ГЛАВА 2

Мы, эззарийцы, очень мало знаем о своих корнях. Хотя это и странно для людей, так хорошо знакомых с тайными знаниями и практиками, но у нас нет традиционных историй о предках. Есть лишь мифы о богах и два свитка, написанных почти тысячу лет назад, перед началом войны с демонами. Когда-то давно, еще до создания свитков, мы нашли дорогу в Эззарию, теплую зеленую землю среди холмов, поросших густыми лесами. Эта земля просто сочилась силой, которую мы называем мелидда. И тогда же, в те же далекие времена, мы нашли способ освобождать человеческую душу от влияния демонов.

Свиток рей-киррахов рассказывал о демонах – лишенных души и тела созданиях, незлых по своей природе, но питающихся человеческими страхами и безумием, а также ценящих насильственную смерть. В тексте говорилось, что демоны живут в промерзших насквозь северных землях, туда они и возвращаются, когда мы изгоняем их из тела человека. Если они отказываются уходить, мы убиваем их, но убиваем неохотно, поскольку от этого изменяется мир, – после выброса силы, вызванного их гибелью, равновесие нарушается.

В Пророчестве сказано о необходимости сохранения чистоты, иначе рей-киррахи пойдут за нами по пути наших пороков и слабостей и захватят наши души. В этом свитке пророк по имени Эддос написал о войне перед концом мира и о битве, в которой Воин с Двумя Душами должен будет противостоять Повелителю Демонов. Однако Эддос не упомянул, что Воин с Двумя Душами на самом деле два воина, дерзийский принц и раб: Александр и я. Мы сражались вместе, и мы победили. Пророчество обрывается на предсказании битвы. Обрывается резко и сразу. Что еще было сказано нашим предкам, либо утеряно, либо сознательно уничтожено ими самими?

От древнейших времен осталось два свитка и два предмета: настоящие серебряные кинжалы, способные обращаться за Воротами в любое оружие, и зеркала Латена, овальные кусочки стекла, обессиливающие демона, глядящего на собственное отражение. Все прочие знания были получены нами из личного непростого опыта. Хотя мы не можем объяснить многое в нашей истории, мы точно знаем, что обязаны выполнять свое предназначение. Иначе никто в мире не сможет противостоять демонам. Не многие обладают настоящими способностями, и ни один из обладающих понятия не имеет о рей-киррахах. Мы же предпочитаем не задаваться вопросами о причинах, поскольку у нас нет выбора.

Ни свитки, ни пророчества, ни личный опыт не объясняют некой ужасной вещи: один из нескольких сотен младенцев рождается, неся в себе демона. У ребенка нет защиты от демона, поэтому дитя и демон ничем не разделены. И даже если бы мы знали, как отделить душу ребенка от поселившегося в ней демона, в душе ребенка, такой маленькой, неопытной и неорганизованной, невозможно создать надежные Ворота. Мы не имеем права оставлять среди себя демонов, поэтому мы избавляемся от них. У меня ни разу не возникало сомнений в правильности такого подхода. Ни разу, пока одержимым не оказался мой ребенок.


– Она убила нашего ребенка. – Я сел на коврике перед очагом Катрин. Послеполуденное солнце светило через открытую дверь. Я проспал несколько часов, прежде чем проснулся с ощущением, что только что сражался разом с пятьюдесятью демонами. Все мое тело онемело. Душа опустела. Если бы кто-нибудь отрубил мне сейчас руку, я бы, наверное, не заметил. Катрин втиснула мне в руки чашку и заставила сделать глоток, но я не смог бы сказать, было ли содержимое чашки холодным или горячим, горьким или сладким. Я был таким же потерянным и ненужным, как пылинки, покачивающиеся в солнечном луче. – Она оставила его где-нибудь на камнях, чтобы его нашли волки, и теперь все делают вид, что его никогда не было. Они делают вид, что даже не помнят о нем, потому что не знают, что еще можно сделать. Как она могла? Мы говорим, что самоубийство отвратительно богам. Что же говорить о детоубийстве?! Ребенок не может творить зло.

Отобрав у меня чашку, Катрин прижала палец к губам и покачала головой. Но семя гнева, посеянное во мне пристальным наблюдением Фионы, начало расти, орошенное чаем Катрин.

– Теперь она пытается заставить меня играть в эту игру. Как я смогу убедить себя, что никогда не использовал собственную силу, чтобы узнать, что у нас будет сын? Я проживу оставшееся мне время, притворяясь, что никогда не слышал биения его сердца? Я не смогу, Катрин. Мы прославляли чудо жизни, созданное любовью и верой, а теперь она говорит, что я даже не могу оплакивать свое горе. Моя жена убила моего сына, а я должен не обращать на это внимания?!

