Ронин

Глава 12

Любовь Демона.

Январь 1994 года.

Застоявшийся на морозе грузовик мы заводили полтора часа, в результате оба устали, перематерились, затащили сдохший аккумулятор на подзарядку в тепло, да еще оказалось, что электролита в банках осталось явно меньше уровня. В общем, решили, что все переносится на завтра, поэтому, в полном расстройстве чувств поехали ко мне домой пить водку и вспоминать былое. Гостя мы с Демоном проводили на последний поезд метро, благо мое общежитие расположено в десяти минутах ходьбы до конечной станции главной транспортной артерии Города, немного погуляли у станции, на случай, если моего приятеля не пустит в метро постовой милиционер, после чего двинулись в обратный путь, сделав крюк через большой парк, раскинувшийся у подножья гигантской телевизионной вышки. Я отцепил карабин поводка, и Демон огромными прыжками убежал в темноту, а я встал на широкой, расчищенной от снега дорожке, и запрокинув голову, ловил лицом пушистые снежинки, медленно падающие с темно-серого неба. Крики я услышал минут через двадцать, когда успел продрогнуть и вполне себе протрезветь.

Рисуя в себе картины, одна страшней другой, я бросился через снежную целину к соседней дорожке, на третьем шаге завяз и набрал полные ботинки, быстро-таящего, бодрящего снега. Матеря себя за необдуманность порывов, я вернулся на дорожку, попытался выбить снег из обуви и, лишь после этого, пошел по дороге, в обход, успокаивая себя тем, что Демон без команды не имеет привычки нападать на людей.

Демон действительно на людей не нападал, он напал на собаку, и когда я вышел на соседнюю тропинку из-за густых кустов, я увидел, что процесс нападения закончился — две немецкие овчарки, одна огромная, черная, и вторая, компактная, чепрачная, с яркой рыжинкой, стояли, сцепившись задами, с глупыми выражениями на мордах, что означало, что хозяйке рыжухи, что бегала вокруг блудливой парочки, уже поздно суетиться.

— Это ваша собака⁈ — ко мне, грозно потрясая поводком, бросилась высокая, с меня ростом девушка, одетая в черные, спортивные трико и, легкую, несмотря на мороз, серую штормовку.

Убегать от яростно наступавшей на меня девицы я не мог — Демон после акта любви пребывал в беспомощном состоянии.

— Пес мой. — с достоинством согласился я: — А что случилось?

— Вы издеваетесь? — крупный карабин брезентового поводка, прицепленный к широкому, в металлических заклепках ошейнику, опасно заплясал перед самым моим носом: — Вы что, не видите? Ваш кобель изнасиловал мою Грету!

— Так, барышня, давайте успокоимся. — я с трудом сдерживал смех: — Сразу, как милиционер вам заявляю, никаким насилием тут и не пахнет. Ваша сука выглядит вполне довольной.

— Ах, вы еще и милиционер! Ну тогда мне все становится понятным.

— И что вам становиться понятным? — обиделся я.

— Вот все и понятно, как вороны, хватаете все, до чего можно дотянуться. Мой брат бизнесом занимается, он про вас много чего рассказывает.

— Уж не знаю, что там ваш братец вам наплел, но, подскажите, почему ваша течкующая сука бегает по парку без поводка?

— Мы бегали вместе, а потом она выдернула голову из ошейника и убежала… — девушка, в сердцах, топнула по снегу стройной ножкой.

— Так что вам очень повезло, что я меня не какой-нибудь боксер или, упаси боже, кавказец…

— Это я вам должна спасибо говорить? Да, если хотите знать, Грету должны были завтра повязать с чемпионом Союза, с самим Вулканом! — девушка вновь стала наступать на меня.

— Ну знаете, между нами говоря, вязка с Вулканом — удовольствие сомнительное, говорят, что щенки от него в последнее время не очень получаются.

— Вы тоже это слышали? — сразу стала серьезной девушка: — А я все размышляла, надо ли моей Греточке с этим Вулканом связываться…

Не знаю, что это за Вулкан такой, впервые о нем слышал, но покивал сочувственно, а потом широко улыбнулся:

— Ну теперь то все разрешилось, само собой. Как говорится, это судьба.

