Глава 22

***

г. Москва. Дом Ивлевых, однокомнатная квартира на шестом этаже.

– Миша! Как ты меня напугал! – воскликнула возмущённо Лина. – Я думала, ты на работе. Что ты дома делаешь? Опять… Ты, вообще, когда работать умудряешься? Двадцатого был аванс. Где деньги? – кричала Лина. Всё, что незаметно копилось все эти дни, с тех пор как Михаил остался у неё после новоселья на восьмом этаже, неожиданно прорвалось.

– Любимая, послушай, – подошёл Михаил к мойке и сполоснул лицо. – Не всё так просто. У меня нет московской прописки, а без прописки, как ты сама прекрасно понимаешь, на работу я устроиться не могу.

– Как нет прописки? – ошарашенно смотрела на него Лина. – Разве ты не работаешь в театре?

– В театре служат, – на автомате поправил её Михаил. – Нет, я не работаю. Пока! Вот, мы поженимся, ты пропишешь меня и тогда…

– Куда пропишу? – прошептала Лина, находясь уже в полуобморочном состоянии.

– Сюда, куда же ещё? Вот, будет у меня московская прописка и я смогу устроиться куда-нибудь на работу. Может, даже, и в театр, тётка с мужем меня устроят.

– Почему ты сразу не сказал? – растерянно спросила Лина.

– Ну, ты сама подумала, что я артист. А я боялся, что как колхозник тебя не заинтересую, – смущённо ответил ей Михаил, ласково улыбаясь.

– Я не смогу тебя сюда прописать, – откровенно сказала Лина, немного помолчав и пытаясь свыкнуться с новой реальностью, которая сильно отличалась от того, что она нарисовала себе в своём воображении.

– Почему? – насторожился он.

– Потому что это квартира не моя, а мамина, – ответила Лина и грустно взглянула на него.

– И что же делать? – растерялся Михаил. Видно было, что для него такая новость стала неприятной неожиданностью.

– Что делать? Откуда я знаю?

– Разве ты меня больше не любишь, зайка? – Михаил подошел сзади, обхватил ее крепко руками, начал целовать шею, ласкать грудь, и Лина поплыла.

– Надо ехать в Быково, говорить с матерью. Ой, крику будет… – прошептала она, сразу представив себе этот разговор.

***

– Так что получается – Миша не артист!? – шёпотом спросила меня жена, округлив глаза, как только мы вошли в лифт, покинув художников.

Данченки ещё прощались с ними в квартире, окончательно договорившись перед этим всем вместе ехать на цыганскую свадьбу в колхоз в Смоленскую область.

– Как видишь, – ответил я. – Но мы и так с тобой подозревали, что с ним что-то не то.

***

Святославль. Квартира Якубовых.

Оксана выбрала момент, когда муж был в хорошем настроении, отдохнув за время первого выходного за две тяжелые недели, чтобы поднять давно волновавший её вопрос.

– Как жаль, что ты не можешь отпуск взять, – печально проговорила она, ложась с ним рядом.

– Да какой отпуск, сама видишь, за троих работаю. В период отпусков всегда так. А в августе меня отпустят.

– Жаль. А я с третьего июля уже в отпуске.

– Вот, ты счастливая.

– Я тут с дочкой общалась, – проговорила она, ласкаясь. – Пашка её в Палангу отправляет, это в Прибалтике, на два месяца. Сам будет приезжать ненадолго. А комнату снял на всё время. Считай, его койка будет пустовать. Я подумала, может, мне с ней пожить? Всё помогу чем-нибудь. Первая беременность, и срок уже поздний. Тяжело моей девочке без меня…

– А Галия что думает по этому поводу? – напрягся Загит.

– Её очень беспокоит, как ты тут один останешься? Не будешь ли против? А то и я уеду, и Марат.

– Да что я, один не проживу месяц? – сказал Загит, решив, что Галия, наконец, помирилась с матерью.

– Так ты не против?

– Нет, конечно, – недоуменно взглянул на жену, а она радостно прижалась к нему.

– Поможешь с билетом? – с надеждой спросила она.

***

Вернулись домой. Галия была откровенно озадачена и расстроена. Оказавшись в декретном отпуске, свою кипучую энергию она не могла привычно потратить на работе или на учебе, и ей было не просто противно, что Миша обманывает Лину, но и хотелось что-то немедленно предпринять. Еле уговорил её не переживать, спокойно лечь спать и не думать о плохом.

