Рожденные в СССР. Прорыв

Глава 35 Кровавый четверг. Москва. Площадь Дзержинского 16 августа 1973 года

Все приготовления произошли заранее. Этим занимались весьма опытные люди, которым к тому же не мешало «умное начальство». Штурмовые отряды скрытно заведены в столицу и расквартированы в неприметных «Исследовательских институтах». Прикрывающие их подразделения спецназа и десанта стояли наготове в ближайших районах Подмосковья и выдвинулись в город уже под утро. В вечер перед штурмом милиция была переведена в состояние повышенной готовности в связи с «проведением в столице физкультурных мероприятий».

«Обновленцы» все заранее провели официально, благо Гришин был с ними и мог действовать, не оглядываясь ни на кого. Всесильный московский босс всегда держал нос по ветру. Требовалось — поддерживал Хрущева, когда пришло время — примкнул к группе Брежнева. Поэтому в соответствующие учреждения пришли с горкома правильные циркуляры, люди реально готовились к предстоящим соревнованиям и сопутствующим выступлениям. Потому ввод дополнительных подразделений милиции и внутренних войск, а также усиление патрулей на улицах не выглядел чем-то необычным. В столице СССР постоянно что-то происходило. Но все равно в огромном мегаполисе и главном городе самой обширной в мире империи воцарилась неясная тревога.

Решения совместного заседания Политбюро и ЦК КПСС так или иначе становились знакомы многим. И самые мудрые из тех терпеливо ожидали развязку. Возможно, что и кровавую. Так или иначе, но чьи-то головы в подобной ситуации летят точно. Такие глобальные потрясения не проходят бесследно. Больно уж странные слухи второй месяц шелестели по властным кабинетам. То ли пришельцы, то ли инопланетяне будто бы явились в Союз со своими требованиями. И именно с этим неординарным событием связаны намечающиеся вдруг резкие перемены. Совмин гудел после устранения Тихонова и появления в высоких кабинетах группы наглых молодых аппаратчиков. Рассказывали, что ими под руководством Косыгина свертываются необычные планы экономических перемен. Прошел также слух, что могут разрешить, правда, частично частную собственность. Но пока это были слухи, хотя самые умные уже замерли на старте. Хуже опоздания может быть лишь фальстарт.

— Ахтунг, группен айнц унд цвай, алесс берайте.

— Ауфштайген!

— Группен айнц, айнштайген.

— Цу бэфель.

— Алесс группен, ангриф!

После команды на выход, отданной по радио в подъехавших к зданию на Дзержинской площади микроавтобусах прозвучали короткие команды на лязгающем немецком языке. И вскоре во внутренний двор здания центрального аппарата КГБ через забор начали сыпаться люди в темном необычной расцветке камуфляже. Они же почти моментально сняли постовых на КПП и открыли ворота. Затем вовнутрь двора, рыча моторами, залетела БРДМ2 и за ним следом два БТР 70. Бронированные машины тут же нацелили стволы крупнокалиберных пулеметов на окна здания. Из бэтэров и ворвавшихся следом за броней ГАЗиков посыпались военные с автоматами наперевес. Они были в таком же камуфляже и странных круглых шлемах, что влетевшие доселе на территорию через забор штурмовики.

— Гляйшрихт!

— Кампфкрайс. Шнель! Лос, лос!

— Фойер фрай.

— Яволь. Ахтунг!

Охранявшие здание сотрудники КГБ сначала опешили, а затем слишком поздно схватились за оружие. Кого-то удалось разоружить относительно мирно, кому-то досталось конкретно и не только по почкам. Мычащих и стонущих служивых оттащили в сторону и крепко связали. Но повезло, стрельба пока не открывалась. Время штурма было выбрано грамотно. Около пяти утра, когда хлипкий ночной туман уже начал рассеиваться под первыми лучами солнца, и человеческий организм, занятый ночной службой, неумолимо тянуло спать. Внимание заторможено, и только дежурный офицер может взбодрить сонную комендатур упоминанием такой-то матери. Подхлестнутые химией организмы штурмовиков на такую ерунду, как сонливость внимания не обращали. Они, наоборот, были на редкость собраны и бдительны, находились на пике формы.

«Час волка» — именно так обозвали эту операцию в готовившем её ГРУ.

— Гераде аус! Гэфер!

Стрельба началась позже, уже внутри стен монументального здания с мрачной исторической репутацией. В отделанном гранитом холле, в его длинных коридорах и на помпезных широких лестницах встретились те, кто по долгу службы обязан был защищать Комитет от любого посягательства и те, кому судьбой было назначено поменять будущее страны. Пусть и подобным кровавым способом. Но это Россия, здесь всегда так делалась настоящая история, сцементированная кровью.

