть то, что находилось там все время. Похоже, так оно и было. Я глубоко вздохнул. Потом принялся тщательно изучать конструкцию Лабиринта. Все, что говорил мне отец о том, как настраиваться на Камень, припомнить не удавалось. Дворкину я сказал об этом, но он заявил, что волноваться нечего. Нужно только поместить в Камень трехмерную копию Лабиринта, отыскать, где туда вход, и пройти его из конца в конец. Когда я попробовал расспросить его обо всем подробней, он просто улыбнулся и велел не беспокоиться. И вот сейчас я, медленно поворачивая Камень, подносил его все ближе. Наверху справа появилась маленькая трещинка. Стоило сосредоточиться, и она словно бы ринулась на меня. Подойдя туда, я прошел сквозь нее внутрь. Там оказалась странная штука, похожая на серебряный поднос на колесиках, она двигалась внутри самоцвета вдоль линий, подобных Лабиринту. Я позволил ей нести меня куда заблагорассудится. Временами начиналось головокружение, от которого чуть ли не выворачивало. Но потом, собрав всю волю, я начал прокладывать себе путь сквозь рубиновые преграды, они поддавались, а я принимался карабкаться, падал, скользил или пробивался дальше. Ощущение собственного тела исчезло почти совсем, из высоко поднятой руки свисала цепочка, и я понимал только, что пот льется градом, потому что глаза то и дело щиплет. Понятия не имею, сколько времени прошло, пока я подстроился под Камень Правосудия — более высокую октаву Лабиринта. Дворкин считал, Лабиринт задумал уничтожить меня, как только рыцарское странствие придет к концу и ближайший Сломанный Лабиринт будет починен. И произойдет это не только потому, что я дерзко говорил с Лабиринтом и этим вывел его из себя. Но помогать мне Дворкин отказался, полагая, что, узнай я подлинную причину, это могло бы повлиять на выбор, который, весьма вероятно, мне придется делать в будущем. А он должен быть сделан свободно. Мне это показалось полной тарабарщиной, но все, что он говорил на другие темы, было поразительно разумным, и вообще он мне казался противоположностью того Дворкина, которого я знал по легендам и слухам. Мой рассудок то нырял в глубины кровавого омута, что был внутри Камня, то парил над ним. Вокруг меня двигались уже пройденные отрезки Лабиринта и те, которые еще предстояло пройти. Они вспыхивали, как молнии. Меня не покидало ощущение, что мой рассудок вот-вот расколется о преграду невидимой Вуали. Скорость все росла, уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Я знал, что, пока не пройду эту штуку, возможности убраться отсюда не будет. Дворкин считал, что, когда я вернулся проверить, кого видел у входа, и повздорил с Лабиринтом, Камень защитил меня от него. Но носить Камень слишком долго нельзя, рано или поздно это оказывается губительным. Дворкин решил, что мне следует настроиться на Камень, подобно отцу и Рэндому, а уж потом расстаться с ним. После этого я унесу в себе образ более высокого порядка, который защитит меня от Лабиринта не хуже, чем сам Камень. Едва ли можно было спорить с человеком, который, по слухам, создал с помощью Камня Лабиринт. И я согласился с ним. Но мне надо было отдохнуть. Поэтому пришлось заставить Призрак вернуть меня в хрустальную пещеру, мою святая святых. И вот я плыву. Вращаюсь. Время от времени останавливаюсь. Подобия Вуалей, находившиеся в Камне, оказались не менее грозными, ведь я оставлял свое тело по другую их сторону. После каждого перехода я так выматывался, словно побил олимпийский, рекорд в беге на милю. Хотя на одном уровне было ясно, что я стою, держа Камень, в котором совершаю путь посвящения, на другом чувствовалось, как тяжело стучит сердце, а на третьем на ум приходили отрывки давным-давно прослушанного курса антропологии, когда к нам приезжала читать лекции Джоан Галифакс. Вокруг все пенилось как «Гейзер пик Мерлот» 1985 года, который наливают в кубки. На кого же это я в тот вечер смотрел через стол? Неважно. Дальше, вниз, по кругу… Ярко расцвеченный кровью поток вырвался на свободу. Мой дух получил известие. Я не знал, как пишется стоявшее первым слово… Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Столкновение с рубиновой стеной, я — пятно на ней. Давай, Шопенгауэр, начни последний поединок воли с волей. Прошло столетие, а может, два, потом вдруг путь открылся. Меня бросило вперед, в сияние взорвавшейся звезды. Красный поток, уносящийся все дальше, словно моя лодочка «Звездный взрыв», поток разрастался, гнал меня, нес домой… Я отключился. Сознания я не терял, но рассудок был не совсем в норме. Оставалась еще гипнология, можно было воспользоваться ею в любое время и попасть куда угодно, но зачем? Такая эйфория меня посещает редко. Считая, что заслужил ее, я долго-долго медленно плыл по течению. В конце концов ощущение радости стало слабеть, я уже мог управлять своими желаниями. Пошатываясь, я встал, оперся о стену и направился в кладовку еще раз глотнуть воды. К тому же страшно хотелось есть, но ни консервы, ни замороженные полуфабрикаты меня не прельщали. Особенно, когда не так уж трудно было добраться до чего-нибудь посвежее. Я вернулся назад через знакомые комнаты. Итак, я последовал совету Дворкина. Жаль, что пришлось покинуть его раньше, чем я припомнил все, о чем хотел его расспросить, так много было у меня вопросов. Когда я снова вернулся, Дворкина уже не было. Я поднялся наверх. Единственный неизвестный мне выход из пещеры находился на вершине голубого выступа, где я и стоял. Утро было ветреным, ароматным, весенним. На востоке виднелись лишь несколько облачков. Я с удовольствием набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Потом нагнулся и перетащил голубой валун так, чтобы он закрыл вход. Если мне опять понадобится уединенное убежище и придется вернуться сюда, пусть не застанет, меня врасплох какой-нибудь хищник. Я снял Камень Правосудия с шеи и повесил его на каменный выступ. Потом отошел шагов на десять.

— Пап, привет.

С запада, как золотой Фрисби, подплывало Колесо-призрак.

— Доброе утро, Призрак.

— Зачем ты оставляешь это устройство? Это одно из самых мощных орудий, какие мне приходилось видеть.

— Я не оставляю его. Я собираюсь вызвать Знак Логруса и, по-моему, вряд ли они поладят. Не уверен даже, насколько я сам буду по душе Логрусу теперь, когда несу в себе настройку на Лабиринт более высокого порядка.

— Может, мне лучше уйти, а вернуться позже?

— Держись неподалеку, — велел я. — Может, если возникнут проблемы, ты сумеешь вытащить меня отсюда.

Потом я вызвал Знак Логруса, и тот явился, нависнув надо мной, но ничего не случилось. Я переместил часть сознания в Камень. Он висел на валуне неподалеку. Через него я сумел воспринять Логрус с другой точки зрения. Жуть. Но и это обошлось без последствий. Снова сконцентрировав мысленным усилием свою волю, я взялся за Логрусовы отростки и потянулся. Не прошло и минуты, как передо мной оказалась тарелка молочных оладий, колбаса, чашка кофе и стакан апельсинового сока.

— Я мог бы доставить тебе это быстрее, — заметил Призрак.

— Не сомневаюсь. Я просто проверял системы.

Во время еды я мысленно пытался рассортировать свои дела по степени важности. Отправив тарелки туда, откуда они появились, я забрал Камень, повесил его на шею и поднялся.

— О’кей, Призрак. Пора возвращаться в Амбер, — сказал я.

Он стал шире, разомкнулся, опустился пониже — и вот уже передо мной золотая арка. Я шагнул вперед… в свою комнату.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что, пап. Слушай, у меня вопрос: ты не заметил ничего странного в поведении Логруса, когда добывал себе завтрак?

— Ты о чем? — спросил я, отправляясь мыть руки.

— Начнем с физических ощущений. Он не казался тебе… липким?

— Странное определение, — удивился я. — Но раз уж мы заговорили об этом, да, мне показалось, что на разъединение ушло чуть больше времени, чем обычно. А почему ты спросил?

— Мне только что пришла в голову странная мысль. Ты можешь творить волшебство с помощью Лабиринта?

— Да, но с Логрусом получается лучше.

— Будь у тебя возможность, ты мог бы попробовать с обоими, а потом сравнить.

— Зачем?

— У меня и впрямь возникли кое-какие подозрения. Как только проверю, тут же расскажу тебе.

И Колесо-призрак исчезло.

— Вот дерьмо, — сказал я ему вслед и принялся плескать водой в лицо.

