РЕФЕРЕНС. Часть вторая: ’Дорога к цвету’

Глава 8. Головокружение от успехов

— Это очень плохая идея, — говорю я, глядя, как Калидия надевает оболочку.

Слово «надевает» плохо подходит для этого процесса. Обнажённая девушка прижимается грудью к броне, как будто пытаясь её обнять, та раскрывается в ответ и не то втягивает её в себя, не то растекается по ней… В этом зрелище есть что-то отвратительно-привлекательное, извращенно-сексуальное. Совершенное юное тело и чёрная гадкая хрень — как на средневековой фреске «Соитие со диаволом». Стоящая рядом Алиана начинает глубоко дышать, не сводя глаз, а я стараюсь игнорировать.

— Вы и в прошлый раз так говорили, — возражает Калидия уже не своим, а искусственным голосом.

Мне периодически кажется, что оболочка за неё не только говорит, но и думает. Эта штука любит кровь. Чтобы в этом убедиться, достаточно увидеть, как жадно она поглощает попавшие на неё капли. Может быть, поэтому владетели предпочитают мечи? Башка долой, кровища фонтаном, просто праздник какой-то…

— Один известный в нашем мире человек написал статью «Головокружение от успехов». Так вот, у тебя сейчас именно оно. То, что тебе удалось вчера устроить резню, не означает, что этот фокус получится повторить.

— Врага надо уничтожать!

— Врага не надо считать глупее себя.

— Они просто наёмники!

— Напомню, — сухо сказал я, — что всего месяц назад одни «простонаемники» играючи смешали с говном гвардию самого крутого владетеля Креона, а другие «простонаемники» вытащили его самого и его семью, не дав им сдохнуть. Вчера эти ребята облажались, но будь уверена, урок усвоили.

— Ты старый трусливый старик! — разозлившись, привычно перешла на «ты» Калидия. — Не мешай мне и, может быть, уцелеешь.

— Кали, дорогая, ты несправедлива, — сказала осторожно Алиана. — Михл старый, но совсем не трус. И он знает, о чём говорит. В конце концов, он и сам наёмник.

— Наёмники просто товар.

— Я стажёр-медик в частной военной компании, — напомнила Алька. — То есть, наёмник.

— Поэтому, девочка, твоё мнение ничего не стоит. Оставь войну тем, кто для неё рождён!

Развернулась и пошла наверх, будить Багху.

— Ну, ну, не плачь, — обнял я Алиану. — Всем нахамила, всех обидела, топнула ножкой и свалила — в этом вся Калидия. Но сейчас за неё говорила оболочка.

— Вы так думаете?

— Нет, просто тебя утешаю.

— Я серьёзно спрашиваю.

— Если серьёзно, не знаю, насколько сильно они влияют друг на друга. Симбионт — древняя могущественная штука. Но насколько разумная? Он определённо подталкивает носителя к выгодным для себя выборам, но мне кажется, выгоду он понимает примерно на уровне клеща: «Крови, хочу крови!» Может быть, более опытный и психически цельный носитель, вроде Креона, контролирует оболочку лучше, но Калидия и себя-то не контролирует. Я на стену, ты со мной? Или слишком обижена и пойдёшь реветь в подушку?

— Я обижена, и, может быть, пореву немножко, — вздохнула Алька. — Но я с вами.

— Возьми на кухне термос с чаем, — сказал я. — Во избежание обезвоживания.

— Знаете, Михл, — сказала Алиана, — сегодня я готова слушать про свою любовь к Калидии. Настроение отвратительное, хуже уже не станет.

Мы устроились на моём караульном диванчике, замотались в одеяла, девушка успела немного намочить слезами мою разгрузку.

— Тут нет никаких откровений, — признался я. — Всё довольно очевидно, если подумать. Первое — критический дефицит любви. Это общее для всех сирот. Чем меньше любви получает ребёнок в детстве, тем более он уязвим для манипуляций любовью потом. Готов, как бездомный щенок, бежать за каждым, кто его погладит. Та ёмкость души, которую должны были заполнить своей любовью родители, пуста, а природа пустоты не терпит. Ты даже в меня вцепилась, помнишь?

