Русские навсегда

69.

Утром встали рано.

Сергей даже не сразу сообразил, сколько времени. Вроде бы утро, а темень… После светлой городской ночи он никак не мог привыкнуть к этой темноте, где нет света улиц, муравейников-домов и бесчисленной рекламы.

– Вставай, вставай, скоро выходим, – похлопал Сергея по плечу Михалыч. – Вещи собрал?

– Еще вчера. – Голос спросонья был хриплый, будто простуженный.

– Давай, давай… Мы с тобой припозднились, остальные завтракают уже…

Но, несмотря на опасения Михалыча, вышли вовремя.

Михалыч, Гриша и Сергей двигались в середине небольшого каравана. В авангарде был Петр Фадеевич, замыкал группу отец Федор. Местный священник, несший на плече старенькую двустволку-вертикалку.

Шли на коротких, широких лыжах, без палок, просто переставляя ноги по снегу.

Сергей вспомнил, как собирались вчера в дом к Петру добровольцы. Рассаживались не торопясь, с достоинством. Внимательно слушали Петра.

– Такая история, братцы. – Петр Фадеевич развел руками, давая понять, что история закончена. – Мое предложение вы знаете, уйдем в Вилки, там окопаемся, и хрен нас оттуда выкуришь. За деревню я не боюсь, тут, на случай чего, остается Фрол с братьями.

– А дальше? – задал кто-то резонный вопрос.

– Дальше… – начал было Петр Фадеевич, но Михалыч его перебил:

– Мне нужно время, чтобы связаться с единственным человеком, которому я могу в такой ситуации доверить диски. Запрос я послал. Но уйдет время.

«Когда успел?» – удивился Сергей и переглянулся с Гришей. Тот коротко кивнул, правда, мол.

– Ну, коли такое дело, то и вопросов нету, – пожал плечами коренастый мужичок со шрамом во всю щеку. – Просидим столько, сколько надо будет.

– Может быть, придется не только сидеть… – тихо сказал Михалыч.

– Ну, коли такое дело, – мужичок снова пожал плечами, – что ж поделать-то?

Выставили на стол здоровенную бутылку.

– Ну, раз с официальной частью покончено… – Петр Фадеевич потер большие, крепкие ладони. – Пора переходить к… неофициальному банкету.

Все задвигались, зашевелились На столе появилась закуска.

Выпили первую. Вторую.

От выпитого в голове зазвенело. Сергей быстренько прикончил мясо с вареной картошкой и подложил себе добавки. О коварных свойствах местного самогона он уже был наслышан от Михалыча. «Ешь много, пей как хочешь. Но главное, кушай побольше… Иначе смерть».

Сергей и ел. Однако чувствовал, что проигрывает схватку с алкоголем. Медленно, но верно сдавая плацдармы, оставляя бастионы и крепости. Самогон оказывал удивительное воздействие, хотелось расслабиться, улыбаться и… петь. Такого эффекта от водки у Сергея не случалось.

По всей видимости, что-то подобное испытывали все сидящие за столом. Если в дом входили серьезные и даже суровые мужики, то сейчас лица переменились. Люди улыбались, весело разговаривали, вспоминали какие-то забавные истории. Кто-то на охоте испугался барсука, приняв его за медведя, кто-то, наоборот, медведя принял за барсука, стрельнул мелкой дробью, а потом не знал, куда деться.

– Братцы, – громко пытался убедить кто-то. – Ну не верите вы мне, так дайте я правду расскажу, ну, хоть Антону!

– Ой, да ладно заливать!

– Слышали мы уже… – прозвучало со всех сторон.

– Ну, правда же была! Правда! – Рассказчик махнул на всех рукой и, обращаясь к Михалычу, продолжил: – Иду я на лыжах. Зима. Погода, ну, как сейчас.

– Да холода были, под сорок! – поправил кто-то.

– Ну, под сорок, – согласился рассказчик. – Я не спорю. Иду на лыжах. Далеко ушел. А зверя нет! Ни следочка! Ну, хоть тресни, хоть разорвись!

