Странный полет Ричарда Клейтона

Ричард Клейтон приготовился к прыжку, словно ныряльщик на трамплине. По правде говоря, он и был ныряльщиком, а трамплином ему служила серебристая ракета. Только прыгнуть он намеревался не вниз, в синие воды, а вверх, в голубизну небес, и пролететь ему предстояло не двадцать-тридцать футов, а миллионы миль.

Набрав побольше воздуха, этот пухлый коротышка с козлиной бородкой обхватил руками холодный стальной рычаг и, закрыв глаза, дернул его вниз.

Никаких перемен.

И вдруг Клейтон от толчка полетел на пол. Космический корабль пришел в движение!

Словно шум птичьей стаи, поднявшейся в небеса, словно гул, поднятый крыльями мотылька в полете, словно дрожь изготовившихся к прыжку мышц.

«Будущность» неистово вибрировал. Его качало из стороны в сторону, стальные стены дрожали от гула. Внутри возник противный высокочастотный звон. Ричард Клейтон вначале оцепенел, но встал на ноги, потер ссадину на лбу и, пошатываясь, побрел к своей крошечной койке. Корабль двигался, но мерзкая вибрация не ослабевала.

– Черт возьми! Пульт разбился! – тихо выругался он, глянув на приборы.

Все верно. Приборная доска вышла из строя при ударе. Пол усеивали осколки стекла, бесполезные индикаторы болтались на проводах.

Клейтон в отчаянии уселся на койку. Катастрофа! В голове пронеслись события тридцатилетней давности, когда он, десятилетний мальчишка, вдохновился полетом Линдберга. Он вспомнил свои исследования и отцовские миллионы, пущенные на усовершенствование летательного аппарата, которому предстояло пересечь сам космос.

Долгие годы ушли на работу, мечты, планы. Он перенял опыт русских ракетостроителей, основал «Фонд Клейтона» и нанял себе в помощь механиков, математиков, инженеров и астрономов.

Затем был изобретен атомный двигатель и построен космический корабль «Будущность» – высокопрочная скорлупка без окон, сваренная из стали и дюралюминия. Крошечная кабина вмещала баллоны с кислородом, запас пищевых таблеток, стимуляторы, оборудование для кондиционирования воздуха и... пятачок жилого пространства размером в шесть шагов.

По сути, тесная тюремная клетка, но Ричард Клейтон собрался реализовать в ней свои честолюбивые планы. Он намеревался выйти с помощью ракет за пределы гравитационного поля Земли, а затем на атомной тяге долететь до Марса и вернуться.

Путь к Марсу займет десять лет, а потом еще столько же – возвращение, для посадки врубятся дополнительные ракетные двигатели. По тысяче миль в час – не воображаемое путешествие со скоростью света, а долгий, муторный полет, основанный на тщательных научных расчетах. Тумблеры на пульте были выставлены в нужное положение, Клейтону не требовалось вести корабль. Всем занималась автоматика.

– Ну и что теперь? – уставился он на разбитое стекло.

Связь с внешним миром оборвалась. Больше не проследишь на табло за ходом полета, не узнаешь время, направление и расстояние. Здесь, в крошечной кабине, ему предстоит просидеть десять-двадцать лет, причем в полном одиночестве. Развлечься и то нечем: книгам, газетам и играм не нашлось места. Он пленник черной пустоты космоса.

Земля далеко внизу наверняка уже почти не видна. Скоро она превратится в шарик раскаленного зеленого огня, меньший, чем красный огненный шар впереди – Марс.


Понаблюдать за взлетом на поле стянулись толпы. Их держал в узде Джерри Чейз, ассистент Клейтона. Воображение нарисовало, как зрители смотрят на яркий стальной цилиндр, который появляется из облака ракетных газов и пулей выстреливает в небо. Еще немного – и крошечная точка корабля истает в синеве. Люди разойдутся по домам и вскоре его позабудут.

А ему здесь жить лет десять, а то и двадцать.

Да, он уцелел, но когда же прекратится эта вибрация? Стены и пол трясутся, невозможно терпеть. Такое осложнение он с проектировщиками не предусмотрел. Толчки отдаются в измученной голове болью. Что если они не прекратятся, если это на весь рейс? Так и с ума сойти недолго.

