Воспроизведено с любезного позволения Филантропического Общества Стреггейских Кротобоев
Звуки, которые производила капитан, привлекли к ней всеобщее внимание. Они не походили ни на что, слышанное Шэмом ранее и хотя бы как-то связывавшееся в его воображении с человеком. Напхи не кричала и не плакала, она не ныла и не подвывала. Стоя на краю поезда, она вглядывалась в темную глубину, куда обрушилась ее философия, и повторяла некую последовательность фонем вроде тех, что, бывает, вклиниваются в разговоре между собственно словами. Как будто она вдруг заговорила отбросами языка, его мусором.
— А, — сказала она. Ее голос был спокоен. — Ф-ф-ф.
У Шэма еще кружилась голова от падения в бездну, свидетелем которого он стал. Но он все же заставил себя взглянуть на капитана.
— Азух, — продолжала она. — Мхух. Энх. — Прямая, точно палка, она механически зашагала к другому краю палубы. Шэм пошел за ней. Он следил за капитаном расширяющимися глазами. Проходя мимо Сирокко, он выхватил у той из кармана пояса острое орудие.
— Подождите! — крикнул он.
Напхи обернулось, ее лицо было сосредоточенно. Один за другим люди на «Мидасе» поднимали головы и начинали смотреть на нее. Шэм ускорил шаг. Левой рукой Напхи взялась за поручень. Вытянувшись и еще больше постройнев, она отдала своим людям салют правой рукой, той, что всегда была из плоти и крови. Потом она вынула нож, словно готовясь к рукопашной, и повернулась к бездне лицом.
— Нет! — крикнул Шэм.
Держась за перила своей замаскированной усовершенствованной рукой, капитан подтянулась и точным четким движением подбросила обе ноги вверх, подержала их параллельно перилам, точно гимнастка, и накренилась вперед, к пропасти, в которой сгинула мульдиварпа.
Но Шэм успел. Капитан еще не отпустила поручень, когда острый нож Сирокко вошел в тяжелые сочленения ее якобы искусственной руки.
У него не было времени целиться. Надо было просто вогнать лезвие в металл. Раздался электрический треск, фукнула струйка дыма, металлическую перчатку, которую так долго носила капитан, закоротило, и она намертво сомкнулась вокруг перил. Тем самым приковав Напхи к борту «Мидаса».
— Помогите! — крикнул Шэм, наклоняясь вперед. Он смотрел на капитана, а та, болтаясь над черной пустотой, словно тряпичная кукла, смотрела на него снизу вверх.
— Ну, вот, — сказала она на удивление тихим, мягким голосом. Ее ноги скребли и пинали бок поезда. В свободной руке у нее был кинжал, она тыкала им в автоматическую перчатку на левой руке, пытаясь вскрыть ее, освободиться от ее хватки и последовать за своей философией в бездну.
— Помогите же! — снова крикнул Шэм, пытаясь ухватить капитана за свободную руку и, в то же время, избежать ее ножа. Подбежали Сирокко, Мбенда и Бенайтли, который поставленным ударом гарпунера сразу выбил у нее нож. Крутясь, тот упал в бездну. Капитана схватили. Совместными усилиями втащили обратно на палубу.
— Ну, вот, — продолжала она тихо. — Теперь мне есть что ловить. — Она почти не сопротивлялась.
— Держите ее! — крикнул Мбенда. Все вцепились в капитана, пока Сирокко кусачками и отверткой освобождала ее левую руку от окаменевшего металлического панциря. После этого команда связала руки Напхи у нее за спиной.
— Ну, вот, — сказала та снова и встряхнула головой. Забормотала. Так, шепча что-то себе под нос, она склонила голову и обмякла. Она не плакала и не вырывалась.
— Проклятый ангел! — теперь настала очередь Сирокко. Она стояла на палубе «Пиншона», руки в боки, и смотрела вниз, как еще совсем недавно Напхи. Потом она топнула ногой и погрозила кулаком. — Его нет! Он свалился! Вот где катастрофа!
Неужели? Шэм слишком устал, чтобы вникать или спорить. Он смотрел на Шроаков. Деро, затаив дыхание, заглядывал в бездну. У Кальдеры был такой вид, точно она вот-вот взорвется. Ее глаза были расширены, она часто дышала, ее трясло от возбуждения.
Мост был из кирпича и металлических балок. Его фермы, изгибаясь, упирались в вертикальную стенку провала, подошвой стоя на боковине рельсоморья, среди чудом держащейся гальки, слежавшихся слоев земли и утиля. Сам мост и рельсы на нем уходили в темную даль. Казались бесконечными.
— Но он же не может стоять вот так, — сказал Шэм.
— Все дело в материале, — ответила Кальдера. Ее голос дрогнул. — Мы такого не знаем.
— Райский, что ли? — спросил Вуринам.
Кальдера вздрогнула.
— А как по-твоему? — сказала она.
«Куда-то мы приехали, — подумал Шэм. — Стоим на мосту, ведущем в никуда. Ангел-охранник напал на нас! Мы на верном пути».
В Рай. По единственной колее.
— Так… — подал голос Фремло. Дэйби слетала в темноту, но тут же вернулась, как будто даже у крылатых созданий от высоты может закружиться голова. — Мы, значит, на месте… — продолжал Фремло. — Теперь что?
Путь, по которому они пришли сюда, был завален обломками там, где крот курочил ангела. Чтобы расчистить его, понадобилось бы немало времени.
— Что теперь? — крикнул Деро. — Пха! Ехать дальше, конечно!
В последовавшей за этим тишине не слышно было биения крыльев.
Никогда еще не было такого путешествия, как это. Огни «Мидаса» были ничто: они лишь серебрили несколько ярдов рельсов перед собой, а по обе стороны от них зияла чернота. Здесь отсутствовали съезды на соседние колеи, не приходилось поминутно переводить стрелки. Одна колея, уходящая в ночь. Шэм не знал названия для ритма колес, стучащих над пустотой, по кирпичным аркам, каждая длиной в милю, над опорами, стоящими на дне самой вселенной.
Сумрак, наконец, стал рассеиваться. Небо сделалось нежным и чистым, как всегда по утрам, но над этой ясностью неизбежно клубилось верхнее небо. По левому и по правому борту у них по-прежнему была пустота. Впереди и сзади только мост. Под, как и над ним, насколько хватало глаз, расстилалось облако. И их поезд, как одинокая бусина на нитке одинокого пути среди пустого неба.
«Теперь-то мы увидим, — думал Шэм. Кроты, утиль, даже само рельсоморье — все осталось позади. — Теперь мы все увидим». — Он уже все решил.