– Да не бывает так, ну, – хохотали вокруг.

– У вас, может, и не бывает, а у меня было! И долго шел, за балку… Потом краем болота, ну, где Корытина корова утопла в позапрошлом году. Жуткие топи. Там и зверья и людей… Страшные места. Гиблые. Ей-богу, в самые лютые морозы воду не схватывает. Оттого, что мертвые снизу греют…

– Как же так? – воскликнул Сергей.

– Ну так… – Мужик развел руками. – Физика…

Интересно было то, что история про незамерзающее болото возражений не вызвала. Видимо, было что-то… Одно слово – тайга.

– Так вот, иду краем. Уже чертова горка показалась. Лысая, значит. А в тех местах завсегда разная чертовщина. И вдруг раз! Из лесочка, там березнячок такой хиленький, гляжу – на меня идет.

За столом кто-то прыснул в кулак.

– Ладно вам! Не мешайте! – возмутился мужичок. – Идет на меня кто-то в черном!

– Поди, сам черт! – в притворном ужасе всплеснул руками Петр Фадеевич.

– Ну. – Рассказчик покачал головой. – Я врать не стану, но поначалу сам так и подумал. А он шустро так шпарит. На лыжах. Снегоходы, точь-в-точь мои. А сам-то… Не совру, ну как пингвин.

– С клювом?! – опять воскликнул Петр Фадеевич.

– Да каким там клювом?! – отмахнулся мужичок и погрозил пальцем неведомо кому. – Во фраке!

Люди, уже не в первый раз слышавшие эту байку, захохотали так, что стекла затряслись.

– Во фраке, я вам говорю! Черный, фалды развеваются! А на голове…

– Ой, не могу…

– А на голове цилиндр! Я так и обмер. Ну, думаю, вот он, черт. Или смерть моя…

– А с чего смерть в цилиндре-то? – сквозь смех спросил Петр Фадеевич.

– Вот у нее и спроси, а я зазря врать не стану. Сказал – в цилиндре, значит, в цилиндре. И как мы с ним поравнялись, он на меня зыркнул так, косо, мол, шляются тут всякие, и шапку свою приподнял Учтиво так. Здравствуйте, мол.

– А дальше? – спросил Михалыч.

Рассказчик пожал плечами.

– Ну… Я в свою сторону, он в свою. Поздоровались и разошлись… Но зверя…

Окончание рассказа потонуло в хохоте. Сергей тоже смеялся, рассматривая эти простые, честные лица, пышущие внутренним, настоящим здоровьем. В какой-то момент он пересекся взглядом с Петром Фадеевичем. Хозяин дома сидел во главе стола, будто Илья Муромец, огромный, сильный и по-доброму настроенный ко всему живому. Ухмыльнулся и хитро подмигнул. Сергей улыбнулся в ответ. На душе было легко, спокойно. Так, как давно не было… Вокруг сидели люди, с которыми было надежно и легко.

– А правда, – неожиданно для самого себя обратился Сергей к сидевшему рядом отцу Федору. – А правда, что у вас шаман живет на горе?

– Правда, – согласился отец Федор, солидно кивая. – Из местных, старых. Таких, как он, и не осталось больше.

– Вы с ним, наверное, враждуете?

– С чего бы? – Удивлению священника не было предела.

– Ну… – Сергей неожиданно понял, что не может точно ответить на этот вопрос. В голове крутилось дурацкое: «Представители соперничающих культов». – Ну… Он же шаман.

– А я – поп. С чего бы нам враждовать? Аргыска мужик хороший.

– Кто?

– Аргыска… – Федор, видя недоумение на лице Сергея, пояснил: – Ну, Аргыс его звать. Спутник, поихнему. А по-нашенски, чтобы язык не ломать, Аргыска.

