Разоблачение

ГЛАВА 16

Половина Вердона, посвященная смертным, сражалась с его божественной половиной все годы, пока его ребенок рос, становясь мужчиной. Он хотел обуздать самого себя, он расплавил оружие в своих смертных руках, он окружил себя стеной из леса и поджег ее, чтобы показать слабость и бесполезность своей смертной части.

– Покорись! – ревела его бессмертная половина. – Я не стану пачкать свой меч кровью смертного. – Но человеческое в нем не сдавалось.

Это история Вердона и Валдиса, так она была рассказана первым эззарийцам, когда они пришли в леса.

Блез не позволил мне ничего объяснить на устроенном утром судилище. Мужчины и женщины его отряда уже были на конях, повозки были нагружены нехитрым скарбом. Мы с Фионой стояли перед Блезом, отряд собрался вокруг нас, щетинясь обнаженными мечами. Я мог бы бежать, Блез знал это, но я решил дождаться этой церемонии в надежде, что он позволит мне объясниться.

Спотыкаясь о цветистые фразы дерзийского языка, выставив вперед подбородок на случай, если кто-то посмеет упрекнуть его в безграмотности, Фаррол зачитал императорский документ, сообщавший о том, что я свободный человек и тот, кто посмеет обидеть меня, поплатится за это жизнью. Негодующие крики становились все громче. Несколько женщин плюнули в меня, несколько рук потянулись к мечам.

Блез спросил только одно:

– Это ты тот человек, о котором идет речь в этом документе?

– Да, я…

– В таком случае ты не можешь быть никем, кроме как шпионом принца. Шпионов обычно казнят. Но ты сражался рядом с нами, ты спасал жизни, включая и мою. Я не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я отплатил человеку злом на добро, даже если это добро он делал не ради меня. Сегодня ты не умрешь. Что до этой женщины, я отдаю ее тебе в обмен на твою службу в нашем отряде. Так мы будем квиты. В следующий раз, когда я встречу тебя, я буду знать, на чьей ты стороне, и поступлю с тобой соответственно.

– Блез, позволь мне…

– Передай своему царственному хозяину, что Айвор Лукаш дождется того дня, когда принц Дерзи станет прислуживать низшим в своей Империи. – С этими словами он махнул рукой всадникам, и они начали спускаться по тропинке в долину. – Я думал, что мы сможем учиться друг у друга. Но больше я не хочу учиться тому, что ты можешь преподать. – Он развернул своего коня и пустил его в галоп, чтобы обогнать медленно движущийся отряд и встать во главе его. Фаррол и Кьор охраняли меня. Когда последний всадник скрылся за склоном, Фаррол приказал мальчику привести их лошадей. Он убрал кинжал в ножны и злобно глянул на меня. Потом бросил мне под ноги два предмета: мой нож, отнятый перед заключением в погреб, и кожаный футляр. К моему изумлению, императорский указ был внутри.

– Грязный лазутчик! Я говорил ему, что тебя надо убить, а он не позволил мне даже спалить эту бумагу. У меня есть большое желание нарушить приказ.

– Убить меня будет не так легко, как ты думаешь.

– Я знаю, что ты умеешь драться. Ты, конечно, можешь сразить меня своим мечом или магией. Но я ведь уже победил, разве не так? Я узнал правду, и он больше не окажется рядом с тобой.

Когда я поднял футляр и засунул его за пазуху, я наконец вспомнил, где я видел Фаррола раньше. Нищий в переулке Вайяполиса, который хотел украсть мой кошелек. Он даже тогда пытался защищать Блеза, не заботясь о собственной безопасности. Здесь не было никакой загадки. Просто грубоватый, глуповатый, любящий брат.

Широкоплечий коротышка проверил подпругу. Я быстро осмотрел свои вещи. Нужно было что-то, что принадлежало только мне. Моя черная одежда была дана мне Блезом, оставались только королевская бумага и нож, отличный нож, который подарил мне Кирил при моем отъезде из Загада. Я решил, что новый нож найти проще, чем такую бумагу, поэтому я поспешно создал заклинание и побежал за Фарролом. Он как раз садился на коня. Увидев нож в моей руке, он подался назад и выхватил меч, но я развернул свое оружие и протянул его рукояткой вперед.