Но думать Клейтон мог. Он лежал на койке, вспоминая... оживляя в уме каждую мелкую деталь своей жизни от рождения до настоящего времени. Воспоминания закончились прискорбно быстро. Все вокруг сильно завибрировало.

– Можно размяться, – произнес он вслух и принялся мерить шагами пол: шесть в одну сторону – шесть в другую. Вскоре его это утомило. Вздохнув, Клейтон прошел к шкафчику с провизией и проглотил несколько капсул. – Даже на еду время тратить не надо, – криво усмехнулся он. – Глоток, и конец.

Усмешка тут же поблекла. Это биение сводило с ума. Он снова лег на трясущуюся койку и включил подачу кислорода, чтобы освежить воздух. Ладно, тогда он поспит. Поспит, если сможет при этом чертовом гуле. Пытаясь не обращать внимания на ужасный лязг, стонами разрывавший тишину, он выключил свет. Мысли вновь обратились на собственное странное положение: пленник космоса. Снаружи вращались пылающие планеты и звезды неслись в чернильной черноте пространственного ничто. Так он и лежал в теплоте и уюте вибрирующей каюты, которая защищала его от леденящего холода. Если бы только еще прекратилась эта ужасная тряска!

И все же его положение имело светлую сторону. Никаких тебе газет, чтобы мучить свидетельствами человеческой жестокости к себе подобным, никакого радио и телевидения с их выводящими из себя глупыми передачами. Только эта вездесущая вибрация, будь она проклята...

Во сне Клейтон мчался сквозь космос.

Проснулся он не днем. Дней и ночей больше не было, только он сам и корабль в космосе. И вибрация, неизменная, сводящая с ума не стихающей ломотой в висках. На нетвердых ногах Крейтон добрался до шкафчика с едой и закинул в себя несколько таблеток.

Потом он сел и попытался как-то смириться с положением. Нахлынуло жуткое одиночество. Он здесь так отрезан от всего и вся. Заняться нечем. Это хуже, чем заключение в камере-одиночке. Они хотя бы больше, с видом на солнце, глотком свежего воздуха и редкими визитами других людей.

Клейтон всегда считал себя мизантропом, отшельником, а теперь жаждал увидеть хоть чье-то лицо. Время шло, и у него начали возникать странные идеи. Он хотел увидеть жизнь, не важно в какой форме – отдал бы состояние даже за компанию насекомого, если бы оно присоединилось к нему в этой летучей темнице. Звук человеческого голоса казался благословением небес. Клейтону было так одиноко!

Никакого занятия, только терпи рывки корабля, расхаживай по полу, глотай таблетки и пытайся поспать. Никакой пищи для ума. Клейтон начал мечтать о времени, когда придется стричь ногти. Он бы растянул это занятие до бесконечности.

Он скрупулезно пересмотрел одежду, убил часы, глазея в зеркальце на свое бородатое лицо. Запомнил собственное тело, тщательно изучил каждый предмет в кабине «Будущности».

И все же сон не шел.

В голове, не переставая, будто стучал молоток. В конце конов Клейтон как-то закрыл глаза и снова погрузился в дрему, прерываемую толчками корабля.

В конце концов он проснулся и, включив свет, а заодно и подачу кислорода, сделал ужасное открытие.

Он совершенно потерял ход времени!

«Время относительно», слышал он всегда и вот осознал жуткую правду: ему нечем измерять время. Ни часов, ни намека на солнце, луну либо звезды, никакого распорядка дня. Сколько он вообще в этом путешествии? Как он ни бился, вспомнить не мог.

Ест ли он каждые шесть часов? Или десять? Или двадцать? А спит раз в день? Раз в три-четыре дня? Как часто прогуливается по полу?

Без приборов, чтобы сориентироваться, он совершенно пропал. Беспорядочно поедает свои таблетки, пытается думать вопреки вибрации, затмевающей все прочие ощущения.


Это ужасно. Потерял ход времени – скоро может потерять и себя самого. Он спятит на этом корабле, пока тот летит к планетам по ту сторону космической бездны. Один, мучаясь в крошечной клетке, он должен иметь какой-то якорь. Что есть Время?

Клейтон больше не хотел об этом думать. Как и думать о чем-либо вообще. Придется забыть покинутый мир, иначе воспоминания сведут с ума.

