Рогалик в Хогвартсе

Глава 12. Пятый раунд. Падение в паутину Великого Ткача

Первое испытание с драконом прошло почти буднично. Моя аура страха, усиленная артефактами, и несколько точных, ослабляющих проклятий, которым научил меня Снейп в одной из прошлых жизней (эти уроки я теперь воспроизводил сам, используя его образ как ментальный манекен), позволили мне заполучить золотое яйцо без единой царапины. Толпа молчала, Дамблдор смотрел задумчиво, а Снейп… на его лице я впервые уловил нечто похожее на плохо скрываемое беспокойство. Возможно, он начинал понимать, что созданное им (пусть и косвенно) чудовище выходит из-под контроля.

Второе испытание в Черном Озере. Я действовал с холодной эффективностью. Никакого героизма, никакого спасения чужих «заложников». Только Рон. Только задача. Я использовал модифицированное Жабросли, рецепт которого нашел в древнем фолианте, и подводные артефакты, защищавшие от холода и позволявшие двигаться быстрее. Кракен и на этот раз оставил меня в покое. Я вышел из воды первым, под ледяное молчание зрителей и тяжелый взгляд Дамблдора.

Я чувствовал, что старик что-то замышляет. Его внимание ко мне стало слишком пристальным, слишком частые «случайные» встречи в коридорах, слишком многозначительные беседы о «правильном пути», «свете и тьме», «ответственности за свою силу». Он явно видел во мне не Мальчика-Который-Выжил, а нечто иное. Нечто опасное. И я недооценил, насколько далеко он готов зайти, чтобы устранить эту «опасность».

«Пятый раунд», как я его назвал для себя, начался не с грохотом пушек или ревом монстров. Он начался с приглашения. Дамблдор пригласил меня в свой кабинет для «частной беседы о предстоящем третьем испытании». Это было необычно. Раньше он предпочитал действовать через подставных лиц или намеки.

Мои артефакты были при мне. Мои ментальные щиты — на пике прочности. Я вошел в его круглый кабинет, пропахший лимонными дольками и старой магией, с холодной уверенностью. Фоукс, феникс Дамблдора, встретил меня тревожным криком и спрятал голову под крыло. Плохой знак.

— Гарри, мальчик мой, присаживайся, — Дамблдор указал на кресло напротив своего стола. Его голос был как всегда мягок и доброжелателен, но в глазах за стеклами очков плясали холодные огоньки. — Я хотел бы обсудить с тобой некоторые… особенности предстоящего испытания в лабиринте. И твою… возросшую силу.

Я сел, сохраняя внешнее спокойствие. Мои чувства были обострены. Я ощущал мощное магическое поле, исходящее от самого Дамблдора, от артефактов, наполнявших его кабинет. Но я не чувствовал прямой угрозы. Пока.

— Я готов слушать, профессор, — мой голос был ровным, лишенным эмоций.

— Твои успехи в Турнире впечатляют, Гарри. Даже слишком, — он сделал паузу, внимательно изучая меня. — Ты изменился. В тебе появилась… жесткость. Холод. Которые меня беспокоят.

«Лицемер», — подумал я, но мои ментальные щиты не дрогнули.

— Война меняет людей, профессор. Даже если это война, о которой никто не знает.

Дамблдор кивнул, его борода медленно качнулась.

— Именно об этом я и хотел поговорить. О твоей войне. О той тьме, с которой ты, как мне кажется, заключил неосторожный союз. Дементоры, Гарри? Не слишком ли высокая цена за силу?

Мое сердце пропустило удар. Откуда он знает? Неужели Снейп?.. Или мои щиты не так сильны, как я думал? Я сохранил невозмутимость.

— Я не понимаю, о чем вы, профессор.

— О, я думаю, ты прекрасно все понимаешь, — его голос стал тверже. — Твоя аура, Гарри. Она… изменилась. Она несет отголоски того ужаса, который не должен обитать в душе четырнадцатилетнего мальчика. Я беспокоюсь, что ты можешь потерять себя. Что тьма поглотит тебя раньше, чем это сделает Волдеморт.

Он встал и подошел к одному из вращающихся серебряных приборов на своем столе. Прибор издавал тихое, тревожное жужжание.

— Этот прибор, Гарри, — он указал на него, — реагирует на определенные виды темной магии. И в последнее время он проявляет повышенную активность, когда ты рядом.

Ловушка начала захлопываться. Я понял, что это не просто беседа. Это допрос. И, возможно, нечто худшее.

— Любая сила может быть использована во благо или во зло, профессор, — осторожно сказал я. — Важно лишь то, какой выбор мы делаем.

