Руна на ладони-1

Крики, звучавшие и слева, и справа, приближались. Света выглянула из-за угла. Пламя, растекшись метра на три от угла строения, остановилось. Дальше не шло — но горело радостно, жарко.

Только непонятно было, что его подпитывает. Не трава же, росшая у стен дома?

Словно сама земля полыхает, подумала Света.

И побежала вправо, вдоль каменного сарая, за которым пряталась. Решила на бегу — надо бы устроить ещё несколько пожаров возле крепостных стен. Тогда в крепости начнется суматоха…

А Хильдегард придется побегать.

ГЛАВА 12

Ручеек крови из раны на шее быстро иссяк. Тело оборотня зарастило порез, остались лишь багрово-алые полосы на лунной шерсти.

Они ждут Свейту, вяло подумал Ульф. А потом Торгейр засунет его в яму под землей…

Какая-то часть его взвыла и заскреблась в уме. Под лобной костью, по затылку побежали мурашки.

Они ждут Свейту, уже чуть яснее подумал он. Дадут ей увидеть кровь на его шкуре. Чтобы она была посговорчивей, как сказала Хильдегард. Потом Торгейр уложит Свейту на свое ложе, а его отправит в яму под землей…

Мурашки обернулись зудом.

Волчья кровь, подумал Ульф чуть ясней. Та его часть, что досталась от Фенрира, великого предка — и дошла до него через кровь отцов и дедов. Вот что неслышно воет где-то у него в уме.

В памяти вдруг всплыли обрывки саги про великого Волка, что рассказывал ему когда-то отец.

Фенрира боги сковывали трижды. И каждый раз он сам соглашался надеть цепь.

Мы просто хотим посмотреть, сможет ли ты её разорвать, говорили Фенриру асы. Бог Тюр даже вложил свою руку в пасть великого Волка — чтобы доказать, что тому ничего не грозит.

Тюр за это поплатился рукой, когда Фенрир не смог разорвать последнюю, уже третью цепь. И понял, что боги не собираются его освобождать. Что все это был обман…

Милость богов, которой хвастался Торгейр, не одолела бы Фенрира, проплыла в уме у оборотня медленная мысль. Предок не впадал в оцепенение от силы Одина — раз уж пришлось его обманывать.

И он не промахивался, собираясь убить.

Человеческая половина, вот что его предало. То, за что он держался с самого детства…

Это она его губит. И ладно бы только его. Но и Свейту…

Оцепенение снова навалилось, глухое, вязкое, полное равнодушия.

Выходи, из последних сил позвал Ульф. Волк! Волк?!

Где ты?!

Он попытался дернуться. Шерсть на мгновенье встала дыбом — но тут же улеглась. А тело даже не пошевелилось.

Время шло.

Торгейр, уже одетый, полусидел на кровати, откинувшись на изголовье. Смотрел перед собой, не обращая внимания на замершего волка. Поигрывал кинжалом, который вытащил из ножен на поясе Ульфа. Правая рука подбрасывала окровавленный на конце клинок. Лезвие стремительно описывало круг, рукоять послушно падала в подставленную ладонь…

Хильдегард сидела на сундуке по ту сторону кровати. Смотрела в сторону выбитого окна, напряженная, собранная — и на её груди полукругом лежало рунное ожерелье.

Добыча, уже засыпая, вяло подумал Ульф. Вот она, добыча, которая все ещё жива. А где-то в крепости — рыжая волчица. Если до неё доберется Торгейр, то волчица уже не принесет волчат. Логово останется пустым.

И неслышный, беззвучный — ему вдруг снова послышался вой. По затылку опять сыпанули мурашки…

А потом что-то толкнуло его в бездну сонного беспамятства, на краю которой он качался. И Ульф исчез.

Его попросту не стало.

Огромный лунный волк, раза в два больше обычного волка, неподвижно стоял у стены человеческого логова. И, скосив глаза, рассматривал людей.