— Линке фланке.

— Фойр фрай!

— Нихьт шиссен! Аусайн андер циен! Бевеге зих дас фуле швайн!

— Шайзе. Расс ауф.

— Фойр!

Немецкий спецназ действовал хладнокровно и жестко, встретив на пути опешивших дежурных гэбистов. Он и был зачинщиком незамедлительно начавшейся перестрелки, безжалостно продвигаясь вперед сквозь стражей центрального аппарата. Сотрудники КГБ, еще ничего не понимая, падали навзничь убитыми или ранеными. Четко и размеренно штурмовые группы немцев, разбитые на тройки растекались по помещениям, не щадя никого, кто пытался оказывать сопротивление. Да если признать честно, то они вовсе его и не ждали, просто расстреливали всех, кого видели на мушке прицела. Пули одинаково кромсали дерево, отбивали куски штукатурки, пробивали мягкие человеческие тела.

ГРУшники шли следом «вторым эшелонам», зачищая тех, кто заперся в кабинетах или пытался уйти. Сопротивляющихся идущим наверх штурмовикам было немного, но все, кто им противодействовал, оказались вооружены до зубов. Автоматы, пистолеты, даже ручные гранаты лежали в карманах убитых. И что неожиданно — защитников здания было как-то слишком много для обычной дежурной смены. К чему-то готовились или всегда были наготове? Некоторые из гэбэшников в полевой форме или защитных комбинезонах показывали неплохую выучку. Что наводило на некоторые нехорошие мысли.

Хорошо, что «заговорщики» успели вывести из дела воинские части КГБ, отметил про себя командир одной из штурмовых троек Феткулин. Еще вчера туда приехали представители ЦК и Министерства обороны, потребовал от командиров частей, дислоцированных в Подмосковье ни под каким видом не поддаваться на провокации и ни в коем случае не выводить бойцов из казарм. Под личную ответственность каждого. Иначе им грозил неминуемый трибунал и бесчестье.

Видимо, Андропов все-таки готовился к острой акции против его ведомства, но он и сам попал в положение цейтнота. На последнем заседании Политбюро у всесильного Председателя не оказалось сторонников и это здорово смутило всемогущего присланного вместо него представителя. В его сторону высказывались вполне обоснованные претензии и обвинения. И крыть их Цвигуну, что присутствовал вместо Андропова на заседание, было нечем. На что надеялся главный гэбист страны Советов также было неизвестно. Или он имел некий хитрый план или шел до последнего, надеясь на переменную удачу?

Так или иначе, но штурм наличие хорошо вооруженного противника не остановило. Штурмовые группы немецкого и советского спецназов неумолимо продвигались вперед. Слышался грохот автоматных очередей, тарахтение пистолет-пулеметов, иногда разрывы гранат. Пройдя относительно легко сквозь внутренние посты, штурмовики неожиданно уперлись в жесткое сопротивление небольшого отряда умелых бойцов. У тех на руках даже оказались единые пулеметы. И пойти сквозь ливень огня в крыло, где находился кабинет Андропова стало невозможно.

Феткулин задумчиво посмотрел на отметины на стенах, разбитые доски пола. Противник пульт не жалел.

— Муса, доставай гранатомет.

Старший группы еще раз мысленно поблагодарил человека из будущего. Значит, не зря тот воевал в Чечне, чему-то там научился. Трофейный и вполне работоспособный американский гранатомет нашелся на курсах «Выстрел», где подробно изучали возможности трофейного оружия. Ни для кого не секрет, что трофейные команды ГРУ работали во Вьетнаме все годы идущей там войны. По прямой просьбе Ивашутина один из трофейных М 79 перекочевал в очумелые руки спецназовцев и был принят на вооружение одной из штурмовых групп. И сейчас пойдет в дело.

— Хинлиген. Гранатен!

Впереди по коридору раздался грохот. Феткулин резко выгляну и выругался на немецком:

— Шайзе. Унтершиссен.

— Гранатен!

— Алесс фертих!

— Форвадс. Шнелле!

Все команды продолжались отдаваться по-немецки. Хотя ГРУшники лучше знали английский язык. Но конспирации пока придерживались, стараясь унять рвущиеся наружу матерные выражения на родном посконном.

Самодельную баррикаду, сооруженную неизвестными боевиками, преодолели без проблем. 40- мм гранаты разорвались прямо среди оборонявших её бойцов. Несколько чужаков еще дергались в конвульсиях. Резануло по глазам пороховыми газами, пахнуло кровавым мясом. Феткулин скользнул взглядом по лежащим телам. Разорванный в клочья камуфляж «Березка», без знаков различия. Он обыскал одного, пачкаясь в крови. Документов ожидаемое нет, лица славянские. Боевой опыт у них похоже имеется, да и выучка отменная. Кто они такие, черт побери?!

