Глава 21

Талик правильно подозревал, что хват за нос при каждом витке реализации и его детские воспоминания тесно связаны. Эльф всё-таки расщедрился и выдал не такую уж страшную тайну. Потапченко хватали за палец, потому что у Клопомора тоже были воспоминания: младший брат, который цеплялся за его мизинец в далёком непопаданческом прошлом. Рассуждения конвоира о том, какой всё-таки замечательный парень этот маг, Талик пропустил мимо ушей. Жаль, что самую главную тайну — откуда Охотники знают, кого и как хватать — эльф так и не раскрыл. Но и Талик не стал болтать лишнего. Попаданец попаданцу — друг, товарищ и брат. Потапченко гарантировал, что блохи выведены раз и навсегда. А на вопрос: «Так клопов и тараканов тоже можно… навсегда?», — хитро подмигнул. Вот так вот. Кто же лишит себя стабильного заработка? Знай наших!

Лечебный эффект стихотворного творчества эльфа вполне устроил, поэтому он наверное и расщедрился на объяснение. Маг теперь мог морить всякую нечисть, не испытывая припадков отвращения и страха. Одним радостным работником в Мутном Месте стало больше. Стоило ли стараться? Талик-то думал, что Клопомор после излечения от тараканофобии развеется как дым, а вышло нечто невразумительное. Никакого перевоплощения как у хоббитов или оловянного дракона. Совсем аборигены неумные. Отвалили за труды без малого стоимость хорошего двуручника. Надо же — только за то, чтобы какой-то попаданец мог живого таракана прибить непосредственно тапком, а не магически с расстояния в пару метров. Щедро, но глупо.


С Потапченко расстались у посёлка демонов. Местное население, крылатое и рогатое, грустное и испуганное, но видимо не вконец обедневшее, выслало к бывшему орочьему притону делегата на предмет найма мага-санобработчика. Потапченко остался в посёлке работать по специальности, а Талик имел возможность посмотреть с холма на своих читателей, покидавших дома перед массовым мором. М-да…

Ни один ад не мог похвастаться таким разнообразием демонических форм жизни. И что читатели за народ такой? Вроде бы описания демонов были вполне ясными и не очень разнились у самого Талика и прочих авторов, но реализованные наплодили из самих себя таких персонажей, каких писатель Золотов себе никогда не представлял. Крылатыми были почти все, но в разной степени. А вот по типу рогов можно было классификацию составлять. И витые, и прямые, и загнутые — каких только не было. Парочка чертовок пробудила было Гогруля, но остальные сущности быстро пресекли его желание завести знакомство. О демонессах Талик не писал, так что эти читательницы-попаданки обладали неизвестными ему свойствами натуры. Вряд ли они сильно отличались от Геллы, а проверять лишний раз, насколько они разные, как-то не хотелось. Еле от одной такой натуры избавились.

— От демониц лучше держаться подальше, — вещал Бормотун. — Они все вроде Витольда, а он у нас буйный.

— И коварррный, — подтвердил демон. — Всё равно нам на девок как-то не везет даже с Горгулём. Вот, няшки кавайные предпочитают гламурных, но я больше не хочу отращивать перья, чтобы им нравиться. Да и мне они как-то не очень…

— Вампирши, — Бутончик мысленно скривился, выказывая полное неприятие особей одного с ним вида, — кровью питаются. Наверное.

— Совсем другое дело — волчицы! — Радостно прорычал Витас. — Ласковые, преданные…

— Уймись! — Витольд от возмущения стеганул хвостом. — Одной твоей мокроносой любви позарез хватило!

— Невесты эльфов на нас не западут. Для них уши отращивать придётся и рога скидывать, — перечислял Талик, — наглые попаданки в бронелифчиках хуже демониц, тёмные эльфийки мечтают о гаремах в сотню мужиков, и что нам остаётся?

— Всё правильно остаётся, — заявил Бормотун. — Талик, ты хоть в одном романе сводил героя попаданца с попаданкой? Нет, — сам же и ответил маг, — не сводил. На тебя, то есть на нас распрекрасных, всегда западали местные не менее распрекрасные жительницы других миров. Настоящие эльфийки, настоящие вампирши и даже парочка богинь. А здесь кто?

— Наши здесь, — согласился с магом Талик. — Или малолетки, или недобравшие большой и чистой любви тётки, обчитавшиеся таких опусов, что держись!

Сразу вспомнились и типичные героини-попаданки и типичное же развитие сюжета. Весь роман тянулись, как водится, сплошные взаимные страдания-недопонимания и хождения вокруг да около финальной койки. Ах, как он её любит, ах, как он умереть за неё готов, ах, как он почти чуть-чуть совсем не умер, ах, она и не догадывалась о его «чувствах-с» и тайно его любила. И койки той на пару абзацев, а уж в этой паре абзацев… два варианта: или «в голове как будто взорвалась звезда» или «в животе как будто порхали бабочки». К астрономическим подвигам Талик тяги не испытывал, а энтомологией был сыт по горло. Значит, с Геллой ещё повезло. Лучше уж нахальная демоница, чем прелюдия на триста страниц с выкрутасами.

А мужики-герои? Ни в одном мужском образе из женских романов Талик себя не представлял. Он вообще себе ничего подобного не мог представить так, чтобы в это захотеть поверить. Знать-то он знал: женщины чаще всего хотят невозможного. Невозможное можно сочинить и описать, примерно как коммунизм в теории. Но воплощать… Интересно, если бы мужики и впрямь стали похожи на те типажи, над которыми умильно вздыхают читательницы, какая роль досталась бы лично ему? Такая роль, чтобы не слишком сильно пострадать психически?

Тысячелетний эльф неземной красоты, сражённый богатым внутренним миром «Дуньки-с-мыльного-завода». Увольте! Эльфов Талик и так на дух не переносил. А эльф-маразматик не годился даже для ощущения «как кость в горле». Скорее уж, как «гвоздь в печенку».

