Расколотый Мир

47. ТРЕВОГА

Лив села в постели, прислонилась спиной к холодной деревянной стене и поджала колени под тонким стареньким покрывалом. Она слышала, как Мортоны занимаются любовью в своей спальне, и эти приглушенные, страстные и временами пронзительные звуки мешали ей спать. Она увидела, как Кридмур бесшумно лезет в окно, и лишь на мгновение удивилась.

Он прижал палец к губам, кивнул в сторону спальни Мортонов и улыбнулся.

— Добрый вечер, мистер Кридмур, — сказала она.

— Здравствуйте, Лив.

— А я уж думала, куда вы подевались. И что же дальше?

Он отошел от окна и прислонился к стене. Она заметила, что одежда его окровавлена и изорвана, а в волосах запеклась кровь. Он выглядел страшно усталым, и от него разило машинным маслом, кровью и кислотой.

— Кого вы убили, Кридмур?

— Отвратительное Чудовище, Лив. Горожан я не трогал. Кстати, как вы сюда попали? Они с вами плохо обошлись?

— Как вы смеете спрашивать меня об этом, Кридмур?

Он пожал плечами.

— Я говорила с их президентом, Кридмур, — продолжала Лив. — Предложила ему заключить союз с вами против Линии. Сказала, что с вами можно договориться. Они мне не поверили. Я была права?

Он покачал головой, вздохнул и потер морщинистый лоб большим и указательным пальцами левой руки. А потом улыбнулся ей — хитро-загадочно и в то же время натянуто-отстраненно, словно сказочный отравитель, слишком поздно сообразивший, что выпил не из того бокала, что коварство его обернулась против него же, что время его сочтено и выбора вдруг не осталось, что хитрость уже не спасет, и потому он наконец совершенно свободен.

Ей стало дурно, и она едва не разревелась:

— Вы вернулись к своим Хозяевам, Кридмур. Так?

— Они сами нашли меня, Лив. Выбора не было. Выбора не было никогда, мы — те, кто мы есть. В каком-то смысле это приносит облегчение.

— Вы трус, Кридмур.

— Да. В любом случае, я пришел, чтобы предупредить вас. Линия в каких-то двух часах хода отсюда. Они знают, где этот город, и прибудут сюда еще до рассвета. Признаюсь, что худшая часть меня ждет этого. Я не знаю, какое оружие у них с собой. Не меньше двух самоходных и двух легких пушек. Возможно, огневики и землетрясы, шумовые бомбы, ядовитый газ, колючая проволока, насылатели кошмаров. Я подумал, вы заслуживаете большего, чем смерть во сне. Предлагаю вам бежать. Или оповестить город. Или следовать за мной, если захотите. Вы знаете, куда я направляюсь.

Он исчез через окно.

К моменту, когда Лив оделась, взяла часы, охотничий нож и вышла на улицу, его уже след простыл.

— Теперь к Генералу, Кридмур.

— Похоже, я разочаровал ее. Она надеялась, что я окажусь благороднее.

— Тогда это глупо с ее стороны. Нет времени жалеть себя, Кридмур. Ступай к Генералу.

— Да.

Лив стояла на улице и прислушивалась. Кридмур ушел. Город пустынен и тих. Моросит легкий шепчущий дождик. Тепло, земля под ногами совсем размякла.

Он отправился на юг, поняла Лив. Мимо дома судьи Вудбери, мимо маленького восьмигранного книгохранилища, через грязное квадратное поле, где проводились судебные заседания и форумы, мимо Уголка оратора — к длинному низкому зданию, которое доктор Брэдли называет госпиталем, туда, где город тайно держит Генерала. Там, как и везде, было тихо, но Кридмур, похоже, не настроен никого убивать. Возможно, он украдет Генерала и ускользнет, не пролив ни капли крови.

В тишине ей показалась, что она чует линейных — слышит, как глухо чавкают и скользят по грязи их сапоги, — но то был всего лишь дождь.

Ей отчаянно хотелось последовать за Кридмуром — так сильно, что она с тоской смотрела на юг, во мрак, в дождь, в даль за домом судьи Вудбери, из чьих окон лился золотой свет, — она слышала, что Вудбери просыпался засветло и садился за свои трактаты по юриспруденции, — и не только потому, что она нужна Генералу (забота о нем вполне разумна), но и по какому-то странному, безрассудному капризу, анализировать который ей сейчас совсем не хотелось...

Вместо этого она поступила разумно — развернулась и решительно зашагала на север, к дому президента.

— Здесь что-то не так, Кридмур.

— Здесь все не так.

Из госпиталя не доносилось ни звука — ни криков, ни стонов, ни надсадного хрипа умирающих. Совсем не похоже на госпиталь.

Возможно, все изменится, когда Линия доберется до города. Края занавешенных окон озаряло тусклое мерцанье свечей. Видимо, даже здесь кому-то страшно спать в темноте...

— Я его чую. А вы? Или что там у вас вместо обоняния?

— Да. Кридмур, здесъ что-то не так.

— С каких это пор вы стали такими трусами?

— Не зарывайся, Кридмур. Кроме запахов, есть много всего другого — тонкие вибрации, точки сгущения и разреженности — мы чувствуем, эти вещи. Вся земля и вся Ложа полнятся криками нашей родни. Она кричит на нас. Мы не можем допустить ошибки.

— Посмотрим, куда все повернется. Согласны?

Двери не было — лишь черная дыра, занавешенная брезентом. Кридмур отодвинул занавес и вошел.

Комната тянулась вправо и влево, причем слева изгибалась под прямым углом. Все пространство было заставлено кроватями — ржавыми проволочными каркасами, раскладушками или перинами на тяжелых дубовых каркасах, — разделено бесчисленными занавесками из шелка, холста, ткани, овечьих шкур или плетеного тростника и освещалось лампами под абажуром да парой мерцающих свечей. Все постели, кроме одной, пустовали.

— Вот он. На кровати в дальнем углу.

— Кридмур, здесъ есть другие, они вооружены и не спят.

— Да, я их слышу. Ну, что ж...

— Они знают, что мы здесъ. Они слышат, что мы говорим.

Кридмур развернулся, сжимая Ствол в вытянутой руке, и вгляделся во тьму позади него. Но уже в следующую секунду вскрикнул от злости и прикрыл рукой пульсирующие глаза — комнату внезапно озарил ослепительный свет. То был не газовый свет, не свет костра, а холодный, белый свет жутких машин Линии.

Он поморгал, пытаясь унять резь в глазах. Черные силуэты превратились в три — нет, в четыре фигуры, которые наблюдали за ним из дальнего конца длинной комнаты, футах в тридцати от него, наставив на него ружья, словно пальцы, обвиняющие Крид-мура в преступлении. Ружья и сияющие ручные фонари. Ноздри Кридмура раздулись, будто стараясь подменить слабеющие глаза. Что бы эти люди ни держали в руках, Линией от них не пахло. Но он вдруг рассвирепел, и ему стало все равно. Они окружили его, захотели поймать в ловушку...

Кридмур поднял Ствол. Косматый человек в длинном фраке, что стоял в центре шеренги, опираясь левой рукою на трость, поднял правую кисть. На лице его — сером, одутловатом, рябом и морщинистом — лоснился след большого ожога. Человек был стар, но свиреп. Кридмур увидел, как напряглись тонкие пальцы, сжимавшие палку, когда косматый поднял правую руку. Открыв изуродованный шрамами рот, старик сказал:

— Стой! Убьешь меня — погибнут все.

На миг застыв, Кридмур заметил, что чертов старик сжимаетв пальцах очередную мерзкую игрушку Линии. Если Кридмур не ошибается насчет изящных молоточков, пластин, тарелочек и камер проклятого устройства, в руках у косматого — бомба.

Охрана задержала Лив в тридцати ярдах от дома президента. Сильные руки в мехах вдруг протянулись из тени, схватили ее и зажали рот.

Они много лет укрывались в холмах от Линии и Стволов, подумала Лив, — ну конечно же они умеют прятаться и знают, как наносить удар из тени.

Один из охранников наклонился к ее плечу. Его борода царапала Лив лицо, у него дурно пахло изо рта.

— Что вам здесь нужно? — прошептал он.

Она ответила, также шепотом:

— Линия здесь! В часе ходьбы отсюда. Я пришла, чтобы предупредить президента.

— Откуда вам это известно?

— Вы должны эвакуировать население. По крайней мере, детей. Вы должны спасти Генерала. Вы должны...

— Идемте с нами.

Заложив руки за спину, Лаури наблюдал, как молодой рядовой Карр лезет на дерево. Очень неуклюже. Карр пыхтел, тяжело дышал и ругался. Рядовые Карпентер, Даггер и еще какой-то солдат улюлюкали и свистели, подбадривая его:

— Давай же, Карр! Выше, выше!

Нога Карра соскользнула с ветки, и он едва не упал, но в последний момент успел плотно прижаться скулой к стволу и в отчаянии уцепиться за листья. Он закричал.

— Только не свались! — крикнул Лаури. — Не смей падать, Карр!

— Нет, сэр. Нет, сэр. Спасибо, сэр. Нет, сэр...

— У тебя единственный исправный телескоп, Карр. Не вздумай упасть!

Выполняя свой долг, Карр лез выше и выше, растворяясь в листве, пока его голос стало почти не слышно. Наконец он добрался до самой высокой ветки и растянулся на ней, обхватив ее правой рукой. Левую же руку он медленно протянул к поясу и достал ценный телескоп. Осторожно растянул его одной рукой, отчего ветка затряслась, роняя листья, и навел прибор на Новый Замысел.

Солдаты ждали. В отряде царило приподнятое настроение. У линейных снова появились цель и реальный враг; теперь они стояли прямее, держали ухо востро и больше не помышляли о предательстве. Они тщательно, снова и снова перепроверяли свое оружие, хотя большинство соглашались с младшим офицером Миллзом в том, что их враги «уже трупы». Никто не верил, что Новый Замысел окажет им серьезное сопротивление.

Утром Лаури подумал, что теперь, когда Тернстрем с Кольером погибли, а Гаудж дезертировал и так далее, он наверняка остался самым старшим в дивизионе. И уж точно единственным, кому доводилось сражаться с Республикой; в блэккэпской битве он, конечно, воевал совсем мальчишкой, но был смышленым, достаточно смышленым, чтобы выжить там, где гибли тысячи, и он понимал, что, хотя солдаты Республики много говорят о чести, достоинстве и добродетели, сражаются они грязно, подло и коварно...

Лаури схватил пленника за ворот рубахи из шкур и дернул, веля ему встать. Мальчика звали Хэйворт.

— Хватит хныкать, парень. Скажи еще раз, сколько у них пушек?

— Мистер президент, Линия... — начала было Лив.

— Да, мэм. Мы в курсе.

Хобарт сидел за письменным столом. Глаза у него покраснели, лицо перекосилось от напряжения и усталости. Одет он был в старую, потертую и залатанную ночную рубаху с колпаком и закутан в старое одеяло. Вытащив руку из-под одеяла, он взял кружку отвратительного кофе из древесной коры с кореньями, какой варили в Новом Замысле. Он давно не спал, но его усталые глаза светились от возбуждения.

— Мы знаем, мэм. Знаем. Неужели вы думаете, что за все эти годы, что мы укрываемся от Линии, мы ничего не узнали о войне? Вы считаете, что мы все забыли? Что мы настолько отошли от добродетели наших отцов?

— Но...

— У нас есть разведчики и связисты. Мы знаем эти леса. К сожалению, судя по рапортам, они держат пленника. — Он покачал головой. — Скажите, мэм, а откуда вы узнали, что Линия близко?

— Кридмур здесь, сэр. Он сказал мне об этом. Вы должны...

— Кридмур?

Помощник наклонился к уху президента и пробормотал:

— Агент Стволов.

— Да! — выпалил Хорбарт. — Да, я знаю. Впрочем, какая разница, как его зовут? Они животные. Хуже собак. Собака откликается на имя, в отличии от змеи или крысы. Не много ли чести называть их по именам?

— Сэр, -— сказала Лив, — он здесь. Прошел мимо вашей охраны.

— С этим мы разберемся. Он хочет, чтобы мы знали, что Линия близко? Хочет, чтобы мы сразились с ней за него, так?

— Не знаю... Не знаю, зачем он сообщил мне об этом. Но сказал, что считает своим долгом предупредить меня. Сэр, вы должны эвакуировать город.

— Так советует Кридмур, да?

— Так советую я, господин президент. Кридмур собирается похитить Генерала, и вы еще можете его остановить...

— Мы знаем, что делать с Кридмуром.

— Вы слишком долго пробыли здесь и забыли, на что способны Стволы и Линия. Хобарт, вы должны спасти то, что можете...

Он наклонился вперед и посмотрел ей прямо в глаза

— Я ждал этого дня с тех пор, как занял эту должность, — произнес он сухо и крайне спокойно. — Все мои предшественники ждали этого дня. У меня с ними свои разногласия, но в одном мы все солидарны: в Новом Замысле не найдется ни одного человека, который не ждал бы скорейшего возвращения во внешний мир. Но сегодня внешний мир сам пришел к нам. Мы воспитывали наших юношей и девушек так, чтобы в этот день они оказались сильны. Сегодня, мэм, нам предстоит испытание. Сегодня мы покажем, что достойны наших отцов. Покажем, что готовы вернуться в мир и возродить великое государство.

— Вы должны спасти Генерала. Кридмур...

— Генерал в полной безопасности.

— Нужно эвакуировать его! Приставьте к нему десятерых человек, пусть бегут в лес. Я пойду с ними и...

— Нет. Кроме всего прочего, это плохо скажется на всеобщем боевом духе. Ему лучше остаться здесь и наблюдать за нашей победой.

— Вы глупец, Хобарт. Недальновидное напыщенное чудовище. Вам предстоит не славная победа, а еще одна бессмысленная бойня, каких в истории было достаточно. Эвакуируйте хотя бы женщин и детей. Линия здесь не затем, чтобы завоевать вас или изгнать отсюда О вас забыли! Если вы позволите женщинам и детям укрыться среди дубов, их не тронут, и вы сможете отстроить заново...

— Нет. Нет, мадам. Нет. В этот раз мы не станем отступать. Искра добродетели и мужества жива в нас. Мы примем бой.

— Вы забыли о порядках покинутого вами мира. Добродетель вас не спасет — вы забыли, каким оружием владеют они.

— Я слышу, объявляется тревога. Так? — сказал Хобарт. Его помощник кивнул. — Слышите этот тревожный сигнал?

И действительно, с улицы послышались крики толпы, глухой и далекий звон колоколов, топот ног, барабанный бой, визг старых гнутых медных свистков, а затем — так близко, что Лив вздрогнула в своем кресле, — торопливый грохот ружейного огня: три выстрела — пауза — и затем еще три.

— В этот раз мы не станем отступать. Мы смоем пятно поражения с нашего великого государства. Вы увидите, на что мы способны, мадам. Мистер Халгинс, отведите ее куда-нибудь, чтобы не мешала. У нас впереди много дел.

