Скс. Режим бога. 2-я книга. Вторая книга.

Телефонные трели терзали сознание, настойчиво вырывая из сна в реальность. Чертыхнувшись, и открыв только левый глаз, я сполз с кровати на пол и, встав с колен, пошлепал босыми ногами в коридор.

Все-таки, подрывные действия империалистических разведок Запада имеют, в своей сути, разные проявления. И я абсолютно убежден, что ежеутреннее исчезновение моих тапок не может иметь другого объяснения, кроме происков западных спецслужб. Даже если тапки потом обнаруживаются с другой стороны кровати, то и это неспроста… Ведь кто-то же их ночью переставляет! А незаметно проникнуть в нашу квартиру, открыв пять(!) солидных замков, оставшихся еще с довоенных времен, совсем непростое занятие. Плюс накидной крюк и дверная цепочка. А главное, только мощная высокопрофессиональная и многочисленная разведслужба, способна вытворять такое на протяжении многих лет и оставаться неразоблаченной…

Звонил так рано, явно, тоже не друг.

— Алло… — спросонья я не был ни бодрым, ни дружелюбным.

— Вить?! Добрый день, ты спишь что ли? — озадаченный голос Завадского в трубке, заставил меня быстро посмотреть на часы, висящие в коридоре.

"Твою ж, мать!‥ 11:14, вот это я выдал порцию "безмятежного" сна!

— Уже нет, как ты понимаешь… — я крайне неинтеллигентно и с подвыванием зевнул в трубку, — Это месть за то что разбудил, — злобненько сообщил я невидимому собеседнику.

— Ну, извини. Но время уже двенадцатый час! И звонил Клаймич… — в трубке, после этого сенсационного сообщения, повисла тишина.

— Понятно дело… Куда ему деваться, должен был позвонить. Не зазря же он нас у Бивиса подстерегал, — я был сама невозмутимость.

— Не знаю… — в голосе Николая звучала неуверенность.

— Чего хотел, уважаемый Григорий ибн Давыдович?! — иронично поинтересовался я, уже окончательно проснувшись.

— "Григорий ибн Давыдович" хотел послушать песни, чтобы потом обсудить возможность их приобретения, а у нас ничего нет, — голос Николая "помрачнел".

— Все у нас есть, не надо паники! — спокойно сообщил я, — просто сделаем как с "Верой", я промычу, ты напишешь музыку, твой ансамбль сыграет, а Юля споет, подражая Пьехе… И никаких проблем, сделали один раз — сделаем и во-второй.

Завадский издал в трубку какие-то сомнительно-невнятные звуки, а затем перешел на человеческий язык:

— Так надо поехать, договориться и записать… Ты-то когда будешь готов?

— Через полчаса, где встречаемся?

— Ну, я… мы у Алеши… можем через полчаса за тобой заехать… вот…

"МЫ у Алеши", — мысленно передразнил я, но вслух сказал только одно:

— Жду, — и повесил трубку.

Прохладные освежающие струи душа, минутное подростковое воспоминание о восхитительном шоколадном теле молоденькой красавицы-кубинки Алисии… Точнее воспоминание скорее зрелое, а вот эрек… реакция подростковая, как раз, на минуту… неполную. Ну, да не будем углубляться в… мелочи!

На выходе из ванной тормознулся, голый, около зеркала. Нет, молодость — есть молодость… Конечно, на "бройлера" Мисюнаса я и сейчас ничуть не похож, но превращение за три с небольшим месяца из обычного мальчика с пухленькой мордашкой в крепкого подтянутого подростка с осунувшейся моськой… это, все-же, впечатляет.

Быстро оделся и отправился на кухню, где меня ждали яблочно-морковное пюре и сладкий чай со здоровым куском… Кстати!

Когда-то, когда мне было годика четыре и была еще жива бабушка, мама отдала меня на выходные своим родителям. Вечером ей звонит совершенно измученный дед с грандиозной проблемой — внук отказывается пить чай и просит "вертушку". Бабушка, дедушка и, пришедшая на помощь соседка по лестничной площадке, перебрали уже сотню вариантов, "чего же хочет Витюшенька" — все бесполезно, все не то, а у ребенка уже начинается истерика!