Романтичный демон с кристально чистой душой, в которую надо капнуть дёгтем для порядка, чтобы отличать себя от ангела хотя бы по пятницам… Нет, моногамное порхание вокруг одной барышни пусть другие демоны практикуют.

Всесильный маг, балдеющий от рассказа об электричестве и требующий дать попаданке учёную степень за знание таблицы умножения. Не-а. Роль такого мага лучше всего сыграют артисты-попаданы. Сверхталантливые.

Ну и самый-самый сладкий герой — эльф тёмный, забитый матриархально настроенными тётками с плётками. Эдакий ельф- весь из себя отважный воин (обязательно отважный и виртуозно владеющий двумя мечами), который за один «чмок» и ласковое слово будет пластаться перед героиней через две строки на третью. Интересно, хоть один такой раритетный извращенец в Мутном Месте имеется? Если — да, то очередь на него расписана на пару тысяч лет вперед.

По всему выходило, что оправдать чаяния здешних дам ни одному попаданцу не светит. Верно Бормотун заметил: женский контингент Мутного Места жаждал реализации своих мечтаний, которые напрочь не сочетались с мечтаниями мужской части попаданческого населения и Талика в том числе. Писатель Золотов вспомнил зеленоглазую эльфийку-ментала и вздохнул. Где теперь та эльфийка?

— Непруха. — Подытожил Витас.

— Это как посмотреть, — проворковал Горгуль. — У нас, между прочим, писатель имеется. Ельфей в хоббитов превращает, тараканов из магов изгоняет как знатный экзорцист. Вот пусть и приворожит какую-нибудь попаданку, заодно подправив её натуру. План «Пигмалион и Галатея». Опять я за вас думать должен? — Брюзжал герой-любовник.

Идейка казалась вроде бы неплохой. Даже стало как-то жаль, что Гелла рано сбежала. Самый подходящий образец был, на котором можно попробовать. Но опять-таки, конвоир наверняка вмешался бы и не дал…

— Девок портить, — закончил мысль Талика Витольд. — Силь лучше даже не пытаться трогать творчеством. Ушастый прибьет за эксперимент.

— Бежать надо, чтобы экспериментировать, — не слишком уверенно промыслил Бутончик. Он всё никак не мог подсчитать, что выгоднее: работать легально, благо гонорары здесь за целевую литературу замечательные, или завести бизнес теневого чтива с риском отправиться на остров, но, в обмен на неспокойную жизнь, получить воплощение всех желаний.

— Улететь замаскировавшись, — предложил Витольд. — Талик, сочини нам ещё одну сущность. Богатырскую по внешности. Чтобы когда приземлимся, затеряться в толпе героев.

Талику метания сущностей порядком надоели.

— «Галатей» лепить не интересно. Пусть Горгуль с магом соблазняют аборигенш. Заодно посмотрим на что наша магия годится, — поставил писатель перед сущностями сверхзадачу. — Оторваться от конвоя… пока можно только мечтать. Учуют виток реализации и схватят за нос, отследят по платёжной татушке, опознают по слепку ауры, знать бы ещё что это такое, — перечислял Талик сложности на пути побега. — И хватит меня туда-сюда дёргать. То дворец, то побег, то слепите им богиню из выпускницы заборостроительного колледжа! Надоело. Мы тут без году неделя обретаемся. Почти ничего толком не знаем. Посидим на одном месте, поработаем, подкопим наличность, заведем нужные связи… тогда и подумаем. В любом случае, чтобы бежать надо усыпить бдительность охраны, а значит — выждать. И выжидать придётся долго.

— Бдительность… — Горгуль был как всегда вальяжно-пренебрежителен и никаких сложностей замечать не хотел. — Баська хоббитов пасёт, а конвоир ничего вокруг не видит кроме своего длинноухого недоразумения.

Спорить с Горгулём Талик не стал. Видит конвоир или не видит, а еже ли что случится, бегает Нальдо очень быстро. Проверено.


Отряд двигался по дороге прежним порядком. Эльф усадил в седло перед собой Силь и постоянно с ней шептался. О чём можно столько времени болтать? Баська и хоббиты плелись позади шагом. Дорога угнетала однообразием. В романах было как-то всё бодрее и интереснее. Каждый герой любил куда-нибудь ехать, за каждым поворотом ждали приключения. Оказалось, что приключения не всегда пасутся вдоль дорог, а созерцать сосны-ёлки или хвост чужого коня осточертевает уже в первые три дня. Уныло.

Демон любезно почесал общий затылок своим хвостом и предложил:

— Надо бы для начала регулярно летать. Какое-никакое, а занятие. Демоническая разминка.

— И вампирическая, — поддержал Бутончик.

— Невысоко, недалеко, так чтобы эльф привык к летающему…нам, — вставил Витас.

— Да, тренировка взлёта-посадки не повредит, — согласился Бормотун.

— А я посплю. Уработался, — нахально заявил Горгуль и напрочь перестал ощущаться как сущность.

— Наль! — Писатель Золотов окликнул остроухого. — Я, пожалуй, разомну крылья.


Нальдо натянул поводья. Золотов как всегда встрял не вовремя. Свойство у него такое, что ли? Только было уговорил Сильмэ поделиться закрытой информацией, а попадану полетать приспичило. Ну и пусть летает. Лес здесь вокруг густой и продолжается ещё на пару дней пути во все стороны. Разве что посёлок Крылатый недалеко. Кроме как на дорогу приземляться некуда. Да и не дурак же писатель, чтобы попытаться сбежать.

— Ладно, разминайся, — разрешил Нальдо.

Сильмэ всё-таки сочла нужным напомнить:

— Сделай ему привязку по высоте вдвое, а то все ёлки пересчитает. Но и слишком высоко не отпускай, а то мало ли что…

Ну, надо же! А то он сам не сообразил бы, что надо отпускать попадана выше ёлок. Нальдо списал напоминание Сильмэ на начальственный инстинкт. Но вдвое… Не слишком ли? Не возомнит ли демонический писатель, что у него в контролируемой реальности Мутного Места имеются возможности как в небе обычного мира?