48. УСИЛИТЕЛЬ

Кридмур закатал рукава, вытянул руки ладонями вверх. И загнул пальцы, словно пижон из большого города, проверяющий, не грязные ли у него ногти, как это делал старый щеголь Фэншоу. Ногти и правда оказались очень грязными; он давно не следил за ними. Уже много недель Кридмур не бывал в обществе каких-либо дам, кроме Лив, которую он в расчет не брал, и о гигиене ногтей не задумывался. Он вспомнил, как пес его отца, большой косматый дружелюбный зверь, прибегал из полей мокрым от грязи и шумно отряхивался, забрызгивая черной жижей камни и хворост. Отряхнуться примерно так же хотелось теперь самому.

Вместо этого Кридмур улыбнулся и разогнул пальцы:

— Видите? Мои руки пусты, сэр. Грязноваты, конечно, но путь сюда выдался нелегким. Не могли бы ваши люди опустить ружья? Поговорим как цивилизованные люди!

Стрелки даже не пошевельнулись. Косматый старец в центре шеренги смотрел все так же сурово, глаза его пылали ненавистью. Он чуть заметно подергивался — стоять неподвижно ему было трудно. Кридмуру показалось, что больше всего старцу хочется бегать кругами, размахивать руками и разглагольствовать.

Безобразное устройство в руке старика притягивало к себе взгляды. Маленький железный курок завис над спусковой пластиной, и только палец старика, чуть дрожа, удерживал его от удара.

— Руки у тебя проворные, — сказал старик. — Снимай ремень.

— Нет.

— Знаешь, что у меня в руке?

— У меня спадут штаны. Это будет нелепо в такой торжественный момент. Два противника, достойных друг друга, наконец-то встретились! Меня зовут Джон Кридмур. А вас, сэр? Вы новый доктор Генерала? С виду вы ученый человек.

— Я его врач, Кридмур. И его верный офицер. Тебе не забрать его из-под моей опеки. Ты не достойный враг: такие, как ты, — зверье. Вампиры, крысы. Мне противно, когда подобные твари разгуливают по нашим улицам.

— Я здесь ненадолго, доктор.

— Меня зовут Брэдли. Запомни имя того, кто поймал тебя, Кридмур. Того, который получит награду за твое убийство. Твой хвост послужит мне трофеем, зверюга.

— Злобный он, этот доктор, — подумал Кридмур. — И не умеет держать язык за зубами.

— Да, Кридмур, но помни об устройстве в его руке. Он опасен.

— Полагаю, я бегаю быстрее, чем звуки из его глотки. Я окажусь в дверях прежде, чем старик отпустит курок.

— Генерал в этой комнате, Кридмур. Ты сможешь также быстро увести его с собой? Нет, не сможешь. И не смей даже думать о том, чтобы бросить его, Кридмур. Мы знаем, как устроен твой разум.

— Ты ранишь меня, мой друг. Не уязвляй моих чувств слишком жестоко, я могу закапризничать вам назло. На самом деле я сомневаюсь, что смогу убежать от взрывной волны. Глядите, как пляшет палец доктора на курке.

— Да, Кридмур.

— Я мог бы уйти. Он блефует. Если я повернусь и уйду, он не исполнит своей угрозы, поскольку не осмелится убить своего драгоценного Генерала — солнце Республики, вернувшееся с того света.

— Посмотри ему в глаза, Кридмур. Почувствуй его ненависть и страх. Он не очень рационален. И очень стар, его смерть близка. Мы не можем предвидеть, каким будет его следующий шаг. И не можем рисковать.

— Что же нам, стоять здесь, застыв от страха друг перед другом? Как долго? Пока не остынет солнце? Или пока сюда не заявится Линия и мы не останемся стоять на грязных дымных улицах, окруженные безликой толпой? Или пока нас не захлестнет Западное Море и мы не утонем или не застынем, как кораллы? Как нелепо. Как утомительно.

— Да, Кридмур.

— Какой же он смелый, если вот так по-глупому противостоит. Не думаю, что у него есть хоть малейший шанс дожить до утра. Как по-вашему, он знает об этом?

— Ты никогда не был таким, как он, Кридмур...

Доктор сплюнул. Его растрепанные волосы колыхались, как на стылом ветру.

— Снимай ремень, черт бы тебя побрал!

— Я предпочел бы этого не делать. Тогда вы перестанете меня бояться, и равенство между нами пошатнется. Можно спросить, как вы узнали, что я здесь? Вы ждали меня. Это для меня сюрприз. Я вел себя очень тихо.

— Думаешь, мы столько лет сражались с Линией и ничему за это время у них не научились? Ничего не переняли?

— Ах...

— Я лично участвовал в уничтожении трех Локомотивов.

— Превосходно!

— Мы подбирали с поля боя все, что могли. Изучали все их тайны. У них есть машина, которая умеет засекать таких, как ты. Чуять ваш запах. Мы были предупреждены о твоем появлении.

— Да, да, знаю. Черная коробка примерно вот такого размера? Внутри — медные проволочки, дыхательные трубки, барабанные перепонки? Царапающая иголка? Когда мы разговариваем с Хозяевами, их голоса доносятся из глубин мрачной Ложи — или, можно сказать, они низвергаются из тьмы в ореоле огня, точно метеоры. Ткань оболочки мира рвется, на ней остаются шрамы, эфир возмущается — и эти коробочки сотрясаются. Современные действуют в радиусе полумили, но у вас, разумеется, старая модель. Спрятаться от них можно, просто я никак не ожидал увидеть такую машинку здесь! Подумать только, а ведь я уже думал, что голоса слышны только в моей бедовой башке, что это просто голоса темных сторон моего «я». Спасибо, что напомнили мне об истинном положении вещей, доктор. Если это безумие — по крайней мере, безумен не только я. Рад общению, док. И кстати, где вы получили это ранение?

— Расстегни ремень, Кридмур. Ты в ловушке. Ты не позволишь ему умереть. Твои Хозяева этого не допустят. Они кинут тебя, Кридмур.

— А вы? Вы не кинете? Или вы способны укокошить своего Генерала, док?

— Иногда приходится идти на жертвы. Если понадобится его убить — я это сделаю, и память о нем останется в наших дальнейших подвигах.

— Какая одержимость. Как жестоко. Как негуманно. Подумайте вот о чем, док: возможно, мои хозяева хотят заполучить Генерала не для себя. Возможно, они просто не хотят допустить, чтобы он попал в руки Линии? Ведь он — ключ к завершению Великой Войны. Вы слышали об этом? Вам это известно? Но зачем же моим Хозяевам прекращать войну? Они питаются кровью, огнем и горечью поражения. Мы с вами хотим мира, потому что мы — разумные люди. Так, может, они лишь обрадуются, если Генерал умрет? Тогда вам нечем мне пригрозить доктор, смерть вас и ваших людей предрешена. Я не угрожаю вам, просто перебираю варианты, чтобы убить время. Что вы об этом думаете?

— Снимай ремень и вставай на колени.

— Нет.

Лаури попробовал договориться:

— В последний раз спрашиваю, Хэйворт. Где они держат Генерала?

Пленник задрожал и отвернулся. Младший офицер Миллз замахнулся, чтобы ударить его, но Лаури жестом остановил его:

— Где, Хэйворт? Мы хотим взять его живым. Вы понимаете? Мы хотим обойтись без жертв.

— Не знаю. Не понимаю, о чем вы. Генерал мертв, он умер...

— Хэйворт. Мы завоюем твой город. Это неизбежно, понимаешь? Мы не можем допустить, чтобы вы здесь строили против нас свои козни. Мы знаем, что Генерал с агентом у вас, и мы их получим. Но если ты скажешь, где они, мы обойдемся без жертв.

Хэйворт прикусил окровавленную губу и промолчал.

— Чему они учат этих мальчишек? — сказал Лаури. — Чему они их учат?

Он снова толкнул Хэйворта, чтобы тот упал на колени, и отошел, подозвав к себе Миллза.

— Ладно, Миллз. Отдайте приказ к действию. Начинаем осаду.

Линейные выстроились в три колонны, солдат по пятьдесят в

каждой. Впереди они катили пушки и самоходные орудия, как муравьи, волокущие палые листья. Они вышли из-под сени дубов и двинулись по полю к стенам и рву Нового Замысла, где Лаури готовился спокойно и решительно умереть.

— Я хотел обойтись без жертв... Миллз, тащите усилитель.

Мистер Халгинс вывел Лив во двор и встал рядом в неловком молчании.

Они смотрели, как улицы осветились факелами, свечами и масляными лампами. Небо медленно серело, ночные звезды гасли. Они наблюдали, как бегают туда-сюда люди — сначала звонари и барабанщики, а потом и сбитые с толку, спотыкающиеся разбуженные горожане в ночных рубашках, шкурах или голышом. Вскоре их стало больше; одни мрачно молчали, другие испуганно бормотали, третьи радостно кричали, и у всех были копья, луки, ружья, мотыги, грабли, или ведра, или доски, или свертки, назначения которых Лив распознать не могла. Дождь потихоньку прекратился — она даже не заметила, когда именно.

Мистер Халгинс оказался простодушным здоровяком, медлительным и порядочным. Во внешнем мире он мог бы держать лавку, мясную или скобяную, скорее всего, унаследованную от более расчетливого отца или полученную благодаря женитьбе на сметливой женщине, — зарабатывал бы немного, но зато пользовался бы любовью соседей; возможно, отдал бы помещение лавки под залог, но наверняка ковылял бы по жизни вполне беспечно. Вот для какой жизни предназначен мистер Халгинс, подумала Лив. Здесь он явно не на своем месте. Такой человек не должен умирать за Новый Замысел.

Халгинс заметил, что Лив внимательно смотрит на него. Он постарался свирепо нахмуриться, но его веки и подбородок дрожали. Лив улыбнулась ему.

Во дворе перед ними десяток солдат Нового Замысла проводили внеплановые строевые учения — маршировали то влево, то вправо, крутили и скрещивали ружья, насаживали штыки, выкрикивали приказы и условные команды, топая сапогами. А потом, словно даже не завершив этого действа, рассеялись по городу на все четыре стороны света. Некоторые ушли, отдавая салют, некоторые — держась друг друга. Лив надеялась, что этот шум и суета вселяют в них уверенность.

— Это не сама Линия, — сказала Лив бедняге Халгинсу, — а лишь ее тихое, далекое эхо. Они пришли не воевать. Они преследовали одного человека и давно устали. Кридмур сказал, что техники у них с собой нет. Ни птицелетов. Ни Локомотивов. Они почти что обычные люди. Все совсем не безнадежно, мистер Халгинс...

Халгинс смотрел во двор. Он медленно покачал головой. Лив не поняла, что именно он отрицал.

— Вы женаты, мистер Халгинс?

Он по-прежнему не замечал ее.

Раздался странный шум. Лив не сразу заметила, как он выделился из общего гула просыпавшегося города, но именно этот звук вскоре перекрыл все остальные. Он был похож на скрежет мела по доске, на зуд огромного москита, заявляющего о своих вампирских аппетитах; на звон, о котором рассказывают жертвы с пораженным мозгом (те, у которых пострадали доля Ингвира или зона Вернера); на таинственную тревогу, от которой страдают некоторые шизофреники... Вой, шипение, треск — хаос звуков нарастал, а затем стих, уступив место громоподобному голосу, который отражался от городских стены взмывал в небеса:

— ...ЛАУРИ! МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ НОВОГО ЗАМЫСЛА, ЭТО ГОВОРИТ МЛАДШИЙ ПРОВОДНИК ЛОКОМОТИВА АНГЕЛУС ЛАУРИ. Я ПОВТОРЯЮ: МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ НОВОГО ЗАМЫСЛА...

Халгинс, Лив, трое-четверо оставшихся во дворе солдат, только что выбежавшая из хижины девушка — все подняли взоры к небу, словно решив, что голос гремит из-за туч, но небо все еще оставалось серым, безоблачным и спокойным.

Хотя сам голос звучал невероятно громко и искаженно, за помехами и воем электричества ясно слышался унылый, неживой голос линейного, которому будто смертельно наскучило то, что он собирался сказать.

— СЛЫШИТЕ МЕНЯ? СЛЫШИТЕ? ДА? ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТО ОЗНАЧАЕТ, НЕ ТАК ЛИ? ЛИНИЯ ЗДЕСЬ!

Голос бубнил и тянулся, становясь неразборчивым. Он пробормотал куда-то в сторону то, что прозвучало грохотом далекой лавины: «Вы же знали, что однажды это случится. Мы проникаем всюду».

Лаури, повторила про себя Лив. Значит, того, кто все это время ее преследовал, зовут Лаури. Отвратительное имя, омерзительный голос.

Она вспомнила, как стояла в Вестибюле станции Глориана в тени громады из ржавого железа, служившей вокзалу крышей, слушала грохот и гул голосовых усилителей, которые передают приказы Локомотивов, отмеряют часы и внушают страх, как и велят им Локомотивы. Но в Глориане таких устройств — несколько дюжин, поэтому их отзвук отражается десятки раз, и шум заполняет каждый уголок разума. Лаури же не сумел дотащить до Нового Замысла больше одного устройства, и этого явно недостаточно. Голос звучит отовсюду, но не глубокий. Это визг, который издает машина, работающая на пределе и уже готовая выдать сбой. Она воет, гудит, слова становятся неразборчивыми. Он раздавался эхом. Лив молилась о том, чтобы машина сломалась.

— СЛУШАЙТЕ, ЖИТЕЛИ НОВОГО ЗАМЫСЛА. У МЕНЯ ЗДЕСЬ ПЛЕННИК. ОДИН ИЗ РАЗВЕДЧИКОВ. ГОВОРИТ, ЕГО ЗОВУТ ХЭЙВОРТ. ВОТ, ПОСЛУШАЙТЕ.

Раздался другой голос, он кричал и молил о пощаде, становясь все пронзительней, — и скоро эти крики было уже не отличить от грохота машины — точнее, от его отголосков, все еще слышных на улицах города.

И вдруг воцарилась тишина.

Халгинс взглянул на небо. Поднял дрожащие руки к голове — но отчаянно удерживался, чтобы не поддаться панике и не зажать ладонями уши. Лив потянулась к нему, чтобы успокоить, но передумала и отступила на шаг. Он ничего не заметил.

— СЛЫШИТЕ? ОН РАСКРЫЛ МНЕ ВСЕ ВАШИ СЛАБОСТИ, ЭТОТ ХЭЙВОРТ. МЫ ЗНАЕМ, ЧЕМ ВЫ РАСПОЛАГАЕТЕ, — И ПОЧЕМУ НЕ СМОЖЕТЕ НАМ ПРОТИВОСТОЯТЬ. ОДНАЖДЫ ВЫ УЖЕ СБЕЖАЛИ ОТ НАС. ВЫВЕДИТЕ СТАРИКА, И МЫ ОСТАВИМ ВАС В ПОКОЕ. ПОВТОРЯЮ, ОТДАЙТЕ СТАРИКА, И МЫ УЙДЕМ! — Лив отступила от Халгинса еще на шаг. — ВОТ ЧТО МЫ СДЕЛАЕМ, ЕСЛИ ЕГО НЕ БУДЕТ ЗДЕСЬ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА...