— У вас хоть документы есть на собаку? — подозрительно спросила (кто она теперь Демону — теща кажется?): — Или вы его на рынке купили за три рубля?

— Вот сейчас даже обидно как-то. — изобразил оскорбленную невинность я: — Документы у нас полностью в порядке, мы тоже, не какие-то там, приблуды. Вы сами посмотрите, какой у нас экстерьер, какая спина мощная. А вот ваша девочка немного подкачала, лапки задние слабоваты…

Потом я пять минут слушал эмоциональные высказывания о прелестях и достоинствах молодицы по кличке Грета, о ничтожности моих познаниях в величайшей науке — кинологии и прочих недостатках меня и демона лично.

— Пойдем, малыш, мы тут не ко двору пришлись. — я развернулся и двинулся к своему дому.

— Стойте, подождите. — меня догнали и ухватили за рукав куртки: — Вы что, щенков нам заделали и сразу в кусты. Мне документы ваши нужны.

— Я паспорт с собой не ношу.

— Да зачем мне ваш паспорт? Мне агрессора вашего документы надо посмотреть. — девушка показала Демону кулак, но уже без особой агрессии, как теща зятю.

— У меня документы на собаку дома, можем сейчас зайти.

— Пойдемте. — Девушка надела на Грету ошейник, затянув его потуже и взяла меня под руку, видимо, до конца не доверяла, и мы двинулись к моему общежитию.

Когда мы вчетвером ввалились в мою маленькую квартирку, я, в очередной раз, убедился, насколько она тесная и убогая. Пока Демон показывал своей подруге свои владения, я полез в шкаф, где, в образцовом порядке, оставленном Наташей, лежали документы, достал их и поймал взгляд своей гостьи, направленный на следы нашего с Димой застолья.

— Сразу говорю — пес у меня не пьет. — пошутил я, протягивая моей гостье пакет с документами.

— Да мне все равно, с кем вы пьете… — с деланым равнодушием фыркнула барышня.

— Тогда прекрасно. Вы проходите, раздевайтесь, присаживайтесь. Чай, кофе будете?

— Кофе если можно. — моя гостья скрылась в ванной комнате.

Хорошо, что в моей квартире, кроме следов, нашей, с Димой Ломовым, встречи, других следов бардака не было. Посуду я старался мыть каждый вечер, пол мыл по выходным, грязную одежду собирал в мешки и, по выходным отвозил маме, для стирки в машинке-автомате, заодно играя роль воскресного папы для Кристины, поэтому мне не пришлось судорожно собирать с пола дырявые носки и очистки от колбасы.

А гостья мне понравилась — высокая, с длинными ногами спортсменки, плоским животом и небольшой попой, глазами, темно — зелеными, как вода в озере осенью, темно русые, густые волосы до плеч. Не скажу, что она была красавицей, но вполне-вполне симпатичной.

— Меня, кстати, Павел зовут, Павел Громов. — буркнул я, следя за туркой на плите, чтобы не убежало кофе.

— Ирина, Ирина Красовская. Очень приятно. — за моей спиной моя визави зашелестела бумагой.

По закону подлости, голос она подала именно в тот момент, когда пена взмыла вверх, темно-коричневой шапкой.

— Павел, что это значит?

— Да что случилось? — я, от неожиданности, чуть не выронил турку с закипающим кофе.

— Да вот! — девушка тыкала длинным пальцем в затертую бумажку, лежащую перед ней, на столе: — У вашего пса крипторхизм, он бракованный!

Я вздохнул, поставил перед гостьей чашку с кофе, теплое молоко и сахарницу, после этого сел напротив и потыкал в стопку бумажек, до которых она еще не добралась.

— Вы там дальше посмотрите, прежде чем кричать, есть справочка от ветеринара, что при последующем осмотре яичко у щенка выпало и встало на место. Так бывает, и у людей тоже. Вы, кстати, можете это, как говорится «ля на турель» посмотреть или пощупать.

— Вот еще, буду я вашему кобелю яички щупать. — фыркнула девушка, но справки и паспорт Демона изучила, с удовольствием отхлебывая кофе из чашки.