Потом я выглянул в окно. Там тихо пролетали снежные хлопья. Из ящика письменного стола я достал ключ. Мне хотелось поскорей избавиться от нескольких вещей. Выйдя в коридор, я не успел сделать и несколько шагов, как услышал знакомый звук. Я прислушался, потом прошел мимо лестницы, и чем ближе подходил к библиотеке, тем объемнее становился звук. К тому времени, как я добрался до длинного коридора, где она находилась, мне стало ясно, что вернулся Рэндом — кто же еще умел так барабанить? А если и умел, кто осмелился бы воспользоваться барабанами Короля? Постояв немного в раздумье, я оставил полуоткрытую дверь библиотеки позади и свернул за угол направо. Моим первым желанием было войти, отдать Рэндому Камень Правосудия и попытаться объяснить, что произошло. Потом вспомнились слова Флоры: честность, прямота и открытость здесь не доведут до добра. Верить ей не очень хотелось, пусть даже она и сформулировала некое общее правило, но мне удалось сообразить, что в данном случае объяснения отнимут уйму времени, а ведь я хотел перейти к другим делам, заняться которыми, кстати, мне могут просто запретить. Коридор привел меня к дальнему входу в обеденный зал, а быстрая проверка показала, что в нем никого нет. Прекрасно. Я припомнил, что с правой стороны зала есть раздвижная панель. Через нее можно попасть в полую часть стены по соседству с библиотекой, отыскать там не то деревянные штифты, не то лесенку и взобраться к потайному ходу на галерею библиотеки. Если же сойти по ней вниз, попадешь к винтовой лестнице, которая приведет в пещеры под Замком. Я надеялся, что мне никогда не придется исследовать эту часть Замка, но сейчас, хорошо зная семейные традиции, решил чуточку пошпионить, потому что, услышав несколько невнятных реплик, донесшихся из-за полуприкрытой двери, понял, что Рэндом там не один. Если знание действительно сила, то мне необходима вся информация, какую только я сумею раздобыть, поскольку последнее время я чувствовал себя очень уязвимым. Панель скользнула в сторону, и вот уже я внутри стены. Отправив вперед свой духовный свет, я вскарабкался наверх и медленно, осторожно отодвинул вторую панель, выходящую на галерею, чувствуя благодарность тому, кто додумался замаскировать ее широким креслом. Из-за его правой ручки можно было следить за всеми, не слишком опасаясь, что тебя обнаружат. Оттуда был хорошо виден северный конец комнаты. Рэндом барабанил, а Мартин, затянутый в кожу, увешанный цепочками, сидел перед ним и слушал. Рэндом вытворял такое, чего я в жизни не видел. Он играл пятью палочками. По одной у него было в каждой руке, по одной зажато под мышками, и одну он держал в зубах. Играя, он жонглировал ими. Та, что была зажата в зубах, оказывалась справа под мышкой, а ее предшественница перекочевывала оттуда в правую руку; палочка, которая была там до нее, отправлялась в левую руку; четвертая уже торчала из-под мышки слева, а та, которая только что была там, уже оказывалась зажатой в зубах, и он ни разу не ошибся. Это гипнотизировало. Я не мог отвести глаз, пока Рэндом не закончил свой номер. «Фьюжн»-барабанщик вряд ли стал бы мечтать о старенькой установке Рэндома — ни прозрачного пластика, ни тарелок размером с боевой щит, ни целого набора тамтамов с парой басов, к тому же она не сияла, как огненное кольцо вокруг Корал. Рэндом обзавелся своей установкой еще до того, как шнуры стали тонкими и нервными, басы сели, а тарелки подцепили акромегалию и стали гудеть.

— Никогда еще такого не видел, — донесся голос Мартина.

Рэндом пожал плечами:

— Немножко повалял дурака. Я выучился этому в тридцатые годы у Фредди Мура, не то в «Виктории», не то в «Виллидж Вэнгард», он тогда играл с Артом Хоудсом и Максом Камински. Забыл, где именно. В варьете тогда еще не было микрофонов, и освещение было скверным. Чтобы держать зал, приходилось вот так выпендриваться или же забавно одеваться.

— Так угождать толпе? Позор!

— Ага, вам, ребята, никому бы и в голову не пришло вырядиться или расшвырять вокруг себя инструменты.

Наступила тишина, а выражения лица Мартина мне никак не удавалась увидеть. Наконец он сказал:

— Я не то имел в виду.

— Я тоже, — ответил Рэндом. Потом три палочки полетели вниз, и он снова заиграл.

Откинувшись назад, я внимательно слушал. И вдруг, ошарашенный, понял, что, кроме барабана, слышу еще и альт-саксофон. Когда я снова посмотрел на них, Мартин по-прежнему стоял ко мне спиной и играл. Наверное, саксофон лежал на полу за стулом. Получалось нечто в духе Ричи Коула, что мне, в общем, понравилось, но немного и удивило. Хотя я и наслаждался их игрой, меня не покидало чувство, что сейчас мне в этой комнате делать нечего. Я осторожно отступил назад, отодвинул панель, вернул ее на место, спустился вниз и, выйдя из стены, решил, что сейчас мне лучше пройти через обеденный зал, чтобы не появляться еще раз у дверей в библиотеку. Еще какое-то время я слышал музыку и очень жалел, что не знаю заклинания, которым Мондор заключает звуки в драгоценные камни, хотя неизвестно, как, скажем, Камень Правосудия отнесся бы к тому, что в него поместили «Блюз Диких». Я собирался пройти по восточному коридору туда, где по соседству с моими апартаментами он вливается в северный коридор, свернуть там налево, подняться по лестнице к королевским покоям, постучаться и вернуть Камень Виале. Я надеялся, что сумею заставить ее выслушать приготовленный мной водопад объяснений и оправданий. О многом можно было бы умолчать: она знает не все и поэтому не станет расспрашивать о деталях. Конечно, в конце концов Рэндом доберется до меня и уж он-то докопается до всего. Но чем позже, тем лучше. Я прошел мимо покоев отца. Ключ был при мне, и позже я рассчитывал здесь остановиться. Но, раз уж я оказался здесь, можно сэкономить время. Я отпер дверь и вошел в комнату. Серебряная роза с бутонами, стоявшая в вазе на туалетном столике, исчезла. Странно. Я шагнул вперед. Из соседней комнаты доносились голоса — слишком тихие, чтобы понять, о чем говорят. Я оцепенел. Может, там и отец! И он не один. Но не могу же я вот так, запросто, ворваться в чужие покои, даже если это покои моего отца. Тем более, что для того, чтобы попасть сюда, мне пришлось раздобыть ключ и отпереть входную дверь. Мне вдруг стало страшно неловко. Захотелось побыстрее уйти. Я отстегнул перевязь с Грейсвандиром. Не смея носить его больше, я повесил меч на одну из торчавших у двери деревянных вешалок рядом с коротким плащом, который заметил только теперь. Потом выскользнул из комнаты и тихо запер за собой дверь. Неловко. Он что же, и вправду все время уходил и приходил, никем не замеченный? Или в его покоях происходит что-то необычное? Мне приходилось иногда слышать пересуды о том, что в некоторых из старых комнат есть двери sab specie spatium. Стоит сообразить, как заставить их работать, и получишь массу дополнительного места для хранения вещей плюс личный вход и выход. Еще одно, о чем мне стоило бы спросить Дворкина. Вдруг и у меня под кроватью завалялась карманная вселенная? Никогда туда, не заглядывал. Я повернулся и быстро пошел прочь. Дойдя до угла, замедлил шаг. Дворкин считал, что от Лабиринта меня защитил Камень Правосудия, который был со мной, если только Лабиринт и впрямь пытался мне навредить. В то же время, если слишком долго носить Камень, он сам может причинить владельцу вред. Значит, Дворкин советовал мне отдохнуть, а потом мысленно пройти через матрицу Камня, чтобы создать себе подобие более могущественной силы, а также обезопасить себя от нападения самого Лабиринта. Нападение Лабиринта — это только предположение. Конечно, всего лишь предположение, и только. Добравшись до пересечения коридоров, я помедлил. Пойти налево — значило оказаться у лестницы, прямо — в своих покоях, которые расположены напротив покоев Бенедикта. По левую руку от меня, наискосок, была гостиная. Я зашел туда, опустился в массивное кресло в углу. Хотелось только одного — разобраться с врагами, помочь друзьям, вычеркнуть свое имя из всех черных списков, в которых оно сейчас было, найти отца и как-нибудь договориться со спящей ти’га. Потом уж можно будет подумать о том, не продолжить ли прерванное странствие. Тут я понял: чтобы все это осуществилось, мне необходимо задать вопрос, уже ставший почти риторическим: хочу ли я посвятить Рэндома в свои дела? Задумавшись о том, как он играет в библиотеке со своим сыном, ставшим почти чужим, я понял, что когда-то Рэндом был весьма вольным, независимым и не слишком приятным малым. Что на самом деле ему вовсе не хотелось править этим прообразом всех миров. Но женитьба, рождение сына и выбор Единорога, кажется, оказали на него большое влияние — углубили характер, укрепили волю. Сейчас у него, похоже, было полно проблем с Кашфой и Бегмой. Не исключено, что он только что совершил убийство и согласился на не слишком выгодный договор, чтобы ни одна из сложных политических сил Золотого Круга не получила преимуществ. И как знать, что и где еще может происходить в его владениях? И нужно ли мне втягивать его в то, с чем отлично можно справиться самому? Ведь, если уж на то пошло, умнее он никогда не был. Напротив, втяни я его в свои дела, может статься, что он наложит на меня ограничения и помешает мне заниматься не терпящими отлагательств текущими делами. Кроме того, есть опасность, что Рэндом, кстати, поднимет вопрос, который год назад мы отложили. Я никогда не присягал на верность Амберу. Меня никто никогда не просил об этом. В конце концов я сын Корвина, пришел в Амбер по своей воле перед тем, как отправиться в Отражение Земля, чтобы некоторое время пожить там. Я часто возвращался сюда и был как-будто в хороших отношениях со всеми. Я действительно не мог понять, почему идея двойного подданства неприемлема для моих родственников. Я бы предпочел, чтобы этот вопрос не возникал. Мысль, что меня силой заставят выбирать между Амбером и Двором, мне не понравилась. Это не удалось ни Единорогу со Змеей, ни Лабиринту с Логрусом, и ни для одной из королевских фамилий делать выбор я тоже не собирался. Так я пришел к выводу, что Виале мою историю нельзя преподносить даже в общих чертах. Любая версия в конце концов потребует полного отчета. Если уж вернуть Камень потихоньку, не объясняя, где он был, никто не станет задавать никаких вопросов, и все обойдется. Если тебя ни о чем не спрашивают, не нужно и лгать. Я еще немного поразмышлял над этим. Что же получится в результате? Я избавлю усталого, озабоченного человека от бремени дополнительных проблем. По большей части дела мои были таковы, что Рэндом не мог бы ничем помочь, да и не должен был бы. Что бы ни происходило между Лабиринтом и Логрусом, оно, кажется, имело значение только как метафизическая проблема. Непонятно, что плохого или хорошего можно извлечь из нее, чтобы потом воспользоваться. А если я замечу какую-то опасность, то всегда смогу рассказать Рэндому всю историю целиком. Ладно. Вот один из приятных моментов в размышлениях. Поразмыслишь — и чувствуешь себя скорее добродетельным, чем виноватым. Я потянулся.

