Глава 26. Так бывает

Они без приключений спустились с крыши, и вышли с другой стороны цеха. Гриф быстрыми перебежками, обхватив Алексея за талию и приподняв, словно манекен, перетаскивал через открытые участки.

Наконец, они достигли пожарной части. Сталкер обходил здание, выискивая брешь. Массивная дверь оказалась запертой, окна зарешеченные. Гриф пробовал на прочность каждую решетку. Задняя стена и вовсе была глухой. Сквозь разросшийся ревень сталкер продрался к стене, на которую опиралась осина.

Поваленное ветром массивное дерево проломило крышу, обрушило верх стены, пустило до оконной перемычки глубокую трещину, толстым суком сбило решетку, которая висела на одном анкере. Через окно Гриф заглянул в сумрак помещения. Взгляд уперся в кузов пожарной машины. Она стояла в пяти метрах от окна и в полутьме казалась призраком. Из гаража пахнуло солидолом и сыростью.

Гриф навалился грудью на замусоренный подоконник, повернул голову вверх и посмотрел на треснувший кирпич, выдавленную суком из стены перемычку. Бетонная балка левым краем свободно нависала над полом. Правый сомнительно удерживался в рыхлой кладке. Окно показалось сталкеру ловушкой. Проведение оставило ему единственный путь и поставило перед выбором - идти или нет. На самом деле у Грифа не было выбора, он это знал с самого начала.

Сталкер собрался еще раз обойти пожарную часть и поискать другой лаз, когда заметил слепого пса. Тот стоял в ста метрах позади и обнюхивал асфальт в том месте, где они пересекли дорогу. Гриф подумал об оставшихся трех патронах. Всего трех. С одной тварью он справится, а вот со стаей вряд ли.

- Как же все некстати, - с прискорбием проговорил Гриф, взял неприкаянного мытаря на руки, посадил на подоконник, повернул, свесил ноги в гараж, затем столкнул его. Алексей соскочил с подоконника, по инерции сделал несколько неуверенных шагов на подгибающихся ногах и остановился. Гриф последовал за ним. Присел, уперся левой рукой о раму и прыгнул. Ему не хватило, буквально, сантиметра. Нога ударилась в край ржавого отлива. Сталкер кувырнулся через подоконник, выставляя перед собой руки. Во время падения пяткой задел решетку. Массивная конструкция скрипнула и, выворачивая из стены анкер, рухнула вниз.

Этого малюсенького сотрясения хватило, чтобы вывести из равновесия хрупкую систему, годами подтачиваемую осадками и гниением. Посыпался кирпич. Скребя ветками по стене, расширяя трещину, просело дерево. Толстый, тяжелый ствол опрокинул крупный обломок стены внутрь гаража. Бетонная перемычка выпала и рухнула на сталкера, а следом на взвывшего от боли Грифа, посыпался кирпич. За две секунды оконный проем исчез. Вместо него образовался завал, который венчала осина. Она словно для верности придавила кучу обломков, чтобы погребенный под ними человек уж точно не выбрался.

Его засыпало до лопаток. От адской боли Гриф скрежетал зубами, давил рвущийся наружу вой. Обливаясь потом, он уткнулся лбом в прохладный пол, зажмурился до звездочек и часто, порывисто задышал. За долгие годы выживания в зоне, попадая в разные сложные ситуации, он впервые подумал, что сейчас вляпался основательно и проскочить не получится.

Перетерпев пик болевого шока, сталкер пошевелился. Порывисто дыша, дрожащими пальцами, словно его пробил озноб, Гриф отбросил несколько кирпичных обломков, повернулся, насколько было возможно, сунул руку в просторный внутренний кармана. Раздражаясь, что нить «маминых бус» путается в пальцах, и не дает взять нужное, он вытащил ее, бросил рядом и снова полез в карман. Боль и страх подгоняли, заставляли суетиться и ошибаться. На этот раз он достал то, что хотел: две аптечки оранжевого и белого цвета. Выронил стандартную, трясущимися пальцами открыл «суперскую». Нашел нужный шприц-тюбик, свинтил колпачок и вколол в плечо «оксикодон». Рядом в метре от него стоял безучастный к драме Алексей и равнодушно взирал на мыски своих пыльных ботинок.