– Я боюсь, – прошептал он. – Боюсь остаться один во тьме. Возможно, я уже пролетел Луну, возможно, сейчас я в миллионе миль от земли... а то и в десяти миллионах.

Тут Клейтон понял, что разговаривает сам с собой, а это дорога в сумасшедший дом. Но остановиться он не мог точно так же, как не мог прекратить ужасную изматывающую вибрацию.

– Мне страшно, – шептал он голосом, который замогильно звучал среди гула крошечной кабины. – Мне страшно. Сколько сейчас времени?

Так шепча, он уснул, а время понеслось своим чередом.

Отдохнув, Клейтон воспрянул духом. Ситуация просто вышла из-под контроля, решил он. Давление в кабине, сколь бы стабильным оно ни было, сказалось на нервной системе. Кислород мог повлиять на четкость мышления, а диету из таблеток здоровой не назовешь. Но теперь слабость отпустила. Он с улыбкой прошелся по полу.

Но тут прежние мысли нахлынули снова. Какой сегодня день? Сколько недель прошло с отлета? Может, уже миновали месяцы, а то и годы? Все земное казалось далеким, чуть ли не частью сна. Сейчас он ощущал себя ближе к Марсу, чем к покинутому дому, и начал предвкушать, а не оглядываться назад.

Некоторое время он все делал механически: включал и выключал свет по необходимости, привычно глотал таблетки, бездумно «гулял» по полу, на автомате заботился о воздушной системе, спал, не зная, когда и зачем.

Ричард Клейтон постепенно забывал о своем теле и окружающем мире. Назойливый гул в голове стал неотъемлемым от него самого – измученной частью сознания, которая говорила, что он мчится сквозь космос в серебряной пуле, вот и все. Клейтон прекратил разговаривать сам с собой. Позабыв себя, он мечтал только о Марсе впереди. Каждой вибрацией своего корпуса корабль словно напевал: «Марс... Марс... Марс...»

И чудо случилось. Клейтон шел на посадку. Корабль дернулся, клюнул носом и плавно нырнул в газовый кокон Красной планеты. Уже давно ощутив объятия чужой гравитации, Клейтон знал, что автоматика корабля сейчас гасит атомное пламя, позволяя планете самой тянуть гостя к себе.

Но вот корабль сел, и Клейтон, дождавшись разгерметизации, легко спрыгнул из люка на пурпурную траву. Тело казалось легким, невесомым. Здесь был свежий воздух, а солнце светило сильнее, жарче, несмотря на то, что его пылающий диск затягивали облака.

Вдалеке вставали леса – зеленые, густые леса с багровыми наростами на деревьях. Клейтон покинул корабль и пошел к манившей прохладой роще. Ветви первого дерева свисали до земли будто две руки.

Руки... да они и были двумя зелеными руками! Когтистые ветви протянулись к нему, схватили и подняли. Холодные, по-змеиному скользкие витки крепко обхватили его, прижимая к темно-зеленому стволу. Перед глазами оказался багровый нарост средь листвы.

Багровые наросты были... головами!

Злые багровые лица уставились на него гниющими глазами – будто грибы на мертвых деревьях. Каждое лицо покрывали морщины, делая его похожим на пурпурную цветную капусту, но под мясистым кочаном зиял огромный рот. У каждого багрового лица был багровый рот, и когда багровые рты открывались, из каждого сочилась кровь. И вот руки дерева теснее прижали Клейтона к извивающемуся стволу и одно из багровых лиц – женское – приблизилось для поцелуя.

Для поцелуя вампирши! На его рот опускались чувственные губы, блестевшие от алой крови. Клейтон вырывался, но ветви-конечности держали крепко, и он не смог избежать холодного, как смерть, поцелуя. Все его существо обожгло ледяное пламя, и он лишился чувств.

Проснувшись, Клейтон понял, что просто видел сон. Кожа была липкой от пота, и, вспомнив, что у него есть тело, он проковылял к зеркалу.

Хватило одного взгляда, и он отпрянул в ужасе. Это что, тоже сон?

