Реквием патриотам

Глава 1

Я шагал по улицам Химэндзи — формальной столицы моей родины, где я не был несколько десятков лет. Раньше мне он казался величественным и каким-то недостижимо прекрасным, но теперь, повидав столицы таких великих стран как Адранда, Иберия, Коибра и Страндар, я стал различать много деталей, недоступных в те времена моему наивному взгляду. Точно также, как власть императора, чьей резиденцией являлся Химэндзи, была насквозь формальной, так и сам город был каким-то ненастоящим — позолота вместо золота, крашенное дерево вместо дорогого чёрного дуба — символа императора, дешёвая ткань, блестящая и красивая почти как парча и шёлк, но именно почти. Я видел всё это и в уме сравнивал с увиденным в Мурото — реальной столице, где сидел Токугава Ёсинобу — нынешний глава клана и подлинный правитель Такамацу. Сравнение меня не очень-то радовало, слишком уж хорошо были видны отличия, явно говорившие не в пользу императорской власти.

Именно для того, чтобы изменить сложившееся положение, я и уехал некогда на материк по заданию главы моего клана Чоушу Ёсио. Это было пять долгих лет назад. Никогда не забыть мне того жуткого плаванья в трюме коибрийского торгового корабля, я прятался в маленьком закутке, где обычно провозили контрабанду, снятом за деньги, за которые можно было купить несколько славных джонок. Возвращался, правда, в куда лучших условиях, но и с тяжёлым сердцем. Я не знал, что ждёт меня на родине, чем встретит меня родной дом. Оказалось, что дома мало что изменилось, наверное, именно этого и хотели представители Токугава.

По улицам ходили горожане и ремесленники, слуги тащили вещи за своими господами, женщины лёгкого поведения предлагали себя, зазывалы питейных заведений орали на всю улицу, на все лады расхваливая сакэ и гейш из их трактиров. Кажется, ровным счётом ничего не изменилось со времён моего отъезда, но это только до тех пор, пока не появился отряд самураев в светло-синих с белым «зубчатым» кантом кимоно. Вокруг них мгновенно образовывалось пустое пространство, люди сторонились их, избегали даже бросать на них взгляды, разве что искоса и исподтишка. Синсэнгуми, иначе Волки Мибу — подразделение верных сёгунату Токугава самураев, созданное для «поддержания порядка» в Химэндзи, второе название его происходит от названия деревни, в которой оно, фактически, и было сформировано. Сейчас они были особенно злы на весь свет. Убийства вассалов Токугава продолжались, а они ничего не могли с этим поделать. Более того, ходили слухи, что убийца всех этих людей — один человек, за глаза прозванный народом хитокири[8] Токугава, Синсэнгуми было от чего скрипеть зубами.

Как и все я отступил к стене дома, пропуская патруль Волков Мибу, однако взгляд их предводителя — довольно молодого человека с приятным лицом, скользнул по мне. Скорее всего, его внимание привлекла моя одежда — вместо традиционного кимоно я носил одежду, принятую на материке, точнее в северо-западной его части, ещё точнее — в Страндаре, откуда я прибыл домой на торговом корабле. К тому же, волосы мои выгорели на солнце, из обычных для такамо чёрных став практически светло-каштановыми, а на поясе вместо катаны висел пехотный палаш — подарок одного друга, обретённого в моём долгом путешествии. Была ещё пара пистолей, но видеть их командир Синсэнгуми не мог, они были заткнуты за пояс сзади. Похоже, я заинтересовал его лишь как некая диковинка и удостоился не более чем нескольких мгновений.

Синсэнгуми прошли мимо и я двинулся дальше, к дому, где у нас была назначена встреча с Чоушу Ёсио. Я вошёл в этот дом, как обычно, не стучась, коротким движением отодвинув в сторону фусума[9]. Телохранитель Ёсио уронил руку на рукоять катаны, но я опередил его. Он не успел и пальцем шевельнуть, а клинок моего палаша уже касался его горла.

— Не стоит, — покачал головой я. — Будь я убийцей, подосланным сёгунатом, ты был бы уже мёртв.

— Пропусти его, Рю, — донёсся из глубины дома знакомый, не слишком изменившийся за прошедшие пять лет, голос главы клана Чоушу — Чоушу Ёсио, моего сюзерена. — Это мой человек, хоть ты и не знаешь его в лицо.