Честно говоря, Демон мой, совсем как Макс Отто фон Штирлиц, жил по чужим документам. Нашел то я его в вполне зрелом возрасте, а справка из ветеринарной клиники, что пес неизвестной породы по кличке Шарик привит от бешенства и чумы, меня не устраивала — для получения дополнительного пайка на собаку от старшины Дорожного РОВД этой писульки было недостаточно. В объединенный питомник Областного УВД я не пошел, все-таки, правда могла выплыть наружу, а вот в питомник транспортного УВД обратился, так как с «транспортниками» «территориалы» жили достаточно параллельно. Там я и получил за сущие копейки, документы на выбракованного несколько лет назад породистого щенка немецкой овчарки, что, в соответствии с приказом МВД, был реализован населению. Отступив несколько месяцев, собачий доктор выписал мне справку, что яичко, послужившее причиной выбраковки, встало на место, а в довершении всего, я получил родословную на Демона, из которой выходило, что пес мой благороден, не чета хозяину, и половина его предков прибыла из бывшей ГДР по соглашению об улучшении чистоты крови служебных собак. В общем, изучив документы, Ирина смотрела на своего «благородного зятя» вполне благосклонно, ну и мне немного тепла из ее глаз досталось. Потом мы еще немного посидели, потом выпили еще кофе, затем я пошел провожать девушку, которая жила соседнем от меня квартале, по дороге выгуляв собачек и договорившись, что через два дня мы встретимся на территории Демона для контрольной вязки. Домой я пришел около четырех часов утра, а за мясом мы с Димой выехали в районе обеда.

Локация — Деревня Журавлевка, Городской сельский район.

— Стой! Проезда нет! — на дорогу, наперерез самосвалу, шагнул невысокий парень в ватных штанах, телогрейке, с, кустарно пришитым воротником из искусственного меха, и серых, подшитых валенках. В подтверждение его слов, за ватной спиной подрагивал на ветру, металлический шлагбаум, синего цвета, с аналогичной табличкой. Блин. При вечернем посещении Журавлевки я эту преграду не заметил. Вот бы покрутились бы мы с Софьей, если бы на обратном пути уперлись бы в опущенное заграждение.

Хмурый, после вчерашнего, Дима, облаченный в такую-же телогрейку, только без воротника, высунул голову в боковое окошко и буркнул нелюбезно:

— Ты что под колеса бросаешься, это же машина, она дебилов не гладит, а давит.

— Говорю вам, проезд закрыт. — парень на «дебила» не отреагировал, видимо вчера тоже травился спиртным.

— Мы на ферму, за мясом едем, поднимай свою палку.

— Ничего не знаю. Если на ферму едете, то должен быть пропуск, или платите пять тысяч за порчу дороги.

— А тебя кто уполномочил деньги за проезд собирать? — не выдержал я: — Это, вообще-то рэкет называется. Эту дорогу еще при советской власти построили, и ты здесь никто и звать тебя никак.

— Я про советскую власть ничего не знаю, но этим летом мы отсыпку дорог делали, на деньги колхоза, так что, это наша дорога. Нет денег — валите отсюда, все равно там дальше ничего нет.

— Ну что будем делать? — Дима повернулся ко мне и зло зашипел: — Я этим козлам платить не буду! Никогда и никому не платил…

— Да и хрен с ними. — я откинулся на сиденье: — Разворачивайся, поехали в город. До Левобережного РУВД меня подбрось только.

На крыльце РУВД я увидел небывалое явление — довольный и улыбающийся Виктор Брагин курил дорогую американскую сигарету.

— Ты разбогател что ли? — я ткнул приятеля в бок.

— О, Паша, здорово. — опер потащил меня за угол: — Прикинь, на меня представление в Москву отправили, начальник розыска первый руку жмёт.

— Ты не расслабляйся, а то отправят к чёртовой маме, где у вас самое страшное отделение? На Торфяных болотах? Слава она такая, вещь, капризная. Я тебе тут новое дело притащил в клювике, но надо тщательно поработать.

Последующие два часа героический оперативник Виктор Брагин бегал с бумажками между своим кабинетом и комнатой Информационного центра, таская туда запросы, но из районного управления внутренних дел я вышел, обладая достаточной информацией для дальнейшей работы.

