Глава одиннадцатая. Cordial l'Entent


…«Оставьте, сударыня – эти слезливые „ох“ да „ах“ по поводу „бедняжек раненых“»…

«Да я не про офицеров – те сами, свободно, выбрали по доброй воле военное ремесло, вот, как здешний командир… я про матросиков! Берут человека из семьи, везут за десять тысяч верст…»

«… А когда он израненный, оказывается в лазарете – некоторые сердобольные особы поят его чаем, угощают джемом и так жалеют бедненького… нет, я не против джема! Но – раньше надо было думать об этом! Если бы не матросу – а власть поддержащим самим пришлось идти на войну – то они, верно, были бы осторожнее!

Нет, сударыня, я не верю мечтателям, которые верят, что войны со временем сами прекратятся… Война – такое же стихийное бедствие, как ураган, землетрясение… но – зачем играть со спичками в доме, где спят маленькие дети? Зачем бросать камни, рискуя вызвать камнепад…»

«Батюшка Антоний, а как Вы думаете – может ли истинный христианин идти на войну, чтобы убивать себе подобных?»

«Ответа в Писании нет… С одной стороны, Церковь признает Присягу на верность воинскому долгу как святыню, имеются установленные каноническими правилами Синода (тьфу на него!) целые богослужения о победе и одолении… а с другой стороны, даже в преддверии алтаря, подходя к Плащанице для поклонения, оружие требуется снимать… Значит, оружие, даже освященное – не терпится в „месте свете“?

Но как же тогда на оружие призывается благословение Божие?

Мне кажется, тут надо поставить вопрос так:„Может ли истинный христианин идти на войну с тем, чтобы жертвуя собственной – и только собственной жизнью, защитить Отечество от врага, идущего извне?“

Не только может, но и должен! Он выполняет при этом свой священный долг, так как „больше сея любве никто же не имат, иже душу своя полагает за друзи!“

Война наступательная – даже по приказу начальства земного – противна Христову учению, но защита Родины – жертва собственной, и только собственной жизнью за благо ея – это святой подвиг любви…»

«Однако, батюшка, хватит философии! Идите сюда, бедненький мой… укусил нас за ушко злой япо-о-ончик… у-у-у, проти-и-и-вный… а батюшка ему ата-тушки, да?»

«Ага, крестом наперсным… без пролития крови!»

«Ой, и меня, и меня, батюшка – без пролития крови… а-а-ах!!»

… Sаi – Gоn, ! Ну слава тебе, Господи, дошли… Не только нейтральный порт, но порт союзного государства, связанного с Россией крепким, надёжным как гранитная скала, договором, который просто навязали Царю Извольский вместе с Витте…

Сайгон – это не просто порт… это столица Union Indochinoise, заморского департамента Une belle France. И консул российский здесь тоже есть… вот и он, торопиться, видимо, с хорошими вестями!

«Ничем вам не могу помочь, господа! Потому как совершенно, понимаете – совершенно не имею в отношении вас никаких, ну просто никаких инструкций…»

«Послушайте, господин надворный советник… какие Вам еще нужны инструкции? Уголь нам нужен, продукты, особенно свежая зелень, овощи, медицинская помощь, котельная вода… можно в любой последовательности, но уголь – в первую очередь!»

«Нет, нет, нет… не ввязывайте, пожалуйста, меня в свои преступные авантюры!»

«Какие ещё авантюры?»

«Да вот – агентство Гавас распространило по всему миру, что „Херсон“ поднял пиратский флаг, грабит и топит всё на своём пути… извольте, сообщение из Сингапура!»

«Да это чушь…»

«Чушь или не чушь, а МИД категорически не рекомендовал мне иметь с вами никаких дел…»

«Ну и пошёл тогда нахрен, гнида канцелярская…»

«Я попросил бы Вас, господин капитан второго ранга…»

«Попросил бы? Да меня и просить не надо! Н-на!!… с-с-сука, вывел таки меня из себя… Боцман! Отлить водой и спустить за борт… Отставить! Впрочем, ладно… плавает? Дерьмо не тонет… немец! Одно слово, немец-перец-колбаса!»

