Райские птицы

Глава 5

Кентаврию у зведолета первым заметил дежурный, потягивавший колу перед экранами внешнего наблюдения. Резкий звонок интеркома властно вырвал Огрина из-под власти сна; не дожидаясь окончательного синтеза одежды, капитан поспешил в рубку.

— Что? — выдохнул он, подбегая к приборной доске.

— Гостья, — дежурный перевел картинку на объемный экран и восхищенно вздохнул. Даже Огрин, видевший кентаврию вблизи, ощутил, как мгновенно вспотели ладони.

В этот раз Ичивака выбрала основным цветом для украшений золотисто-желтый; гирлянды из мелких, блестящих многоугольных листиков тянулись вдоль ее стройного тела, спиралью обвивая ноги и груди. Крупный цветок, похожий на золотой лотос, был вплетен в волосы, желтый оттенок получили даже жемчужные нити на хвосте. Контраст с изумрудной, перламутровой шерстью, был восхитительным.

Пока люди разглядывали кентаврию, в рубку вбежала Хельга, следом — чуть не столкнувшись в дверях — объявились Яускас и Бьорн. На короткое время по обе стороны экрана воцарилась настороженная тишина.

— Красота-то какая! — прошептал дежурный космонавт.

— Верно, — пробурчал Яускас. — Красота сказочная. Они нас действительно изучили.

Огрин с силой вдохнул.

— Откройте шлюз. Пусть ее проводят в мою каюту.

— В вашу? — с легкой иронией уточнил биолог. — Капитан, не пора ли вспомнить, что вы на борту не один?

Огрин вспыхнул.

— Отлично, — бросил он сухо. — Проводите аборигена в кают-компанию. Хельга, Яускас, Бьорн — вы согласны присутствовать?

— С радостью, — за всех отозвалась женщина.

Огрин кивнул и первым покинул рубку. Двигаясь по светлому коридору в направлении лифта, он с легкой тревогой размышлял над своими чувствами. Дуагея определенно тянулась к его сердцу, и успела проникнуть весьма глубоко. Огрин почти физически ощущал нервное напряжение, в котором пребывал последнее время.

А так быть не должно. Капитан экспедиции на то и капитан, чтобы подавать пример. Конечно, «Лихорадка» — не доисторическая каравелла, где неграмотная и опасная команда оставалась в подчинении только благодаря воле и тяжкой руке капитана; экипаж звездолета состоял из лучших специалистов и ученых Земли, многие из которых были умнее и образованней Огрина. Однако в социальной сфере люди, как стадный вид, мало изменились со времен каравелл, и по-прежнему нуждались в координаторе, вожаке стаи, на кого в трудную минуту обращаются взгляды.

Огрин стал капитаном первого обитаемого звездолета Земли не случайно. Опытный космический штурман и пилот, с огромным летным стажем и детальным знанием технической части — этого, увы, было мало. Но Огрин, помимо знаний и опыта, обладал также весьма редким качеством: аурой лидера. Его слушали даже незнакомцы, а команды всех кораблей, где он служил раньше, безгранично ему доверяли. Даже чисто внешне, Огрин сразу располагал к себе — широкое лицо, пышные черные волосы, борода, смеющиеся глаза, огромные плечи и легкая, свойственная всем людям большого роста неловкость в движениях; в одном из экспериментов в центре подготовки, подавляющее большинство из контрольной группы людей, никогда ранее не видевших Огрина, на вопрос «как вы думаете, кто он?» ответило «наверно, капитан корабля»…

И вот сейчас этот капитан, ответственный за самый сложный, совершенный, ресурсоемкий и рискованный проект в космической истории человечества — был растерян. Он все сильнее ощущал эмоциональные узы, тянувшиеся между ним и планетой. Огрин припомнил свою реакцию, когда Яускас разглядывал картину, и поразился, осознав, что в тот момент ревновал! Да, да — ревновал огромную инопланетную рептилию к верному другу и соратнику.

Точнее, ревновал не как женщину, разумеется — просто Огрин к собственному изумлению вдруг понял, что подсознательно считает Тау своей. Личным, персональным драконом, до которого никто и никогда не посмеет дотронуться!