От них пахло недавней случкой. Это напомнило ему о рыжей человеческой самке, которая сейчас бегала где-то тут, неподалеку. Внутри здешней ограды. Он её не видел — но через выбитое окно текли запахи, и один из них, слабый, едва заметный, принадлежал ей.

Тот, второй, почему-то называл рыжую самку волчицей. Хотя волчицей она не была. Слабое тело, никудышные клыки — у волчат и то острее…

Но таких волчат, с острыми мелкими клыками, могла принести ему только она. Потому что приняла того, второго. Стала его парой.

Придется за ней присмотреть, решил волк. И приглядеть, чтобы эти двое, которые сейчас поджидали рыжую — как волки поджидают кабана на привычной для него тропе — самку не тронули.

Может, взвыть, мелькнула вдруг у него насмешливая мысль. Пусть люди попрыгают, догадавшись наконец, кто с ними рядом. Уже не тот, второй, с его человеческими мыслишками…

Но тут же он решил — нельзя. Самка, сидевшая на сундуке, была опасна. Даже опасней, чем самец на кровати. С такой добычей не играют.

Однако в чем заключалась опасность этой самки, волк не помнил. Это знал тот, второй. Второй вообще много знал — и мысли его пахли человеком…

Люди ждут рыжую, и я подожду, решил волк.

А потом надо будет убить самого слабого — самца на кровати. И если его самка не сбежит, то убить и её.

Из выбитого окна вдруг потянуло далеким дымом. Насторожившийся волк едва удержался от глухого низкого рыка. Где-то горело — в стороне от человеческого логова, в котором он сейчас прятался.

Как бы рыжая не опалила себе лапы, мелькнуло у волка. Потом не сможет охотиться. Хотя за неё вроде бы охотился тот, второй…

Точно не волчица, решил волк. И едва заметно подобрал верхнюю губу. Продолжил ждать…

— Пожар! — наконец-то закричали за разбитым окном.

Самец недовольно посмотрел в сторону пустого проема — а вот самка встревожено вскочила. Сказала быстро:

— Это она. Похоже, решила опробовать руны. Вместо того, чтобы прийти за своим оборотнем!

Самец нахмурился.

— Ты уверена?

— Так вовремя начавшийся пожар? Конечно, уверена, — с жаром ответила самка.

В дверь ударили, заорали:

— Конунг, там пожар!

— Так тушите, — недовольно крикнул человек, поднимаясь с кровати. — Или без меня там некому поднести ведро с водой?

За дверью на мгновенье установилась тишина, потом забухали удаляющиеся шаги.

Сразу видно, что горит не его логово, подумал волк. Иначе он не сидел бы тут.

— Огонь, рожденный руной, водой не залить, — заявила женщина. — И просто так этот огонь не погаснет, ты же знаешь. Мне придется выйти. Конечно, в крепости дома каменные, сгореть могут только крыши — но люди будут удивлены, когда увидят, что кое-где вода не гасит пламя…

— Помолчи, — негромко бросил человек.

И женщина тут же смолкла.

Волк насторожился. Чутье и то, что он знал из воспоминаний второго, говорили ему, что самка опасней самца — но почему тогда она поджала хвост, как только он рыкнул?

Надо подождать и послушать, решил волк. Вдруг это пригодится второму?

Самец подошел к изножью кровати, глянул в оконный проем. Сказал, стоя к самке спиной:

— Там ещё загорелось. Уже ближе к воротам. Мне кажется, я знаю, что задумала волчья жена. Она испробовала перевернутую руну Врат — значит, сообразила, что действие руны отменяет та же самая руна, только начертанная по-другому. Эта Свейта подожжет крепость в нескольких местах, а сама немного подождет. Ей нужно, чтобы ты вслед за ней начала бегать по крепости, туша огонь, который она разожгла. Тогда, и только тогда волчья жена откроет проход к оборотню — в надежде, что ты будешь далеко от него. Она собирается вытащить отсюда волка. Эта Свейта не знает, на что я способен. И опасается тебя больше, чем меня.

