На Кухне сидели я, Фурцева и Женя. Фурцева задумчиво смотрела на мен, и было видно, что она о чем-то усиленно думает. Вдруг взгляд изменился, стало понятно, что она что-то для себя решила.
– Саша Вчера ко мне домой пришла, Женя, – она посмотрела на Женю, потом перевела взгляд опять на меня. – У нее появилась идея, и я, подумав хорошенько, решила, что идея эта замечательна.
Я переводил взгляд с Фурцевой на Женю, ожидая продолжения, но женщины молчали.
– Тетя Катя, вы меня пугаете, не молчите. Что за идея?
– Саша, я думаю, ты видел передачи «Голубой огонек «не раз, – дождавшись моего кивка, Екатерина продолжила, – так вот, практически все передачи идут шаблонно: три-четыре певца поют, выступает сатирик, какой-нибудь ансамбль, песни и пляски и циркач с акробатикой или мим, только новогодние передачи чуть отличаются либо прибавкой песен, либо само представление будет ближе к театральному.
Фурцева на пару секунд замолчала, переглянулась с Женей, потом снова перевела взгляд на меня.
– Саша, мы считаем, что на концерте восьмого марта должно прозвучать больше песен, причем хороших, а не то, что запланировали. Там из пяти песен только одна хоть как-то относиться к празднику, а остальные… – Фурцева аж махнула рукой. – Но вот зачем нам на концерте, посвященному восьмому марта, русские народные песни о березе или рябине? А вот, послушав твои песни, поняли, что они больше подходят событию, да и звучат как-то по-новому, плюс все, что я слышала, прекрасно. А Игорь и Анна сказали, что у тебя есть еще песни, которые не уступают тем, что я слышала. И мне бы хотелось, чтобы твое имя зазвучало в Союзе. Пойми, это еще и стимул для молодежи показать, что у нас даже пятнадцатилетний парень может добиться успеха, показать, что все в их руках, ну и немного оживить наше творчество. Сейчас как-то больше у нас творчество тяги к классике и народному пению нет, и они прекрасны, но не большинство же. Есть песни более современные, которые исполняет Хиль или Мулерман, например, но вот то, что исполнил ты, оно звучит как-то более живо, если так можно сказать.
– Тетя Катя, как вы себе представляете, концерт в основном будет петь молодой, никому практически не известный парень, – я скептически посмотрел на Фурцеву. – Да и популярные певцы меня потом с потрохами съедят.
– Подавятся, – в глазах Фурцевой мелькнула сталь, но тут же вновь глаза потеплели, смотря на меня, теплота во взгляде была какая-то семейная, материнская, что ли. – Но ты правильно сказал, Саша, что это будет выглядеть странно, хотя, конечно, про неизвестного ты уже не прав, после огонька на двадцать третье февраля, но можно, чтобы это не выглядело странно, сделать так: пару песен исполнишь ты, плюс песня, которую ты поешь с Муслимом и Володей, и пару или тройку споют другие певцы. У тебя, я слышала, есть столько песен.
Я опять кивнул.
– А ты исполнишь ту песню, что пел сегодня в конце, «Может я, может ты». И я слышала от Кириллова, что у тебя есть еще одна песня на французском, заводная как он сказал, ее тоже хорошо бы исполнить. Тем более, в свете присутствия французской делегации, и песня, которую ты отдал Мулерману: «Я люблю тебя до слез», ну, еще пару песен. Я просто не слышала от тебя еще песен, но знаю, что они есть.