Из зеркала на Клейтона смотрел пожилой человек. Сильно заросшее бородой лицо покрылось морщинами, некогда пухлые щеки ввалились. Но хуже всего выглядели глаза – он их больше не узнавал. Красные, глубоко запавшие, они пылали диким ужасом. Клейтон коснулся лица, и отражение, подняв руку в голубых венах, пробежалось ей по седеющим волосам.

Ощущение времени частично вернулось. Он здесь уже годы. Годы! Наступает старость.

Конечно, от нездорового образа жизни стареют быстрее, и все же, получается, миновал большой отрезок времени. Скоро путешествие подойдет к концу. Клейтон хотел достичь его быстрее, чем увидит очередной сон. Отныне здравомыслию и резервам организма предстояло бороться с невидимым врагом, самим временем. Он, пошатываясь, вернулся к койке, а «Будущность», дрожа как металлическое летающее чудовище, все мчалось в черноте межзвездного пространства.

Теперь в корабль стучали снаружи, железные руки выламывали люк. Черные металлические чудовища ввалились внутрь грохочущей железной поступью. С бездушным выражением на стальных, невыразительных лицах они подхватили Клейтона под руки и, вытащив из корабля, поволокли по платформе, лязгая стальными ногами. Со всех сторон серебристыми шпилями вздымались в небо высокие стальные башни. В одну из таких стальных башен и повели Клейтона. «Бум», «бум», «бум» грохотали вверх по лестнице их огромные железные ноги.

Спиральная стальная лестница казалась нескончаемой, и все же чудовища тащились наверх. На стальных лицах не дернулся ни один мускул, да их и не было, а еще железо не потеет. Они не знали усталости, зато Клейтон, к тому времени, как добрался до купола, где его бросили к ногам Самого, задыхался и был едва живой.

Металлический голос монотонно жужжал, будто запись старого фонографа.

– Мы – нашли – его – в птице – о – Владыка.

– Он – сделан – из – мягкого.

– Он – странным – образом – живет.

– Жи – вот – ное.

И тут из середины комнаты прогрохотал голос.

– Я хочу есть.

На железном троне, вознесшись высоко над полом, возлежал Владыка – обычный железный капкан со стальными челюстями, похожими на ковш экскаватора. Челюсти, щелкнув, раскрылись, заблестели ужасные зубы. Из глубин раздался голос:

– Накормите же меня.

Клейтона бросили в стальные руки, он упал в капканную пасть чудища. Челюсти сомкнулись, с упоением хрупая человеческой плотью.

Клейтон с криком проснулся и дрожащими руками нащупал выключатель. Зеркальце блеснуло на свету, отразив лицо старика с почти белыми волосами. Клейтон все больше старел. Интересно, как скоро начнет отказывать мозг, подумал он.

Ешь таблетки, гуляй по кабине, слушай биение, поддавай воздух, лежи на койке – вот и вся его нынешняя жизнь. Остальное – ожидание. Ожидание в полной гула пыточной камере часами, днями, годами, столетиями, бессчетными эрами.

Каждую эру – сон. Он сел на Марсе, и призраки появились из завитков серого тумана. Очертания в тумане, похожие на эктоплазму, сквозь которые видно все. Но они надвигались, и их голоса слабым шепотом звучали в его душе.

– А вот и жизнь. Мы, чьи души перешли через бездну в смерть, так ждали возможности попировать жизнью. Давайте же начнем.

И они душили Клейтона под серыми одеялами, сосали его кровь серыми, колючими ртами...

Снова посадка на эту планету и снова ничего. Совершенно ничего. Голая земля тянется за горизонт, в небытие. Ни неба, ни солнца, только земля без конца и края

Клейтон осторожно ступил на нее и провалился в ничто. Ничто пульсировало – такое же биение, как на корабле, и оно засасывало. Клейтон падал в глубокую пропасть без стен, погружаясь в небытие...

В этот раз Клейтон увидел сон, стоя. Он открыл глаза перед зеркалом. Ноги казались ватными от слабости, пришлось упереться в стену дрожащими руками. Лицо в зеркале было лицом семидесятилетнего мужчины.

– Господи!

Его собственный голос... первый звук за сколько? Сколько лет прошло? Как давно он не слышал ничего, кроме адской вибрации корабля? Как далеко улетел «Будущность»? Вот и старость настала.