— Призрак? — тихо позвал я.

Ответа не было.

Я полез за Козырями, но стоило дотронуться до них, как по комнате промчалось огненное колесо.

— Так ты услышал меня?

— Я почувствовал, что нужен тебе, — объяснил он.

— Сумеешь ли ты, — спросил я, стаскивая через голову цепочку с Камнем и держа ее в вытянутой руке, — вернуть его в тайник у камина в королевских покоях так, чтобы никто не оказался умней нас?

— Думаю, мне не стоит трогать эту штуку, — ответил Призрак. — Известно, что его структура может сделать с моей.

— О’кей, — сказал я. — Тогда, похоже, я найду способ сделать это сам. Но подошло время проверить одну гипотезу. Если Лабиринт нападет, пожалуйста, попробуй быстро перенести меня в безопасное место.

— Ладно.

Я положил Камень на стоящий неподалеку столик. Примерно через пол минуты мне стало ясно, что я обезопасил себя от смертоносного удара Лабиринта. Я расслабил плечи и глубоко вздохнул. Меня не тронули. Может, Дворкин был прав, и Лабиринт оставит меня в покое? К тому же он сказал, что теперь я сумею вызывать в Камне Лабиринт — так же, как вызываю Знак Логруса. Кое-какие чудеса с помощью Лабиринта можно было сотворить только так. Хотя у Дворкина не было времени проинструктировать меня, как это делается. Я решил, что с этим можно подождать. Как раз сейчас у меня не было настроения общаться с Лабиринтом ни в одном из его воплощений.

— Эй, Лабиринт, — сказал я, — Ничья?

Ответа не последовало.

— По-моему, он сознает, что ты здесь, и понимает, что ты сейчас сделал, — сказал Призрак. — Я чувствую его присутствие. Может, ты уже сорвался с крючка.

— Может быть, — ответил я, вытаскивая Козыри и пролистывая их.

— С кем бы тебе хотелось связаться? — спросил Призрак.

— Любопытно, как там Люк, — сказал я. — Хотелось бы посмотреть, все ли с ним в порядке. Где Мондор, тоже любопытно. Допустим, ты отправил его в безопасное место…

— Лучше и быть не может, — ответил Призрак. — Как и королеву Ясру. Она тебе тоже нужна?

— Вообще нет. Фактически, они оба мне не нужны. Просто хотелось посмотреть…

Я еще говорил, а Призрак мигнул и исчез. Уверенности, что такая готовность угодить означает, что он настроен не так воинственно, как раньше, у меня не было. Вытащив карту Люка, я сосредоточился на ней. Кто-то прошел по коридору мимо моей двери. Ничего не было видно, но я почувствовал, что Люк меня слышит.

— Люк, слышишь меня? — спросил я.

— Ага, — откликнулся он. — С тобой все нормально, Мерлин?

— Да, — ответил я. — А ты как? В изрядную же драку ты…

— У меня все отлично.

— Я слышу твой голос, но не вижу ни зги.

— Козыри затемнены. Не знаешь, как это делается?

— Никогда этим не занимался. Придется тебе иногда учить меня. Э-э… кстати, а почему они затемнены?

— Кто-нибудь может войти в контакт и догадаться, что я намерен делать.

— Если ты собираешься организовать рейд коммандо в Амбер, я окажусь по уши в дерьме.

— Да ладно тебе! Ты же знаешь, я поклялся! Это не то.

— Я думал, ты пленник Далта.

— Мой статус не изменился.

— Черт, один раз он чуть не убил тебя, а в другой раз чуть не вышиб из тебя дух вон.

— В первый раз он наткнулся на старинное берсеркерское заклятие, которое Шару оставил в качестве ловушки, второй раз речь шла о делах. Все будет о’кей. Но сейчас то, что я собираюсь делать, секрет, и мне пора бежать. Пока.

И Люк исчез. Шаги замерли, в соседнюю дверь постучали. Через некоторое время она открылась, потом закрылась.

Никакого обмена репликами слышно не было. Происходило это неподалеку от меня, а поскольку две ближайшие комнаты принадлежали нам с Бенедиктом, я ничего не понимал. Я был совершенно уверен, что Бенедикта в его комнате нет, и вспомнил, что, выходя, не запер свою дверь. Значит… Забрав Камень Правосудия, я пересек комнату и вышел в холл. Проверил дверь Бенедикта — заперто. Оглядев протянувшийся с севера на юг коридор, я вернулся к лестнице проверить, что там. Никого не было видно. Тогда я вернулся к своим дверям и немного постоял, прислушиваясь. Оттуда не доносилось ни звука. И тут я вспомнил, что комнаты Жерара, выходившие в боковой коридор, и комнаты Бранда находятся позади моих. Рэндом завел новую моду все перестраивать и заново украшать, подумал я, так не вышибить ли стену, добавив к своим покоям комнаты Бранда? Площадь получилась бы недурная. Однако слухи о живущих у него привидениях и стенания, которые иногда доносились ко мне ночью через стену, охладили меня. Я постучал и в дверь Бранда, и в дверь Жерара и под конец попробовал войти. Никакого ответа, обе двери заперты. Ситуация становилась все непонятнее. Стоило мне дотронуться до двери Бранда, как Фракир быстро сжался, но, хотя я тут же насторожился, ничего не случилось. Я готов был пренебречь тем, что он, мешая мне, реагирует так на остатки жутких заклинаний, которые время от времени, болтаясь неподалёку отсюда, попадались на глаза, и тут заметил: Камень Правосудия мигает красным светом. Приподняв цепочку, я пристально вгляделся внутрь. Да, возникли очертания холла за углом, двух моих дверей, можно было рассмотреть даже украшение между ними. Дверь слева, та, что вела ко мне в спальню, была как будто очерчена красным пульсирующим светом. Означало ли это, что следует ее остерегаться, или, наоборот, надо было поскорей ворваться туда? Вот в чем беда с мистическими советами — никогда ничего не знаешь наверняка. Я пошел назад и снова свернул за угол. На этот раз самоцвет, видимо, ощутил мои колебания и показал, мне в своей глубине меня самого. Я подошел и отворил дверь, которую указал мне Камень. Конечно, запертой оказалась именно она… Нащупывая ключ, я думал, что даже не смогу ворваться туда с обнаженным мечом, ведь я только что остался без Грейсвандира. Повернув ключ, я распахнул дверь и услышал, как женский голос вскрикнул:

— Мерль!

Это была Корал. Она стояла у постели, на которой полулежала ее мнимая сестра ти’га. Корал поспешно сунула руку ей под спину. — Ты… э-э… застал меня врасплох.

— Вот уж нет, — ответил я, помня о том, что в языке Тари этому моему «нет» эквивалентом служит ЕСТЬ. — В чем дело, леди?

— Я вернулась сказать тебе, что нашла отца и успокоила его историей про Коридор Зеркал — помнишь, ты рассказывал? А тут на самом деле есть такое место?

— Да. Правда, ни в одном путеводителе его не найдешь он то появится, то исчезнет. Итак, твой — отец успокоился?

— Угу. Но теперь он не может понять, куда делась Найда.

— Это уже сложнее.

— Да.

Она краснела, на меня смотрела неохотно, и к тому же, кажется, сознавала, что я заметил, как ей неловко.

— Я сказала, что, может быть, Найда пошла исследовать Замок, — продолжала она, — и что я расспрошу о ней.

— М-м.

Я перевел взгляд на Найду. Тут же шагнув вперед, Корал легонько прижалась ко мне, взяла за плечо и притянула поближе к себе.

— Я думала, ты собираешься спать, — сказала она.

— Да, собирался. И поспал. И только что возвратился издалека.

— Не понимаю.

— Временные линии, — объяснил я. — Сэкономил время. И уже отдохнул.

— Прелестно, — сказала Корал, касаясь губами моих губ. — Я рада, что силы вернулись к тебе.

— Корал, — сказал я, обняв ее и тут же разжав объятия, — нечего сажать меня в лужу. Ты ведь знала, когда уходила, что я умираю от усталости. С чего же ты взяла, что, если вернешься так скоро, я уже успею прийти в себя?

Поймав левое запястье Корал у нее за спиной, я дернул, ее руку к себе. Корал оказалась на удивление сильной. Но я и не пытался разжать ее пальцы, и так было видно, что у нее в руке один из металлических шариков, которыми Мондор пользовался, чтобы наложить заклятие без подготовки. Я выпустил ее руку, но Корал не отстранилась.

— Могу объяснить, — сказала она, встретив, наконец, мой взгляд и не отводя своего.

— Да надо бы, — кивнул я. — И хочется, чтобы ты сделала это побыстрее.

— Не исключено, что россказни о смерти Найды и демоне, вселившемся в ее тело, которые ты слышал, правда, — продолжала она. — Но в последнее время мы с ней хорошо ладили. Сестра, наконец, стала такой, какой я всегда хотела ее видеть. Потом ты вернул меня сюда, я, увидев ее спящей, не знала, что ты собираешься сделать с ней на самом деле…

— Хочу, чтобы ты знала, Корал, я не причиню ей вреда, — перебил я. — Я в большом долгу перед ней… перед ним… Она, наверное, не раз спасала мне жизнь на Отражении Земля. Пока она здесь, за нее нечего бояться.

Корал наклонила голову и сощурилась.

— Из того, что ты наговорил, — сказала она, — понять это было невозможно. Я вернулась, надеясь, что ты крепко спишь, и я смогу снять заклятие, или, хотя бы, поговорить с ней. Хотелось самой выяснить, она моя настоящая сестра или нечто иное.