— Вы были добры ко мне, — вздохнула Алиана. — Не травили, не обижали, не были равнодушны. Разговаривали, интересовались, рисовали… Впервые кому-то было не наплевать на то, что я думаю, на то, какая я есть. Теперь-то я знаю, что это просто часть лечения, но тогда…

— Не зная твою биографию, не учёл этот момент, — повинился я. — Поэтому у тебя возник импринтинг. Ты в меня, можно сказать, почти влюбилась.

— Да, — вздохнула Алька, — наверное, вы правы. Но я вообще об этом не думала. Когда поняла, что вы уходите в другой мир навсегда, меня вдруг такая тоска охватила! Хоть с крыши прыгай. Как будто единственного близкого человека лишаюсь. Как представила, что дальше будет только «отчим Родл», чуть не завыла. Решила — хоть тушкой, хоть чучелком, а с вами.

— Это и есть импринтинг, — кивнул я. — Так птенцы некоторых птиц принимают за маму первый движущийся объект, который увидят, вылупившись из яйца. А ты вцепилась в первого, кто просто отнёсся к тебе по-человечески. И промахнулась.

— Промахнулась?

— Тебе семнадцать, возраст сильных и ярких чувств, за которыми надо обращаться не к пожилому циничному мужику, а к сверстникам. И тут появляется Калидия.

— Ну да, — вздохнула Алька и шмыгнула носом.

— Она идеальный объект. Во-первых, очень красивая — ей легко восхищаться. Во-вторых, очень несчастная — её хочется поддержать. В-третьих, сильная и гордая, девушка-воин, девушка долга, готовая пожертвовать собой ради великой цели. Такой ты в мечтах видела себя, верно?

— Да, пожалуй, — согласилась Алиана. — У нас в истории есть легендарная девушка-полководец, которая возглавила городское ополчение, когда напали враги. Я, пока была маленькая, думала: вырасту — буду как она! Калидия даже похожа на портрет из учебника.

— Надо полагать, кончила она плохо? — предположил я.

— Да. Стала слишком популярной, её обвинили в попытке мятежа и казнили.

— Обычная концовка для таких историй. С выживаемостью у «сильных гордых женщин» так себе. Но вернёмся к Калидии. Всё совпало — она твой идеал женщины. Ты травмирована сексуальным принуждением и не хочешь быть с мужчиной, при этом у тебя высокий гормональный уровень и хочется секса. Ты выросла в женском подростковом коллективе и наверняка сталкивалась с однополыми отношениями.

— Да, некоторые девочки… Это было запрещено, но случалось.

— Все хотят любви и находят её, где могут. В общем, ты была обречена влюбиться в Калидию, просто потому что ты была готова к любви, а она оказалась единственным подходящим объектом в пределах досягаемости.

— Это звучит как-то…

— Цинично?

— Да.

— Извини. Ладно, она действительно умна, красива и доминантна. То, что нужно для такой девушки, как ты. Восхищаться, подчиняясь, — твоя модель отношений. Она сформирована воспитанием, стыдиться тут нечего. Если бы ты могла восхититься Родлом, он не знал бы любви вернее твоей.

— Фу, скажете тоже! Он противный, толстый и плохо пахнет! А ещё, как я теперь понимаю, не очень умный.

— Калидия умнее?

— Да, — твёрдо сказала Алька. — Её иногда заносит, но она умная.

— Иногда? — скептически уточнил я.

— Часто. Часто заносит. Но я верю, что мы с этим справимся. Просто вы не всё про неё знаете. Она… Разная. Бывает очень грубой, но потрясающе нежна в постели. Говорит обидные гадости — а потом плачет и просит прощения. Может сутками дуться и не говорить ни слова, а может часами рассказывать интересные истории, от которых не оторваться.

«Биполярные формы депрессивного расстройства», — припомнился мне заголовок из учебника. А ещё: «Интроективные варианты депрессии, при которых человек считает себя недостойным любви и уважения». Я не специализировался на психиатрии, но базовый курс педиатрам читали, потому что подростки по депрессивным расстройствам группа риска.

— Она отталкивает тебя не потому, что считает недостойной, — сказал я неохотно, — а потому, что считает недостойной себя. Это называется «депрессия истощения». Когда кладёшь жизнь на то, чтобы доказать себе и другим, что достойна, то психической энергии на любовь не хватает. У неё нет сил, чтобы ответить полной взаимностью, и она отталкивает, как бы говоря своим поведением: «Брось меня, я плохая, злая! Смотри, смотри, какая я злая!»