Катрин опустилась на пол рядом со мной. В углу за ее спиной виднелось серое пятно ее простого камня скорби, девять свечей горели, чтобы согреть души ее деда и давно погибших родителей. Я прервал ее дневную молитву. Мой друг и наставник, она взяла мою руку в свою:

– Ты спал, Сейонн. Видел во сне кошмары. Я уже и раньше говорила тебе, что ничего не могу поделать со снами.

Значит, и Катрин тоже решила поддерживать общую ложь. Она закрыла мне рот ладонью, прежде чем я смог запротестовать.

– Подумай пока что о чем-нибудь другом. От Ловца из Кафарны пришло сообщение. Они будут готовы через три часа. Ты сможешь сражаться? Ты уже отдохнул?

Я не сразу понял, о чем она. Весь мир для меня исчез, его полностью заслонила беда, постигшая мою семью.

– Сражаться? – Битва с демоном. В эззарийскую сеть, растянутую по всему миру, попался очередной демон. Я уставился на нее, не веря собственным ушам. Неужели они думают, что я смогу биться в такой день?

– Фиона говорит, что ситуация очень серьезная: работорговец. Если ты не сможешь…

«Почему именно сегодня?» Я закрыл глаза и попытался взять себя в руки. Кроме меня, никого не было.

– Нет, нет, разумеется, я буду драться. – Три часа. Времени хватит. Моя жизнь подождет. – Если бы ты могла мне помочь с этим… – Я закатал рукав, чтобы она сняла тугую повязку, наложенную Исанной. Лучше потерять немного крови, чем лишиться быстроты движений.

Она сменила повязку и заставила меня съесть кусок холодного мяса. Потом положила мне на голову свою маленькую крепкую руку.

– Тебе скоро будут помогать. Через три месяца Тегир и Дрик будут готовы пройти испытание. А Гриффин с востока сообщает, что Эмрис и Нестайо будут готовы вскоре после нашей пары. Ты просто творишь с ними чудеса, Сейонн. Ты бесподобный учитель! – Но ее добрые слова не нашли отклика в моей душе.

– Но этого же недостаточно, правда? После случившегося никто не поверит, что я не испорчен. Они скажут, что я привел демона в дом королевы. В тело королевы.

Катрин устало вздохнула и покачала моей головой, схватив меня за волосы.

– Будь особенно осторожен в этой битве, мой первый и самый дорогой ученик.

Я поднял голову посмотреть ей в лицо и понял, что она говорит не только о ждущей меня через пару часов встрече. Мои чувства проснулись, когда я поцеловал ее в щеку, вышел на крыльцо и обнаружил сидящую на ступеньках Фиону. Моя ищейка слышала каждое сказанное нами слово.

Я не имел ни малейшего желания говорить с ней, поэтому просто брел через лес к храму и пытался понять, что смогу сделать после сражения. Не было смысла думать об этом. Предназначенное мне испытание займет гораздо больше времени, чем у меня есть сейчас. Все, что я мог, – надеяться понять, что нужно сделать, чтобы моя жизнь начала приходить в порядок. Пока что я не мог придумать ничего.


Эззарианские храмы складывали из простого камня посреди густых лесов, подпитывавших собой наши силы.

Храмы были разбросаны по всей Эззарии, они всегда выглядели одинаково: пять пар белых колонн под крышей, стоящих на гладко отполированных каменных плитах. В центре находилось несколько маленьких отдельных комнаток, но большая часть постройки была открыта дождю и ветру. На полу, как правило, выкладывали мозаики с историческими сценами, тут же обычно горел огонь и находилось возвышение, на которое укладывали несчастную жертву в тех редких случаях, когда ее привозили прямо к нам. Чаще всего больной находился в другом месте под покровительством эззарианского Утешителя. Утешитель служил каналом, он возлагал руки на жертву и выстраивал простое строгое заклинание, которое шло прямо к Айфу, находящемуся в храме.

Поскольку я был единственным Смотрителем, пережившим вторжение дерзийцев и заговор келидцев, этот храм оставался единственным действующим храмом. Все уже было подготовлено особым служителем для будущего изгнания. У огня, перед которым мы с Фионой должны будем объединить наши силы, служитель оставил для нее белый плащ и медную шкатулку с листьями яснира. Если к этим листьям добавить нужное заклинание, огонь будет гореть ровно и долго и не будет испускать едкий дым. К тому же в Свитке рей-киррахов говорится, что демоны терпеть не могут этот запах. В центральной комнатке храма служитель оставил кувшин с водой для питья, воду для умывания, чистое полотенце, чистую одежду для меня, где главным был темно-синий плащ Смотрителя, и деревянный футляр с кинжалом и зеркалом.