Во-первых, в адрес газеты «Советская Сибирь» с копиями Прокурору области, Главе администрации области и предприятию Областные сети ушло заявление реально существующей жительницы деревни Журавлевка, что ветеран труда, лауреат областных конкурсов, а ныне пенсионерка, на семьдесят пятом году советской власти вынуждена влачить свое существование, потому, что приобретенный много лет назад колхозом трансформатор оказался вдруг частной собственностью, причем новый владелец не может его эксплуатировать. Письма ушди по адресатам, сброшенные рукой неизвестного в вязанной перчатке в почтовый ящик на окраине города, а я приступил к изготовлению из красных корочек, бумаги, клея, ножниц и наборного комплекта для изготовления штемпеля печати я соорудил удостоверения инспектора учреждения Облархстройнадзор с моей фотографией. Конечно, оттиск печати на фотографии вышел так себе, но если не приглядываться, то будет вполне ничего.

Тот же день. Общежитие завода «Знамя борьбы».

— Здравствуйте. — я шагнул через порог комнаты, расположенной на третьем этаже рабочего общежития коридорного типа и поморщился — в комнате смердело грязными трусами, носками и прочей гадостью. На застеленных суровыми, серыми одеялами, кроватях, за столом, сидели три мужика и недобро смотрели на меня. И я понимал причину их неприятия — один из жильцов держал в синей от татуировок, руке, бутылку «Русской» с криво наклеенной этикеткой, чей путь в этот мир, однозначно начался не на вино-водочном комбинате.

— Прохоров Михаил Ильич здесь проживает?

— А ты что, мент что-ли? — татуированный отставил бутылку и поднялся, тяжело опершись на стол, так, что жалобно звякнули разномастные стаканы.

— Нет, я из областного архстройнадзора. — я показал удостоверение.

— Ахр… чего? — скривился мужик.

— За состоянием домов следим. Ширяева Антонина Иосифовна вам кем приходится?

— Бабка моя, покойница. — покачнувшись, сел Прохоров и перекрести лом: — Царство ей небесное. А что?

— Ничего, кроме того, что дом ваш, что от бабки остался, ветшает, без присмотра, скоро аварийным будет признан. А аварийные дома подлежат сносу, так как представляют опасность для населения. Вы собираетесь своим наследством заниматься, или нет? Мы вчера там были с проверкой, дом еще вполне можно в порядок привести. И земля же, опять, у самого города. Не нужен вам, отремонтируйте, и дачникам продайте.

— И что, Михалыч вас на территорию запустил? — недоверчиво скривился мой собеседник.

— А куда бы он делся, мы, вообще-то, из областной администрации, как никак.

— Вы из областной, а меня, к примеру, не пускают. Я три года назад, как освободился, туда приехал. Ну понятно, что там в деревне. С этим делом нормально обстоит, и я пьяный погрузчик на ферме запорол. Так Михалыч меня сказал не пускать, и документы, чтобы я дом переоформил на себя, не дает. А я здесь, на койке-месте обитаю, а еще сейчас зарплату не платят, четвертый месяц… — мужик смахнул слезу с ресницы: — Он, вообще, я слышал, городских не жалует, в родительские дома не пускает. У него там местных пацанов человек десять организовано, так они, как псы, любую команду Михалыча выполняют. Говорят, в том годе, Петруху Галкина, что грозился в суд подать и прокуратуру, его гаврики на болото отвезли и там притопили. Участковый приехал по заявлению бабы Петькиной, покрутился, а потом обратно уехал и больше туда носу не кажет. Если что-то надо, он Михалычу по телефону звонит, и тот ему сам все привозит.

Мужик прервался, разлил остатки водки по стаканам, под довольное ворчание собутыльников, выпил, поморщившись, и зажевав отраву морщинистым соленым огурцом, продолжил.

— и вообще, председатель, я слышал, план имеет, всю деревню под себя подгрести. Он местным работу не дает, только трактористу и бригадиру, остальных на вокзале набрал, так они у него почти за бесплатно работают, за выпивку и жратву. Так что, все очень грустно в Журавлевке. Нехорошо там, совсем нехорошо.