На той стороне была жизнь. Меж рельсами они видели норки. Ящерицы. А раз есть ящерицы, то есть и жуки — должны же они чем-то питаться. Кое-какая поросль зеленела меж деревянными шпалами. Крошечная экосистема вдоль путей на дороге к Раю.
Капитан молчала, глядя на Сирокко, которая, ловко пользуясь всякими подручными штуками, починила ее левую руку. Команда приковала ее к перилам тяжелыми цепями — ради безопасности самой Напхи.
— Что, если она продолжается вечно? — спрашивал себя Шэм. — Эта колея.
— Если она продолжается вечно, — отвечала ему Кальдера, — значит, впереди у нас долгий путь.
Ранним утром второго дня они увидели что-то, преградившее им путь. Что-то громоздкое. Они глазели, приближаясь, на его фасетчатые глаза, шипастые конечности, обгрызенное тело, когда голос Мбенды в панике затрещал в интерком:
— Это тоже ангел! Он смотрит на нас! Приближается! Полный назад!
Хаос! Все забегали, заметались, помчались по своим местам, готовясь развернуть локомотив.
— Подождите! — крикнул кто-то. Потрясенные, они поняли, что слышат голос капитана Напхи. — Подождите. — Она говорила так уверенно и властно, что ее голос разносился на весь состав даже без усиления. — Посмотрите на него, — продолжала она. — Он не приближается. Посмотрите внимательно.
Из суставов ангела, из щелей пластинчатого панциря глядела трава. На самих пластинах были видны кальцинированные наросты. Засохшие следы чего-то бежавшего изнутри. На ангеле и внутри него росли мох и лишай. Он был покрыт ими, точно мехом. Кое-где над ним даже торчали кусты и качались ветки деревьев.
— Он мертвый, — сказал Деро.
Да. Ангел был мертв.
Небесный труп оказался огромным. Требовался двух-, а то и трехпалубный состав, чтобы сдвинуть такой с места. Даже давно остывший, он приводил людей в трепет. От него веяло древностью. Надо сказать, что он был напоказ, нарочито старомоден. Древние машинные части, украшенные надписями и знаками вроде пиктограмм — тех изображений, что находят на стенах пещер.
«Мидас» подъехал к ангелу и остановился. Команда долго рассматривала его.
Наконец Шэм протянул к нему дрожащий палец.
— Осторожно, Шэм, — шепнул Вуринам. Шэм помешкал. Приготовился к физическому контакту с посланцем иного мира, погруженным в бесконечный сон. Но, не успел он его коснуться, как над его головой просвистела стрела, тупо стукнула в бок ангела и рикошетом отлетела в сторону.
— Вы что, чокнулись? — завопил он, оборачиваясь. Кальдера стояла, еще не опустив руку после броска. Команда смотрела на нее во все глаза.
— А что? — вызывающе переспросила она. Не успел Шэм слова молвить, как свой снаряд послал Деро. Шэм взвизгнул, предмет лязгнул о металлический бок и кувыркнулся с моста прочь, в безграничный воздух.
— Перестаньте швыряться в мертвого ангела! — крикнул Шэм.
— Что? — завопила Кальдера. Она смотрела на древний механизм со странным выражением. — Это еще почему?
— Как это вы здесь сходите? — сказал Шэм.
— Что именно тебе непонятно? — ответила Сирокко. И улыбнулась ему, по-доброму.
— Вы же зашли в такую даль, — продолжал Шэм. — Вы зашли так далеко, и вы… вы спасли меня! Нам осталось идти совсем немного. Последний кусочек.
Шэм стоял на переднем вагоне «Мидаса» и кричал во все горло. Сирокко возвышалась над ним на мертвом ангеле. Два поезда прижались друг к другу, точно в неравном поцелуе. Сирокко вскочила на ангела, пользуясь его выступами и изгибами, взобралась на самый его верх и оттуда во всеуслышание объявила, что забирает этого ангела себе, как утиль, и все это под недоумевающими взглядами команды. Не теряя времени, она принялась просовывать какие-то инструменты в щели ангельского панциря, поддевать его изнутри, взламывать.
Однако обойти ангела было никак нельзя. Рельсы были одни. Перебросить дрезину через кряж его тела тоже не представлялось возможным.
— Что ж, пойдем пешком, — сказал Деро. И, пока остальная команда, сбитая с толку всем случившимся, больная благоговением, если так можно выразиться, стояла и смотрела, Младшие Шроаки вскинули на плечи рюкзаки с водой и припасами, пристегнули пояса со всякими инструментами и, точно два молодых козлика, заскакали по ангелу, как по горе. Кальдера часто оглядывалась, наконец, на вершине иссеченной непогодой ангельской спины она остановилась и стала открыто смотреть на Шэма, который смотрел на нее.
— Подождите! — закричал он. — Куда вы, черт побери?
— Брось, Шэм, — крикнула в ответ Кальдера. Дернула плечом. — Ты и сам знаешь. Мы зашли дальше их, но мы все еще не там.
— Где — там?
— Узнаю, когда увижу. Вопрос в том, что будешь делать ты? — и она продолжила идти, пробираясь между зарослями усиков, перешагивая через камни ржавчины, вековые отложения копоти.
— Да остановитесь вы, чертовы Шроаки, или нет! — заорал Шэм. Кальдера помешкала. — Дайте нам пять минут и прекратите мелодраму. Мы все пойдем!
Но нет.
— Моя остановка здесь. С чего это вы решили, будто мне надо на край света? — сказала Сирокко. Она уже просверлила отверстие в панцире ангела и теперь просовывала руку в его остывшие внутренности.
— Край света мы уже давно прошли, — ответил ей Шэм. — К тому же я думал, ну, в общем, я считал, что вы здесь из-за меня…
— А вот и нет, — сказала она. — То, ради чего я здесь, вот оно, у меня под ногами. — Она похлопала по боку машино-трупа. Ее очки были с лампочками внутри, их сероватый свет освещал ее улыбку.
— Утиль? — спросил Шэм. — Так вы пришли сюда ради утиля?
— Шэм ты мой милый ап Суурап, — сказала Сирокко. — Ты такой приятный парень, Шэм, и друзья у тебя славные, но я здесь не ради вас, и даже не ради утиля. По крайней мере, не ради старого утиля. Такого везде полно. Я здесь ради ангельского утиля!
— Но откуда вы знали, что мы…
— Их встретим? Все знают, что ангелы там, где дорога в Рай. Что мы их побьем? Не знала. Но надеялась. Можешь считать это проявлением моего доверия к тебе.