Тундерман Первый, Павел Карлович, с досадой потёр ушибленный кулак…

Через два часа, на борт «Херсона» пожаловал новый гость – младший флагман французской эскадры в китайских водах, командир крейсера «Desgartes», контр-адмирал Жонкьер…

Прихлебывая «Remy Martin», адмирал пустился в геополитические рассуждения:«Я не оправдываю японцев, но я их, мой друг – прекрасно понимаю! Их походы в Корею – это нечто вроде ваших русских походов на Константинополь, нечто – уходящее вглубь веков, вполне понятное их поголовно грамотному населению!

Это струна – игра на которой вызвала взрыв народного воодушевления! Как у Вас – вещий Oleg, так у них – Хидейоси… Однако, я думал, что они начнут действовать по линии наименьшего сопротивления, а именно – против НАС!

Ведь под боком – Сиам, где наследный принц женат на японке, где из числа министров – военный министр японец, где армия вооружена и обучена японцами… чем мы можем располагать для защиты колонии – просто смех!

Вероятно, японцы – держащиеся мудрого правила считаться с психологией возможных противников – и зная русских, как неисправимых идеалистов – опасались не без оснований, что вы не поступите подобно нашему правительству, а видя доброго союзника в опасности, навалитесь всей силой с севера?»

«Вы сказали – подобно вашему правительству…»

«Именно мой друг! Мне предписано Парижем не только держать строжайший нейтралитет, но, видимо в угоду Англии – указаны новые правила! Так что будьте любезны покинуть воды колонии в двадцать четыре часа!

Однако, мой друг – верьте, что мы, работающие здесь, на месте, понимающие положение вещей, мы – ваши верные союзники! Помните, как говорили перед заключением договора – сначала entente cordiale, потом nati on amie, а потом nation alliee! Так что срок начинает течь не с Вашего прибытия, а лишь с этой минуты… желаю удачи!

Нет, нет, никакого угля Вы не получите… и раненых не примем… и воды тоже не дадим! Je vous souhaite les succиs, le capitaine!»

Тундерман с «мясом» содрал с кителя «Legion d'honneur», который он нацепил вместо «Станислава» и швырнул его вслед уходящему контр-адмиралу, быстренько юрнувшему из салона… висюлька звонко брякнулась о косяк…

«Сука! Лягушатник хуев! Были бы пушки – разнёс бы твою блядскую колонию ко всем ебеням!!»

«Господин капитан! К нам гость…»

«Англичанин, небось?»

«Никак нет… немец!»

«Пригласи подняться… и подай, братец… водки!»

… Заросший рыжей бородищей до лохматых бровей капитан «Das Вorkum-Riff», парохода компании Hamburg-America Line Ханс Клюге неторопливо, истово, как настоящий скиталец морей, маленькими глоточками выпил чайный стакан «Смирновской»… потом, мановением бровей, сигнализировал, что не против и повторить… откушав второй стаканчик шнапса, налитый Тундерманом Первым до самых краёв и занюхав его собственным тёмно-синим рукавом с потёртым, когда-то золотым галуном, приступил к делу…

«Итак, герр командир, когда начнём?»

«Что именно начнём?»

«Как что? Уголь грузить… уголь у меня отменный, кардифф, предназначен для английского флота…»

«Да… у меня денег…»

«Вы – командир РУССКОГО крейсера. Этого – Достаточно. Не было случая, чтобы ваше Адмиралтейство задерживало бы платежи…»

«Но… как же? Вы ведь… и… как посмотрят на это владельцы?»

«Одобрят, конечно! Мы ведь союзники, Ob so?»

