Ронин

Глава 12. Дервиш

Люди уходят в лес, в пустыню, в джунгли, прочь от других людей и цивилизации.

Но уходят они туда не одни. Они берут с собой своё одиночество. И гладят его и лелеют, и сетуют на него, и гонят от себя. Но шелудивый пёс, тощий, на длинных лапах, не мытый и не чесанный, с вечно слезящимися от тоски глазами, возвращается и лижет шершавым языком сердце. И где бы ты ни был, он везде с тобой. Даже когда ты в кругу близких друзей, он лежит у твоих ног, и ждет своего часа. И он последний зверь, которого нельзя убить.

Под убаюкивающий стук колес я лежал на верхней полке и пялился в потолок. На потолке мелькали тени, отбрасываемые уличными фонарями. Мы проезжали очередную станцию. Искаженные громкоговорителями голоса вещали на перроне только им понятную информацию. Иногда стук колес усиливался, когда встречный поезд проходил по соседнему пути. И в щель окна сквозняк дул ещё сильнее принося с уличным воздухом запах паровозной копоти и сажи. Мне не спалось. Я грезил наяву домиком на склоне горы. Домиком с большой крышей с задранными к верху углами, которые часто ошибочно именуют пагодами. А это обычные дома. Вот и я хотел обычный такой дом.

И чтоб сосны заглядывали ветками в комнату. И чтоб из окна была видна чистая стремительная река или гладь горного озера, глубокого и спокойного. А я мог в своей комнате для письма рисовать закаты и рассветы, или просто сидеть на вершине горы и смотреть на проплывающие мимо облака.

Не знаю почему, но таежная жизнь казалась мне беззаботной и безмятежной. И пригрезившийся домик на горе погнал меня от Барнаула дальше, до Бийска. В Бийске я заночевал. Здание вокзала было для большого города неприлично маленькое и на ночь закрывалось. Гостиницей же служил загнанный в тупик пассажирский вагон. Отдав положенные два рубля, я получил место на ночевку. А первым утренним автобусом отправился в Горно-Алтайск.

— И это разве горы? — сказала сидящая рядом женщина, когда «Икарус» пошел на спуск, ныряя в долину города.

— А какие они должны быть? — спросил я.

— Они должны быть такие высокие, чтоб небо с овчинку показалось! — уверенно и безапелляционно заявила она.

Вспомнив как бегал вместе с Иори по горам высунув язык как гончая собака, я сказал.

— А вы попробуйте подняться на самую маленькую гору. И низкими они вам казаться перестанут.

В кассе автовокзала была очередь. Уставший, изможденный люд. Люди ехали по своим делам личным и служебным. Туристов было очень мало. Осень. Не сезон. Туристов сразу можно было определить по зеленым «энцефалиткам». Это когда куртки и штаны с резинками, плотно обтягивающими конечности, чтоб клещи не заползли. Не зная куда дальше податься, я встал в очередь в кассу изучая карту Горно-Алтайской автономии на стене зала. Деревня Артыбаш была конечной точкой автобусного маршрута, значит дальше жилья нет. Прельстил меня Артыбаш и тем, что там было озеро. Огромное озеро.

И река Бия вытекала из него. Прекрасно, подумал я, дом у реки или озера на выбор. От нечего делать я рассматривал окружающих, пытаясь определить кто они в этой жизни. Рабочие, колхозники, служащие? Чем они занимаются и по какой надобности едут.

Часть из них скорее всего была местными, возвращающимися домой из поездки в столицу. Было пару припозднившихся туристов, судя по экипировке. По разговору же я понял, что они работали инструкторами на турбазе. Вот только один человек выпал у меня из общего плана. Он не подходил ни к какой категории. «Неправильный турист» окрестил я его.

Посудите сами. Одет он был в зеленый офицерский плащ без погон. Замызганные потерявшие цвет джинсы, выглядывающие из под плаща, были заправлены в солдатские ботинки на высокой шнуровке. Вязаная шапочка на голове похоже вязалась из старых носков папы карло, настолько она была разномастная, состоящая из дюжины ниток самых разнообразных цветов. При всем военном обмундировании личность в плаще явно была лицом гражданским, к военным никакого отношения не имеющим. Короткая, но густая рыжая борода и голубые ясные глаза, интеллигентный невинный и кроткий взгляд. Кожа лица и высокий лоб без единого прыщика были покрыты равномерным загаром, какой бывает у человека отдыхающего на Черном море. Но что он тут делал?

Больше всего меня озадачил помимо рюкзака на спине, большой потертый чемодан. Кто он, владелец чемодана? И куда, по каким делам он может ехать? Местным он явно не был. Но представить его туристом, как он карабкается в гору с рюкзаком на плечах и с чемоданом в одной руке, тоже не получалось. Не складывалась картинка.

Впрочем, как оказалось эти вопросы интересовали не только меня. Когда в зале возникли две личности в серой форме и фуражках, я инстинктивно напрягся ожидая проверки документов. Однако личности прошествовали мимо меня прямиком к «неправильному туристу». Взяв его под локотки они тихо извлекли его из очереди и повели за собой. Сопротивляться «турист» не стал, а безропотно пошел с милиционерами.

Когда очередь подошла и я покупал билет, то к своему удивлению увидел, что «неправильный турист» вернулся и невозмутимо стал опять в очередь. А вот когда он занял в автобусе место рядом со мной я уже не удивился. Судьба. Странно, но кажется я становился фаталистом, видя в совпадениях и случайностях проявление судьбы.

— кармы, — поправил меня рыжебородый попутчик.

— Что вы сказали? — опешил я.