А сам в тишине до ночи разбирал документы типографии на кухне. Выложил на стол бумаги из обеих коробок. Потом в одну коробку откладывал то, что к обязательной документации не относится, вроде рабочих записей мастеров участков, промежуточных итогов выполнения плана, и прочей лабуды, передавать это новому руководству вообще не надо.

Успел проверить расчётные ведомости, табеля, ведомости на выплату авансов и зарплаты. Там всё было в порядке. Система оплаты труда окладная, там всё просто и прозрачно. Первичка и ведомости учёта по материалам делились на две части, официальную и неофициальную. Очень удобно. Отложил лишнее в соответствующую коробку и все дела.

В целом, в типографии оказалось не так много документов, мало, конечно, новым составом успели поработать. По-хорошему бы, проверить итоги в официальных ведомостях, но дома нет ни счётов, ни счётной машины. А с другой стороны, бухгалтер в типографии очень аккуратный, это по документам видно. Все итоги сначала карандашом написаны, а потом ручкой обведены. Так обычно бывает, когда бухгалтер два раза ведомость просчитывает, сам себя проверяет.

И расчётные зарплатные ведомости чётко оформлены, чувствуется рука опытного специалиста. Одно удовольствие с такими документами работать.

Спать пошёл за полночь. До конца документы перебрать не успел. Сложил остатки аккуратно в стопки на столе, решил, что завтра досмотрю.

С утра в четверг после завтрака опять сел за документы типографии. Галия, тем временем, заканчивала сборы на курорт. До двенадцати закончил, подписал коробки, обозначая, где что лежит, и позвонил Сатчану на работу.

– Ну, что там? В двух словах, – спросил он.

– Закончил. Всё хорошо, – ответил я, – готов вернуть то, что одолжил.

– Отлично! Я тогда заеду сегодня, – пообещал он и попрощался до вечера.

Потом я позвонил бабушке на работу. Уточнил, собрались ли они уже и когда мне за ними приезжать? Бабуля сказала, что они давно готовы, на завтра она уже отпросилась и можно их забирать хоть сегодня.

– Ну и отлично, – обрадовался я. – Спокойно вас сегодня привезу, ночь у нас переночуете, а завтра без спешки сядем на поезд. Будьте готовы часам к восьми.

Сообщил жене, положив трубку, что сегодня всех привезу к ночи. Спросил, чем ей помочь, она попросила подсобить ей с бельём грязным разобраться. Мол, не хочется уезжать, оставив его не постиранным.

***

Москва. Останкинский молочный комбинат.

Студенческий стройотряд с понедельника вышел на другой завод. Женя с Костей исправно ездили на работу. После свадьбы все как-то быстро устаканилось. И на работе отношения с сокурсниками Кости у Жени сильно изменились. Её приняли в команду и стали относиться как к своей.

Ещё Женя начала пробовать на вкус слово муж. Так странно было произносить его.

– Девчонки, мужа моего не видели? – спрашивала она бывало. Сперва запинаясь на слове «муж»… не сразу привыкла.

Несколько дней привыкала она и к новой квартире, но вскоре удивилась, когда поймала себя на ощущении, как будто сто лет уже здесь живёт.

На работе больше ни с кем не спорила. Велели магнитом металл проверять и мелом подписывать, она так и делала. Магнитится, значит, сталь. Не магнитится, значит, алюминий. Мелкие куски, не тяжёлые, сама тут же в соответствующую кучу откидывала. Большие и тяжёлые таскали парни.

Работа спорилась. Оборудование в цеху быстро разобрали и вынесли. Началась подготовка к бетонированию.

***

Несколько часов стирали с женой, полоскали, отжимали, вешали. Точнее, я стирал, то и дело отгоняя жену. Чуть не поругались.

– Ну дай мне, хоть, мелкие вещи развесить на балконе, – требовала она.

– Тебе руки вверх нельзя поднимать, – возражал я.

– Я же, всё равно, буду всё потом сама снимать.

– Это другое, вешать труднее, – отвечал я.

Перестирали всё с горем пополам, пообедали и прилегли отдохнуть. Галия сразу вырубилась и засопела. А ещё помогать мне собиралась.

Часов в пять проснулись, пошёл в гараж за машиной и перегнал её к дому. Жена собрала мне с собой геркулеса для Тузика на неделю и всяких обрезков из мясного отдела на рынке, чтобы в деревне на нашу собаку не тратились, пока я буду на море.

В половину шестого приехал Сатчан. Помог ему перетащить коробки до багажника его жигулёнка.

– Смотри, – показал я ему, – вот эту коробку сожгите нахрен, а вот эту передайте новой команде. Здесь всё нормально. Бухгалтер типографии толковый, аккуратный. Знает, как вести двойную бухгалтерию. Короче, не бросайте его, пристройте временно куда-нибудь. Он вам ещё пригодится.