– Когда для Блеза настанет день его последнего превращения, пусть он найдет меня. Все, что ему нужно сделать, коснуться кинжала и назвать мое имя, он сразу узнает, где я. Я помогу ему, если смогу.

– Ты наложил на кинжал проклятие.

– Нет, клянусь Я хочу помочь. Если ты сомневаешься, просто отдай это ему. Если твой брат и друг решит, что это ему не нужно и Кьору тоже не нужно, можно положить нож в огонь на час. Заклятие разрушится, а у вас останется отличное оружие. Но я буду искать способ излечить его, обещаю.

Юный Кьор в волнении наблюдал происходящее. Какие испытания выпали ему в самом начале жизни! Он ничего не сказал, просто развернул своего коня и поехал вслед за Фарролом. Но когда Фаррол швырнул мой кинжал на землю и хлестнул коня, Кьор выскользнул из седла, схватил кинжал, кинул на меня заговорщический взгляд, снова сел на коня и скрылся за холмом.

– Ты совсем спятил? Ты только что дал человеку, несущему в себе демона, заклинание-проводника. Он найдет тебя независимо от того, хочешь ты или нет.

Я подскочил. Я совершенно забыл о Фионе. Она сумела провести в молчании все утро.

– Я и хочу, чтобы он нашел меня. Боишься неприятностей?

– А он придет?

Последняя пыль, оставленная конскими копытами, оседала на тропу.

– Я надеюсь.

Мы не стали задерживаться в брошенном лагере. У нас не было лошадей, не было еды, не было плащей и одеял, а в качестве оружия – только нож Фионы. Они хотя бы оставили нам башмаки. Если верить Фионе, мы находились в десяти днях пути от ближайшего города. Быстрый осмотр лачуг принес нам несколько разбитых горшков, четыре сломанные стрелы, пять полусгнивших картофелин и две горсти овса. Мы выбрали более-менее целый горшок, в котором держалась вода. Пока я варил овес, Фиона срезала несколько старых виноградных лоз и сплела из них походную котомку. Мы съели жидкую овсяную похлебку и несколько ягодок, оставшихся на виноградных лозах, потом запихнули в ее котомку картофелины и горшок и отправились в путь.

Наше путешествие было долгим и бесславным. В Кувайские холмы пришла осень. Она принесла с собой густые туманы и дожди, стремившиеся смыть с деревьев зелень. Ночью мы устроили из мокрых веток и листьев шалаш, чтобы хоть как-то укрыться от дождя, и улеглись на сырые сосновые иглы. По счастью, у Фионы были большие способности по добыванию полезных вещей из ниоткуда. Я развел костер из сырых дров, а она принесла ягод, дикой моркови и высохших слив, так что мы не умерли с голоду. За время нашего привала мы даже поймали петлей пару кроликов. Я сумел поставить на место кость, которую она вывихнула, поскользнувшись на грязном берегу и ударившись о камень, зато она знала, где найти травы, необходимые для заживления моего бедра. Это она нашла источник, после того как мы два дня пили только дождевую воду, и мне приходилось полностью полагаться на ее чувство направления, поскольку небо было затянуто густыми облаками.

В первые пять дней мы говорили только по делу. Я вспоминал события последних четырех месяцев, пытаясь понять, мог ли я сделать все то же самое и не нажить себе при этом врагов повсюду. Фиона шла за мной лига за лигой, не отрывая взгляда от камней у дороги, ее лицо было серьезно, словно она вела меня на казнь.

На самом деле я понятия не имел, куда мы идем. Наверное, в Эззарию. Мне нужны знания. Нужно что-то прочитать. Подумать над обнаруженными мною загадками поговорить с Кенехиром и другими учеными, найти что-то, что помогло бы Блезу, Кьору и моему сыну, прежде чем им придется принять свою судьбу. Блезу осталось уже недолго. Несколько месяцев. Возможно, недель. Но не лет.