— Вы говорили, что видите закономерности событий в своей жизни. Судьба для такого определения понятие слишком общее. Правильнее будет назвать карма.

— Разве я сказал это вслух?

— Ну, подумали нечто подобное. Извините, если я сказал что-то не то, — замялся собеседник.

— Да нет, продолжайте, пожалуйста. Мне очень интересно, что вы вкладываете в понятие карма, — ответил я, всматриваясь в лицо собеседника. Не было у него одного черного глаза а другого зеленого. Да и брови были на одном уровне. Про платиновые и золотые коронки и речи не могло быть. Ровные белые зубы. Ровным счетом ничего не было в нем от Булгаковского Воланда. Скорее он походил на другого героя. И так меня заинтересовал, что я со своими расспросами набросился на него с такой жадностью, как кот набрасывается на рыбу. Только, что не урчал и чавкал от удовольствия. Столь широко образованного собеседника мне встречать не приходилось. В вопросе кармы мы с ним не сошлись. карма конечно с одной стороны удобное понятие, объясняющее все неприятности в человеческой жизни воздаянием за грехи. Но с другой стороны, если человек не грешил а жизнь его неумолимо катиться под откос, карма объясняет это грехами прошлой жизни.

— Совершенно не согласен, — заявил я, — Ладно, если б человек помнил о грехах в прошлой жизни, то наказание в этой он понимал. Но факт то, что как можно наказывать за то, что он не помнит? И как говорится ни сном, ни духом?

— Уголовный кодекс тоже не делает скидки если преступление совершается в состоянии алкогольного опьянения и человек его совершивший ничего не помнит. Наоборот алкоголь является отягчающим фактором и от ответственности не освобождает.

— В пьянстве человек виноват сам и в потери памяти, но прошлую жизнь то не помнит никто! — горячо вступился я.

— Помнит. Далай-лама помнит все свои воплощения.

— Но все остальные-то не Далай-ламы, и далеко не просветленные и просвещенные?

как им быть?

— Просвещаться. Другого пути у человечества нет, кроме личного духовного самосовершенствования. Человек перестал расти духовно со времен средневековья и это плохо кончится. Дикарь с атомной бомбой в несколько раз опаснее дикаря с мечом. Поэтому гибель нашей цивилизации не за горами, — спокойно и уверенно ответил попутчик. И я внутренне вздрогнул, вспомнив слова Дарьи, что людей на Земле в будущем не будет. Надо ли говорить, что в споре и дальнейшей беседе мы провели всю дорогу. Искоса я бросал взгляды на остальных пассажиров автобуса. Некоторые делали вид, что не слышат нашей беседы. Другие напротив, смотрели на нас, как на инопланетян.

Настолько чужд им был предмет нашей беседы, что они совершенно ничего не понимали из сказанного. Время пролетело незаметно. В семь часов вечера мы вылезли из автобуса у моста через реку. На белой указательной табличке чернела надпись — «Иогачоз».

Вот так название? Артыбаш то где? Деревня по эту сторону озера и оказалась Артыбаш.

А присмотревшись к табличке я понял, что написано на ней Иогач 0,3 км. т. е. протяженность моста через вытекающую из Телецкого озера реку Бию была 300 метров.

С попутчиком моим, которого звали Константин мы настолько сдружились, несмотря на разногласия, что ночлег решили искать вместе и спор свой продолжить. Проходя по центральной улице поселка обращались то в один дом, то другой. Деревня как вымерла. Встречали нас во дворах, в первую очередь собаки. Звонкоголосые лайки, с закрученным петелькой хвостом. Лаяли они беззлобно но громко, оповещая хозяев о приходе чужаков. Хозяева выходить из дома не торопились. А вышедшая из очередного дома старуха посоветовала приезжим обратиться насчет жилья на турбазу в конце деревни. Следуя её совету мы двинулись быстрым шагом, поскольку осенние сумерки уже наступили. Навстречу нам неизвестно откуда появилась шумная толпа пьяных аборигенов. Мне стало неуютно на душе в предчувствии стычки. Пьяные, грозные, были чем-то недовольны и явно искали приключений на свою попу. Первым моим побуждением было схватить попутчика за локоть и свернуть от греха подальше в ближайший двор. Но Костя не поддался, лишь изумленно посмотрел на меня. Пьяная толпа меж тем приблизилась к нам. Красные, остро пахнущие перегаром лица прошли огибая нас, словно нас и не существовало, продолжая материть все на свете. В руке одного из них был поломанный черенок от садового инвентаря. Скорее всего лопаты. Но они прошли, и мы прошли, и ничего не случилось.

— Знаешь, Костя, я поражаюсь как это к нам не докопались. Они ведь явно ищут о кого кулаки почесать. И двое чужаков кандидатуры подходящие.

— Ничего удивительного, — пожал плечами Костя. — Просто так неприятности не случаются. Если бы у нас была внутренняя агрессия и злоба будь уверен, нас так просто бы не пропустили. Иногда не то, что злобы, а просто внутреннего неприятия человека достаточно. Люди ведь связаны все единым полем, поэтому чувствуют друг друга на расстоянии. Ты не читал учение Вернадского о ноосфере? Именно благодаря ноосфере и возможны такие явления как телепатия и связь между людьми близкими друг другу по духу.