Эту мысль Нальдо и озвучил. Но прекрасное начальство не усмотрело ничего опасного в будущих попаданских восторгах.

— Пусть радуется. И отпускай его чем выше, тем лучше. А то он постоянно пытается подслушать, о чём мы говорим.

Золотов-Зольников уже не подслушивал. Он удалился в подлесок рядом с дорогой и переодевался. Вполне разумный подход для того, кто считает, что лишний вес в полёте — помеха. Но рассказывать попадану, что его полёт — реализация желания, которая не имеет отношения ни к весу, ни к аэродинамике его бычьих рогов, Нальдо не собирался. Хочет летать полуголым — на здоровье.

Попадан появился из леса в шортах, бывших когда-то штанами, и в сапогах. Голый торс писателя украшал только нелепый сверкающий ошейник. И зачем ему ошейник-ожерелье против блох на груди, если шерсть в основном — на ногах?

— Надеюсь, я никого не смутил? — Поинтересовался явно довольный своим видом Золотов.

Попадан складывал-расправлял крылья, напрягал мускулы, поворачиваясь и в фас, и в профиль. Заинтересовались им только хоббиты. Баська клевал носом и не собирался отвлекаться от приятной дрёмы, раз уж случилась остановка.

— А должен был смутить? — Нальдо передалось приятное расслабленное состояние Сильмэ и частично — дремота Баськи. Но упустить возможность и не пройтись по дикой внешности попадана он всё-таки не смог, раз уж подопечный сам напрашивался на комплимент. — Полуволк, полуминотавр. Египетский, судя по украшению, румынский, судя по крыльям Дракулы. Исходя из цвета-света глаз — радиоактивный. Но мы уже привыкли, красавец ты наш. Лети! А приземляться лучше впереди на дороге, чтобы я тебя видел, сокол мохнатый.

Ценный писатель нисколько не обиделся. Ничего его не берет. Вроде бы не совсем уж пропащий попадан, но совершенно не понятно, чем ему нормальная человеческая внешность не угодила?

Пока Нальдо размышлял над загадочной попаданской натурой, Золотов взгромоздился на своего мерина как на стартовую площадку, растопырил ноги, чтобы не зацепиться когтями за стремена, и захлопал крыльями. Взлёт получился вполне быстрый и вертикальный. В три взмаха писатель ввинтился в синее осеннее небо. Снизу он смотрелся ещё нелепее, чем на земле. Мохноногий мужик в сапогах плавно как листок кружил на фоне редких облаков и радостно ухал.

— Нет, не сокол. Филин, — исправил прежнее определение Нальдо. — Силь, так, что там за идея была такая с жеребцами и драконами, — вернулся он к прерванному разговору и тронул коня.

Ползун Золотова покорно плёлся следом, но Баська как назло сократил расстояние. Ещё один любопытный. Нарушать инструкции при Баське Сильмэ не станет. Нальдо дал знак напарнику задержаться. Баська обиженно засопел, но лошадь придержал.

— Я же сказала, ан-Амирон, — Силь не сдавалась, — это закрытая информация.

— Как она может быть закрытой, если касается попаданов?

— Конкретно в том произведении, где фигурируют одраконенные единороги-жеребцы, никаких попаданов нет. Значит, по данному слепку личности никто не реализуется.

— А в других романах того же автора попаданы, значит, есть?

— Есть. — Сильмэ нахмурилась. — Я же называла имя. Ещё не ознакомился?

— Частично, времени не было изучить подробно, — честно сознался Нальдо, но продолжил гнуть свою линию: — Типичное попаданство с явно выраженным уклоном в любовный роман. Присутствует зацикливание на особенностях женской физиологии. Я бы даже сказал, что имеется проекция комплекса автора на героиню романа. Вполне типично. Но без коней. И всё-таки я настаиваю… Зная, как далеко заходит в своих фантазиях автор, можно оценить силу воздействия на читателей и её направленность в будущем. — Как Охотник Нальдо знал, на что давить. Наверняка СовБезникам именно по этой причине и пришлось читать то, что не относилось непосредственно к попаданству. Читатели-то если возьмутся за любимого автора, могут и совместить кое-какие образы из прочих произведений, пусть и не о попаданах. — Я же не прошу пересказывать всё в подробностях!

— Всё? Гм. — Сильмэ даже вздрогнула. — Нас по прочтении этого… этого опуса отправили в отпуск на двадцать дней с посещением психокорректоров раз в три дня.

Нальдо даже присвистнул. Разве можно так разжигать любопытство? Это что же такое могла понаписать дама с Изнанки, если после её романов СовБезники залечивают душевные травмы?

— Силь, ну, хотя бы в общем?! Как забеременели жеребцы?

— Единороги! Внутриутробно. То есть, врождённо. Родились беременными. — Информация пусть по капле, но начала просачиваться. Дело сдвинулось.

Единорога было заранее жаль. Двух единорогов. Родиться с таким грузом…

— Бедные животные.

— Оборотни, — добавила Силь ещё одну подробность.

Оборотни в корне меняли дело.

— Тогда в чём проблема, и почему они беременные, раз они оборотни? — Нальдо пока не понимал, как при таком положении дел кого-то могли по прочтении отправить во внеплановый отпуск. Оборотни драконолюди, на его взгляд, были куда как менее приемлемы, чем оборотни-животные. Одно мифическое существо превращается в другое существо не менее мифическое. — Главное, чтобы коню не пришлось дракона физически рожать. Так, почему они беременные, если — оборотни?

— Потому что драконы у них внутри растут. — Сильтаирэ окончательно сдалась. — Ладно. Излагаю кратко. Условие роста дракона — никаких интимных отношений между героями.