Раздался кашель — оглушительный, как удар грома. Голос снова заговорил, но невнятно — теперь он бормотал, разражался пространными тирадами и выл, то отдаляясь от мембраны усилителя, то приближаясь к ней вплотную, словно этого Лаури шатало от нервного напряжения.

Лаури отвернулся от усилителя и прикрыл мембрану рукой, пытаясь придумать, какой именно ужас должен грозить Новому Замыслу. Не отличаясь богатым воображением, он просто снова вспомнил, как впервые столкнулся с войском Республики. Перед глазами проплыли образы долины Блэккэп — колючая проволока, грязь, ядовитые цветы, которых там просто не счесть. Он вспомнил, как полз по грязи, а снайперы Республики отстреливали мальчишек вокруг него, одного за другим, словно дети Линии были ничтожнее муравьев, — руки стрелков ни разу не дрогнули, а ясные глаза смотрели пристально и беспощадно. Воспоминание это на миг возбудило его.

И он начал снова.

— Сначала мы снесем ваши стены, — пробормотал он, придвинувшись ближе к мембране, отчего голос его вознесся под облака, и предупреждение зазвучало словно с самих Небес. — Сровняем с землей ваши дома. Уничтожим все, что вы сотворили, и оставим лишь грязь. Мы похороним вас, потому что таков наш долг, да и чем нам еще заняться? Вот увидите. Мы пошлем дым и грохот — ваши старики еще помнят, они расскажут вам, каково это. И умрут первыми. Старики всегда умирают первыми. Или дети. Детям приходится тяжелее всего. Они задыхаются от черной пыли. Истекают кровью из глаз и ушей. Старики сходят с ума. Дети же перед смертью сморщиваются и становятся седыми, словно им тысяча лет. Я совсем не хочу этого. Хотя, если честно, мне все равно. Никакого удовольствия я от этого не получаю. Это моя работа. Но потом я пошлю к вам своих солдат. Вы будете на коленях молить их о пощаде, когда они станут резать вам глотки. Там, где проходим мы, становится тихо, ровно и чисто. Тем, кто приходит после нас, легко. Но вы же понимаете, каково нам здесь, на Краю Света, где приходится убивать и быть убитым. На этом чертовом краю. Если кто-то из вас еще будет на ногах, когда мы придем, будет немного сложнее, хотя и не... О, ч-черт!

Из усилителя посыпались искры, и раскаленная мембрана отскочила и порезала Лаури щеку.

Затрещали электрические разряды, что-то звонко щелкнуло, давление упало — и грозовое эхо медленно угасло в воцарившейся тишине.

Голос умолк.

Лив уже давно не понимала, что он говорил. Она не слушала. При первых же раскатах голоса Халгинс окаменел от ужаса, зажмурился и забормотал вдохновительные афоризмы Улыбчивых. Улучив момент, Лив медленно отошла от него — и, поняв, что он ничего не заметил, побежала прочь.

У водяного насоса она увидела мистера Уэйта, тоже из Улыбчивых. Он возглавлял группу мальчишек — решительных, гордых и бесстрашных. У них не было ружей, они вооружились копьями, луками и ножами. Их тела под шкурами напряглись и дрожали.

Да и сам Уэйт показался Лив мальчишкой: он наверняка принадлежал к тому поколению, которое не помнило Старого Света, которое оказалось за пределами времени и истории, отчего так и не повзрослело. Широкая самоуверенная ухмылка на его лице казалась совсем не к месту. Лив вспомнила улыбавшихся манекенов из витрин магазинов в больших городах Кенигсвальда, которые она посещала, еще когда жизнь ее была тихой и не столь безумной. Улыбка Уэйта -— такая же восковая и незатейливая попытка что-нибудь продать. Она улыбнулась ему в ответ, кивнула и перешла на шаг. Уэйт и мальчишки наблюдали, как она проходит мимо. Она сделала вид, что торопится по делам, хотя и понятия не имела, куда идет.

Рука Брэдли устала, и он опустил бомбу. Теперь он держал ее сбоку и, осклабясь, теребил молоточек. Лицо его дергалось.

— Он чувствует себя глупо, Кридмур. Ты выставил его на посмешище перед его же людьми. Он ожидал героического поединка. Все это ожидание — просто фарс.

— Ты всегда чувствуешь наши слабости, дружище.

— От этого он становится только опасней. Он способен на глупость и желает эффектной смерти. Его старые пальцы дрожат.

— Ты слышишь это? Эти грохот и дрожь, взрывающие эфир? Наши преследователи прочищают глотки своих мерзких машин. Готовятся исполнить свою мерзкую песню. Интересно, они сразу начнут его убивать — или сперва поговорят?

— Каждый звук, который издает Линия, убивает душу или тело. Истинную жизнь предлагаем только мы.

— Вот как вы это называете?

— Следи за Брэдли. Как только он отвлечется, убей его.

Голос Лаури, монотонный и гнусавый, нависал над городом, как мерзкий дождь, просачиваясь в занавешенные окна госпиталя:

— ПОВТОРЯЮ: ВЫВЕДИТЕ СТАРИКА, И МЫ УЙДЕМ. ВОТ ЧТО МЫ СДЕЛАЕМ, ЕСЛИ ЕГО НЕ БУДЕТ ЗДЕСЬ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА...

Солдаты Брэдли побледнели от страха, и ружья их задрожали, но Брэдли оказался храбрее. Хотя его покрасневшие глаза уже слезились, он ни на секунду не отвел взгляда от пальцев Кридмура, зависших над Стволом.

Перекрикивая грохот, Кридмур повысил голос.

— Он врет, док, и вы это знаете. Линия ничего не оставляет нетронутым. Он не уведет так просто своих солдат. Он уничтожит вас. Еще задолго до его прихода сюда вы уже опоздали. Знаете, когда все решилось? Когда они склонились над своими картами, прочертили линию продвижения, и вы оказались у них на пути. Они даже не держат на вас какой-либо злобы. Вы умрете, доктор. Но кое-что еще можно спасти. Позвольте мне увести Генерала.

Глаза Брэдли расширились, и он усмехнулся.

— Я знаю, что у вас на уме, док, — продолжал Кридмур. — Генерал стар, старше нас с вами, и совершенно безумен. Разве он стоит того, чтоб его спасать? Но послушайте меня внимательно, док. У Генерала есть тайна. Моя подруга Лив вам не сказала? И мне эта Тайна известна. Я посвящен в нее. Это — Оружие. У Первого Племени есть Оружие. Или даже не столько само Оружие, сколько идея, мечта — нечто, для чего в нашем языке не найдется слов. Они предложили это Генералу.

Кридмур повернулся к стрелкам Брэдли.

— Вы молоды, — сказал он. — Слыхали, что Генерал водил дружбу с холмовиком — заклинателем камней, шаманом или кем-то вроде? Хотите верьте, хотите нет, но я как-то пообщался с его женой. Насколько я понял, у Генерала с холмовиками был уговор. Они построили для него Республику, а он за это...

Брэдли сплюнул:

— Заткнись, чудовище.

— Не нравятся такие разговоры, а, док? Мистический вздор? Пятно на вашем славном, разумном и благородном происхождении? Но послушай: они обещали ему Оружие. Оружие, уничтожающее духов, доктор Брэдли. Навсегда! Но известно ли вам, что вы истребляли не сами Локомотивы, не самих Стволов, а только их вместилища? И те, и другие возвращались — всегда возвращались, как кошмары, как Первое Племя, как неизлечимая болезнь. И до сих пор они не познали страха.

— Зачем ты ему это рассказываешь, Кридмур?

За спиной Кридмура раздался шум: Генерал ворочался в кровати, скулил, бормотал. Кое-кто из солдат отвлекся на него.

— Видишь? Где-то в руинах его разума память об этом жива. Он нащупал это воспоминание. Перед последним походом он отправил письмо домой. А потом исчез. Линия настигла его. Скорее всего, по ошибке; они разбрасывают эти мерзкие бомбы бесцельно, словно игрушки. Кто-то помог ему спуститься с горы, и поверь, нам хотелось бы знать, кто именно. Но каким-то образом он оказался в маленьком странном госпитале на Краю Мира, к востоку отсюда — до него не так уж много недель пути. Что, если он до сих пор хранит Тайну? Что, если он до сих пор знает, где найти Оружие — или как его изготовить? Что, если оно уже у него? Жить ему уже недолго осталось. Ваш город, ваша Республика, ваш мир — мертвы. Этого Оружия вы уже не получите никогда. Но что, если его получу я? Мы могли бы уничтожить Локомотивы. Научить их бояться. Я отомстил бы за вас. Подумайте об этом.

Брэдли снова поднял бомбу — так, словно намеревался огреть ею Кидмура по голове.

— Мы не вступаем в сговор с такими, как ты, чудовище. Вы оскверняете все, к чему прикасаетесь. Я видел, перед вами пало слишком много народов. Но мы выстоим и в одиночку.

Кридмур заметил, что солдаты по обе стороны доктора Брэдли насторожились. Впрочем, они как раз не важны. Кридмур не сомневался, что бегает быстрее, чем они жмут на спусковые крючки, чем летают их пули — да и рану переживет, если потребуется.

— Предположим, я встану на вашу сторону, доктор. Если вы обезвредите свою бомбу, я даю слово, что буду сдерживать линейных как можно дольше. Вы ведь знаете, вашим людям с ними не справиться. Удачного исхода не обещаю, но думаю, что смогу сравнять силы. Возможно, вы все даже выживете. У вас есть дети? Или, может, молодая жена?

— Не твое дело, Кридмур.

— Вы делаете хорошую мину при плохой игре, док. Возможно, вы спасете своих людей. Вам стоит с гордостью принять мою помощь.

— Твое слово ничего не стоит, Кридмур. Мы не станем вступать с тобой в сговор.

— А ведь раньше вы не были таким заскорузлыми, док. В старые времена, в мире, оставшемся позади. Ах, ваш Генерал, ваши хартии, разглагольствующие вояки в цилиндрах и увешанные медалями. «Стоять на своих ногах и не якшаться с дьяволом», «власть закона, а не правительства» и все такое прочее. Я помню эти речи, доктор. Но даже тогда вы не могли помешать таким, как я. Ваши сыновья и дочери грезили о нас. Когда ваши предводители давали слабину, они впускали нас к себе. В Вульверхэмптоне, в Жестяном Холме, в Сайме и в дюжине других мест они призывали нас на помощь. Об этом не написано в учебниках истории, но все, кому это интересно, знают об этом. Вы не станете первым, кто пошел на уступки.

— Это было в Старом Свете, Кридмур. Здесь наши люди чище. Наших сыновей и дочерей учат добродетели. Никаких сговоров.

— Ну вас к черту, док.

Кридмур вытащил Ствол и выстрелил, нарушив тишину, повисшую пару минут назад, когда прекратила выть машина Лаури.

Солдаты затаили дыхание. Вмиг одеревеневшее тело доктора Брэдли повалилось назад, фалды черного фрака разъехались. Он выпустил трость, та секунду побалансировала на стальном наконечнике, а затем упала вперед. Старик разжал пальцы, и бомба с тяжким стуком упала на землю. Молоточек сдвинулся к спусковой пластине. Послышался тихий скрип разжимающихся пружин, дребезжание и скрежет металла.

Кридмур уже бежал. Он пересек комнату за доли секунды, перепрыгнув через кровати на пути, — их деревянные рамы под его ногами загремели, как барабаны. Каждый медленно возникающий звук он слышал с мучительной ясностью. Спрыгнув с последней кровати, он резко развернулся в воздухе. Его старые кости хрустнули, мышцы чуть не порвались. Он собрал волю в кулак — только плоть могла остановить его — и, с силой ударившись спиною об пол, заскользил по утрамбованной грязи. Бомба, клацнув, легла в его протянутую руку. Ему оставалось просунуть большой палец между спусковой пластиной и опускавшимся молоточком. Острый молоточек впился в кончик пальца Показалась крошечная бусинка крови.

— Ч-черт! — выругался Кридмур, но его замысел сработал: бомба затихла.

— Ты безумец, Кридмур. Ты дурак. А если бы неуспех?

— Помер бы, или что похуже. А вы бы завыли, вернулись в свою мрачную Ложу и проклинали бы мое имя.

Трое стрелков стояли с идиотскими лицами, направив ружья туда, где еще полсекунды назад стоял агент Стволов. Кридмур вскочил и быстро, по очереди, перестрелял одного за другим.

Он не знал, как обезвредить устройство, а потому просто оторвал молоточек и зашвырнул его в угол комнаты, отодрав на всякий случай и спусковую пластину. Судя по всему, это сработало. То, что осталось от бомбы, он пинком загнал под кровать.

Снаружи раздался далекий грохот, похожий на отзвуки выстрелов Кридмура. Будто именно теперь, когда он начал убивать, все и вышло из под контроля. Будто он, Кридмур, опять во всем виноват.

49. ОБОРОНА НОВОГО ЗАМЫСЛА

Рассвело. Солнце, скрытое густыми темными тучами, взошло на востоке.

Лаури наблюдал за стенами Нового Замысла. Никто не вышел сдаваться, не поднял белый флаг.

Рядом стоял младший офицер Миллз.

— Пора, сэр.

— Разве?

— Думаю, да, сэр.

— Хм.

Загвоздка в том, что ни у кого из солдат Лаури не работали часы. Те, что не залило дождем и не растрескало в походе, остановились по загадочным причинам. Их стрелки либо почти не двигались — либо крутились без всякой логики. Время здесь было еще не готово к тому, чтоб его измерять. Потому Лаури и выжидал в нерешительности, как ему казалось, вот уже дольше получаса. Он ждал приказов. Ждал, что откуда-то поступит сигнал. Ждал и слушал, как стонет и молится пленный, как нервно бормочут солдаты, ждал капитуляции Нового Замысла. Ждал все так же, когда издалека, из-за стен города, раздался тихий глухой звук, в воздух взвилась струя дыма и показался снаряд. Он упал, не долетев до войска Лаури, и никого не убил.

Но секунду спустя за ним прилетел второй и лишил жизни шестерых солдат.

Солдаты Нового Замысла выкатили пушки на свекольное поле неподалеку от центра города.

Квазиоленей из соседнего хозяйства разогнали. Некоторые из животных убежали, другие стояли поблизости, нервно осматривались и тихо ржали.

Лив наблюдала, как пушки волокут через улицу. Она выглядывала из-за угла библиотеки, замок которой сорвали, а притаившиеся в полумраке квазиолени обгладывали книги на полках.

Пушек было две. Два длинных металлических стебля, каждый из которых вырастал из пары тяжелых колес, месивших грязь свекольного поля. Моделями они различались — та, что поменьше, напоминала Лив конечность, ссохшуюся от полиомиелита. Обе блестели металлом в лучах зари. За ними тщательно ухаживали.