— Нам нужны пленные.

— Вон тот ранен, товарище первый. А этот все равно не выживет, добью, чтобы не мучился.

— Вызывай сюда санитарную группу, третий. Что там дальше у немцев? — обернулся Рашид в бойцу с рацией.

— Прошли на следующий этаж. Лупят, гады, по всему, что шевелится.

— Что с них взять — Фрицы. Но так у нас никакого народу не напасешься! Надо ли валить всех подряд?

— Приказ вспомни.

— Приказ был действовать по обстановке, второй. Пошли быстро за ними. Все перезарядились? Лос, шнель!

Барабанные магазины, заряженные в АКМС, пусть и мешали точности стрельбы, зато помогли создать подавляющую огневую мощь. В тесной обстановке длинных коридоров автоматные патроны показывали необычайную убойную силу, поражая всех, кто вставал на их пути. Противник зачастую не успевал выстрелить, как получал несколько пуль и выходил из строя. Сопротивление понемногу стихало, как и грохот от выстрелов. Штурмовикам ГРУ осталось подняться еще на один этаж и соединиться с немцами.

— Твою эту, кровищи-то, сколько натекло!

— Ручьем льет. Шайзе.

— Руйе! Форвест! Нихт шиссен!

На ступеньках лестницы протекали настоящие кровавые ручьи. Немцы не стеснялись использовать гранаты, но уже ручные. Из порванных острыми осколками артерий обильно сочилась кровь. Куски рваного мяса и конечностей то и дело попадались под ноги штурмовиков. Развороченные взрывами и очередями в упор тела валялись вдоль стены в лужах натекшей крови. На зубах быстро появился характерный железистый привкус, запахло разорванной требухой и фекалиями. В воздухе повисло марево от спаленного пороха. Его жженая горечь и скисший запах тротила резко бил по обонянию. В коридоре слышались отчаянные крики штурмовиков и вопли убиваемых ими людей, лязг железа, затем опять загремели выстрелы.

— Глянь, девка лежит.

— Еще одна в форме. Башку разорвало. В упор что ли палили? Блять, они здесь каким хреном?!

— Командир, там в кабинете живые. Спрятались. Есть раненые. Что с ними делать?

Майор Петров, командир отряда ГРУ нахмурился:

— Вяжите всех, потом разберемся. И отставить говорить на русском. Чтобы ни одна гнида вас не услышала! Фертшейн?

— Яволь, герр оберст!

Майор лишь покачал головой на подколку молодого волчары прапорщика, его глаза зло сверкали в полутьме. Никогда бы бывалый боец не подумал, что самую сложную боевую задачу в жизни придется решать в центре Москвы. Но военные приказы не выбирают. Штурмовики просочились в дверь, не забывая крутить головами и готовые тут же открыть огонь.

В большом начальственном кабинете, обставленном тяжелой мебелью, царил бардак. Разбросанные там и сям обломки стульев и столов, разбитые тяжелыми пулями деревянные панели. Общая помпезная обстановка, зеленое сукно и лица вождей на портретах должны были вызвать у входящих сюда трепет. Но сейчас кроме брезгливости не было в душе ничего. У самого входа находился труп немецкого «волкодава», застреленного в упор. Дальше навзничь лежало тело совсем молодого лейтенанта. Его застывшие навечно глаза пристально рассматривали красивую лепнину на потолке, а из простреленной очередью груди уже густо натекло на пол. Пистолет валялся рядом.

— Сволочи, немцам продались! Не трогайте меня!

Прапорщик умело вязал сопротивляющегося гэбэшника.

— Слышь, полковник, гонор свой умерь. Потом, кому положено, разберутся, кто и на кого работал. Руки назад и сиди смирно! Ты, сука, почему сам не стрелял, а молодого под пули подставил?

Взгляд ГРУшника был необычайно зол, потому офицер КГБ затих и растекся слизнем по стене.

— Парня перевяжите, сволочи.

— Уже поздно. Вы, блять, о чем думали, когда против партии и закона пошли?

— Басмач, отставить разговорчики! Без нас с ними разберутся.

Полковник дернулся, но промолчал, с тоской подумав о том, что карьере точно кирдык. Суки армейские!