— А кони, то есть, единороги-жеребцы хотят интимных отношений? Между собой? — Дело попахивало вывихом мозга.

Сильмэ вздохнула и выдала очередное пояснение:

— Один из героев — женского пола. А герои мужского пола очень даже хотят. И героиня тоже хочет. Но нельзя. А то дракон умрёт. И у неё умрёт, и у него умрёт. Почему умрёт — не понятно. Так автор решил. Нам предложили единственное разумное объяснение: возможно повреждение зародыша, если состояние «дракон внутри» сродни беременности. Ан-Амирон, я же предупреждала. — Сильмэ перешла на шёпот, несмотря на то, что Баська с хоббитами приотстал и слышать уже ничего не мог. — Эти… жеребцы… в общем, они эльфы. А уже потом единороги. А когда драконы у них внутри вырастут, то — ещё и драконы. Вот такие эльфы-оборотни. Попробуй отнестись к фантазиям автора… философски.

Нальдо почувствовал, что философия погибла в зародыше, а у него зарождается жгучее желание, которое вряд ли когда реализуется — побеседовать с автором. Эльфа! В лошадь! Рогатую!

— Внутри эльфа… — попытка представить внутри себя целого жеребца или превращение в жеребца потерпела крах, — единорог. Ещё глубже — дракон, который заведомо больше и единорога, и эльфа. Ну, ладно, — Нальдо старался понять логику совмещения и продолжил размышлять вслух: — в России всегда любили запихнуть что-нибудь во что-нибудь и спрятать поглубже. Ещё один укоренившийся образ. «Матрёшка». Но эльфы-матрёшки, да ещё и в порядке обратного размера… Умопомрачительно. А девушка-кобыла, она тоже эльф?

— Смешанного происхождения. И она любит этих эльфов-оборотней-единорогов-драконов.

— Любовный треугольник?

Нашлось хоть что-то типичное. Героиня, которая мечется между двумя влюблёнными в неё героями и не знает, кого предпочесть — очень даже популярный сюжет. Сплошная романтика. По крайней мере, пока героиня мечется в образе девушки. Хотя от изнаночников можно чего угодно ожидать. Может, их и разумная кобыла устроит вместо девушки? Во всех их сказках животные умны и разговорчивы, как таракан Чуковского. Или недавно помянутый Сивка-Бурка. Не говоря уже о поцелованной лягушке-царевне-оборотне. Тысячу раз прав Баська — сплошные образы из детства и неизжитый инфантилизм.

Нальдо вполне мог понять наличие любовного треугольника, но никак не мог уразуметь, зачем превращать представителя его народа в рогатую лошадь или большую крылатую ящерицу. Прочих писателей и читателей раньше и однокомпонентные эльфы устраивали. Так и до волкоэльфов недалеко, а там и эльфорыбы подтянутся. Вот, кстати…

— А как этот зверинец вообще попал в эльфа? В двух. И в девушку. Заразились, что ли?

— Наследственное, — скупо пояснила Силь.

— Ага… Наследственное. — Ан-Амирон не счёл возможным спрашивать у прилично воспитанной Сильтаирэ, как в эльфийскому роду мог появиться рогатый конь. Ящер — тем более. — Значит, любовный треугольник. Как я понимаю, это и есть основная линия повествования?

— Не треугольник… — Сильмэ замялась, — а любовная пирамида.

— Это как? — После всего услышанного уже не хотелось строить собственные предположения.

— Кхм. Эхм, — Силь запнулась, подбирая слова, — пирамида, это когда героиня, так и не выбрав одного, выходит замуж за двоих. Никакого треугольного конфликта. Официальный тройственный союз. Все счастливы. И чтобы больше вопросов не было, Нальдо, я уж сразу поясню… Как бы это объяснить… В общем, объяснить это невозможно, но героиня всё-таки пережила к финалу повествования эксперимент по лишению её девственности двумя мужчинами… синхронно.

— О! — Нальдо почувствовал, что словарный запас у него стал как у Баськи, но всё-таки отыскал ещё пару слов. — Как? Зачем?

— Чтобы никому из двух мужей не было обидно, — вполне буднично пояснило прекрасное начальство. — А как… Да вот как-то так… Эм-м… В тесноте, да не в обиде, в общем. — На этом выводе Сильмэ изрядно смутилась, и больше никаких подробностей не последовало. — Так у меня и родилась идея напугать попаданку единорогом. Беременным. Разумным. Наверное, надо будет ещё раз сходить к корректорам, раз уж это было первое, что пришло мне в голову как самое страшное. Кажется, травмирующий эффект не полностью ликвидирован.

Уточнять, каков был объём любовного романа, и что ещё творили странно беременные существа, Нальдо не рискнул. Наверняка СовБезники знатно отравились подробностями, если эффект до сих пор «не ликвидирован». Не стоит его усугублять ради праздного любопытства. Хотя, жаль, что не удалось узнать обо всех приключениях эльфов-матрёшек. Если уж после длительного знакомства со всеми сторонами попаданской жизни и личины кавайно-яойного существа, Сильмэ кхекает, хмыкает и подбирает слова, значит, изобретательница эльфов-едино…драков и впрямь превзошла всех прочих авторов.

Жуть-то какая — единодраки! Упаси Творец, от встречи с такой реализацией. Совсем недавно еле от «тёмного жреца» избавились. Этот полоумный мечтал полностью реализоваться. Не хватало ему, как он полагал, самой малости: затащить кого-нибудь на алтарь и там обесчестить. Хорошо, что никто не написал о попадании-себя-после-смерти в бога-вуайериста, а то попадану удалось бы задуманное. А теперь того и гляди, глубоко законспирированные кони нагрянут.

Задаваться риторическими вопросами типа: «Как такое можно сочинять?», Охотник Ан-Амирон уже давно перестал.