Клюге – по немецки значит «умный»! «Кто пьян – да умён, два богатства в нём…»

… С шипением пара, с визгом и грохотом сыплющегося в ямы угля мешались крики аннамитов, окруживших «Херсон» на своих вёртких лодчонках… в своих круглых островерхих шляпах, яростно жестикулирующие – они предлагали, поднимая ввысь на тонких, жилистых руках – связки бананов, ананасы, живых кур, связанных за лапы, хлопающих крыльями… в обмен принимали всё на свете – от российских пятаков до всякой корабельной мелочи…

На огромном, украшенном тентом с распятием баркасе – подгребли католические монашки, которые привезли с собой местного доктора и целые баулы с ватой, марлей и какими-то подозрительными местными снадобьями…

Доктор очень быстро нашёл общий язык с добрейшим Карлом Иванычем – латынь… и доктора, совместно проведя пару любопытнейших операций, в том числе и трепанацию черепа – в конце концов уединились за мензурками со спиртус вини медицини ректификати…«Pst! Pst! si on nous entendrait a Paris» – было видно, что местный доктор официальную политику собственных властей не одобрял…

Укрепление сотрудничества учёных дошло до того, что пригласили в лазарет двух монашек, и что-то шумно с ними обсуждали… монашки бойко отвечали учёным мужам на классической латыни и радостно почему-то взвизгивали…

Тундерман Первый только головой качал…

Весь день прошёл в заботах и тревогах… Вряд ли французские власти станут делать секрет из того, что в их порт зашел русский крейсер! Так что по любому следовало поторопиться… конечно, Тундерман плевать хотел на французского адмирала, с его требованиями, причём насквозь незаконными… Но положение обязывает – русский военный корабль, и его командир в частности – представляет за рубежом всю Россию… Надо было держать марку. Нас не будут выводить под конвоем, как бродяг из придорожного кабака… мы уйдём сами, гордо.

В наступившей темноте, подавая короткие гудки, к борту «Херсона» приблизился водолей, почему-то несущий красный флаг с белым слоном… Боцман, перелистав сигнальную книгу, не без интереса уточнил, что это портовое судно – принадлежит Королевству Айютхаи… оно же Сиам…

Ну, какая разница? Главное, не французское… так что нейтралитет вовсе не был нарушен. Однако проклятые слоновожатые деньги за воду взяли изрядные, причём плату потребовали вперёд…

После того, как в танки «Херсона» полилась из брандспойтов чистейшая, почти хрустальная вода – маленький косоглазый шкипер поднялся на мостик, и прижимая маленькие ручки к узкой груди, поинтересовался, не купит ли уважаемый капитан пушку?

Действительно, и пушка у него на продажу была! Английская, корабельная, 24-фунтовая, с прицелом в красивенькой дубовой коробочке… и снаряды были – четыре десятка!

Причём орудие было абсолютно новенькое, в заводской смазке, со стволом, заклеенным ингибиторной бумагой для предотвращения порчи от морской сырости.

Изготовленное в Морском Арсенале Woolwich, оно предназначалось для одной из британских канонерок, строившихся в Гон-Конге… (скорее всего, для «Россомахи» – которая, в отличие от всех других речных «китайских» канонерок этой серии так и плавала потом с 3-фунтовкой)… но вот как-то немного заплутало в пути… а Вы думаете, что вороватые старшины – это чисто русское изобретение?

Поскольку шкипер водолея «экал», «мекал» и «бекал», не умея объяснить, как эта пушка стала его собственностью и где, к примеру, формуляр орудия, заводская гарантия и инструкция по эксплуатации, а также почему нет руководства службы (непременно на русском языке!) – цена была согласована вполне приемлемая. Благо что, на «Хиросиме-Мару» во время абортажа хозяйственный «херсонский» боцман наскоро взломал корабельную кассу, причём копейки не зажилил, а всё сдал на общее дело! Вот и иены пригодились.

Подкрепления под пушки на «Херсоне» были заложены ещё при постройке. Правда, рассчитывались они на штатное вооружение – 120-мм, и выдержат ли они 15-см калибр, пока оставалось вопросом, требующим практической проверки…

…«Павел Карлович, разрешите?»