– Звучит как-то…

– А чего? Хорошо звучит. Он не обижается. Сам иногда себя так называет. Вот, мол, Аргыска сказал. – Отец Федор на мгновение задумался, а потом пояснил: – Ну, то есть это наши мужики думают, что он так про себя говорит. В третьем лице.

– А на самом деле?

– А на самом деле, это он так про своего духа-помощника. – Видимо, у Сергея была совершенно обалдевшая физиономия, потому что священник покачал головой и ударился в пояснения: – У каждого шамана должен быть дух, который ему помощник. В путешествиях. Ну, про Нижний мир, Верхний мир слышал?

– С-слышал…

– Ну, так чего ж ты мне тут морды корчишь?

– Да странно как-то…

– Чего же?

– Ну, вы же священник?

– Он самый.

– А про шаманские дела рассуждаете.

– Ах, вот оно что… – протянул отец Федор. – Так это, милый мой, ерунда. Я много про что могу рассказать. Что ж ты думаешь, раз человек коммунист, то и про капитализм он ничего не знает?

– Но вы так говорите, будто бы уверены… То есть, я хочу сказать, будто бы знаете, что это существует. Ну, там, Нижний мир… Духи-помощники…

– А почему бы и нет? – Отец Федор пожал плечами. – Если шаман опускается в Нижний мир, ну к примеру, видит там разных духов, разве это противоречит Писанию? Если мы возьмемся разбирать, например, небесную иерархию, разве не увидим там разных существ духовного плана? Вера, сама по себе, не отрицает шаманства. Вот, скажем, атеизм, да. Какие тут духи, раз и души нет? Душа – она основа всего. Убери душу! И не будет тебе ни ангела, ни беса, ни Нижнего мира, ни Верхнего. Одна только нефть, уголь и прочие природные ископаемые. А верни человеку ее, душу-то… И смотри сразу, как заиграл красками мир, как все дышит, живое… Во всем это божье начало. И раз уж старик Аргыска бьет в бубен и видит духов, то почему я должен его осуждать? Ничего дурного он не делает, против законов мирских и духовных не идет. Есть у него смелость с духами говорить, хорошо. Пусть. Лишь бы душа была… Плохо без нее. Без души-то.

– Но ведь сказано, что… – Сергей порылся в памяти. – Да не будет других богов… Перед чем-то там… Забыл. Извиняюсь.

– Эх. – Отец Федор вздохнул. – Да не будет у тебя других богов перед лицом моим. Так и сказано.

– Ну.

– Баранки гну, – добродушно прогудел священник. Голос у него был низкий, потому гласные растягивались, звучали глухо и архаично. – Перед лицом моим, понимаешь? А перед лицом его и нет других богов. Это как масло не масляное или там вода не мокрая. Не бывает.

– А духи? Он же не христианин!

– Да большая часть всей Земли не христиане! И что же нам теперь, крестовые походы учинять? Бона, к югу, Китай, сколько там народу? И почитай все – не православные. Что ж мне делать-то?

– А как же миссионерство?

– Да уж домиссионерились… Так всем поперек горла встали, что народ семьдесят лет безо всякой души жил. К Христу прийти надо, а не тащить крест туда, где его не ждали, да и не нужен он. Жизнь, она же разная везде. В Африке какой-нибудь или вот в Сибири… Везде по-своему… А духи… Что духи? Ну, духи… Что ж им теперь, и не жить совсем? – Глядя на озадаченное лицо Сергея, отец Федор засмеялся. – Ну, даешь ты, в самом деле! Попа ущучить захотел?!

– Да, ну… Ведь язычество это! Ересь там…

– Где ересь? – удивился священник. – Аргыска-то?

И отец Федор захохотал, держась за живот.

– Ну, уморил! Позабавил! Аргыска – еретик! Ой, не могу!

– Да я серьезно не понимаю, – возмутился Сергей. – Как может священник рассуждать о всяких штучках этих шаманских?

– Ну, так ведь не я ж с бубном-то скачу, – снова засмеялся тот и, скорчивши забавную физиономию, вдруг забубнил какую-то тарабарщину, подпрыгивая на одном месте, видимо, подражая Аргысу. И после этого залился новым приступом хохота.