Писатели Изнанки излагали те любовные приключения своих героев, которые сами хотели бы попробовать, да желающих реализовать их фантазии не нашлось. Или же были настолько не способны интересно писать об обычных чувствах, что завлекали читателей полной необычностью «героических» отношений. И то, и другое следовало бы отправлять в специальный раздел литературы с пометкой «для настоящих извращенцев». Но… Чудна и удивительна жизнь Изнанки! Интимные отношения с носорогом у них — зоофилия, порночтиво и садизм. А с единорогом — фэнтези. Причём, у некоторых авторов пострадавшей стороной может стать и единорог, совсем как та слониха, уколотая ежом. Вот, и пойми изнаночников после этого.

Нальдо достал коммуникатор, открыл личный раздел и следом — подраздел «Способы убийства живых существ реальных и мифических». Помимо оригинальных методов и приспособлений вроде замаскированных самострелов Агаты Кристи, пёстрой змеи Конан Дойла и прочих хитрых штук от мастеров детектива, охотник ан-Амирон фиксировал все варианты смертей и оружие, упомянутые в литературе. Какая бы эта литература ни была. Такая вот коллекция. Каждый имеет право на невинное увлечение. Поэтому в списках, соответственно различным существам, числились и осиновые колья для вампиров, и серебряные пули для оборотней, и холодное железо для эльфов и даже любимый Баськой топор Раскольникова для человеческих старушек. Всё по-честному.

Драконы были «убиты» изнаночниками уже трижды: «Можно убить стрелой — Дж. Р. Р. Толкин»; «Можно убить мечом — тот же автор»; «Георгий Победоносец (религиозное, подвид дракона — змей) — можно убить копьём».

— Я посмотрю, ты не против? — деликатно поинтересовалась Сильмэ, заглядывая в список.

— Конечно, не против. У меня здесь собрание убийственных фантазий Изнанки. Вот, думаю, как обозначить новый способ изничтожения дракона?

— М-да… «можно убить копьём», — прочитала Силь. — «А можно убить…» Знаешь, ты лучше или ничего не пиши, или сформулируй обтекаемо. «Можно задавить в зародыше», например.

Пришлось воспользоваться советом. Оружие так и осталось неуказанным.

— Значит, скоро у нас появятся попаданки нового типа. Ох, кому-то не повезёт их фиксировать, если я верно понял принцип фиксации. — Нальдо убрал коммуникатор и вернулся к профессиональной теме. — Не представляю, как возможно зафиксировать такой… объект.

— Уже появились, ан-Амирон! Четверо. Даже находясь в Мутном Месте, Вы обязаны следить за последними изменениями и дополнениями в проявлении попаданства, — Сильмэ вернулась к роли строго начальства, не иначе в качестве компенсации за нарушение инструкций. — Четверо. В классификацию введен новый основной тип «весталка». Я просто потрясена! Откуда, по-Вашему, в архиве взялся тот самый роман, с которым Вы частично ознакомились?! С неба свалился? Ладно, в Мутном Месте на несоблюдение некоторых правил закрывают глаза, но не разум же отключают!

Да, разум и впрямь отключился. Надо же было ляпнуть такую глупость, не подумав. Конечно, роман менталы считали с согласия уже имеющейся попаданки. Если дело так и дальше пойдёт, надо будет попроситься третьим к хоббитам на кобылу. А Силь поможет ноги привязать, чтобы не свалиться. Позорище…

Нальдо не стал оправдываться, снова достал коммуникатор, открыл архив и углубился в детали классификации «весталка». Детали заставляли задуматься. Неужели подобные фантазии типичны?

— Интересно было бы лично расспросить такую попаданку…

— Тяга к исследованиям? — Силь привалилась к плечу Нальдо и расслабилась. — Уже появилась? В исследовательских центрах Охотникам всегда рады. Мне кажется, у тебя получилось бы. Ты подумай, может, сменишь работу?

Быстро же Сильмэ эмоции меняет. Или местность так действует? Красота, тишина, попадан перед глазами не мелькает, кони еле плетутся. Баська и вовсе в седле похрапывает. Всё-таки хотелось надеяться, что Силь сама по себе такая отходчивая. Но лучше бы она была и забывчивая. Что ни день, то очередной просчёт. Как нарочно. А может, это был намёк? Мол, с твоими усохшими мозгами, ан-Амирон, пора в лаборатории пробирки ополаскивать? Лучше не уточнять.

— Нет, не тяга. Просто любопытно.

Баська вывел носом замысловатую руладу, и сонно пробормотал:

— Бойтесь данайцев, приносящих кошку…

— Что это он? — Силь глянула назад.

— Как обычно всё перепутал. — Нальдо тоже оглянулся на дремлющего напарника. — Соединил данайцев, приносящих дары, и какую-то кошку. Ту, которой нет в комнате, наверное.

Сильмэ зевнула, и сама потянулась как кошка.

— Или ту, которую сгубило любопытство. Писатель там ещё не налетался? Кружит как коршун и кружит…


Да пусть себе кружит, в самом деле… Пусть наслаждается жизнью. Хотя бы потому, что эльфы-единодраки — не его творение. Золотов по сравнению с некоторыми авторами очень прилично выглядел как сочинитель странных образов. Насколько Нальдо помнил его произведения, герой Виталия Петровича на страницах романов хоть и менял богинь как перчатки и вступал в интимные отношения с представителями всех возможных видов, но животных среди них не было. И на том спасибо. Можно зачислять Золотова в отряд детских писателей.

Писатель Золотов не мог слышать мыслей Нальдо, поэтому почти прицельное метание предметов в сопровождающих было ничем иным как совпадением. Предмет упал впереди за поворотом.

— Сапог потерял, — сообщила Сильмэ.

Подъехав к месту падения, Нальдо констатировал:

— Точно сапог. Левый. Хорошо, что не в лес упал, а то искали бы потом полдня.

— Ты рано обрадовался. — Силь наблюдала за хаотичным полётом попадана. — Он запаниковал. Сам бы в лес не рухнул. Да что же этот бумагомаратель творит? — возопило прекрасное начальство.