«Слушаю Вас, Владимир Павлович… и что это за китайские церемонии? Мы на войне…»

Лейтенант Родзянко переступил порог капитанской каюты… Тундерман Первый сидел, уперев локти в полированную столешницу, и на его лице явно читалось умиротворение… а что бы и не быть командиру успокоенным? Уголь как догрузят – хоть назад в Одессу возвращайся! Вода котельная есть, провизию свежую погрузили, одного тяжелораненого отправили в сайгонскую монастырскую больницу, остальным оказана квалифицированная помощь…

«Я вот тут у туземцев газетку прикупил… ну, по-французски я не очень, но понять можно! Le rйfrigйrateur „la Bretagne“… Part par le vol pour Yokohama… с одной стороны, идут в Японию, а с другой стороны – вроде они нам союзники…»

«С-С-С-Союзники?! Мать их дохлым осьминогом через задний полуклюз! Я им покажу союзничество, я им покажу Йокогаму! В рот их через левую ноздрю!»

… В начале двадцатого века компания «Мидетерран Маритим» заказала целую серию быстроходных судов-рефрижераторов, носящих имена сельскохозяйственных провинций:Аквитания, Бургундия, Верхняя Нормандия, Иль-де-Франс, Лангедок – Руссильон, Лимузен… дело было новое, однако сулило немалые выгоды. Например, перевозка баранины из Австралии, бананов из Панамы, ананасов из Сиама… Учитывая характер груза – который необходимо было незамедлительно доставить по назначению, что предусматривало высокую скорость и хорошую мореходность – это были весьма любопытные конструкции…

Например, на полубаке и надстройке каждого такого судна были выстроены усиления для установки артиллерийских орудий, а наиболее уязвимые части корпуса – в частности, котельные и машинное отделения – получили конструктивную защиту. Для хранения боеприпасов в непосредственной близости от усилений под пушки были предусмотрены специальные складские помещения, в случае конверсии в боевой корабль переоборудовавшиеся в артпогреба. Кроме того, в конструкции нового парохода имелись новации, хоть напрямую и не связанные с его потенциальным военным назначением, но весьма полезные при конверсии во вспомогательный крейсер. К таковым относились, в частности, наличие разветвленной телефонной сети, обеспечивающей хорошую связь между мостиком и большинством постов по всему судну, оборудованная по последнему слову техники радиорубка, имевшая, к слову, 4-миллиметровые стальные стенки и крышу, а также – само собой, весьма объемные холодильники, которые могли обеспечить экипаж вспомогательного крейсера качественным продовольствием в течение многих месяцев.

«Бретань» была как раз из их числа…

… На «Херсоне», после выхода из гавани Сайгона, продолжалась тщательная подготовка к встрече с первым клиентом… атака «Хиросимы-мару», честно говоря, носила характер импровизации! Здесь же – Тундерман Первый не собирался рисковать…

Отделка и лишние предметы интерьера, особенно деревянные, способные стать пищей для огня, были безжалостно сняты и даже выломаны кое-где, и перенесены в трюмы. Те элементы декора, которые невозможно было демонтировать, укутывались подушками и матрацами. Все иллюминаторы и окна были снабжены шторами затемнения. Большие окна в общественных помещениях лайнера и стеклянные панно в салонах пришлось забить деревянными щитами. По всему судну (теперь уже – боевому кораблю) были расставлены большие ведра с песком для тушения пожаров.

Купленную пушку установили на подпалубном усилении таким образом, что орудие получило сектор обстрела около 180 градусов (по 90 градусов на каждый борт), рядом были смонтированы кранцы первых выстрелов. На обоих крыльях мостика установили по креплению для митральез – не стрелять же каждый раз с руки!. На прогулочной палубе были оборудованы стрелковые ячейки. Переборки в тех местах, где они могли подвергнуться воздействию неприятельского огня, были оббиты матрацами и коврами, обеспечивавшими неплохую защиту от пулевых рикошетов и вторичных осколков. Импровизированная «матрацная броня» в несколько слоев защищала ходовой мостик и бывшую курительную комнату первого класса, где уже был развернут лазарет на двадцать коек с операционной.