– Ты, прямо, всё-всё проверил? – с сомнением оглядел документы в нужной коробке Сатчан.

– Все, только итоги не просчитывал. Зачем? Если и вкралась где-то ошибка, то пусть ищут, если кому-то очень хочется. Ошибка ошибке рознь. Ошибка в расчётах серьезных последствий за собой не влечёт. И доказать умысел, в этом случае, практически невозможно.

– Ладно. Я всё понял. – задумчиво проговорил он. – Спасибо. Забери, вот, последний привет от нашей типографии, – открыл он заднюю дверцу, где на сиденье стояли довольно высокие стопки книг, обёрнутые в толстую бумагу. – Бери две, и я две возьму, – велел он и мы потащили четыре стопки книг ко мне в подъезд. Обычно это была одна стопка. Расплатились так, значит, за мою работу. Ну, и отлично, жирный кусок, напоследок, значит. Он помог мне дотащить книги до квартиры, мы попрощались с ним, и он ушёл.

Галию с собой в деревню брать не стал, еду туда и сразу обратно, какой смысл ей лишний раз трястись в машине. Тем более, обратно придётся ехать, набившись в машину, как селёдки в бочку. Опасаться того, что ГАИ остановит и прицепится, что права еще не вступили в силу, не стал – я был уверен, что мои корочки любые проблемы решат на месте. Тем более быковать я не собирался, что может разозлить инспектора и заставить его пойти на принцип, а первой мыслью у любого гаишника, который увидит, сколько мне лет, будет – чьим же я являюсь родственником, если в семнадцать лет уже работаю в Верховном Совете? И зачем ему это проверять, связываясь со мной? В Москве в ГАИ работать лучше, чем в Салехарде…

Приехал немного раньше восьми. Меня сразу за стол усадили, как будто я с работы, а не из дома. Инна с Санькой на руках тут же подсела ко мне узнать, что нового в свете делается. Аришка Тузика начала гонять по всему дому.

– Что, Пётр приезжает? – поинтересовался я.

– Да, на все выходные, – удивлённо посмотрела на меня сестра, типа, что такие глупости спрашиваешь.

– Вовремя мы вам мотоцикл купили, – заметил я. – Бабуля уезжает на месяц. Как теперь связь держать будем? – спросил я погромче, чтоб и Никифоровна слышала.

– У нас в клубе есть телефон, но я там бываю сутки через трое, – ответила она.

– Через Петю можно, – предложила Инна.

– Да ладно, месяц пройдёт и не заметим, – сказал Егорыч. – Что может случиться? Ну, а если уж совсем что, до почты добежим позвонить. А вы телеграмму нам вышлете. Почтальонша каждый день, вон, бегает.

– В самом деле, забыл совсем про почту, – хлопнул я себя по лбу.

Тузик забился под кровать, и Аришка потеряла к нему интерес. Нашла в моём лице свободные коленки и потребовала взять её на ручки.

– На моле еду, ту-ту! – показала она мне согнутыми ручёнками, как двигаются рычаги на колёсах паровоза.

– Вот, вводите ребёнка в заблуждение, – рассмеялся я. – Где мы теперь ей паровоз найдём?

– Ничего, увидит! – уверенно заявил Егорыч. – Их ещё полно ездит.

Бабуля с Трофимом, наконец, собрались и потребовали, чтобы все сели на дорожку.

– Ту-ту! – завопила Аришка и все зашикали на неё. Согласно советской примете, сидеть на дорожку надо молча.

Сказать им, что, вообще-то, традиция эта пошла от того, что раньше люди, в этот момент, мысленно молились перед дальней дорогой? Ладно, не буду ломать шаблоны. А, может, кто и сейчас молится?

Все встали, начали прощаться. Инна напугала Аришку – расплакалась, расстроившись из-за расставания. Мы с Родькой и Егорычем понесли чемодан, рюкзак и многочисленные сумки к машине. Все вышли нас провожать, прощание получилось какое-то невесёлое.

– У нас, вообще-то, праздник! – напомнил я всем. – У некоторых товарищей отпуск начинается. Впервые за много лет. Да, бабуль? Ты когда последний раз на море была?

– Ой, отстань, – отмахнулась, смутившись, бабушка. – Какое море?

***

Москва. Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС.