Собственный дракон, который, весьма вероятно, был в действительности бессмертным всемогущим инопланетянином, заботливо строившим эту планету тысячелетиями…

— Хельга, — вполголоса, не обернув головы, позвал капитан. Идущая следом врач прибавила шаг.

— Слушаю.

Огрин негромко пересказал ей свои размышления. Хельга в глубокой задумчивости оглядела капитана с головы до пят.

— Рассуждая строго логически, — заметила она после длительной паузы, — Такая реакция, во-первых, вполне естественна, а во-вторых, почти наверняка запланирована. Если я права, остается лишь снять шляпу и поклониться гениям, ответственным за контакт со стороны местных.

Они вошли в лифт. Огрин нервно постукивал пальцами по бедру.

— Слова Яускаса не идут у меня из головы, — сказал он, когда двери раскрылись и офицеры продолжили путь в кают-компанию. — Разумом я понимаю, что он прав, но верить в это просто не могу. Сердце не лежит.

— Насчет специально для нас разработанного мира? — уточнила Хельга.

— Да, — капитан стиснул зубы. — Я сознаю, что Тау, почти наверняка, никакая не драконесса, а бесконечно мудрое и совершенно чуждое нам создание, но сердцем… В душе… — он опустил голову. — Не могу… — прошептал.

— Зря вы так переживаете, Огрин, — заметила врач. — Мы ведь, по сути, ничто иное как устройства сбора и обработки информации. Все, что нам известно о Вселенной, докладывают органы чувств — зрение, слух, обоняние и прочие. А теперь скажите, положа руку на сердце: что проще — построить планету, населенную сказочными созданиями, или заставить гостей с Земли только ВИДЕТЬ сказочных существ?

Капитан вздрогнул.

— Но Яускас…

— Яускас мог точно так же УВИДЕТЬ то, что требовалось — соответствия в генных картах, к примеру, — Хельга усмехнулась. — Думаю, ваша драконица умеет и не такое.

Огрин стиснул зубы.

— То есть, вы полагаете — Тау или другой абориген берет образы из нашей памяти и проецирует их обратно, как голограммы?

— Ментограммы, — уточнила Хельга. — Изображение формирует сам мозг. Да, в целом я полагаю именно так.

Капитан с большим облегчением улыбнулся.

— А видеозаписи? — спросил он весело. — Откуда на записях у Ичиваки облик кентавра? И почему мы все видим ее одинаково, разве ментопроекция не субъективна для каждого?

Хельга горько улыбнулась.

— А откуда вы знаете, что мы — все мы — действительно существуем? Что, если корабль взорвался при торможении, и вы, Огрин, сейчас лежите в коме в дуагейском госпитале, где местные специалисты-телепаты заботливо проецируют вам в мозг, будто экипаж жив-здоров, и катастрофы не было? А что, если драконы охотятся, как вампиры, впрыскивая жертвам ментальное обезболивающее, и ваша сверкающая Тау прямо сейчас медленно вас переваривает?

Улыбка с лица капитана бесследно испарилась.

— Ну, знаете… — он покачал головой. — Это даже не солипсизм, а просто глупость!

Ответить Хельга не успела; офицеры вошли в кают-компанию, где — разумеется, у зеркала — стояла прекрасная изумрудная кентаврия с золотым лотосом в волосах. И живая, реальная Ичивака мгновенно сделала все разговоры о ее воображаемой природе вопиющей нелепицей. Даже Хельга немного помедлила в дверях.

— Огрин! — кентаврия улыбнулась, с неземной грацией обернув «человечий» торс к дверям и легонько, по-кошачьи изогнув спину. Капитан шагнул в сторону, пропуская товарищей.

— Рад видеть вас, — отозвался он тепло.

— Вы не один? — быстро спросила Ичивака. — Почему?

Огрин вздрогнул, Хельга и Яускас метнули на него короткие взгляды. Бьорн молча пожирал глазами гостью — из всех четверых он был единственным, видевшим Ичиваку лишь на экранах. Капитан с легким волнением покачал головой.

— Наш корабль огромен и очень сложен. Это мои друзья, старшие офицеры, они помогают управлять звездолетом и должны все знать наравне со мной, — он обвел рукой спутников. — Боюсь, без них беседа не состоится, Ичивака. Вы не против?