Я должен подождать Фиону, прежде чем начать подготовку к битве. Она заранее расскажет мне о жертве, потому что я не смогу расспросить ее, когда начну подготовку. Поэтому я уселся на ступеньки храма и принялся глядеть на идущее на закат солнце. Мне хотелось смеяться. Если Исанна никогда не была беременна, почему же я работаю в паре с Фионой?

– Ты уже готов снова сражаться, мастер Сейонн? – Фиона пришла быстрее, чем я ожидал. Она стояла передо мной живым укором – то, что я просто сидел на ступенях, тоже пополняло список моих прегрешений.

С виду она была довольно приятной девушкой: маленькая, стройная, с темными подстриженными волосами (что было необычно для эззарианской женщины, они носили длинные косы или распущенные волосы, перевитые лентами или украшенные цветами). Юбок и платьев она не носила, предпочитая им рубашки и штаны, но никто не сказал бы, что она одевается как мужчина, – ее хрупкая фигурка обладала всеми признаками женственности. Эта одежда выглядела на ней естественно. Исанна рассказывала мне, что многие молодые женщины, жившие в лесах во время дерзийского завоевания, предпочитали одеваться именно так. У них не было тканей для платьев, большую часть одежды они добывали, снимая ее с погибших или находя в заброшенных домах. А потом им понравилась мужская одежда, дающая большую свободу движений.

– Катрин сказала мне, что это работорговец, – произнес я.

– Да. В последнее время он начал отдавать предпочтение юным девушкам, он продавал их знатным дерзийцам…

Отвращение в ее голосе, когда она упомянула дерзийцев, тоже было камнем в мой огород, ведь я смел называть одного из главных завоевателей своим другом. Она продолжила свой рассказ о мерзостях, которые успел совершить работорговец, и о том, как Ловец нашел его.

Было очевидно, что он не невинный человек, захваченный демоном для скорого пожирания, а тот, кто сознательно предоставил себя как вместилище для рей-кирраха. Подобных демонов, долго сосуществующих с хозяином, было труднее всего изгонять.

– Ты какой-то рассеянный, мастер Сейонн. Может быть, нам следует отложить изгнание?

– И оставить рей-кирраха продолжать его работу?

– Мы не можем исправить все, что неправильно в этом мире.

– Если бы ты жила в мире, ты не стала бы так легко говорить об этом. Мы будем действовать.

Она кивнула, укоризненно глядя на рисунок на моем лице: королевский ястреб и лев – это клеймо было выжжено в тот день, когда меня продали Александру.

– Хорошо. Ты не забудешь о ритуале очищения, когда будешь готовиться?

Я заставил себя говорить спокойно:

– Я никогда не забываю об очищении, Фиона.

– Хаммард сказал, что полотенце вчера было сухим. Если бы ты умывался…

– Не нужно учить меня, как мне умываться. Если ты помнишь, вчера днем было жарко. Я не вытирался. А что, Хаммарду больше нечем заняться, как только изучать мои полотенца?

Фиона сверкнула на меня глазами:

– Ты пропускаешь части обрядов. А они существуют не просто так. Если бы ты был искренен в своих намерениях, ты делал бы все как полагается.

Я не стал спорить с ней о своей искренности. Если две сотни битв за год не были достаточным доказательством, то словами ее убедить не удастся. Мне необходимо было сохранять спокойствие.

– Если тебе больше нечего сказать…

– Мне пришлось заново очистить кинжал, после того как ты ушел вчера ночью.

Мое раздражение мгновенно переросло в гнев.

– Ты не имеешь права трогать кинжал! Превышаешь свои полномочия! – Заклятия, наложенные на кинжалы, были особенно сложными и не понятыми до конца. Мы научились воспроизводить их, но понятия не имели, что и как может повлиять на их магию. Кинжал был единственным оружием, которое Смотритель мог пронести за Ворота. Все остальное просто таяло в его руках. Мы не шутили с кинжалами.

– Но ведь ты…

– Он был идеально чистым. Если ты тронешь его еще раз, я буду вынужден требовать от Совета твоей замены.

Хотя Фиона недовольно поджала губы, она знала, что зашла слишком далеко, поэтому не стала перечислять еще добрую сотню моих грехов, которую насчитала за вчерашний день.

