Рассказы

Странная конфета

— Какая странная конфета, — сказал я.

— Да, я тоже заметила, — отозвалась Кэрол. — И Дженни тоже. Она сказала, что ни за что не станет есть такую. Положила её обратно. И сказала, что её можешь съесть ты. — Кэрол вяло улыбнулась, будто бы говоря: если осмелишься. Едва заметная улыбка — вот и всё, на что ей хватило сил в этот Хеллоуин. Год выдался не из лёгких.

— Хм, — протянул я, внимательнее приглядевшись к конфете, которую только что вытащил со дна мешка со сладостями. Маленькая мертвенно-бледная рука с пятью пальцами. Она поблёскивала так, будто была покрыта песчинками сахара, но наощупь оказалась совершенно гладкой. — Странно, — заметил я. — А откуда она, не знаешь? Случайно не из какого-нибудь дома с привидениями?

— Понятия не имею, — Кэрол села рядом на диван и прижалась ко мне. — Одно могу сказать точно: на ней нет обёртки, так что я никому бы не посоветовала её есть.

— Опасайтесь отравленной руки! — я бросил конфету обратно в мешок, который наша восьмилетняя дочь украсила летучими мышами, чёрными кошками, совами и ведьмиными шляпами, вырезанными из яркой цветной бумаги. Этой ночью Дженни в наряде сказочной принцессы ходила за конфетами в компании соседских зомби, призраков, Бэтменов, вампиров и говорящих тыкв. Она изрядно вымоталась и уже легла спать. А мы с её мамой решили порыться в мешке со сладостями, из которого Дженни уже выудила всю самую ценную «добычу»: маленькие шоколадные батончики — каждый в отдельной обёртке, — пакетики «M&M’s» и шоколадные кексы «Риз». Она у нас девочка смышлёная. Всё самое ценное она сложила в пакетик поменьше и убрала на кухонную стойку. Я не сомневался, что любую пропажу она непременно заметит. Так что о том, чтобы копаться в пакете с её «добычей» нечего было и думать.

Мы жили в маленьком городке. Но не слишком маленьком. В таком месте, где не так много улиц, не так много домов и где почти ничего не происходит. Но город был хороший, и соседи у нас тоже были хорошие. Этим вечером мы втроём — я, жена и дочь — вместе вышли на улицу и обошли много домов в поисках лучших сладостей. И, разумеется, на дне мешка со сладостями оказалась странная конфета, которую не решился бы трогать ни ребёнок, ни взрослый. Это неизбежная часть любого Хеллоуина.

Как я уже сказал, год выдался не из лёгких. В этом году на Хеллоуин было гораздо холоднее, чем в прошлом. А ещё немного темнее и намного тише. Обстановка была, я бы даже сказал, мрачной. Количество семейных фотографий в нашем доме сократилось. Вот так обстояли дела.

Мы с Кэрол обсудили наши планы на завтра. На субботу. Мы могли бы отдохнуть. Идти нам было некуда, никаких важных планов не было. Рано утром обещали дождь и похолодание. Совсем скоро зима. Я подумал о холодных днях, о деревьях без листьев и понял, что ещё не готов к этому.

Часы показывали почти полночь. Время фильма ужасов. Да-да, была у меня такая традиция. Каждый Хеллоуин ровно в полночь я выбирал из своей коллекции DVD-дисков какой-нибудь старый фильм ужасов. А дисков у меня было много. Кэрол устала за день, к тому же она всё равно не очень-то любила ужасы, поэтому я поцеловал её, пожелал спокойной ночи и, когда она стала подниматься по лестнице, полез в свою коллекцию в поисках фильма, название которого уже держал в уме. Нашёл: «Призрак дома на холме», первая версия 1963 года, чёрно-белая картина, от которой мороз по коже. Я уже смотрел его, и не раз. Последний раз — в прошлом году. Я хорошо его знал.

Я вставил диск в DVD-плеер, откинулся на спинку дивана и включил фильм. За окном уныло завывал ветер, будто кто-то оплакивал покойника. Да уж, обстановка под стать празднику. Если не считать, что Хеллоуин почти закончился, и все ведьмочки, чёрные кошки, вампирчики и призраки либо уже спали, либо готовы были вот-вот провалиться в мир грёз.