Кентаврия чуть изогнула брови.

— Я пришла не для беседы, — ответила она с короткой запинкой. — Огрин, вас приглашают на къен. Очевидно, ваших друзей тоже, хотя про них мне не говорили…

В кают-компании повисла неловкая тишина. Нарушила ее сама Ичивака:

— Понимаю, вам незнакомо это понятие, — она вздохнула и грациозно провела рукой по волосам, вызвав уже знакомую Огрину восхитительную волну зеленых искр. — Объяснить его гораздо труднее, чем тиэррай.

— А вы попытайтесь, — довольно сухо заметила Хельга. Огрин невольно подумал, как должна себя чувствовать пожилая, костлявая, долговязая женщина ее внешности в присутствии такого искристо-обнаженного чуда? Ичивака, разумеется, ничего не заметила и лишь улыбнулась.

— Я правда не знаю, как объяснить, — сказала она с детской наивностью. — Къен, это… Радость общения, вероятно так. Радость общения с будущей вехой.

Огрин растерянно взглянул на Яускаса. Тот, казалось, ничуть не озадаченный, легонько подался вперед:

— Будущая веха? — спросил он быстро. — Радость общения с теми, кто ее достиг?

Ичивака кивнула.

— Да, да! Только не совсем общение, — она скромно перебрала копытами и опустила взгляд. — Не разговор, как мы сейчас беседуем друг с другом… Ощутить присутствие и… — девушка в замешательстве умолкла. — Не знаю, как сказать.

Огрин, внезапно догадавшись, шагнул вперед.

— Дракон! Къен — это встреча с драконом, верно?

Удивление в глазах Ичиваки ответило ему раньше, чем голос:

— Нет, конечно. Почему вы так решили?

Запнувшись, капитан переглянулся с Бьорном.

— М-м… Простите., — выдавил он. — Я уже встречался с драконом, и подумал… Что она достигла будущей вехи.

Кентаврия звонко, по-девичьи рассмеялась.

— Тау вскружила вам голову, Огрин? — она укоризненно погрозила пальцем опешившему человеку. — Не поддавайтесь тиэррай. Драконы, как и вы, летают меж звезд, но веха у всех нас общая. Для драконов къен стал большим сюрпризом…

Повисла неверящая тишина. Разорвать ее довольно долго никто не решался, и лишь спустя минуту, впервые с начала беседы, послышался голос Бьорна:

— Драконы пришли со звезд? — спросил он глухо. Изумленный Огрин молча моргал.

Ичивака кивнула.

— Разве Тау вам не сказала?

Оргин сильно вздрогнул. Ему, будто наяву, вспомнился теплый голос драконессы: «А если так и есть?» — серьезно спросила Тау. Дурак, дурак, надо было анализировать каждое слово, а не глазеть на прозрачные крылья…

— Да, теперь я вспомнил, — медленно, с напряжением произнес Огрин. — Она упоминала.

— Драконы были первыми, кто пришел со звезд, много-много столетий назад, — весело сообщила Ичивака, даже не подозревая, какую бурю она только что породила. — Первый къен их сильно напугал, с тех пор мы сначала проверяем гостей.

В каюте воцарилось напряженное, взрывоопасное молчание.

— И… Много у вас побывало… Гостей?.. — с натугой спросил Яускас.

Ичивака развела руками.

— Конечно. Обычно они улетают домой и никогда не возвращаются вновь. С нашим миром трудно найти уауке… — она запнулась, на миг задумалась, — …уауке примерно означает гармонию невысказанных мыслей с чувствами, которые нельзя выразить.

— А драконы? — нервно спросила Хельга.

Девушка тепло улыбнулась.

— Драконы нашли уауке в первый же къен, — заметила она весело. — Они сами просили остаться.

— Почему? — быстро спросил Бьорн.

Ичивака недоуменно подняла брови, но тут же рассмеялась.

— Простите, я забыла, что вы не знаете, — она подмигнула физику. — Поверьте, после къен таких вопросов не бывает. Вы просто… понимаете.

Огрин нервно кашлянул.

— А что драконы поняли в тот раз?

Ичивака вздохнула.