Удивительно. Но на такое поведение отца Федора никто внимания не обращал. Все попривыкли к веселому нраву местного священника. Да и выпили уже порядком.

– Ересь, братец, – это атеизм. Бездушие – вот ересь, страшная к тому ж. А шаманство, что ж в нем страшного? Шаманство – это не вера, это метод! – Федор поднял указательный палец вверх, подчеркивая значимость сказанного. – Так-то. За каким шутом мне бороться с тем, кто утверждает существование души, да и вообще мира нетелесного?

– Но ведь… – Сергей припомнил неистовую тарабарщину, исходящую из уст разного рода «божьих людей», на разных сайтах, форумах и чатах. – Но ведь… грех…

– О, это ты юродивых наслушался. Есть такие. Молотят, сами не знают чего. Болтать, оно не мешки ворочать. Еще же думать надо…

– Оригинально… – пробормотал Сергей.

– И не говори. Я за эту оригинальность уже по шее получал. Потому и сижу тут, не рыпаюсь. Так-то. Давай-ка, нальем еще по одной… – Отец Федор потянулся к бутылке.

– А как же так, – не унимался Сергей. После выпитого страшно тянуло на разговор. – Вот вы священник, а идете с нами…

– И что же? – удивился Федор.

– Ну, как… Ведь стрелять придется. Может, и убить кого…

Отец Федор резко посерьезнел.

– Хоть и нехорошо… Но… Да нет… Неправильно говорю. Хорошо или нет, даже говорить нечего. Плохо. Убивать плохо, жизнь ведь она не просто так дается… А ты его пулей. Но во сто крат хуже, когда из-за страха и боязни Родину предаешь. И Христос на крест идти не хотел. А пришлось. Крест он у каждого свой. Легким он не бывает. И нести его надо до самого конца. Не ронять. Предать Родину – это бросить свой крест. Если я не пойду, еще кто-то не пойдет, греха побоится. Да так и получится, что мы все чистенькие в сторонке, а Россия наша… в крови да в гадости. Потому священник ты или мирской человек, а Долг перед предками своими, перед землей, он на первом месте. Иначе нельзя. Каждый мужик русский это знает. А если позабыл, то и напомнить не грех. А как еще напоминать, если не своим примером? Как же я буду людям в глаза смотреть, если в стороне отсиделся, когда они под пулями были? Как может священник в армии не служить? Ну, к примеру… Есть же целое движение, чтобы священников в армию не брать. Я против! Как так не брать?! В первую очередь! Негоже, я считаю, божьему человеку от испытаний бежать! Наоборот, в первых рядах должен быть. Иначе как же? Кто он такой иначе, как смеет к людям слова обращать? Ведь каждый православный должен следовать своим пастырям духовным. Церковь опорой должна быть для Родины. А не гнилыми мостками через болото…

Он помолчал немного, а потом вдруг спросил:

– Я смешно, наверное, говорю?

– Почему смешно? – удивился Сергей.

– Ну, Долг, Родина… Вам, молодым, это непонятно, может быть? Другие ориентиры в жизни?

– Какие?

– Шут его знает, деньги, может быть, задница, прости господи, своя, – он улыбнулся. – Или не своя…

– По-разному бывает… – ответил Сергей. – По-разному.

Они замолчали.

– Федор! – перекрывая своим голосом разговоры и шум, сказал Петр Фадеевич. – Хватит мальчишке голову забивать! Давай-ка… Ну, знаешь, как люблю…

– Ладно, ладно, – проворчал отец Федор. Налил себе стакан самогона, лихо выпил, отдышался, а затем хлопнул донышком о стол. – Сейчас…

Он вдохнул поглубже и низким, раскатистым голосом завел:

Остальные подхватили чуть тише:

За столом стало тихо, прекратились разговоры.

Только низкий, громкий голос отца Федора вел:

Мужская песня. Настоящая.