Пушки тащили на веревках люди. Земля была мягкой, и на каждое орудие потребовалось по десять человек. Их вел капитан Мортон. Когда пришла пора заряжать, он оттолкнул молодых солдат и, опустившись в грязь на колени, занялся этим сам.

Солдаты работали быстро и слаженно — их хорошо муштровали. Пушки заняли свои места задолго до того, как истекли полчаса, отпущенные городу Лаури — даже если считать с начала его разглагольствований, а не с момента, когда усилитель закоротило и на город обрушилась тишина. Так, по крайней мере, казалось Лив — от ее золотых часов по-прежнему не было толку.

Мортон смотрел на восток за свекольное поле. Вдали что-то тускло светилось. Не костер — в лагере Лаури зажгли что-то холодное и электрическое.

Сигнала «Заряжай!» Лив не слышала, но Мортон снова опустился на колени у пушки поздоровее. Солдат помоложе, пристроившись у колес малой пушки, повторил движения Мортона. Затем оба мужчины отбежали подальше.

Оба орудия громыхнули.

Лив прикрыла глаза от вспышки — и лишь краем глаза заметила толстые черные линии, прочеркнувшие небо цвета ружейной стали. Пригнувшись, она бросилась бежать и не увидела ни вспышек на месте падения снарядов, ни взметнувшихся столбиков дыма.

Лаури не замедлил с ответным ударом. Лив услышала свист над головой, но взгляда не подняла. Снаряд подлетал с нелепорадостным свистом. Она уже перебежала на другой конец улицы и укрылась в грязном закоулке меж домов, когда устройство упало — с глухим и безжизненным шмяканьем, с каким падает с моста тело самоубийцы. Это шмяканье повторялось снова и снова, становясь резче и громче, но только не ритмичнее, пока не превратилось в настойчиво-маниакальную, давящую долбежку. В этой какофонии не было никакой системы; она просто обрушивалась на любую структуру и раскурочивала ее, сокрушая снова и снова. То был рваный пульс мышц в предсмертной агонии — или последних мгновений жизни пораженного мозга. Лив припала к стогу сена у мокрого деревянного забора и зажала уши.

Шум накрыл ее страшной волной и затих. Ее глаза опухли, а из носа текла кровь.

Снаряд угодил туда, где раньше стоял капитан Мортон. Пушки Нового Замысла умолкли. Оглядываться Лив не стала.

Она плелась на юг. Вокруг нее, спотыкаясь, бегали взад-вперед мужчины и мальчики с луками, копьями, ружьями. С севера, а затем с запада, снова раздался свист, и безумный гул и грохот орудий Линии накрыли город.

Ни один из снарядов не упал в смертельной близости от Лив, но даже от приглушенных отзвуков ее живот стянуло, словно при выкидыше. Она остановилась у лохани, ожидая, что ее вырвет. Но исторгла наружу лишь затхлый воздух, сползла к корыту и прижалась щекой к холодному дереву.

Она смотрела, как двое мужчин тащат третьего. На теле у него не было ран, но ноги его дергались и голова была свернута набок. Он завывал — бессмысленно, как сломавшийся двигатель. Она видела, как четвертый мужчина, шатаясь, вышел из-за конюшни, проделал двадцать шагов, упал в грязь и начал дергаться. Лив подошла к нему. Он закатил глаза и, по-видимому, закусил язык. На перекошенных улыбкой губах пузырилась кровавая пена. Она не смогла заставить себя прикоснуться к нему. Услышала топот бегущей толпы — и отошла, уступая дорогу. Тридцать мужчин и мальчиков с оружием, будто одолженным у ростовщика, пробежали мимо, не останавливаясь.

С востока раздались звуки выстрелов, и Лив обрадовалась — смерть от пули показалась ей куда чище.

— Довольно! — приказал Лаури. — Хватит!

Он подбежал к ближайшей пушке, задыхаясь в дыму, перекрывая криком топот и гвалт солдат, заряжающих пушки шумо-генераторами и ядовитым газом...

— Хватит! Вы же убьете Генерала, тупицы, пустоголовые идиоты, у нас есть долг! Все это бессмысленно, если мы не выполним долг!

Воцарилась тишина. Солдаты пытались собраться с духом.

— Мы войдем в город, — продолжал Лаури. — Пушки на мосты! А мы пойдем за ними, улица за улицей.

Он не сразу понял, что умолкла лишь одна пушка из двух. Вторая — в двух сотнях футов от Лаури, позади войска — все еще продолжала стрелять.

Прикончив доктора Брэдли и обезвредив отнятое у него устройство, Кридмур поднял Генерала с кровати. Старик не желал двигаться по собственной воле (или по ее остаткам) и предпочитал неподвижно лежать на жестком ложе, свернувшись калачиком, как дитя на коленях у матери. Кридмур заметил, что Генерала опрятно причесали, одели в белую рубаху и темное гофрированное галифе, которое даже с пятнами и прорехами на коленях оставалось самой нарядной одеждой во всем городишке. На ржавом крюке у кровати висел красный мундир с золотистыми кисточками и целой гроздью медалей. Кридмур набросил его Генералу на плечи. Эффект поразил его.

— В лучшие годы вы, наверное, были красавцем, сэр. Ну, тише, тише...

Генерал вырывался из рук Кридмура, отчаянно шевеля губами.

— Вижу, что вы полны сил, сэр, но нам нужно идти.

В конце концов Кридмуру пришлось вытаскивать Генерала наружу на руках, как выносят через порог не угодившую дому невесту. Из-за чего сразу же возникли проблемы — двое местных накинулись на него с дубинами и метательными топориками, и пристрелить их, уберегая и стараясь не уронить Генерала, потребовало усилий. Хотя земля теперь размякла от дождя и тряслась — лужицы рябило от рокота приближающихся машин, — Генерал был так уязвим и хрупок, что мог бы сломать себе что-нибудь, даже упав на пуховую перину.

— Веселая же предстоит работенка...

— Прекрати ныть, Кридмур. Беги на запад.

Пробегая мимо окон Мортонов, Лив заметила, что дом больше не темен и не тих. Салли была уже на ногах. Вместе с тремя другими женщинами — двумя такими же молоденькими и третьей, что годилась им в бабушки, хозяйка готовила за обеденным столом перевязки и припарки из трав и листьев.

Все они на мгновение подняли глаза, когда Лив вошла, но тут же вернулись к работе. В их движениях ощущалась нечто строгое — не спокойствие, но близкое к этому. Дисциплина.

— Ну же, доктор, — позвала ее старуха. — Помогите нам.

Лив ничего не ответила.

Ей хотелось сказать: «Бегите! Сражаться с Линией бесполезно». Но они бы ее не послушали.

Салли оторвала взгляд от стола и подняла голову.

— Доктор?

Но Лив развернулась и вышла.

Снаружи постепенно светало. Издалека доносились звуки сражения — холодные и отчетливые. Глубоко вздохнув, Лив учуяла запах гари.

Она направилась на юг, к госпиталю и — если они все еще там — к Кридмуру и Генералу. Она не знала, чем им помочь, но должна была сделать хоть что-нибудь.

Кридмур бежал вприпрыжку по городу с Генералом на руках. Город пустел, как песочные часы, — жители уходили сражаться на восток. Еще двое напали на него, и он пристрелил их, с трудом жонглируя ношей. Когда одна из психобомб пролетала прямо над головой, он поставил Генерала ногами в грязь и сбил ее выстрелом с левой. Генерал махал руками и тянулся к нему, словно пытаясь заговорить.

— Старик — больше не легкая ноша. Он сопротивляется. Он полон животной силы. Время, проведенное здесь, пошло ему на пользу. Для одного агента совладать с ним — нелегкий труд.

— Мы с тобой, Кридмур.

— Мне нужна помощь. Попутчик, с которым можно разделить ношу. И знаете — кажется, у меня кризис совести.

— Ничего подобного, Кридмур. Немедленно отправляйся на запад.

— И что вы сделаете, если я ослушаюсь? Мы это уже обсуждали, мой друг. Я отправлюсь на запад, но не один.

Он втянул носом воздух и уловил ее запах:

— Глядите, она идет сюда. Знает, что только мы спасем ее от врага...

Проходя мимо дома судьи Вудбери, Лив снова услышала над головой развеселый свист и пустилась по грязным улицам бегом — вслепую, задрав подол, спотыкаясь и оглядываясь через плечо, опасаясь бомб, линейных и бог знает чего еще. Она не видела, как Кридмур вышел из тени, ведя за собой Генерала. Не видела, что он стоит у нее на пути, вытянув руки и весело улыбаясь, пока не налетела на него.

Едва переведя дух, она взглянула ему в лицо и отпрянула.

Он ухмыльнулся:

— Живы-здоровы? Вам передалась моя удача, Лив. А я уж боялся, что вы умерли. Просто камень с души! Не окажете ли услугу? Вы нужны моему пациенту, мэм. И вы нужны мне. Уверен, вам неохота умереть здесь вместе с этими идиотами.

Кридмур отпустил руку Генерала, и старик пошатнулся. Лив рванулась, чтобы поддержать. Молча, не глядя на Кридмура.

Но Генерал не мог стоять, а у Лив не хватало сил тащить старика против его воли (которая у него, судя по всему, теперь появилась). Он дергался, трясся. И вырывался — слабо, но решительно. Лив дергала его вверх, точно сорняк за корни, но он раз за разом падал, сворачивался клубком и прижимал лицо к земле.

— Он сопротивляется, Кридмур! Почему он не хочет идти?

— Лив! Он что, сопротивляется? Почему он не хочет идти?

Она присела на колени и наклонилась к Генералу. Старик молчал.

— Вы его доктор, Лив. Он согласится с вами поговорить? Может, хотя бы расскажет одну из своих сказок, над которой можно поломать голову?

— Мистер Кридмур, а зачем ему говорить? Для чего? Разве это не ясно? Он не уйдет отсюда. Никто из этих людей не уйдет отсюда. Это последний осколок мира, который они создали. Генерал не бросит своих людей.

— Ну и ну... Сумасшедшие.

— Сумасшедшие? А кто же тогда вы, мистер Кридмур?

— Справедливо. Справедливо... Значит, вы считаете, чтобы забрать Генерала, нам придется спасти весь город? Так?

— Нет, Кридмур! Нам плевать, что станет с этими людьми. уводите Тенерала и бросьте их всех умирать!

Она внимательно посмотрела на него, пытаясь понять его мотивы. Это лишь заставило его улыбнуться.

— Да, — вздохнула она. — Да, Кридмур. Вы должны спасти город.

— Слыхали, друзья мои? Вот что нам доктор прописал.

— Нет, Кридмур. Возьми его на руки и неси.

— Да будет вам. Враг уже близко. Неужели в вас не проснулась жажда крови?

— Нет, Кридмур.

— Жаль. А то я не прочь погеройствовать.

— Что вы собираетесь делать, Кридмур?

— Займусь делом. Найдите укрытие, Лив. И присматривайте за пациентом. Я за вами вернусь.

Той части войска, которая еще подчинялась ему, Лаури приказал атаковать мосты города — восточный и юго-восточный. Это требовало предварительного размещения самоходных орудий, для чего вперед были посланы небольшие отряды из пяти человек, медленно зачищавшие территорию, пока за ними катили пушки. Лаури крался и бежал позади.

Внезапно за его спиной послышались крики, свист стрел, грохот выстрелов — и он понял, что солдаты Нового Замысла атаковали его войско с тыла, из леса Теперь он уже не мог предпринять ничего, поскольку на мост перед ним с оглушительным ревом ри-

нулись молодые жители Нового Замысла. Они размахивали мечами и знаменами и кричали какой-то вздор, но что именно — Лаури не расслышал, ибо пушки линейных тут же начали обстрел.

Усевшись на вершину городской стены, точно ворон, Кридмур наблюдал за ходом боя:

— Бесполезно...

— Да. Все эти люди безумны, Кридмур.

Главным фронтом боевых действий стала восточная часть города. Солдаты Нового Замысла защищали восточный мост от столпившихся за рвом линейных. Но пустой неглубокий ров — скорее символический, чем настоящий, просто длинный овраг в песке — не представлял никакой угрозы для линейных, которые могли с равным успехом напасть откуда угодно, пробить своими пушками брешь в стене, окружить город со всех сторон, как муравьи, раздирающие труп, если б только захотели... Хотя, конечно, барьеры и границы они старались не нарушать.

Линейные сражались без энтузиазма, с явным презрением к противнику. В сущности, они едва шевелились. Когда юноши и несколько женщин Нового Замысла ринулись через мост, размахивая старыми саблями, дубинами и заостренными копьями, линейные лениво привели в действие свои мерзкие скрежещущие пулеметы и превратили их всех в кровавое решето. Это повторилось снова. Казалось, линейные, довольствовались тем, что силы Нового Замысла таяли в бесплодных попытках нападения.

— Зачем мы тратим время, Кридмур ? Эти люди безнадежны.

— Не все. Смотрите...

Лучники и стрелки, укрывшиеся в лесу, попытались атаковать линейных с фланга, но те просто выпустили ядовитый газ, черные клубы дыма, песка и холодной, удушающей смерти, и лес снова затих. У солдат Нового Замысла были мортиры и взрывчатка, но этот хлам двадцатилетием давности не работал, давал осечки. На мосту со стороны города валялись обломки трех установленных на треножники орудий Линии — старой модели, явно украденных у Линии много десятилетий назад. Линейные расстреляли их в первую очередь, задолго до того, как Кридмур принялся наблюдать за сражением.

— Смелая попытка.

— Это ничего не изменит, Кридмур.

— Но все равно по-своему величественно. Я не видел смысла в Республике, когда они побеждали, но погибают они достойно.

Защитники Нового Замысла дрогнули. Линейные двинулись вперед, смяли их ряды и разметали противника по городу.

— Подключаемся?

— Мы не простим тебе этого, Кридмур.

— Ну, что ж...

Кридмур поднялся и вытащил Ствол. Первым он пристрелил наводчика в черном мундире у ближайшего орудия с той стороны моста. Затем развернулся — и уложил двух наводчиков второго орудия, а также одного из паливших из пушки артиллеристов — второго не смог взять на прицел. Убил и солдат, подбежавших на смену погибшим. Взорвал тремя пулями перегретый механизм одного из орудий — по всей округе разлетелись осколки искореженного металла. Загорланив, линейные нацелили на Кридмура ружья, но он, смеясь, развернулся и спрыгнул со стены на улицу города, уже кишевшего линейными и их безобразными орудиями.

Пройдя по мосту, Лаури вошел в город с отрядом из пятнадцати солдат (всего пятнадцати! как же мало осталось!). Прокладывая дорогу шумогенераторами и гранатами с ядовитым газом, те неустанно шагали за ним по бьющимся в агонии обезумевшим полутрупам, проворно орудуя штыками.