Мама: — Вы с ума сошли! Ребенок ватрушку к чаю просит!!!

Так вот! Оказывается, я уже вторую жизнь подряд, обожаю с чаем большую "ленинградскую" творожную ватрушку с изюмом! Это не пошлые маленькие творожные ватрушки остальной части Советского Союза… Это совершенно особенные: большие, на тонком тесте, с аккуратными зажаренными хрустящими краями, похожие на небольшие пиццы, желтые с черными точками изюма — НАСТОЯЩИЕ ВАТРУШКИ! Мммм!‥

Вот со здоровым куском такой ватрушки, я чай и оприходовал.


Когда я выскочил из подъезда, размахивая "динамовской" сумкой, оба белобрысых "мамонта" еще только вылезали из Лехиного "Москвича".

— Здорово, "братцы"! — как ни в чем ни бывало, весело заголосил я и тут же озадачился, — а Николая где потеряли?

Слева хлопнула дверца и я узрел улыбающегося Завадского, вылезшего из светло-зеленой жигулевской "трешки".

— О! — притворно "пригорюнился" я, — А работа у Нодара-то была доходная, когда теперь еще на следующую машину, Коля, заработаешь?!

— Ты же вчера обещал, что мы все будем ездить на "Мерседесах"! — парировал, подходя и здороваясь за руку, Завадский.

— Раз обещал, значит будем! — жизнеутверждающе заверил я, сначала пожимая его руку и затем обмениваясь рукопожатиями с "мамонтами".

— Раз машин две, то я тогда, видимо, поеду с Колей? Чтобы ему скучно не было!

— Дуешься на меня? — спокойно спросил Димон, задержав мою руку в своей лапище.

— Конечно, дуюсь! — весело подтвердил я, — Только нашел себе прислугу, а она бунтует, отказывается за шашлыками бегать!

Димон снисходительно хмыкнул и, неожиданно наклонившись, схватил меня поперек пояса и закинул на плечо:

— "Шестерит" обычно самый слабый, а самый слабый тут ты! — и звонко хлопнул меня ладонью по заду.

— А если нет силы, то приходится использовать "соображалку"! — завопил я, дрыгая ногами, и со всего размаху залепил Димону пониже спины болтающейся в руках сумкой. Моя "ответка" вызвал у того мстительное желание меня "убить", но я был поспешно вызволен "из лап чудовища", подоспевшим на выручку Лехой!‥

Сначала мы поехали в "Гавань". Лехе позвонил с утра Митрич и сообщил, что на лодку нашелся покупатель. Случай упускать не стоило…

По пути я узнал, что машина Николая на самом деле принадлежит его отцу, тот у него музыкант-класси, и даже когда-то написал настоящую симфонию. И если учитывать, что дочка Саша учится в музыкальной школе по классу фортепиано, то из Завадских уже образовалась целая музыкальная династия. Также я узнал, что после моего ухода они сидели вчера еще часа три и Димон хоть пока и сомневается, но уже не так уверен, что хочет потратить полжизни на качку в море.

За разговором дорога до "Дальнего пирса" пролетела, как одна минута. А стоило нам только подъехать, как мы были атакованы выскочившим нам навстречу радостно-возбужденным Митричем:

— Ковалевский из 76-го ангара готов купить ваш швертбот, — радостно выпалил он вместо приветствия, — уже спрашивал, когда вы приедете.

Мы дружески поздоровались с дедом моего одноклассника и начали узнавать подробности.

— Ковалевский хочет свою "скорлупу" на что-нибудь хорошее сменить, — пренебрежительно отозвался Митрич о нынешней лодке нашего потенциального покупателя, — вот я туточки и подсуетился.

Леха задумчиво потер подбородок и, солидно сдвинув брови, поинтересовался финансовой стороной вопроса.

