Здравствуй, любовь моя!
Питер, я не обижаюсь, что ты не отвечаешь, я уверена, что ты все прочел. Но почему ты никогда не говоришь со мной ласково? Ты придумал «независимое расследование». Я не обвиняю тебя, так должно было случиться. Я верила тебе больше, чем себе самой, и когда ты попросил меня об участии, я ни минуты не сомневалась. Компьютер в кабинете дежурного врача. До кабинета Сикорски добраться невозможно, там третий пост, за решеткой. Ты просто гений, Питер, мы могли бы на пару взламывать банки, как те гангстеры, муж и жена, помнишь, ты мне рассказывал? Я снова забыла…
Знаешь, как я пришла к выводу, что мамочка меня в чем-то снова обманывает? Я вспомнила слова этого Хэнка, когда проснулась после удаления второго сердца. Он проболтался насчет «стрельбы» по шимпанзе. Не убийства, а именно стрельбы. Их расстреливали. Я спросила маму, кто такой Хэнк.
— Я не знаю, — соврала она. Но я успела заметить, как ее зрачки дернулись, самую малость. Ведь это ты научил меня, Питер, как определять, не врут ли собеседники. Если за взрослым человеком очень внимательно следить, всегда можно обнаружить ложь. Когда я освоила твой метод, честно сказать, была в шоке.
Они врут нам постоянно! Я имею в виду не только маму и остальных докторов, а вообще, всех взрослых. Они врут, даже когда нет никаких поводов говорить неправду. Знаешь, любимый, сейчас у меня появился прямой повод поразмыслить об этом. Зачем они обманывают детей? Чтобы потом дети обманывали их? Так нелепо…
Питер, я так и не поняла, каким образом ты ослабил запоры на окнах второго этажа. Это мистика, Питер, ты настоящий чародей! Когда-нибудь ты обязательно мне расскажешь. Ведь это невероятно! Чтобы не заметили наши отставные морские пехотинцы, был единственный путь — по стене и по карнизу, до окон. Но если этот путь могла пройти только я, то кто же мне открыл окно изнутри?
Забираться было не тяжело, там снаружи кусты, не видно. Самое трудное заключалось в том, чтобы после ужина суметь выйти в сад, когда выходить уже не положено. Но ты у меня такой умный, ты и тут их перехитрил! Я все сделала, как ты сказал. Кушать я не могла, буквально кусок в горло не лез, но нельзя было дать им повод к подозрениям. Поэтому я давилась и ела. Даже вспомнить не могу, что давали на ужин, и слюны во рту не было, глотала через силу. В столовой и других местах, где разрешено гулять, висят камеры, ты же знаешь; мне пришлось весь вечер следить за лицом, чтобы себя не выдать. Отнесла тарелки, потом спряталась за мойкой и, когда уборщица выехала наружу со своим столиком, мыть полы, вышла через задний коридор кухни в тамбур. Через тамбур кухонные рабочие по транспортеру получают провизию. Двери, конечно, были все закрыты, но транспортер торчал в окошке, завешенном сеткой. Ты правильно подсчитал! Вот-вот должна была прийти машина с продуктами. Заступающие в ночь охранники с первого поста курили снаружи, я слышала за дверью их голоса. Они ждали пикапчик с эмблемой Крепости, чтобы быстрее перекидать на ленту заморозку и идти принимать смену. Если бы меня заметили, немедленно вернули бы в палату. Но меня не заметили, потому что ты очень умный и объяснил, как засунуть пинцет в розетку, и в какую именно. Пинцет я украла заранее.
Я надела сухую рукавицу, обмотала руку полотенцем, зажмурилась и воткнула пинцет. Сперва мне показалось, что ничего не произошло, но тут за дверью кто-то, по-моему, Крис выругался:
— Что за черт! Твою мать, свет вырубило!
И они оба побежали проверять электрощит. А я выдернула пинцет, розетка наполовину обуглилась. Затем улеглась ногами вперед на транспортер и пролезла в окошко. Попа у меня чуть было не застряла, ну и натерпелась я страху! Никогда не подозревала, что я такая толстая! Снаружи транспортер висит в пяти футах над землей, прямо над бетонным крылечком, и я чуть не выбила зубы, пока слезала. Упала все равно неловко, разодрала до крови колено и каждую секунду ждала, что кто-нибудь окликнет. Никогда мое сердце не стучало с такой силой, Питер, точно долбился кто-то изнутри в ребра!
Снаружи уже темнело, а свет погас только в столовой и в верхнем коридоре. Тут ты просчитался, очевидно, электроснабжение продумано более хитро. Над левым крылом, выходящим в парк, вовсю полыхали фонари, там стояла длинная машина, и четверо рабочих выгружали какие-то ящики. Помнишь, ты настаивал, что через тоннель машины не ездят? А вот мне, как назло, посчастливилось столкнуться с целым грузовичком.