И когда я успел достать эту белую сверкающую руку из мешка?

Не помню, но это как-то произошло. Может быть, когда в фильме впервые показали дом на холме, эту прекрасную готическую обитель ужаса? Может быть. Но вот я уже поймал себя на том, что смотрю на странную конфету и гадаю, кто мог бросить её в мешок. Я понюхал её.

Пахло мятой.

«Элеонора… Элеонора… Оно знает моё имя…»

Отличный фильм. Но я держал в руке странную конфету — держал в руке призрачную руку, — и мне начинало казаться, что она не только красиво выглядит (пять длинных заострённых пальцев)… и не только приятно пахнет… а что, если она приятна и на вкус? Она вовсе не ядовита. Просто… не такая, как остальные. Необычная. Я никогда раньше таких не видел. Так что… поймите меня правильно, я вовсе не хотел отравиться, просто… это ведь всего-навсего конфета, только сделанная в форме человеческой руки. Разве это имеет какое-то значение?

Пан или пропал. Ну, это же просто смешно — бояться конфеты. То есть, я, конечно, не боялся. И откусил один палец. Хрустящий. Это определённо… мята? Нет, не совсем. Мятный привкус есть, но… кажется, туда добавлена корица? Или масло гвоздики? Вкус напомнил мне кое-что: восковые губы, я до сих пор помнил их вкус. Незабываемый, но… необъяснимый.

Ничего плохого не случилось. Я съел всю конфету. Хрустела она вполне приятно.

А теперь — драма, чёрно-белый ужас и одинокая страдающая душа, обитающая в доме на холме.

Как я уже сказал, время близилось к полуночи. Почти полночь. Ещё несколько шажков секундной стрелки, и очередной Хеллоуин останется в прошлом.

Вот только я уже не был в своей гостиной, я больше не смотрел фильм на большом экране.

Нет.

Я был в другом месте. Это произошло, когда я моргнул? Или когда отвёл глаза от экрана, чтобы посмотреть на часы? Или это случилось в промежутке между ударами моего сердца?

Это уже была не моя гостиная. Я стоял в какой-то другой комнате. Мне показалось, или в воздухе слегка пахло порохом? Комната была маленькая, будто бы гостиничная. Тёмная. Печальная. Окна плотно завешаны шторами, словно старые раны: зашиты, но не до конца излечены. Они выглядели так, будто уже долгое время сквозь них не проходил ни свет, ни жизнь.

У зашторенных окон на стуле сидел седовласый мужчина средних лет. На лоб ему свешивалась седая прядь. Он без любопытства взглянул на меня, а затем снова отвернулся. Его лицо оставалось в тени. Он заговорил:

— Скажи Мэгги, что она не виновата, — сказал он. — Скажи, что я любил её, но был слишком слаб. Я мог бы винить во всём этом азартные игры, я мог бы много что винить. Но винить я должен только самого себя. Она пыталась быть сильной за нас двоих, а я был слеп и не мог оценить этого. Передашь ей это? Передай ей, что она не должна винить себя за то, что я сделал… это был мой выбор. Маргарет Баллард, 309, вторая Южная авеню. Передашь ей?

— Да, — ответил я. Или мне только показалось, что я произнёс это? Маргарет Баллард, 309, вторая Южная авеню. — Да, передам.

Внезапно и человек, и стул, и вся комната вместе с окнами исчезли. Я оказался посреди извилистой дороги, по бокам которой возвышались деревья. Дул сильный ветер, и этот ветер подтолкнул меня в темноту. На обочине стояли двое, молодой парень с юной девушкой, им обоим было лет по шестнадцать-семнадцать. Они держались за руки и улыбались: очевидно, парочка влюблённых.

— Эй! — окликнул меня темноволосый кудрявый парень с горящим взглядом, — взглядом человека, который наслаждается своим бунтарством. Казалось, он готов был прорваться сквозь ветер и оседлать падающую звезду. Девушка тесно прижималась к нему, а он обнимал её так, что они практически слились в единое целое.