— Не только драконы, — объяснила она терпеливо. — Мы поняли, что драконы станут жить здесь, а они поняли, насколько это правильно, и всем стало хорошо, тепло и радостно, поскольку мы нашли друг друга, а значит, уауке стал еще прочнее. Это нельзя объяснить словами, Огрин. Вы должны идти со мной.

Прежде, чем капитан успел ответить, в разговор вмешалась Хельга:

— Семнадцать человек были на час похищены прямо из корабля, — сказала она сухо. — Об этой проверке вы говорили?

Ичивака удивленно моргнула.

— Похищены? Как?

Люди переглянулись.

— Вы не знаете? — Хельга прищурила глаза. — Они просто исчезли, расстворились в воздухе, а когда вернулись — через час — никто даже не помнил, что отсутствовал в корабле.

Тряхнув гривой волос, девушка подошла к врачу ближе.

— С ними ничего не случилось? — спросила она тревожно.

— А что могло случиться? — Хельга прищурила глаза.

Ичивака вздрогнула.

— Так было лишь однажды, тысячи лет назад, — ответила она медленно. — В тот раз к нам прилетели… нехорошие гости. Их поступки бессмысленно отрицали уауке, а на къен они просто ничего не чувствовали. Мы решили, будет правильно, если гости улетят, и драконы уже хотели вмешаться, но когда они прибыли к месту, где поселились гости, там уже никого не было. Мы до сих пор гадаем, что тогда случилось.

Воцарилось молчание. Подавленный картиной, созданной воображением, Огрин лихорадочно гадал, с кем или чем они столкнулись, Хельга, Яускас и Бьорн также задумались. Ичивака с легким нетерпением переступила с копыта на копыто:

— Вы принимаете приглашение на къен? — спросила она наконец, устав ждать.

Все разом вздрогнули. Огрин, сглотнув, заставил себя успокоиться.

— Последний вопрос, — он впился глазами в лицо девушки. — Те, с кем вы общаетесь на… къен, они жили здесь раньше вас? Они первые жители этой планеты?

Ичивака моргнула.

— Они? — переспросила она с легким удивлением. — Не они, а он. Конечно, он был здесь раньше нас, как же иначе появились мы? — девушка фыркнула от нелепости вопроса.

Огрин молча посмотрел на Яускаса. Тот, слегка бледный, кивнул. Капитан обернулся к кентаврии:

— Мы принимаем приглашение. Где состоится… къен?

Ичивака улыбнулась.

— Там, где вы желаете его провести. Можно прямо здесь, — она обвела рукой каюту, — Но драконы хотели присутствовать, а тут они не поместятся. Может, на полянке у корабля?

Огрин и Бьорн вздрогнули, Яускас закусил губу. За всех ответила Хельга:

— Почему бы и нет? — врач с легким напряжением скрестила руки за спиной. — Буду рада знакомству с драконами…

Ичивака просияла.

— Замечательно! Идемте, — она грациозно и совершенно бесшумно проследовала мимо оцепеневших людей и скрылась за дверью. Огрин, Хельга, Яускас и Бьорн, слегка помедлив, поспешили следом.

Крылатых на сей раз было трое. Три непостижимо прекрасных, грациозных, струившихся искрами чуда — серебристый, янтарный и уже знакомая Огрину перламутровая Тау. Драконы сидели в высокой траве напротив главного шлюза и смотрели прямо на дверь, будто видели людей сквозь броню.

Дул ветер, по траве бежали мягкие волны. Небо, чуть ли не впервые, покрывали пушистые белые облака, там и тут солнечные лучи прорывались сквозь них радужными столпами света, придавая равнине и океану совершенно сказочный вид — будто картина великого гения, чей безграничный талант дал рисунку жизнь. Свежий, пропитанный ароматами воздух буквально пьянил, Огрин даже споткнулся на трапе. Драконы терпеливо ждали, пока к ним подойдут.

Вблизи они производили еще большее впечатление, чем на экране, путь даже объемном. Огрин поймал себя на мысли, что единственное слово, действительно и безоговорочно применимое к этим созданиям, прозвучит до обидного банально: неземные. Грация, величие, мистическая аура, окружавшая крылатых — в них все было совершенно. Совершенно неземным.