— Шэм, — позвала Кальдера.
— Одну минуту! — крикнул он в ответ.
— Я поняла, что вы их встретите, едва услышала, куда вы собираетесь, — продолжала Сирокко, — и я ждала. Но я глазам своим не поверила, когда тот старый кротяра сволок первого ангела вниз. Просто… не поверила… глазам. Но вот, всего несколько миль, и мы встретили еще одного. Да вы хоть понимаете, что это? Это вам не ньютиль. и не археоутиль. И даже не высотный утиль. Это совсем другое. Это отбросы Рая. Назовем его деоутилъ! И он мой. — Ее радость было страшно видеть.
— Нам нужна ваша помощь, — сказал Шэм.
— Нет, не нужна. А если и нужна, то вы ее, к сожалению, не получите. Желаю вам всего наилучшего, причем от всей души. Но я свое уже получила. Так что удачи вам!
Из одного кармана она вытащила микрофон. Он был маленький, но достаточно мощный для того, чтобы ее смогла услышать вся команда.
— Прошу внимания, — заговорила она. — Дальше все равно дороги нет. А я хочу предложить вам сделку. Я знаю, что делаю: у вас есть транспорт. Мы можем договориться. Я знаю, где надо продавать. Это моя охота, как большая мульдиварпа была вашей. Те же условия и те же доли, как если бы это был крот. Вы ведь думаете, что люди хорошо платят за куски кротовьего мяса? Просто вы никогда не имели дела с утилем, вот что. А это не просто утиль. Это состояние для каждого из нас.
— Отлично, — перебил ее Шэм. — Только я иду со Шроаками. Так что мою долю можете забрать себе. — Он повысил голос. — Кто с нами?
Наступило глухое молчание. «Что же это говорит обо мне, — подумал Шэм, — если я искренне удивлен, не видя поднятых рук? Не слыша ни слова ответа?»
— Шэм, — произнес Мбенда. — Мы же не исследователи. Мы просто охотники, которые помогают друзьям. Мы пришли сюда ради тебя. Верно? — Кое-кто из товарищей Шэма уже с жадностью разглядывал мертвого ангела. Другие робко посматривали на Шэма и на Шроаков, иные отводили взгляд. — Так что давай будем честными. Ты ведь даже не знаешь, куда идешь, — сказал Мбенда. Он поднял обе руки, и его кожаное пальто скрипнуло. — И есть ли там что-нибудь вообще, на той стороне.
— Это же мост, — сказал Шэм. — А у моста всегда есть другой конец, на котором что-нибудь да найдется.
— Вовсе не обязательно, — сказал Мбенда.
— Бенайтли! — крикнул Шэм.
Но гарпунер прокашлялся и густым басом истинного северянина робко прогудел:
— Брось, Шэм. Зачем тебе это? Да и вам, ребята, тоже.
Кальдера ответила ему грубым звуком.
— Хоб? — не сдавался Шэм. — Фремло? — Те отводили глаза. Невероятно.
— Пешком? — сказал Фремло. — Через бездну? За тем, не знаю за чем? Шэм, я тебя умоляю…
— Кто-нибудь! — выкрикнул Шэм.
— Мы пришли сюда за тобой, — сказал Вуринам. — За тобой и за твоими Шроаками. Дошли аж до ангелов. Нам больше ничего не нужно. Теперь ты возвращайся с нами.
— Передайте Труузу и Воаму мою любовь и скажите, что я пошел до конца, — сказал Шэм, не глядя на Вуринама.
— Я пойду.
Это сказала капитан Напхи. Все вытаращили на нее глаза.
Даже Шроаки обернулись. Напхи погремела цепью и молча с высокомерием глядела на всех, пока кто-то не подбежал и не освободил ее.
— Свою философию я упустила, — сказала она. Взглянула на Кальдеру, на Деро, и, наконец, на Шэма ап Суурапа. — Так лучше уж пойти охотиться на чужую, чем не иметь вообще никакой.
Странно было идти по шпалам, тем более по таким, как эти. Шроаки, капитан и Шэм шагали в затылок друг другу. По обе стороны от них обрывался в пустоту невероятно узкий мост. Сзади доносились грохот и треск — это команда разбирала ангела под пристальным руководством Сирокко. Им вслед кричали «до свидания», но ни Шэм, ни Шроаки, ни капитан даже не обернулись.
Шэм часами смотрел вперед, фокусируя взгляд на чем угодно, лишь бы не заглядывать в зиявший с двух сторон провал. Он думал о своих товарищах, которые рвали сейчас внутренности из ангела, точно зубы изо рта, перекладывая их сначала на тележку, потом сгружая на пол разделочной камеры в поезде, а оттуда разнося по контейнерам и трюмам «Мидаса» это непривычное для него мясо. Керамику, стекло и старые металлические механизмы.
День погас, а они все шли, до тех пор, пока даже с фонарями продвигаться дальше не сделалось опасно. Тогда они поели все вместе. Шроаки переговаривались между собой, иногда обращались к Шэму. Напхи молчала. Ложась спать, они привязали себя к рельсам. Чтобы случайно не свалиться во сне.
Они проснулись, когда солнце еще толком не встало, и сразу услышали грохот истребителей где-то наверху.
— Наверное, мы услышим, когда они поедут, — сказала Кальдера после скудного, торопливого завтрака. — Я про поезд. Наверное, рельсы начнут дрожать.
— Может, они так будут трястись, что мы свалимся, — сказал Деро. И присвистнул, изображая падение.
— Ничего мы не почувствуем, — сказал Шэм. Они шли уже давно. — А что, если пойдет дождь?
— Тогда нам придется, черт возьми, соблюдать осторожность, — ответил Деро.
Они продолжали идти весь тот долгий день. Теперь Шэм смотрел в основном вниз, чтобы сходящиеся впереди рельсы не загипнотизировали его, а от ближайшего окружения не закружилась голова. То есть он не видел ни пустых небес, ни бесптичья, ничего вообще, пока не услышал Кальдеру; тогда он остановился и посмотрел вперед.
Они приближались к утесу. Он мрачно темнел позади вытянутой вдоль горизонта дымки. Рельсы и сам мост постепенно истончались вдали, истаивая до полной невидимости, но за ними вертикально вставала земля. Это был другой край.
Шэм сглотнул. Каменноликие знают, сколько до него еще миль. Они продолжали путь. И, сколько ни поднимал Шэм взгляд, дальний берег казался все таким же далеким. Как вдруг, с наступлением вечера, Шэм обнаружил, что может разглядеть его текстуру. И место, где входят в берег опоры моста.
