Рождение Новгородской республики

Глава 5

В самый разгар лета 985 года, когда от палящего зноя пересыхали реки, от князя Владимира прибыл с грамотой его боярин Мороз. Впервые за три года, минувших после битвы на Ловати, князь снесся с Новгородом. До сих пор новгородцы только по слухам, да еще от приезжих купцов узнавали о происшедших в стольном граде и других русских землях событиях, для многих печальных и страшных. Первый год после поражения Владимира и потери им практически всего русского воинства выпал особенно трудным — со всех сторон Русь терзали вороги, грабили и сжигали города и селения, угоняли в рабство тысячи и тысячи русичей. И некому было заступиться за бедный люд — почти все ратные мужи остались на северной земле, павшими на поле боя или взятыми в полон.

Так сложилось, что Новгород оказался если не виновным, то причастным к случившимся бедам, его проклинали жены и матери пропавших воев, весь народ, переживший страшное лихо. То, что вольной город с присоединившимися к нему землями защищал себя от княжеского войска, не стало оправданием — уж лучше он пал бы, считали они, но не довел бы до гибели всю Русь. Того же Владимира, вернувшегося в Киев с малой частью дружины, винили меньше и то в том, что не смог перебороть мятежные земли и сгубил всю рать. Ему остались верны поляне, северяне и древляне, другие колебались, выжидали — справится ли Владимир с напастями? Отбились западные племена, отошли под руку польского короля Мешко I, муром и меря взяли булгаре, а вятичи и радимичи отказались признать княжескую власть.

К следующему году Владимиру удалось набрать дружину, собрать воев из ополчения и отбить набег печенегов, подступивших к самому Киеву. Поставил заслоны на южном рубеже, хоть в какой-то мере защитил от угрозы со степей. Еще через год восстановил свою власть в центральных землях, в этом же отправился на запад. Войска у него оказалось почти вдвое меньше, чем в прошлом походе, когда он взял Червень и Перемышль, дошел до Вислы. Сейчас же завяз на волынской земле у Буга, против него встали не только вои племени, но и стоявшие тут польские отряды. Добавили трудностей еще ятвяги, сговорившиеся с королем Польши, ударили по русскому воинству с севера.

Пришлось Владимиру отступить на землю дреговичей, но враг не отставал, продолжал терзать его войско. Возникла опасность нового разгрома, который мог привести к самым худшим последствиям, вплоть до уничтожения русского государства. По-видимому, князь посчитал ситуацию настолько сложной, что пошел на крайнюю для него меру — просить помощи у ненавистного Новгорода. Отправил с грамотой ближнего своего боярина и наказал ему любым путем уговорить северный народ скорее идти с войском на подмогу. Тот шел на струге самым скорым ходом от рассвета до заката солнца, останавливаясь только на ночлег, его люди выбились из сил, но через две недели добрались к северному городу.

В обычный будний день, когда Варяжко у себя в управе разбирался с текущими делами, к нему прибыл посыльный от главы совета и передал наказ немедленно приехать в детинец — дело спешное, дорог каждый час. Ломал голову по пути — что же такое случилось, коль обычно неторопливый Велимудр так обеспокоился. Застал в приемной палате почти всех мужей совета, с ними еще тысяцкого Любима и незнакомого воина зрелого возраста, заметил еще по его лицу и всей фигуре все признаки предельной усталости — у самого такое бывало. Едва молодой посадник, поприветствовав всех, уселся на лавку, Велимудр тут же начал речь — наверное, дожидался именно его:

— Собрал я вас по неотложному делу — князь Владимир просит от нас войска на подмогу, притом спешно. Бьется он из последних сил, но вороги слишком сильны — и числом и умением. Против него выступили вои из волыни и дулебы, но главную силу представляют поляки и ятвяги. О том, что там происходит, расскажет боярин Мороз, его послал к нам Владимир.

После обратился к посланцу, попытавшемуся с трудом встать: — Говори сидя, Мороз, силы тебе еще понадобятся, пока все изложишь и разъяснишь.