Но Эззария по-прежнему казалась мне неудачным выбором. Мой дом растворился во мгле. Народ, жизнь, которой он жил, его надежды и желания казались мне такими же недоступными, как и мысли деревьев. И у меня появилась еще одна проблема. После ночи в погребе с овощами сны о замороженном замке вернулись со всей ужасающей реальностью. Я просыпался обессиленный и дрожащий, меня пугали любые звуки и прикосновения. Я начал делать все, чтобы не спать и не видеть этого сна. Но сну было все равно, он настигал меня даже при ходьбе. Вместе с дождем, пропитывающим мои одежды, я ощущал ледяной ветер, раздувающий обноски. Мои ленивые шаги по направлению к дому сменяло огромное желание как можно быстрее попасть в замок. Тишина кувайских лесов сменялась наползающим ледяным ужасом, если только я не оглядывался все время через плечо. Никогда еще сон не мучил меня так сильно. К вечеру пятого дня я опустился перед огнем, разведенным под неугомонным дождем, чувствуя себя наполовину безумным.

Я натянул рубаху на голову, чтобы спастись от холодных ручьев, льющихся на нас сквозь ветки. Фиона поджаривала на палке какой-то толстый белый корень. Он смердел паленой плотью. Я уставился на огонь, стараясь не спать и не обращать внимания на жалобы отчаявшегося желудка, но дым от костра начал свиваться в шпили и мосты, появилось серо-голубое сияние, я увидел призраков, скользящих по мосту. Один из них повернулся ко мне…

– Что случилось? – Фиона разрезала обугленный корень на две части и протянула мне мою порцию. – Ты весь день дергаешься. У тебя случайно не начинается опять лихорадка?

– Нет. – Я рассеянно гонял обмякший корень по палке из конца в конец, чтобы он остыл. Через некоторое время он приобрел такой неаппетитный вид, что я понятия не имел, что с ним теперь делать. Я снова взглянул в огонь, и призраки снова ожили в языках пламени. – Скажи, зачем ты за мной идешь. – Я прикрыл глаза, отчего стало только хуже. Замок ждал меня в темноте за закрытыми веками. – Ты в нескольких неделях пути от дома, все время подвергаешься опасности. Я не понимаю.

– Ты не понимаешь, что такое обязанности. – Она сама не верила своим словам, ее голос противоречил смыслу слов.

– Твои обязанности давно выполнены, твоя наставница должна быть довольна, поскольку меня нет в Эззарии. Или ты действительно пытаешься убить меня? Что я тебе сделал, что ты так меня ненавидишь?

Фиона смотрела на белый комок в руке, потом с отвращением швырнула его в огонь.

– Я ненавижу не тебя. Я ненавижу то, что ты делаешь. То, как ты смеешься над законами. Как ты вернулся и стал жить, словно ты никогда не был нечистым, притворяясь, что тебе важна только правда. И ты делал это все не скрываясь. Ты был испорчен, но люди тебя уважали… прощали тебя… словно испорченность значит не больше, чем неудачно сказанное слово. Моей обязанностью было, есть, доказать им, что они заблуждаются.

Ее слова прогнали мои видения. Мне показалось, что она говорила совсем не обо мне. Было что-то более глубокое, болезненное, пожирающее ее, какая-то заноза в сердце. Но я не умел ее вынуть.

– И что ты доказала?

– Только то, что я еще упрямее тебя.

Первый раз за все время нашего знакомства ее исключительная честность подвела ее. Я засмеялся. Но на ее лице отразились такая боль и недоумение, словно она уколола иголкой палец, а оказалось, что от этого отвалилась вся рука. Я заставил себя замолчать.

– Ладно, на том и порешим, – сказал я, поднимая чашку с дождевой водой в шутливом тосте. – Наконец-то мы нашли что-то общее. До сих пор я думал, что мы совершенно разные.