— Ну и пусть явится, — ответила самка. — Жаль, я не увижу её лица, когда она окажется здесь — и поймет, что на тебя руны не действуют. Пусть испробует на себе милость Одина. А потом появлюсь я…

— Нет, — резко сказал человек. — Что-то здесь не так. Если собрать все вместе… Ауг вдруг подсовывает какому-то оборотню девушку из Неистинного Мидгарда — хотя твои люди ушли от неё без пары. Потом старуха отправляет тебе весть о девице. И какой-то инеистый, по словам все того же оборотня, тут же её убивает. Зачем? Чтобы мы не смогли допросить старуху? А после этого волк находит возле трупа Ауг руны, которые прямо указывают на меня. Одал — тот, кто получит наследство. Руна копья, Тейвас — удар, который он нанесет. Урус, руна бури — тут и толковать нечего, великие беды, которые он причинит. Затем Альгис, руна бога-защитника. Если ты помнишь, её ещё называют руной Хеймдалля. Того самого, кто пришел ко мне с вестью от Одина.

— Но руны лежали перевернутыми, — заметила женщина. — Это меняет их значение.

Она сделала пару шагов, замерла за спиной у самца. Тот оглянулся на неё. Заявил:

— Ты сама знаешь — все зависит от того, откуда на них смотреть. Как я понял из объяснений волка, если со стороны трупа, то руны и впрямь должны были показаться перевернутыми. Но Ауг оставила послание не для себя, а для того, кто подойдет к её телу. Оборотень не понял смысла рун — но он насторожился. И убрался из Нордмарка задолго до того, как твои слуги отыскали светлого альва, видевшего странную девицу рядом с каким-то оборотнем. Все это вышло случайно… или кто-то с нами играет? Твой отец отказал Ульфу, он пошел за невестой к Ауг, тут же получил женщину с даром, уплыл к Хрёланду. И ты, узнав об этом, захотела забрать дар себе этой Свейты. Как уже забрала у других. Это напоминает мне приманку в капкане…

Капкан, недобро подумал волк, стоявший по-прежнему неподвижно. Капкан — плохо. Но на этих двоих — хорошо!

— Локки, — выдохнула женщина, — за этим может стоять только великий йотун. Если Локки и впрямь приковали в Неистинном Мидгарде, но он как-то освободился — тогда он не захочет возвращения асов. Может, дар этой бабы не такой, как мой, в этом все дело? И ты не сможешь её одолеть?

Так много слов, подумал волк. Но плохо, что самец насторожился. И от него запахло тревогой с привкусом страха.

По крепости перекрикивались люди, из окна все сильней несло дымом, горьким, нечистым, не таким, как от лесного пожара. В горле от него рождалось рычание — но приходилось терпеть и сдерживаться.

Все ради второго, мелькнула у волка злая мысль. А ведь он даже не желает выпускать его на волю время от времени. Хотя бы иногда.

— Может, ты и права, — медленно выговорил человек. — Ауг объявила темным альвам, что люди, живущие здесь, станут углями и льдом. Или у неё было видение, или старухе об этом кто-то рассказал. А теперь мы стоим тут, девица зажигает костры в крепости, оборотень рядом со мной…

Его последние слова утонули в грохоте — раскатистом, долгом. Словно каменная лавина сошла с горы. Даже пол опочивальни содрогнулся вслед за раскатами.

Люди дружно оглянулись в сторону окна, волк подавил желание оскалиться.

— Она испробовала руну Разрушения, — напряженно заявила женщина. — Раскатала по камешку или стену, или один из домов. А на завтра назначен арваль, поминки по твоему отцу. Арваль должен пройти спокойно — чтобы тебя объявили конунгом, как положено. И подняли на щитах… без этого ничего не выйдет. Я должна идти. Нужно хотя бы погасить костры…

— Мы пойдем вместе, — отрывисто бросил человек. — Но сначала я изменю кое-что в этой игре. Заморозь его.

