— Ты думаешь, это кто-то из слуг резиденции? — с опаской спросил Эстебан.
Хоуди пожал плечами. Его одолевали мрачные предчувствия.
— Им, — Эстебан имел в виду, конечно, Менгиров, — следует сидеть здесь ещё долго. У себя под носом Мастер не станет их искать.
— Если только Торментир не поможет ему, — Хоуди был хмур. — Не забудь, что он читает мысли…
Эстебан хлопнул себя по лбу.
— Я забыл!
— Поздравляю. Это значит, что нам придется сваливать отсюда, причем быстро, если Торментир подключится к допросам.
— Кстати, не понимаю, отчего Штейнмейстер не потребовал его помощи с самого начала в поисках беглых заключенных.
— Это значит, — Хоуди рассуждал как будто сам с собой. — Это значит, что Мастер не так уж доверяет Торментиру, как все думают. Интересно, отчего бы это? Торментир должен служить ему верой и правдой. После всего, что он наделал, ему ничего больше не остаётся. Так отчего же ему не доверяют?
— Хоуди, — прервал его размышления вслух оружейник. — Если нам придется бежать, я предлагаю захватить с собой и Инженера.
— Ты в своём уме? — Хоуди вытаращил на друга глаза.
— А что? Я устрою так, что плащекрылы поднимут здесь такой бунт, что Мастеру и в страшных снах не снился…
— Интересно, как? Он использует амулеты, и они подчинятся.
— Вовсе нет! — глаза Эстебана горели. — Мы с Инженером придумали, как снять эту дрянь с них!
— И что? — Хоуди был настроен весьма скептически. — Они тогда не будут слушать и тебя тоже. Они нас просто разорвут.
— Да нет же! Они не такие страшные, как про них говорят!
— Ну конечно! — усмехнулся Хоуди. — Они не такие страшные, как говорят, они намного страшнее!
К этому моменту у распорядителя немного отлегло от сердца, так как он обнаружил, что никто из слуг в резиденции не пострадал. Видимо, крики, которые они слышали, издавал кто-то из дружинников Мастера, а их Хоуди не жалел.
Многие из обслуживающего персонала собрались на кухне, спрашивая друг у друга, что случилось, кто кричит. Надо сказать, что ужасные вопли к этому моменту затихли, и все в резиденции подозревали, что несчастная жертва умолкла навсегда.