Хотя она сердито сверкнула на меня глазами, мне показалось, что я отвлек ее от мрачных размышлений. Она потянулась за следующим белым корнем из лежащей рядом с ней кучи и пронзила его палкой. У меня появилось неприятное чувство, что у этого корешка была моя физиономия.

– Раз уж тебе пошли на пользу мои уроки упрямства, в следующий раз я научу тебя безумию, – пообещал я, прислоняясь спиной к сырой холодной скале. – Но я должен решить, где преподать следующий урок. – И рассказал ей о своем намерении узнать как можно больше о демонах и о своих сомнениях, касающихся возвращения в Эззарию. Как и тогда, в погребе, оказалось, что легче говорить, чем молчать. Лучше, чем погружаться в пучину одинокого безумия. О своих снах я не упоминал.

К моему удивлению, она подошла к вопросу очень серьезно.

– Есть только одно место, кроме Эззарии, где можно узнать о демонах, – заявила она – Госпожа Катрин говорила о нем.

– Катрин? – Мне потребовалось время, чтобы вспомнить разговор в Кол-Диате о Пендроле и его встрече со странным демоном. – Она говорила об этом Балтаре. Я не могу, не хочу…

– Значит, ты трус и лжец, который и не собирался выяснять правду.

Есть вещи, перед которыми бессильны холодные ливни и долгие дороги, и Фиона коснулась одной из них.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – вскипел я. – Это тот самый Балтар, который придумал заживо хоронить магов и насылать на них видения, которые не приснятся и в самых худших кошмарах. Им приходилось использовать все силы без остатка, пока они не начинали верить, что вся их мелидда разрушена. Иногда, разумеется, если погребение затягивалось, или обряды были проведены неправильно, или человек проходил через них во второй раз, или у него на самом деле не было мелидды… он задыхался или сходил с ума. Но Гильдия Магов Дерзи, эта шайка шарлатанов, напуганных возможностью лишиться своих мест в знатных домах, уверена, что обряды необходимо производить над каждым захваченным эззарийцем, будь то мужчина, женщина или ребенок. Что сможет сказать мне человек, придумавший все это, если допустить возможность, что я смогу находиться с ним в одной комнате? Не трудись отвечать, пока не опробуешь на себе его изобретение.

Щеки Фионы пылали не только от жара костра, но голос ее звучал ровно и спокойно:

– Ты знаешь, что у Балтара было двое детей и оба они были рождены одержимыми демоном?

Я уставился на нее. Хотя все во мне продолжало клокотать от гнева и отвращения, ее слова на миг лишили меня дара речи.

Воспользовавшись паузой, она продолжила. – Сначала родилась девочка, ее унесли умирать через час после ее рождения. Балтар начал читать о демонах все, что только мог найти, он даже уезжал из Эззарии, чтобы узнать больше. Он рассказывал друзьям, что обнаружил некоторые вещи, которые удивили бы их, вещи, которые объясняют многие из наших загадок. Но прежде чем он успел рассказать о чем-либо, родился его сын. Еще один ребенок с демоном внутри. Он заперся с ним в доме, отказываясь отдавать младенца, но, судя по всему, королева Тарья послала за ним храмовых стражей, и они забрали новорожденного. Балтар поклялся, что он отомстит всем эззарийцам, если его ребенку причинят вред, и королева Тарья приказала ему не покидать дом до тех пор, пока он не снимет с себя обвинение в нечистоте и испорченности. Но он исчез в ту же ночь, и больше его не видели в Эззарии.

– А ребенок?

– Боги уничтожили его.

– Как ты узнала все это?

– Ты сам меня просил.

– Я?

– Ты просил, чтобы я подумала о том, что я видела и слышала во время битвы. Ответила на некоторые вопросы. Разузнала. Я так и сделала.

Жизнь продолжала преподносить сюрпризы. Я, наверное, был непроходимым тупицей, невеждой или просто слепым.

– Так это ты разузнала историю Пендрола, а вовсе не Катрин.

– Какая разница, кто ее узнал. Если ты хочешь выяснить что-то, тебе нужен Балтар. А никто в Эззарии понятия не имеет, где он теперь.