Боярин заговорил вначале неторопливо, веско выговаривая каждое слово, потом незаметно зачастил:

— Войском в шесть тысяч ратников мы пришли на землю волынь. В первое время трудностей с ними не имели, дошли до Луга, а там нас ждали поляки. Вот с ними уже стало хуже, а когда еще к ним на подмогу пришли дулебы, после ятвяги, нам стало невмочь. По числу их вдвое более, чем нас, да и вои наши заметно хуже в ратном деле, особенно против ятвягов, так что пришлось уходить восвояси. Но вороги шли за нами, каждый раз, когда мы вставали даже на малое время, давали нам бой, выбивая больше, чем мы их. Сейчас нас осталось на ногах едва ли четыре тысячи, долго не продержимся — или перебьют всех или войско разбежится, некому будет остановить противника.

Замолчал, оглядывая сидящих мужей, по-видимому, ожидая от них вопросов. Те дружно повернули головы к Варяжко, даже Любим, признавая право на первое слово за бывшим командующим. Немного подумав, приступил к расспросу, после ответа на один вопрос тут же задавая следующий:

— Сколько ятвягов и поляков?

— Ятвягов полторы тысячи, поляков три.

— Состав войска у поляков, кого больше: лучников, мечников, копейщиков?

— Копейщиков больше, лучников и мечников примерно поровну. Часть еще с топорами и сулицами.

— Насколько крепки в бою, держат ли строй?

— Слабее, чем ятвяги, но против наших воев держат.

— Если ли общее командование или каждое войско само по себе?

— Общее командование за польским воеводою, но ятвяги больше сами воюют.

Варяжко задал еще десяток вопросов, в основном получая ясные ответы — чувствовалось, боярин достаточно сведущий человек. После вступили в расспросы другие мужи, не столько по военным, а по другим темам — о состоянии рек и дорог, отношениях с местным населением, наличии укреплений на пути, снабжении продуктами и питьевой водой, доступных в той местности транспортных средствах. Уже после, отпустив гостя, принялись решать со сбором и отправкой войска. То, что надо помочь Владимиру, даже не обсуждалось — все понимали необходимость отстоять русское государство, иначе русичам не остаться свободными, их подомнут другие. Торопило только время — надо выходить как можно скорее, на сбор же всех полков понадобилось бы не меньше двух недель. Но и с малыми силами идти вряд ли имело смысл — только погубить людей.

Приняли предложение Варяжко идти в поход через неделю тремя полками. Он посчитал, что двухтысячное войско справится с ятвягами — именно о них просил Владимир, остальных ворогов удержит его рать. Вести воинов вызвался сам, совет согласился с ним без сомнения, как само собой разумеющееся. В тот же день отправили гонцов в полки, расквартированные в центральной и на западной стороне, назначили им сбор на Двине у волока. Два новгородские полка собрались за три дня, загрузились на ушкуи с большим резервом припасов и снаряжения — в краях, куда направлялись, с продовольствием у местного люда сложилось плохо, так что рассчитывали на свои запасы. Еще три дня ушли на путь по Ловати и дальше волоком к Двине, здесь простояли сутки в ожидании полка с западных рубежей.

Дальше по Двине и Днепру дошли до Обруча, а затем по Припяти к Турову, здесь и застали войско Владимира. Он занял оборону на подступах к городу, пытаясь отстоять столицу дреговичей, уже неделю отбивал атаки объединенных сил ворога. Подошедшие к пристани ушкуи встретил боярин Мороз — он отправился из Новгорода сразу же, как только узнал о решении совета прийти князю на подмогу. С непритворным радушием обнял сошедшего на берег Варяжко, после приветственных слов без промедления провел новгородского командующего в детинец к Владимиру, занявшему палаты наместника. Тот принял сейчас же, без проволочки, здесь и сошлись лицом к лицу два прежних недруга, волею судьбы в трудный для Руси час ставшие союзниками.

Владимир возмужал, на его челе печатью пережитых невзгод легли морщины вокруг глаз, а взор выглядел суровым и в тоже время печальным. Хотя телом почти не изменился — такой же худощавый и подвижный, только отпустил бороду, правда, небольшую, не такую окладистую, как у самого Варяжко. В свою очередь князь вглядывался в стоящего напротив новгородского мужа, по-видимому, вспоминая и сравнивая с нынешним образом. Так и стояли минуту, не отводя глаз, после Варяжко первым заговорил, кивнув головой, но не кланяясь, показывая тем самым — Владимир ему не господин: — Здрав будь, князь, долгих лет тебе.