Последнюю линию обороны немцы брали в полном озверении. Они только что потеряли три человека и уже никого больше не щадили. ГРУшники терпеливо ждали позади. Убивать советских людей должны были несоветские бойцы. Один за другим раздались громкие взрывы, затем грохот заполошных очередей. Немецкий спецназ не жалел гранат, поливая все впереди себя из Klein-Maschinenpistole PM-63. Десятки 9-мм пуль нашпиговали пространство, а затем и тела людей стальными пулями. Последняя линия обороны была прорвана и сопротивление больше никто во всем огромном здании могущественной организации не оказывал. Запуганные жестоким штурмом сотрудники дисциплинированно сдавались неизвестным людям в форме. Они шли на выход, с ужасом взирая на растерзанные тела коллег. Кому-то стало плохо, их уже тащили на себе.

Майор Петров начал получать сообщения от групп зачистки второго эшелона, что незамедлительно начали работать на все этажах после штурмовиков. Задержанных быстро выводили во двор и сажали в специальные автобусы, раненых передавали в кареты Скорой помощи. В каждой из них дежурили вооруженные и на удивление молчаливые милиционеры. Врачи уже расписались в документах о неразглашении и принимали раненых без лишних слов. Им было абсолютно непонятно все происходящее. Почему одни люди в форме убивают других в самом центре советской столицы?

Молодая врачиха с хмурым лицом пыталась по началу выступать, требуя немедленный доступ в здание, но затем долго выслушивала нотации старого водителя одной из Скорых. Её лицо побледнело, а губы сжались. Она уже не возражала, когда с ранеными в машину погрузились два бойца в крапчатом камуфляже. Её картина мира в этот страшный день дала трещину. Недавний выпускник мединститута еще не знала, что творится в окрестных клиниках. Были подняты с постелей врачи, подвозились запасы крови. В квартирах добровольных доноров звучали ранние звонки. В столицу срочно вызвали хирургов из подмосковных больниц.

Около кабинета Андропова густо лежали тела. В крапчатых комбинезонах штурмовиков и более светлых маскхалатах тех, кто им сопротивлялся. На полу валялись куски штукатурки, все стены были в отметинах от пуль. ГРУшники мрачно озирались, не убирая оружие. Вид смерти и опустошения здорово действовал на нервы. Впереди раздалась команда:

— Ахтунг! Нихт шиссен!

И к майору Петрову из дымной взвеси подошел остервенелый от кровопролития командир немецкого отряда:

— Герр майор, он там, в кабинете.

— Отказался сдаться?

— Так и есть, — немцу жутко не нравилась отведенная его отряду роль, но его мнения вышестоящие руководители не спрашивали. А приказ отдавали люди невероятно высокого уровня. Хотя хранить этот страшный секрет до конца жизни придется именно ему. Ну что же, не впервой им проливать русскую кровь.

— Он застрелился из этого пистолета?

— Яволь, из этого.

Командир немецкого спецназа передал майору наградной пистолет Председателя КГБ. Его накануне выкрали с квартиры главного гэбэшника страны. Все должно было выглядеть как самоубийство. Живой Андропов никому из высшего руководства Союза не был нужен. Хотя и Щелоков и Ивашутин возражали, но им поставили твердую задачу. Ибо интересы государства в этот час гласили — Нет человека, нет проблемы.

Рашид в числе прочих заглянул в кабинет всемогущего Председателя. Следовало удостовериться в его смерти. Рабочее место Андропова выглядело слишком монументально. До середины стен привычные советскому глазу темно-коричневые панели. Длинный стол для заседаний, покрытый неизменным зеленым сукном. Массивный стол Председателя с кучей телефонов и зеленой лампой. Почему они все так любят зеленое? Портрет вождя слетел со стены, как и валяется знамя. Непорядок. Феткулин поднял его с пола и наткнулся глазами на труп Андропова. Тот сидел в кресле с поникшей головой. В черепе дырка и струйка крови. Но ГРУшник все равно проверил пульс и лищь затем взялся за рацию:

— Акела, Шерхан мертв.

— Понял тебя, Маугли. Отбой. Выводи своих.

Еще раз Рашид оглядел кабинет и не заметив ничего подозрительного, махнул своим бойцам. Им здесь делать было больше нечего. Молодой старлей, нет, уже капитан, еще не знал, что этот день стал самым значительным в его жизни. И ему больше не удастся совершить ничего похожего. Относительно небольшая группа вооруженных людей только что навсегда изменила ход человеческой истории.

Немцы вышли из здания через отдельный вход, посторонние глаза были не нужны, и сразу загрузились в закрытый автобус. Их тут же повезли на военный аэродром Чкаловский, чтобы отправить на родину. Это было начало эры открытого использования союзников по Варшавскому договору на благо СССР.