В полной темноте, уже за полночь, истощение сил все же вынудило их сделать привал. Но большую часть ночи они шли, а когда утром взошло солнце и разбудило Шэма, тот поднял голову и, наконец, увидел, куда они направляются. И ахнул.
Всего в миле от них мост касался суши.
Медленно, держа наготове оружие, с широко раскрытыми глазами, они приближались к другой скале, к иному берегу. Рай имел конкретную геологическую структуру.
Он оказался покрыт щебнистыми неровными холмами; крутые склоны, подъемы и скалистые выступы тянулись от горизонта до самого того места, где начинался резкий спуск. Переступая со шпалы на шпалу, они прошли под каменной аркой, миновали люки и какие-то непонятные придорожные коробочки, шагнули на землю. В Раю были механизмы.
Они шли молча, запыленные после длинного перехода. Колея вела через серое ущелье. Дэйби неотлучно кружила над их головами. Горные пики взмывали высоко в небо.
— Что это за звук? — сказал Шэм. Первый за пределами знакомого им мира. Повторяющийся ритм — тихое, бесконечное убаюкивающее постукивание — исходил откуда-то спереди.
— Смотрите! — сказал Деро.
Башня. Над выступом из камня, похожим на челюсть. Башня была древняя, без окон, руина непонятного назначения. Путники застыли, точно ждали, что башня сама приблизится к ним. Этого не произошло. Тогда они продолжили путь, и земля под их ногами понемногу пошла под уклон. Вдруг пути сделали поворот, и рельсы вбежали — Шэм даже задохнулся от неожиданности — в продутый ветрами, заполненный облаками, пустой молчаливый город.
Приземистые сараи, постройки из бетонных блоков — город был рассечен надвое железнодорожной веткой. Разрушен временем. Руины домов были пусты, в них обитал лишь ветер. В небе не было птиц. Шэм услышал, как загремел потерявший опору камешек. Дэйби вспорхнула проверить, в чем дело, но пустота здешнего неба, похоже, пугала ее, и она тут же вернулась на руку Шэма.
Путники шли по рельсам, проложенным в глубокой колее, над ними маячили остатки какой-то крыши. Ни растений, ни птиц, ни животных видно не было. Бледные облака верхнего неба двигались, как неживые. Колея вела их через нагромождения мертвого бетона, мимо груд окаменелого мусора, сквозь дюны бумажных обрывков. Над их головами висело нечто похожее на виноградную лозу, но оказавшееся проводами, провисшими от времени и скопившейся на них грязи.
— И где то сокровище, о котором все твердят? — спросил Деро. Никто не обратил на него внимания.
Их шаги звучали медленно и робко. Но они продолжали идти. Где-то глубоко в сознании Шэма, пока он глядел на занесенные пылью и грязью руины, под которыми кое-где еще угадывалась городская планировка, созрела мысль.
Рай — этот мир за рельсоморьем — был пуст и давным-давно мертв. Все вдруг стало до прозрачности ясно и в то же время совершенно бессмысленно, и он ощутил свой мозг неким подобием этого города, скоплением ошметков и остатков смыслов, среди которых таилось нарастающее с каждой секундой возбуждение.
И вдруг, когда они шли уже бог знает как долго, Шэм увидел впереди невозможную вещь. Которая очень его удивила. И не просто удивила, а прямо-таки шокировала. Сначала он, потом Шроаки, а за ними капитан Напхи ахнули от изумления.
— Что… это… такое? — выговорил, наконец, Деро.
Рельсы кончились.
Они не повернули назад, петлей пересекая самих себя. Не затерялись среди множества других путей, не разбежались в стороны, породив множество ответвлений, каждое из которых породило свои, создавая первозданный хаос. Конец рельсам клало не естественное препятствие в виде особенности пейзажа, не последствия взрыва или иного несчастья, не устраненные до сих пор ангелом.
Рельсы просто заканчивались.
В каком-то дворе, в тени какого-то строения они приближались к стене и там обрывались. Из стены над ними торчала скоба, а на ней — два пистона, предназначенные словно для того, чтобы отталкивать подошедшие близко поезда, а железнодорожная ветка под ними
ПРОСТО
ОБРЫВАЛАСЬ.
Это было противоестественно, святотатственно. Это противоречило самой сути железной дороги — головоломки без конца. Ведь это был именно он — конец.
— Конец пути, — выговорила, наконец, Кальдера. Сами слова звучали как богохульство. — Так вот что они искали. Мама и папа. Конец пути.
Наступило долгое молчание, во время которого все обалдело созерцали свое невозможное открытие. Между тем Шэм отметил про себя, что все еще слышит тот непрерывный далекий шелестящий звук.
— Кто бы мог подумать, — сказал Деро неживым голосом, — что рельсы когда-нибудь кончаются, да?
— Может, это и не конец, — возразил Шэм. — Может, это просто начало рельсоморья.
Там, где заканчивалась колея и обрывались рельсы — обрывались рельсы! — в город уходила лестница с полуобрушенными бетонными ступеньками. Деро стал карабкаться по ней, а Дэйби кружила у него над головой. Кальдера, по-прежнему не спуская глаз с обрыва путей, шагнула к дыре, которая когда-то была дверью в том, что когда-то было стеной того, что когда-то было зданием. Вдруг ее шаги ускорились.
— Куда ты? — крикнул Шэм. Она метнулась внутрь. Шэм выругался.
— Скорее! — завопил Деро сверху. И куда-то побежал. Из глубины здания донеслось громкое «ах!» Кальдеры.
— Деро, подожди! — крикнул Шэм. Пока он дрожал от возбуждения, капитан Напхи пошла следом за Кальдерой. — Деро, вернись! — крикнул он опять и поспешил за старшей Шроак в темноту.
Косые лучи солнечного света вперемешку с серыми порывами пыльного ветра наполняли то, что еще хранило воспоминания о своем прошлом как комнаты. На несколько футов над полом поднимались зигзагообразные обломки лестницы. Когда-то в этом замке рядом с путями было много этажей. Ничего не осталось; путешественники стояли на бетонированном дне огромного колодца, по щиколотку в осколках битых пластиковых столов и ординаторов. Останки мозаики из мятых квадратных ящиков украшали стену там, где некогда возвышался каталожный шкаф от пола до потолка. Одни ящики стояли нараспашку, бумажное содержимое вывалилось из них и давно превратилось в труху. Другие завалило обломками так, что до них было не достать, третьи безнадежно заклинило.