Задержавшись на мгновение, еще раз бросив оценивающий взгляд, Владимир ответил: — И тебе здравия, тысяцкий.

— Я не тысяцкий, князь, а посадник новгородский, — спокойно поправил Варяжко.

Князь, конечно, знал от своего боярина, кто он, но оговорка не задела его — воспринял как в память о прошлой встрече, да и если и была попытка принизить, то она не стоила внимания. После продолжил:

— Со мной пришли три полка числом в две тысячи воинов. Готовы встать против ятвягов — нам прежде довелось с ними биться, но выстояли.

В последних словах прозвучал легкий намек князю — ты вот с ними не можешь справиться, а нам они по силам. Владимир на мгновение сморщился недовольно, а потом высказался:

— Будь по твоему — встанешь против них. Мороз проведет тебя на поле брани, покажет, где занять место.

Вот так, коротким разговором, завершилась первая встреча. Без каких-либо словопрений, обсуждения планов или согласования совместных действий, только краткое напутствие. Да и преждевременно вести о них речь, прежде самому надо осмотреться и продумать — в этом он рассчитывал на помощь Мороза, коль князь поручил ему и дальше сноситься с новгородцами. Так и случилось, пока между вставшими напротив сторонами стояло затишье, обошел с боярином позиции на земляном валу и поле перед ним, оглядел стоявшего вдали противника, задал еще вопросы, а потом дал приказ своим командирам готовить оборону привычным для себя способом — с гуляй-городом, полосой препятствия с ямами, ежами и надолбами, а также позиции для онагров.

До конца дня враг так и не напал — похоже, ему также понадобилась передышка. Полки использовали это время в полную меру, работали, не покладая сил. Уже стемнело, а бойцы продолжали рыть ямы, ставить заграждения, завершили возведением гуляй-города по всей ширине отведенного им фронта. На рассвете подогнали онагры, поставили их на возвышении на подготовленных площадках. Камнеметчики для пристрелки пустили в поле свои снаряды, а потом, как и все воины, принялись ждать врага. Он не спешил и только когда солнце поднялось на две ладони началось движение в его рядах. Разбивались на группы, вперед выдвинулись лучники, за ними копейщики и затем строй мечников. Ятваги, расположившиеся на левом фланге напротив новгородских полков, встали иначе, в одном монолитном строе из нескольких рядов за стеной больших щитов, закрывающих их до колена.

Первыми двинулись ятвяги — неспешно, мерным шагом, держа строй. За ними по центру последовали поляки — их войско составляло основную группировку, последними разношерстная рать волынь и дулебов со слабым подобием строя, да и то постоянно нарушаемым. Когда противник достиг пристрелянной дистанции, камнеметчики на двух десятках онагров приступили к своей работе. Часть камней не долетела до цели, но большая угодила прямо в строй. Похоже, что ятвяги не ожидали такого сюрприза в ставшем уже привычном сражении с русской ратью, остановились, дали тем самым время новгородским артиллеристам дать еще залп. И только потом взревели и бросились вперед. Но далеко не убежали, меньше, чем через сотню метров, наткнулись на ямы, а после ограждения из ежей и надолб, поневоле расходясь перед ними и разрушая строй.

Именно в этот момент открыли огонь лучники из-за гуляй-города, поражали открывшегося в разрыве строя неприятеля, к ним подключились камнеметчики, добавившие проломы в наступающих рядах. Против ожидания, ятвяги не пошли на пролом — потеряв немалую часть своих воинов, отступили, но организованно, прикрываясь щитами. Преследовать их новгородцы не стали, так и остались под защитой гуляй-города, только помогли соседям отбить атаку поляков фланговым огнем лучников и онагров. Те тоже не стали упорствовать и отошли, за ними остальная рать. В тот день противник еще дважды повторил штурм, примерно с тем же результатом, а на следующий свернул свой лагерь и ушел обратно.