Плечом к плечу с капитаном встали Хельга, Бьорн и Яускас, позади столпились другие космонавты — звездолет покинула почти вся команда. Огрин осмотрелся: в глазах людей горело только любопытство и жгучий интерес. Куда пропала обязательная для космонавта подозрительность, где столь тщательно натренированные способности к анализу и просчету ситуаций? Меньше, чем за полгода, Дуагея сделала из взрослых, опытных специалистов, готовых к любым сюрпризам Космоса — толпу любопытных детей. Способных, как и все дети, весело играть с тиграми…

Или вежливо беседовать с драконом, не чувствуя робости от соседства со столь могущественным и громадным зверем. Это выглядело нелепым, но даже самому Огрину драконы вовсе не казались большими, а ведь они возвышались на два человеческих роста и могли легким движением когтистой лапы завершить любую беседу. Так малыш, ликуя, лезет на спину льву, цепляясь за жесткую шерсть и не ведая о клыках…

Тем временем Ичивака вышла вперед и раскинула руки в символическом объятии. Крылатые отозвались улыбками, Тау весело подмигнула капитану. Кентаврия подошла к могучим существам и опустилась в траву рядом с янтарным драконом, чей вид — необъяснимо, как — сразу навевал мысли о мудрости и огромном опыте. «Аура лидера?» — растерянно подумал Огрин.

— Добро пожаловать, друзья, — вежливо произнес янтарный, обведя людей чистыми, ярко-зелеными глазами бесконечной глубины. — Прошу, оставьте в прошлом страхи и сомнения. Вы действительно друзья, и мы рады приветствовать вас.

Ответить дракону решились не сразу — пару секунд царила неловкая тишина. Как ни странно, первым на сей раз заговорил молчаливый и вечно хмурый Бьорн. Физик шагнул вперед, обратив лицо к Тау, сидевшей в центре:

— Мы получим ответы? — спросил он просто.

Крылатая приподняла края губ в тонкой и доброй улыбке.

— Не все, — отозвалась она с той же прямотой.

Бьорн глубоко вздохнул.

— Тогда скажите, что это? — он обвел рукой лес, небо, далекое море. — Мы теряемся в догадках, наш разум готов сдаться. Как возник этот мир? Почему он так похож на Землю, родину людей?

Тау весело и не слишком официально толкнула крылом серебряного дракона, сидевшего от нее слева.

— Ответишь? — спросила лукаво.

Серебряный бросил на подругу слегка укоризненный взгляд. Огрин еще раз поразился, насколько понятной и естественной для человека была драконья мимика — ожидать подобного от инопланетных рептилий казалось смешным, но ни один жест, ни одна улыбка не казалась заученной или чуждой. Просто драконы и люди — а также все прочие жители Дуагеи — действительно общались на одном языке. И это сводило с ума, ведь сейчас-то Огрин уже знал, что даже если Ичивака и другие аборигены в самом деле потомки землян, то уж драконы определенно явились из мира, с Землей никак не связанного!

Между тем, серебряный обратил к Бьорну глаза цвета насыщенного ультрамарина.

— Чтобы ответить на ваш вопрос, вы должны вначале испытать къен, — сказал он мягким, очень приятным баритоном. Огрин, встряхнувшись, отодвинул размышления в сторону и шагнул навстречу драконам.

— Я капитан экспедиции, — произнес он твердо, глядя прямо в глаза янтарного. — Мы готовы.

Дракон улыбнулся.

— Еще нет, — ответил он с теплой добротой в голосе. — Вы с честью выдержали испытания и доказали, что действительно имеете право называться разумными. Но вы слишком молоды и наивны, чтобы одолеть тиэррай.

— Вы эмпирически отыскали некоторые из тысяч законов развития, — продолжил серебряный дракон. — Но еще не умеете делать из них выводы.

— Однако вы обладаете удивительным даром, — с ласковой улыбкой заметила Тау. — Даром, на возрождение которого в людях мы уже перестали надеяться.

И все трое умолкли, глядя на космонавтов с высоты своего роста. Огрин, совладав с волнением, вскинул голову.

— Кто вы? — спросил он негромко. — Я не верю, что этот мир сотворили ради нашей экспедиции, хотя логика утверждает обратное.