Слава Богу, что отключились оба фонаря над крылечком кухни, потому что едва свет погас, как рабочие прекратили грузить и уставились в мою сторону. Возможно, они услышали возглас охранника, или в щите что-то хлопнуло. Так они стояли, ярдах в семидесяти, и пялились на меня, а я — на них и не могла сделать ни шагу. Застыла с колотящимся сердцем, точно статуя. Напротив меня, за живой изгородью, мерцали окна лабораторного блока, но их я не опасалась, потому что стекла матовые и не открываются. Оттуда никто бы меня не заметил. А секунду спустя до меня дошло, что грузчики работают под фонарем, и меня им не разглядеть. И я начала потихоньку отступать назад,
Потом побежала в обход здания, под окнами коридора, до кустов, и там отсчитала четвертое окно с краю. То окно, что ты мне указал. Оно действительно оказалось открыто, и я ума не приложу, как ты этого добился. Ты настоящий волшебник, Питер, иногда я даже тебя побаиваюсь. Окно приоткрылось на полдюйма, но сирена не сработала. Может быть, ты хоть теперь откроешь тайну, как тебе это удалось? Ведь не сам же ты днем приехал на коляске, прямо под дверь кабинета Сикорски, и отключил охранную цепь?
Я вернула раму на место. Оказалось, что снаружи дотянуться очень непросто. Подпрыгивала трижды, пока сумела зацепиться руками, а затем повисла, обливаясь потом от ужаса… Мне вдруг показалось, что с той стороны окна уже поджидает этот жуткий санитар Томми со шприцем в руках и ухмылкой в половину рта.
Питер, у меня опять провал в памяти. Кажется, я хотела тебе похвастать, как добралась до компьютера, но вместо этого вспомнила про ублюдка Томми… Я обнаружила себя сидящей с открытыми глазами напротив пустого экрана, а руки были сжаты в кулаки. Так сильно сжаты, что пальцы занемели. Очень плохой признак, могут начаться судороги…
Так вот. Я очутилась в кустах возле административного крыла.
В коридоре горел свет, я слышала, как за углом, между решеток, третий пост шелестит газетой. Наконец я подтянулась и забросила на подоконник головку камеры, спрятанную в ватном тампончике. Размотала проводок и открыла замочек на лямке моего девичьего дневника. Согласись, Питер, я ведь тоже сообразительная! Это я придумала, как спрятать портативный компьютер, который ты собрал. Мамочка ездила в город и спросила, что мне привезти, а я в числе прочей дребедени пожелала толстенький дневник с сердечками и маленьким замочком. Розовые странички, и на каждой маленькое сердечко. Забава для инфантильных идиоток, где они записывают впечатления дня, кто из мальчиков класса им больше нравится, и как они в первый раз целовались. Я вырезала в страницах глубокий прямоугольник, как это делают в кино шпионы, когда прячут пистолеты, и твой экранчик прекрасно там поместился. Осталось защелкнуть замок. С этим блокнотиком я удивителъно похожа на сентиментальную дуру. Я очень волновалась, но сумела сделать все правильно. Никто меня со шприцем не караулил. Я пошевелила проводком. На экране показался пустой коридор, охранник читал, усевшись ко мне спиной. Минут двадцать я ждала, пока ему приспичит в туалет. Наконец мужчина отбросил газету, потянулся и встал. Внутри меня все перевернулось, потому что он, вместо того чтобы идти в уборную, направился в мою сторону. Я чуть не выронила блокнот с монитором, когда его живот очутился прямо напротив камеры. Мне казалось, еще чуть-чуть, и он заметит подозрительный кусочек ваты, прилепившийся снаружи к окну.
Но мужчина даже не взглянул на окна. Он совершил нечто вроде ритуала, обошел каждую из дверей коридора, подергал ручки, проверил, светятся ли лампочки на щитке сигнализации, и только после этого убрался. Решетку поста он закрыл на ключ, стало быть, действительно, покинул коридор надолго.
В административном коридорчике камер нет, зато имеется пурпурная ковровая дорожка, с ответвлениями к каждому из четырех кабинетов. Руки у меня дрожали, но с ключом я тренировалась заранее, это ты меня научил. Какой ты молодец, Питер, без тебя я бы никогда не сумела выкрасть ключ, сделать дубль и вернуть оригинал на место. К счастью, наши доктора не ставили на двери кабинетов сложные замки.
Когда я оказалась в кабинете Сикорски, то первую минуту опять не могла сдвинуться с места. Жалюзи были опущены, а из угла на меня смотрели два багровых глаза. Я чуть не заорала, но сумела как-то справиться с собой. Это были никакие не глаза, а индикаторы монитора и видео. Как ты и предсказывал, при входе в компьютер поджидал пароль. Но врачи не собирались сражаться с хакерами, внутренняя сеть не соприкасалась с внешним миром, поэтому мне оставалось развернуть бумажку и набрать пароль и логин, как ты сказал. Вентилятор загудел неожиданно громко, у меня закрутило в животе. Но тут с поста донеслись звуки спортивного репортажа, Орлеан играл против Айовы, и я успокоилась. Охранник ничего не слышал.