Нальдо почувствовал возмущение магического фона.

— Не творит. Творится. Виток реализации. Глуши его сверху!


Золотов падал в чащу как подбитая летучая мышь. Нальдо определил место, в которое свалится ценный завербованный писатель почти детской литературы, соскочил с коня и понёсся на своих двоих через густой подлесок.


Начало полёта было прекрасным. Талик стрелой взлетел под облака. Витольд едва не выл от восторга. Витас, который не боялся полёта пока находился на земле, оказавшись в небе, стёк куда-то в позвоночник и даже попытался с перепугу поджать демонический хвост. Борьба за управление хвостом длилась не долго. Трусливый представитель семейства псовых был загнан в глубь сознания совместными усилиями демона и мага.

Бормотун ждал на подхвате, но поскольку скорого приземления не планировалось, принялся комментировать полёт. То ему развороты не нравились, то восходящие потоки воздуха его не устраивали. Демон стремился подняться выше, но Талик был против. Он не ещё до конца изжил боязнь высоты, а высота оказалась изрядной.

Зато, какой вид открывался сверху! Аж дух захватывало. Не так, конечно, как во время полёта на дерижбанделе, но Талик к запредельным ощущениям и не стремился. Зелёное однообразие мира под ногами иногда скрашивалось дальними бурыми пятнами. Что это там — дубовые рощи, или может, прочие пожухлые лиственные леса? Приятнее всего смотрелся посёлок Крылатый на горизонте — лысый бугор размером с шапку и пятна-домишки. Бугор становился всё дальше и меньше. Мухомористо.

За бугром-мухомором тощей плотвой блестела речушка. Красота! Так высоко в небо Талик ещё никогда не забирался. Хорошо, что крылья пока не устали. А то, как бы падать не пришлось. Страшно, однако!

Стоило только подумать об опасности, как нестерпимо заныли лопатки.

— Это потому, что у тебя руки-ноги вниз свешиваются, — поставил диагноз маг. — Ты висишь под нашими крыльями как дохлая жертва в лапах птеродактиля. Надо по воздуху распластаться. Вспомни, ты же видел, как летают на дельтапланах или как на воде держатся, — руководил Бормотун. — Вот такое положение и копируй.

— Идея здравая, — согласился Витольд. — Вертикально мы красиво стартуем, а вот летаем не изящно. Распрямляться надо. Я себя в такой позе комаром ощущаю, а не демоном.

Бутончик сделал вид, что не понял намёка, но возмущаться не стал. Вампиры-то тоже летают поизящнее комаров. Наверное.

Талик старался, как мог. Руки он поднял и худо-бедно в стороны развёл. Но лопатки заболели сильнее, да ещё и плечи ныть начали. Эх, детство золотое, игра в самолетики! Летать, бегая по комнате, было проще.

С руками почти разобрался, но окончательно распластаться по воздуху как по воде не получалось. Раз пять он пытался подтянуть нижнюю часть тела и выпрямить спину. Ноги упрямо не хотели оказываться на одной линии с лопатками. Если снижаться, они худо-бедно задирались, а вот при наборе высоты — никак. Дрыг-брык и опять виснут.

Додрыгался до того, что потерял сапог. Куда улетела обувь, Талик разглядеть не смог, потому что описывал очередной круг над лесом. Вниз — это точно, но куда? Тут же возник Бутончик, который имел не меньше прав называться летуном и советовать как летать. Потерю имущества вампир счёл чуть ли не личным оскорблением и немедленно начал брюзжать.

— Доигрались! — ныл травоядный кровосос. — Босяком нельзя было полетать что ли? Витольд, вытяни свой хвост и напряги его. Тогда Талик за него ногами зацепится как за канат. Что ж вы все такие несообразительные?!

Попытка закинуть ноги назад и нашарить ими торчащий где-то там хвост оказалась тем ещё занятием. Чуть второй сапог не улетел. Акробатические трюки никогда не были сильной стороной писателя Золотова. На мостик он пробовал вставать последний раз в школе. Нормально пробовал. Даже вставал. Но таких каменных бугров мышц у него в те годы на спине не было. Фигура «назад прогнувшись в воздухе» отменялась. К боли в плечах и лопатках добавилась боль в пояснице.

Витольд решил помочь на свой лад. Ухватил левую ногу писателя за щиколотку хвостом и подтянул её вверх. Кое-что, но не то, что надо. Вторая нога для такой гибкой опоры оказалась лишней, что и выяснилось, как только Талику удалось-таки зацепиться мыском сапога за импровизированную стропу. Демонический хвост не смог удержать навесу двойной груз. Ему тоже не за что было цепляться, кроме как за воздух.

— Хиловат хвостик, — тявкнул невесть откуда возникший оборотень.

Витас хотел было влезть с советом, но глянул вниз, ужаснулся и забился в желудок.

К боли в спине и мышцах добавилось ещё одно неприятное ощущение. Стюардессы с карамельками в здешнем небе не летали, и таблетки от тошноты стоило внести в список будущих покупок. Если такие таблетки в Мутном Месте есть. А то некоторые приземленные существа доведут приличного демонописателя до образа неприличной вороны. С таким сотельником только лететь и каркать, удобряя окрестности.

— Я вам не павиан, — рычал коварный, обидевшись за свой драгоценный демонический девайс, — и не динозавр, чтобы иметь хвост толщиной с ногу!

Талик оказался раскоряченным в позе «бегущего мальчика» — левая нога согнута в колене и задрана вверх, в то время как правая болталасмь как ей угодно. Ладно, можно полетать и пятками вверх. Талик попытался согнуть правую ногу в колене, но за всеми этими выкрутасами забыл и о высоте, и о крыльях.