— Правда? Вы уверены?

— Нет. Я не психолог, просто рассуждаю, опираясь на жизненный опыт. Запомни — даже если я прав, она не отдаёт себе отчёта в мотивах. Поэтому разговоры «о чувствах и отношениях» не помогут.

— И что же нам делать?

— Честно? Понятия не имею. Чаще всего такие «союзы двух неврозов» протекают бурно, но не долго. И заканчиваются разрывом, тяжёлым для обеих сторон. А иногда и трагедией. Я, собственно, поэтому и завёл разговор — не выясняй отношения, когда Калидия в оболочке. Она потом ужасно раскается, но тебе это уже не поможет, а я, увы, исчерпал лимит на оживление мёртвых девочек.

— Вы говорите ужасные вещи, Михл!

— Потому что я старый злобный мудак? Циничная сволочь, которую никто не любит? — припомнил я с усмешкой наш давний разговор.

— Нет, простите. Вы правда хотите помочь. Но я справлюсь.

— Ты сильная девушка, — согласился я. — Но это редко приносит счастье в личной жизни. Ладно, поставим разговор на паузу до прояснения обстоятельств. Надеюсь, что предмет беседы ещё существует — Калидии давно пора бы вернуться…

Калидия не вернулась. Мы просидели до утра — Алька засыпает, пригревшись на моём плече, тревожно подскакивает, проснувшись:

— Ещё нет?

— Нет, спи.

— Я не сплю! — и засыпает снова.

Может быть, пару раз задремал и я, но старикам надо меньше сна. Когда окончательно рассвело, мы признали, что всё плохо.

— Калидия убита или попала в плен, — сказал я Анахите. — Не знаю, что хуже.

— А Багха? Как же моя Багха? — заволновалась Нагма.

— Багха тоже не вернулась.

— Мы должны её найти! — решительно заявила она. — Как девочка, которая искала котика!

Калидия её волнует меньше, Нагма её не очень любит и упрямо называет «худая-вредная», хотя девушка уже вернулась к нормальному весу.

— Я тоже за разведку, — сказал я. — Боевая единица из меня сомнительная, но хотя бы попробую выяснить, что случилось.

— Я с вами! — тут же заявила Алиана.

— Ни в коем случае, — решительно осадил её я. — У меня хотя бы боевой опыт, а ты будешь балластом.

— Я знаю горные тропы! — сказала Анахита. — Могу проводить.

— Прекрасно, постарайся описать их словами или попроси Нагму нарисовать. Но со мной ты не пойдёшь, у тебя дочка, ей нужна мать.

— Знаешь, — сердито сказала Анахита, — дедушка ей тоже пригодится. Ты за месяц сделал для неё больше, чем… неважно кто за всю её жизнь.

— За меня не волнуйтесь, я старый, а значит, осторожный. Прогуляюсь, посмотрю и обратно. Если она в плену, может быть, удастся её спасти. Обменять, например.

— На что? — скептически спросила Анахита.

— Понятия не имею. Но что-то же им тут надо? И дело тут не в дочери Креона, потому что владетелю на неё плевать. Она не годится для торга или шантажа, поэтому её ценность относительна. В крайнем случае, сдадим им замок.

— Замок, за девчонку? — удивилась Анахита.

— Нам его не удержать, так что это вариант. Надеюсь, они ещё не узнали, какая тут инвалидная команда засела. Кстати, кто-нибудь видел Берану? Если у неё есть способ командовать Багхой, может быть, есть и способ её найти?

Стали вспоминать, кто, когда и где видел мать Калидии — оказалось, что последними были мы с Нагмой. После того, как она стремительно свалила с нашего портретного урока, никому на глаза больше не попадалась. Анахите пришлось самой и качать воду, чтобы помыть дочку, и притащить из подвала уголь для печки.

Все согласились, что это странно, — Берана всегда была где-то рядом.

Нашлась она в своей комнате, где просто лежит на кровати, глядя в потолок.

— Берана, ты не спишь? — спросил я, чувствуя себя весьма неловко.

Не знаю даже, она вообще спит? Женщина повернула ко мне голову — глаза открыты. Что-то в ней неуловимо изменилось.