Поселились мы в бараке из лиственницы, постройки 38года. Когда-то в этом бараке жил первый директор турбазы. А теперь в ней жили монтажники строившие линию электропередачи и ещё некие неизвестные личности. Монтажники милостиво разрешили нам пожить у них. Монтажники целый день работали. Мы же были предоставлены сами себе. Гуляли вдоль берега озера. Поднимались в горы. И говорили, говорили и говорили. казалось не было вопроса, по которому бы мы не спорили. Но вместе с тем была у нас некая похожесть, некая астральная связь. Что мы не сорились а лишь дополняли знания друг друга. Двое суток непрерывных разговоров и информации.

Мне казалось, что я ощущаю как у меня мозг гудит, как трансформатор усваивая и переваривая информацию. Через двое суток рано поутру мы сидели на кухне и завтракали.

Чай, сухари и сыр. Костя оказался вегетарианцем. Крепко заваренный чай он размешивал со смесью детского питания.

— Первое, чем подкрепил свои силы Будда выходя из аскезы, был ширчой. Чай с молоком.

— молвил Костя как бы рассказывая сам себе и ко мне конкретно не обращаясь.

Над столом летали сонные мухи доживая последние осенние дни своей короткой жизни. Тут я не выдержал и выложил Константину про свою жизнь, не утаивая никаких мелочей. И про то, что я из будущего. И про лабораторию. И про мироустройство. А под конец и про страсть своей жизни. Светлану. А может быть Дарью. Про ту, чья сущность жила в этих женщинах. Про ту, истинного облика которой я никогда не видел, да наверное и не увижу. Константин слушал с интересом и не перебивал, а когда я закончил, он посмотрел в сторону на остывающую печку и сказал:

— Значит проект «Ронин» ещё действует. А знакомую твою на самом деле зовут Диана.

Она симпатичная.

Может мне это только показалось. Но после его слов мухи, летающие над столом, замерли в воздухе, а размешиваемый чай так и застыл воронкой вокруг ложечки.

— Вся проблема была в том, что мы не могли заглянуть в будущее. Не во всё будущее, а конкретный период. Через десять лет связь обрывалась. Реципиент просто не мог найти носителя, чтоб посмотреть на мир его глазами. А означало это одно, — Константин вздохнул, — Людей на земле нет. Ни единого человека. Никого. И что произошло или произойдет, мы не знаем. Сам судный день человечества не просматривается. Ужасные помехи связаны с колоссальным выбросом энергии. Остается только гадать. Нажал ли нервный политик кнопку, упал ли астероид или ещё какие катаклизмы планетарного масштаба.

— Но до происшествия вы просмотреть то могли? — спросил я.

— Да, — кивнул Костя. — И я вычислил этот день. И дожидаться не стал. Сбежал. Теперь вот брожу по миру и ищу выход. Не буду изображать из себя спасителя мира. Сбежал я по весьма прозаичному поводу. Страх. Страшно стало, что завтра уже не будет. Что сфинкс рассмеётся, звезды погаснут и времени больше не будет. Только вот находясь в этой эпохе я стал задумываться над тем, что нужно сделать? Если причина катастрофы заложена в человеке, то нужно изменить человека. Это не грязь, — сказал Костя, вытирая подошву ботинок об траву. И налипшие комья грязи нехотя отваливались. — Это сырая земля. Грязь то, что оставляет после себя человек. Мы изгадили планету до невозможности. Высосали её как вампиры.

Мы шли по лесу, и серое ненастное небо сеяло холодным промозглым дождем. Ели, сосны, пихты и кедры смотрели на дождь снисходительно. Только березы в золотом платье теряли листву и уныло гнулись в предчувствии скорой зимы. Да осины дрожали в ознобе мелкими листьями. Внезапно на небольшой поляне возникло дерево с черным стволом и большими ладонями желтых листьев. Где-то я такое уже встречал? Где?

— Маньчжурский орех, — сказал Константин, между прочим, отвлекаясь от темы повествования. Я вздрогнул. Никак не мог привыкнуть, что он читает мысли.

— Ты жил во времена экономического кризиса. Счастливчик. Это было только начало проблем. Так сказать прелюдия, перед тем, что произошло дальше.

— Что?

— Дальше произошло то, что должно было произойти. Кризис энергетический. Мировые запасы нефти подходили к концу. Те, у кого она была ещё как-то жил, остальные просто медленно вымирали. Автомобильные свалки протянулись на многие километры.

Машины тихо гнили и ржавели на них. Переработка обходилась дорого. Да и смысла особого не было. Частный автомобиль оказался не всем по карману из-за дороговизны топлива.

— Постой, — поморщился я, — кажется, в Антарктиде были обнаружены крупные месторождения?

— Месторождения нефти в Антарктиде оказались не столь уж богатые. И разрабатывать их стали поздно. К тому времени начался кризис экологический. Пресная вода оказалась гораздо важнее, чем нефть. Если Европа тонула от ливней, и калифорнию терзали ураганы, то остальной мир мучила засуха. Реки обмелели. Часть гидроэлектростанции пришлось забросить. Даже кое-какие атомные станции остановились. Не хватало воды для охлаждения. Главным запасом пресной воды считался Байкал. К тому времени он уже был на территории Китайской автономной области. И сюда к Телецкому озеру они тоже протянули руки.

Я недоверчиво поднял брови.

— А что ты хотел? Ширина озера от 300 м до 5 км, протяженность 78 км и глубина от 20 до 200 м. Воды в озере хватило бы для всего населения края на тысячу лет.