Я задумался. Женщины не отвлекали меня, только Женя встала и как-то по-хозяйски стала заваривать чай, что мимо меня не прошло, но я решил пока не отвлекаться, а, как Скарлетт, подумать об этом завтра. А мысли у меня действительно просто скакали. То, что мне предлагает Фурцева, это практически концерт имени меня, ведь каждая песня будет представляться, а значит, будет звучать фраза, что слова и музыка Семенова Александра, плюс можно сделать, как Крутой. То есть во время исполнения песен я буду сидеть за роялем, а для телезрителей камеру периодически наводить на меня, чтобы точно не забыли, чью песню поют. Но вот то, что нынешние метры сцены будут недовольны, это точно. Да, у меня хорошие стартовые позиции из-за моих покровителей, а с приходом к власти Брежнева станут еще лучше, но и у них знакомств в верхах хватает, и подпортить мне жизнь они всегда смогут. Хотя мне в принципе и нужно, чтобы сейчас до октября меня начали гнать со сцены, чтобы потом можно было обыграть, как Хрущевский очередной бзик, такой же, как оскорбление абстракционистов. Ну что же, Саша путь твой на Олимп начнется на концерте восьмого марта, а не как ты думал – двадцать третьего февраля.
– Женя, я слышал от тетя Кати, что у тебя прекрасный голос и ты поешь, – Женя замерла с чайником в руке и посмотрела на Фурцеву.
– Не стесняйся Женечка, – приободрила ее Екатерина. – Да, Саша, Женя поет и прекрасна, хотя больше любит танцевать.
– Вот и прекрасно, давайте я сейчас напишу слова песни, которая у меня уже давно сочинена, она для двоих мужчины и женщины, и я вам напою, чтобы вы поняли, что я именно хочу услышать. А потом мы попробуем с вами, Женя, ее исполнить.
– Саша, а на концерте ты хотел бы исполнить эту песню с Женечкой? – Фурцева так хитро посмотрела, а в глазах так и читалось: «ну, признавайся, котяра».
– Хотелось бы, но нет, – я показательно печально вздохнул, чем вызвал улыбки на лицах женщин. – Эту песню я думаю Саше лучше исполнить либо с Эдуардом Хилем, либо с Магомаевым. Вы послушайте и решите, заодно еще одну песню исполню и решим, кто ее будет исполнять на концерте. Думаю, шести песен пока хватит. Вы пока пейте чай, я быстро напишу текст.
Пока дома женщины пили чай с оладушками которые, остались после завтрака, я сбежал в свою комнату, где ждали друзья.
– Саша, ты еще долго? – сразу, как я вошел, спросил Виталик.
– Сейчас ребят, мне нужно написать текст одной песни, которую, возможно, исполнят на восьмое марта, а Вы как раз послушаете и скажете, что вы думаете.
– О, она будет в стиле тех, что ты сегодня исполнил? – с надеждой в голосе спросил Олег.
– Нет, хотя как мне сказала тетя Катя, которая, если вы не знали, является нашим министром культуры, – на что ребята окрглили глаза, – песню «Может я, может ты» я тоже исполню на концерте. А ту, что я сейчас буду писать, более попсовая, – и, видя непонимание в глазах друзей, попытался пояснить. – Она для широких масс, все же те песни, что я пел, сегодня они не всем понравятся.
– Да ты что, Сашка, как они могут не понравиться? – Витек без тени сомнений был в этом уверен, но Олег, видно, что был согласен со мной.
– Поверь, Витя, тот стиль, в котором она исполнена, да и слова многим не понравятся, не спорь, – прервал опять желающего возразить Виталика. – Время нас рассудит.
Виталик, конечно, не стал спорить, но было видно, что он не согласен со мной.
– А то, что я хочу сейчас исполнить, полюбят девушки, да и наши родители, она более подходящая что ли, ну, послушаете, сами поймете.
Потратил минут десять-пятнадцать на переписывание из памяти на листок песню Газманова «Доля», которую он исполнил вместе с певице Зарой. А вспомнив о Заре, я решил так же написать песню, что просто обожал, особенно вальс прекрасного композитора Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный Зверь». Я решил, если голос у Жени будет подходящий, предложить ей спеть ее на концерте, а то, что Фурцева не откажет, я уверен на сто процентов. С таким вальсом можно не волноваться уже о союзе композиторов, пускай, не сейчас, а когда подрасту, но он без всяких сомнений, откроет мне двери к ним. Не зря его исполняли во время двух олимпиад в Москве и Сочи, а Рональд Рейган назвал его «вальсом века». Дописав, я ребятам предложил пройти в гостиный зал, где стояло фортепьяно, а сам прошел на кухню, где с удивлением заметил, что женщин уже три. Видать, я так погрузился в воспоминания, что не услышал, как вернулась бабушка, которая выставляла розетки с вареньем на стол. Увидив входящего меня, женщина строго посмотрела, при этом уперев руки в бока.