Недовольно покосившийся на меня телохранитель по имени Рю отступил в сторону и я прошёл вглубь дома. Чоушу Ёсио сидел в центральной комнате дома, наслаждаясь игрой на лютне (название этого струнного инструмента на такамо я, к своему глубочайшему стыду, позабыл). Играла ему красивая женщина в богатом кимоно, не похожая даже на очень дорогую гейшу, откуда я сделал вывод, что это — жена Ёсио. Сам он мало изменился со времён моего отъезда — всё такой же приятный человек, с благородным лицом и ухоженными волосами. Он кивнул мне, ни полувзглядом не показав удивления моим внешним видом, и сделал знак подождать, пока женщина закончит играть. Закончив, женщина молча поклонилась и покинула комнату, только тогда Чоушу Ёсио начал разговор.

— Тебя тяжело узнать, — сказал он. — И одежда, и оружие, прямо как у уроженца материка, а не такамо.

— Моя катана сломалась два года назад, — ответил я, — во время поединка с одним адрандским самураем, как их зовут в тех землях — шевалье, что не помешало мне его убить. Одежда, конечно, истрепалась гораздо раньше, пришлось носить тамошнюю. За пределами Цинохая невозможно найти портного, который сшил бы правильное кимоно, — я усмехнулся, — тем более, что я и сам не знаю, как именно оно шьётся.

Ёсио также позволил себе улыбнуться.

— Ты привлекаешь к себе много внимания, — продолжил он. — Синсэнгуми могли проследить за тобой до моего дома.

— Я видел отряд Волков Мибу, их предводитель бросил на меня взгляд, но не задержал его больше нескольких секунд. Они слишком озабочены убийства вассалов Токугава, чтобы обращать внимание на какого-то странного человека в заморском платье и с палашом.

— Да, мои хитокири славно стараются, но этого слишком мало. Мы лишь слегка покусываем Токугава, надо готовить боевые отряды по образу Синсэнгуми, а на это нужны деньги. Много денег.

— Клан Чоушу никогда не жаловался на отсутствие денег, — усмехнулся я. Общеизвестно, что среди Патриотов[10] клан Чоушу был богатейшим.

— Именно поэтому за всеми передвижениями наших финансов особенно тщательно следят фискальные чиновники Токугава. Возникнет очень много неприятных вопросов ко мне, если выясниться, что на доходы моего клана нанимают армию ронинов[11].

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — кивнул я. — Мой ответ — нет. Я долго скитался по материку и нигде меня не принимали всерьёз. В Иберии меня хотели сжечь на костре, обвинив в том, что я не человек, а слуга их бога зла — Баала, а в Адранде я просидел несколько месяцев в зверинце тамошнего даймё, герцога, ибо меня никак не желали принимать за цивилизованного человека, считая обученным кем-то связной речи дикарём или очень похожим на человека животным. Они так и не разобрались, я раньше сбежал, прикончив герцога и всю его семью. Ни к одному из правителей материковых стран мне попасть не удалось, а их тайные службы не принимали меня всерьёз. Исключением стал лишь Страндар — островное королевство, не так давно пережившее гражданскую войну. Я сумел договориться о военной помощи, в обмен на выгодные торговые отношения с нами, после нашей победы. Однако денег мне не дали, пообещав только несколько военных кораблей нам в помощь, но когда они придут мне не сказали.

— В общем, твоё посольство на материке, — грустно произнёс Ёсио, — как и предрекали многие, закончилось ничем. Я, признаться, возлагал на него определённые надежды, но это был не единственный способ получить деньги, о которых не будут знать фискалы Токугава.

Я приготовился внимательно слушать, понимая, что сейчас мне будет дано новое задание.

— Ты отсутствовал в это время, — начал Ёсио, — и не знаешь историю вассалов клана Асикага. Они заведовали добычей золота из рудника на юге острова Кита и объявили, что он истощился, сами же наживались на этом, буквально купаясь в краденом у клана Асикага золоте. Об этом стало известно Токугава Ёсинобу и он приказал разобраться в этом главе Асикага. Тот нанял одного искусного воина и шпиона по имени Кирияма Дзюбей, который перебил жадных вассалов, о чём глава Асикага и доложил чиновникам Токугава. На этом всё и успокоилось, все обо всём позабыли. Теперь золото с «истощённого» рудника по большей части течёт в карман к Асикаге.