Кальдера взобралась по ним наверх, как по склону скалы. Она дергала за ручки. Проникала в шахты отсутствующих ящиков. Взламывала уцелевшие.
— Что ты делаешь? — спросил Шэм.
Ее голос долетел до него сквозь грохот открываемых ящиков.
— Держи, — крикнула она, передавая ему какие-то рваные бумаги. — Осторожно. Они рассыпаются.
— Выходи оттуда, — сказал Шэм. Она передала ему еще бумаги. Заскрипел металл. Она вылезла из завала ящиков, будто из пещеры, ее руки были заняты охапкой папок. Вид у нее был потерянный.
— Что, — спросила Напхи, — ты ищешь?
— Мне надо знать, — ответила после долгого молчания Кальдера. — О… обо всем. О том, что всегда рассказывали нам мама и па. — Нахмурив брови, она начала маниакально перелистывать бумаги, которые держала в руках. — О рельсоморье.
— Что знать-то? — переспросил Шэм. — Выходи оттуда.
— Это не… Я не могу… — Она встряхнула головой, словно отчаявшись найти в происходящем смысл. — Я не знаю. Зачем мы это сделали? — Бумага в ее руках раскрошилась. В пальцах осталась лишь грязь. — Мама учила нас этому старому письму. Точки… — Она стала читать: — «Нефтехранилища… — Она перебирала грязные листы, один за другим. — „Персонал. Цены на билеты. Кредит“». Я все могу прочесть, но смысла не понимаю!
— Ты все уже поняла, — тихо ответил Шэм.
— Я приехала сюда, чтобы понять!
— Здесь нет ничего непонятного, — повторил Шэм. Кальдера вытаращила на него глаза. — Ты давно это знаешь. Отсюда все началось. Ты же видела, куда лежал лицом тот мертвый ангел. — Он говорил медленно. — Ты сама мне все однажды рассказала. О том, что такое божественная катавасия. Теперь мы в том самом городе, где она случилась. В городе победителей. — Он медленно поднял руку. — Только их самих тут нет. Здесь нечего искать. И ты не за тем сюда приехала, Кальдера.
Кальдера шмыгнула носом.
— Вот как? — сказала она. — Тогда зачем же?
— Ты здесь потому, что твои родители никогда не спешили делать то, что им говорили. Они не желали держаться подальше. Они хотели узнать, что на краю света. И вот ты узнала это за них. Знаешь. Узнаёшь сейчас. — Шэм выдержал ее взгляд.
— Эй. — Это был Деро. Его силуэт вырисовывался на фоне распахнутой двери. За ним оживленно вилась Дэйби.
— Вы, Шроаки, — сказал Шэм. — Вечно вас где-то носит…
— Вам надо на это взглянуть, — ответил Деро. Голос у него был монотонный, как во сне. — Тут есть кое-что, чего вы не знаете.
За зданием и рельсами шли дворы, много бетонированных дворов, наполненных бессмысленными обломками и обрубками, а за ними земля вдруг обрывалась, внезапно заканчивалась. Но не бездной, как в прошлый раз.
Они стояли на неровной прибрежной дороге, точнее, на возвышении вроде тех, что строили вдоль берегов в рельсоморье. Только этот берег возвышался не над бесконечностью рельсов, как, без сомнения, полагается всякому порядочному берегу, а над милями и милями головокружительного, бескрайнего водного пространства.
У Шэма кружилась голова. Вода пенилась. Она качалась и ударяла в бетонную стену. Сердце Шэма забилось быстрее. Что же это такое? И что лежит за этим? Полуразрушенный мол выступал над волнами, совсем как обычные причалы выступают над рельсами. Не веря такому чуду, Шэм осторожно прошел по нему до самого конца.
Сколько же здесь воды. Она поднималась и снова опадала волнами. Она не походила ни на что, виденное им раньше.
А еще над водой закончилась странная мертвенность воздуха. Чайки! Они с криками кружили над волнами. С любопытством поглядывали на Дэйби, которая, ошалев от восторга, выписывала в воздухе акробатические кульбиты. Отсюда и шел тот странный непрерывный звук. Вода с шипением и шорохом накатывала на берег и снова уходила, ворочая гальку.
— Как высоко стоит здесь вода, — раздался вдруг шепот Напхи. Она оглянулась туда, откуда они пришли. — По идее, она должна залить ту пропасть. И рельсоморье тоже. По крайней мере, наполовину.
— Ты говорила мне, что они взнуздали весь мир, — обратился Шэм к Кальдере. — Может, они сделали что-нибудь и с камнем, прежде чем налить сюда воду, чтобы она не вытекла обратно. Не просачивалась по бокам.
— Ага, — сказала Кальдера. — Только они не наливали сюда эту воду: они ее здесь оставили. — Она тоже смотрела на воду, но не во все глаза, как остальные, а только вполглаза, деля свое внимание между ней и старыми бумагами, которые продолжала просматривать. — Остальное они осушили. Чтобы было больше земли, где можно прокладывать рельсы.
— Мир? — переспросил Шэм.
— Был раньше под водой.
Они еще долго стояли молча. Шэм был так впечатлен, что даже забыл о том, что ему холодно. Солнце медленно прокладывало свой путь по небу, освещая его верхние слои. В них как раз не было никаких тварей. Только чайки кружили над головами.
Время от времени птицы бросались вниз и как бы зачерпывали клювом воду. «Там есть что-то съестное», — подумал Шэм. Он вспомнил похожих на куски веревки рыб, обитающих в озерах и прудах рельсоморья. Заглянул как можно дальше в сторону горизонта. И подумал, что на таком просторе подобные твари могут достигать куда больших размеров.
Тут Шэм почувствовал какое-то волнение в костях. Дэйби тоже ощутила его и нервно завозилась. Послышался нарастающий ритмичный грохот.
— Истребители, — сказал Шэм.
Трое. Они выскочили из-за скалистых вершин в мрачное небо. И тут же повернули в сторону путешественников. Они изрыгали жирный черный дым, летя ниже, чем Шэм мог себе представить. Ветер, поднятый их вращающимися крыльями, подымал столбы мусора в воздух. Прогрохотав над самыми их головами и едва не забросав древними отбросами, они скрылись в каком-то невидимом гнезде для старых, усталых ангелов.
— Что это? — спросил Деро. — Любопытство?
— Вряд ли, — ответил Шэм тихо. — По-моему, они показывали кому-то путь. — И он взмахнул рукой.
Из праха и руин древнего города поднимались какие-то фигуры.