– Нам пора готовиться, – заключил я. – Мне понадобится полтора часа, как обычно. – Чувства подсказывали мне, что и сотни часов будет недостаточно, чтобы вернуть необходимое спокойствие и ясность мысли. Я оставил ее там, где она стояла, прижимавшую к себе белое платье и сверлящую меня взглядом.

Как и всегда, я час позанимался кьянаром, эта гимнастика помогала сконцентрировать мысли и привести тело в надлежащее состояние. В эту ночь первый раз за всю мою жизнь Смотрителя подумалось, что битва за Воротами может стать для меня облегчением.

К тому времени как Фиона, облаченная в безупречно белое широкое платье, требующееся по ритуалу, зашла за мной, я умылся, выпил почти всю воду из кувшина, надел синий плащ Смотрителя, подготовил оружие и прочел заклинание Иорета, чтобы оказаться между нашим обычным миром и тем, который создаст для меня Айф. Это заклинание, как правило, успокаивало, и, несмотря на свое состояние, я почувствовал себя способным сосредоточиться на предстоящей работе. Фиона подвела меня к храмовому огню, и, когда я кивнул, давая понять, что готов, она взяла меня за руки и создала одно из своих потрясающих заклятий.

Для любого, кто наблюдал бы эту сцену, все выглядело бы так, словно я исчез из храма, но я видел храм у себя за спиной: бледные контуры на фоне ярких звезд эззарианской ночи. А передо мной расстилался другой мир… скалы, земля, вода, воздух… и ожидающий рей-киррах, демон, который может появиться в любой из миллиона форм.

Когда я шагнул в серый призрачный прямоугольник, бывший Воротами Фионы, я не услышал слов ободрения и любви. Я моментально оказался внутри, за спиной тут же возникло антропоморфное существо размером с дом, у него было четыре руки и острые клыки. У меня не осталось времени подумать об Исанне, Фионе и вообще о чем бы то ни было. Я не успел рассмотреть ландшафт, не успел увидеть, где лучше сражаться с покрытым толстой кожей созданием, не успел ничего; я мог только уворачиваться от клыков и ускользать от готовых схватить меня рук. Моего дыхания хватило, чтобы выговорить половину полагающихся слов:

– Я Смотритель, направленный… Айфом… гонителем… демонов… изгнать тебя… из этого сосуда. Изыди! Не твой…

Он не удостоил меня ответом, а лишь еще яростней стал тянуться к моей голове.

«Выверни ему верхнюю левую руку, она уже повреждена. Если растянуть связки, он не сможет ей пользоваться. Преврати кинжал в короткий меч… но достаточно длинный, чтобы держаться на расстоянии от его клыков, пока твои ноги… Нет, не смей думать. Просто делай».

И я сражался. Неизвестно, сколько часов. Как только я переходил в наступление, он удирал, и мне приходилось выслеживать его в темной пустыне, пока он снова не появлялся. Здесь было ужасно холодно. Я терпеть не мог жаркие места, но в холодных было опаснее. Напряженные мышцы было легко растянуть, тело теряло чувствительность настолько, что удар или укус замечался слишком поздно. Чувства обманывали тебя. Я был уже весь в зеленой крови, въедавшейся в мою кожу и обжигающей, как ледяное пламя, рана на плече кровоточила. Потом меня начали подводить глаза.

Я выдернул кинжал из зияющего отверстия, выплеснувшего фонтанчик яда, и заметил блеск металла. На моих запястьях появились стальные обручи. Я оторвал руки от чудовища, но кандалы не исчезли…

«…Оковы раба… мои руки сейчас не мои. Это хрупкие ручки с нежной кожей… девичьи руки… и чудовище уже не несчастное проявление демона, а мужчина с тяжелой челюстью, его глаза похотливо пожирают меня, представляя все удовольствия, которые он получит. Он облизнул губы… и его язык потянулся к моему лицу…»

Я отпрянул от ярости и отвращения, стараясь отвлечься от видений, навязанных мне злобной душой. Но девичьи фигурки появлялись передо мной одна за другой, со всеми их страхами, болью, унижением и стыдом. Я переживал чувства всех этих девочек, сражаясь с монстром вслепую: видения заслоняли от меня клыки и конечности. Я сражался другими чувствами, мои руки и ноги двигались сами, помня очертания чудовища, я не позволял глазам обмануть меня. К тому моменту, когда я наконец всадил кинжал в самое сердце чудища, я был так потрясен страданиями этих детей, что совершил недопустимую ошибку.

Когда умирает физическое воплощение демона, рей-киррах освобождается. Смотритель должен застать демона в тот миг, когда он выходит из погибшего тела, заставить его замереть с помощью зеркала Латена, а потом предложить выбор: уйти или умереть. Но в тот день я не оставил ему выбора. Я убил, убил не по холодному размышлению, а убил злобно, убил так яростно, так неистово, что убил вместе с ним и его жертву.