Отход неприятеля стал неожиданным для Варяжко, ожидал от него большей настойчивости, особенно, от ятвягов, в прошлом бою полегших до последнего воина, но так и не отступив. Единственно, что как-то объясняло их уступчивость в этом сражении — не горели желанием терять жизни из-за интересов временного союзника, против которого раньше не раз воевали. А отказ главной ударной силы общего воинства от дальнейшей компании мог повлиять на других — тех же волынь и дулебов. Полякам же воевать одним против усилившегося русского войска вряд ли представлялось нужным.

После ухода ворога князь пригласил Варяжко и других старших командиров на совет обсуждать дальнейшие планы. С первых слов Владимир принялся уговаривать новгородского командующего продолжить поход на запад, сулил тому большую добычу, ратную славу и какие-то благости в будущем. Варяжко же не имел желания влезать в какую-либо авантюру на западных землях — знал, что они доставят еще много хлопот при сомнительной выгоде. Да и не считал разумным вламываться в сферу интересов европейских лидеров — кроме польского короля Мешко, свою большую политику на этой стороне вели император Римской империи Оттон Ш, византийский Лев VI и еще целая свора других, грызшихся друг с другом за власть и земли.

Большую же перспективу и пользу для Руси Варяжко видел в продвижении на восток до Урала с его богатыми кладовыми и на юг к Русскому (Черному) морю. О том он и повел речь, убеждая Владимира и его ближников своими доводами. От похода же на запад отказался без каких-либо оговорок, объявил, что возвращается с войском в Новгород. Надавить на него Владимир не пытался, по-видимому, понимал, что не в его силах принудить того к чему-либо, по крайней мере, сейчас. Поблагодарил Варяжко за помощь, пообещал подумать над его словами, при случае даст знать о своем решении. На том и расстались, не держа обиду и рассчитывая в будущем на совместные планы, выгодные обоим.

Исподволь у Варяжко менялось отношение к князю — от начального неприятия к большей терпимости. Не сомневался, как и прежде, в жестокости Владимира и способности пойти на подлость и вероломство, но та стойкость и воля, которые он проявил в трудные годы, предпринятые усилия в укреплении Руси и защите народа от ворога подкупали, вызывали уважение к сильной личности. Идти на сотрудничество с ним считал возможным и оправданным, но только если они шли на благо Новгородской земли и всей Руси. Поэтому и предложил идти не на запад, а на восток, для Новгорода та сторона также представляла интерес — прежде всего в новых землях с лучшими условиями для земледелия и соответственно собственной продовольственной независимости. Да и приумножение богатства от уральских недр, пусть и в нескором будущем, представлялось перспективным.

Возвращение войска не вызвало у новгородцев особого восторга — живы, хвала богам, и того достаточно. Дани не взяли, трофеев немного — даже не окупили расходов. Открыто не возмущались — коль важные мужи города посчитали нужным отправить войско в дальнюю сторону, то, видать, в том есть резон, но и радоваться здесь нечему. Так и прошло событие мимо сердца простого люда, не в пример с прошлыми походами, когда победителей славили и стар и млад. Лишь на совете скупо поблагодарили командиров вернувшегося войска за ратный труд, больший интерес мужей вызвал рассказ Варяжко о встрече с князем и состоявшемся с ним разговоре. Поддержали в отказе идти на запад, но в мнении о каких-то совместных с Владимиром планах разделились.

Сама идея занять новые земли на востоке не вызвала отторжения, напротив, мужи оживились, стали высказывать свои предложения — куда идти. Даже сговорились в самом скором времени отправить бывалых людей в ту сторону на разведку. Но вот пойти с князем — такая мысль понравилась не всем, тот же Велимудр высказал недоумение:

— Варяжко, ты же вроде должен знать Владимира — обманет, как почует свою выгоду! А стараться для него — в том не вижу толка. В чем же нужда в нем, неужели не обойтись самим?

Молодой посадник понимал опасение, прежде сам бы не стал связываться со столь ненадежным союзником, но теперь считал иначе, имея к тому веские, на его взгляд, основания. Пояснил главе совета и другим мужам, ожидавшим ответа от него:

— То, что Владимир может обмануть — известно нам, но и мы не дети легковерные, в обиду себя не должны дать. А нужда в том, что сил у нас мало, их не хватит взять самим чуждые земли. У Владимира же людей намного больше, сообща легче будет справиться. Да и не откажешь князю в его способности сладить в важном деле — сами видите, как он поднялся с колен и Русь удержал. Только уговоримся с ним сразу — что останется за нами и уж там встанем крепко, не отдадим никому.