— Я ему наговорил, как мы и столковались, что вы тыщу целковых за нее просите. Тот давай стонать, что лодка старая и уж, наверное, течет… это у Семена Кузьмича-то течет?! Кузьмич мужик-то настолько справный, что у него все всегда обихожено и ничего не может течь, — тараторил чуявший свой посреднический процент Митрич, — а в том еще годе, вооще, намалевал лодку какой-то польской дрянью, тут окрест дня два воняло…

Митрич перевел дух и продолжил петь осанну рачительности предыдущего хозяина нашей лодки:

— Кузьмич все держал в порядке и строгости, а уж собственную лодку… э… чего там говорить… Много не уступайте, рублей сто и баста, — и он, для пущей убедительности рубанул ладонью воздух.

— Леш, — я негромко окликнул "брата" и когда тот сделал пару шагов ко мне, тихонько напомнил:

— Лодка нам на фиг не сдалась, продавай за любую разумную цену и поехали скорее песню записывать. Это важнее…

Леха еле заметно кивнул и пошел к нетерпеливо переминающемуся сторожу.

Оставшись втроем, мы двинули к ангару, открыли ворота, зажгли свет и стали ждать.

Минут через десять в ангар пришли Леха с Митричем и невысокий юркий мужичок в белой майке и штопаных синих спортивных трениках, подвернутых до колен. "Мужичок" скороговоркой со всеми поздоровался и сразу ринувшись к лодке, стал её придирчиво осматривать.

«Ковалевский», — мысленно проявил я чудеса дедукции.

Митрич с новой силой стал нахваливать лодку и незабвенного Семена Кузьмича, нарезая круги вокруг покупателя. Мне стало скучно и я вышел на воздух.

Сегодня было, явно, больше двадцати градусов, но легкий ветерок с залива делал погоду божественной. Я сел на перевернутое ведро, прикрыл глаза от ярких солнечных лучей и бездумно застыл в блаженном ожидании, когда разрешится вся эта абсолютно неинтересная мне суета.

Что же, умение ждать приходит с возрастом, и этот опыт я уж извлек из первой жизни. А искусство получать удовольствие от ожидания, надеялся освоить в этой! Ха…

В итоге, в "Гавани" мы убили больше часа. Швертбот Ковалевский сторговал за 800 рублей, которые обещал принести завтра и тогда же забрать лодку.

А вот Завадский, ушедший звонить в сторожку Митрича, вернулся хмурый и раздраженный.

Мы стояли около машин и слушали пересказ его телефонного общения с коллегами по ВИА. Суть недовольства и раздражения стала понятна почти сразу — оба солиста "Радуги" за свою помощь захотели денег. Гитарист и ударник были готовы работать бесплатно.

— Я с Володей знаком уже лет десять, — с горечью в голосе рассказывал Завадский, — но как он стал жить с Юлей, так парня как-будто подменили — все деньгами мерять стал.

— Плюнь, Коля… — я сидел на капоте "Москвича" и болтал ногами, — деньги есть, заплатим. Надо свою группу создавать: искать музыкантов и солистов. Будем петь свои песни и зарабатывать на этом славу и деньги!

— Они триста рублей хотят за две песни и использование аппаратуры. А мой там только пульт, — скривившись выдавил Завадский.

Лаха и Димон одновременно присвистнули, услышав про аппетиты солистов "Радуги". Николай помрачнел еще больше:

— Они говорят, что после… моего ухода из ресторана им пришлось нанять клавишника и у них, типа, убытки… И вообще, возможно, придется уходить из этого ресторана — Нодар волком смотрит.

— Так если придется уходить из ресторана, то ты сможешь вернуться в группу… еще и пульт твой… какой смысл тебя выставлять на деньги? — не понял Леха.

— Не знаю. У Юли брат — клавишник. Похоже меня они уже списали, — Завадский криво усмехнулся.

Димон хлопнул расстроенного парня по спине:

— Не переживай! Скоро все будем на "Мерседесах" ездить, — и два здоровенных гада заржали дуэтом…


Начать работу над записью песен мы смогли только на следующий день. Весь предшествующий этому вечер мама мучила меня примерками и сборами "на юга". По местным меркам, меня одевали весьма достойно, но я твердо понял, что со своим гардеробом надо что-то срочно придумывать. Да, и с маминым тоже…

На следующий день мы забрали деньги у Ковалевского, отдали ему лодку и поехали собирать музыкантов и их аппаратуру.