Владимир Лазоревич весь день думал над словами академика после вчерашней встречи. Из головы не выходила фраза Александра Матвеича, что этот доклад – дело рук не одного человека. А ведь, и правда, данные, приведенные в этом докладе, касаются разных областей знаний. Анализ перспективности новинок сделан с точки зрения рыночной экономики. Откуда советский студент может, вообще, что-то знать про рыночную экономику на таком уровне? И изложение… Межуев и сам, ещё с первого раза, отметил логичность, последовательность и доступность формулировок и всего текста в целом. Чиновники, в основном, так не пишут. Они пишут особым способом – так, что, пока дочитаешь предложение, забудешь, с чего оно начиналось. Что-то понять можно, только имея большой опыт. Это, можно сказать, особый «чиновничий» язык.

Межуев не раз ловил себя на мысли, что чиновники специально его придумали, чтобы много писать и ничего при этом не было понятно. Если кто-то не понял, что ему ответили, значит – сам дурак. А чиновники – люди умные, старались. Вон, сколько мудрёных слов написали.

В этом же докладе всё было с точностью до наоборот. Ни одного лишнего слова, всё по делу и на своём месте. Четко, короткими предложениями.

Межуев переживал всё больше и больше. А не запустил ли он собственными руками в Верховный Совет шпиона вражеской разведки? Для которого лучшие аналитики ЦРУ пишут доклады, и переводят на русский язык? Какой тогда будет позор! Он, фронтовик, видный партиец – и вдруг помог ЦРУ внедриться в Кремль…

Хотя, Ивлева же проверяло КГБ при устройстве на работу… Но, подумав над этим вопросом, Межуев только крякнул и покачал головой. Да, проверяли. Но они видели перед собой несовершеннолетнего первокурсника, устраивающегося на должность референта. Могли не придать особого значения его личности и связям... А учитывая, что обычно таким юным парням такую серьезную работу не предлагают, могли и вовсе решить, что он родственник кого-нибудь из Политбюро, и просто дать ему «зеленый свет», чтобы не иметь проблем…

Межуев прикинул, как могло ЦРУ подсунуть ему этого Ивлева, если все действительно так плохо. Могли американцы сообразить, что он поможет директору мебельной фабрики, потому что это его старый фронтовой друг? Догадаться, что он захочет лично увидеться с молодым человеком, вовремя предупредившим о грядущих проблемах для директора, и взять его на примету? Ну, если американцы настолько хитры… С другой стороны, а что он, вообще, знает о том, как работает американская разведка? Пару фильмов художественных посмотрел, пару шпионских детективов прочитал… тоже мне специалист…

И что же ему делать? Доклад уж больно хорош для начинающего студента. А если он вредоносный, и нам его специально подсунули? Чтобы советская экономика увязла в бесперспективных дорогостоящих разработках и отвлеклась от других, способных обеспечить реальный технологический прорыв…

Это было на одной чаше весов. А на другой – судьба молодого человека, у которого могут появиться серьезные проблемы, если он ошибся. КГБ – очень специфическая организация, все в Кремле помнили, что творилось при Сталине. Хотя и не обсуждали, даже на кухне со старыми друзьями. В том числе и потому, что боялись стукачей. Никогда не знаешь, кто может оказаться стукачем. Это сейчас твои собеседники важные и серьезные люди на очень высоких постах, но все они были когда-то студентами, а КГБ особенно активно вербует себе агентов именно в этот период…

Вот позвонит он, сообщит о характере своих сомнений, молодого человека возьмут в оборот. А если потом окажется, что он не шпион, а он своими руками отправит на многодневные допросы молодого талантливого комсомольца? У которого, кстати, уже и жена беременна? На всякий случай Ивлева могут уволить с работы в Верховном Совете. Молодой человек может надломиться от такого… Или, напротив, завербуют, и дальше Межуев будет работать уже с агентом КГБ, постоянно опасаясь, что Ивлев сливает в Комитет информацию о нем… И ведь жаловаться придется только на самого себя, сам же его туда и отправил…

Владимир Лазоревич всегда жил по принципу «доверяй, но проверяй», а в этот раз, сомнения были слишком серьёзными, чтобы оставить их без внимания. На одной чаше весов судьба человека, которого он сам прикормил и возможные проблемы у него и его семьи, но вот на другой – судьба его любимой страны… Что важнее?

– Максим Валерьяныч? Приветствую, дорогой. Межуев. Встретиться бы, а? Чем быстрее, тем лучше, – решил он посоветоваться со знакомым генералом КГБ, прежде чем нести доклад Ивлева в Политбюро. Тот факт, что Максим Валерьянович два года уже как был на пенсии, его никак не смущал. Бывших сотрудников КГБ не бывает… Если генерал признает его опасения правильными, то ему все двери в КГБ немедленно откроются…

***

Загрузка...