Велимудр покачал головой в знак несогласия, но не стал спорить, только заметил: — О делах с Владимиром пока речи нет. Вот когда обратится к нам, тогда и подумаем — соглашаться с ним или нет.

Больше о Владимире разговоры не заводили, а там потянулись будни со своими заботами, недавний поход постепенно стал забываться, как будто его и не было. Напомнил о себе князь в начале зимы — от него первым санным обозом приехал тот же боярин Мороз. Привез с собой грамоту, в которой Владимир предложил Новгороду пойти весной вместе с ним на булгар — освободить земли меря и мурома, после занять и саму Булгарию. От себя еще боярин добавил:

— Мы пойдем по Оке на Муром, вам же предлагаем идти с севера на Суздаль, дальше уже вместе к булгарам. От нас, думаю, будет войско тысяч в семь — о походе уже объявили в подданных землях, выйдем в месяц травный.

На сей раз не спешили, мужи раздумывали два дня — голоса разделились примерно поровну между сторонниками и противниками совместного похода, но все же возможные выгоды перевесили осторожность и совет дал согласие. Только настоял составить уговор с князем о разделе завоеванной территории — одна треть отходит к Новгороду, остальное — Киеву, рубежом будет Волга и ее приток Кама. Мудрые мужи тем самым положили глаз как на плодородные земли верхнего Поволжья, так и выход к главной речной магистрали на пути к персам. Наверное, Владимир со своими ближниками предвидел возможные запросы хватких новгородцев, но боярин не высказал удивления или недовольства, спокойно принял пожелание совета. Только сказал, что передаст князю, а уж тот сам решит с договором.

Уже после, когда на совете обсуждали предстоящий поход, Варяжко высказался:

— Надо скорее набирать людей в войско. Пяти нынешних полков не хватит, чтобы не только взять, но и удержать новые земли с чуждым народом. Да и в них на четверть недобор — по осени отпустили домой бойцов из бывших пленных, чей срок повинности истек. Так что нашим воинским полномочным на всех землях нужно дать указ — брать всех, кто готов стать воином, до весны постараемся их хоть немного обучить.

Оглядев внимательно слушавших его мужей, продолжил:

— Следует также подготовить нужное войску снаряжение и припасы. С оружием и доспехами пока нет нужды — от битых ворогов запаслись достаточно, но об остальном уже сейчас надо позаботиться, чтобы к весне было вдоволь. Да и ушкуи нужно ладить — рассчитывайте на войско в пять тысяч бойцов. Мы с Любимом и его людьми прикинем, что понадобится, опись передадим завтра.

Варяжко предлагал практически удвоить численность войска, считая и нужное для охраны нынешней земли — оставлять ее без присмотра нельзя, тут же, как прознают, полезут вороги. Предстоящие затраты складывались немалыми, ложились тяжким бременем на казну, но шли на то, когда согласились отправить войско в поход — рассчитывали окупить боевой добычей и данью с завоеванной земли. Вызывали еще вопрос будущие отношения с местным населением — сложатся ли они миром или придется воевать со всем народом, принудить его к покорности. В таком случае потребуются дополнительные силы, а расходы могут вырасти кратно, но о таком исходе Варяжко не стал говорить — надо постараться его избежать, предпринять все возможное для мирной жизни на занятой земле.

В последнем слове, после того, как оговорили все важное для похода, глава совета напутствовал избранного командующим Варяжко:

— На тебе надежды земли новгородской. Дадим то, что ты считаешь нужным, но и спрос будет немалый — не загуби людей и дело вящее, вижу, от него произрастет во крат величие Новгорода. Пусть благословят тебя боги на стороне чужой, даруют победу и славу!

С того дня закрутилась карусель важных дел, все занятые в них мужи трудились в полную меру. Координировал штаб при Варяжко, его помощники следили за всеми работами, случись где неувязка или затяжка, чья-то халатность — тут же вмешивались, правили сами или при нужде докладывали командующему, а тот принимал свои меры, вплоть до самых крутых. Ему совет дал почти неограниченные полномочия — мог привлечь к делу любого, кого считал нужным, назначал и снимал мужей, несмотря на их важность и родство, забирал на воинские нужды чье-то добро. Обид и недовольства хватало, но никто в открытую не выступил против — о том совет господ издал особый указ, а на вече утвердили его: — не чинить препоны важному делу, виновные же будут наказаны немалыми взысканиями и вирой.