— Берана, я не могу приказывать, я не владетель и вообще тебе никто, но Калидия попала в беду. Не знаю, значит ли она что-то для тебя, и что вообще такое теперь «ты», но, если можешь чем-то помочь, — я прошу тебя, помоги. Она ушла с Багхой, я собираюсь её искать. Сможешь подсказать, где? Может, на кисе есть маячок?

Женщина встала и принялась молча одеваться. Сбросила домашний наряд, продемонстрировав, что кибернетизация не испортила фигуру, надела защитного цвета штаны, майку с длинным рукавом, тёплую кофту, куртку, натянула высокие ботинки. Всё это со склада, я там видел походное шмотьё. Не думал, что Берана запаслась.

Я направился за ней, следуя вниз по лестнице. На складе женщина открыла один из «невскрываемых» сейфов — просто потянула за ручку, и он открылся. Я не успел подробно разглядеть содержимое, но кажется, там оружие. Вытащила два шлема. Один напялила себе на голову, другой протянула мне.

— У меня свой есть, — сказал я, но она сунула его мне в руки таким настойчивым жестом, что я не стал спорить. Может, у них по уставу так положено — всем в одинаковых касках ходить.

Берана закрыла сейф и уставилась на меня с ожиданием.

— Чего?

Женщина постучала себя пальцем по шлему. Я вздохнул и надел тот, что она выдала мне. На прозрачном забрале ярче проступили контуры предметов, стало лучше видно в тенях, а ещё на лестнице появилась стрелка вверх.

— Так ты собираешься со мной в горы? — догадался я наконец.

Берана молча пошла по ступенькам. Я подёргал ручку сейфа — опять закрыто. Вот чёрт.

Я зашёл к себе в комнату за разгрузкой, броником и автоматом, потом на кухню — собрал сухпай и взял воду, надел тёплую куртку, тоже взятую из складских запасов. В общем, провозился прилично, но, когда вышел на улицу, увидел, что Берана терпеливо ждёт меня во дворе.

Первую пару километров я бодрился, несмотря на нарастающую боль в ногах, но потом плюнул на своё абсурдное джентльменство и отдал рюкзак женщине. То есть, киборгу, конечно. Женщине было бы некрасиво, а киборгу как бы и ничего.

Берана прёт в гору, как реактивный трактор, а у меня мышцы ног превратились в ноющий кисель уже на втором подъёме. Сердце колотится, в глазах темнеет.

— Да стой ты, горный локомотив, — не выдержал я, — мне надо передохнуть. Я старенький, я ж кони двину.

Женщина остановилась, огляделась, села на камень.

— Не простудишь себе чего-нибудь? — я пощупал камни, они ледяные после ночи, только что иней сошёл.

Я-то предусмотрительно прихватил с собой каремат-поджопник. Берана, разумеется, ничего не ответила, да я и не ждал. Уселся, достал блокнот, карандаш, стал набрасывать скетч портрета. Надо отдышаться минут двадцать.

— Может быть, тебе там и нечего простуживать, — говорю с ней, как с сидящей кошкой, не ожидая ответа. — И очень, кстати, жаль, потому что женщина ты красивая. И дочке твоей, если мы её найдём, очень бы пригодилась мать. Потому что таращит её уже совсем не по-детски, комплекс на комплексе сидит и психозом погоняет. И куда они её загнали прошлой ночью — один Ктулху знает. Ктулху и, я надеюсь, ты. Что скажешь, женщина-паровоз, ты знаешь, куда мы идём, или наугад меня в горы тащишь?

На визире моего шлема зажглась стрелочка, показывающая направление. Кстати, отнюдь не на кыштак.

— О, ты меня понимаешь, отлично, — кивнул я. — И далеко нам ещё?

Стрелочку сменила карта. Очень схематичная и крупная, но привязаться к местности можно.

— Спасибо, сразу бы так. Моим темпом долго ковылять, но не так далеко, как я боялся. Вряд ли ты сможешь объяснить, откуда тебе известны координаты, да?

Карта погасла, на её месте проявилась простенькая картинка со злым шипящим котиком.

— Ого, тут и стикеры есть? — удивился я. — А, стоп, торможу. Это же Багха, да?

Надо же, у нас есть канал коммуникации. Слабенький, но лучше, чем ничего. Философский вопрос «А с кем именно я сейчас коммуницирую» оставим на потом. Надеюсь, это настоящая Берана подаёт мне сигналы в узкую щёлку, которую удалось проковырять в блокировке. Но вполне может быть, что это какой-нибудь резервный технический протокол обмена для киберов, как-то совмещённый с интерфейсом шлема.

