Сфира Йесод

На заснеженную платформу 94 км сошли двое. Старик, одетый в потертый тулуп с овчинным воротником, в изрядно потрепанной шапке и столь же изношенных валенках. Он слегка прихрамывал, опираясь на диковинную трость с черным эбонитовым набалдашником изображающего стилизованную голову волка. Вторым был молодой юноша в яркой спортивной куртке с надписью Nike, модной вязаной шапочке и кроссовках. Поверх шапочки болтались наушники марки Sony.

С инфернальным звуком иерихонской трубы загрохотала, удаляясь, последняя на сегодня московская электричка. Следующая будет только утром, если точнее 4:35. В так называемый суеверными людьми — Час Волка, когда ночь потихоньку сдает свои позиции, хотя для рассвета еще слишком рано.

Внезапно налетел порыв обжигающего морозного воздуха. На небе ярким прожектором сияла полная луна. Оба края, хорошо освещенной ртутными лампами, но почти не чищенной от снега платформы, были абсолютно пусты. Молодой человек, который еще совсем недавно казался веселым, энергичным и словоохотливым, вдруг притих и насупился. Он повел головой из стороны в сторону, поежился от пронизывающего ветра. Машинально вытащив айфон, посмотрел на яркие белые цифры на темном фоне: 23:55.

— Пошли, — коротко бросил старик, и, опираясь на трость, уверенно зашагал по едва различимой тропе. Паренек пристроился следом. Ходили тут, по всей видимости, нечасто, что и не удивительно, до Москвы уже приличное расстояние, а крупных подмосковных городов поблизости нет. Под ногами скрипел снег, где-то далеко отчетливо лаяли собаки, и был слышен женский смех под удаляющийся перестук колес электрички.

Внезапно юноша осознал, что вокруг как-то уж слишком удивительно тихо. Такой тишины в городе не бывает, странное напряжение разлито в пространстве. Словно сам воздух звенит, как высоковольтные провода под электрическим током. Скрип снега под ногами, треск веток, шуршание ветра, и другие непонятные и загадочные звуки леса, остро резали слух и казались чужеродными и неприлично громкими на фоне этой сверхъестественной тишины зимней ночи.

Дорожка уверенно вела в ближайшую деревню, но старик сошел с тропы и начал углубляться в лес. Стало заметно темнее, и юноша почувствовал, как под куртку забирается противными липкими щупальцами, древний как мир, страх темноты. Он попробовал светить себе под ноги фонариком телефона, но очень быстро понял, что толку от этого немного. Пятно света очерчивало яркий круг под ногами, отчего темнота вокруг становилась совершенно непроглядной, а ветви деревьев так и норовили обжигающее хлестнуть по лицу. При попытке направить луч фонаря чуть дальше вперед, пятно света просто растворялось в темноте, выхватывая из мрака отдельные фрагменты заснеженных ветвей и сугробов, но практически не освещало путь.

К тому же, на морозе аккумулятор айфона очень быстро разряжался, полоска заряда таяла прямо на глазах, и они рисковали до утра остаться без связи с внешним миром. Парнишка поежился, глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду и выключил фонарик. Темнота накрыла его с головой, но, как это ни странно, ничего особенного не произошло. Через некоторое время глаза постепенно привыкли к темноте, и он с удивлением обнаружил, что различает не только стволы деревьев, но даже их верхушки на фоне ночного неба.

Страх постепенно улетучился, и он огляделся. Ночной лес был изумительно красив. Гигантские ели, почти полностью заметенные снегом, казались сказочными великанами, застывшими в различных непривычных и угрожающих позах. Они старательно делали вид, что не живые, но парнишка видел, что это не так. То край ветви шелохнется, то скатится с верхушки комок снега. Движение было слегка уловимо, почти незаметно, но оно все-таки было.

Затаились в ночи, — думал он с озорством, — выжидают удобного момента, чтобы схватить нас со стариком и оттащить к своей госпоже Снежной королеве. Этим обманщикам верить нельзя, нужно все время быть начеку.

Иногда ему казалось, что некоторые деревья повторяются, как это бывает в компьютерных играх. Он глупо хихикнул. Создатель явно сэкономил на полигонах ночного леса, все равно там редко кто бывает, зачем зря растрачивать ресурсы процессора реальности.