— Скажите папе с мамой, что всё хорошо, — сказал он. — Я слишком разогнался. Я идиот. Не сбавил скорость перед поворотом. Но нам так хотелось уехать, так хотелось! Ужасно хотелось. Скажите им, чтобы они так сильно не расстраивались, ладно? Скажите им, что мы любили друг друга… по-настоящему любили, такой любовью, о которой все мечтают. Мы ведь не могли просто взять и разлюбить друг друга, правда же? Скажите им, что мы до сих пор любим друг друга и всегда будем любить. Ладно? Майк и Энн Фрейзер, 622, Овербрук-роуд. Передайте им всё это и передайте то же самое родителям Линн. Джеральд и Кейти Баннерманн, 4114, Милвью-стрит. И ещё, скажите им… пусть они принесут сюда цветы. Ну, просто… тогда мы будем знать, что они нас услышали.

— Хорошо, — сказал я. Ветер то усиливался, то менял направление. Я увидел за спинами влюблённых вмятину на дереве и сломанные ветки. 622 Овербрук-роуд и 4114 Милвью-стрит. — Я всё им передам, — сказал я. Парень так нежно поцеловал девушку в лоб, что я поверил: да, они и правда до сих пор любят друг друга.

Я уже стоял на углу в деловом центре города. На всех светофорах горел зелёный свет, но на дорогах не было ни единой машины, потому что была полночь, Хеллоуин, и все в городе уже спали.

Все, кроме маленького темноволосого мальчика, который стоял на дороге и улыбался мне, будто своему знакомому. Кажется, я его тоже узнал, только никак не мог вспомнить имени, и, кажется, я что-то слышал о той трагедии, что произошла здесь в мае.

— Скажите маме, что мне жаль, но я больше не смогу быть главным мужчиной в доме, — сказал он. — А ещё, пусть она перестанет сидеть дома одна, пусть снова знакомится, встречается с людьми. Когда меня сбила машина, мне было совсем не больно. Это был просто несчастный случай. Я бежал, хотя не должен был здесь бегать. Но скажите маме, что я не хочу, чтобы она опускала руки, не хочу, чтобы она пошла за мной. Я мечтал полетать на самолёте, но никогда не летал, и… когда это случилось… я почувствовал, будто летаю. Скажите ей, что я люблю её и хочу, чтобы она жила, как раньше. Пусть снова играет в бинго, вдруг опять выиграет джек-пот? Мэри Уолдрен, 744 Кларк-стрит. Только стучитесь посильнее, она обычно сидит в дальней части дома и может не услышать.

— Обязательно, — заверил я его. 744 Кларк-стрит. — Я всё передам.

В ту же секунду декорации снова изменились. Я стоял в Мидпойнт-парке, где светили все фонари, а на лавке сидел седой старик. На нём был темный костюм и белая рубашка с тонким чёрным галстуком. Он сидел, выставив ноги перед собой, и выглядел вполне довольным.

— Ну и ну, — вздохнул он. — Время — такая штука. Ох, боже мой. Что за жизнь! — он посмотрел на меня и улыбнулся. — Была жизнь и у меня, — доверительно добавил он. — Скажите Тедди, что его дедушка Николас никогда его не забудет. Ни за что! Он ещё совсем маленький и ничего не понимает. Джон с Эми пытались объяснить ему, но — нет… он попросту не способен понять. Скажите ему, что дедушка Николас хочет, чтобы он вырос большим и крепким, чтобы научился бросать мяч далеко-далеко. Тот футбольный мяч, который я ему подарил. Он знает. Скажите ему, что я в хорошем месте, что я очень скучаю и никогда его не забуду, что всё идёт так, как и должно. Ах, да, передайте Джону и Эми, чтобы сделали бассейн, Тедди будет рад. Джон и Эми Филлипс, 2561, Вайсрой-сёркл. Вы всё поняли?

— Да, — ответил я. 2561, Вайсрой-сёркл. Понял.

— Вот и всё, — сказал он. — Вам пора домой.

Я проснулся? Или пришёл домой пешком? Я вернулся домой откуда-то издалека?

Не знаю, как, но я оказался на диване перед большим экраном. Хеллоуин закончился. На часах было уже семь минут первого ночи. Снаружи снова выл ветер, и я, судя по всему, решил отправиться спать, потому что я выключил телевизор и DVD-плеер и пошёл наверх. По пути я размышлял о своём необычном сне… странно, но я отчётливо помнил все адреса, что и кому я должен сказать. Странно… но ещё более странным было то, что я всё ещё чувствовал мятный привкус во рту. Я подумал: пять пальцев на призрачной руке — пять призраков, с которыми я встретился.