Перламутровая Тау весело, совсем по-человечески рассмеялась.

— Видите? — она склонила голову набок. — Вам известны все факты, но выстроить их в линию не получается. Вы смотрите на яблоко, а видите сферу.

— Нам известны все факты? — напряженно спросила Хельга. — Так ли это?

— Главное, одолеть тиэррай, — очень серьезно сказала Ичивака. — Задумайтесь, люди. Крепко задумайтесь, поскольку лишь тиэррай сейчас мешает вам понять.

— Однако вступление затянулось, — задумчиво произнес янтарный. — Полагаю, къен пора начинать.

Он склонил глову к Огрину и тихо произнес ему прямо в лицо:

— Сейчас решается очень многое. Держитесь.

Капитан хотел ответить, но не успел. Начался къен.

Огрин ожидал чего угодно. Более того, уже привычный к сюрпризам Дуагеи, он ожидал, что любые ожидания будут обмануты. Но къен все равно оказался неожиданным.

Снаружи ничего не изменилось — та же степь, ветер, облака и столпы солнечного света, играющие в зеркальных драконьих чешуйках. Но в душе, в самой глубине разума, Огрин внезапно ощутил ПРИСУТСТВИЕ чего-то, объяснения которому не просто не было, а вообще не могло БЫТЬ. Отказывающееся принимать невозможное как данность, ассоциативное мышление Огрина в панике бросилось искать аналогии — и, как ни странно, сразу нашло. Капитан зажмурился, внезапно ощутив себя ребенком.

Младенцем, едва начинающим понимать окружающее. Теплые, мягкие руки матери — или отца — они всегда здесь, рядом. Кроме них просто не существует НИЧЕГО. Огрин всей душой, каждым своим атомом впитал абсолютно человечье чувство единения с кем-то, понять которого ты не можешь, но чью доброту и любовь ощущаешь ежесекундно.

Капитан мысленно ахнул, осознав, что точно такие чувства испытывает собака к своему хозяину. Его поступки никогда не ясны, его мир — полностью чужд, далеко за гранью собачьего понимания. Но любовь его совершенно родная, искренняя. Его эмоции так похожи! Собака не может понять, отчего хозяин грустит или радуется, но саму грусть и радость чувствует столь же полно, как сам человек. Только в случае с собаками чистоту аналогии портят взаимоотношения «господина» с «рабом», а здесь, Огрин сознавал, нет ничего подобного. Ичивака выразилась удивительно точно: къен действительно был радостью общения. Но не с «высшим» существом, вовсе нет! Просто ТОТ, чье присутствие сейчас наполняло Огрина теплотой, находился за гранью разумного понимания.

— Прокариоты, — услышал капитан. Изумленный, бледный Яускас говорил вслух. — Затем многоклеточные, растения, животные. Следующая ступень — разум, волею случая доставшийся на Земле только людям. А что же дальше? Сверхразум? Живые компьютеры?

— Нет, — к собственному удивлению отозвался Огрин. Къен совершенно не мешал воспринимать реальность. — Конечно, нет. Следующая ступень уже не будет разумом в нашем понимании.

— Как говорил Заратустра, — пробормотал Бьорн, — Человек суть канат, натянутый между животным и сверхчеловеком. Канат над пропастью…

— Котята. — сухо сказала Хельга. — Греются у камина.

Бьорн кивнул.

— Они знают лишь, что пламя дает тепло. Чтобы развести пламя, требуется нечто, котятам недоступное.

— Доступное! — возразил Яускас. — Просто непонятное. Мы для зверей не боги!

— Не боги… — повторил Огрин и ахнул. — Конечно! Ведь богов придумали люди по своему образу и подобию! Любой бог лишь приумножает знакомые нам качества — всезнающие, всемогущие, безукоризненные разумные сущности. Разум становится сверхразумом, воля — сверхволей, и мы продолжаем цепочку обожествления нас самих!

Хельга с натугой улыбнулась — она тяжело дышала, глубоко потрясенная къен.

— Держу пари, — заметила женщина, — Если б волки создали религию, их богом стал бы огромный самец с тысячами клыков, способный одним укусом завалить тигра и догнать любого оленя.