Я прикрыл глаза рукой, стараясь отогнать видение:

– Я знаю, где его искать. Но вот задавать вопросы будет нелегко.

– Как может быть нелегко задавать вопросы?

– Я посоветовал бы тебе не принимать в этом участия. – У Балтара было мало знакомых, и все они относились к самым знатным семействам Империи и жили в Загаде. Придется быть очень осторожным. Сомневаюсь, что Александр будет рад видеть меня в городе.

Мы добирались до Загада, Жемчужины Азахстана, четыре недели. Этот город в пустыне был сердцем Дерзийской Империи. Нам повезло, мы ехали в караване сузейнийского виноторговца. Я показал ему свою бумагу и рассказал, что был освобожден из рабства за спасение жизни одного из фаворитов Императора (чистая правда!). Караваны с вином были любимой добычей разбойников, поэтому сузейнийцы были рады еще одной паре рук, владеющих оружием, к тому же рук, принадлежащих человеку, находящемуся под покровительством императорской семьи. Взамен они обещали нам свою компанию, воду и пищу в пути.

Виноторговец был приверженцем традиций, и он потребовал, чтобы Фиона надела платье и ехала вместе с другими женщинами. Фиона была в ярости, я же был доволен. Я был свободен от ее надзора и в то же время не беспокоился о ее безопасности – никто не признал бы в ней, завернутой с ног до головы в тряпки, эззарийку. У нее не было бумаги, подтверждающей то, что она свободный человек. Я напоминал ей об этом каждый раз, когда мы разговаривали, как можно красочнее описывая то что ее ожидает, если ее схватят. Но я так и не смог заставить ее одуматься и отправиться домой. Она дулась, фыркала и поджимала губы, но не снимала длинного белого платья, ехала в повозке с другими женщинами, и ее никто не заметил.

Мои сны не уходили, но и не становились тяжелее. Среди других людей обуздывать их было проще. Мне нравилось наше путешествие. Два раза я помогал купцу и его людям отбивать атаки разбойников. К счастью, оба раза на разбойниках не было черных одежд и белых кинжалов на лицах.

Мы прибыли в Загад поздно утром. Осенняя прохлада позволяла ехать через пустыню почти весь день, за исключением пары часов после полудня, поэтому путешествие не затянулось. Я вежливо попрощался с Дабараком, виноторговцем, и спросил, не может ли Фиона сохранить платье, поскольку я хочу, чтобы она выглядела как можно скромнее в таком полном пороков городе, как Загад. Он сверкнул на меня зелеными глазами. Мы стояли в центре рыночной площади, жизнь на которой замирала только на один час поздней ночью.

– Твоя женщина выступает гордо, как сузейнийка, и следит за своим языком, но ее выдают глаза. Она не опускает их, когда к ней обращаются. Я высек бы любую из своих жен за такую дерзость.

– Я подумывал об этом, – ответил я. – Но потом решил, что это слишком хлопотно и не слишком действенно. Ей на пользу не пойдет.

Купец сочувственно покивал. Нахальный взгляд Фионы сверлил мою спину, мне казалось, что она уже кровоточит. Мы почти не разговаривали в течение этих четырех недель, и я надеялся, что такое публичное унижение заставит ее наконец уйти. Я снова ее недооценил.

Мы сняли комнату в небольшой гостинице в купеческом квартале, заплатив теми монетами, что виноторговец дал нам за мою помощь при нападении разбойников. Я еще днем купил на рынке бумагу, перья и чернила и теперь разложил их на маленьком столике в комнате после долгого спора с Фионой, будем ли мы из экономии спать на одной кровати или следует потребовать две. (Фиона победила, мы будем спать по очереди на одной.) Я заточил перо ножом Фионы и написал следующее письмо:

– Кто это? – спросила Фиона, стоявшая у меня за плечом – Чья-то любовница? Твоя? Какая подпись… «иностранец, друг госпожи»…

– Не совсем, – ответил я. – Если боги достаточно мудры, в один прекрасный день эта женщина станет Императрицей Азахстана. – Всегда приятно ошеломить Фиону.