Я вздохнул, протянул руку, чтобы погладить Корал по плечу, и только тут заметил, что до сих пор сжимаю в ней Камень Правосудия. Тогда другой, свободной рукой, я взял ее повыше локтя и заглянул ей в глаза.

— Послушай, я понимаю. С моей стороны было бестактно, ничего не объясняя, показать тебе сестру, которая вот так лежит. Могу оправдаться только своей усталостью и попросить прощения. Даю слово, она не испытывает боли. Но действительно не хочется устраивать сейчас неразбериху с заклятиями. Не я же их наложил…

Тут Найда слабо застонала. Я несколько минут внимательно наблюдал за ней, но на этом все и кончилось.

— Металлический шарик ты выдернула из воздуха? — спросил я. — Не помню, чтобы я видел шарик для последнего заклятая.

Корал покачала головой.

— Он лежал у нее на груди, прикрытый рукой.

— Как ты догадалась заглянуть туда?

— Просто поза выглядела неестественной. Вот и все. На.

Она протянула шарик мне. Я взял его и взвесил на правой ладони. Кто знает, как эта штука работает. Металлические шарики для Мондора были тем же, чем для меня Фракир, — инструментом, при помощи которого только он мог творить чудеса: шарик был выкован из его подсознания в самом сердце Логруса.

— Что, собираешься положить его обратно? — спросила Корал.

— Нет, — ответил я. — Я уже говорил, заклятие — не моих рук дело. Неизвестно, как оно срабатывает, и я не буду валять дурака из-за него.

Найда, так и не открыв глаза, прошептала:

— Мерлин?

— Лучше нам пойти поговорить в соседнюю комнату, — обратился я к Корал. — Но сперва я наложу на нее собственное заклятие. Просто усыплю ее.

Позади Корал воздух замерцал и закружился, и догадавшись, должно быть, по моим вытаращенным глазам, что происходит что-то необычное, она обернулась:

— Мерль, что это? — спросила она, отступая, когда начала появляться золотая дуга.

— Призрак? — спросил я.

— Точно, — ответил он. — Там, где я оставил Ясру ее нет. Но твоего брата я доставил.

Внезапно появился Мондор, по-прежнему в черном, с шапкой густых серебряно-белых волос. Он поглядел на Корал с Найдой, сосредоточил взгляд на мне, улыбнулся и шагнул вперед. Потом увидел что-то поодаль и остановился. Глаза у него буквально вылезли из орбит. Никогда еще я не видел у Мондора такого испуганного лица.

— Кровавый Глаз Хаоса! — воскликнул он, жестом вызывая защитный экран. — Как ты добрался до него?

Он на шаг отступил. Дуга немедленно сомкнулась, превратившись в каллиграфическое, напоминающее золотой листок «О», и Призрак скользнул по комнате, чтобы вырасти за моим правым плечом. Вдруг Найда села на постели, бросая по сторонам безумные взоры.

— Мерлин! — крикнула она. — С тобой все в порядке?

— Более-менее, — ответил я. — Беспокоиться нечего. Не волнуйся. Все хорошо.

— Кто нарушил мое заклятие? — грозно спросил Мондор, когда Найда спустила ноги с кровати. И, Корал съежилась от страха.

— Это что-то вроде несчастного случая, — сказал я.

Я разжал пальцы правой руки. Металлический шарик тут же поднялся в воздух и пулей понесся к Мондору, чуть не задев Корал, которая вытянула руки, приняв обычную оборонительную позу воина, хотя она, казалось, точно не знает, от кого или от чего ей следует защищаться. Поэтому она оборачивалась то к Мондору, то к Найде, то к Призраку, и снова…

— Корал, успокойся, — сказал я. — Опасность тебе не грозит.

— Левый глаз Змеи! — закричала Найда. — О, Не Имеющий Формы, освободи меня, и в залог я отдам свой!

Как раз в это время Фракир предупредил меня, что не все хорошо, — на случай, если я сам не заметил этого.

— Да что, черт побери, происходит? — заорал я.

Одним прыжком Найда вскочила и с той неестественной силой, что присуща демонам, выхватила из моей руки Камень Правосудия, оттолкнула меня в сторону и вылетела в коридор. Я опешил от неожиданности, потом пришел в себя и крикнул:

— Держите ти’га!

Мимо меня молнией пронеслось Колесо-призрак, а за ним летели шарики Мондора.

Я выскочил в коридор и побежал за ти’га. Может, она бегает быстро, но и я не лыком шит.

— Я думал, ты должна защищать меня! — крикнул я ей вдогонку.

— Глаз Змеи, — ответила она, — важнее того, что мне велела твоя мать.

— Что? Моя мать?

— Она наложила на меня заклятие, чтобы я заботилась о тебе, когда ты пошел в школу, — ответила ти’га. — Но Камень снимает заклятие! Наконец я свободна!

— Черт! — выругался я.

Потом, когда она оказалась около лестницы, перед ней появился Знак Логруса — он был больше всех, какие только мне случалось вызывать. Заполнив коридор от стены до стены, он клубился, расползался, плевался огнем, вытягивал отростки, а вокруг него красным туманом плавала угроза. Чтобы объявиться таким манером в Амбере, на территории Лабиринта, требовалась определенная доля нахальства, поэтому стало ясно: ставки высоки.

— Прими меня, о Логрус! — закричала ти’га.. — Я несу Глаз Змеи.

И Логрус раскрылся, в его середине образовался огненный тоннель. До меня дошло, что другим концом он открывается не ко мне в коридор. Но тут Найда остановилась, неожиданно наткнувшись на стеклянную перегородку, и застыла в растерянности. Вокруг нее описывали круги три блестящие сферы Мондора. Меня сбило с ног, прижало к стене спиной. Я защитил рукой голову на случай, если сверху что-нибудь свалится. Позади меня, совсем рядом, появился образ Лабиринта, ничуть не меньше Знака Логруса. Они были на одинаковом расстоянии от Найды, один позади нее, другой впереди. Они замерли. А леди, или ти’га, а вместе с ней и я оказались, так сказать, между ними, как между двумя полюсами существования — Хаосом и Порядком. Вокруг Лабиринта все светлело, словно солнечным утром, а с другой стороны, там, где был Знак Логруса, сгущались зловещие сумерки. Неужели они снова хотят сыграть в «Бум-Хряп» по-крупному, опять сделав меня невольным свидетелем? — недоумевал я.

— Э-э… ваши сиятельства, — начал я, чувствуя, что обязан попытаться отговорить их, и жалея, что я — не Люк, как раз он-то и способен на такой подвиг. — Сейчас самое подходящее время обратиться к беспристрастному судье, и стоит только поразмыслить, получится, что в этом смысле у меня уникальные способности…

— Золотое кольцо — я знал, что это Кольцо-призрак, — внезапно упав на голову Найды, вытянулось до полу так, что получилась труба. Призрак вписался в орбиты шариков Мондора и, должно быть, ухитрился изолировать себя от движущих ими сил, потому что шарики сбавили скорость, заколебались из стороны в сторону и, наконец, упали на пол. Два ударились о стену неподалеку от меня, а один скатился вниз по лестнице и покатился дальше. Знаки Логруса и Лабиринта начали сближаться, и я быстро пополз, чтобы держаться впереди Лабиринта.

— Ближе не подходите, ребята, — вдруг заявило Колесо-призрак. — Невозможно описать, что я могу натворить, если заставите меня нервничать сильней, чем сейчас.

И Лабиринт, и Логрус приостановились. Спереди, из-за угла, донесся пьяный голос Дронны, громко распевавшего какую-то непристойную балладу. Он шел в нашу сторону. Потом наступила тишина. Через несколько минут он затянул «Скалы веков», голос звучал уже слабее. Потом не стало слышно и его, последовал тяжелый удар, звон бьющегося стекла, и он упал. Тут мне пришло в голову, что с такого расстояния я мог бы сознанием дотянуться до Камня. Но что мне это дало бы, тем более, что четверо сходящихся противников не были людьми? Я почувствовал, как кто-то вызывает меня через Козырь.

— Да? — прошептал я.

Тогда зазвучал голос Дворкина:

— Какую бы власть ты не имел над этой штукой, используй ее, чтобы Камень не попал к Логрусу.

Именно в этот момент из красного тоннеля раздался скрипучий голос, тембр которого менялся, как будто от слога к слогу говорили поочередно мужчина и женщина:

— Верни Глаз Хаоса. Давным-давно Единорог отобрал его у Змеи во время поединка. Похитил его. Верни Камень. Верни.

Являвшееся мне в Лабиринте голубое лицо в этот раз не показалось, но знакомый с тех самых пор голос ответил:

— За него уплачено болью и кровью. Право собственности перешло к нам.

— Камень Правосудия, Глаз Хаоса, Глаз Змеи — это разные названия одного и того же самоцвета? — спросил я.

— Да, — ответил Дворкин.

— Что будет, если Змея получит свой глаз обратно?

— Вероятно, Вселенной придет конец.

— О, — только и мог вымолвить я.

— Что вы предложите мне за него? — спросил Призрак.

— До чего же пылкая конструкция, — нараспев заметил Лабиринт.

— Ах ты, прыткий артефакт, — завопил Логрус.

— Поберегите комплименты, — сказал Призрак, — и дайте мне то, чего я хочу.

— Мне ничего не стоит вырвать его у тебя, — отозвался Лабиринт.

— А мне — разорвать тебя в клочки и развеять их, — заявил Логрус.

— Вы оба ничего не сделаете, — ответил Призрак, — потому что, сосредоточь вы свое внимание и энергию на мне, — окажетесь уязвимыми друг для друга.

У меня в голове раздался смешок Дворкина.

— Скажите, зачем вообще нужен этот спор, — продолжал Призрак, — ведь прошло столько времени с тех пор, как он разгорелся в прошлом.

— Из-за того, что недавно сделал этот перебежчик, равновесие сместилось в пользу Лабиринта, — ответил Логрус, и над моей головой полыхнуло — наверное, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кто этот вышеупомянутый перебежчик.