Мне было грустно. Болоньевая куртка всё-таки промокала. Офицерский прорезиненный плащ Кости оказался куда практичней. Диана судя по описанию Константина Игоревича была действительно хороша собой. О том, что меня освободили и запустили в прошлое он конечно знал, но такие детали как моё конкретное задание т. е. изменения, которые я должен совершить либо не знал никто, либо знал только руководитель проекта. Моей персоной заинтересовались в лаборатории трансфертного времени случайно, поскольку вероятность изменения прошлого в нужном направлении выданная ИР составила 68 %. На безрыбье и рак рыба. И хоть я погиб в прошлом вместе со своим носителем телохранителем президента. как это не парадоксально, но меня воскресили повернув проект в нужное русло. Агент «Ронин», под этим именем я числился по документам оставшимся в ГРУ, оказался жив и здоров и топал по тайге с одним из сотрудников другой лаборатории, историком по специальности. Поневоле я вспомнил Юрика, тоже «историка». «Сегодня на Патриарших прудах произойдет занимательная история». Вспомнилось мне, и я хмыкнул. Насколько я недолюбливал одного историка, настолько же симпатизировал другому. Самоуверенный Юрик и вечно сомневающийся Костя. Не сказать чтоб он знал меньше Юрия, пожалуй даже больше, только категоричности в суждениях сторонился, понимая, что слишком много может быть факторов, которые невозможно учесть и предсказать. «Deus ex machine» — говорил Костя, бог из машины, когда непредвиденное обстоятельство приводит к неожиданной развязке.

— Вот мы на тебя и надеемся, — улыбнулся Костя светло и как-то солнечно. Может это из-за синих глаз и рыжей солнечной бороды? Константин Игоревич был на пять лет старше меня, но выглядел значительно моложе. Здоровый образ жизни. Хождение по горам и работа на свежем воздухе. Не имея никаких документов Костя за две бутылки купил у какого-то бомжа паспорт. И периодически устраивался на работу. Приходил в какой-нибудь крупный НИИ в Новосибирске или Ташкенте и узнавал, нет ли вакансии рабочего в геологическую либо археологическую экспедицию. Таким образом он путешествовал и работал. Совмещал приятное с полезным.

— Но и сами не плошаем.

Я кивнул. Костя согласно поговорке: Omnia mea mecum porto! — всё своё носил с собой. Потертый чемодан вмещал все мировые религии. В нем помимо Библии, лежал Коран, Бхагавадгита, одна из книг Махабхараты, а именно Араньякапарва (Лесная книга), а так же книги по археологии и истории религий. А ещё он таскал с собой общие тетради в клеточку, где вел свои записи. Сравнивал и вычленял то общее в религиях, что было. Делал какие-то выводы и заметки. Про свою работу он особо не распространялся. Но я догадывался, что смыслом его труда было создание одной общей для всех религии. А вот свой роман он пересказал мне с удовольствием. Написанный им роман про Синдбада морехода был пародией на современность. Сам роман я к сожалению прочитать не смог, его изъяли органы во время одного эпизода. как признавался Костя, человеку свойственно ошибаться. Рукопись он особо не прятал, чем и поплатился. Особенно мне понравилось те обстоятельства, при каких он писался. Было это жарким летом в пригороде Душанбе. Он писал сидя на прохладном полу в глиняном саманном доме. Ветки с абрикосами упирались в оконную раму. Один в чужом доме. Хозяева уехали на месяц и пустили его пожить. Сам по себе факт невероятный, что незнакомого человека могли оставить в доме. Но я не удивлялся. Константин был тем человеком, к которому мгновенно, практически сразу проникаешься доверием. Вот и хозяева глинобитной мазанки ему доверились. А зря. Нет он их не ограбил. Он настолько увлекся написанием романа, что не выходил из дому месяц и поэтому съел в доме всё продукты. Съел абрикосы, до которых мог дотянуться не выходя из дома, съел всю крупу, сухари, горох. Последнее, что было съедобным крахмал. От вкусовых и питательных качествах крахмала он был не высокого мнения. Но бросить написание и пойти в магазин за продуктами было выше его сил. Ему казалось, что стоит ему переступить через порог, как вдохновение покинет его навсегда. И роман не будет завершен.

— Выдали туристам паек. А в паёк входили сухари, тушенка, суп в пакетах, и дали в этот раз икру кабачковую в железных банках. Повел инструктор свою группу по маршруту. Маршрут размеченный, где привал, где ночлег давно утверждено, и тропа за лето вытоптана изрядная. Группа идет по тропе вереницей, замыкающим как всегда инструктор, чтоб не один не отстал, и не дай бог не потерялся. Шли, шли. Остановились на привал, обедать. Танк (так звали инструктора, видимо из-за размеров) как банку с икрой открыл, тут его и осенило. Все знаете, на что она похожа? Вот! Он, не долго думая, сбегал втихую с банкой вперед по тропе и аккуратненько так содержимое банки на тропинку выложил и сверху кучки бумажку мятую положил для завершенности композиции. Вернулся назад к группе и скомандовал подъем. Построил и повел дальше.

И вот каждый турист проходит, кучку перешагивает и возмущается: какая это зараза прямо на тропе кучу сделала? Не уже ли в тайге места мало? Тут сзади прорывается инструктор Танк с ложкой наизготовку и, расталкивая публику, кричит: Где? Кто? О! Свеженькое! Откидывает бумажку и, зачерпнув ложкой, отправляет себе в рот.

Представляете картину? У особ нежного пола шок. Слабонервных начинает полоскать, благо есть чем. Только пообедали. А инструктор мечется среди них с ложкой и всем предлагает попробовать, уверяя, что это икра кабачковая и это он пошутил.

Пробовать никто не хочет. Танка отгоняют и кричат, что теперь его кормить не будут, Знают, чем он питается!

Я трясся в конвульсиях от смеха. Мой новый знакомый сам в своё время работал инструктором и знал эту историю и многие другие как говорится из первых рук.

