Рекуперация

15. Петрушевский. Там хорошо где нас нет!

Когда попаданцы вышли из конспиративной квартиры, Петрушевский поинтересовался:

— А мы можем сами найти Соболева или как-то повлиять на события?

Чистяков, последние минут пять находившийся в глубокой задумчивости, очнулся и мрачно констатировал:

— Да, можем! Другой вопрос — надо ли нам это?

Они дошли до Литейного и повернули в сторону моста. Погода отличная, прогуляться под свежим бризом, тянувшим с Невы, одно удовольствие. Мост слегка вибрировал от грохота снующих трамваев. Петрушевский вдруг вспомнил, как старшеклассником ходил смотреть на реконструкцию моста в 1966 году. Особенно впечатлял огромный кессон, в котором перестраивали бык вблизи берегового устоя.

— Дима, давай отталкиваться от того, что наше мироощущение сейчас и в будущем, которое мы отчётливо воспринимаем, не изменилось. А значит, я по прежнему руковожу лабораторией и Соболева рядом нет. Так нафига нам соваться в дела чекистов, пусть сами разгребают дерьмо старлея — в семье не без урода. Мы воскресили негодяя, чтобы он ответил по заслугам, но никак не планировали его побег из под стражи. Не сомневаюсь бегать ему недолго… Впрочем, постой-ка, есть одна заковыка, в его положении вариантов всего три: первый — сдаться и возможно избежать расстрела, второй — бегать пока не поймают и уничтожат, третий — самый авантюрный и самый нехороший во всех отношениях — попытаться связаться с американцами, попросить политического убежища, в замен, сам понимаешь, отдать свои знания и опыт.

Петрушевский даже остановился от неожиданности. Ведь затравленному беглецу, осознающему, что в лучшем случае, его ждут годы тюремного режима, такой выход рано или поздно придёт на ум. Ведь заниматься "темой" за колючей проволокой никто не позволит, это не сталинские шарашки, время другое. Чистяков облокотился на перилла и мрачно смотрел на неспокойную поверхность Невы и горланящих чаек.

— Во видишь, предусмотреть всего мы не смогли. Я изначально считал, что амбициозный Соболев покается и выйдет через десяток лет на свободу, вернётся к науке и возможно найдёт своё место в будущей жизни. Поторопился я, и тебя втянул. Если честно, руководствовался не только гуманными принципами, а возможностью проверить свои силы по воскрешению и повлиять на историю. С тобой всё прошло гладко, спасли Светлану Петровну, а с твоим куратором затык. Кто мог предположить дерзкий побег. Придётся снова вклиниваться в историю и делать коррективы.

– И что, опять мне "проглядеть грузовик"? — в голосе Дмитрия сквозила злость и досада, — Да и хрен с ним, Соболевым, не наше дело. Хватит Коля экспериментов!

— Нет не хватит, только теперь я обойдусь без тебя. Спасибо за помощь, дальше каждый по себе. Вернёшься на свою дачу и радуйся жизни.

Он резко развернулся и решительно зашагал в обратную сторону. Петрушевский догнал его, меньше всего хотелось ругаться. За это время он сблизился с учёным и питал к нему уважение, если не дружеские чувства, то благодарность за жену и неожиданные приключения на склоне лет.

— Вить, ты не гоношись, а то сразу развод и "девичья фамилия". Моя точка зрения в этой ситуации не решающая, ты расскажи чего удумал, если пригожусь, то всегда с тобой. Мир? — и протянул руку Чистякову.

Тот улыбнулся и пожал ладонь.

— Не серчай, стало так погано, а тут товарищ тянет в сторону. Знаешь анекдот? "Боец! Нужно уничтожить вражеский танк! — Я мигом, товарищ командир! — Нет, "МиГов" не дождёшься. Давай лучше "мухой". Мы этого Соболева "мухой". Но придётся привлечь нашего лучшего друга и наставника — полковника Серебрякова.

— Я не понял к чему ты это сказал, но всё равно согласен.

Оба рассмеялись, возвращались к Большому дому в надежде — два хорошо, а три ещё лучше. Из проходной Петрушевский позвонил Серебрякову.

— Николай Трофимович, тут возникли новые соображения, нам бы встретиться, мы ушли недалеко, звоним с низу.

— Хорошо, сейчас перезвоню дежурному, паспорта с собой? — и ворчливо добавил, — С вами только инструкции нарушать.

Через пять минут сидели в кабинете. Чистяков, впервые попавший в "закрытые" стены Конторы, озирался на казённую обстановку, Петрушевский привычно и раскованно сел на диван. Серебряков поливал одинокий фикус, закончив повернулся к заговорщикам.

— Выкладывайте!

Чистяков повторил недавние сомнения на мосту, и поймав взволнованный взгляд полковника, продолжил излагать свои соображения по плану скорейшей поимки беглого старлея.

— Сказать по правде, такое мне в голову не приходило, но мотивации логичные. Хватило смелости сбежать, может набраться духу искать возможность перебежать за кордон. Это уже из ряда выходящее событие, но сбрасывать со счетов такой поворот не имею права. В голову Соболеву не залезешь, решиться на измену Родины, не считаясь с матерью, друзьями, идеологической подготовкой, просто редкостное гадство. Но и побег устроил не хлюпик зарывшийся по уши в науку, а профессионально подготовленный боец. Давайте так, ребятки, я обмозгую ваше предложение, Николай, свяжитесь со мной вечерком или завтра с утра, чтобы определиться с коррекцией. Лаборатория будет закрыта ещё три дня, времени вагон. Вот пропуск, а ты Дима задержись пока.