Почувствовав запах паленых волос, я отвел от себя огонь.

— Минуточку! — закричал я. — Выбирать было особенно не из чего!

— Но слово было за тобой, — взвыл Логрус, — и ты выбрал.

— Действительно, он сделал выбор, — отозвался Лабиринт, — но это только восстановило равновесие, нарушенное тобой в свою пользу.

— Восстановило? Ты сместил его в свою пользу! Вдобавок перевес оказался на моей стороне случайно, спасибо отцу этого предателя, — последовала еще одна шаровая молния, и я опять отвел ее. — Я тут ни при чем!

— Вероятно, без твоего наущения не обошлось.

— Если сумеешь принести мне Камень, — сказал Дворкин, — можно будет убрать его за пределы досягаемости обоих до тех пор, пока не решится этот спор.

— Не знаю, сумею ли я заполучить его, но при случае попробую, — пообещал я ему.

— Отдай Камень мне, — говорил Логрус Призраку, — и я тебя заберу с собой, ты станешь моим Первым Приближенным.

— Ты — процессор данных, — соблазнял его Лабиринт. — И я дам тебе звание, которым не владеет никто во всем Отражении.

— Я дам тебе могущество, — перебил его Логрус.

— Неинтересно, — ответил им Призрак, золотой цилиндр закрутился и исчез.

Пропало все — и Камень, и девушка. Логрус в бешенстве взвыл, Лабиринт зарычал, и Знаки обеих Сил ринулись навстречу друг другу, чтобы столкнуться где-то неподалеку от комнаты Блейза. Я воспользовался всеми защитными заклинаниями, какие только знал. Чувствовалось, Мондор позади меня сделал то же самое. Я прикрыл голову руками и подтянул колени к груди. Вокруг все сотряслось, было очень светло, но не доносилось ни звука. Я падал. Куски древних замковых камней сыпались на меня со всех сторон. Я понимал, что влип по уши и, может быть, вот-вот умру, так и не получив возможности показать, как могу проникать в природу вещей. Лабиринт пекся о детях Амбера не больше, чем Логрус о детях Двора Хаоса. Борьба шла за космические принципы. Сила Единорога встретилась с силой Змеи! А Лабиринт с Логрусом были всего лишь геометрическими проявлениями двух этих миров. Им не было дела до нас с Корал, до Мондора, наверное, даже до Оберона или самого Дворкина. Мы были пустым местом, в крайнем случае — их орудиями, иногда надоедливыми, так что при случае можно было нас использовать, а если обстоятельства оправдывали это, то и уничтожить.

— Дай руку, — сказал Дворкин, и я увидел его, словно при Козырном контакте. Я дотянулся к нему… и свалился у ног Дворкина на расстеленный на казенном полу пестрый ковер, в тон самой комнате без окон, которую однажды описал мне отец. Она была полна книг и экзотических вещей, ее освещали висевшие в воздухе чаши с огнем, но что их поддерживает, не было видно.

— Спасибо, — сказал я, медленно поднимаясь, отряхиваясь и растирая ушибленное бедро.

— Уловил касание твоих мыслей, — сказал он. — Наверное, не все, а только часть их.

— Уверен. Иногда мне нравится то, что мои мысли можно прочесть. А сейчас я думал о том, сколько из того, о чем они спорили, соответствует истине.

— В их понимании — все, — стал объяснять Дворкин, — недоразумения получаются из-за того, как они толкуют действия друг друга. Кроме того, каждый из них не прочь сделать шаг назад или спрятаться за благовидный предлог. Например. Так как поломки Лабиринта усиливают Логрус, то не исключено, что именно поэтому Логрус влиял на поступки Бранда, стремившегося уничтожить Лабиринт. Но Логрус тут же мог объявить, что действия Бранда — это возмездие за День его Сломанных Отростков, хотя День этот был много веков назад. Понимаешь?

— Никогда не слыхал о нем, — сказал я.

Он пожал плечами:

— Неудивительно. Важно это было только для них. Я вот о чем: спорить так, как делают это они, значит держать путь прямиком к более ранней стадии развития, к первопричинам, доверять которым никогда не стоит.

— И каков же ответ?

— Ответ? Мы не в школе. Эти ответы имеют значение только для философов, на практике их не применишь.

Он налил из серебряной фляги в маленькую чашечку зеленой жидкости и передал ее мне.

— Выпей.

— Для меня еще рановато.

— Оно не освежает, а лечит, — объяснил Дворкин. — Не знаю, чувствуешь ли ты или нет, но состояние твое близко к шоку.

Я залпом проглотил обжигающее, словно ликер, питье. Следующие несколько минут ушли на то, чтобы расслабиться.

— Корал, Мондор, — едва ворочая языком, сказал я.

По знаку Дворкина светящийся шар спустился и приблизился к нам. Смутно знакомым движением Дворкин начертил в воздухе знак, и вокруг меня образовалось нечто наподобие Знака Логруса, только без Логруса. Внутри шара появилась картина. Тот длинный участок коридора, в котором произошло столкновение могучих сил, был уничтожен вместе с лестницей, покоями Бенедикта да и комнаты Жерара наверное, не уцелели. Еще недоставало комнаты Блейза, части моих покоев, гостиной, где я недавно сидел, и северо-восточного угла библиотеки. Пол и потолок тоже исчезли. Внизу виднелась разрушенная кухня и учебный манеж: другая сторона дворца тоже пострадала. Подняв взгляд, — волшебный шар был удивительно любезен, — я смог увидеть небо: значит, пройдя по третьему и четвертому этажам, взрыв мог повредить и королевские апартаменты вместе с лестницей наверху, возможно, разрушена и лаборатория. На краю бездны, неподалеку от того места, которое до взрыва было частью покоев не то Блейза, не то Жерара, стоял, засунув руку под широкий черный пояс, Мондор — как пить дать, правая рука у него была сломана, Слева ему на плечо тяжело опиралась Корал, ее лицо было окровавлено. Не уверен, что она сознавала, что происходит. Левой рукой Мондор поддерживал ее за талию, а вокруг них летал металлический шарик. Наискосок от провала, у входа в библиотеку, на тяжелой поперечной балке стоял Рэндом. Мне показалось, что чуть поодаль, внизу, на невысоком стеллаже устроился Мартин. Он так и держал свой сакс. Рэндом, похоже, был не на шутку взволнован и, кажется, кричал.

— Звук! Звук! — сказал я.

Дворкин махнул рукой.

— …ертов Хаосский лорд взрывает мой дворец! — кричал Рэндом.

— Ваше Величество, леди ранена, — сообщил Мондор.

Рэндом провел рукой по лицу, потом взглянул наверх.

— Может, нетрудно будет переправить ее в мои покои. Виала весьма искусна в некоторых видах врачевания, — сказал он уже потише. — Я, кстати, тоже.

— Только скажите, Ваше Высочество, где они находятся?

Рэндом склонился к нему, указывая наверх.

— Дверь, чтобы войти, тебе, пожалуй, не требуется, но вот цела ли лестница, которая ведет туда, не знаю.

— Лестницу я сделаю, — сказал Мондор, и к нему стремительно подлетели еще два шарика. Они чертили странные орбиты вокруг Мондора и Корал. Немного погодя шарики поднялись в воздух и медленно поплыли к пролому, на который указал Рэндом.

— Я скоро приду, — крикнул Рэндом им вслед. Он оглядел развал, вконец расстроившись, поник головой и тоже ушел.

Дворкин предложил мне еще одну порцию зеленого снадобья, и я не стал отказываться. Кроме всего прочего оно, наверное, действовало и как успокоительное.

— Надо пойти к ней, — сказал я ему. — Эта леди мне нравится, и хотелось бы убедиться, что с ней все в порядке.

— Ну, разумеется, я могу отправить тебя к ним, — сказал Дворкин, — но, по-моему, нет ничего, что для нее мог бы сделать ты и не сумели бы остальные. Куда полезнее будет, если это время ты потратишь на поиски своего странствующего создания — Колеса-призрака. Надо убедить его вернуть Камень Правосудия.

— Согласен, — признал я. — Но сначала я хочу видеть Корал.

— Если ты появишься, могут возникнуть серьезные осложнения, — предупредил он, — от тебя могут потребовать объяснений.

— Неважно, — махнул я рукой.

— Хорошо. Тогда минутку.

Дворкин отошел и снял со стены палочку в чехле — она висела там на колышке. Подвесив чехол к поясу, он прошел через комнату к шкафу с выдвижными ящиками, извлек оттуда кожаный футляр, который тут же исчез в недрах его кармана. Маленькая коробочка для драгоценностей беззвучно пропала в его рукаве.

— Сюда, — обратился он ко мне, взяв меня за руку.

Мы развернулись и направились в самый темный угол, где висело высокое зеркало в необычной раме, которого я до сих пор не замечал. Отражало оно странно: комната за нашими спинами виднелась четко, но чем ближе мы оказывались к зеркальной поверхности, тем все более размытым становилось отражение. Я решил, что будет, то будет. И все-таки напрягся, когда Дворкин, на шаг опережавший меня, прошел сквозь туманную поверхность зеркала, рванув меня за собой. Я споткнулся, а равновесие восстановил, когда пришел в себя на уцелевшей половине королевских покоев перед декоративным зеркалом. Живо протянув назад руку, я тронул его кончиками пальцев, но поверхность его была твердой. Передо мной стояла низенькая, сгорбленная фигурка Дворкина. Он так и не выпустил мою руку. Скользнув взглядом мимо его профиля, который был отдаленной карикатурой на меня самого, я увидел, что кровать сдвинута на восточную сторону, подальше от разрушенного угла и большого пролома, на месте которого раньше был пол. Возле края постели, что был ближе к нам, стояли Рэндом с Виалой. Они разглядывали Корал, распростертую на стеганом покрывале, она была без сознания. Рядом, в массивном кресле восседал Мондор, наблюдавший за их действиями. Он первым заметил наше появление и кивнул мне.