— Верно, — тяжко отозвался Бьорн. — Придумать человека не сумел бы ни один волк.

Они переглянулись, шокированные и уничтоженные пониманием. Огрин с болью обернулся к драконам.

— Этого вы испугались? — спросил он горько. — Тогда, в первый раз?

Тау посмотрела на человека с абсолютно непередаваемым выражением — полное, бесконечное понимание смешанное с материнской любовью, и в то же время глубочайшая, разделенная всей душой тоска.

— Да, — ответила она просто. — Для нас существует лишь одна истинная радость: познание Вселенной. Сотни веков мы верили, что рано или поздно сумеем познать ее целиком.

— А потом нашли этот мир, — глухо сказал Бьорн.

— И поняли, что на разуме жизнь останавливаться не намерена, — с кривой усмешкой вставила Хельга.

Драконесса с болью покачала головой.

— Нет, — отозвалась она тихо. — Мы поняли, что иногда эволюция слишком жестоко перечеркивает все, чего раньше добилась.

Янтарный дракон распахнул сверкающее крыло и обвел им пейзаж.

— Что вы чувствуете? — спросил он сурово. — Какие эмоции вызывает у вас къен?

Хельга стиснула зубы.

— Забота, — процедила она. — Внимание извне. Любовь к животным.

— Боль, — внезапно сказал Яускас. — Жгучая боль ученого, твердо знающего, что ему никогда не раскрыть этой тайны.

— Горечь, — произнес Огрин, всей душой чувствуя, сколь искренне он сейчас говорит. — Тоска и горечь.

Перламутровая драконица грустно улыбнулась.

— Видите, — сказала она негромко. — Что угодно, только не зависть.

Капитан вздрогнул.

— Зависть? — переспросил он, и вдруг понял, что действительно НЕ ЧУВСТВУЕТ себя ущербным. Он не завидовал — даже в душе, даже в самых потайных уголках разума. По изумлению в глазах друзей, стало ясно, что о зависти никто из них и не задумывался.

Драконесса легонько кивнула.

— Не удивляйтесь, — она вздохнула. — Все правильно. Мы не понимаем къен и не сможем его понять, никто из нас, никогда. Мы способны теоретизировать о возможных преимуществах следующей ступени, мы отдаем себе отчет, что от НИХ столь же далеки, как животные от нас, и все же мы не хотим — не умеем — мечтать о такой судьбе. Как очень верно сказал ваш капитан, — драконесса улыбнулась Огрину, — судить можно разумом, а можно сердцем.

— Есть давний парадокс, наверняка известный землянам, — в разговор вступил серебряный дракон. — Способно ли всемогущее существо сотворить гору, до вершины которой оно не сумеет долететь?

Яускас нервно усмехнулся.

— У нас речь идет о камне, который бог не сможет поднять.

— Вот-вот, — отозвался крылатый. — С разумом та же история. Видите ли, разум действительно всесилен, и границ у познания нет. Беда в том, что разум оказался способен сотворить то, что не в силах осознать. Таким образом, парадокс получил эмпирически найденый ответ: да, бог может создать камень, который он затем не поднимет.

— И с этого мига перестанет быть богом, — шепнула Ичивака.

Повисла тяжкая, гнетущая тишина. Огрин медленно выдохнул и на миг зажмурился, стараясь отогнать убаюкивающее тепло къен, мешавшее мыслить четко.

— Итак, мы прошли испытание, — произнес он размеренно. — Теперь скажите, наконец: в чем тайна этого мира?

Тау горько улыбнулась.

— У вас есть вся информация, чтобы догадаться.

— Я в этом сомневаюсь! — резко возразила Хельга. Драконесса качнула головой.

— Информацией владеет лишь Огрин.

Капитан замер. Его разум вспыхнул лихорадочным жаром.

— Только я?

— Да.

— Почему?

Крылатая ответила не сразу; вначале она некоторое время отрешенно водила когтем в траве. Капитан резко шагнул вперед:

— Почему я?

— Знаете, мы ведь следили за вашим кораблем еще на орбите Земли, когда его строили, — не поднимая глаз, тихо сказала Тау. — Никто не ждал людей в этом тысячелетии…

Космонавты невольно отпрянули. Яускас широко раскрыл глаза:

— Вы посещаете Землю?!