Кто они были, эти обитатели края света? Громадные, нечесаные, в лохмотьях, они выбирались, принюхиваясь, на воздух. Появление каждого предвещал столб пыли. Десять, двенадцать, пятнадцать человек. Крупные мужчины и женщины, мускулистые, жилистые, скаля зубы, выходили кто на двух конечностях, а кто и на четырех, словно мартышки, или волки, или даже жирные кошки. Они приближались, не сводя взгляда с путешественников.
— Нам пора, — сказал Деро, но путь к отступлению был отрезан. Пришельцы добрались до причала и остановились в самом его начале. Их темные одежды были так истрепаны, что топорщились на них, словно перья. Они проводили языками по губам; они смотрели не отрываясь.
— Мне показалось, — снова заговорил Деро, — или они чем-то взволнованы?
— Нет, тебе не показалось, — отвечал Шэм.
Что-то приближалось к ним из руин. Семи футов росту, с покатыми плечами, огромное. Древний могучий человек, ширины необъятной. На нем была чиненая-перечиненая темная одежда и высокая черная шляпа.
— Его костюм, — сказала Кальдера. — Очень похоже на Великого Огма.
Выродившееся воплощение древнего божества торжественно прошествовало мимо своих товарищей, приближаясь к Шэму и остальным. Под его тяжелыми шагами содрогался причал. Он восторженно облизывался.
— Что будем делать? — прошептал Деро.
— Подождем, — отвечал Шэм. Свой пистолет он держал дулом вниз. Глаза гиганта широко раскрылись. Он остановился в нескольких шагах от непрошеных гостей и стал мерить их взглядом.
И вдруг он отвесил им истовый поклон. Остальные за его спиной заржали. Судя по всему, этот звук выражал радость. Вернее, даже триумф. Гигант взревел. И заговорил на рычащем, клокочущем, захлебывающемся, узловатом языке.
— Это какая-то смесь старых рельсокреольских диалектов, — сказала Кальдера. — Очень старых.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Шэм. Ему самому удалось разобрать несколько слов. «Контролер», расслышал он. И «рельсы». И тут же вздрогнул, разобрав строку старого гимна: «О, берегись!»
— Чуть-чуть. — Кальдера напряженно прищурилась. — «Здесь»… «Наконец»… «Проценты».
Гигант запустил руку в глубины своего пальто, и Шэм с Напхи напряглись. Но он достал оттуда и протянул им всего лишь скатанные в рулон листы бумаги. Несколько секунд все сохраняли неподвижность, потом, под охраной Напхи, которая держала гиганта под прицелом своего пистолета, Шэм подошел к нему, вырвал бумаги и тут же вернулся с ними обратно. Он и Шроаки вместе склонились над страницами.
Слова и цифры, столбец за столбцом, заполняли их, шрифт был печатный, но древний, он почти ничего не говорил Шэму. Длинная преамбула, какие-то списки, примечания и отступления.
— Что это такое? — спросил он.
На последней странице стояла длинная шеренга цифр. Обведенная красным. Кальдера переглянулась сначала с братом, потом посмотрела на Шэма.
— Это счет, — сказала она. — Они говорят, что столько мы должны им заплатить.
Мысли запрыгали в голове у Шэма. Эти фигуры, бродящие в руинах там, откуда некогда отправлялись и контролировались поезда. Шляпа этого высокорослого человека.
— Это их вожак, — сказал Шэм. — Он — контролер.
Кальдера не отрывалась от бумаг.
— Да столько денег… не бывало за всю историю человечества, — прошептала она. — Чушь какая-то.
— Наверное, их предки заблудились здесь, — сказал Деро. — Не на той стороне пропасти. — Контролер зарычал непонятные слова.
— Он… — сказала Кальдера. — Он предлагает… вроде как рассчитаться?
— Помнишь, ты говорила про кредит? — сказал Шэм. — Нет, они не заблудились. Они ждали.
И он в упор посмотрел на гиганта. На контролера, который еще раз облизнул губы и обнажил острые зубы.
— Наши предки не могли пользоваться рельсами на тех условиях, которые предлагали их предки, — сказал Шэм. — У них не было таких денег. Их долг перед ними все рос. Прибавлялись проценты. Они думают, что мы поэтому здесь. Что мы готовы платить.
Он еще раз перелистал бумаги.
— Давно вы ждете? — сказал Шэм. — Когда была божественная катавасия? Железнодорожные войны? Сколько лет прошло? Веков? Эпох?
Бессловесные наблюдатели завыли. Двое затрясли обломками чемоданов. Наверное, они выросли с этим пророчеством. Как их родители, и родители их родителей, и так далее, и так далее, в нескончаемое прошлое заброшенного города. Из поколения в поколение бродили они по его опустевшим улицам, бесцельно ждали в зале у рельсов. Ждали исполнения пророчества.
Внезапно Шэм почувствовал острую ненависть к этим людям. Ему было все равно, что они тоже заблудились, стали жертвами беспощадной страсти к деньгам, голода компании, председательствующей на руинах. Голода, которому не было дела до возвышения и падения цивилизаций, до прилетов и отлетов пришельцев, до их мусора, изменившего самый лик Земли, до иссякания вод, до отравления небес и мутаций всего живого в земле, наступивших в результате тех самых действий, за которые они теперь требовали платы по своим так долго и тщательно хранимым счетам. И вот теперь они предъявляли ничего не ведающему человечеству гигантский счет за то, что оно, это самое человечество, тысячелетиями ездило по рельсам, не зная, что каждый оборот колес увеличивает сумму их долга. В надежде, что в конце времен экономика воспрянет настолько, что будет кому и чем платить.
— «Призрачные деньги в Раю», — сказал Шэм, — не потому, что они уже умерли, а потому, что еще не родились. — Он посмотрел в лицо большому человеку. — Мы, — сказал он ему, — ничего вам не должны.
Контролер смотрел на него в упор. Выражение голодного ожидания на его лице медленно уступало место чему-то иному. Сначала неуверенности. Затем горю. И, наконец, через мгновение, ярости.
Он взревел. Все обитатели Рая взревели с ним вместе. И рванулись вперед. Причал пошатнулся под их ногами.
Дэйби бросилась на гиганта впереди, но тот отмел ее в сторону, точно мошку.
— Живее! — закричал Шэм, но не успел он поднять свой пистолет, как контролер налетел на него, схватил за шею, сдавил руку и выбил из нее оружие. Сквозь буханье крови в висках Шэм услышал, как пистолет шлепнулся в воду.
В глазах у него темнело, но он отбивался руками и ногами. Он еще успел заметить, как пытались улизнуть Шроаки, как капитан Напхи дважды выпалила из своего пистолета, прежде чем точно посланный камень ударил ее в руку и разоружил. А потом в голове у Шэма просто не осталось достаточно крови, и он потерял сознание.