Так случилось, что судьба с Костей развела нас в разные стороны, хоть мы ещё не расстались, а проживали в том же бараке 38года. Только Константин переселился к другому соседу. Помимо монтажников жили в бараке ещё некие примечательные личности. Через стенку с монтажниками жил строитель монголоидной внешности, почитывающий вечерами Е.Блаватскую и прочих «Великих Посвященных» эзотериков.

А когда напивался, то гонял свою жену. Через стенку это было здорово слышно. Поскольку дети начинали реветь как милицейская сирена.

Следующая каморка принадлежала крупному мужчине лет сорока с широкой и тяжелой костью, и с большой окладистой бородой. Мужик рубил березовые чурки в два обхвата колуном. Увидев его за этой процедурой, я подумал, что вот он исконный местный житель, богатырь Артыбашского разлива. Ан, нет. Богатырь оказался родом из Украины, и окончил Киевскую художественную академию. Вот к этому художнику Костя и переселился. Дело в том, что у Александра, как звали художника, оказались некие исторические книги, которые он из дома выносить и давать кому-либо почитать категорически отказывался. Диковатая и странная личность с высоким лбом и выдающимися вперед надбровными дугами неандертальца. Ко мне он отнесся подозрительно, а Костю запустил читать и жить у него. А я же перебрался к последнему жильцу, с другого торца дома. А жил там не менее замечательный человек. Бывший моряк, ходивший по Атлантике, бывший пастух, бывший инструктор на турбазе, а ныне свободный человек Сергей Федорович. Он же без преувеличения был «светочем мысли и отцом русской демократии» в деревне Артыбаш.

У него постоянно толклась куча всевозможного народа. То йоги из Питера переночевать пришли, то туристы со своими байдарками и катамаранами, то какие-то темные личности передавали привет от Гоши и просили посадки на его территории и уезжали с утрешней лошадью, утром же и выяснялось, что никакого Г оши Сергей Федорович не знает. Я пребывал в недоумении.

— А почему ты вчера им это не сказал?

— Вижу же, людям переночевать негде. На полу места много, — улыбался Сергей.

На «ты» мы стали обращаться к друг другу сразу, хотя он был старше меня. Сергею Федоровичу было лет сорок, и не смотря на гостеприимство, простачком и что называется своим парнем в доску он не был. Была у него и своя замечательная ироничная улыбка и свой кооператив с цветущим названием «Флора». Кооператив под его руководством цветы не выращивал и не процветал. А с целью выживания брался за любую работу в деревне. И чем только этот кооператив не занимался. Помимо официального сбора лечебной травы и сдачу её в заготконтору в основное время он занимался строительством домов частным лицам за наличный расчет и мелкими шабашками в виде ремонта овощехранилища, изготовление срубов под баньки и тому подобное. И я к этой работе подключился. Пришлось туго. Непривычные упражнения с топором и ножовкой, от которых я почему-то быстро уставал. Сергей Федорович высокий, худой, жилистый, казалось не уставал совсем. И видя мои муки на второй день сказал:

— Работать нужно не напрягаясь, как дышишь. Ты ведь спортом занимался?

Я кивнул, не вдаваясь в подробности каким спортом.

— Представь себе, что это не работа а тренировка. Пилишь доску — тренируешь одни мышцы, забиваешь гвозди — тренируешь глазомер и точность удара, рубишь топором — тренируешь совсем другие мышцы. Вот в таком духе и работай. И главное не напрягайся, делай все точно, не спеши. От спешки ты только выдыхаешься быстрее.

Мне стало стыдно. Синмен сан говорил именно это, что любой вид деятельности можно превратить в искусство и путь. Он же был одно время плотником и даже писал про путь плотника. И я позволил себе расслабиться. Не думать ни о прошлом, ни о будущем, не терзаться вопросами, ответа на которые я получить не мог.

Я просто дышал полной грудью. Смотрел время от времени на озеро то темно синее, то серое. Примечая, что цвет воды лишь отражение неба. Смотрел на туман серыми клочками висевший на противоположенном склоне горы, по ту сторону озера. Слушал как шумят сосны на вершине горы. Верховка — ветер гуляющий на вершине гор гнул макушки сосен, словно незримый великан гладил их ласковой ладонью. Впрочем, не всегда эта ладонь была ласкова. Разгулявшись ветер валил деревья. И они падали беспомощно задирая корни к небу. И падали не одни. Нередко увлекая за собой ближайшие деревья. Так получался лесоповал.

Горы. Слой почвы лишь прикрывает камни и скалы. Деревьям редко удавалось прочно закрепиться на камнях. И если дерево все же укрепилось, то стоило ему вырасти, высунуть макушку чуть выше соседей, как оно принимало удар ветра. И то, что неумолимый ветер теперь обязательно его уронит, причешет, подравняет, было предрешено. Поэтому больших и старых деревьев в горах мало. Вот ведь как, подумал я. Действительно больших и великих людей мало. Человеческое общество причесывает всех и стрижет под одну гребенку. И мало тех, кто выдержит эту стрижку, переживет уравниловку.

Впрочем такие философские мысли меня посещали редко. В основном я ни о чем не думал. Тело моё работало само без подключения мысленного процесса. Разум же мой находился в неком состоянии безмятежной прострации.