— Значит, я был прав, в ней маячок. Логично. Животное редкое, уникальное, краснокнижное. Дорогое, опять же, наверняка. За ней глаз да глаз нужен.

Я разговариваю и рисую, но референс не всплывает. Такое ощущение, что в рисунке не хватает чего-то важного. Увы, я все ещё бесполезен. Печаль.

— Прости, Берана, — вздыхаю я. — Мироздание перестало смотреть моими глазами, и я его понимаю. На кой черт ему глаза подслеповатого старика? Так что пойдём потихоньку дальше. Будем делать, что можем, и будь что будет.

Сложнее всего встать, разогнуться, сделать первые пять шагов. Икроножные и бедренные мышцы как будто били палками до онемения, и вот это онемение отходит, и приходит боль. Но если её перетерпеть, то втягиваешься и идёшь дальше. Шаг за шагом. Тогда ноги отпускает, и начинает болеть спина. Бронежилет как будто весит тонну, мышцы постоянно напряжены, компенсируя вес боекомплекта в нагрудных карманах нагрузки, автомат перекашивает набок. Раньше я так мог идти весь день, а теперь пара километров — и всё. Пульсация в голове нарастает, каждый шаг отдаётся в затылок…

Хреново быть старым.

— Стоп, Берана, надо передохнуть, — останавливаю я неутомимую киборгессу. — Идти осталось немного, но лучше мы… То есть я, придём отдохнувшими, а не падая с ног. Вдруг война, а я устамши?

Неизвестно, где именно Багха, что с ней, рядом ли Калидия. Вдруг их удерживают в плену? В этом случае мне лучше быть хоть в какой-то форме.

Мы снова уселись на камни — я на каремат, женщина просто так. Достал блокнот, карандаш — отвлекусь от боли в ногах. Только нацелился продолжить, она решительно отвернулась.

— Что-то не так, Берана? Не рисовать тебя?

Женщина кивнула.

— Ладно, в гробу отдохну, пошли.

Багху нашли в пещере. Она глухо рыкнула на меня, но, увидев Берану, посторонилась и пропустила нас внутрь.

Калидия в оболочке — значит, жива. Лежит в выемке каменного пола, рядом несколько мёртвых горных козлов. Горла их разорваны, на полу следы крови. Умная киса поливала оболочку, чтобы та не сожрала носительницу, которая, видимо, без сознания. Сама Багха тоже выглядит пострадавшей — ссадины на шкуре, приволакивает левую заднюю лапу, вмятины на сегментах брони. Похоже, вляпалась наша штурмовая кавалерия. Одна из козлиных туш объедена, значит, кошечка как минимум не потеряла аппетит. Это хороший признак.

Девушку кое-как закрепили на Багхе. Сидеть она не может, просто перекинули через спину, как мешок. Кикатта осторожно выползла из пещеры, аккуратно встала на ноги, захромала за нами. Обратно тащились ещё дольше, чем туда, я вымотался окончательно и еле дошёл. Берана отнесла дочь в спальню и как-то уговорила оболочку раскрыться.

Я ожидал невесть чего — но кроме нескольких больших синяков, уже почти рассосавшихся, заметных травм нет. Похоже, оболочка, получая внешнее питание, лечила носителя. Когда её сняли, девушка почти сразу пришла в себя.

— Ну, что, рад? По-твоему вышло? — это я получил вместо «спасибо». — Ну, давай, скажи своё «Я же говорил»!

— Я же говорил, — повторил я за ней без всякого энтузиазма, осторожно пальпируя травмы.

Гневный пафос несколько смазан тем обстоятельством, что девушка лежит передо мной голая. В этой позе сложно доминировать, хотя она честно пытается.

— Кали, дорогая, как я рада, что с тобой всё в порядке! — суетится рядом Алиана. — Я так волновалась! Я боялась, что ты уже не вернёшься!

— Никто из вас в меня не верил! Неудивительно, что так вышло… — буркнула Калидия.

Ага, это мы виноваты. Кто б сомневался.

— Кали, перестань, — укоризненно сказала Алька.