Местные жители сдаваться не собирались. Несколько девиц в окне дома на пути обстреляли их из луков и пращей — и это допотопное оружие в очередной раз оказалось на удивление эффективным. Одна из стрел пробила стекло противогаза рядового Карра, и тот упал замертво. Всех девиц уложил гранатой младший офицер Миллз.

Лаури шагал все дальше вперед, ожидая, что в любую секунду ему меж лопаток вонзится стрела, или упадет на голову ракета, или местные тупицы выстрелят в него из своей пушки, или...

Наконец он подошел к неожиданно крупному зданию — солидному с виду, приземистому, как и все постройки в Новом Замысле, но очень просторному. Снаружи его охраняло полдюжины человек — их солдаты Лаури перестреляли прежде, чем получили на то приказ. Внутри здания обнаружился лабиринт коридоров и кабинет, в котором сидел человек в коричневом костюме. С чопорным видом он поднялся из-за стола и произнес:

— Мы никогда не сдадимся, линейные. Мы будем сражаться.

Миллз пристрелил и его. Генерала и след простыл, но за огромной, крепко запертой дверью обнаружился целый арсенал трофейного оружия Линии — ракет, усилителей, моторов, генераторов, дрелей, телеграфов, проекторов, дуговых ламп — старых, ржавых или разбитых, но частично еще исправных.

Новый Замысел погибал. Пожаров не было, по крайней мере сначала. Линия не пользуется огнем. Огонь выходит из-под контроля и горит слишком ярко. Куда больше Линия любит применять страх, безумие, отчаяние, шум и удушающий газ. Кридмур, напротив, при виде огня всегда радовался, как поросенок в хлеву, и потому подпалил соломенные крыши и занавески у пары-тройки домов. Это успокоило его самого — и создало повод для беспокойства линейным. Пока он с боем прокладывал себе дорогу по улицам, за его спиной полыхало пламя. Участие в битве веселило его уже потому, что не входило в его обязанности, а Мармион все равно придавал ему силы, хотя и весьма неохотно...

— Убей их, Кридмур. Быстрее.

— Видишь? Я знал, что тебе понравится!

Мальчишки Нового Замысла, ютившиеся в руинах дома, спаленного и потушенного холодным черным газом линейных, наблюдали за ним во все глаза. Даже оружие выпустили из рук. Один из них был ранен в голову и истекал кровью. Проходя мимо, Кридмур приподнял шляпу и подмигнул им.

— Привет! Передайте всем, что здесь был Кридмур. Если Республика выстоит, пускай все знают, что ее спас Джон Кридмур. Да, не забудьте уточнить: он сделал это по собственной воле!

Одни ребятишки глядели на Кридмура жалобно и с надеждой. Другие же — с ненавистью, желая ему скорее погибнуть и избавить их от позора быть спасенными таким, как он...

— Они никогда не простят тебя, Кридмур. Только мы.

— Знаю, знаю...

Он истреблял линейных по одиночке. Те передвигались по городу группами от пяти до десяти солдат. Сперва Кридмур отстреливал издали тех, кто казался главарем или легкой мишенью. Остальные тут же в панике разбегались кто куда. Неожиданное нападение Кридмура вывело их военную машину из строя, ее разболтавшиеся детали теперь вращались каждая сама по себе. Город наполнился дымом и черным газом, поэтому лица линейных скрывали противогазы, отчего они казались одинаковыми вещами, но не людьми. Но даже различай Кридмур их лица — это ничего не меняло бы; разве что было бы легче опознать главарей да выделить из общей массы этого Лаури.

Сквозь облако газа Кридмур прошел, задержав дыхание. Увидев безопасное место, остановился, радостно набрал в легкие свежего воздуха и подумал:

— Вот для чего мы созданы, друг мой. К чему это отрицать?

— У тебя за спиной еще солдаты, Кридмур. Быстрее.

— Кто-нибудь смыслит в сигнальных устройствах?

Лаури оглядел тринадцать оставшихся. Лица солдат скрывали противогазы, но он различал их по нашивкам на униформе. Один из оказался связистом второго ранга.

— Эй, связист, как там тебя! — Он обтер пыль с помятого передатчика давно устаревшей модели. — Это еще можно починить?

Связист молча принялся за работу. Кончиком ножа отвинтил болты, снял кожух, осмотрел ржавые внутренности. Противогаз скрывал выражение его лица. Беспорядочные и никчемные выстрелы, раздавшиеся снаружи, последней каплей ударили по нервам Лаури.

— Ну?

Связист принялся нажимать на рычаги, открывать клапаны, изучать трепещущие иглы и стрелки циферблатов.

— Ну, что?!

— Да, сэр. Мы снова ловим сигнал, пусть и слабый. Женщина, очевидно, по-прежнему носит устройство с собой — оно здесь, в городе.

— Возьмите это с собой, — велел Лаури. — Вы и вы — несите приемник. А вы трое — прикрывайте их. Следуйте за сигналом.

Развернувшись, он вынул пистолет, вышел по коридорам на крыльцо — и увидел того, кто мог быть только самим Джоном Кридмуром. Перепачканный кровью, тот шел мимо, смеясь и жестикулируя, словно разговаривал сам с собой, — ничего не боясь, ни о чем не заботясь и получая огромное удовольствие, — и Лаури стало так дурно от зависти, что пришлось на мгновение прислониться к дверному косяку, чтобы не упасть.

— Вот он, Кридмур.

Кридмур оглянулся и увидел низкорослого линейного, прислонившегося к дверному косяку с необычным выражением на лице (если так можно сказать о человеке в противогазе). Кридмур убил его одним выстрелом, затем пристрелил и линейного позади него, а потом ему показалось, что в темный коридор высыпали еще солдаты, и каждый был готов занять место очередного убитого. Бесконечный конвейер...

— Слишком много. Солдаты Республики на подходе. Беги.

— Да.

Он развернулся и побежал.

Лив спряталась в недрах конюшни среди тюков сена. Охотничьим ножом, что оставил ей Кридмур, исполосовала рубашку на спине мертвого горожанина и лоскутами перевязала уши себе и Генералу, стерев с его щек пепел и слезы, розовые от крови. А затем, бережно прижала к груди его голову и зашептала:

— Тише, тише, тише...

Генерал был чисто выбрит, впервые за много недель. Но при этом пугающе худ и так горяч, словно заболел лихорадкой. Все движения давались ему с каким-то нездоровым усилием. Долго так продолжаться не могло. Лив боялась, что он умирает. Она все обнимала старика и шептала ему на ухо. Пока не сообразила, что сверху доносится мерный стук — словно камнем долбят по дереву. Она подняла голову.

Из тьмы над стропилами на нее смотрели красные глаза.

— Я помню тебя, — сказала Лив.

Вслед за глазами из мрака вынырнул белый, как кость, силуэт. Призрачное существо медленно сползало со стропил головой вниз, уцепившись за них когтистыми ногами. Вскоре пальцы рук заелозили по укрытой соломой земле, а косматая голова, вывернутая под невозможным углом, все смотрела на Лив равнодушными красными глазами.

Потом существо село рядом, скрестив ноги, и длинная черная шевелюра скрыла белую кожу и рубиновые рисунки на теле. Женщина. Лив узнала ее. Ку Койрик, сторожевая собака границы.

— Что тебе нужно? — спросила Лив.

Ответа не последовало. Лив ослабила повязку на ушах, но по-прежнему ничего не услышала. Холмовичиха молча смотрела на нее.

— Это ты сделала? — Лив жестом указала на двери, за которыми слышались выстрелы: где-то совсем недалеко от конюшни завязалась жестокая перестрелка. — Ты привела сюда Линию?

Женщина с любопытством подняла голову.

— Ты позволила им пройти? Зачем же тогда позволила нам?

Красные глаза по-прежнему изучали ее.

— Что за Тайну хранит генерал? Есть ли у него тайна? Это тебе известно? Что тебе от него нужно? Что ты...

В ее сознании всплыли слова, произнесенные спокойным, уверенным голосом; так говорила она сама, когда была полна сил:

«Тише. Ты задаешь слишком много вопросов. Слушай».

— Чего ты хочешь?

«Слушай. Есть...»

Раздался оглушительный треск. Шальная пуля с улицы, пробив деревянную стену, впустила в конюшню струю дневного света, впилась в косматую голову холмовичихи и, раздробив ей череп, окропила солому кровью цвета индиго. Ку Койрик повалилась вперед и упала замертво. Ее длинные кости громыхнули об пол глухо и безнадежно — словно их бросила предсказательница судьбы, но они так ничего и предсказали.

Еще несколько пуль, просыпавшись коротким градом, бестолково расстреляли тюки сена. Бой снаружи не прекращался.

Пахло дымом. Откуда-то неподалеку.

Пригибаясь, Лив потащила Генерала к полуоткрытым задним дверям в дальнем конце конюшни. Вытолкнув старика в уличную грязь, на мгновение обернулась. Земляной пол конюшни был все так же залит кровью. Тело холмовичихи, припорошенное сеном, оставалось недвижно.

Новый Замысел пылал.

Лив увидела, как полдюжины линейных, окруженных клубами черного дыма, вышли из просвета между конюшнями. В противогазах, защитных очках и шумоподавителях эти существа показались ей такими же чуждыми, как холмовики или насекомые. По крыше ближайшей к линейным конюшни прокатилась волна огня, и здание рухнуло, похоронив их всех под лавиной горящих бревен. Прекрасно...

Она увидела дюжину горожан, убегавших по свекольному полю. Затем у их ног разорвалась шумовая бомба, и они упали на колени, зажимая ладонями уши и дрожа, а потом застыли, и Лив подумала о том, какими разными способами люди подчиняют себе людей.

Еще дюжина линейных вывернула из-за угла. Трое из них несли какую-то большую покореженную машину. Один из них поднял голову, ткнул пальцем в сторону Лив и что-то крикнул. Что именно — ей не удалось разобрать из-за его противогаза.

Лив побежала, таща за собой Генерала. Он сопротивлялся, стонал и чуть не сбивал ее с ног, но она держала равновесие и бежала дальше. За их спиной свистели стрелы, грохотали ружья и слышались крики — линейные столкнулись с отрядом городских солдат, неожиданно для обеих сторон.

Выйдя из переулка, Кридмур прострелил трем Линейным спины, прошагал дальше и свернул в очередной переулок сразу за большим зданием. Будь то обычный город, в таком здании располагался бы бар или бордель, но здесь, похоже, размещалось какое-то серьезное учреждение вроде Зала собраний. От вездесущих, тошнотворных запахов крови и пороха раскалывалась голова Недавно какой-то очередной неблагодарный идиот всадил Кридмуру в плечо стрелу, и Мармион исцелил рану, но не избавил Кридмура от головной боли — вероятно, назло. Настроение портилось.

— Хватит, Кридмур.

Он вышел из тени здания на широкую грязную улицу, в дальнем конце которой группа местных жителей с вилами и кавалерийскими саблями теснила небольшой отряд вооруженных штыками Линейных.

— Хватит, Кридмур. Все закончилось. То, что осталось от города, выживет. Забирай Генерала и уходи.

— Мне никогда не удается увидеть, чем все закончилось, вот беда...

— Они не станут благодарить тебя за спасение.

— Мне этого и не нужно.

— Ты доказал свою правоту. Ты ослушался нас, но мы понимаем и прощаем тебя.

— Еще бы, куда вы денетесь.

— Но теперь ты должен повиноваться.

На западной окраине высилась круглая башня амбара. Лив затащила за нее Генерала. Тот затрясся, вырвался из ее запотевших рук и упал в грязь у подножия башни.

Лив присела рядом, взяла старика за руки и взглянула в его дикие испуганные глаза:

— Генерал. Генерал! Послушайте. Вы верите мне? Верите или нет?

Его взгляд стал спокойнее. Дыхание унялось.

— Нам нужно бежать, — продолжала Лив. — Вам больше нечего делать в Новом Замысле. Нельзя, чтобы вы достались Линии или хозяевам Кридмура. Не знаю, существует ли Тайна или все это — бред хозяев Кридмура, но я в любом случае не допущу, чтобы вы попали к ним в руки. Вы не должны сопротивляться мне.

Глаза Генерала снова забегали, взор затуманился. Он перестал дрожать. Возможно, он отчасти понял ее, возможно — нет; а может, им просто двигали хаотичные обрывки погибшего разума, но как бы там ни было — он покорно встал и позволил Лив вести себя на запад, к мосту.

В западной части города было тихо — все сражения шли на востоке. Мост через западный ров не охранялся, за ним простиралась широкая пустая равнина. Лив тащила Генерала по широкой улице под слепыми взглядами опустевших окон и уже приближалась к мосту, когдау слышала шаги за спиной. Не успела она опомниться, как Кридмур уже подхватил Генерала на руки и зашагал рядом с ней.

— Спасибо, что уберегли его, Лив.

Она вгляделась в лицо Кридмура. Тот уставился себе под ноги, пряча глаза; лицо его казалось угрюмым и неживым.

— Что с линейными, Кридмур?

— Те, кто выжил, долго не протянут. Уцелевшие горожане сплотились. Они соберут всех линейных, осудят, заклеймят в пафосных речах и казнят их, если захотят. Так что нам, увы, придется пропустить самое интересное...

Генерал застонал и задергался. Кридмур сжал его крепче:

— Тише, тише.

— Кридмур...

— Мы победили, Лив. Гип-гип-ура. Осталось лишь доставить Генерала домой.

— Кридмур, послушайте: вы же можете не подчиняться своим хозяевам. Вы можете...

— Не могу, Лив.

С брыкающимся Генералом на руках он зашагал по мосту. А чуть погодя поднял голову и взглянул на Лив. Его темные глаза были налиты кровью.

— Возвращайтесь, Лив. Оставайтесь в городе. Считайте, что я вас отпустил, и примите мои глубочайшие извинения за то, что я взял вас с собой. Это было жестоко и необдуманно.

Она продолжала шагать с ним рядом, но больше он не сказал ни слова. А вскоре опустил свою ношу и позволил Лив вести Генерала за руку — так старику было явно спокойнее.

50. УБИЙСТВО

Река притекала к городу с западных холмов. Еще вчера она крутила колеса городских мельниц, а теперь уносила на восток их обгорелые обломки. Кридмур с Лив брели по берегу на запад — по обе руки от Генерала, словно два пастуха. Отыскав брод, они перенесли старика на другой берег и уже по траве продолжили путь на северо-запад. Солнце за их спинами словно застыло в нерешительности, а красное небо темнело, все больше напоминая цветом гнилое мясо. Лив то и дело оборачивалась, принимая зарю за отблески пожаров Нового Замысла.

— Не оглядывайтесь, Лив. Вы сделали свой выбор.

Генерал вдруг промолвил:

— Когда же он обернулся, чтобы посмотреть, идет ли принцесса за ним по костяной лестнице, то увидел лишь, как она исчезает, словно шутка, повторенная слишком много раз. Исчезает — и обращается в камень в недрах пещеры. Ничто из Волшебного Мира, из Подземного Мира, из Внутренних Лож, не выносит человеческого взгляда, оно меняется...