Он очнулся, в голове мутилось, он чувствовал боль. Кто-то старательно связывал ему ноги, руки уже были стянуты за спиной старой лохматой веревкой. Его пихали, тянули, пинали, волокли к краю причала, где-то сзади вопили и отбивались его друзья, а над ними в бессильной ярости верещала летучая мышь.
Голова у него кружилась, он услышал голос Кальдеры. Она была рядом, Деро за ней, последней шла капитан Напхи, которой привязали к телу лишь одну руку. Ее искусственная конечность была слишком сильна для веревочных пут, и ее удерживали, вцепившись, сразу несколько местных, которые пререкались и ссорились между собой. Кто-то всхлипывал, вероятно, потрясенный крушением пророчества. Кто-то шипел от злости. Другие молча и деловито набивали карманы пленников камнями.
Контролер был в ярости. Он скрипел зубами. Дэйби носилась вокруг него, как чайка, но он либо не обращал внимания, либо отбивался от нее одним взмахом руки.
— О, берегись! — прошептал хищный бизнесмен. Указал на воду и снова оскалил зубы. Зарычал что-то своим подручным. «Оглашает приговор», — догадался Шэм.
— За нами придут другие, — крикнул он. — Люди думают, что здесь сокровище! Они считают, что те воображаемые деньги, которые вы насчитали нам за проезд, есть здесь, и будут стремиться сюда!
Пошатнувшись под тяжестью своего набитого камнями платья, Шэм забился в руках своих пленителей, глядя на них и на руины бюрократического рая за их спинами.
— Нет! — закричал он. — Этим все не кончится!
Он посмотрел на Кальдеру. Она смотрела на него. И вскрикнула:
— Шэм! — когда его толкнули вперед, на край причала.
Шэм упирался. Вдруг он почувствовал, как дрогнула земля. Сначала он решил, что это сердце сотрясает своим биением его тело. Но их пленители тоже замешкались. Что-то происходило.
Тревога Дэйби сменила окраску.
Задом наперед, скрежеща по рельсам в углублении между руинами, к концу путей близился ангел. Огромный ангел, весь в коросте времени. Ангел, перемазанный маслом. Тот самый ангел, через труп которого перебрался Шэм на пути сюда. Оживший ангел хвостом вперед вползал теперь туда, откуда он выехал, должно быть, много поколений назад.
Служащие города-фабрики заверещали. Они завыли. И бросились врассыпную. У Шэма опять кружилась голова. Наверное, этот ангел умер много веков тому назад, отрезав их от мира. Значит, никто из них ни разу не видел поезда, вообще ничего, движущегося по рельсам.
Ангел изрыгал жирный черный дым. Шэм услышал вопли, увидел знакомые силуэты людей, рассевшихся на ангельском хвосте. Бенайтли и Мбенда, Сирокко-сальважирка и доктор Фремло, и, наконец, Вуринам, чей плащ развевался победно, несмотря на зиявшие в нем прорехи. Вся команда Шэма ехала к нему, сидя верхом на заднице пятящегося ангела.
Шэм громко закричал, приветствуя их. Бенайтли пальнул в воздух, и дикие боссы бросились наутек. Все, кроме огромного контролера. Тем временем заклепки в хвосте ангела уткнулись в пистоны конца пути, и он остановился.
— Нет! — рявкнул контролер. Это слово с годами не изменилось. — Нет! Нет! Прочь отсюда! Прочь! — и с неожиданным для такого гиганта проворством он вдруг ухватил ближайшего к нему пленника. Им оказалась Кальдера. Увидев это, Шэм быстрее мысли бросился вперед и толкнул контролера.
Он был ничто, сущий щенок по сравнению с этим гигантом. Чудо, что ему удалось его хотя бы пошатнуть. Возможно, что при иных обстоятельствах у него ничего бы и не вышло. Но контролер как раз стоял на самом краю причала. И, когда Шэм с разбегу врезался в него, тот взмахнул руками, покачнулся, сделал шаг в пустоту и с ревом обрушился в волны.
Но он упал не просто так. Падая, он пытался зацепиться за что попало.
Попал Шэм. Шэм упал вместе с ним с причала. Так же вместе они ушли под воду.
Итак, позвольте вас поблагодарить, дорогой читатель. Вы ведь уже почувствовали?
Наш состав замедляет ход.
Скоро он завершит свой путь, придя в пункт назначения.
Автор поневоле чувствует отчаяние, понимая, сколь многого не успел сказать. Даже упомянуть. Читатель, возможно, уже прослышал о северных и восточных отрезках пути за пределами Манихики, вне досягаемости их военных составов, где пасутся табуны диких лошадей, так хорошо приспособившиеся жить на рельсах и шпалах, не касаясь копытами земли между ними, что это уже вошло в их плоть и кровь, стало второй натурой. Даже новорожденный жеребенок, едва становясь на еще неокрепшие ножки, ни за что не позволит незатвердевшему копытцу соскользнуть со спасительных шпал на предательскую землю. Вот почему в тех богатых травами краях рельсоходы пользуются путями по очереди с лошадьми, которые идут по ним длинными вереницами, поедая сочную траву между рельсов и шпал.
В Амман Суне холодную крепость обслуживают ледяные поезда. Так говорят. Политические разногласия между Деггенлашем и Морнингтоном тоже могли бы не на один час послужить читателю развлечением. По сравнению с ними жалкое, изолированное существование поколений запуганных и уставших от монотонности жизни самопровозглашенных боссов в городе у конца путей не представляет ровным счетом ничего поучительного и интересного. Хотя, если вдуматься, то из жалкого положения сребролюбивых контролеров тоже можно извлечь кое-какой урок.
Итак, автор продолжает свой рассказ. Будь у штурвала этой истории кто-то из читателей, то, даже начав и кончив в одном месте с автором, он все равно описал бы иную кривую. Возникла бы совсем иная история. Но ничего не попишешь. Если читатель возьмет на себя труд пересказать нашу историю кому-то еще, то сможет, если пожелает, отклониться от заданного маршрута. А пока счастливого всем пути и спасибо за внимание.
Что вы говорите — Шэм?
А Шэм ничего, он тонет.
Вода была как слезы на вкус. Так думал Шэм, погружаясь. Здешняя вода совсем не походила на воду прудов и ручьев рельсоморья: она была соленой.
О, берегись, вечные слезы.