Он указал на неподвижно стоявшего оборотня.

— Полностью? — спокойно спросила самка, потянувшись к ожерелью на груди.

И волк понял — сейчас.

Сейчас!

Лунного цвета тень взметнулась с пола — к тому, кто был ближе. И опасней для рыжей, бродившей сейчас по крепости…

Когти вонзились в мягкое тело, клыки рванули горло. Хрустнул кадык.

Самка, вместо того, чтобы закричать, молча кинулась к нему.

И волк, уже падая на пол вместе с телом, которое подмял под себя — вдруг ощутил, как шкуры на бедре коснулась женская рука.

Он выдрал из горла гортань вместе с куском хрящеватой трубки, тянувшейся от неё. Покатился к окну, все ещё сжимая в пасти сладковатую человеческую плоть, с лоскутами кожи, содранными с шеи…

Правую заднюю лапу внезапно ожгло ледяным холодом.

Волк стряхнул с клыков кровавые лохмотья, заполнившие пасть. Разжался пружиной, чтобы выпрыгнуть в окно — но задняя лапа вдруг скользнула по полу.

И прыжка не получилось. Лапа окостенела, став негнущейся. Когти с тонким скрипучим звуком прошлись по половицам, оставив в них борозды.

Оборотень неловко завалился на бок. Тут же попытался вскочить, но опереться удалось лишь на передние лапы. Задние уже ничего не чувствовали.

Режущий холод волной тек по телу, поднимаясь снизу, от крестца.

А потом лед добрался до сердца. Стиснул болью так, что не вздохнуть, не выдохнуть…

И сквозь ярость, плескавшуюся в зверином уме, пролетело — один из двоих мертв. Это хорошо. Вот только эта добыча станет его последней. Если бы рыжая все-таки принесла волчонка!

Пусть он вырастет в рыжего волка, яростно подумал оборотень.

Человек, так и не успевший крикнуть, лежал на полу. Что-то булькало, кровь вытекала из разодранной шеи. Ноги ударили пятками по половицам — слабо, с мелкой дрожью…

Самка стояла над телом. Смотрела на волка с ненавистью.

— Значит, это ты зубец капкана, — медленно, тягуче сказала она. — И я сама привела тебя к нему… но ещё не все потеряно. Мерзнешь? Даже твоя баба, появись сейчас тут, тебя уже не спасет. Руна Исс — одна из трех необратимых. Её нельзя перевернуть, нельзя отменить. Каково это — заживо становиться льдом, оборотень? Может, хочешь, чтобы я согрела тебя пламенем Фё?

Волк, все ещё упиравшийся в пол передними лапами, развернулся к ней. Подумал — может, рыжая догадается уйти назад, в его логово, плывущее по волнам. Откроет нору вроде тех, что она умеет открывать в стенах, и спрячется…

Остатки дыхания вырывались из пасти морозными клубами. Челюсти свело ломотой от стужи, по загривку резануло ледяным холодом — словно лезвием.

Он покачнулся и упал.

Но упал уже ничком, стремительно начиная перекидываться. Ноги, все ещё немного похожие на лапы, сразу же накрыла шуба инея. Белый покров, искристо поблескивавший в свете альвова огня, быстро пополз к лопаткам.

На половицах рядом с его телом вспухла колючая корка ледяных кристаллов. Потекла дальше, к стене под окном.

И в самый последний миг, когда в уме уже исчезла последняя мысль, принадлежавшая волку, Ульф вынырнул из небытия.

Тела он не ощущал — только боль и дикий холод.

Но сквозь дымную вонь ноздри ему теплым перышком вдруг пощекотал знакомый запах. И Ульф ещё успел увидеть, как за спиной Хильдегард, в простенке возле двери, распахнулась дыра прохода. Успел разглядеть Свейту, молча кинувшуюся вперед.