— Как… она? — спросил я.

— Сотрясение мозга, — ответил Мондор, — и поврежден правый глаз.

Рэндом обернулся. Не знаю, что уж он собирался мне сказать, но когда понял, кто стоит рядом со мной, слова замерли у него на губах.

— Дворкин! — выговорил он. — Как долго! Я не знал, жив ли ты еще. Ты… в порядке?

Карлик ухмыльнулся:

— Я понял, о чем ты, — и поступаю и веду себя вполне разумно. А сейчас я хотел бы осмотреть эту леди.

— Конечно, — отозвался Рэндом и посторонился.

— Мерлин, — позвал Дворкин, — посмотри, можно ли разыскать это твое создание, Колесо-призрак, и попроси его вернуть артефакт, который он одолжил.

— Ясно, — сказал я и полез за Козырями.

Миг — и я уже вышел на связь.

— Папа, несколько минут назад я почувствовал, что нужен тебе.

— Камень-то у тебя или нет?

— Да, я только что с ним закончил.

— Закончил?

— Закончил его использовать.

— Как же ты… использовал его?

— Из твоих слов я понял, если пропустить сквозь него чье-нибудь сознание, это дает некоторую защиту от Лабиринта, и задумался, сработает ли это в случае такого идеально синтетического существа, как я.

— «Идеально синтетический» — хороший термин. Откуда это?

— Я сам создал его, подыскивая наиболее точное определение.

— Подозреваю, что тебя он отвергнет.

— Нет.

— Так ты и вправду прошел через эту штуку весь путь?

— Да.

— И как он повлиял на тебя?

— Трудно оценить. Изменилось мое восприятие. Объяснить сложно… Что бы это ни было, это — штука тонкая.

— Прелестно. Теперь ты можешь пропускать свое сознание через Камень с некоторого расстояния?

— Да.

— Вот кончатся все наши теперешние неприятности, и я проверю тебя еще раз.

— Самому интересно, что изменилось.

— Ну, сейчас Камень нужен нам здесь.

— Иду.

Воздух передо мной замерцал. Колесо-призрак возникло в виде серебряного кольца, в центре которого находился Камень Правосудия. Я подставил ладонь чашечкой, подхватил его и отнес Дворкину, который, получив самоцвет, даже не взглянул на меня. Посмотрев вниз, на лицо Корал, я быстро отвел глаза. Лучше бы мне его не видеть. Я вернулся к Призраку.

— Где Найда? — спросил я.

— Бог ее знает, — ответил он. — Около хрустальной пещеры она попросила оставить ее. После того, конечно, как я отнял у нее Камень.

— Что она делала?

— Плакала.

— Почему?

— По-моему, потому, что обе миссии, которые Найда считала главными в жизни, пошли прахом. Ей вменили в обязанность охранять тебя, а потом шальной случай дал ей возможность завладеть Камнем, и это освободило ее от изначальных распоряжений. Вот что произошло на самом деле, а я лишил ее Камня. Теперь ее не держит ни то, ни другое.

— Но она, наконец, свободна и, скорее всего, почувствует себя счастливой. Оба своих занятия она выбрала не сама. Теперь ей можно вернуться к тому, чем заняты свободные демоны за Рмуоллом.

— Не совсем так, папа.

— То есть?

— Она, кажется, застряла в этом теле. Совершенно ясно, что она не может просто покинуть его, как прочие тела, которыми пользовалась. Отчасти из-за того, что в нем нет настоящего жильца.

— Я полагаю, она могла бы… э-э… покончить с собой и освободиться.

— Я предлагал ей это, но она не уверена, получится ли. Она сейчас настолько связана с телом Найды, что может просто погибнуть вместе с ним.

— Так она все еще где-то возле пещеры?

— Нет. Она не потеряла силы ти’га, которая делает ее волшебным существом. Наверное, пока я в пещере экспериментировал с Камнем, она просто пошла куда-то в Отражение.

— Почему ты экспериментировал в пещере?

— Если тебе надо сделать что-нибудь тайком, ты ведь отправляешься туда, верно?

— Да. А как же удалось добраться до тебя с помощью Козыря?

— Я уже давно закончил эксперимент и покинул пещеру. Когда ты позвал меня, я как раз был занят тем, что искал ти’га.

— По-моему, тебе лучше еще поискать ее.

— Почему?

— Потому что я с давних пор в большом долгу перед, ней, даже если она занималась мной по указке моей матери.

— Конечно. Не знаю только, получится ли. Выследить волшебное создание не так-то легко, другое дело — смертные.

— Как бы там ни было, попробуй. Хотелось бы знать, куда она отправилась и нельзя ли что-нибудь для нее сделать. Вдруг да пригодится твоя новая ориентация?

— Посмотрим, — ответил он и мигом исчез.

Я тяжело опустился на пол. Интересно, как это примет Оркуз? Одна дочь покалечена, а во вторую вселился демон, и она бродит где-то в Отражениях. Я присел на кровать и прислонился к креслу Мондора. Тот протянул здоровую руку и похлопал меня по плечу.

— Не думаю, что в мире Отражений ты научился вправлять кости, а? — спросил он.

— Боюсь, что нет, — ответил я.

— Жаль. Остается только ждать своей очереди.

— Можно куда-нибудь козырнуть тебя, пусть там как следует о тебе позаботятся, — сказал я и полез за картами.

— Нет, — сказал он. — Хочу посмотреть, чем тут дело кончится.

Пока он говорил, я заметил, что Рэндом изо всех сил пытается установить козырную связь. Виала стояла рядом, словно защищала его от пролома в стене и от того, что могло бы из него появиться. Дворкин продолжал трудиться над лицом Корал, заслоняя ее, чтобы никто не видел, что он делает.

— Мондор, — сказал я, — знаешь, это мать послала ти’га заботиться обо мне.

— Да, — отозвался он, — когда ты выходил из комнаты, она рассказала мне обо всем. Заклятие, кроме всего прочего, не позволяло ей признаться в этом.

— Она торчала тут просто, чтобы оберегать меня, или заодно шпионила за мной?

— Кто знает. Такой вопрос у нас не возникал. Но, похоже, ее страхи были небеспочвенны. Тебе грозила опасность.

— Думаешь, Дара знала про Люка с Ясрой?

Он хотел было пожать плечами, но вместо этого поморщился и задумался.

— Опять-таки — кто знает? Если так, то на следующий вопрос, откуда она про них узнала, я тоже не отвечу. Ясно?

— Ясно.

Закончив с кем-то разговор, Рэндом закрыл Козырь. Потом обернулся и некоторое время не отрываясь смотрел на Виалу. Вид у него был такой, словно, собравшись что-то сказать, он подумал, промолчал и перевел взгляд на меня. Тут я услышал, как стонет Корал, и, поднимаясь, отвел глаза.

— Минутку, Мерлин, — сказал Рэндом. — Успеешь удрать.

Я встретил его взгляд. Трудно сказать, был ли он гневным, или же в нем светилось любопытство, — нахмуренные брови и сузившиеся глаза могли означать, что угодно.

— Сэр? — сказал я.

Он подошел, взял меня за локоть и развернул спиной к кровати, уводя к двери в соседнюю комнату.

— Виала, я займу на несколько минут твою мастерскую, — сказал Рэндом.

— Конечно, — отозвалась она.

Он впустил меня и затворил двери. У противоположной стены упал и разбился бюст Жерара. Рабочую площадку в дальнем конце мастерской занимало многоногое морское животное, каких я никогда не видел, — весьма вероятно, ее новая работа.

Неожиданно Рэндом повернулся ко мне:

— Ты следишь за положением дел между Кашфой и Бегмой?

— Более или менее, — ответил я. — Вчера вечером Билл вкратце ввел меня в курс дела. Эреньор и все такое.

— А он сказал тебе, что мы собираемся принять Кашфу в Золотой Круг и решить проблему Эреньора, признав право Кашфы на эту часть земель?

Мне не понравилось, как был задан вопрос, и не хотелось впутывать в неприятности Билла. Похоже, на момент нашего с ним разговора это все еще было тайной. Поэтому я сказал:

— Боюсь, всех подробностей я не помню.

— Да, мы намеревались поступить именно так, — сказал Рэндом. — Обычно мы не даем подобных обязательств — таких, которые позволяют иметь одной из заключивших договор сторон преимущества за счет другой. Но Аркане, герцог Шадбернский, застал нас… ну, врасплох, что ли. Он как глава государства подходил нам больше, и теперь, когда мы избавились от этой рыжей стервы, я уже готовил ему путь на трон. Все-таки, раз уж он воспользовался случаем взойти на престол после того, как право наследования было нарушено дважды, то знал, что отчасти может на меня положиться, и потребовал Эреньор, ну, я и отдал ему его.

— Все понятно, — сказал — кроме одного, — при чем тут я.

Он повернул голову, изучая меня.

— Коронация должна была состояться сегодня. Я, честно говоря, собирался чуть позже переодеться и козырнуться туда…

— Вы употребляете прошедшее время, — заметил я, чтобы заполнить возникшую паузу.

— Вот именно, вот именно, — пробормотал он, отворачиваясь. Потом сделал несколько шагов, поставил ногу на обломок разбитой статуи и снова обернулся. — Милейший герцог теперь или мертв, или в плену.

— И коронации не будет? — спросил я.

— Напротив, — сказал Рэндом, продолжая разглядывать меня.

— Сдаюсь, — сказал я. — Скажите, что происходит?

— Сегодня на рассвете была предпринята удачная атака.

— На Дворец?

— Может быть, и на Дворец тоже. Но атаку подкрепили воинскими силами извне.

— А что в это время делал Бенедикт?

— Вчера, как раз перед тем, как вернуться домой, я приказал ему отвести войска. Положение казалось стабильным, и мы сочли, что нехорошо, если во время коронации там будут находиться войска Амбера.