Юноша снова поежился, мороз крепчал, и куртка почти не согревала. Да еще и перчатки забыл в электричке, приходилось руки все время держать в карманах. Кроссовки, те вообще не были предназначены для прогулок по сугробам, и снег набился внутрь. Парень чувствовал, что замерзает все сильнее и сильнее. Старик пыхтел впереди, и ему переход давался с немалым трудом, он кряхтел, осторожно перешагивая через упавшие деревья, иногда бормотал что-то совсем невнятно, проваливаясь почти по пояс в очередной сугроб. Но упрямо продолжал идти все дальше и дальше в чащу.

Молодой человек посмотрел вверх, зрелище было еще более завораживающее. Бесконечной длины стволы уходили прямо в небо, откуда начал сыпаться мелкий и противный снег. Деревья раскачивались от ветра с пронзительным скрипом, словно мачты пиратских кораблей. Пахло морозом, еловыми шишками и смолой. Деревня давным-давно осталась позади, и от осознания этого факта вдруг стало тоскливо на душе и неприятно засосало под ложечкой. Кроме их двоих, на многие километры вокруг не было ни единой живой души.

— Долго еще? — спросил парнишка. Сказал просто так, даже не надеясь на ответ, чтобы разорвать эту упругую, ватную и почти осязаемую тишину. Голос прозвучал непривычно глухо и казался напуганным. А может быть, так и было на самом деле, последние остатки храбрости покинули его. Сколько они уже прошагали по лесу? Пять километров? Десять? Сто? Умом он понимал, что в лесу им придется пробыть до самого утра, но сердце отказывалось принимать этот факт и торопило как можно быстрее закончить дела и бежать, бежать прочь из леса, не разбирая дороги, поближе к жилью, и живым людям, и живительному теплу.

Внезапно старик остановился. Придирчиво оглядел полянку и задумчиво спросил у самого себя:

— Вроде бы здесь, — немного постоял, внимательно разглядывая, — да, точно здесь!

И обернувшись к притихшему парнишке, строго спросил:

— Ты уверен в своем решении?

Паренек кивнул.

— Да или нет?

— Да.

— Ты осознаешь, чем именно тебе придется заплатить?

— Да.

— И ты на это согласен? По доброй воле и без всякого принуждения?

— Да. — сказал паренек и его звенящий и немного растерянный голосок поднялся к самым верхушкам елей и отразился внезапным эхом:

— …по доброй воле и без всякого принуждения… без всякого принуждения… без принуждения…

— Хорошо! — подытожил старик, — собирай лапник и разводи костер, готовь все что нужно для ритуала, а я пока отдохну, умаялся совсем, вот здесь посижу, на пенечке.

Юноша засуетился, ломая засохшие ветки и утаптывая снег в середине поляны. Однако, он все равно оставался начеку, стараясь особенно не удаляться от заветной поляны. Заблудиться ночью в зимнем лесу пара пустяков. А выглядеть глупо, бегая по лесу с криками «ау — ау, помогите», ему не хотелось. Выглянет из кустов медведь и спросит, — чего, мол, орешь? Хочешь, чтобы кто-то услышал? Ну, вот я услышал, и чего?

Спустя пару часов, посреди поляны трещал яркий костер, освещая пространство вокруг нестерпимо ярким после ночной прогулки светом. Деревья отбрасывали длинные кривляющиеся тени. Стало еще страшнее, чем недавняя прогулка через ночной лес. Теперь казалось, что вся нечисть зимней ночи внезапно обнаружила их со стариком и собралась вокруг костра, затаилась, неслышно хихикая и причмокивая в темноте. Сейчас костер догорит и вот тогда…

Парнишка, стараясь не обращать внимания на шорохи и вздохи леса, чертил, кабалистические знаки на снегу и вполголоса бормотал нужные слова. Приготовления почти закончены. Обряд он учил наизусть больше месяца и мог повторить без запинки с любого места, даже если его разбудить посредине ночи.

Наконец, все было закончено, и они со стариком встали в середину круга, спина к спине. Голос старика гортанно выкрикивал непонятные фразы, и юноша вторил ему визгливым дискантом. Костер пылал нестерпимым жаром, высекая снопы ярких искр, и отправлял их в полет к верхушкам елей. Ветер свистел в ушах, вьюга разыгралась не на шутку.

И вдруг разом все закончилось….