— Занимательная история, — кивнул я, — но какое отношение это имеет к нам?

— Каждый месяц, — продолжал мой сюзерен, — из порта Сата отходит корабль, гружёный золотыми слитками. Оно предназначено для Асикага, но если один такой корабль пропадёт, никто не станет поднимать большой скандал, потому что с этих доходов клан Асикага не платит налогов в казну Токугава — своих сюзеренов. Этого золота как бы и нет, понимаешь? Практически идеальный вариант.

— Выходит, клан Чоушу уподобится обыкновенным разбойникам. Только красть мы будем золото и целыми кораблями.

— Время такое, Кэндзи, — грустно произнёс Ёсио. — Жестокое время, когда очень источается граница между добром и злом, подлостью и честолюбием, мудростью и предательством. Это Токугава Иэясу мог позволить себе вывести навстречу своим врагам войско под белым флагом с алой штокрозой[12], провозгласив, что сметёт любую преграду[13] своим ударом. Силы всех были примерно равны, но это тогда, а теперь… — Он помолчал минуту. — Токугава подмял под себя всю власть, даже при особе императора находится всесильный сёсидай — представитель сёгуна, управляющий делами Химэндзи и окружающих его провинций, он ведает финансами императора и действует как посредник между императором и сёгуном. В таких обстоятельствах мы не можем рисковать и действовать открыто, по Мурото уже прокатилась волна ритуальных самоубийств, сэппуку себя подвергли многие главы кланов, лишь заподозренные в антиправительственных настроениях и подготовке восстания. У нас слишком мало даже возможных союзников, мы не имеем права не использовать такую возможность.

— Значит, я должен выкрасть этот корабль, — с тяжким сердцем произнёс я. — Но ты понимаешь, что в одиночку мне сделать не удастся.

— Конечно, — кивнул Ёсио. — Тот, кто сообщил мне об этой шахте и кораблях клана Асикага, поможет тебе в этом.

— И кто же это? — спросил я.

Словно в ответ на мои слова (а, скорее всего, именно в ответ на них) из тени в углу комнаты выступил высокий человек могучего телосложения, одетый в короткое чёрное кимоно, простые штаны и сапоги из мягкой кожи. Лицо у него было какое-то отталкивающее и шрам на шее — как у висельника, освободившегося каким-то чудом от петли (такова была моя первая ассоциация) — не улучшая впечатления, равно как и неприятная полуулыбка, всё время гулявшая по его губам. Правая рука его была закована в бронзовый, судя по цвету, наруч, характерный для материковых доспехов, закрывающий его руку от плеча до кончиков пальцев.

— Кавадо Гемма, — представился он без каких-либо поклонов и прочих знаков уважения главе клана Чоушу.

— Очень милый в некоторых отношениях человек, — усмехнулся Ёсио, — хотя не стоит лишний раз поворачиваться к нему спиной.

Неприятная улыбка Кавадо Геммы стала чуть шире.

Остров Кита находился всего в нескольких милях к югу от южной оконечности острова Нодзима, где располагались Химэндзи и Мурото. Мы проделали куда больший путь по земле до порта Носеки, чтобы отплыть оттуда в Сата. Пропуска[14] — секисё-тёгата — нам были выправлены почти идеальные, в них даже значилось, что мы можем входить в Химэндзи, и никаких проблем с продвижением по стране у нас не возникло, равно как и с путешествием по морю. Мы наняли неплохой корабль, благо денег Ёсио нам выделил достаточно, я ведь всё ещё был его вассалом, не смотря ни на что.

За время путешествия я мало общался с Кавадо Геммой, однако с каждым днём он становился мне всё более неприятен. И дело тут не только в его внешности и «висельном» шраме на шее. Меня в нём раздражало всё — манера общаться и держать себя, этакая снисходительность и заносчивость, характерная для недалёких даймё — самодуров и деспотов, однако ни глупым, ни заносчивым, ни самовлюблённым он не был. Гемма был флегматичен до полной безразличности ко всему происходящему, но одновременно очень жесток, как к представителям более низких сословий — мелким горожанам и крестьянам, которым не везло попадаться ему на пути, но и самураям и слугам сёгунов. Все они пробовали его «бронзовой руки», многие после этого оставались лежать в дорожной пыли, отплёвываясь или вовсе истекая кровью.