Набрали в войско воинов даже больше, чем запрашивал Варяжко — почти семь тысяч, на десять полков. Отозвались на призыв не только охочие до ратной службы люди с земли новгородской, но и с других, прослышавших о предстоящем походе под рукой удачливого командующего, слава о котором разошлась по многим русским землям. Готовили их в гарнизонах и спешно построенных зимних лагерях, учили самому нужному — от приемов владения оружием до строевых упражнений. Командующий не раз объезжал воинские части, устраивал им учения на поле, хвалил отличившихся ратных мужей и снимал несправившихся с порученными обязанностями. Под строгим оком своих командиров бойцы усердно постигали воинскую науку, да и понимали, что от нее зависит их жизнь в бою.

Маршрут похода выбрали по Волжскому торговому пути, самому раннему из трех главных торговых путей, проходящих через север Руси — кроме Волжского, прозванного 'из варяг в арабы', еще Днепровского 'из варяг в греки' и заволоцкого — от Волги до Онеги. Основанный в незапамятные времена, он сейчас переживал упадок, уступая конкурентам, но все же по нему еще ходили обозы и караваны судов. От Новгорода до Волги путь разделялся на две ветки, остановили свой выбор на нижней — через Ловать, верховье Двины и Тверцу с двумя волоками. Можно было по реке Мста, но из-за извилистого ее русла путь выходил большим, да и волок там длиннее, так что от такого варианта отказались. За зиму поставили по маршруту на своих землях склады с запасами продовольствия и фуража для коней, воинским снаряжением — потом меньше груза придется везти на ушкуях.

К весне все, что требовалось для похода, подготовили, только войско продолжало учебу в полевых лагерях до самого выхода. Во второй половине травного (мая) 986 года восемь полков отправились в не столь дальний, но долгий по времени путь — большую их часть планировалось оставить на захваченных землях. Прошли по Ловати и волоку на Двину, а там повернули к верховью, а не вниз — к Днепру. Еще через неделю перешли по волоку на Тверцу, только направились не сразу к Волге, а свернули на Дубну и по ней к озеру Неро. На его южной стороне разместилось Сарское городище — племенной центр мери, с него и начали боевую операцию. В встречавшихся до сих пор поселениях племени не останавливались, какое-то сопротивление от занявших эти земли булгар ожидали в основных центрах — кроме Сарска, еще в Ростове и Суздале.

На озере полки разделились — часть ушла по Нерли к Суздалю, другая — на Ростов. Каждый из них получил свою боевую задачу — в течении недели занять отведенную ему территорию, до подхода киевского войска блокировать пути отступление булгар по Оке и другим рекам на Волгу. Сам Варяжко с двумя полками взял на себя южное направление — от Сарска до рубежа с землями мещеры, дальше уже намеревался действовать вместе с Владимиром. Одним полком осадил городище, второй отправил занять поселения в верховье Сары. Осада надолго не затянулась, за два дня пробили онаграми бревенчатые стены в нескольких местах, под прикрытием гуляй-города подступили к ним, выбивая стрелами немногочисленный гарнизон крепости. Стремительным штурмом заняли стены, а дальше воины зачистили городище от оставшихся в живых булгар, не пощадили никого.

Этот бой стал первым для Варяжко против чуждого народа, пришедшего два века назад из южных степей в Поволжье и осевшего здесь. Перенял в какой-то мере обычаи живших здесь племен, перешел от кочевой жизни к оседлой — занялся земледелием и ремеслами, построил города и селения. До недавнего времени был вассалом Хазарского каганата, когда же князь Святослав разгромил хазар, стал независимым. В свою очередь проявил притязания на соседние земли, включая и русичей, хотя заключил двадцать лет назад со Святославом мирный договор — тот, можно сказать, принудил к миру своими разорительными походами. Мнение о боевых качествах булгар складывалось не очень лестное, но Варяжко не обманывался легкостью первой победы — неизвестно, как сложится, когда сражения пойдут на их земле.