– Саша, почему не поухаживал за гостями, почему Женечка сама разливает чай? – я взглянул с непониманием на Женю, за что меня ругают, та потупила взгляд, но из-под ресниц было видно, что в глазах играют бесенята, а губы чуть подернулись озорной улыбкой на миг, но сразу вернулись в положение скромная «девочка ангелочек, которая покорно исполняет волю старших». Я не удержавшись даже прыснул от смеха, – Нет, ты посмотри на него, Катя, мало того, что никакого чувства вины, так он еще и смеется.
– Аня, не ругай Сашку, это из-за нас он забыл об всем и по нашей просьбе убежал писать песню, – вступилась за меня Фурцева, которая так же улыбалась, заметив нашу с Женей пантомиму.
– Разбалуешь ты мне внука, Катька, – при этом бабушка махнула на меня рукой, мол, умываю руки, делайте, что хотите.
Я подошел, обнял бабушку.
– Прости, я, правда, был так воодушевлен идеей, что обо всем забыл, – чмокнул в щеку бабушку.
– Ну вот как на него можно долго злиться? – расцвела улыбка на лице бабушки. – Ну что там у Вас за идея появилась?
Я коротко рассказал о том, что придумали Фурцева и Женя, после чего позвал все в гостинную.
– Так, держи, Женя, текст он уже расписан по партиям, – передал ей в руки листок с песней. – А пока послушай, как примерно я вижу исполнение этой песни.
Жизнь моя катилась по дорогам,
Мелькали годы, люди, города.
Где ж я свое счастье проворонил?
Быть может там, где мчатся поезда.
Только раз мелькнули на перроне
Чёрные, как ночь, её глаза.
Как потом себя казнил в вагоне,
Что не спрыгнул и не удержал.
Ах ты доля, моя доля, дальняя дорога,
Ах ты доля, моя доля, черные глаза,
Ах ты доля, моя доля, рядом у порога
Мне ее уже не встретить, не вернуть назад.[29]
– Саша, прекрасно, как и все что ты пишешь, – Фурцева была очень довольна, а самое главное то, что она решила про себя насчет Саши полностью, тот оправдывает. Все же тут присутствует и доля тщеславия, что именно она дает путевку в жизнь Александру, она как и Месяцев, до нее успешно забыла, что первыми Сашу увидели Анна и Олег, которые и решили помочь Саше выбиться на сцену, но кого волнуют такие мелочи.
– Да, Сашенька, песня великолепная. – Сашенька?
«Уже "Сашенька"», – подумал я, глядя на Женю, которая быстро перешла на такую манеру общения со мной. Как девушка она, конечна, красивая, спору нет, но как-то слишком уж быстро, надо будет быть осторожней с ней.
Женя тем временем продолжила:
– Давай, Саша, попробую, я примерно поняла манеру исполнения.
Несколько проб и девушка спела очень похоже на Зару, голос у нее был действительно хорошим. После того, как она с уверенностью спела свою партию, мы спели уже вместе, наши зрители были довольны.
– Прекрасно, еще немного порепетируете, и будет вообще великолепно! – Фурцева высказала общее мнение.
– Ну, я думаю, что репетировать нужно не со мной, а уже с исполнителем. И я все же склоняюсь к тому, чтобы с Женей исполнял Хиль, так как Муслим меньше подходит для такой песни.
– Я согласна с тобой, Саша, и очень рада, что ты не рвешься исполнять все песни сам, – говорила довольная Фурцева.
– Тетя Катя, я прекрасно понимаю, что наши руководители могут не понять моего исполнения таких песен, но вот песни на французском и английском я пока не отдам никому, – твердо сказал я, смотря Екатерине в глаза.