Хильдегард, стрельнула мутная мысль. Хильдегард её скрутит!

Перед глазами все заволокло серым — корка инея докатилась до лба.

И все погасло. Все исчезло — опочивальня, Хильдегард, Свейта…

ГЛАВА 13

За спиной у Светы полыхали уже четыре пожара, когда она решилась использовать руну Разрушения.

Решилась только потому, что оказалась возле крепостной стены — и пока петляла между зданиями, рядом то и дело пробегали люди, спешившие к другой стороне крепости. К огням, которые она там зажгла.

Значит, есть надежда, что никого из стражников здесь не осталось, подумала Света. Можно попробовать.

Руну Хагалар, припомнив о том, как мгновенно загорелась земля вокруг руны Фё, она вырезала в паре метров от стены. Наклонилась, коснулась знака, тут же отскочила назад. И сквозь крики расслышала, как тяжело, со скрипучим треском, расступилась земля. Дрогнула у неё под ногами…

Света покачнулась, едва не упав, но все же устояла. Добежала до ближайшего строения, прижалась к нему.

Сзади уже скрежетали камни стены, повисшей над трещиной в земле — пронзительно, стонуще. А когда камни рухнули, у Светы заложило уши. В носу и горле запершило от пыли, все вокруг стремительно заволокло черно-серым маревом.

Несколько мгновений она стояла, сглатывая, чтобы избавиться от немоты в ушах. Пыль, закрывшая все, осела быстро. И неяркие отсветы далеких пожаров заплясали на верхних камнях стены, в которой теперь зиял пролом. Широкий — хоть на тройке проезжай.

Значит, вот как действует Хагалар, подумала Света.

Неподалеку кто-то истошно закричал:

— Стена рухнула! Это колдовство!

И она снова нырнула в темноту. Второпях едва не столкнулась с людьми, спешившими к пролому — но вовремя остановилась, замерев и прижавшись к стене. Её шагов они, похоже, не расслышали, потому что пронеслись мимо.

Хватит бегать, подумала она. Как там Ульф? Жив ли он? В любом случае, дальше тянуть нельзя, надо идти к нему…

Над крышами в другой стороне крепости полыхало зарево. Такое же яркое, как и прежде. Похоже, Хильдегард не захотела выйти, чтобы погасить огни.

Может быть, она сейчас рядом с Ульфом, решила Света. Это надо учесть. Не смотреть на неё, когда проход откроется…

Она вдруг представила себе, как идет, глядя под ноги и держа в руках книжицу с руной Врат. Вылитая овца на заклание, подбегай и хватай…

И внезапно в уме темной тенью скользнула мысль о ноже. Том, что был вложен в ножны на груди.

Я не смогу, со страхом подумала Света. Воткнуть лезвие в живого человека? Нет!

Кроме того, если подойти к Хильдегард достаточно близко, та её скрутит. И Хильдегард способна закрыться от ножа руной Щита…

Но Ульфа надо спасать. Если она ничего не сделает — то обречет его на смерть.

И неожиданно для себя самой Света вдруг успокоилась.

Перебоялась, наверно, мелькнуло у неё в уме.

Поставим цель, подумала она, глядя в темноту, подсвеченную багровыми всполохами. Сначала надо защитить себя от Наудр. Смотреть под ноги — не выход.

Света выдернула нож, торопливо нацарапала на ножнах, над перевернутой руной Врат, опрокинутую руну Покорности. Подумала, возвращая нож на место — а теперь пора разобраться с Хильдегард. Посмотрим, кто кого…

Она достала из кармана штанов книжицу, нашла страничку, которую вышила первой. С обычной, не перевернутой Тфурисар, руной Врат. Стиснула книжицу в кулаке так, чтобы стежки касались внутренней стороны ладони, занесла вторую руку над ножнами, поближе к рукояти ножа, над опрокинутой Наудр…

И, наклонив голову вперед, представила себе лицо Ульфа.