В мозгу мелькнула ужасная мысль. Вдруг что-то пошло не так? Что если в расчеты вкралась ошибка, и он движется с черепашьей скоростью? Так можно никогда не долететь до Марса. И еще – ужасно, если так – вдруг он уже миновал Марс, пропустил выверенную орбиту планеты и теперь мчит в космическую пустоту за ней?

Крейтон, проглотив таблетки, лег на койку. Теперь он немного успокоился – пришлось. Впервые за очень долгое время его посетили воспоминания о Земле.

А что если она уничтожена? Если ее заполонили враги, опустошил мор и эпидемии? Или в нее врезались метеоры... какая-нибудь умирающая звезда, обрушившая огненную смерть с обезумевших небес? Клейтона осаждали страшные мысли. А что если Землю завоевали захватчики, прилетевшие с другого конца вселенной точно так же, как он сам сейчас летит к Марсу?

Но толку беспокоиться. Его задача – достичь собственной цели. Приходится беспомощно ждать, стараясь сохранить жизнь и рассудок до самого победного конца. Несмотря на слабеющие силы, в вибрирующем аду своей клетки он твердо решил, что обязательно выживет и повидает Марс. Не важно, умрет ли он в долгом путешествии домой, но до посадки дотянет. Отныне он станет сражаться со снами. Никаких средств определить время... только долгое оцепенение и гул этого проклятого корабля. Но он выживет.

Снаружи донеслись голоса. В темных глубинах космоса завыли призраки. Нахлынули видения, полные чудовищ, и мучительные сны, но Клейтон всем им дал отпор. Каждый час или день, или год – Клейтон больше не знал – он как-то добредал до зеркала и всегда видел, что стремительно стареет. Белоснежные волосы и изборожденное морщинами лицо принадлежали невероятно дряхлому человеку. Но Клейтон жил. Слишком старый, чтобы думать и слишком усталый, он просто жил в своем гудящем корабле.

Сначала Клейтон не понял, что произошло. Он лежал на койке в ступоре, слезившиеся глаза были закрыты. Внезапно качка прекратилась. Очередной сон? Поднявшись мучительным усилием, он потер глаза. Нет... «Будущность» не двигался. Он сел на Марс!

Клейтон безудержно задрожал. Сказались годы среди вибрации. Годы отрезанности от всего и вся, когда лишь собственные безумные мысли составляли ему компанию. Он едва стоял на ногах.

И все же долгожданный момент наступил. Вот чего он ждал десять долгих лет. Нет, наверное, много дольше. Не важно, он увидит Марс. Получилось! Он совершил немыслимое!

Это мысль вдохновляла, но Ричард Клейтон почему-то был готов отдать все на свете, лишь бы узнать который сейчас час и услышать это человеческим голосом.

Он, пошатываясь, подошел к двери... давно запечатанной двери. Здесь был рычаг.

Он потянул его вверх. Старческое сердце грохотало от волнения. Дверь отворилась – внутрь проник свет, ворвался воздух. Глаза подслеповато моргали, грудь вздымалась с хрипом. Ноги несли вперед...

Клейтон упал прямо на руки Джерри Чейзу.

Клейтон не понял, что это Джерри Чейз. Он больше ничего не понимал. Для него это было слишком сложно.

Чейз вглядывался в слабое тело, повисшее на руках.

– Где мистер Клейтон? – пробормотал он. – Кто вы такой? – Он не сводил глаз с немолодого морщинистого лица. – Боже! Это Клейтон! – ахнул он. – Мистер Клейтон, сэр, что с вами? Атомный двигатель отказал во время старта, но так вышло, что реакции продолжались. Корабль не покидал Землю, но из-за сильных взрывов в двигателе мы добрались до вас только теперь. Корабль закончило трясти совсем недавно, но мы следили за ним сутками напролет. Что с вами случилось, сэр?

Ричард Клейтон открыл выцветшие голубые глаза. Угол его рта дергался.

– Я п-потерял х-ход времени, – еле слышно прошептал он. – К-как долго я пробыл в «Будущности»?

Джерри Чейз, помрачнев, посмотрел на старика и мягко ответил:

– Всего неделю.

Глаза Ричарда Клейтона остекленели. Его долгое путешествие завершилось.


(The Strange Flight of Richard Clayton, 1939)

Перевод А. Вий, Л. Козловой

Загрузка...