И случилось чудо. Доски пилились сами по себе. А ведь именно с пилой я и не дружил. Рубка топором с длинной рукояткой у меня получалась куда как лучше. Но это было не чудо. Необычное было в другом. Гнутые гвозди было лень выпрямлять, и я забивал их как есть. Они извивались как живые но в дерево залазили по самую шляпку. Мне самому не верилось, что такое возможно. Но я это видел своими глазами, и забивал своими руками. А может это не я? Пришла в голову мысль. Может это сенсей, живший где-то в моём затылке, взял молоток в свои руки да и всё остальное? Впрочем, я не возражал и не препятствовал этому. И как не странно такое отношение к работе пошло на пользу. Сделал я за день не меньше, чем в прошлые два дня, когда упирался стараясь не отстать от других. День прошел а силы остались. После шести вечера собрались идти по грибы.

Выйдя с ведрами из дома, я спустился умыться к ручью, протекающему у барака. Сполоснув лицо ледяной чистой водой, поднял взгляд и увидел в соседском окне дома Костю. Он оживленно мне жестикулировал.

— Привет узникам Освенцима! — мрачно сказал я, подойдя к окну. — Вскормленный в неволе орел молодой возжаждал свободы?

— Привет! Я тут такое узнал! Ты не представляешь! — зашумел Костя с той стороны стекла.

— Так выйди, поговорим.

— Александр уехал в Турочак, и меня закрыл. Он кажется не совсем мне доверяет.

— А по-моему совсем не доверяет, — усмехнулся я, — тебе с ним не страшно? Вдруг ему в голову взбредет, что ты его ограбить хочешь. Вот он возьмет да и придушит тебя ночью во избежание.

Но мой сарказм прошел мимо цели, Костя вроде как и не услышал.

— Тут в одной книге по алтайской мифологии говорится, что беды на землю придут тогда, когда потревожат прах великой шаманки. В горах начнутся землетрясения. Её прах отвезут в Новосибирск и там они тоже произойдут.

— Ага, так и написано в Новосибирск?

— Брось, я и сам знаю, — отмахнулся Константин, — суть не в этом. А том, что все эти события действительно произойдут в XXI веке.

— Хм. Смею напомнить, что я вроде как это тоже знаю.

— Но есть то, что ты наверняка не знаешь, — улыбнулся Костя, — Эта легенда имеет письменное подтверждение.

— Ну? Не томи.

— Здесь написано, что в районе Телецкого озера есть наскальные рисунки иллюстрирующие все эти знаменательные события и ещё кое-что. К алтайской принцессе отношение не имеющее, поэтому в иллюстрации не вошедшее. Вот, смотри — Константин повернул книгу на столе ко мне указывая пальцем на добротные фотографии наскальных рисунков. На камне словно кто гвоздиком нацарапал силуэты двух человечков по центру фото. Знаете, как дети рисуют? Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая. Вот что-то вроде того. Только было там нарисовано девять таких человечков взявшихся за руки. Крупно взяты только двое. Один вроде как галочкой отмечен, или книга перед ним раскрыта. А у второго явно какая-то палка за спиной. Лук наверное. Да нет. Тут черточка не по центру палки. Больше похоже. На саблю это похоже, или на стилизованное изображение катана.

— Дались тебе рисунки?

— Да это не мне, Костя бы хотел на них посмотреть.

— Вот уж поистине дервиш, — Сергей Федорович сжал губы, отчего нижняя губа презрительно выпятилась. — И зачем он тебе?

Я замялся. Костю я познакомил с Сергеем в тот же день как и сам познакомился. Вернее мы вместе зашли. Но вот не показались они друг другу. Бывает же такое. Было у меня нечто общее с Константином жажда знаний, истории. Было общее и с Сергеем каратэ например и некая внутренняя сущность воина. И я мог дружить что с тем, что с другим. Но сами они были настолько противоположены друг другу, что о товарищеских отношениях не

могло быть и речи. Костя хоть сносно и терпимо относящийся к жизненной позиции других людей Сергея совсем не чтил. Не знаю что ему в нем не понравилось. Могу только догадываться, что в Сергее Косте не понравилось некая бравада и эгоцентризм. Сергей же, причислял Костю к Рерихнувшимся. Так он называл последователей Рериха искавших в горах Алтая Шамбалу, или русское Беловодье. Они видите ли основывались на том, что раз гора Белуха, значит тут форпост Беловодья быть должон. Странные конечно личности. Константин может и смахивал на них внешне, но был совсем другим человеком. Но может и не эти причины их рознили, и всё это мои домыслы. Однако, отвести к месту, где находятся наскальные рисунки Сергей отказывался.

— Делать мне больше нечего, — возмущался он, — Сейчас пока теплые деньки стоят надо успеть сделать побольше, а не прогуливаться к памятникам первобытного искусства.

Я вздохнул.

— Ну позарез надо. Скажешь ребятам, чтоб без нас поработали. А послезавтра мы их отпустим сами поработаем.

— Ладно, — недовольно отмахнулся Сергей, — Завтра пойдем с утра. Далеко я с вами не пойду, но как дойти объясню.

Его взмах рукой Кирюха воспринял на свой счёт и пошел по направлению к дверям.

Дойдя до двери он царапнул её лапой. Надо сказать, что Сергей держал собак, как в деревне без собак? Лайка Машка жила у него в сарае по причине того, что загуляла. А Кирюха был пес домашний, и собственно не Кирюха, а черный терьер килограмм на 60 с колючим как у хозяина взглядом из под бровей по кличке Кермес. Это его друзья хозяина Кирюха называли. Пес был умный и воспитанный, гулять он выходил на улицу сам, открывал лапой дверь. А вот назад зайти уже не мог, и о том, что он свои дела сделал, сообщал лаем. Деликатно и внушительно тявкнет пару раз под дверью, и хозяин запускает. Я поначалу и не знал о присутствии собаки в доме. Он никогда не лаял попусту. И вот примерно на второй день захожу без стука в дом, а на веранде черный как ночь кучерявый пес. Молча поднялся на дыбы. Прижал меня лапами к стенке и зубы показывает, издавая при этом утробное рычание. Судя по запаху из пасти, он уже завтракал.