Перед отъездом из "Гавани", Леха, втихаря от Димона, вручил Митричу сто рублей за помощь. Старик с достоинством принял "свой процент" и сдержанно поблагодарил, но довольный блеск хитроватых глаз показывал, что сторож этого ждал и в своих ожиданиях не обманулся!

Затем мы поехали к Завадскому и уже от него, на двух машинах, отправились забирать ударника, гитариста и аппаратуру.

Ударником оказался молодой, но уже лысоватый коротко стриженный парень лет 30 с небольшим, имя у него было редкое — Роберт. При встрече, Роберт тепло обнялся с Завадским и дружески поздоровался с нами. Меня и Леху он уже знал, по нашему "памятному" знакомству в ресторане. Димона же видел впервые, и наличие в нашей компании еще одного здоровенного белобрысого бугая вызвало у него веселую улыбку. Правда, все комментарии по этому поводу он благоразумно оставил при себе! Пока "братцы" запихивали барабаны и тарелки Роберта, которые он называл "кухней", в колину "трешку", я имел возможность рассмотреть нашего ударника поподробнее.

Внешне Роберт был довольно приятным — узкое худое лицо, с правильными чертами и "греческим" носом. Он носил брутальную, как сказали бы в моем времени, "трехдневную" щетину, видимо компенсируя недостаток волос на голове. А может просто парню было лень бриться! Как и Завадский, одевался ударник в "джинсу", только рукава от куртки были отрезаны то ли под "рокерский", то ли под "летний" вариант. Роста был среднего, худощавый и, в целом, производил вполне приятное впечатление.

Вторым мы забирали гитариста и оставшуюся аппаратуру. Гитариста звали Геннадием: лицо было помятое, глаза красные, одет он был небрежно и, в довершение картины, от него сильно несло перегаром.

Я с удивлением посмотрел на Завадского, тот только виновато пожал плечами и состроил успокаивающую гримасу. Хм…

Однако, надо признать, собственная гитара и остальная аппаратура оказались у Геннадия в наличии — он забрал из ресторана и микшерный пульт, и синтезатор.

Работать решили на даче у родителей Роберта во Всеволожске. Солисты, Володя с Юлей, это место знали и приехать туда должны были самостоятельно.

Добирались до Всеволожска мы долго — больше часа, но за разговорами время пролетело незаметно. Николай в своей машине вез музыкантов, а я ехал с "братьями".

За время дороги Геннадий отоспался, а уж после того, как гостеприимные родители Роберта — приятная пожилая пара, Всеволод Георгиевич и Марта Захаровна, накормили нас вкусным обедом, то гитарист стал бодр и вполне работоспособен.

Сама "дача" оказалась добротным кирпичным домиком, в пригороде Всеволожска, а репетировать мы ушли на пустующую, по соседству, речную пристань, которая была в пяти минутах от дома Роберта. По назначению её уже пару лет не использовали, а электричество, подведенное к строению "барачного типа", отключить никто не удосужился.

В холодную погоду пристань, конечно, была бы непригодна, а летом — самое то: крыша защищала от солнца, стены от посторонних глаз, а расположенность вдали от других домов позволяла никому не мешать своим "шумом".

Пока ребята расставляли и подключали аппаратуру, к нашей "летней сцене" на белых "Жигулях" подъехали, наконец, Юля с Владимиром. Они довольно натянуто со всеми поздоровались, а Владимир сразу отозвал Николая о чем-то пообщаться. Юля же — довольно миловидная, полноватая шатенка в зеленом в белый горошек сарафане, вышла на маленький причал "полюбоваться видами".

Тем временем, пока "мамонты" помогали носить и переставлять аппаратуру, я, чтобы не болтаться у них под ногами, пошел изучать станцию, разглядывая местные "достопримечательности" в виде плакатов ОСВОД. Особое внимание привлек плакат иллюстрировавший "дыхание рот в рот", а именно картинка, когда взрослый мужик в одних трусах, засовывает лежащему полуголому мальчику палец рот. Подпись под этим сомнительным действом гласила: "Отодвиньте язык в сторону, чтобы вам ничего не мешало" — меня скрючило от смеха.