Гриф отбросил использованный шприц, закрыл глаза и лег на пол. Щекой ощутил прохладный бетон, мелкие камушки. От струй воздуха вырывающейся изо рта, пыль на полу сдулась, оставив гладкий пятачок перед лицом. Гриф ждал облегчение страданий, и оно не заставило себя ждать. Обезболивающее начинало действовать. Он надеялся, что позвоночник все же не сломан и через некоторое время, когда отдышится, то потихоньку начнет разгребать завал и выкапывать себя. Ему не нравилось, что не может пошевелить пальцами ног, что их не чувствует. Он постарался выгнать из головы гнетущие мысли и подумать о чем-нибудь хорошем. «Папочка, папуля! Как тебя люблю я! Как я рада, когда вдвоем мы с тобой гулять идем!», - зазвучал в его голове голосок, дороже которого во всем мире нет.

- Или что-то мастерим, - беззвучно зашевелились запекшиеся губы сталкера, - или просто говорим, - спазм сжал горло, Гриф болезненно сморщился. Ему захотелось пить. Мысленно проделал путь до фляг, отказался от мысли ее достать. Фляга лежала в левом кармане куртки и была придавлена к телу обломками. - Как мне жаль тебя опять на работу отпускать, - едва шептал сталкер. Боль постепенно притуплялась, но полностью не уходила. Гриф подумал, неплохо бы проглотить таблетку «трамала», но не стал этого делать. Неизвестно сколько тут проваляется.

Он открыл глаза, осмотрелся. Сразу увидел пыльные, растоптанные берца, грязные, рваные, с отвисшими коленями брючины. Он не стал поднимать глаза выше, прошелся взглядом над полом. Уперся в правую торцевую стену, проскользил вдоль нее и сразу заметил какой-то странный блеск. Когда заглядывал еще в целое окно, ничего такого не обнаружил. А тут на тебе. Присмотрелся. Нечто объемное переливалось бледно-розовыми цветами, как мыльный пузырь и растянулось тонкой пленкой от радиаторной решетки до стены. Гриф осторожно повернулся влево. После недолгих поисков заметил точно такое же явление позади машины. Понаблюдав некоторое время, отметил, что пленка то полностью теряла видимость, то бледно проявлялась с разными интервалами времени. Возможно, подобное происходило из-за легких дуновений сквозняка. Гриф мог только догадываться. Но точно знал, этой гадости нельзя касаться, как ничего прочего, что видишь впервые и что до тебя не проверили другие. Сталкер устал смотреть, лег на пол. Он чувствовал, как его покидают силы, словно из пробитой камеры утекает воздух. Он снова попробовал пошевелить пальцами ног. Не смог. Гриф содрогнулся от жуткой мысли.

- Нет, нет, нет, - зашептал он быстро и, чтобы не зацикливаться на худшем, продолжил осматриваться. Взглядом прополз под пожарным ГАЗом. В сгустившемся у торцевой стены полумраке сначала ничего разглядеть не мог. Потом проявились ножки верстака, компрессорная установка, баки, ящики, какие-то непонятные агрегаты. Сталкер искал среди всех этих теней, полутеней, форм, краев, ребер, ту самую пресловутую «катушку» ради которой перся сюда и сейчас умирал под завалом. Он не знал, как она выглядит, не знал, что искать. «Атомный старпер», который его сюда отправил, чтоб ему пусто было, даже не намекнул.

Сталкер несколько раз прошелся взглядом по полу, осмотрел стены , потолок. Ничего этакого не увидел. Всему, что находилось в гараже пожарной части, Гриф знал «имя». Он предположил, что катушка лежит в пожарной машине, к примеру, на водительском сиденье, или на полу кабины, или в бензобаке, или в давно пересохшей цистерне. Может, вовсе в другой комнате или под крышей. Ее, черт подери, надо искать, а для этого нужны ноги.

Гриф медленно повернул голову, посмотрел на ноги в метре от себя. Алексей истуканом стоял в прежней позе, понурив голову, свесив руки, словно был комбинезоном на вешалке, в который еще предстояло залезть человеку. Гриф подумал: «Он так и умрет здесь вместе со мной». Сталкер отмахнулся от скверных мыслей и снова принялся шарить взглядом по сумрачному гаражу. Он уже не верил, что все обойдется, хотя в этом себе не признавался.

Наверное, само проведение в момент, когда сталкер уже в который раз скользил унылым взглядом по компрессору, бакам, верстаку…, послало ветер. Тучи разошлись, солнечные лучи пробили серую завесу, прошли сквозь дыру в ржавой крыше, через чердачную темень, сломанные гнилые перекрытия, разогнали гаражный полумрак и светлым пятном легли на пол у железной опоры верстака.