— Сергей, это я! — крикнул я в сторону двери.

— Кермес, ко мне!

Пес меня отпустил и потрусил к хозяину.

— Ну и песик у тебя, — покачал я головой, — заикой можно стать.

— А стучаться надо, — ответил Сергей Федорович ласково гладя пса по голове, которую он положил на хозяйскую коленку. — Постучался бы, он гавкнул. Предупредил тебя о своем присутствии. А раз без стука, значит вор. А с ворами у нас Кермес по-своему разбирается.

Я не стал выяснять как Кирюха разбирается с ворами. И так видно было, что серьезный товарищ Кермес Сергеевич.

Утро выдалось солнечным. Такое было ощущение, что осень наступать передумала. Зима решила не приходить. Солнце грело. Тучи разошлись. Было тихо и безветренно. Телецкое озеро как большое синее зеркало отражало солнце, раскидывая солнечные лучи по сторонам. Вечно зеленые сосны, ели, кедры грелись под лучами внезапно расщедрившегося солнца. И в пору было опять ждать весны и лета.

Сергей проводил нас до причала турбазы указывая и подсказывая дорогу, и дальше мы двинулись в путь с Константином вдвоём. как он нас не отговаривал идти с ним завтра. Мол темнеет рано, засветло не успеете вернуться если заблудитесь. Но я уперся и настоял на своем. Лишь Костя недоумевал, чего это на меня нашло. Отойдя от турбазы километра на два, и минуя забор станции Западносибирского отделения Академии наук. Отдышавшись и поумерив пыл я наконец сказал:

— Терпеть не могу просить и быть должным. Поэтому ни у кого ничего и никогда не одалживаю, — покосившись на Костю, продолжил, — А так же терпеть не могу когда не договаривают. Недоверие показатель неуважения к собеседнику. Так, что будь добр рассказывай. Пока до камней дойдем всё успеешь сказать.

Костя вздохнул и начал говорить:

— В прошлый раз я упустил немаловажную деталь как вирус. Необъяснимы мутации вирусной инфекции ещё одна немаловажная черта. Пока медицина находила вакцина, вирус мутировал, и приходилось создавать новую вакцину. Мы постоянно опаздывали в результате численность населения к началу двадцать второго века была уже пять миллиардов.

Города захлестнули эпидемии. Человек без марлевой маски в общественном месте просто не мог появиться. Чтобы опередить болезнь мы решили заглядывать в будущее для обеспечения соответствующей и так необходимой вакциной.

— Я не про то, а чем тебя так «человечки» заинтересовали?

— Должен признаться, что есть у меня своя гипотеза всех пророчеств и совпадений в истории. Гипотеза шаткая, валкая, и базируется на путешественниках из будущего в прошлое. Просто однажды я спросил себя: А что если путешественники из будущего и изменили естественный ход событий? Почему так много сбывшихся предсказаний?

И пока мы ставим эксперимент, не ставит ли кто-то эксперимент над нами без нашего ведома и участия?

— Вот поэтому я против прогрессоров! — сказал я широко улыбаясь

— Прогресса? — не понял Костя.

— Это из Стругацких, были такие писатели фантасты. Они описывали как земляне толкали прогресс на недоразвитых планетах, и шпионы разведчики от землян и назывались — про-грессоры. Пока им в голову не пришла та же мысль, что и тебе. А нет ли над ними инопланетян прогрессоров, которые так же как и они на других планетах устраивают развитие прогресса на свой лад на Земле?

— Удивительно, значит схожие идеи уже давно витают в воздухе. Впрочем ноосфера Вернадского это все объясняет. Люди на определенной степени духовного развития просто черпают знания их всего объема мировых данных.

— Знаешь Константин, — я увидел необычное дерево для тайги, на нем вместо шишек висели яблоки, — Мы, кажется, подходим к месту.

— Посмотри! Вот видишь! Здесь и здесь явно какие-то знаки, символы привязывающие людей к определенному роду занятия, — Костя поливал камни водой, от чего полу стертый рисунок становился ярче. Едва различимые линии проявлялись как по волшебству.

— Тут понятно, книга — мудрец, сабля за спиной — воин, чаша — кормилец. Нет. Чаша. Чаша? Скорее лекарь. А это символ? Что-то я такого не встречал..

Мне честно говоря эти символы и черточки уже осточертели. Я с большим удовольствием рассмотрел понятные и уже трактованные рисунки. Раскопка могилы местной «принцессы», четверо человечков, уносящих труп на носилках. Разрушающиеся горы.

А вот взявшиеся за руки человечки как на картине Матиса «Танец» меня особо не вдохновляли. Не видел я ничего загадочного в этом рисунке. Да он без сомнения принадлежал к другому времени, или его явно рисовал другой человек. Но что это давало?

— Знаешь, меня как я уже говорил, терзает мысль о вмешательстве, — Константин оторвался от камня и наконец поднялся во весь рост.

— Именно поэтому ты изучаешь все религии подряд, — буркнул я.

— Именно поэтому мой друг, что религии давали долгосрочный повод для объединения народов и народностей по совершенно новому принципу. Именно поэтому, что законы религии есть везде. Даже в таком атеистическом государстве как Советский Союз.