— Верно, — сказал я. — И вот, стоило Бенедикту убраться, как кто-то вторгся туда и разделался с человеком, который должен был стать королем, а тамошней полиции даже не пришло в голову, что это некрасиво?

Рэндом медленно кивнул:

— Примерно так. Но как, по-твоему, почему это могло случиться?

— Возможно, там были не так уж недовольны новым положением дел.

Рэндом улыбнулся и щелкнул пальцами.

— Гений, — сказал он. — Можно подумать, ты знал, что происходит.

— И ошибался, — сказал я.

— Сегодня твой бывший одноклассник Лукас Рейнард становится Ринальдо I, королем Кашфы.

— Будь я проклят, понятия не имел, что он и впрямь хочет этим заниматься! — воскликнул я. — Что вы теперь намерены делать?

— Думаю пропустить коронацию.

— Я заглядываю чуть дальше.

— То есть, не собиралось ли я послать Бенедикта туда опять, чтобы свергнуть Ринальдо?

— В общем, да.

— Это выставит нас в очень скверном свете. Только что сделанное Люком не выходит за рамки политики Грауштаркиана… которой в тех краях придерживаются. В свое время мы вторглись в Кашфу и помогли исправить ситуацию, уж очень быстро она превращалась в политическую бойню. Можно было бы вернуться и проделать это еще раз, если бы речь шла о каком-нибудь идиотском нападении полоумного генерала или нобля, одержимого манией величия. Но претензии Люка законны и действительно имеют под собой больше оснований, чем у Шэдберна. К тому же Люк популярен. Он молод и производит хорошее впечатление. Вернись мы туда, у нас будет куда меньше оправданий, чем в первый раз. Но даже при нынешнем положении дел мне хочется спихнуть с трона самоубийцу-сынка этой стервы. Пусть даже потом меня и назовут агрессором. И вдруг от людей в Кашфе я узнаю, что Люка защищает Виала. Я спросил ее об этом напрямик. Она говорит, что это правда, и что, когда это случилось, ты был там. Виала пообещала мне все рассказать, когда Дворкин закончит делать операцию, потому что ему может понадобиться ее опыт. Но я не могу ждать. Расскажи, что случилось.

— Сначала скажите мне еще вот что.

— Что?

— Какие военные силы привели Люка к власти?

— Наемники.

— Наемники Далта?

— Да.

— Добро. Со своей вендеттой против Дома Амбера Люк покончил, — сказал я. — И сделал это лишь позавчера ночью, по своей воле, поговорив с Виалой. В то время она и дала ему кольцо. Тогда я думал, что оно должно помешать Джулиану убить его, пока мы не доберемся до Ардена.

— В ответ на так называемый ультиматум Далта относительно Люка и Ясры?

— Правильно. У меня и мысли не было, что кто-то мог задумать заранее свести Люка с Далтом, чтобы они сумели сбежать и нанести удар. Это значит, что даже драка была подстроена… теперь мне приходит в голову, что у Люка была возможность переговорить с Далтом до нее.

Рэндом поднял руку.

— Погоди, — сказал он. — Расскажи-ка мне все с самого начала.

— Идет, — к тому времени, как я закончил, мы оба измерили мастерскую шагами несчетное количество раз.

— Знаешь, — сказал он немного погодя, — сдается мне, Ясра подстроила все это задолго до того, как начала свою карьеру в качестве предмета обстановки.

— Я думал об этом, — сказал я, надеясь, что Рэндом не собирается выяснить, где она сейчас. И чем больше я думал, припоминая ее реакцию на известие о Люке после нашего рейда в Замок, тем сильнее чувствовал, что Ясра не только сознавала, что творится, но даже общалась с Люком уже после меня.

— Сделано все было очень гладко, — заметил Рэндом. — Далт, должно быть, действовал по старым приказам. Точно не зная, как добраться до Люка или найти Ясру, чтобы получить свежие инструкции, он решился на этот маневр, чтобы отвлечь внимание Амбера. Бенедикт мог еще раз выкинуть Далта с прежним мастерством и даже куда успешнее.

— Верно. Догадываюсь, что, как только дело дошло до серьезных вещей, вам пришлось отдать должное противнику. Еще это значит, что Люку, должно быть, не один раз приходилось поспешно вырабатывать план — вот он и придумал ту драку, когда недолго общался с Далтом в Ардене. Значит, на самом деле Люк управлял ситуацией, а нас заставлял думать, что он пленник, и это мешало оценить, какой угрозой для Кашфы он был на самом деле, — если вам угодно взглянуть на это так.

— А как еще можно на это смотреть?

— Ну, вы же сами сказали, что его претензии не совсем незаконны. Что вы намерены предпринять?

Рэндом потер виски:

— Отправиться вслед за ним и помешать коронации — значило бы вызвать у всех крайнее неодобрение. Хотя любопытство у меня берет верх над прочими чувствами. Ты сказал, что этот парень умеет кого угодно посадить в лужу. Ты был там. Он что же, заморочил Виале голову, и она взяла его под свою защиту?

— Нет, — сказал я. — Он, похоже, был удивлен подобным жестом не меньше меня. Люк прекратил вендетту вот почему: он чувствовал, что их честь отомщена, что мать просто использует его. И еще из-за нашей дружбы. Никто не заставлял его делать это. Я по-прежнему думаю, что Виала дала ему кольцо, чтобы вендетта прекратилась и никто из нас не охотился бы на него с оружием.

— Очень на нее похоже, — сказал Рэндом. — Знай я, что он использует ее в своих целях, я сам бы добрался до него. Тогда неловкость с моей стороны оказалась бы непреднамеренной и не мешала бы мне жить спокойно. Я готовил на трон Арканса, но в последнюю минуту его отпихнул в сторону человек, которому покровительствует моя жена. Еще немного — и создастся впечатление, что в самом центре существуют некоторые разногласия, а я терпеть этого не могу.

— Подозреваю, что Люк окажется отличным посредником в делах примирения. Мы достаточно хорошо знакомы, и я знаю, что Люк учитывает все тонкости. По-моему, Амберу будет очень легко иметь с ним дело на любом уровне.

— Бьюсь об заклад, это так. Почему бы нет?

— Что же теперь будет с договором? — спросил я.

Рэндом улыбнулся.

— Я — пас. Условия Эреньорского договора никогда не казались мне правильными. Теперь же, если договор перестанет существовать, мы вернемся к нему ab initio. Я вовсе не уверен, нужен ли нам вообще какой-то договор. Черт с ним.

— Держу пари, Рэндом, Арканс все еще жив.

— Думаешь, Люк держит его заложником, чтобы он не возвысился с моей помощью в Золотом Кругу?

Я пожал плечами.

— Насколько вы близки с Аркансом?

— Ну, уговорил-то его на это я… чувствую себя в долгу перед ним. Хотя и не в таком уж большом.

— Понятно.

— В такой момент Амбер потеряет лицо, вступив в переговоры со столь незначительной державой, как Кашфа, — вздохнул Рэндом.

— Не спорю, — сказал я, — и, кстати, официально Люк еще не стал главой государства.

— Но если бы не я, Арканс продолжал бы наслаждаться жизнью на своей вилле, а Люк, кажется, и впрямь себе на уме. Но он твой друг.

— Вам хотелось бы, чтобы я упомянул об этом на предстоящем обсуждении атомной скульптуры Тони Прайса?

Он кивнул.

— А в самом деле, тебе не мешало бы посетить коронацию своего приятеля. В качестве частного лица. Тут будет очень кстати твое двойное право наследования, а Люку будет оказана честь.

— Все равно ему нужен договор — готов держать пари.

— Даже если бы мы намеревались дать на это согласие, мы не могли бы твердо обещать ему Эреньор.

— Понятно.

— А ты не уполномочен брать с нас какие-либо обязательства.

— Это тоже понятно.

— Тогда почему бы тебе немного не отмыться, не отправиться к нему и не поговорить с ним обо всем этом? Твоя комната — прямо за провалом. Можешь уйти через пролом в стене и съехать вниз — я тут нашел балку, которая не пострадала.

— Ладно, так и сделаю, — ответил я. — Но сначала один вопрос — совершенно не по теме.

— Да?

— Возвращался ли недавно мой отец?

— Ничего не знаю об этом, — сказал Рэндом, озадаченно покачивая головой. — Все мы отлично умеем маскировать свои приходы и уходы… конечно, если есть желание. Но, думаю, будь он где-нибудь здесь, он дал бы мне знать.

— Вот и я так думаю, — сказал я, выходя сквозь стену и обходя по краю провал.