— Видите, Лив? Генерал знает. Стоило нам покинуть этот унылый городишко, старик оживился, вам не кажется? Вперед, старина!

Трава сменялась камнями, сорняками, невысоким кустарником, сухой пепельной равниной. Собиравшиеся тучи быстро темнели, но дождя пока не было. Да и укрыться от него негде. Кридмур призывал эти тучи бежать быстрее — к холмам, всегда остающимся в дали. Он забормотал, погрузившись в свои мысли, словно во сне. И, потерев лоб проворчал:

— Быстрей, старина, быстрей...

— Кридмур...

— Нет, Лив.

— Кридмур, послушайте. Я знаю, что вы не хотите отдавать его своим Хозяевам...

— Вы пытаетесь воззвать к моей совести, Лив?

— Конечно же нет, Кридмур. Я взываю к вашей гордости. Это ваш последний шанс освободиться от них.

— Это невозможно, Лив.

— Кридмур...

— Они слышат все, что говорите вы, Лив, и все, что думаю я. И они велят мне убить вас. Двигайтесь быстрее. Некоторые линейные выжили после битвы в Новом Замысле. Они все еще преследуют нас.

— Кридмур.

— Я пытаюсь думать.

— Да. Мы точно знаем, о чем ты думаешь.

— Да я знаю, что вы знаете. Вот так вот.

— Кридмур. Прекрати. Поверни назад. Вас преследует лишь пол-дюжины линейных — усталых, потрепанных и сбитых с толку.

— Но разве мы не такие же? И как они нас преследуют?

— Ты легко сможешь убить их. Поверни назад. Вернись домой.

— А может, я хочу идти дальше на запад? К диким берегам. Возьму Генерала и уйду с ним к морю на Краю Света. Мы вместе растворимся в нем. И вы никогда не получите его Тайну. Как вы меня остановите?

— Кнутом, Кридмур.

— Не теперь, когда нас преследует Линия.

— Это бессмысленно, Кридмур. Так не может продолжаться долго. Рано или поздно тебе придется сделать выбор. И этот выбор предрешен.

— Я мог бы сломать старику шею. Конечно, вы можете убить меня чертовым Кнутом прежде, чем я это успею, но вряд ли — ведь тогда он достанется Линии.

— Да. Мы бы отомстили тебе позже, когда захотели бы. И твое имя было бы забыто. Но ты не сделаешь этого. Ты труслив и непорядочен.

— Верно.

— Возвращайся домой, Кридмур. Все наши агенты, непокорны, и мы любим вас за это.

Они шагали дальше. Пепельная равнина, простираясь на запад, становилась все выше. Ноги Лив одеревенели. За их спинами палило солнце. Они шли в тишине — любые попытки поговорить Кридмур игнорировал, Генерал молчал. К полудню Новый Замысел остался далеко позади. Небо заволокли чернильные кляксы вихревых облаков.

Их преследовали шестеро линейных. На расстоянии — не смели подходить слишком близко. Но на этих широких равнинах не было ни единого деревца, и Лив иногда могла разглядеть горстку черных точек на горизонте. В очередной такой раз Кридмур внезапно развернулся и выстрелил, и преследователей осталось пятеро. Кридмур молча убрал оружие в кобуру и зашагал дальше.

— Какой в этом смысл, Кридмур? Зачем они преследуют нас? Их слишком мало, чтобы справиться с вами, они должны это понимать.

Он пожал плечами:

— Смысла нет. Они выполняют долг.

Он улыбнулся ей своей мерзкой циничной улыбкой, и она сразу же отчетливо поняла, что должна сделать.

Ее ладони вспотели, живот скрутило от страха. Но она продолжала идти за Кридмуром, и он, судя по всему, не заметил перемен — ни в ее походке, ни в выражении лица, ни в запахе; во всяком случае, он просто шагал дальше — спиною к ней, низко наклонив голову.

Поздно вечером они увидели на горизонте огни — за холмами, в грозовых тучах на западном горизонте. Огни эти нельзя было нельзя назвать ни цветными, ни бесцветными; Лив они казались либо густо-зелеными, как ивы, либо красными, точно кровь. Увидеть их можно было лишь краем глаза или различить на мгновение, подняв взгляд от земли. Они плясали в воздухе — так, словно стремились затянуть весь мир за собой в грозовые тучи.

Линейные за спиной подкрадывались все ближе. Кридмур не обращал на них внимания.

К вечеру плоскость равнины нарушили дюны — из чего-то похожего на пепел или песок; сначала по колено высотой, точно оспинки, затем волнами, словно застывшее море, и вскоре Генерала уже приходилось тащить на пепельные гребни, вздымавшиеся выше Кридмура и Лив, вместе взятых, отчего идти приходилось все медленней.

Когда сумерки почти накрыли их, они с трудом взобрались на особенно высокую дюну, таща ослабевшего Генерала чуть не волоком — Кридмур все ругался, поскальзываясь и увязая в пепле, — и тут Лив поняла, что лучшего момента не найти и начала действовать.

— Я так больше не могу! — вскрикнула она, выпустила руку Генерала и упала на колени.

Генерал, разумеется, тоже упал — безвольно, как тряпичная кукла, — и Кридмур едва не последовал за ними. Он раздраженно хмыкнул, пытаясь удержать старика и сохранить равновесие на зыбком пепельном склоне. Генерал в его руках дернулся, и Кридмур отшатнулся, широко расставив ноги и соскальзывая назад

— Простите, Кридмур, я так устала, — сказала Лив, подходя к нему сзади. Одну руку она положила ему на спину, словно придерживая его от падения, а другой рукой вонзила в него нож.

Он не удивился и не издал ни звука.

Лив вогнала ему нож в мышцы спины, под ребра. Это оказалось на удивление легко. Он со вздохом повалился назад, на нож, и собственным весом вогнал его в спину по самую рукоятку. Генерала он отпустил, и старик клубком перепутанных конечностей скатился по пепельному склону лицом вперед. Кровь из раны Кридмура стекала по рукаву Лив. Его рука дернулась в поисках Ствола на бедре, и тогда она повернула нож — и рванула на себя, рассекая мышцы, сухожилия и окровавленный жир.

Уже когда она резала, плоть начала жадно смыкалась вокруг лезвия — демон Кридмура принялся исцелять его. Лив знала, что это случится. Да, она онемела от удивления, но увиденное не остановило ее. Ухватив Кридмура за взмокший от пота воротник, она принялась расширять рану, чтобы не зарастала. Хирургом Лив не была, но в студенчестве практиковалась на трупах, и хотя в мастерстве этом не преуспела — понимала, как обращаться с ножом Она старалась вспомнить лекции из далекого прошлого и особо не думать о том, что делает; чужая кровь заливала ее.

Пальцы Кридмура дотянулись таки до Ствола и достали его из кобуры, поэтому она снова вытащила нож из раны, вогнала ему под мышку и разрезала сухожилия, стараясь отодрать дряблое мясо от кости. Ствол, тихо клацнув, свалился в пепел, а потом раздался внезапный гулкий грохот — оружие бесцельно выстрелило в воздух, но Лив этого почти не заметила: все звуки заглушил удивленный крик Кридмура. Тяжелый Ствол скатился по склону, пропахав борозду, какую оставляет змея на пустынном песке.

Лив рассмеялась, сама не зная чему, и в приливе вдохновения вспомнила, как филигранно устроены сухожилия ног — вспомнила и аккуратно перерезала их, дважды полоснув ножом взад-вперед. Уже слабеющей, дрожащей рукой, вонзила нож меж его ребер — раз, другой, а потом и третий. А затем, смеясь и рыдая одновременно, положила руки на окровавленную спину Кридмура и столкнула его со склона.

Кридмур лежал в расползающейся луже собственной крови. Умереть он не успел, и раны уже затягивались. Он поднялся на локтях и попытался ползти, но снова упал, по-прежнему не издав ни звука. На лицо Лив упал взмокший от пота локон; убирая его, она перепачкала волосы кровью, и это ужаснуло ее. Она схватила нож и принялась кромсать окровавленные волосы, отсекая локон за локоном — до тех пор, пока сама не поразилась нелепости своих действий. Отшвырнув нож, она рассмеялась, потом зарыдала — и наконец с огромным трудом взяла себя в руки. Она не могла расправить ни волос, ни одежды — ее руки, по локоть в крови, болтались по бокам без цели и толку. Она попробовала остановить их, и ей это почти удалось.

Кридмур за ее спиной стремительно исцелялся, но желание резать его и дальше уже прошло. Она больше не могла и не хотела заниматься этим снова. Сердце колотилось, ноги едва держали ее. Она спустилась по склону, чтобы забрать с собой Генерала.

Генерал лежал, свернувшись в клубок, на мокром пепле. В разорванной и окровавленной рубахе. В боку виднелась крошечная, аккуратная дырка от пули. Он тяжело дышал, а глаза его наливались кровью.

— Как же так? — поразилась Лив, но тут же вспомнила, что оружие выстрелило при падении, просто она не обратила на это внимания.

Сам Ствол валялся неподалеку.

Кридмур застонал., вправил на место переломанную, искромсанную руку и удовлетворенно вздохнул. Поднял к лицу ладонь, проверяя работу пальцев. Их свело судорогой. Он попробовал сесть, но не смог и откашлялся кровью.

— Простите, Лив, но чего вы ожидали? Чего вы ожидали от моего Хозяина? Если Генерал не достанется нам, он не достанется никому, — сказал он.

— Он еще не умер, мистер Кридмур. Пуля прошла насквозь. Он еще может выжить.

Кридмур повернул голову, взглянул на лежащее тело:

— Не выживет. — Он отвернулся и посмотрел на небо. — Жаль...

Он опять попробовал сесть. Но, похоже, какие-то важные мышцы то ли спины, то ли живота у него еще не исцелились, поскольку он лишь ворочался, падал и глотал пепел.

Лив присела рядом с Генералом. Погладила старика по голове, оставив на его лбу кровавый след.

Кридмур выплюнул пепел.

— Убийство было эффектным, Лив, — сказал он.

— Спасибо, мистер Кридмур.

— Но вы еще не закончили.

— Я уже потеряла к этому вкус. Не смогу и не стану делать этого снова. Я отказываюсь. Разве вам сейчас не мучительно больно, мистер Кридмур?

— Я к этому привык... — засмеялся он, булькая кровью. — Ах, Лив, я конечно же вру. Мой хозяин избавляет меня от боли. Я ужасный трус.

— Знаю.

Генерал смотрел в затянутое тучами небо. Он громко и мучительно дышал, словно пытаясь что-то сказать.

Кридмур снова заговорил:

— И каков же ваш план, Лив, позвольте спросить?

— Я надеялась убить вас, Кридмур, и забрать с собой Генерала. Возможно, мы нашли бы выживших в Новом Замысле, которые помогли бы нам вернуться домой, на восток. Мы могли бы донести туда его Тайну, если такая вообще была, и... кажется, я вообразила себя героиней.

— Я знаю, каково это, Лив.

— А если бы вернуться не удалось, мы пошли бы на запад, к морю, и погибли там вместе. И Генерал не достался бы никому — ни вам, ни Линии.

— Хороший план. Лучше прочих. Простой, решительный, мудрый. Иногда самоубийство и правда лучший выход. Вы не поверите, как я вам сочувствую. Но генеральская Тайна действительно не достанется никому, потому что он мертв.

— Еще нет.

— Скоро умрет. Что же вы собираетесь делать дальше?

— Я не настолько смела, чтобы отправиться к морю одна, мистер Кридмур. А что собираетесь делать вы?

— Не знаю. Я исцеляюсь, а значит, Хозяева решили пока не избавляться от меня, несмотря на фиаско. Возможно, они удалились в Ложу и обсуждают, какие бы муки на меня наслать.

Он крякнул, вправляя левую ногу на место, и потрогал разорванные под коленями сухожилия. Странная смесь отчаяния, боли и облегчения проступила на его лице.

— Скорее всего, они простят меня. Теперь, когда погибли Фэншоу и Аббан, нас, старых псов, осталось немного. Наверное, я вернусь домой. И снова примусь за работу. Я и сам корчил из себя героя и думал, что смогу освободиться. Но теперь все кончено...

С края дюны послышался топот и шум скользящих ног, крики, ворчание, грохот оружия, рюкзаков и банок.

— А может, и нет! — добавил Кридмур. — Может, и нет...

Шаги приближались. В пустом ночном воздухе раздавались голоса линейных.

— Ствол, Лив, — сказал Кридмур, пытаясь встать и падая. — подайте мне, пожалуйста, Ствол.

Но Лив уже неслась прочь по дюнам.

Лив упала на живот — в бегущую линейным было бы легче целиться. Припадая к земле, она ползла по пеплу между дюнами. От Кридмура и Генерала было уже далеко. Не вставая, она осторожно подняла голову над гребнем дюны и огляделась.

Линейные приближались.

Пятеро. Это было ясно сразу, хотя Лив различала лишь крошечные силуэты в лучах неправильно восходящего солнца. Приземистые и тяжелые, не бегут, а неуклюже шагают, наклонив головы. Солдаты, похожие издали на цепочку деревенских домишек с печными трубами, взобрались на вершину пепельной дюны, перешли через нее и скрылись из виду. Затем вынырнули снова, теперь гораздо крупнее — она уже различала черную униформу и дула их ружий. Двое несли какой-то тяжелый ящик, обхватив с обеих сторон. Приблизившись к Лив, они отбросили его и перешли на бег.

Когда стали отчетливо видны противогазы, будто удлинявшие их челюсти, она вдруг ускользнула у них из виду. Пепел зашуршал под ее животом, она застыла, потом подалась вперед и застыла вновь. Она ползла ужасающе медленно, когда услышала выстрелы.

Кридмур полз по зыбучему пеплу на вершину дюны — туда, где лежал его Ствол. Добраться до гребня было непросто, тело все время скользило вниз. Позади хрипели линейные, которым приходилось в проклятом пепле ничуть не легче.

— Генерал еще не умер, Кридмур.

— Скоро умрет.

— Но пока еще нет. Сражайся, Кридмур.

Его вены наполнились пламенем. Он рванулся, схватил Ствол и перевернулся на спину. Он выстрелил дважды и убил двоих, но раны тормозили его движения, и он не успел добить их прежде, чем оставшиеся трое линейных вскинули ружья. Их механизмы лязгали и кашляли, и Кридмур закричал, когда пуля вонзилась ему в бедро, а затем снова, когда Мармион сказал: «Нет!» — и принялся грубо, кое-как соединять его переломанные кости.

Затем линейные набросились на него. Запинали сапогами, вырвали из пальцев Ствол, отшвырнули ногой в сторону — и продолжали пинать и давить Кридмура с новой силой.

— Ты заслужил это, Кридмур.

— Да...

Лив слушала, как Кридмур ревет, орет непристойности, хохочет и насмехается над своими палачами — так, словно за всю свою жизнь, полную злобы и ненависти, никогда еще не был так счастлив. Почему она не убежала? Бог ее знает. Она убеждала себя, что безопаснее сидеть тихо и не шевелиться. Говорила себе, что еще может каким-то образом спасти Генерала. Но правда заключалась в том, что ей, как ни странно, не хотелось покидать Кридмура.