Она мутно блеснула спектральным разноцветьем сквозь сине-зеленый студень. Это была «катушка». Гриф не сомневался, что это именно она. За те несколько секунд, что расползлись облака, а потом вновь заволокли солнце, сталкер успел разглядеть бесформенную кучу, бугристую, подрагивающую, как пудинг на подносе. Гриф не моргая, заворожено смотрел на артефакт, пока не пропал свет, и «катушка» вновь не слилась с прочим гаражным хламом. Сталкер подумал, что пленки по обеим сторонам пожарной машины не просто так. Быть может, «катушка» так себя защищает.

Сердце тревожно забилось. Гриф судорожно соображал, что можно предпринять в открывшихся обстоятельствах. Первое, что он захотел, это выбраться из-под завала во чтобы то ни стало. Он развернулся, отмечая, что это движение далось ему не так легко, как в прошлый раз, схватил с придавившей горы кирпич, намереваясь его отбросить. Обожженный кубик глины оказался неимоверно тяжелым и выскользнул из ослабевших пальцев. Гриф не понял в чем дело, почему вдруг стал таким бессильным. Поднес ладонь к глазам, повернул тылом. Заметил нездоровую синюшность под ногтями, бледность кожного покрова.

- Здрасти, приехали, - прошептал он осипшим голосом. Понял, что там, где-то под грудой кирпича у него открытая рана. Понял, что потерял много крови, что у него нет сил разгрести завал, добраться до раны и перевязать ее. Со всей пугающей очевидностью осознал, что осталось ему совсем недолго. Стало страшно. Страшно, как каждому, кто заглянул в голодные глаза смерти, кто понял, что настал его час и ему не выкрутиться, что жизнь кончилась и это навсегда. Грифу стало холодно, ощутил, что мерзнут пальцы. Стало ясно, что все к чему он стремился эти шесть лет, пропало. От мысли: «Танюшка никогда не встанет с инвалидного кресла», по телу прошла горячая омерзительная волна страха. Ему вдруг перестало хватать воздуха, ощутил дурноту и глубоко задышал.

Осознавая, что волнение только усугубит и без того скверное положение, сталкер постарался успокоиться. Надо заставить сердце биться тише, ровнее, понизить давление крови, уменьшить ее ток из раны. Гриф лег щекой на пол и часто поверхностно задышал.

Его помутившийся взгляд остановился на пыльных берцах. Сталкер поднял глаза, снизу заглянул в открытые пустые глаза Алексея. Несколько секунд он старался рассмотреть зрачки и понять, расширены они или сужены. Сам не понимая для чего ему это.

- Ява, - заговорил Гриф слабо, - ты… - он сглотнул, - ты один остался, кому эта проклятая «катушка» может помочь. Ты должен меня, Ява, услышать. Сделай, чтобы все, через что мы с тобой прошли… ты и я, было не напрасно. Иди, точнее… - сталкер перевел дыхание и продолжил, - проползи под пожаркой, обходить нельзя. Подползи. Она там, под верстаком. Ты ее сразу увидишь… Она как студень. Вот… - Гриф подобрал с пола «мамины бусы» протянул Алексею, - возьми это. Положи на «катушку»… И будет тебе счастье. Бери.

Рука медленно клонилась под ничтожным весом артефакта к полу. Гриф с надеждой и мольбой смотрел в пустые глаза.

- Да возьми ты их! - гаркнул Гриф, растрачивая последние силы, и швырнул артефакт к ногам Алексея. - Сдохнешь ведь здесь со мной, - затихал сталкер. Лег на холодный пол и закрыл глаза. - А ты молодой, тебе жить… Жить надо.

Дыхание его становилось все тише, мысли путались. Гриф подумал, что надо оставить немного сил напоследок, чтобы сжевать, как можно больше «трамала».

Он услышал скрип мелких камушков, кирпичного крошева. Не поверил, а потом вспомнил про слепого пса. Приоткрыл веки.

Через щелку увидел, как Алексей делает шаг, трудно, словно рвет жгуты, тросы, канаты. Парень приподнял голову и смотрел, смотрел, черт подери, осознанно, едва, но осознанно.

- Давай, старик, возьми их, - прошептал Гриф или подумал, что прошептал. Бледная улыбка тронула синюшные губы.