– Хорошо, – Фурцева была со мной полностью согласна и опять решила для себя не дать заставить Сашу отдать песни более именитым певцам.
– Ну, а теперь, услышав голос Жени, я хочу подарить ей еще одну песню, а вы решите, может и ее стоит добавить на концерт, – при этом я передал листок с песней «Мой ласковый и нежный зверь», которую исполняла певица Зара.
Прекрасная мелодия зазвучала в зале, я пытался передать всю ту боль и тоску, которую смогла показать своим пением Зара.[30]
Я с тобой, пусть мы врозь…
Пусть те дни ветер унёс,
Как листву жёлтых берёз
Я наяву прошлым живу
Ты мой единственный, нежный!
Ты со мной лишь во сне,
Мы вдвоём наедине,
Я зову, Ты нужен мне!
Вновь наяву прошлым живу
Ты мой единственный, нежный!
Ты и я – нас разделить нельзя!
Без тебя нет для меня ни дня.
Пусть любовь далека и близка как весна,
Но навсегда в нашу жизнь я влюблена!
Мы с тобой в блеске свеч.
Нас любовь смогла сберечь.
Я живу для новых встреч с тобой.
Я наяву счастьем живу
Ты мой единственный, нежный…
Ты и я – нас разделить нельзя!
Без тебя нет для меня ни дня.
Пусть любовь далека и близка как весна,
Но навсегда в нашу жизнь я влюблена!
Ты мой единственный, нежный![31]
Звуки Вальса Евгения Доги еще звучали, когда я почувствовал на плечах руки, а потом и поцелуй в макушку. Обернувшись, я увидел Фурцеву, которая смотрела на меня с такой материнской гордостью и любовью, что мне даже стало как-то не по себе. Оглянувшись на других, я увидел Женю, у которой по щеке скатилась слеза, а бабушка просто смотрела на меня. Я не мог понять, о чем она думала в этот момент, но взгляд был полон грусти и тоски по кому-то. Олег видел во мне идеал, к которому надо стремиться, но которого не достигнешь. С одной стороны он, как человек, любящий музыку, был в восторге от того, что его друг такой талантливый, а с другой – как и любой завидовал, но не было в этой зависти и капли злобы, только понятие о том, что ему этого не достигнуть, и что самое главное отчаянье не была только цель, к которой он будет стремиться. Виталик же просто был рад за меня, рад, что его друг нашел жизнь в цели и шел к ней уверено. Мне было приятно смотреть на друзей, я понимал, что вот они не предадут и помогут, для себя я решил их вытянуть за собой.
– Саша, эта песня однозначно будет исполнена на концерте, – повернувшись к Жене, строго на нее посмотрела. – Женя, я очень рассчитываю на то, что ты сможешь спеть ее так, как хотел бы Саша услышать.
– Екатерина Алексеевна, я сама себе не прощу, если не смогу спеть эту песню так, чтобы Саша остался доволен, – девушка посмотрела на меня так, что меня аж в жар бросило.
– Хорошо, завтра я свяжусь с Эдуардом, чтобы он подошел на репетицию. Думаю, вы будете репетировать там же. А также позвоню Боре Александрову. Уверена, он будет в восторге от вальса. Ох, Сашка после концерта на восьмое марта твое имя будет знать вся страна, – Екатерина улыбнулась своим мыслям при этом рукой взлохматила мою прическу.
Вечером этого же дня после репетиции с Женей и прогулки с друзьями, готовясь уже отойти ко сну в комнату, зашла бабушка.
– Саша, я очень рада, что ты решился исполнять свои песни, и я уверена, что тебя полюбит вся наша страна, – после чего развернулась и вышла.
У меня на секунду встрепенулась совесть, но буквально сразу я ее послал далеко и надолго, и вместо нее появилось чувство того, что все идет, как надо, а слова бабушки были для меня дороже всего, все же она человек, которого я ощущал родней всего на свете.