Она надеялась, что они убьют его.

Но не хотела, чтобы он умирал в одиночестве.

Что, если ее услышат? От собственного дыхания завывало в ушах. Тиканье карманных часов отдавалось бешеным эхом. Сейчас Лив услышала его словно впервые. Эти неравномерные бой, стрекотанье и клекот — такие громкие, что заглушали даже рычание Кридмура, — показались ей пугающе знакомыми. Она хорошо знала это клацанье, этот ритм. Она поднесла часы к уху. И угадала отзвуки Песни Линии — Песни, разносившейся в грохоте Локомотивов по всему континенту. Она держала часы в руке и смотрела на золоченый циферблат. Слишком тяжелые. Теперь Лив знала наверняка, что если отвинтит позолоченную крышку, то среди блестящих шестеренок обнаружит маслянисто-черного металлического паразита. Неудивительно, что линейные никогда не теряли ее следа. Сколько же они шпионили за ней? Рылись ли в ее вещах, когда она ехала на Локомотиве на запад?

Она выругалась, швырнула часы на землю и вдавила в пепел рукой. Закопала поглубже — и медленно отползла в сторону.

Трое оставшихся линейных, окружив Кридмура, пинали его сапогами, вминали в пепел, плевали на него, наблюдали, как затягиваются его раны и наносили новые; Кридмур плевался в ответ и выкрикивал в их адрес все грязные ругательства, какие только мог вспомнить на известных ему языках; так, наверное, продолжалось бы вечно, если бы линейные наконец не устали.

Наступила ночь. Без луны, да и звезд — раз-два и обчелся. Только молнии далекой грозы чуть заметно подсвечивали западную часть горизонта. Линейные разбрелись во мраке, ища среди пепла оружие Кридмура

— Вот оно!

— Где?

— Я вижу его. Мистер Миллз, сэр?

— Вижу... Выглядит так безобидно, а?

— Не знаю, сэр. Как нам от него избавиться?

— Взрывчатка подойдет. Что у нас осталось?

Они нагнулись, установили среди пепла свои устройства и отбежали на безопасное расстояние.

— Нет. Сражайся, Кридмур, встань и сражайся с ними.

— Смотри, агент!.. Карпентер, подними ему голову. Только зубов берегись...

Кридмур засмеялся и сплюнул:

— Карпентер? Да пошел ты, Карпентер! Я...

Раздался оглушительный грохот, словно с огромной высоты наземь свалилось что-то огромное; взрыв полыхнул павлиньим хвостом из огня, пепла и жуткого черного дыма, смердевшего порохом и кровью. Воздух так потяжелел, что даже звезды, казалось, выдавило куда-то с неба. И затем воцарилась долгая глубокая тишина.

Кридмур охнул и обмяк от нечеловеческой боли за все причиненные ему увечья. Сил больше не осталось.

— Мармион?

Нет ответа.

Взрыв поднял в воздух раскаленную пластину от спускового механизма, впечатал ее прямо в лоб младшему офицеру Миллзу и убил его наповал. Это был последний поступок, который совершил Хозяин Кридмура в материальном мире, с воплем падая обратно в Ложу.

Двое оставшихся линейных не знали, что делать дальше. Карпентер отпустил голову Кридмура, перешагнул через него, и оба солдата в замешательстве встали рядом.

По грохоту взрыва, вони пороха с кровью и везапно потяжелевшему воздуху Лив догадалась: Хозяин Кридмура ушел. Слишком поздно, увы, — но проклятая тварь убралась-таки восвояси. Ее вместилище наконец-то разлетелось на куски, и она с воплями упала — а может, и вознеслась — в то, что Кридмур называл Ложей.

Поразмыслив немного, Лив поползла назад.

Кридмур лежал недвижно на склоне пепельной дюны. Его руки были связаны за спиной. На другом склоне лежал Генерал. Оба — в лужах собственной крови и с виду мертвы.

Двое из пяти линейных выжили. Сидели на корточках спинами к ней, занятые каким-то делом. Лишь чуть погодя Лив сообразила, что они пытаются похоронить убитых. Ковыряют пепел штыками и голыми руками, но у них ничего не получается. Каждую вырытую ямку сразу же засыпает вновь.

Она слышала, что линейные не хоронят своих мертвецов, а скармливают Локомотивам. Наверное, то была пропаганда, но ей стало интересно чья: самих линейных или их врагов?

Внезапно она ощутила к ним нечто вроде сочувствия. Которое, впрочем, тут же прошло. Эти насекомые работают по велению холодного бессознательного инстинкта. Все они — лишь скрежещущие детали Локомотива; в их действиях нет ни чувств, ни доброты. То, чем они сейчас заняты, — это даже не исполнение долга, а всего лишь привычка...

Кридмур повернул окровавленную голову и увидел, как Лив подползает во тьме. Он выдавил гротескную улыбку. Лив отвернулась.

Ружье одного из убитых линейных валялось в пепле. Лив подползла и взяла его. Она понятия не имела, как стрелять из такого чудовищно сложного механизма или даже обращаться с ним бесшумно; колоть же штыком она не решилась, а поэтому взяла ружье, как дубину, подползла к ближайшему Линейному и огрела его сзади по основанию черепа.

Рука ее заныла от боли. Линейный рухнул в скверно выкопанную им же могилу, точно мешок с углем Второй вояка медленно повернулся. Она ударила его по лицу, выбила зубы и сломала челюсть, а возможно, и шею, ибо он тут же свалился и больше не встал.

А не один ли из них — тот офицер с мегафоном? — подумала Лив. Как его звали? Лаури... Впрочем, этого ей лучше не знать.

Отшвырнув ружье, она заковыляла туда, где лежал и скалился Кридмур.

Лицо Кридмура, все в крови и синяках, выглядело бледным и старым. Связанные руки распухли и покраснели. Лив заметила, что у него сломан нос и порвана щека. Он казался хрупким и словно бы стал меньше ростом.

— Отличная работа, Лив! Я думал, вы поклялись никогда больше этого не делать, но я лучше, чем кто-либо другой знаю, что с каждым разом становится только легче. Предлагаю вам прекратить убивать, пока это не вошло у вас в привычку, и развязать меня.

— Зачем мне это, Кридмур?

— Мой Хозяин ушел.

— Знаю. Он вернется?

— Не ко мне. По крайней мере, я так думаю. Нечасто бывает так, что наших Хозяев ломают, а мы остаемся в живых. Эти линейные, честь им и хвала, смогли то, чего не смог я...

— Вы истекаете кровью, Кридмур.

— Рана не такая страшная, как кажется. Успела частично затянуться. Развяжите меня и перетяните ее.

— Лучше я оставлю вас здесь умирать, Кридмур.

— Мой хозяин ушел, Лив!

— Это не оправдание.

Она оставила его и подошла к Генералу. Кридмур больше не произнес ни слова.

Генерал, как и Кридмур, лежал на спине, раскинув руки. Кровь окружала его странной бесформенной тенью. Сначала Лив решила, что он мертв, но когда приблизилась, он тяжело, неровно вздохнул. Изо рта его хлынула кровь и залила бороду и усы, так заботливо подстриженные докторами Нового Замысла. После этого он задышал — мелко, быстро и непрерывно.

Лив осторожно дотронулась до раны. Плоть по ее краям стала жесткой и почернела, словно от яда. Генерал что-то тихо бормотал. Его лицо казалось ужасающе бледным. Она взяла его руку — та оказалась совсем холодной. Не мигая, старик разглядывал темное небо с горсткой резко светящихся, будто фосфорных звезд. Не в силах ничем помочь, Лив держала его руку и ждала, когда он умрет. Взгляд его был суров, но бесцелен.

Голос же его постепенно становился все громче и отчетливей, раздаваясь словно откуда-то издалека. Он сжал руку Лив, будто знал, что она здесь, и отчаянно хотел, чтобы она оставалась рядом.

— Опять... — сказал он. — Опять умираю под звездами один. Мы всегда проигрываем. Проигрываем все битвы, одну за другой.

Лив захотела достать ручку и блокнот. Но вместо этого стиснула в ответ его руку — уже напряженную и горячую, словно от лихорадки, и наклонилась к нему как можно ближе.

— Каждый раз я присягаю в верности Республике, звездам, будущему. Спускаюсь с горы все более холодным и все менее человечным. Я почти не знаю своей дочери и своей жены. Все меняется в такие ночи. Как же это трудно — жить дальше...

Казалось, он повторяет речь, которую когда-то уже произносил, словно наконец давая волю словам, что копил в себе долгие годы.

Кридмур подполз к ним поближе. Лив подняла руку, и тот замер на расстоянии.

— Смерть и возрождение, — продолжал старик. — Я думал, тот раз наконец-то будет последним. Тот раз, когда я поднялся на гору...

51. ГЕНЕРАЛ ГОВОРИТ (1878)

Генерал поднялся на гору ранней весной, когда стаял снег. Березы и сосны вдохнули в холмы прохладу и жизнь. Под ногами валялись ярко-пурпурные сосновые шишки. Жирные робкие перепелки свистели в кустах, поигрывая хохолками. Солнце светило ярко и холодно. Обо всем этом он рассказывал Иодреллу, который распластал лист бумаги на ржавом ящике с патронами и записывал за ним. Генерал, выпрямив спину, восседал на раскладном табурете; Иодрелл сидел рядом на корточках.

— Этого не записывай, Иодрелл, не нужно.

Юноша не обращал внимания на шишки и сосны; это беспокоило Генерала. Человек должен ценить природу и красоту. В эти последние, отчаянные дни Республики так легко лишиться всего человеческого. Постоянно нападая из тени и хоронясь в подворотнях, уцелевшие солдаты великой Республики могли превратиться в чудовищ. На голой вершине горы, над беспокойной и мрачной бездной так легко об этом забыть...

Генералу потребовался час, чтоб закончить диктовку письма. Он адресовал его дочери и внучке, которой никогда не видел. Он не мог написать жене — не хватало смелости, — но надеялся, что одного письма для них всех будет достаточно. Он пообещал им: это последний раз. Действительно последний. Конец близок. Ибо там, в залах народа Кан-Кука... Сам Кан-Кук недвижно стоял меж деревьев в двадцати футах от них — стройный, словно сосна, и шишковато-белый, точно береза. Глядя на Генерала неодобрительно и оставаясь безмолвным, как камень. Тайну не должен знать никто, кроме Генерала Он — их конфиденциальный агент. Генерал содрогнулся под взглядом его глаз — алых, точно заря, и передумал.

— Ну, довольно, Иодрелл Убери письмо и ступай за мной. К чему писать им письма, если мы и так их скоро увидим?

Но на следующее утро, шагая за Кан-Куком по голой каменистой земле, они углубились в горы, где было значительно холоднее. И Генерал, вновь подозвав мальчишку Иодрелла, отправил его вниз по склону горы с письмом, другими бумагами и деньгами, которых хватило бы, чтобы начать новую жизнь.

— И еще, Иодрелл. Скажи моей жене, что если мы вернемся, то принесем надежду. Если же мы не вернемся — надежды нет. Этот мир продолжит пожирать себя, как и всегда. Велите ей покинуть его вместе с нашими людьми. Пусть уходят на запад. Она поймет.

Возможно, Кан-Кук и заметил отсутствие Иодрелла, а возможно, и нет. Генерал не знал, различает ли Кан-Кук солдат. В любом случае, тот ничего не сказал.

Позже, когда они с трудом перебирались через рукав реки, Генерал подумал, что письмо стоило написать более личным, послать дочери слова любви. Но тогда он об этом не подумал, а лишиться еще одного солдата он уже позволить себе не мог.

Их было двадцать четыре, не считая Кан-Кука. Небольшой отряд. До того как поступить на службу в армию Республики, Дирфилд и Дарк занимались охотой. Мейсон разбойничал. Теперь, когда последним остаткам их войска приходилось скрываться в горах, даже такие люди считались своими.

Остальным солдатам Генерал приказал разбить лагерь в Броуд-Киллз и ожидать его возвращения, а если он не вернется — готовиться к уходу. Этот же отряд из двадцати четырех человек отделился от них в Дунхейне и ушел на юг, скрываясь днем и передвигаясь ночью по землям, на которые легла тень Линии. Они прошли много миль по холмам, глядя на рельсы, наблюдая, как Локомотивы «Драйден», «Глориана» и «Аркли» проносятся мимо — снова и снова, с ужасающей регулярностью, с презрительной и чудовищной легкостью пересекая бескрайние равнины... Они поднялись на холмы, где смельчаки когда-то искали золото. Теперь эти холмы грызли, сравнивали с землей и сжигали ненасытные добывающие машины Линии. Они отправились в поход без мундиров, в одних лишь оленьих шкурах; патрули Линии, наблюдавшие, как они ползут по выжженной черной равнине в тени станции Драйден, принимали отличных солдат за обычных бандитов и падали жертвами самоуверенности. Из этих ребят Генерал потерял лишь двоих: Буна и Колдуэлла. Одно время их преследовал крупный отряд противника, но они укрылись от него в горах и продолжили путь лишь тогда, когда убедились, что преследователи потеряли к ним интерес. Они прошли на юго-восток и покинули земли Линии без происшествий.

Они пересекли замерзшую реку Шейл.

Зиму они провели в Хантсвилле, мэр которого симпатизировал уцелевшим солдатам Республики. Конечно, они не открыли ему Тайну Кан-Кука, а Генерал не раскрыл ему ни своего настоящего имени, ни звания, назвавшись портным и капитаном запаса, который теперь надеется мирно уйти в отставку.

Линейные рыскали по улицам города, как голодные черные волки, и мэр вместе со всеми горожанами врали им в лицо: мол, чужаков здесь нет. В конце концов линейные ушли. Это был храбрый жест солидарности. В одиночестве, в своей каморке на чердаке, Генерал давал волю чувствам, и глаза его слезились от того, как добродетелен простой народ.

Кан-Кук покинул их тогда — Первому Племени в городе были не рады. Возможно, зарылся на зиму в землю, а может, бродил по утесам сквозь ветер и снег. Этого Генерал не знал. Шли недели, и он уже начинал сомневаться, существовал ли вообще Кан-Кук, являлся ли Генералу, словно призрак, с темных холмов, чтобы прогреметь прямо в лицо: «Ты избран!» Действительно ли он, Генерал, покинул усеянное трупами и снарядами поле боя и пошел за Кан-Куком, точно во сне, до самых холмов над Ашером, где, как говорили в народе, обитают призраки? Спускался ли он в пещеры и видел ли в их глубине древние прекрасные города, где белые лица и тощие долговязые тела, чья кожа словно в прожилках мрамора, окружали, щупали, впитывали его своими нечеловеческими, теплыми, будто кровь, глазами, постукивали по нему, словно пытаясь узнать, не полый ли он внутри, и шептали ему свои тайны резкими и неприятными голосами сказочных людоедов? А ведь он, признаться, уже начал входить в ритм жизни Хантсвилля, стал забывать о тяжелом бремени своей Судьбы — и снова считать себя простым человеком среди простых людей...