— Именно, Гарри. Выбор, — он резко обернулся, и его глаза сверкнули. — И я боюсь, что ты делаешь неправильный выбор. Или, что еще хуже, этот выбор делают за тебя. Поэтому я вынужден… вмешаться. Для твоего же блага. И для блага всего магического мира.

Он взмахнул палочкой. Не боевое заклинание. Что-то другое. Что-то древнее. Комната наполнилась золотистым светом. Я почувствовал, как мои артефакты — мои с таким трудом созданные защитники — внезапно отяжелели, стали холодными, мертвыми. Их магия была подавлена. Нейтрализована.

— Что вы делаете? — я вскочил, инстинктивно хватаясь за палочку.

— Успокойся, Гарри, — голос Дамблдора был непреклонен. — Это не агрессия. Это… очищение. Или, если хочешь, проверка.

Золотистый свет сгустился вокруг меня, образуя почти непроницаемый кокон. Я попытался использовать свою дементорскую ауру, выплеснуть волну холода и страха. Но свет, казалось, поглощал ее, нейтрализовывал. Мои способности, моя темная сила — они были бесполезны против этой древней, светлой магии.

— Эта магия, Гарри, — пояснил Дамблдор, видя мои тщетные попытки, — создана для борьбы с существами Тени. С теми, кто заключил с ней союз. Она не причинит вреда чистой душе. Но если в тебе есть тьма… она ее выявит. И, возможно, исторгнет.

Я понял. Это была ловушка. Идеальная ловушка. Он не атаковал меня напрямую. Он использовал магию, которая должна была «исцелить» меня, но для моей нынешней сущности, пропитанной холодом дементоров, это «исцеление» было равносильно смерти. Моя сила была частью меня. Отнять ее — значило уничтожить меня.

Боль была не физической. Это было нечто худшее. Я чувствовал, как золотистый свет проникает в меня, выжигая мой внутренний холод, тот самый холод, который стал моей броней, моим оружием. Я чувствовал, как рвутся нити, связывающие меня с той первобытной тьмой, что дала мне силу. Это было похоже на то, как если бы из меня вырывали часть души. Но не ту светлую, человеческую часть, о которой пекся Дамблдор. А ту, новую, темную, которая позволила мне выжить.

Мои ментальные щиты трещали. Окклюменция была бессильна против этого всепроникающего света. Я видел, как Дамблдор внимательно наблюдает за мной, его лицо было серьезным, почти скорбным. Но в глубине его глаз я видел стальную решимость. Он не остановится. Он считал, что спасает меня. А на самом деле — убивал.

«Недооценил… недооценил старика…» — эта мысль билась в моем агонизирующем сознании. Я был так сосредоточен на Волдеморте, на Снейпе, на своих мелких интригах, что проглядел главную угрозу. Великого Ткача, дергающего за все ниточки. Того, кто считал себя вправе решать, какой должна быть моя душа.

Я попытался закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Силы покидали меня. Мое тело билось в конвульсиях, но не от физической боли, а от внутренней борьбы. Моя темная сущность отчаянно сопротивлялась «очищению», но светлая магия Дамблдора была слишком сильна, слишком чиста.

— Прости меня, Гарри, — тихо сказал Дамблдор, когда я начал оседать на пол. — Но это необходимо. Иногда, чтобы спасти дерево, нужно отсечь больную ветвь.

Больную ветвь… Вот кем я был для него. Не человеком. Не учеником. А проблемой, которую нужно устранить.

Последнее, что я почувствовал, — это как мой внутренний холод окончательно уступает место всепоглощающему, выжигающему свету. А затем — пустота. Более глубокая, более страшная, чем та, что была после смерти от «Авады». Это была пустота лишенной сути оболочки.

Смерть от «исцеления». Смерть от ловушки Дамблдора. Какая ирония. Великий Светлый Волшебник оказался не менее безжалостным, чем Темный Лорд. Только его методы были более изощренными, прикрытыми маской заботы и «общего блага».

«Записать в Архив… — прошептал мой угасающий разум. — Альбус Дамблдор. Уровень угрозы — максимальный. Методы — скрытая манипуляция, использование древней светлой магии, нейтрализующей темные способности и артефакты. Мотивы — «великое благо», устранение неконтролируемых элементов. Вывод: недооценил. Фатально. Свет не менее опасен, чем Тьма. Возможно, даже более… потому что он всегда уверен в своей правоте».

Мир померк. И я знал, что когда снова открою глаза под стук колес Хогвартс-экспресса, мой взгляд на эту войну изменится навсегда. Теперь у меня было не два главных врага. А три. И Великий Альбус Дамблдор, со своей паутиной интриг и своей безжалостной «заботой», занял в моем списке почетное первое место. Потому что предательство того, кто должен был защищать, ранит сильнее всего.