В стене, возле которой она стояла, тут же прорезалась дыра прохода. На траву выплеснулся желтоватый свет, донеслись какие-то неясные слова.

Света, глядя вниз, под ноги, молча кинулась вперед. Вцепилась в ножны, как только оказалась на той стороне дыры. Тут же разжала кулак с книжицей, вскинула голову.

Это была опочивальня. В двух шагах от неё валялись на полу две пластины, похожие на здешнее стекло. Слева стояла кровать. За ней, под пустой оконной нишей, в которой сверкали багряные отблески, на полу лежало что-то белое, непонятное, похожее на сугроб.

Справа, спиной к Свете, замерла женщина со светло-рыжей гривой. Хильдегард?

А на полу возле здешней мастерицы рун лежало чье-то тело, залитое кровью сверху донизу. Багровая лужа расплескалась по половицам…

Ульф, потрясенно подумала Света. Ульф!

Она пришла слишком поздно…

Ульф!

Света рванулась вперед, выпустив ножны. Стремительно наклонилась на ходу, подхватила одну из пластин. Вскинула над головой — по ладоням тут же резануло такой болью, что дыхание оборвалось…

Но до Хильдегард оставался всего один шаг. Мастерица рун уже поворачивалась к ней, прижав одну руку к груди, а вторую вытянув перед собой.

И Света, хоть в глазах темнело от боли, не позволила себе разжать пальцы. Слишком много ненависти плескалось внутри, слишком много горя…

Пластина стекла с глухим звуком опустилась на голову Хильдегард. В последний момент мастерица рун успела вскинуть протянутую руку, пытаясь защититься от удара — и стекло прибило ладонь этой руки к её собственному лбу.

А следом у Светы сами собой разжались пальцы. По запястьям уже лилось что-то теплое, и все тело сводило от дикой боли.

Оглушенная Хильдегард покачнулась. Отдернула ото лба руку, так и не дотянувшуюся до Светы, неверяще посмотрела на ладонь.

И тут же с дикой яростью глянула на Свету. Красивые губы растянулись в оскале.

Стекло стоймя упало на половицы между ними. Завалилось с глухим звоном, так и не разбившись, проехалось по доскам той стороной, на которую упало.

Один его край ударил по пальцам ног Светы — но сквозь мучительную боль, сводившую руки до плеч, она ничего не почувствовала.

Второй край гулко хлопнул по ногам Хильдегард над коленями. Мастерица рун покачнулась. Прошипела:

— Ты… все ты! Но все равно…

И начала заваливаться назад, на окровавленное тело у неё за спиной.

Рука Хильдегард, перед этим коснувшаяся лба, дернулась вперед. Левая ладонь её снова легла на грудь, накрыв одну из плоских деревянных бусин в ожерелье. Сама мастерица рун прогнулась, словно пыталась одновременно и устоять — и дотянуться до Светы.

Но не получилось. Рука, скрючившись, застыла, и Хильдегард повалилась на тело мужчины, залитого кровью. Светло-рыжие волосы мастерицы рун внезапно побелели. Цветком, выросшим ото лба, по лицу вдруг расползлись завитки морозного инея. Потекли к подбородку, к шее…

Она упала на Ульфа, с ужасом осознала Света.

И, задыхаясь от режущей боли в руках и слабости, сделала шаг к Хильдегард, чтобы оттащить её от тела мужа.

А потом вдруг поняла, что там лежал не Ульф. Плавали в багровой луже пряди волос — светло-каштановые с рыжиной, как у Торгейра. И сапоги на нем были не те, ноги не той длины…

И вот тогда, со страхом, ощутив, как по коже течет холодный пот, она перевела взгляд на белый сугроб под окном. Сглотнула, покачнулась, узнав вдруг видение, которое пришло к ней как-то раз, когда рядом был Ульф.

Человек, покрытый слоем инея и льда. С рукой, протянутой в её сторону.