— Иногда, — еще тише отозвалась драконесса.

— С какой целью?!

Тау подняла голову и взглянула прямо в лицо Огрина.

— Мольберт, — сказала она размеренно и четко.

Воцарилось изумленное молчание. Ветер гнал по траве искристые волны, развевал драконьи гривы. Неземная красота пейзажа накладывалась на глубокое, почти интимное ощущение къен, разрывая связи с реальностью, волнуя сердце. Потрясенный Огрин поднял руки к лицу, взглянул на ладони.

— Мои картины, — прошептал он. — Вам известно, что я художник?

Янтарный дракон очень серьезно кивнул. Капитан отшатнулся:

— Картины! — он широко раскрыл глаза. — Этот мир — картина?!

Тау вздохнула.

— Зачем людям живопись? — спросила она негромко. — Ведь есть фотография, кино, голограммы…

— Нет! — крикнул Огрин. — Я не верю!

Изумленный Яускас облизал губы.

— Къен… — прошептал биолог. — Им знакомы эмоции?

— Радость, горе, любовь, все это известно и животным, — глухо произнес Бьорн. — Раз мы унаследовали их от предыдущей ступени…

— …то и следующая унаследует от нас, — закончил Яускас. — Невероятно!

Огрин попятился, упрямо качая головой.

— Нет. Нет! Так не может быть! Это нонсенс!

— Все логично, — сухо заметила Хельга. — Мы, люди, рисуем картины. Творчество дарит нам наслаждение. Почему бы ИМ не рисовать миры?

— Но Вселенная не холст! — в отчаянии крикнул Огрин.

Перламутровая драконесса с легким удивлением склонила голову на бок.

— Почему? — спросила она просто.

— Потому что мы живые! — рявкнул капитан. — Мы разумны, у нас есть свобода воли и собственный путь!!!

Серебряный дракон моргнул.

— Так ведь никто их не отбирает, — заметил он коротко.

Янтарный с хлопком расправил над поляной гигантские прозрачные крылья.

— Мы вовсе не собирались оставаться, когда обнаружили Дуагею тысячи лет назад, — произнес он сурово. — Но первый къен испугал нас сильнее, чем любая опасность в Космосе, с которой драконы сталкивались ранее. Здесь мы ощутили… гармонию. Къен не навязывает, не лишает воли — он демонстрирует. Великий художник открывает вам неоконченное полотно, и одним лишь взглядом дает понять, сколь идеально, прекрасно и… правильно… в него вписался бы ваш образ. Оглянитесь, — янтарный обвел крылом горизонт. — Вы ведь и сами видите, как подошли этому миру драконы. Недостающий штрих, последний мазок, завершающий сказку.

— Королевский зверинец, куда, наконец-то, привезли тигров, — мрачно отозвалась Хельга.

— Нет, — улыбнулась Ичивака. — Скворечник.

Огрин вздрогнул от яркости аналогии.

— Точно, — прошептал он. — Скворечник. Красивое и уютное гнездышко.

— Как может птица устоять? — горько улыбнулась драконесса.

Потрясенный Яускас сгреб ладонями волосы.

— Мольберт. Он смешивал краски на Земле, экспериментируя с цветами, а добившись нужного — наносил мазок. Что будет, если слить зеленый и желтый? Кобылицу и девушку?

Ичивака звонко рассмеялась.

— Среди нас и жеребцы есть, — заметила она лукаво.

Яускас ахнул и широко раскрыл глаза.

— Естественный отбор! — прошептал он. — Вы не способны его пройти, вы погибнете без присмотра. Вот почему на Земле вас больше нет!

— Нас никогда и не было много, — объяснила кентаврия. — Две-три сотни, пока шло творение. Земля всегда оставалась мольбертом, черновиком будущего шедевра. Жить мы должны были здесь.

— В саду Эдема, — выдавила Хельга сквозь зубы. — А люди, выходит, сырье? Нас и в реальности прогнали из рая?

Ичивака недоуменно моргнула.

— Но вы и есть творцы, — отозвалась она с удивлением. — Дуагею и всех нас создал человек следующей вехи.