Он пытался сопротивляться своему медленному погружению. Напрасно. Он ничего не видел и не мог освободить ни рук, ни ног. И ничего не слышал, только кровь стучала у него в ушах.
Где-то под собой, в ледяной темноте — а вода действительно была очень холодной — он чувствовал какое-то волнение: это контролер барахтался, молотя руками и ногами. «Надеюсь, я не окажусь прямо на нем, — думал Шэм. — Не хотелось бы мне, чтобы так все…»
Вот так все.
«Я видел край света», — подумал Шэм и перестал двигаться, и выдохнул череду пузырьков, и закрыл глаза, и продолжал тонуть.
Как вдруг перестал.
Что-то больно дернуло его за веревки, связывавшие его руки. Сменилось направление давления. Он снова поднимался, вопреки законам притяжения он плыл снизу вверх, удаляясь от огромного тела человека, последние конвульсивные движения которого он еще чувствовал под собой.
И снова на воздух, отплевываясь, рыгая, бешено втягивая кислород. Его вытащила капитан. Своей железной рукой. За другой конец веревки, которая еще обвивала ее талию, держалась вся команда, точно при игре в перетягивание каната. Бенайтли, стоявший последним, напрягся и держал вес. Капитан прыгнула сразу за Шэмом, металлическая рука тянула ее вниз.
Напхи схватила мокрого соленого Шэма за пояс и бросила на причал. Где к нему подбежала Кальдера, схватила его за грудки, помогла выбраться на сушу и стала хлестать по щекам и кричать:
— Шэм, Шэм!
Где Дэйби закружила над ним, норовя лизнуть его в лицо. Где он долго лежал на бетонном полу, кашлял, отрыгивал соленую воду и со свистом переводил дух, а Шроаки, и Вуринам, и Фремло, и Сирокко, и все остальные радостно ему аплодировали.
— Ну, что? — сказал Шэм. — Передумали?
Команда кротобоя «Мидас», превратившаяся в ездоков на задних частях небесных покойников, развела костер там, где кончались пути. Там они сидели, пели песни и ели, и рассказывали друг другу истории.
Там, куда не доставал свет их костра, стояла темная ночь. Не раз и не два они слышали какое-то копошение вокруг: это ходили люди, стараясь, чтобы их не услышали. Команда выставила дозорных, но никто особо не беспокоился.
— Пока последнего по времени главного контролера доедают рыбы, — сказал Фремло, — остальным членам комитета понадобится немного времени, чтобы прочухаться, верно я говорю?
Шэм согласно кивнул мокрой головой. Только теперь, когда его волосы пропитались водой и отяжелели, он понял, насколько они отросли.
— Я думал, — сказал он Сирокко, — что вы уже едете обратно. — И закутался в полотенце.
— Знаешь, что там произошло? — сказала она. — Страннейшая штука. Сижу я, значит, ангела на части разбираю. Вытащила из него то, и се, и еще много разной требухи, как вдруг мне приходит в голову, что если в одном месте чуток подтянуть, да в другом кое-чего заменить, то можно попробовать завести его снова. Это и есть самое интересное в утиле: с ним никогда не знаешь, что будет. Вот так-то. Короче, помучились мы с ним еще немножко, но все же завели. И стали думать, как бы нам прицепить его к кротобою так, чтобы вытащить его в рельсоморье — кротобой задним ходом впереди, а ангел за ним, передом. Как вдруг кто-то говорит, не помню уже, кто…
— Ты сама и сказала, — вмешался Бенайтли.
— Не помню, — продолжала Сирокко. — В общем, кто-то предложил, а не взглянуть ли нам одним глазком, как там на мосту эти четверо. Проголосовали единогласно. Стали пятиться по мосту, через тоннель, вдруг слышим — шум. Приехали. — И она отряхнула руки, словно говоря: «Сделал дело — гуляй смело».
«Приехали, — мысленно повторил за ней Шэм. — Вот уж действительно, приехали так приехали».
— Завтра, — сказал Сирокко, — едем дальше. Назад. Точнее, вперед, — назад к рельсоморью. Можем и вас захватить. — Она опустила в костер палочку и стала поджаривать себе ужин. Шэм откусил от своего. Поглядел на Шроаков, по которым метались тени от пламени. Кальдера ответила ему взглядом. — Только вы не поедете, — сказала Сирокко. — Назад, в смысле. — Она улыбнулась.
— Отвезете от меня весточку? — спросил Шэм. — Моим домашним?
— Конечно, — ответила Сирокко. — А что ты теперь задумал?
Шэм уставился в огонь.
На рельсах мало что поменяется в ближайшее время. Ангелы так и будут патрулировать пути, следуя давно запрограммированными маршрутами. Оставшиеся истребители будут покидать давно мертвую штаб-квартиру, делать разведочный круг и возвращаться, и так хоть до конца вселенной. Долг рельсоходов перед ископаемой компанией будет увеличиваться, обрастая бессмысленными процентами, с каждым годом делая итоговую сумму все более и более невозможной.
Но, спасибо Насмешнику Джеку, ангела, сторожившего вход на мост, больше нет. Благодаря усилиям сальважира исчез и второй ангел, который загораживал вход. Пройдет время — быть может, много лет, — и вслед за «Мидасом» сюда придут иные поезда, иные люди. Путь открыт.
— Я тут думал, — сказал он. — Сначала про апдайверов. У тебя ведь наверняка есть костюмы для погружения, а, Сирокко? Интересно, что там, наверху. — Он посмотрел на горы вокруг. — А потом я подумал, что те же костюмы, в которых поднимаются наверх, можно использовать и для спуска. — Он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону воды. Послушал, как бесконечно шелестят, обшаривая берег, волны.
— Тогда я опять подумал. Зачем менять направление? Я уже так давно иду в одну сторону. — Он посмотрел на Кальдеру. — Я хочу пойти туда, куда собирались твои мать и отец, — сказал он.
— Прошу прощения? — переспросил Деро.
— Что? — не поняла Кальдера. — Мы и так пришли.
— Вспомни, они ведь очень хотели учиться именно у баяджиров, — продолжал Шэм. — Их интересовали мифы и сказки, понятно, но не слишком ли далеко ходить за сказками-то, даже самыми лучшими? И тогда я стал думать, а чему еще можно научиться у баяджиров, только у них и ни у кого больше?
Шроаки не сводили с него глаз. Их возбуждение нарастало с каждым его словом.
— Помните тот последний вагон, который бросили ваши родители? — спросил Шэм. — Возле самого моста? Ну, странный такой? Я долго о нем думал. Прямо из головы выбросить не мог. И, кажется, понял, чего они хотели. Увидел это место и понял.