Сзади в дверь вдруг стукнули. Кто-то неуверенно спросил:

— Конунг? Там обрушилась стена, люди кричат про колдовство. И у тебя какой-то шум. Может, ты все-таки выйдешь?

Если промолчу, сюда могут ворваться, мелькнуло у Светы. А здесь Ульф. Значит, этого нельзя допустить.

Она, спотыкаясь, шагнула к выходу. Стянула с шеи ножны, развернула их, заодно посмотрев на свои ладони. Их и впрямь разрезало, и глубоко. Руки были красными от крови, с запястий текло…

Голова тут же закружилась, перед глазами начало темнеть. Света закусила губу, глубоко вдохнула. И заставила себя взяться за ножны. Так, чтобы накрыть ладонью вырезанную на них руну Наудр.

Рана поперек ладони ответила мозжащей вспышкой боли. Но пальцы все-таки сомкнулись.

Она сделала ещё один шаг. Кое-как распахнула левой рукой дверь, держа в правой ножны. Увидела в проеме изумленные лица высоченных мужиков — и торопливо, задыхаясь от слабости, сказала на местном наречии:

— Стоять тут! Все — молчать! Нет — входить! Никто — нет входить! Завтра говорить!

А потом, навалившись всем телом, захлопнула дверь, вяло обрадовавшись тишине, что за ней стояла. Задвинула засов — и пошла, покачиваясь, к телу Ульфа.

К белому сугробу под окном.

Шла и думала.

Он покрыт льдом — значит, Хильдегард использовала на нем руну Исс. Руна Исс — просто черта. Хоть как её не переворачивай, она так и останется чертой. Если Ульф ещё жив…

От этой мысли внутри вдруг вспыхнула ярость. Он жив, молча решила Света.

Он жив!

— Он не может уйти, — прохрипела она на своем родном языке, уже опускаясь на колени — прямо на ледяную корку возле тела.

И окровавленными руками попыталась счистить с него лед.

Алое легло на белое…

Ладони обожгло холодом, зато мозжащая боль в руках чуть поутихла.

Но там, где только что прошлись её руки, корка из льда и инея поднялась ещё выше. Покрылась красноватыми узорами, впитывая кровь — и видно было, как быстро нарастают новые слои ледяных кристалликов и пушистого инея. Уже цветные, в розовых завитках.

Это лед руны, подумала Света. Он не уйдет просто так…

И она, задыхаясь и покачиваясь от слабости, начала чертить руны прямо поверх тела. Одну за другой, выбирая те, что могли помочь.

Окровавленными пальцами.

Алым по белому.

Руна Кауна — Свет и Поиск.

Руна Венд — Радость. А ещё Изгоняющая боль.

Руна Дагр — Рассветная.

Руна Матсюр — Мужская.

Руна Сол — Поворотная. Руна Солнца и Зима. И она же — Волчья.

Каждую из них, торопливо отчертив дрожащими пальцами, Света тут же накрывала ладонью.

Но ничего не происходило. И лед поспешно пожирал её руны, превращая их в розовые разводы на белой корке.

А под конец, уже отчаявшись, Света вдруг вспомнила про руну Гьиоф. Ту самую, что привела её сюда.

Гьиоф. Не только Свадебная руна — но ещё Дар и Любовь.

Вот только крови для неё на пальцах уже не было. Раны на ладонях, оставшиеся от острых краев стекла, теперь казались бледными, промытыми. Побелевшая кожа натянулась, выворотив наружу края распоротой плоти…

И Света запястьем, на котором ещё оставалось багровое, прочертила поверх льда косую черту. Лед наждачкой прошелся по коже, сдирая её — и на белое легла первая полоса. Кожа на запястье закровила, полоса вышла багровая.

А потом наискосок поверх неё, косым крестом, легла вторая. Тоже прочерченная кровью.

Света накрыла получившуюся Гьиоф двумя руками. Задохнулась от ледяной стужи, хлестнувшей по телу. Подумала — пусть то, что привело меня сюда, вернет тебя ко мне…

Ульф.