Алексей сделал еще один неимоверно трудный шаг. Наступил тяжелым берцем на «мамины бусы», наклонился, как заржавевший дровосек. Грифу почудилось, что он слышит скрип позвонков в его спине. Алексей взял с кучи, придавившей сталкера, обломок кирпича. На мгновение Гриф испугался, а потом удивился, подумав, насколько же огромно и живуче в человеке чувство мести и ненависти. Он не сомневался, что этот кирпич предназначен для него.

Алексей переложил кирпич чуть правее. Обломок покатился и остановился у пола. Взялся за другой.

Гриф не понял, что парень пытается сделать. Несколько секунд с недоумением смотрел на него, а потом до него дошло. Этот чурбан стоеросовый, которого он вел через зону, как бычка на поводке, который без него не мог сделать и шага, которого бросал, менял, использовал, как детектор аномалий, как чернильницу, как живую приманку, который не мог рта открыть, чтобы попить или поесть, теперь… откапывал его.

И в этот момент все исчезло. Просто погасло, словно в комнате выключили свет.

…Скрюченные пальцы процарапали кору, осыпая гарь. Чтобы не упасть Гриф вцепился в дерево. Он стоял за обожженной сосной и приходил в чувства.

- Ух, ты, - выдохнул он, мотнул головой. Первое, о чем подумал, это о «крапивке», прикупленной у Шары в «Светилище», от которой во рту все еще ощущалось горьковатое послевкусие. Через несколько секунд он снова чувствовал себя нормально.

- Ну и гнида же ты, Гриф! - раздался голос Саранчи….

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

«Цикл»

Хроники минувших дней проявились вследствие мощного пси-удара от «прототипа» в поликлинике «НП». Скрытые воспоминания вернулись Грифу все разом, словно над головой прорезали растянутый от груза резиновый мешок, и они ливнем обрушились на него. Оказавшись в гуще прошлых событий, Гриф растерялся, хватался то за один, то за другой фрагмент. Он как бы брал их в руки, словно вещицы из чужого дома, рассматривал, удивлялся - откуда их знает, поражался, не верил и не мог не верить. Это все было с ним: и бункер, и туман, и ВВэшники, и «лупырь», и старик, и «Чеховские», и «земляк», и «рыкстер», и целлюлозный комбинат, и пожарка, и умирал он, и Алексей спасал его, и был он всегда с ним рядом. В любую свободную минуту с того самого момента Гриф только и занимался тем, что вспоминал, вспоминал.

Израненный, он истекал кровью на трубах в глубоком коллекторе, на экспериментальной ферме «Эйгелеса». Не было сил и воли спасать себя, но осталось еще немного времени, наверное, осталось. За эти минуты Гриф вспомнил последние фрагменты и замкнул круг. Все, что произошло с ним и Алексеем когда-то, он принял безоговорочно, без сомнений.

Сознание в истерзанном теле меркло. Напоследок сталкер силился вспомнить дочку, услышать ее веселый, но все же всегда с грустинкой, слабенький голосок: «Папочка, папуля, как тебя люблю я…».

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

«Снова старик»

Тяжело дыша, еле волоча ноги, Алексей затравленно озирался, временами оглядывался на доносившиеся с фермы выстрелы. Остановился только тогда, когда запищал детектор аномалий. Он достал из разгрузке «велиса». На экране пульсировала зеленая точка. Она двигалась в его сторону. Присмотревшись, Алексей отметил, что аномалия на приборе отображается необычно. Как будто не до конца сведенные воедино две точки.

- Что за… - не успел договорить Алексей. Ветки орешника, облепленные коричневатым то ли мхом, то ли плесенью расступились и на плешину, на которой он остановился, вышел старик. Тот был сутулый, какой-то затхлый, в лохмотьях, местами покрытый таким же мхом, что и листья. На ногах заскорузлые, с грязевой коркой валенки. Старик был настолько невзрачный, что Алексей с трудом отличал его от леса. Стоило старику остановиться, как он то тут же слился с листвой. Остались лишь глаза. С высосанными склеротическими белками, они смотрели на Алексея, не мигая. Хотя дед выглядел больным, дряхлым, от него исходила мощная энергетика. Складывалось впечатление, что в шкуре этой разваливающейся колоды сидит кто-то могущественный, умный, непонятный, сильный, некто не от мира сего. Алексей ощутил себя в его власти.

Загрузка...