— Что «перестань»? — подскочила на кровати девушка и, отпихнув меня, прикрылась одеялом. — Конечно, я никчёмная полукровка, в меня вообще никто никогда не верил! Все ждали, что я сдохну при слиянии! А я доказала, что могу выдержать! Я что угодно выдержу!

— И зачем? — спросил я спокойно. — Сиди смирно, не крути башкой.

Посветил фонариком в глаза — реакция зрачков нормальная. Возможно, обошлось без серьёзных травм головы, хотя шишка на затылке есть.

— Что «зачем»?

— Зачем доказывать? Кому доказывать?

— В первую очередь — себе! — заявила она решительно. — Владетель должен постоянно доказывать, что он достоин править!

— Херово, получается, быть владетелем, — посочувствовал я, надевая ей на руку тонометр. — Да не дёргайся ты, посиди спокойно, вон, пульс скачет. Не живёшь, а только право доказываешь. Пока доказал, глядь — уже вперёд ногами несут. Следующий пожалуйте доказывать. Говно, а не жизнь.

— Вам не понять! — гордо заявила Калидия.

— Ну, не понять так не понять, — согласился я. — Голова не кружится, не тошнит?

— Нет! — заявила она слишком резко для того, чтобы это было правдой.

— Как скажешь. Можешь отдыхать. Насколько я определяю в пределах доступных мне методов диагностики, ты практически здорова. Небольшое сотрясение, несколько ушибов мягких тканей. Рекомендую покой, калорийное питание, пить побольше воды, поменьше нервничать и говниться.

— Отстаньте! Не вам меня поучать! — огрызнулась девушка.

До отчёта о боестолкновении Калидия снизошла только вечером. Как я и предполагал, наёмники оказались не дураки и устроили ей ловушку. Когда она прискакала на Багхе в кыштак, никто не стал выскакивать в трусах и палить в темноту. Зажглись прожектора, и из каждого окна открыли огонь. Оболочка выдержала, но пулемёты и гранаты — даже для неё чересчур. Чем-то тяжёлым прилетело в затылок — и, если бы не Багха, то всё. Но киса вытащила потерявшую сознание наездницу из-под огня и уволокла в пещеру. Хорошая киса, умница. Не зря её Нагма гладит и обихаживает во дворе. Вся изнылась: «Багхе сделали больно, бедная Багха, дедушка Док, давай её полечим!» Нашла, блин, ветеринара.

Выдали кошечке баранью тушу и тем ограничились. Надеюсь, само заживёт.

— Калидия злая, — сообщила мне Нагма, устроившись на кровати для вечернего урока.

— Она тебя обидела?

— Меня — нет. Но она на тебя грубо говорит. Разве можно грубо говорить на старых? А с мамой моей вообще не говорит, как будто её нету. Ни «здрасьте» ей не скажет, ни «спасибо». А мама её кормит! У мамы же вкусный плов, дедушка Док?

— Отличный плов, — соглашаюсь я.

— Чего она тогда, как будто невкусный? Ест, а у самой лицо злое. А ещё красавица! Разве так бывает, дедушка Док?

— Как, почемучка?

— Чтобы красивая — и злая. Вот мама красивая — и добрая. Алька — красивая и добрая. Берана красивая и тоже добрая. Наверное. Мне так кажется. Я думаю, дедушка Док, её просто кто-то заколдовал.

— Берану?

— Да. Как в сказке. Я в детстве читала, пока мулла книжку не сжёг. Там какое-то колдунство случилось, я плохо помню, но у кого-то стало ледяное сердце. А у неё как будто наоборот — все ледяное, а где-то внутри сердце. Настоящее. Я, когда рисую, то его чувствую немножко. Но она сказала, что не надо её пока рисовать.

— Сказала? — удивился я.

— Ну, не то, чтобы сказала… Просто я поняла, что она не хочет. Но не поняла, почему.

— Боится стать бесполезной.

— Как человек может быть бесполезным? — удивилась Нагма. — Даже ты, совсем старый, и то полезный. Учишь меня. А она ещё не очень старая и такая сильная! От неё много пользы — она воду качает, уголь носит. Люди не могут быть бесполезными! Они же люди! Если Аллах дал родиться, то это не зря, потому что Аллах ничего зря не делает.

— Надо бы это Калидии рассказать, — улыбнулся я. — А теперь берись за блокнот, попробую тебе объяснить про умножение…