Земля и небо вдруг слились в едином вихре. Клубок тьмы изредка загорался цветными огнями, я не понимал, где низ, где верх, где право и где лево. Я боролся лишь за собственное тело, не позволяя ему распасться на куски в этом хаосе. Потом увидел серые переливающиеся Ворота и рванулся к ним…


– Ты знаешь, что ты сделал? – Первое, что я услышал, вернувшись в мир, были обвинения Фионы. Айф не может видеть созданного ею ландшафта, он только чувствует его форму и ход битвы. Но смерть жертвы – вещь очевидная.

– Я ударил слишком сильно, – пояснил я, не оправдываясь. Смотритель не оправдывается за исход битвы даже перед таким же Смотрителем. Никто, кроме Смотрителя, не в состоянии понять, насколько сложна бывает битва. – Он не захотел бы уйти. – Я был уверен. Я был в той душе, я знал. Но я не хотел убивать его.

Я медленно поднялся на ноги, начиная осознавать, что у меня есть тело и чувства, а еще синяки и порезы. Я удостоверился, что покрывающая меня кровь была не моей. На каменном возвышении стояли глиняная чашка и кувшин, я наполнил чашку и выпил, потом снова наполнил ее и снова выпил и делал так, пока холодная свежая вода не иссякла. Я чувствовал себя так, будто по мне прошлось стадо обезумевших часту. Каждая косточка ныла, кожа натянулась и зудела под коркой засохшего яда.

– Что произошло? Объясни мне!

– Я не обязан объяснять. – Каждый вдох резал мои легкие острым железом.

Я очистил и убрал оружие, вымыл руки и лицо и принес из комнаты свою одежду.

– Ты же не уходишь? Ведь ты не исполнил песен, не вытер пол, не…

– Сделай это сама, если хочешь, я должен поспать.

– Это неслыханно! В законе говорится…

– Боги ночи! Фиона, я полночи сражался с чудовищем. Я едва держусь на ногах. Демон погиб. Жертва мертва. Вытирание пола и пение ничего не изменят.

Я вышел в лес, не оглядываясь. Моя злость заглушила воспоминания о битве и прогнала сонливость. Я не знал, когда снова смогу уснуть. И как смогу уснуть? Я не настолько глуп, чтобы считать, будто смогу сражаться, как и раньше, ни разу не совершив ошибки. Мы всегда рисковали, и мой старый учитель Галадон был уверен, что я знаю о ждущих меня неизбежных поражениях. Иногда жертвы погибали. Иногда сходили с ума. Иногда мы проигрывали сражение и предоставляли одержимых их судьбе. Я сделал все что мог и мог не винить себя.

Другое тревожило. Я потерял контроль над собой. Потому, что устал. Потому что был раздражен. Потому что жертва насиловала и продавала детей. А хуже всего было то, что демон знал, как использовать все это против меня.

Проклятый идиот! Что с тобой случилось? Совет держит лук наготове, а ты дал им стрелу.

Я остановился на вершине холма – еще одна проблема требовала разрешения. Куда пойти ночевать? Катрин примет меня, но теперь, когда я начал остывать, мне вспомнились ее утешительные слова, подслушанные Фионой. Еще несколько месяцев, и она завершит подготовку двух новых Смотрителей. Пока они не готовы, она должна оставаться моим наставником, а не просто другом, иначе на нее тоже падет подозрение. Именно поэтому Катрин просила меня проявлять осмотрительность. Быть осторожным. Слишком поздно, но я должен наконец оставить ее в покое. Нельзя взваливать не нее свои проблемы, пока она не будет уверена в нашей дальнейшей судьбе.

У меня были еще друзья… друзья, которые уже знают о ребенке и Исанне. Некоторые из них согласятся, что убийство захваченного демоном ребенка прежде всего убийство, и это убийство не решает проблемы. Другие притворятся, что ребенка не было. Но все они будут сочувствовать Исанне и мне. Никто из них не сможет ничего сделать. Я не вынесу ни жалости, ни притворства, поэтому единственное место, куда я могу пойти, – дом, точнее, то, что от него осталось.

Когда я пришел, лампа стояла на окне. Я подошел к открытой двери и швырнул лампу в поток, мерцающий под луной. Стекло разбилось о камни, масло выплеснулось, потом потекло вниз. Я стянул с себя вонючую, испачканную кровью чудовища одежду, нашел в сундуке одеяло и уселся в кресло перед холодным очагом.

Загрузка...