Бескрайнее небо неожиданно кончилось с тем самым эффектом, с которым Талик уже сталкивался в самом буквальном смысле. Он как будто в крышу упёрся, да ещё и снизу за поводок дёрнули. Сваливаясь на крыло, Виталий успел увидеть мелькнувшую синеву, рыжую петлю лесной дороги и две группы всадников на ней. А потом крылья сами схлопнулись, и зеленое море хищно ощерилось ему навстречу пиками ёлок.


Демон и Бутончик пытались расправить крылья, но тщетно. Талик продолжал стремительно нестись головой вниз. Сущности нецензурно орали, прощаясь с жизнью.

Маг матерился наравне со всеми, но всё-таки не оставлял попыток исправить ситуацию и изо всех сил старался повлиять на кожистые перепонки, так предательски сложившиеся за спиной. Талик тоже орал, плечи жгло огнём, в ушах нарастал гул.


Кто из сущностей помог — маг, или вампир с демоном? Почему полёт пикирующего бомбардировщика вдруг замедлился? И почему он ещё жив? Этого писатель Золотов понять не мог. Но скорость, с которой он почти вписался солдатиком между двух елей, оказалась значительно меньше скорости свободного падения. Полное отсутствие скорости сей факт не отменял, и Талик не без помощи всех телесных сожителей, ухватился за верхние ветки колючего дерева.

Будучи в изрядной весовой категории, демонический писатель рушился вниз, ломая еловые лапы и натыкаясь на сучки. Ободрав ноги, грудь, подбородок и ладони, Талику всё-таки удалось закогтить ёлку и почти затормозить. Толстая ветка ниже по стволу пришлась весьма кстати для окончательной остановки, но жаль, что пришлась она между ног. Писатель Золотов взвыл в последний раз и сорвал голос.

Оставалось только закатить глаза и мысленно вопросить: «За что, Господи?» Всезнающего Бога вверху не оказалось. Только облысевший и исполосованный демоническими ногтями ствол со сломанной макушкой. Ёлка раскачивалась, как бы намекая, что до финала ещё далеко — есть куда падать. С коварной веткой Талик встретился метрах в шести-восьми от земли, так что высвобождать когти из древесины было рановато. Лучше посидеть и прийти в себя.


Приходить в себя оказалось очень сложной задачей. Виталий чувствовал, что горит весь — и изнутри, и снаружи. Снаружи — понятно, на нём живого места не было. Но изнутри… Пораженческие чувства сменились восторгом. Этот жар Талику был знаком ничуть не хуже, чем эффект «потолка» и «поводка». Сущности немедленно приободрились.

— Реализация! — Рявкнул демон. Это было его первое приличное слово от начала падения.

— Весьма кстати, — задумчиво пробормотал маг.

— Удачненько, — поддержал его вампир. — Минус сапог, плюс реализация. В итоге мы в выигрыше.

— Ха, — радовался коварный, — а ушастый-то нас здесь не найдёт! Талик, реализуемся по полной!

Не тут-то было… С хрустом и шумом что-то стремительно пронеслось внизу, зашуршало по нижним веткам, и — нате вам! Не что-то, а кто-то! Конвоир, что б ему свалиться!

Но вопреки отчаянному желанию писателя Золотова, эльф не упал. Наоборот, этот шустрый гимнаст-древолаз взлетел по стволу как белка и схватил Талика за нос. Гад!

Жар сменился не менее знакомым холодом.


— Столбняк, — мысленно констатировал Талик. — Опять только зрение работает. Если упадём на спину, крылья сломаем…

— «Не найдёт, не найдёт»! Накликал! — Возмущённо пискнул Бутончик.

— Сглазил, — авторитетно поправил вампира Бормотун.

— Нашли на кого все грехи валить, — возмутился Витольд, но, сообразив, что он всё-таки демон и больше валить грехи не на кого, буркнул: — Примитив.

— М-да… Я бы насчёт примитива поспорил, — ментально возник не принимавший участия ни в полётах, ни в падениях Горгуль. — Ничего так ёлочная игрушка из нас получилась. А до Нового Года ещё далеко, — как ни в чём ни бывало ёрничал герой-любовник. — Даже две игрушки. Вот, рядышком, стоячая на прищепке имеется, — намекнул Горгуль на стоящего веткой ниже эльфа. — Какой оригинальный дизайн! Не Кремлёвская конечно, ёлочка, но тоже ничего.

— Мы случайно не этому озабоченному наглость реализовали? — потрясённо спросил демон. — Чуть насмерть не убились, а ему весело!

— Правда, что ли? — Горгуль смутился. — А я думал, слегка с посадкой промахнулись. Надо же, как с вами опасно-то…

— Ага, так промахнулись, что с небес навернулись! — Талик был потрясён не меньше прочих сущностей. Горгуль и впрямь всё проспал. — Оборотень-то где? — Забеспокоился писатель Золотов.

— Глубоко, — дипломатично обозначил местоположение оборотня маг. — Но не в пятках.

— В пятки обычно душа уходит, — опять принялся за подколки Горгуль. — Хорошо, Талик, что у тебя медвежья болезнь не началась, а то лишились бы одной сущности. Хотя, это как посмотреть. Может, оно и к лучшему вышло бы… Тесновато уже. А скоро новенький объявится.

— Ты его чувствуешь? — Вскинулся демон. — Талик, кто это может быть?

Виталий прикинул и так, и эдак. Нет, шкуру никаких других сущностей-героев он как писатель на себя не примерял.

— Вроде больше никого не должно быть. Наверное, какую-нибудь способность дореализовали. Или все способности, которые есть, понемногу, — размечтался Талик. — Отходняк начнётся, тогда и узнаем.


Рядом на ёлке зашевелился конвоир. Переступив на ветку повыше, он заглянул Талику в глаза и поводил пальцем перед его многострадальным носом. Окулист недоделанный. Как ни жаль, но на этот знакомый жест писатель Золотов купился сразу и за пальцем проследил. В общем-то, скрывать уже было нечего, но просто обидно.