— Ты чего веселишься? — подошедший в этот момент Завадский, был мрачен, как туча.

— Анекдот вспомнил, — судорожно выдал я, первое пришедшее в голову.

— Понятно… — эта тема Завадского не заинтересовала, было видно, что мысли у него о другом.

— Что случилось, Коля? — я отдышался и был готов к разговору.

— Они требуют четыреста рублей… — было видно с каким трудом Завадский сдерживался, — говорят, что пришлось сегодня отказаться от халтуры и деньги хотят получить вперед…

— Коля, — начал я предельно серьезно, — повторяй за мной. Подними правую руку вверх и скажи: "Ну, и хуй с ними!", а потом махни рукой, — я махнул рукой и засмеялся.

Завадский даже не улыбнулся:

— Может запишем нашими голосами? Пьеха — профессионал, суть ухватит.

— Николай, — я перестал лыбиться, — деньги у нас есть — взяли за лодку. Заплатим этим сквалыгам столько, сколько они хотят и сделаем нормальные записи. Потом продадим песни и получим в десять раз больше. На эти деньги соберем группу, станем богатыми и знаменитыми, а эти двое будут всю жизнь гнобить себя ядом досады и зависти…

У Завадского даже глаза слегка округлились от подобной сентенции.

— А что ты думал? — я опять заулыбался, — Я, на самом деле, злобный и мстительный. Буду петь и плясать на их могиле, приговаривая: "Так вам и надо двое жадных образин!".

Я даже изобразил пару танцевальных па. Николай слегка улыбнулся и вздохнул.

— Коль, время идет. Скажи им, что мы согласны. Леша сейчас принесет деньги.

Завадский потоптался на месте и спросил:

— Может с ребятами хотя бы посоветуемся? Это очень большие деньги.

— Большие деньги зарабатывают, а не экономят. И мы не будем советоваться. Иди к этим сквалыгам…

Завадский еще раз нерешительно посмотрел на меня, развернулся и пошел в сторону раздающейся барабанной дроби


Ну, сквалыги-то они, конечно, сквалыги, но все-таки профессионалы, этого не отнять. И деньги свои они отрабатывали честно, стараясь и не "халтуря". Может и Геннадий — алкаш, но играл отменно, схватывая все с полунамека. А от Роберта я был в совершенном восторге! То что он вытворял на своих убогих, с точки зрения 21-го века, ударных — было выше всяких похвал.

Николай старался больше всех, впахивая и за себя, и за некоторых корыстных "товарыщей у микрофона".

Таким образом, через почти пять часов упорной работы, обе песни были записаны и сведены.

Если честно, то когда я прослушал на большом катушечном магнитофоне оба окончательных варианта, то, мягко говоря, впечатлен не был. Получилось приемлемо для демонстрации, но не более. Нужна была другая аппаратура, настоящая студия, другие солисты и много еще чего другого, о чем я пока даже не имел представления.

Остальные присутствующие моего молчаливого скепсиса определенно не разделяли. Общее мнение выразил довольный Роберт:

— Ну, с учетом обстоятельств, очень даже!‥

Все согласно закивали и устало улыбались.

— А песни у тебя получились хорошие, — Юля потрепала меня по голове и добавила:

— Тебе бы подучиться и можешь вырасти в хорошего композитора-песенника. Но песни уже сейчас надо исполнять и, я уверена, мы с Володей сделаем их популярными! На свадьбах и поминках петь будут!

Все засмеялись. Ну, разве что, кроме Завадского и Лехи.

Я тоже посмеялся со всеми и, мило так оскалившись, ответил:

— Юль, если что, тексты зарегистрированы в ВААПЕ, поэтому мораль сей басни такова: сегодня из-за своей жадности вы выбрали судьбу всю жизнь лабать в кабаках, а был шанс стать звездами советской эстрады.

Я отошел от опешившей девицы к "кухне" Роберта и щелкнул ногтем по одной из тарелок, металлический звон поплыл и растаял в гробовой тишине:

— Как говорят в такой ситуации: раз работа оплачена и исполнена, то "спасибо" и вы с Владимиром свободны…

Загрузка...