Я заглянул к Дженни. Она крепко спала, хотя по крыше стучали капли дождя. По привычке я заглянул и в пустую комнату. Затем пошёл в спальню, где спала Кэрол. От усталости у меня хватило сил только на то, чтобы снять обувь. Кэрол устроилась рядом со мной, вздохнула, и я тоже уснул, как только мысли о призрачной руке и пяти призраках постепенно исчезли.

Во сколько раздался звонок в дверь? Рано. Было всего семь утра.

Я встал, а Кэрол нетвёрдо села в постели и сказала:

— Кто бы это мог быть?

— Не знаю, — ответил я, направляясь к двери под очередную трель звонка, — но кто бы это ни был, надеюсь, у него есть веская причина.

На пороге стоял худой мужчина чуть за тридцать со светлыми рыжеватыми волосами и выражением решимости на лице. Шёл небольшой дождь, поэтому на нём была тёмно-зелёная куртка, ткань которой не пропускала капли воды, заставляя их скапливаться на поверхности. Стёкла его очков тоже были покрыты крошечными капельками.

Я открыл дверь — возможно, чересчур резко, — и спросил:

— В чём дело?

— Крис Паркер?

— Да. Чем обязан? — Я услышал, как сзади ко мне подошла Кэрол, зевая и потирая глаза. Да уж, отличное начало субботы, в которую мы собирались отдохнуть!

— Мистер Паркер, — сказал мужчина. — Она просила передать, что у неё всё хорошо. Она сказала, что ей больше не больно… и что она хочет, чтобы вы знали, как сильно она вас любит. Вас обоих, — добавил он, посмотрев на Кэрол.

— Что? спросила Кэрол. — О чём вы?

Я слушал. Я был потрясён. Но я продолжал слушать.

— Она сказала, что не жалеет об утраченных волосах. Ерунда — так она сказала. И ещё… она хотела передать Дженни… она надеется, что Дженни получила хорошую добычу.

— Что? — Кэрол вцепилась мне в руку. В глазах у неё стояли слёзы. Я обнял её и крепко прижал к себе. Мы стали единым целым, как те влюблённые, с которыми я недавно встретился. В эту секунду мы были нужны друг другу как никогда.

Бет, наша старшая дочь, покинула нас в апреле. Ей было пятнадцать лет. Рак. Весна выдалась невесёлой. И год выдался не из лёгких. Семейных фотографий поубавилось, потому что мы потеряли одного из членов нашей семьи.

— Кажется, это всё, — с этими словами мужчина развернулся, спустился с крыльца и направился к своей машине. Но вдруг замешкался и обернулся, стоя под дождём. Он сказал:

— Ах, да. Вот ещё что. Она сказала, что там… где она сейчас… нет одиноких.

Он сел в машину.

И я позволил ему уехать.

Я позволил ему уехать, так и не спросив, не нашёл ли он случайно в мешке со сладостями, которые принесли его сын или дочь, странную конфету с запахом мяты. Я позволил ему уехать, так и не спросив, не съел ли он ту конфету, и каким по счёту пальцем на ней был я.

Он сел в машину и уехал прочь.

Кэрол положила голову мне на плечо, она дрожала, потому что, хотя она и не понимала, что происходит, она понимала, что мы только что получили сообщение от духа, который в эту хеллоуинскую ночь находился где-то на грани между миром живых и миром мёртвых. Духа, который не хотел никого напугать, а хотел лишь избавить своих близких от боли, горя и чувства утраты, пусть лишь на малую толику.

Я чётко помнил все адреса, которые мне дали, и все сообщения, которые должен был передать.

Я нежно поцеловал Кэрол в лоб. «Мы всегда будем любить друг друга», — подумал я.

Затем я сказал ей, что должен съездить кое-куда, это очень важно, и что они с Дженни могут поехать со мной, если захотят, и тогда по дороге я попытаюсь рассказать им о том, что случилось прошлой ночью и что это была за странная конфета.

И я попытаюсь объяснить им, в чём заключается миссия, которую я должен выполнить. Миссия сердца и души. Миссия милосердия. Миссия любви, не знающей границ. Пять разных домов на пяти разных улицах нашего города — города, где почти ничего не происходит.