Машина ответила, что логин неверный, так и должно было случиться. Потом я загрузила в свой компьютер диск с программкой, которую тебе переслал тот хакер из Петербурга, и уселась на паласе ждать. Время текло невыразимо медленно, компьютер попискивал, перебирая варианты кодов, или как там это правильно назвать. Пока он подыскивал пароль, мне пришло в голову, что голубой отсвет от монитора могут заметить с улицы. Ведь каждый час снаружи проходил патруль. Я сняла пижамную куртку и накинула на экран. Потом я стала думать, не оставила ли следов на дверной ручке и клавиатуре.
Я прошлась босиком до двери и тщательно все протерла. Я попробовала выдвинуть несколько ящиков в столах, но все оказались запертыми. От долгой неподвижности, Питер, у меня началось настоящее сумасшествие. Я принялась ползать по полу и смотреть, не обронила ли нитку или комочек грязи с улицы. Айова вела в счете, в какой-то момент охранник приглушил звук и загремел решеткой. Я заметалась в ужасе, отвернула дисплей к окну, а сама забралась в шкаф, где висели в ряд белые халаты. Проклятый компьютер хрипел, но никак не хотел выдавать верный логин. Но все когда-то кончается, и хорошее, и плохое. Через два часа я вошла в систему.
Они расстреливали шимпанзе, Питер. А также овечек и собак. И не только расстреливали, но пулевые ранения занимали начальство сильнее прочих повреждений. Пулевые ранения из пистолетов и револьверов, из автоматического оружия разного калибра. А еще осколочные ранения, в данной терминологии я запуталась. Судя по оглавлению, животные побывали или готовились побывать в настоящем бою.
Не знаю, где именно проводились стрельбы, я почему-то сразу вспомнила о подземном переходе к закрытым корпусам. Все было идеально четко и внятно расписано, прямо как для университетских лекций, даты, характеристики объектов, повреждений и результаты, таблицы, рентгеновские снимки, и развертки УЗИ. К счастью, картинок там не было, я бы этого не перенесла. Мамочка сказала мне половину правды. Многое было непонятно, отдельные файлы защищались своими паролями, и как их открыть, я уже не представляла. Возможно, тебе бы удалось это легко…
Встретилась мне одна неясность. Нет, я нигде не нашла и намека, что Куколке собираются прострелить левое легкое, как Игроку-11, или печень, как Маркизе-6… Ничего подобного. Но я встретила одно непонятное обозначение, закорючку. Видишь ли, значок «Альфа» обозначал обезьян, «Бета» — собак и так далее. Я так и не поняла, какое животное проходит у Сикорски под закорючкой «Ипсилон». Снимки внутренних органов, графики и зашифрованные сокращения. Ты бы разобрался, Питер, а я не сумела.
Файл с надписью «Ипсилон» не только не раскрылся, но моментально запросил пароль. А когда я попыталась выйти на него второй раз, он исчез из меню. Сработала защита. Несколько секунд я обливалась потом, потому что охранник опять завозился на посту, но он всего лишь включил кофеварку. Неожиданно мне стукнуло в голову, что попытка взлома немедленно зафиксирована где-нибудь на домашнем компе Пэна, и он уже мчится сюда, с пистолетом или скальпелем в кулаке.
Боже, какую панику я испытала, когда по стене, сквозь решетку жалюзи, мазнули огни фар, я чуть не описалась. Машина остановилась почти напротив окон, фары погасли, и хлопнули сразу две дверцы, а затем багажник. С перепугу я навалилась грудью на экран, вместо того чтобы убавить яркость. Я ничего не соображала. Со стола упала деревянная статуэтка и закатилась под диван. Позже я потратила полчаса, чтобы отыскать ее в темноте. Наконец мне хватило ума выглянуть в щелочку. Под фонарем на стоянке остывал джип с эмблемой больницы, и двое мужчин с сумками направлялись в сторону корпуса «А». Что они делают ночью, Питер? И какие объекты, под грифом «Ипсилон», подвергаются расстрелу, как ты думаешь?
Я достала чистую дискету и попыталась переписать хоть что-нибудь, но ничего не вышло. Я клянусь, Питер, что сделала все правильно, все, как ты говорил. Кроме того, я же не дикарь, я умею управляться с техникой. Стоило мне кликнуть на запись, как меню свернулось, и пришлось вторично перезапускать компьютер.
Я загнала все, что смогла, в архив, переписала на дискеты и сделала, как ты велел. Положила носители в мешочек, вылезла обратно и закопала их под третьей клумбой. Все, как ты сказал. Надеюсь, дождем не замочила, и жуки не погрызли.
Я поняла, что Пэна не особо заботят диабет и прочие людские недуги. Он выполнял совсем другой заказ. Про мамочку плохо думать я не могла себя заставить. Я решила с ней еще раз поговорить. Какая я дура, Питер! Ты правильно заметил, что содержание Крепости стоит миллионы баксов, ты намекал мне, а я и не задумывалась, откуда берутся деньги…
Но прежде, чем мы поговорили в последний раз, прежде, чем я ударила ее, произошло еще кое-что. Я забеременела.