Я повис на балке, раскачался и отпустил ее. И почти изящно приземлился в центре холла, посередине между двух дверей. Правда, первая дверь исчезла вместе с куском стены, через которую обеспечивала вход, или выход, смотря с какой стороны вам случалось находиться. Исчезло и мое любимое кресло и стеклянная коробка, в которой я держал набранные на побережьях мира морские раковины. Жаль. Я вздохнул. Но пора было заняться делом, потому что сейчас даже вид моего разрушенного жилища отходил на второй план. Черт, у меня и раньше разрушались комнаты. Обычно тридцатого апреля… Я медленно повернулся… На другой стороне холла, напротив моих покоев, там, где до этого была пустая стена, теперь оказался коридор, уходящий на север. Спрыгивая с балки, я мельком увидел его искрящуюся протяженность. Я и раньше бывал в одном из самых обыкновенных отрезков этого коридора, на четвертом этаже, тот протянулся с востока на запад между кладовками. Коридор Зеркал — одна из загадочных аномалий Амберского Замка. Мало того, что в одну сторону он окажется длиннее, чем в другую, он еще полон зеркал, им буквально нет числа. Попробуй сосчитать — и никогда не получишь дважды одинакового результата. Тонкие свечи, укрепленные высоко над головой, мигают, отбрасывая бессчетное число теней на зеркала большие и маленькие, узкие и широкие, подсвеченные, искажающие, зеркала в искусно вылепленных или вырезанных из дерева рамах, зеркала в простых рамах, зеркала вообще без рам, на множество зеркал остроугольных геометрических форм, или же бесформенных, а то и изогнутых зеркал. Несколько раз мне случалось проходить Коридором Зеркал, где чувствовался, запах ароматических свечей, где подсознательно ощущалось присутствие среди отражений чего-то такого, что при быстром взгляде на него немедленно исчезало. Я всегда воспринимал сложное очарование этого места, но будить его спящего гения мне ни разу не приходилось. Может оно к лучшему. Как знать, чего ожидать здесь, по крайней мере, так мне когда-то говорил Блейз. Даже он не знал точно, выталкивают ли зеркала в темные королевства Отражения, или очаровывают, навевая странное состояние дремы; переносят ли они в край одних только образов, которые украшены содержанием души; или ведут то ли полную злобы, то ли безвредную игру умов с наблюдателем; или же не делают ничего из того, что мне смутно чудилось. В любом случае Коридор был не так уж безопасен — там время от времени находили воров, слуг или визитеров, которые были мертвы, а оставшиеся в живых с весьма необычным выражением лица блуждали, что-то бормоча, по этому сверкающему пути. Как правило, перед равноденствиями и солнцестояниями — впрочем, это могло произойти в любое время года, — Коридор перемещался в иное место, иногда просто отбывал куда-то на время. К нему обычно относились с подозрением, остерегались, избегали, хотя он мог и причинить вред, и вознаградить, мог выдать полезное знамение или помочь проникнуть в суть вещей с такой же готовностью, как и расстроить или лишить присутствия духа. Неуверенность в своей безопасности, когда приходилось иметь с ним дело, вызывала трепет. А иногда, говорили мне, он как будто появлялся в поисках определенного человека, принося ему свои сомнительные дары. В таких случаях, по слухам, отвергнуть их было куда опаснее, чем принять.

— Эй, ладно, — крикнул я. — Сейчас?

Вдоль коридора плясали тени, я уловил опьяняющий аромат тонких свечей. И пошел вперед. Сунув левую руку за угол, я похлопал по стене. Фракир не шелохнулся..

— Это Мерлин, — сказал я. — Сейчас я вроде бы занят. Ты уверен, что желаешь отражать именно меня?

Ближайший огонек на миг показался огненной рукой, которая манила к себе.

— Черт, — ругнулся я шепотом и широким шагом направился вперед.

Когда я вошел, то не ощутил никакой перемены. Пол покрывала длинная дорожка с красным узором. Вокруг огоньков, мимо которых я проходил, мельтешила моль. Я был наедине с самим собой, отраженный под разными углами, мигающий свет превращал мою одежду в костюм Арлекина, пляшущие тени меняли лицо. МЕРЦАНИЕ. На миг показалось, что с высоты, из маленького овала в металлической раме, на меня смотрит суровое лицо Оберона, но, конечно, тень последнего Его Величества с тем же успехом могла оказаться игрой света. МЕРЦАНИЕ. Готов поклясться, что из невысокого висящего ртутного прямоугольника в керамической раме из цветов на меня искоса глянуло собственное лицо — но искаженное, больше похожее на звериное, с болтающимся языком. Я живо обернулся, и, дразня, оно тут же обрело человеческие черты. Я все шел. Шаги были приглушенными. Дыхание несвободным. Я задумался, не вызвать ли Логрусово или даже Лабиринтово зрение. Ни того, ни другого вызывать не хотелось — еще слишком свежи были воспоминания о самых гнусных чертах обеих Сил, чтобы я почувствовал себя комфортно. Уверенность, что со мной вот-вот что-то случится, не покидала меня. Остановившись, я принялся изучать зеркало в раме черного металла, инкрустированной серебряными символами разнообразных магических искусств, которое счел подходящим себе по размеру. Стекло было темным, словно в его глубине, не заметные глазу, плавали духи. Мое лицо в нем выглядело худым, черты стали резче, а над головой то появлялись, то исчезали еле видимые пурпурные нимбы. В отражении было что-то холодное и смутно зловещее, но, хотя я долго разглядывал его, ничего не случилось, не было ни вестей, ни озарений, ни изменений. Чем дольше я на него смотрел, тем больше все эти драматические штрихи казались игрой света. Я пошел дальше — мимо быстро мелькавших перед глазами неземных пейзажей, экзотических существ, намеков на воспоминания, мимо явившихся из подсознания умерших друзей и родственников. Из одного омута кто-то даже помахал мне кочергой. Я помахал в ответ. В любое другое время эти странные, а может, и угрожающие явления напугали бы меня, но я только что вернулся из Отражений, где приходилось видеть вещи и пострашнее. По-моему, я заметил повешенного — он раскачивался на ветру со связанными за спиной руками, а над ним расстилалось небо кисти Эль Греко.

— Я пережил пару тяжелых дней, — сказал я вслух, — и передышки не предвидится. Понимаешь, я, в общем, спешу…

Что-то стукнуло меня по правой почке, я мигом обернулся, но там никого не было. Потом я ощутил на своем плече руку, она разворачивала меня назад. Я живо обернулся, и опять никого.

— Прошу прощения, — сказал я, — если того требует обстановка, пожалуйста, я потерплю.

Невидимые руки продолжали толкать и тянуть меня, двигая мимо зеркал. Меня довели до дешевого с виду зеркала в деревянной раме, покрашенной темной краской. Его вполне могли бы вытащить из лавки, где торгуют уцененными вещами. В стекле около моего левого глаза был небольшой изъян. Я подумал, что, может быть, здешние Силы и впрямь пытаются ускорить события, а не просто торопят меня, издеваясь надо мной.

— Спасибо, — сказал я, чтобы обезопасить себя, и продолжал смотреть по сторонам. Я помотал головой и по отражению пошла рябь. Повторяя движение, я ожидал, что же произойдет. Отражение не менялось, но с третьего или четвертого раза другой стала панорама за спиной. Там больше не было увешанной мутными зеркалами стены. Она уплыла прочь и не возвращалась. На ее месте под вечерним небом встал темный кустарник. Я еще тихонько подвигал головой, но рябь исчезла. Кусты казались очень реальными, хотя краем глаза я видел: коридор ни справа, ни слева от меня не изменился, стена напротив зеркала по-прежнему тянулась в обе стороны. Я продолжал обшаривать взглядом отражающийся в нем кустарник, выискивая предзнаменования, знамения, какие-нибудь знаки или хотя бы малейшее движение. Ничего не объявилось, хотя присутствовало очень реальное ощущение глубины. Я готов был поклясться, что шею обдувает прохладный ветерок. Всматриваясь в зеркало и ожидая чего-нибудь нового, я потратил не одну минуту. Но все оставалось по-прежнему. Я решил: если это — лучшее, что оно может предложить, то настало время идти дальше. Тогда за спиной моего отражения в кустах как будто что-то шевельнулось, и рефлекс победил. Я быстро обернулся, выставив перед собой руки. И увидел, что это только ветер. А потом понял, что нахожусь не в коридоре, и обернулся еще раз. Зеркало исчезло вместе со стеной, на которой висело. Теперь передо мной оказался длинный холм с разрушенной стеной на вершине. За развалинами мерцал свет. Во мне взыграло любопытство, и, преисполнившись целеустремленности, я принялся медленно взбираться на холм, но осмотрительности не терял. Я карабкался, а небо темнело, на нем не было ни облачка, и в изобилии мигали звезды, они складывались в незнакомые созвездия. Я украдкой пробирался среди камней, травы, кустов, обломков каменной кладки. Теперь из-за увитой виноградом стены доносились голоса. Слов разобрать не удавалось, но услышанное не походило на разговор — это, скорее, была какая-то какофония, как будто там одновременно произносили монологи несколько человек разного пола и возраста. Добравшись до вершины холма, я вытянул руку, пока она не коснулась неровной поверхности стены. Я решил не обходить ее — вдруг я себя таким образом выдам? Чтобы взглянуть, что же творится за стеной, я уцепился за ее край и подтянулся. Когда моя голова поравнялась с краем стены, я нащупал ногами удобные выступы, так что смог перенести туда часть веса и ослабить напряжение рук. Последние несколько дюймов я подтягивался осторожно, и потом глянул из-за разбитых камней внутрь разрушенного строения. Это был, кажется, храм. Крыша провалилась, но дальняя стена еще сохранилась почти в том же состоянии, как та, к которой я прижимался. Справа от меня на возвышении находился сильно нуждающийся в починке алтарь. Что бы тут ни случилось, должно быть, это произошло давным-давно, потому что внутри, как и снаружи, росли кусты и дикий виноград, смягчая очертания обрушенных скамей, рухнувших колонн и обломков крыши. На расчищенном посередине пятачке была начертана большая пентаграмма. В вершине каждого луча звезды, лицом наружу, стояло по фигуре. Внутри, в тех пяти точках, где линии пересекались, горели воткнутые в землю факелы. Это напоминало странный вариант знакомых мне ритуалов, но я не мог понять, что тут происходит и почему, каждый гнет свое, не обращая внимания на остальных, вместо того чтобы действовать всем заодно. Трое были видны отчетливо, но со спины. Двое стояли ко мне лицом, но были едва различимы. Их черты окутывала тень. Судя по голосам, тут были и мужчины, и женщины. Кто-то напевал, еще двое, похоже, просто говорили, двое пели псалмы. Но в этом разноголосье не было естественности. Все произносилось театральными, деланными голосами. Я подтянулся повыше, пытаясь рассмотреть лица тех двоих, что стояли ближе ко мне. В этом сборище было что-то знакомое, и меня не покидало чувство, что узнай я одного — и станет совершенно ясно, кто остальные. Ни один из стоявших внизу не шелохнулся, хотя камешки сыпались на них дождем, и я, наконец, разобрал в этом нестройном хоре несколько слов.