В Сата задерживаться мы не стали, покинув город в тот же день, что и спустились с борта корабля. Тогда Гемма полностью взял инициативу в свои руки и повёл меня куда-то на север, в горы. Там, на небольшой поляне, отлично укрытой в густом лесу, обнаружилась небольшая хижина, где уже ждали.

Этот молодой человек производил куда более приятное впечатление нежели Гемма. Его можно было назвать красавчиком, будь я ценителем мужской красоты, как некоторые, но я предпочитал женщин. Он был одет в белое дорожное кимоно, какое носят самураи, но катаны не носил.

— Сидзима и Тэссай уже отправились по окрестностям, — доложил он. — Я бы рекомендовал отправить ещё и Дзакуро, но вы распорядились этого не делать.

— Именно, — кивнул Гемма. — Где это видано, чтобы после чумы оставались сгоревшие трупы и взорванные деревни.

— Чума? — удивился я. — Здесь чума?

Гемма расхохотался в голос. Юноша в белом кимоно сдержанно улыбнулся.

— Это мы травим людей, — ответил, наконец, Гемма, — чтобы все подумали, что здесь бушует чума. Тогда люди побегут и Асикага будут вынуждены перекрыть дороги. Свидетелей нашего «маленького дельца» не будет и никто не помешает нам.

Мне было очень неприятно то, каким способом мы будем добывать золото для нашего дела. От немедленного ухода меня удержал лишь прямой приказ главы клана Чоушу, но, главное, моего друга, Ёсио. Не такой представлял я себе нашу борьбу против сёгуната.

Глава клана Асикага — Асикага Рюхэй, оглядел небольшой садик, разбитый его покойной супругой при его доме. Рюхэй любил свою жену, что было достаточно странно в те времена, и каждый раз, входя в этот садик, он испытывал какое-то особенное чувство внутреннего покоя и умиротворения. Но теперь это чувство несколько портило то, что сегодня он назначил здесь встречу предводителю ниндзя провинции Ига — Хаттори Ханзо, однако тот и не думал появляться в назначенное время. Он доверял — насколько вообще можно доверять «воину-тени» — Ханзо исключительно потому, что после знаменитой резни, учинённой им жестоким Ода Нобунагой, двинувшего против ниндзя Ига сорокашеститысячную армию, уничтожив больше четырёх тысяч ниндзя, они никогда не сотрудничали с правительством, кто бы его не контролировал — Ода, Акети, Тоётоми или Токугава. Это было главным, ибо чума, разразившаяся в районе Сата, была весьма подозрительной и могла привлечь внимание агентов Токугава. Обнаружение золота было совсем не нужно Асикага, слишком хорошо помнившего участь жадных вассалов его клана.

Неожиданно из кустов сирени, которую особенно любила покойная супруга Рюхэя, раздалось деликатное негромкое покашливание. Он нервно обернулся на звук, уронив ладонь на рукоять меча.

— Не стоит, Рюхэй-сан, — произнёс такой же негромкий, деликатный голос, принадлежавший без сомнения Хаттори Ханзо. — Я давно наблюдаю за вами, простите, что не обнаружил себя сразу.

— Оставьте, — бросил глава клана Асикага. — Вы не могли бы хоть немного показать себя. Очень неприятно разговаривать с сиреневым кустом.

Ответом ему был короткий смешок и на тропинку, где стоял Рюхэй вышел высокий человек в потёртом кимоно и коротким мечом — вакидзаси — за поясом.

— Итак, — произнёс он, — зачем вы пригласили меня?

— Ты знаешь, что на юге моей провинции началась чума, — сказал Рюхэй. — Я хочу, чтобы ты со своими людьми разобрался с этим. Я не верю, что эта чума — не дело рук человеческих и я хочу знать, кому и для чего это понадобилось. Плачу золотом, — он секунду помолчал и добавил с тяжёлым сердцем, — сколько скажешь.

Ханзо коротко присвистнул. Такого на его памяти ещё не бывало. Если таксу за дело назначал не заказчик, а исполнитель, это значило, что дело весьма сложное, с одной стороны, с другой же — весьма много значит для Рюхэя. На этом можно будет очень неплохо нажиться.

— Я объявлю свою цену после выполнения задания, — произнёс Ханзо.

Рюхэй не стал настаивать, просто коротко кивнул. Это очень насторожило лидера ниндзя Ига, но жажда наживы взяла своё.