Но весной Кан-Кук снова призвал его. Однажды в полночь Генерал проснулся от стука. Это стучал Кан-Кук по речному камню за границей Хантсвилля. И тогда он собрал своих солдат. Снайпер

Сэм Харт, потерявший глаз в битве при Онахе, остался в городе с местной женщиной, и генерал, усмирив свою печаль, гордость и зависть, благословил их обоих.

«Пойдем, Генерал».

— Уже пора?

«Да».

— Ты помнишь, когда впервые пришел ко мне?

«Лишь несколько мгновений назад, Генерал».

— Для меня прошло сорок лет. Даже больше. Долгая жизнь. За это время могла бы возникнуть и прийти в упадок целая цивилизация.

«Я помню».

— Я лежал на поле боя после битвы при Ашере. Противнику повезло — он ранил меня в плечо, и я истекал кровью под звездами, среди камыша и вереска у моста. Наше первое поражение. Все могло им и закончиться. Республика умерла бы, не родившись. Но я сказал себе, что этому не бывать. Собрал всю волю в кулак и... А потом ты пришел ко мне. Сначала я решил, что сошел с ума.

«Ты действительно по-своему безумен. Поэтому мы и выбрали тебя».

— В глубине ваших пещер был город. Я не забыл. И мы заключили договор.

«Да. Я отдал тебе все силы. Я помог тебе изменить мир».

— Это так.

«Я предупреждал тебя, что этого будет недостаточно».

— Хватило на сорок прекрасных лет. Или около того.

«Время пришло, Генерал. Ты должен оказать нам услугу. Мы долго этого ждали».

— Слишком долго, я знаю.

«Возвращайся домой».

— Почему я?

«Ты знаешь, почему».

— Вы дадите мне Оружие?

«Не Оружие».

— А что же?

«Увидишь».

Оставив Хантсвилль, они прошли сквозь древние леса всего в нескольких милях от руин, некогда бывших Первой Колонией. А затем поднялись на холмы к северу в поисках мрачной горбатой горы, называвшейся горою Селфа.

«Это там. И под горой».

— Я стар.

«Ты обещал. Мы дали тебе сорок лет».

— Я помню о своих обещаниях. Но я стар и напуган.

—

Они взбирались все выше. День провели, охотясь у золотистокоричневого утеса. Солнце освещало утес, и его пещеры с орлиными гнездами отбрасывали резкие тени, отчего склоны покрывались изощренным орнаментом, напоминая стены храма. Утес был квадратным, точно здание банка в каком-нибудь мегаполисе. Птицы над ним прилетали и улетали, словно клерки или прихожане. Это было последнее уютное место на горе. Они взобрались по пустынной, словно луна, каменистой осыпи, а оттуда спустились в пропасть поистине океанической глубины, которая рассекала гору под неестественно острым углом. Кан-Кук неизменно шел впереди, широко шагая, озираясь на отряд красными, точно солнце, глазами, то и дело понукая их. Они наткнулись на стаю волков, голодных и ошалевших от долгой зимы, и потеряли молодого Мартина Хьюма. Все сошлись на том, что если это самые свирепые стражи, с которыми придется столкнуться, то им повезло, и похоронили Хьюма. Кан-Кук; сказал:

«Мы уже близко. Слышишь?»

— Нет. Но не сомневаюсь в этом, мой старый друг, совсем не сомневаюсь.

«Ты должен будешь пройти испытание».

— Разумеется. Разумеется.

— Сэр. Мы здесь не одни, сэр.

Генерал поднялся за Дирфилдом на откос с подветренной стороны, где они устроили короткий привал. Следуя жесту Дирфилда, генерал укрылся меж замшелых камней. Дирфилд указал на долину внизу. По откосу поднимались черные муравьи...

— Подайте телескоп, мистер Дирфилд.

— Да, сэр. Сэр, я насчитал двадцать два солдата.

— Да, Дирфилд. Точно. Двадцать два солдата Линии. Без техники. Без птицелетов.

— Думаю, мы справимся, сэр. Я за наблюдал за ними. Они явно кого-то ищут. Похоже, они следовали за нами из Хантсвилля, сэр. Но они еще не знают, где мы. Если мы атакуем первыми, то справимся с ними прежде, чем они успеют применить бомбы, газ и так далее.

Обычно инстинкт Дирфилда не подводил, но как охотник он не был способен на решения более дальновидные, чем немедленное убийство.

Он не понимал, что стоит на кону, не осознавал, как велик груз ответственности на старых плечах Генерала. Рисковать они сейчас не могли...

Генерал с приятным щелчком сложил телескоп. Решение принято.

— Нет, мистер Дирфилд. Сейчас стоит быть осмотрительней. Осторожность, как говорится, прежде всего. Мы ускользнем от них. Они не знают, что мы здесь. Никто, кроме нас, не знает об этом. Нам просто немного не повезло. Они думают, что мы обычные бандиты или республиканский сброд. Скоро они забудут о нас.

Они шагали вперед во мраке и холоде, пробираясь по снегу меж сосен, колючих, словно штыки. Линейные взяли их след — это было ясно — и неуклонно приближались. Они обменялись выстрелами — скорее для вида, нежели с какими-то серьезными намерениями; бестолковые пули впивались в деревья либо исчезали во мраке. Линейные были еще далеко, но приближались. Они светились... Солдаты Генерала кутались в густые шкуры. Линейные же боролись с холодом с помощью электрических обогревателей, чьи нити накала жужжали и светились сердитым красным огнем. Это все, что Генерал мог разглядеть во тьме среди сосен. Враг подходил все ближе, и вскоре послышались едва уловимые жужжание и шипение.

Наконец Генерал подошел к краю соснового леса. Перед ним простиралась ровная лощина, усыпанная голыми плоскими камнями; укрыться негде. Там их ждал Кан-Кук. С тихим смирением — или безразличием? — Кан-Кук примкнул к их небольшому отряду. И они побежали сломя голову по голым камням, спасая себя. Топот сапог и шум сбивающегося дыханья заглушило свистом падающих бомб... А потом раздался этот ужасный грохот, и разум Генерала разнесло на куски.

52. ЛИВ ДЕЛАЕТ ВЫБОР

Голос Генерала стихал. Ему больше не хватало дыхания, и каждое новое слово давалось все тяжелей. Лив наклонялась уже так близко, что ее ухо чуть не касалось губ старика, а голова почти лежала на его вздымающейся груди.

— ...Разлетаюсь на куски. Истекаю кровью. Снова умираю и жду, чтобы, возродиться — и снова и снова начать борьбу, как только скроются звезды и наступит утро. Каждый раз...

Его губы слабо, с трудом шевельнулись, но в итоге с них сорвался лишь тихий шорох дыхания: вздох — и затем тишина.

— Ха... Если это все, для чего требовалось заставить его открыть рот, стоило пристрелить его еще много недель назад.

— Замолчите, Кридмур. Замолчите. Скажете хоть слово — клянусь, я вас убью.

Лив долго ждала слез, но их не было. В глазах и во рту стояла сухая пепельная горечь. Она подумала, что плакать, наверное, не сможет уже никогда.

Наконец она встала. Набрала пригоршню пепла и бросила на старика. Потом еще. Две пригоршни, чтобы прикрыть лицо, третья и четвертая — на грудь. Пепел набился в его приоткрытый рот, затуманил темно-зеленые глаза и блеск полированных медалей на мундире.

Нужно было закрыть ему глаза и рот...

Она посмотрела на грозовые тучи над Западным Морем, затем опять на восток. Ни малейшего признака рассвета.

— Не Оружие, — сказала она. — Лекарство.

— Лив. Лив, развяжите меня.

Но Лив и ухом не повела. Прикрыв рот, она с чувством отвращения к самой себе принялась искать провизию в поклаже убитых линейных.

— Лив, куда вы?

— Обратно в Новый Замысел, мистер Кридмур. Искать тех, кто выжил.

— Те, кто выжил, не примут вас с распростертыми объятиями, Лив. Вы привели к ним Линию — и привели меня. Позволили умереть их Генералу. Вас осудят и повесят.

— Возможно, так все и будет.

У двоих из линейных обнаружились рюкзаки. Один рюкзак был изрешечен пулями Кридмура — Мармиона. Она подняла второй и обнаружила, что может его нести.

— Уж простите, — добавил Кридмур.

— Тогда я, наверное, отправлюсь на восток. Пересеку Крайнюю Гряду и вернусь домой. Остановлюсь кое-где, чтобы забрать своего друга Магфрида. Думаю, имеем полное право вернуться домой — никто не может нас за это винить.

Она перерезала на линейном ремень, осмотрела его карманы. Небольшой нож, кусачки, немного белого пороха и что-то тяжелое, зубчатое, при ударе рождавшее небольшое голубое пламя.

Кридмур попробовал сесть. Но, охнув от боли, повалился назад. Лив обернулась понаблюдать за ним:

— Если я вас развяжу, вы сможете ходить?

Он смотрел на нее долго и пристально. Затем кивнул:

— Смогу, но с трудом. Вы меня сильно ранили, Лив. Раны не успели исцелиться до конца, прежде чем...

Она изучала его лицо, пока он не закрыл глаза, а потом отвернулась.

У каждого линейного была при себе стальная фляга. Лив по очереди открыла каждую из них, но все они оказались пусты.

— Гора Селфа, — сказал Кридмур.

— Да.

— Гора Селфа. Так сказал старик. Он бормотал и говорил загадками, но это я расслышал ясно. Когда они настигли его, он направлялся к Горе Селфа.

— Я тоже его слышала, Кридмур. Вашим хозяевам это известно?

— Нет.

— Вы уверены?

— Будь им это известно, они послали бы меня туда, а не сюда.

— Тогда, кроме нас, об этом не знает никто на свете.

— Вполне возможно, Лив.

— Кроме Первого Племени, конечно. Это Оружие, Кридмур, — что это?

— Я не знаю, честное слово. Если бы знал — сказал бы.

У двух линейных были тяжелые металлические аппараты, которые, если нажать на медную пластину, святились тусклым красным светом и слабо нагревались. Готовить на них было нельзя, но они могли согреть в холодную ночь и не дать замерзнуть. Лив взяла один из них.

— Вы заслуживаете того, чтобы умереть здесь, Кридмур.

— Это правда.

— Генерал говорил о лекарстве. Гора Селфа — где это?

— Далеко. У подножия Крайней Гряды, в старых землях, в землях Линии.

— Тогда вы знаете, где это. Наверное, ее можно и на карте отыскать?

— Думаю, можно...

Ножи линейных были лучше, чем у нее. Она взяла себе один.

— Она на территории Линии, Лив. Линия властвует на той земле уже две сотни лет, если не больше. — Он повернулся на бок и сплюнул кровью. — В тени Драйдена, прямо в чертовой тени.

— Но они не знают, что она там Если я правильно понимаю, — сказала Лив.

— Они копают всюду. Ничто нельзя схоронить так, чтобы они не смогли найти. Всего лишь вопрос времени. Они найдут ее, Лив, и тогда их будет уже не остановить...

— Сомневаюсь, что смогу вернуться обратно одна, Кридмур.

— Обратно в Новый Замысел? Может быть.

— Обратно в мир.

Он покачал головой:

— Скорее всего, нет.

— Итак... — Она присела рядом с ним, хотя и не слишком близко.

-— Итак, — сказал он.

Его запястья сочились кровью — он пытался разорвать лохмотья, которыми связан.

Она провела ножом линейного по пеплу. Кридмур пристально смотрел на нож, затем поднял взгляд и сказал:

— Мы должны найти ее. Прежде чем это сделает Линия.

— «Мы», Кридмур?

— Одна вы не справитесь, Лив, сами же говорите. Нужно много месяцев идти через пустынные земли, чтобы...

— Тогда вы передадите Тайну своим хозяевам.

— Нет. Нет. Не им. Они ушли, Лив. Мы можем сохранить ее. Использовать против Стволов и Линии. Окончить войну. Подумайте о том, какая нас ждет слава, Лив.

— Мне не нужна слава, Кридмур. И я не хочу участвовать в этом... безумии. Посмотрите, что с вами стало.

— У меня есть друзья, даже сейчас. У меня есть связи. Я могу найти союзников. Могу взять Оружие старика и воспользоваться им. Если мы этого не сделаем, сила Линии будет расти, она завоюет и поглотит Стволов, а пожрав Запад, пожрет и Восток вместе с вашими домом и Академией. Ее не остановить, Лив. Она...

— Может, да, а может, и нет. Вашим словам нельзя верить.

— Да... Но это правда.

— Ваши руки перетянули слишком крепко. Возможно, вы потеряете способность ими управлять.

В его глазах застыл страх. Настоящий страх — и неподдельное отчаяние.

— Даже если все обойдется, ходить без посторонней помощи вы сможете не сразу. В одиночку вам не вернуться.

— И это правда. — Он энергично закивал. — Я понимаю.

— Я вам не верю, но полагаю, вы знаете толк в самосохранении.

— Вы тоже не сможете вернуться одна, Лив. Вы и сами это понимаете.

— Тише, Кридмур. Я думаю.

Лив взобралась на вершину дюны и взглянула на восток. В ночи она не увидела ничего, кроме дюн. Горизонт был удушающе близок.

— Вы еще следите за мной? — сказала она.

— Отсюда я вас не вижу, Лив. Чтобы я вас увидел, вам пришлось бы меня развязать...

— Я говорю не с вами, Кридмур. Не болтайте, а то разбередите раны.

Она посмотрела на запад. Вдали клубились безумные облака, то сияя, то собираясь, то рассеиваясь. Она вспомнила слова Генерала: «В глубине пещер были прекрасные и древние города»...

— Ку Койрик. Ты позволила нам пройти. Зачем? Ты хотела, чтобы все так и произошло? Чтобы Тайна Генерала попала в мои руки? Случайно ли это? Или таков твой план? Что же мне делать дальше?

Ответа не последовало.

Она встала на колени, слегка смущаясь. Вытянулась и прижала ухо к земле, внезапно ощутив правильность и разумность своего поступка. Но, даже проведя так несколько минут, она слышала лишь собственный пульс, отдававшийся в голове. Никакого послания для нее не было.

Будь у нее монетка, она подбросила бы ее, но без монетки пришлось решать все самой.

Лив приняла решение и тут же принялась за дело. Соскользнула по пепельному склону туда, где лежал Кридмур, и опустилась на колени, чтобы перерезать замасленные лохмотья, впивавшиеся в его руки.

Он долго молчал, затем вздохнул и сказал:

— Спасибо, Лив. — Он сел, вытянул опухшие занемевшие пальцы и поморщился: — Когда были связаны, болели меньше. Как прикажете это понимать?

— Не шевелитесь, Кридмур. Дайте мне осмотреть вашу ногу.

— Ах, доктор, доктор. Вы очень мудрая женщина.

— Не забывайте об этом, Кридмур.