Устав КПСС целиком из библейских законов проистекает. И законы эти есть в любой религии, я говорю не только о христианстве и исламе. Не укради, не убей, не возжелай..

— А чем тебя эти-то рисунки заинтересовали? — перебил я Костю.

— А вот чем.,- Константин замялся и вопросительно посмотрел на меня, — Дай сигарету что ли?

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Сигарет у меня в моем понимании не было. Тех к которым я привык в 21 веке, а была «вонь в бумажке» производства Бийской табачной фабрики под названием «Полет».

Мы закурили и присели на валуны.

— За двести лет до нашей эры правил в Индии император Ашока. Мудрый, популярный правитель, принявший Буддизм и сделавший его главной религией страны. Он очень успешно воевал и расширил территорию страны прихватив часть нынешнего Афганистана. Так вот, перед войной с сопредельными княжествами собрал он «Девять неизвестных» которые и написали ему несколько трактатов по разным аспектам управления государством. Один написал про ведение войны, другой про экономику, третий про врачевание, существует мнение, что часть книги если не вся вошла впоследствии в Тибетскую медицину. Четвертый написал книгу по воинскому искусству.

Именно из неё берут свои корни всякие там карате и кун-фу. Пятый по. Впрочем не важно, — Костя затянулся сигаретой, и закашлялся, — Так вот есть у меня подозрение, друг мой, что не одни мы с тобой беглецы из будущего ещё где-то семь человек бродят по миру. И соберемся мы за круглым столом императора «без боли рожденного».

— И это пришло к тебе в голову потому, что тут девять человечков? А было бы десять, или восемь, значит ничего подобного? — я не поверил своим ушам. Сдавалось мне, что Сергей прав и Константин хоть слегка, но рерихнувшийся. Вот уж воистину дервиш! Подумал я и сказал:

— Ты как Дон Гуан у Пушкина, тому достаточно было пяточку увидеть, чтоб остальное в своём воображении дорисовать.

— Ты зря так думаешь, — Костя укоризненно смотрел на меня, — Ты просто не обладаешь всей информацией. Рассказать всё, что я знаю — жизни не хватит. Но бывает так, когда количество информации переходит в качество, и возникают интуитивные предчувствия. Данных для конкретных выводов не хватает, слишком они разрозненные, а для интуитивного решения вполне.

Добавить мне было нечего и спорить не о чем. Предчувствие не оспоришь. Солнце уже перевалило за горный хребет. Вдалеке за спиной шумел водопад. Низенький такой водопад метров пять не выше. Ручей со склона ронял струи вниз. А здесь на каменистом плато его вообще не было видно. Вода пряталась меж круглых валунов и вливалась в озеро. Если б не шум водопада, слабенький такой шум, словно в подъезде батарею прорвало и вода шумит по ступенькам, то о ручье можно было и не догадаться. Пора было идти обратно. Темнело рано. А ночь в горах ещё та. Темень, руки своей не разглядишь. Не хотелось в такой темноте по камням шагать. Ногу подвернуть — делать нечего. Докурив сигарету так, что обожгло пальцы, я прицелился и щелчком отправил окурок за камни. Окурок с валуна свалился и обиженно зашипел коснувшись воды. Но внимание моё привлек рисунок на валуне, с которого только что свалился окурок. Ничего особенного. Просто овал какой-то нацарапан с двумя кругляками внутри размером поменьше. Издалека похоже на большую пуговицу. Скажем, если б лошади носили пальто, то вот от конского пальто она была бы в самый раз. На что-то это было похоже. Что-то очень знакомое. На память я никогда не жаловался, и на зрительную тоже. Когда в детстве за грибами ходили, заблудиться никогда не боялся.

— Ну что пошли назад? — обратился я к Косте скучающему рядом. Вроде и не ссорились мы с ним а некий холодок отчуждения прошел между нами. Поднявшись, я решил не поленится а ближе рассмотреть очертания «пуговицы». Не дойдя до серого гранитного камня метра два, я догадался что это за овал накарябан. Сердце учащенно забилось.

Рука потянулась к внутреннему карману куртки. Онемевшей рукой я извлек из кармана цубу и приложил к нацарапанному кругляшу. Так и есть, очертания полностью совпало!

А два эллипса поменьше — это отверстия в цубе под козуку и когай два маленьких, вспомогательных ножа. И я даже догадывался чем это овал был очерчен и оцарапан. Плохо наверное аигути пришлось. Острие стер об твердый гранит.

— И что ты теперь скажешь?

Я обернулся и увидел, что за моей спиной стоит Костя и радостно так улыбается.

— Случайностей нет. Есть лишь не выявленная закономерность.

— как ты думаешь когда это я мог нацарапать?

— Лет восемьсот назад, а может быть тысячу. Жаль нет микроскопа, я сделал бы сравнительный анализ рисунка с человечками и очертания твоей гарды. как знать, может они сделаны одним инструментом, и рисовал их один человек.

Тьма подкралась незаметно, как будто нас накрыли кружкой без дна. Ещё светлое небо и темные, почти черные горы. Мы торопились. Шли бодрым шагом переходящим в рысь. Ноги отмахавшие сегодня не мало гудели от усталости.

— А знаешь почему меня прозвали Дервишем? — неожиданно спросил Костя. Он был в прекрасном расположении духа, — Я работал в топографической экспедиции в каракумах. Производили разметку местности. Моя работа была устанавливать репера на контрольных точках. И когда репер нужно было ставить и мешал саксаул его нужно было вырубать. Мне жаль было. Там и так с растительностью небогато, в каракумах. И я относил репер в сторону.