Вернись, Ульф!

Она терпела, сколько могла — а потом отдернула уже бесчувственные руки.

Жалко позвала:

— Ульф…

Звук отразился от широких досок потолка. Вернулся странным, тонким эхом. Перед глазами все уже плыло, и очертания сугроба размывались.

И все исчезло. Мрак наконец заботливо укутал её черной шубой, укрыл от всего. Света даже не почувствовала, как повалилась лицом вниз, прямо на ледяную корку.

***

Тепло, смутно подумал Ульф, просыпаясь

А следом сразу вспомнил все. Вскинулся, оглядываясь…

Он лежал голый, на мокрых досках.

И рядом лежала Свейта. Рукава его рубахи, в которую она была одета, почернели от крови. Лицо было бело-синим, словно неживым. Веснушки на нем выцвели…

Но его жена была жива. Ульф понял это по её запаху. Даже расслышал редкое, слабое биение сердца.

А в нескольких шагах от него, между изножьем кровати и стеной, поднимался странный, бесформенный сугроб, снизу заплывший красным. От него пахло и Хильдегард, и Торгейром.

Надо уходить, подумал Ульф. Найти одежду, взять Свейту и уходить.

В оконную нишу над его головой робко заглядывало предрассветное, темно-серое небо. Где-то вдалеке звучали голоса — злые, недовольные. Остро, горько пахло дымом и людской злостью…

Ульф вскочил, подхватил Свейту, уложил на постель, поверх покрывала. Быстро открыл пару сундуков, стоявших рядом с кроватью, оделся. Набрал ещё тряпья — уже для неё. Кинул все это на покрывало, Свейте под бок. Отыскал на полу свой кинжал, пахнущий теперь Торгейром, сунул его в ножны на поясе. Напоследок стянул покрывало узлом над Свейтой, поднял её на руки.

И присел на подоконник выбитого им самим окна. Втянул воздух — людей с этой стороны дома конунга вроде не было. В крепости все ещё горели пожары, большая часть стражников была там. А Свейта, как он слышал, этой ночью подарила крепости ещё один выход…

Он осторожно вылез в окно, по-прежнему держа жену на руках. Напоследок бросил взгляд в сторону красно-белого сугроба. Подумал — вот что бывает, когда одна мастерица рун встречается накоротке с другой мастерицей рун. Надо будет потом расспросить Свейту, как она сумела справиться с Хильдегард.

Оборотень мелькнул в пустом оконном проеме серой тенью и исчез.

***

Света проснулась от густого мясного запаха. И сразу поняла, что лежит она на кровати — бока ощущали сетку, накрытую несколькими слоями чего-то мягкого. Ноздри щекотал мех, натянутый до самого носа. Раны на ладонях, чем-то перетянутые, тупо ныли…

Света открыла глаза и повернула голову.

Это была какая-то хижина — с низким закопченным потолком, с очагом посередине. Над огнем булькал странноватого вида котелок, подвешенный на ещё более странном треножнике, разлапистом, с коваными завитушками…

А рядом с очагом сидел на чурбаке Ульф.

Живой.

Она смотрела на него несколько мгновений, боясь в это поверить. Он вдруг медленно повернул голову. Янтарные глаза блеснули, поймав блики от огня, горевшего в очаге.

— Сейчас поедим, — негромко сказал Ульф. — И отправимся на драккар.

А потом он подошел и сгреб её с кровати. Вместе с мехом, который её укрывал. Сказал довольно, глядя в глаза:

— И думаю, уже завтра мы будем в Ульфхольме. Ты не приходила в себя сутки. Я даже не знаю, что мне делать — ругать тебя или молча радоваться, что ты жива.

Мне бы надо рассердиться, подумала Света. Ругать он её собрался, видите ли.

Но вместо этого она потянулась к нему. И оборотень жадно, оголодало впился в её губы…