Костер просто горел, постепенно выдыхаясь. Вокруг все так же скрипели деревья, завывал ветер и размеренно падал снег, подхватываемый порывами ветра. Но что-то неуловимо изменилось вокруг. Навсегда. Что-то страшное произошло, то чего уже нельзя изменить.

Парень все еще стоял посередине поляны, задрав руки к ночному небу.

— Эх, хорошо! — вдруг сказал он, опустил руки, и весело, заразительно засмеялся.

Старик опять скособочился на своем пенечке, обхватив себя руками, и тихо стонал.

— Ну, ты как, дед? — вдруг спросил юноша.

— Голова болит, нога ноет, и дышать совсем нечем — пожаловался старик, тиская грудь.

— Да, я знаю, — задумчиво сказал парнишка, — это старость… и сердечко шалит. Переход был сложным, все-таки года берут свое.

Старик неопределенно промычал.

— Ну что, милок, — сказал парень, — на этом наши пути расходятся навсегда. Ты обрел то, о чем страстно желал, но и заплатил немалую цену. Большенький ужо, должон понимать, что за такое знание иные богачи удавятся, чтобы через то жизть вечную поиметь. Да что я объясняю, сам все увидишь. Проживешь годков шестьсот, поймешь, чего этот ритуал стоит. Дам тебе три совета напоследок, все ж я получил немного больше, за мной и должок.

Парнишка помолчал секунду и продолжил:

— Тело свое, люби, каким бы оно не было, старым, больным или увечным. Люби и заботься о нем. Иначе отвергнет оно тебя, и быть тебе неприкаянной душой, веки вечные, носится между небом и землей, не в силах попасть ни в загробный мир, ни в мир живых.

Старик молчал, затаившись, внимательно слушал. Юноша продолжил монолог:

— Никогда не пытайся взять то, что тебе не принадлежит. Чтобы обряд достойно завершить, одного лишь желания недостаточно, нужна воля, вера и осознание обоих участников. А коли одного из элементов не будет, летать тебе над холмами, веки вечные. Ну да я это уже говорил.

— И последнее, — сказал подросток, после небольшой паузы, — не меняй тело слишком часто, с каждым обменом ты получаешь новые знания и жизненный опыт. Но получая чужое, ты постепенно теряешь свое. Происходит симбиоз. Ты частично становишься тем, в чье тело переселился, и перестаешь быть самим собой. И чем больше обменов телами ты совершишь, тем сильнее будет трансмутация. Никто точно не знает, сколько жизней помещается в голове человека. И не помутится ли твой разум после очередного перехода?

Связь души с телом становится непрочной, истончаясь при каждом переходе. Никому неизвестно, сколько раз можно переходить из тела в тело. А время летит быстро. Любое тело стареет, и остановить этот процесс невозможно. С годами нас, владеющих древним знанием, становится все больше и больше. Чем больше людей будет знать о ритуале, тем больше желающих быть вечно пышущим здоровьем во цвете лет. И может наступить момент, когда на всех желающих попросту не хватит молодых и здоровых тел. И тогда сойдутся в великой битве миллионы бессмертных старцев, ради одного юного тела.

Старик молчал.

— Дорогу до станции по следам найдешь, — сказал паренек, — поторопись, пока не замело. Деньги, документы, мою избушку и остальное, как договаривались. Здоровье береги. Ну, удачи!

Он повернулся и пошел в лес. Заблудиться он не боялся, потому что очень много лет помнил дорогу наизусть. Впереди была длинная и удивительно интересная жизнь. Он нащупал в кармане телефон. Хмыкнул, надо бы разобраться с этой игрушкой. Вещь полезная. Да и среди сверстников выделяться не следует. Нужно быстрее адаптироваться к новому окружению, новому ритму жизни и молодежному сленгу. Тем более, что все знания в голове и так есть, их нужно только немного упорядочить. Так сказать, переложить на другую полку.

На краю поляны он оглянулся. Костер догорал. Старик по-прежнему сидел на пеньке и плакал, раскачиваясь взад-вперед. Он что-то невнятно бормотал, но слова на таком расстоянии разобрать было невозможно.

Не дойдет до станции, — с грустью подумал парнишка, — слишком старый, слишком устал и вымотался, совершая обряд. Эх, наверное, замерзнет до утра. Но я дал ему шанс, остальное зависит только от него самого.

Он повернулся, и весело насвистывая, бодро зашагал к станции, на ходу доставая айфон….


Виктор Саморский.

2010 г.

Загрузка...