Чистяков удивлённо взглянул на полковника, затем недоумевающего Петрушевского, попрощался и вышел. Когда бесшумно закрылась дверь, Серебряков потёр руки и предложил:

— Раз уж ты здесь, Дима, хочу с тобой поговорить вот о чём. После всех событий с ОЛИБ, я твой новый куратор. Подписку о сотрудничестве никто не отменял. В этой жизни, независимо от твоих особенностей существования там и здесь, обязательства надо не забывать и выполнять договорённости, прописанные в этом документе. Если забыл прочти ещё раз.

Серебряков протянул листок бумаги с печатями регистрации и грифом секретности. Петрушевский представить не мог, что полковник решится на подобный шаг. Из будущих познаний, напластованных от чтения литературы о работе спецслужб, негласник помнил, что такие вещи хранятся в картотеке ведомства под спудом запретов и ограничений допуска. А тут, на тебе — освежи память. Понять поступки старого, опытнейшего оперативника, трудно. С одной стороны, полкан верный и преданный слуга могущественной государственной структуры, с другой — способность идти на компромисс, никогда не рубить с плеча, прислушиваться к мнению коллег, уметь признавать и исправлять свои ошибки. Петрушевскому нравился этот дядька, в чем-то подменяющий отца, которого Дима видел пару раз в детстве, прежде чем тот исчез навсегда.

Сосредоточился на тексте: "Я, Петрушевский Дмитрий Сергеевич, паспорт: номер, серия, проживающий: город Ленинград, Нейшлотский переулок, дом 1, квартира 117, добровольно обязуюсь сотрудничать с отделом "ОЛИБ" при главном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Информировать своего куратора о тех или иных событиях, связанных с работой отдела и о любых, ставших ему известных действиях, представляющих общественную опасность. Выполнять задания куратора, а в особых случаях вышестоящего начальства. В отчётных документах буду расписываться под псевдонимом "Попаданец". Я обязуюсь держать в тайне свою деятельность и предупрежден об ответственности за нарушение данных обязательств". Усмехнулся.

— Вот и пригодился пункт о вышестоящем начальстве. Ничего нового, Николай Трофимович, не узнал. От своих обязательств не отказываюсь и тому подтверждение мой резонансный звонок три недели назад по Соболеву. Мы с Чистяковым считаем себя косвенно причастными к побегу и предложили свою помощь в поимке беглеца. Мне, сказать по правде, его совсем не жаль, я без давления напарника, не стал бы вытаскивать этого оборотня из могилы. Погиб и погиб, пусть не на боевом посту, а в результате несчастного случая, но ушёл из жизни честным сотрудником.

В кабинете воцарилась тишина, добавить нечего и оба это понимали. Наконец, полковник встал и прошёл к тумбочке с чайником. Вставил в розетку вилку электрического шнура, достал кубик грузинского чая.

— Чаю будешь? — и кивнул на стаканы в красивых подстаканниках с эмблемой КГБ — мечом пригвождённым к щиту серпасто-молоткастой звездой.

— Не откажусь, Николай Трофимович. У вас там конфеток никаких не имеется?

Вместо ответа старший товарищ поставил розетку с кусковым сахаром. Улыбнулся и добавил:

— Вот сахарком балуйся, мы так до войны и после разговлялись, сахаром да сушками. Оригинальный план по Соболеву. Признаться, я мог бы и сам догадаться, но молодцы.

— Уважаемый Николай Трофимович, вы же понимаете, что в заданных обстоятельствах, наше предложение осуществимо только мной или Чистяковым. Во время памятной встречи, я всего лишь добавлю возникшую ситуацию с побегом и предупрежу в подробностях когда и где это произойдёт. Простая задача для вас, надо либо предупредить конвойных, а ещё лучше этапирование в Москву отменить.

Серебряков усмехнулся.

— Разберёмся, как только узнаю дополнения к рассказу о готовящейся диверсии. Да, были в управлении светлые головы, такие крутили комбинации, в будущем и не снилось, но чтобы вот так, фантастично возникла информация на упреждение. Доложу, естественно, наверх, хотя лично считаю, что обязаны разобраться сами. Это удар по самолюбию, пощёчина системе, а спецслужбы такие сюрпризы не любят и жестоко карают бросивших вызов "смельчаков". Вот что, Дима, устал я от этой хрени. Предлагаю перекусить и выпить, но не здесь, а на Войнова. Давай заскочим в магазин и поговорим за жизнь, "старый" малый.

Серебряков рассмеялся и добавил:

— Хотя ты старше меня. Сейчас тебе двадцать два, а мне к шестидесяти, ну не чушь ли в этом извращённом настоящем, откорректированном будущим. Вот, не только ты мастак умные речи толкать.

Мужчины не сговариваясь рассмеялись и собрались на выход из казённых стен Большого дома. После гастронома на улице Чайковского возвращались в приподнятом настроении — вроде разрулили ситуацию с Соболевым. На конспиративной квартире раскидали закуску, последовали первые тосты.

— Дима, тебе там в будущем не скучно?

— Если в философском смысле, то нет, не скучно. Созидательная фаза у людей протекает до последнего дыхания. А по человечески, то скучаю по сегодняшним брежневским временам, которые так легко окрестили периодом застоя. Правда, правда, не то чтобы технический прогресс с его мобильными телефонами, интернетом, космическими туристами и кучей других новаций плохо. Плохо, что потерялось спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Будущие политики врут во всем, душат налогами, инфляция скачет, цены растут. Да, исчез дефицит и появилось новое слово — мониторинг рынка, люди ищут не сам товар, а где его можно приобрести дешевле. Я буханку хлеба сегодня куплю за четырнадцать копеек, а будущем за пятьдесят рублей. Могу говорить об этом без конца. Там хорошо где нас нет!