Человек в большой соломенной шляпе шагал по мосту, поедая рисовый шарик с кленовым сиропом. Сок стекал по его руке на рукав зеленоватого кимоно и так не слишком чистого. Хозяин его не был особенно опрятным человеком. Левая рука человека придерживала шнур, обмотанный вокруг лаковых ножен меча, висевшего за его плечом. Короткий стук под ногами заставил человека в зеленоватом кимоно замереть. Следом за странным звуком буквально на волосок от пальцев его из потемневших от времени и воды досок выскочило четырёхгранное лезвие копья. Копьё рванулось вверх и лезвие замерло перед самыми глазами путника. Тот равнодушно откусил ещё сладкого рисового шарика.

— Кирияма Дзюбей! — крикнул высокий противный голос. — Отдай нам этот меч!

Странник, названный Дзюбеем, лишь флегматично покачал головой.

— Нам пообещали за него три сотни золотых, — рявкнул его невидимый собеседник, — а ты получишь лишь жалкие двадцать. Мы всё равно отберём его у тебя.

Из поднявшегося поутру тумана выступил человек в просторном кимоно, поднял руку с отверстием в нижней части ладони. На перила моста запрыгнул ещё один воин, на сей раз с дурного качества мечом.

— Мы не можем уйти отсюда с пустыми руками, — прогнусавил он почти в самое ухо Дзюбею.

Вместо ответа тот протянул ему наполовину съеденный рисовый шарик.

— Хочешь? — спросил он и без тени иронии. — Тебе не придётся возвращаться с пустыми руками.

— Ублюдок! — заорал воин с плохим мечом.

Он спрыгнул с перил, замахиваясь своим оружием. Одновременного грянул выстрел — из отверстия в ладони человека в просторном кимоно вырвался язычок пламени. Но Дзюбея уже не было там, куда целили оба этих воина. Молниеносным ударом он вспорол живот мечнику — внутренности его вывалились на доски моста. Последовавший за этим прыжок был ещё быстрее. Человек в просторном кимоно не успел опустить руки, по ней прошёлся клинок катаны Дзюбея. Раздался треск ткани и дерева — и к ногам Дзюбея упала странная конструкция, напоминавшая деревянный протез руки, и обрывки просторного кимоно, в которое кутался его противник. Сам же он сидел сейчас на мосту, оставшись одном коротком фундоси[15], однако целился в Дзюбея из двуствольного тандзю[16]. Последнего оба этих факта ничуть не смущали. Он флегматично забросил меч в лаковых ножнах за спину и отправил в рот последний кусок рисового шарика с кленовым сиропом и облизал сладкие пальцы.

— Ты — глупец, Кирияма Дзюбей! — заклеймил его почти голый человек, нажимая на курок. Вместо выстрела тандзю развалился на куски, рассыпавшиеся между кривых ног неудавшегося стрелка. — И всё равно ты — глупец! Клан Мотобути, у которых был украден этот меч, беден и слаб, они предложили тебе жалкие двадцать золотых. Этот меч стоит намного больше, если продать его в любом крупном городе.

— Я не торгую мечами, — ответил Дзюбей, — и не краду их. А кто из нас глупец, видно и так.

И он двинулся дальше, аккуратно обойдя всё ещё торчащее из досок моста копьё, чей хозяин, поняв, что запахло жареным, поспешил сбежать по добру по здорову.

— Значит, Асикага Рюхэй втянул в наше дело ниндзя провинции Ига, — произнёс Гемма, вынув изо рта длинную нить. — Юримару правильно сделал, что отправился туда сам.

— Ниндзя Ига, — протянул я. — Этот клан очень сильно ослабел после резни, устроенной Ода Нобунагой. Но, главное, этот клан никогда не пойдёт на сделку с правительством.

— Для человека, пять лет прожившего за пределами Такамацу, ты неплохо осведомлён, — усмехнулся Гемма.

— Образование я получил на родине, в клане Чоушу, — ответил я, — и оно несколько отличалось от классического.

Гемма рассмеялся, чем вызвал у меня очередной приступ отвращения. Как же мне хотелось выхватить палаш и разрубить ему голову надвое или даже просто сомкнуть пальцы на его шее, как раз на этом шраме. Я отвернулся от хохочущего Геммы, чтобы не видеть его противной рожи, а он, словно чувствуя насколько неприятен мне, продолжал хохотать.