— Ну, раз ты в разуме, — сделал вывод остроухий, — посидишь здесь один. Свалишься, иди… ползи вон туда. — Конвоир указал направление. — А я посмотрю, что там на дороге происходит.

Талик как ни напрягался, но уловить на слух, что встревожило эльфа, и зачем ему срочно потребовалось бросать подопечного в лесу, не смог. Бутончик услужливо воскресил в памяти кадр из того калейдоскопа, который все посмотрели, кувыркаясь в небе.

На дороге, неизвестно зачем огибавшей петлёй изрядный кусок леса, имелась не только их кавалькада, но и вторая, не иначе как встречная. Обе компании находились на противоположных концах дорожной излучины и видеть друг друга не могли. Выходит — неожиданно встретились.

Картинка была слишком уж одномоментная. Кто там ехал, и сколько их ехало, никто из сущностей понять не смог. Но, если судить по реакции эльфа, Силь и Баська оказались не в самой лучшей компании.

— Талик, как по ощущениям, столбняк скоро пройдёт? — Не на шутку озаботился Витольд. — Может, им помощь нужна?

Вместо Талика ответила чуть было не утраченная сущность:

— Ты что, рогатый, — тявкнул вновь обретенный оборотень, — благородство реализовал что ли? Ангельское? Пусть остроухий сам разбирается!

— Захлопни пасть! — Рыкнул на него Витольд.

— Пёс смердячий! — Поддержал демона Горгуль.

— Мне кажется, — с сомнением начал Бормотун, — что я что-то чувствую. Пока не пойму что. Но если всякие помоечные шавки будут мне мешать сосредоточиться, то отправятся обратно туда, где никогда не светит солнце.

Витас, как ни странно, ментально оскалился, несмотря на превосходившие силы противника:

— Порррву!

— Ожил, называется! — поразился маг. — Осмелел и забыл, как в кишки просачивался жидкой субстанцией!

— Бормотун, ты не отвлекайся, ищи это «что-то», а блохастого, — заверил мага Витольд, — я сам загоню в…

— В глубокую конуру, — присоединился не менее заинтересованный обещанной новинкой Горгуль.

Оборотень, не стал пререкаться, но окончательно не замолк и продолжал рычать на одной ноте. Не слишком грозно, но предупреждающе. А вот Бормотун разошёлся — не остановишь:

— Всё понятно. Сказалось знакомство с тазовыми костями. Блохоносец нашёл косточки и решил никому их не отдавать. Совсем одурел, налетавшись.

Витас в ответ стал рычать громче.

Лично Талик ничего такого нового пока не чувствовал, кроме назревающей очередной внутренней свары. Может, маг слукавил насчёт ощущений? Его же хлебом не корми, дай только себя самым умным показать. Поэтому писатель Золотов не стал отвлекаться на бесплодные поиски неизвестно чего и сосредоточился на двух изначально имеющихся возможностях — зрении и слухе. Зрение никак помочь не могло. Эльф давно исчез в чаще, да и дальше двух деревьев всё равно ничего видно не было. Сплошная зелень. А вот слух теперь улавливал некие очень отдаленные звуки. На грани слышимости что-то звякнуло, тренькнуло, квакнуло.

— Орут и сражаются, — с сожалением заметил Витольд.

Почти одновременно с его выводом, на который Талик и сам был способен, тело стало покалывать. Ушибы и ссадины тоже дали о себе знать. Заморозка кончилась, чувствительность возвращалась. Больно, но не смертельно.

Странно, но как только заныли свежие раны, писатель Золотов ощутил в себе то самое новое. Ничего подобного он раньше за собой не замечал, и заметить уже не ожидал. Его прямо-таки распирало от страстного желания подраться. Если бы он мог сейчас двигать челюстью и скрежетать клыками или бодаться рогами, он бы и зубы искрошил, и ёлку забодал. Руки откровенно чесались в районе костяшек, как бы намекая, что это — те самые места, которые следует почесать о вражескую физиономию.

Вот оно что… На Талика снизошло озарение. Новое! Хорошо забытое, но столько раз желаемое старое! Именно то, чего ему так не хватало!

Все герои писателя Золотова были великими воинами и бросались в бой с оружием или без оружия, была бы драка. Эх, теперь бы он зашёл в тот кабак в Париже, и показал бы, что значит боевой демон в ярости! Он бы и нахальную попаданку сам загрыз, невзирая на отвращение к крови. Фаерболы — тьфу! Местные салаги просто не видели, как замечательно летают булыжники. Нет, не булыжники! Валуны! А эти кошаки драные в Бобруйске!? То есть, — почти совсем не драные. Какое упущение, что не драными остались! А Лютик, харя уголовная?! Условия ставил, угрожал, на деньги обчистил и после этого целым ушёл! Хоть назад возвращайся…

Талика всё-таки укусил ёлку, поскольку других врагов в зоне досягаемости не имелось. Отщепил кусок древесины и решил продолжить в том же духе. Коварное дерево крепко держало когти, а рвануться изо всех сил пока тех самых сил не было. Но надо же как-то сползать и двигаться в сторону боя. А то всех врагов разберут, пока он тут сидит. Так вот, что это такое реализовалось:

— Ярррость! — Рычал Витольд.

— Отвага! — Вторил ему Бормотун.

— Смелость! — Пищал Бутончик.

— Хра-а-а-брость! — Подвывал Витас.

— Дурь! — Не в тему заявил Горгуль. — Дурь у нас реализовалась в полном объёме! Чего ради на подвиги-то нарываться? Девки и так все наши будут. А миром правит любовь, если вы не в курсе. Ну, уж никак не тупая грубая сила, — снисходительным тоном завершил своё выступление герой-любовник.

Ответом ему была тишина. Но — недолго. Через секунду она сменилась воем, рыком и ором. Сквозь чудовищную какофонию Талик с трудом расслышал свой собственный мысленный приказ:

— Бей пацифиста!

Загрузка...