Кроме того, команда во главе со старшим механиком превратила «Грандъ-Салонъ» лайнера в огромный угольный бункер, куда в быстром темпе можно было бы сгрузить уголь с захваченного транспорта, после чего топливо сквозь вновь прорезанные лацпорты можно было бы за короткое время ссыпать в основные бункеры, находившиеся непосредственно под полом палубы.

Все эти приготовления были проведены в течение ночи и, больше того, с соблюдением секретности – если бы для стороннего наблюдателя стала ясна суть военных приготовлений на борту «Херсона», то о них было бы незамедлительно доложено британским боевым кораблям, патрулировавшим подходы к Сайгону.

А уж те – не преминули бы сообщить своим союзникам – японцам…

Под утро разразилась жуткая гроза с продолжительным ливнем. Судя по всему, большинство военно-морских агентов, непривычных к длительной полной невзгод службе под открытым небом, поспешило в естественные укрытия. В разгар грозы Тундерман Первый как ни в чем не бывало вызвал буксиры, которые в 8 часов утра вывели «Херсон» на фарватер и развернули его в сторону океана. Лайнер двинулся вниз по реке Сайгон…

…«Без конво-о-о – я выломлюсь на штра-а-ассе,

В непоня-я-я-ятке маякнет бульвар,

Ночь нишкнет, как жулик на ата-а-асе,

И звезда с звездою трет базар!»

«Не, я не поняла, ну шо ты всё время с меня ржёшь, как конь? Ништяк ведь песня, скажи? Гейне написал… кантор из кладбищенской синагоги! Ну вот, опять ты смеёшься! Над кем, надо мной? Вот тебе, вот, не смей зубы скалить – вырву! Щас как дам бо-о-ольно! Мхмхм…

И вообще. Хватит уже лизаться. Мине с тобой надо серьёзно поговорить. Вот сядь сюдой.

И скажи мне, кореш, чего ради ты лазил на японский пароход? Ты што – солдат? Ты – простой кочегар, твоя работа печку топить… тебе за это отдельно заплатили?»

«Видишь ли, Лена…»

«Не вижу в упор. Я поняла бы – ежели ты с этого чегой-то поимел! А так, кроме геморроя, как я смекаю – у тебя опять ништо?»

«Лена, я тебе не ведомый оханник, как на работу, так у него и кол в боку! Если аврал – по низам хорониться не буду…»

«Это я прекрасно понимаю. Но зачем во время прошлого кипежа ты быстрее визгу сам себе жопу рвать помчался?»

«Ну как тебе объяснить…»

«А ты попробуй, я не дура, постараюсь понять…»

«Понимаешь, всё равно ведь кто-то должен был у котлов на японском судне стоять – чтобы его разогнать посильнее… и если не я – то кто? У нас в смене – мужики всё больше семейные, детные… сломят башку – детишки по миру пойдут, кому они нужны… а я человек вольный, плакать обо мне некому…»

«Не страшно было?»

«Честно говоря… страшновато! Особенно когда после удара мгновенно свет погас, а угли – вылетели как картечь, из зева топки, словно из огромного пушечного дула, огненными сверкающими брызгами… думал, либо сгорю, либо утону, как крыса! Спасибо, старпом пиронафтовые фонари дал, а на всех трапах заранее боцман белые стрелки нарисовал, куда бежать… на палубу выскочил, думаю, всё, спасся! А там визг, пули свистят, по железу рикошетят… кто первые выскочили, уже лежат, тельняшки у них кровью набухают… весело было, да.»

«Ну и зачем это тебе было нужно?»

«Есть такое слово – должен.»

«Кому и сколько?»

«Себе. Понимаешь, Лена, если у меня есть что-то вот тут, и тут, и я не полная скотина… я должен жить и если надо, умереть как человек, а не как тля дрожащая… трудно? Страшно? А другим – не страшно? Чем я лучше их? Всё равно – хочешь не хочешь, а некоторые вещи делать всё одно придётся… и перекладывать свой крест на другого – это не для меня…»

«М-да… дурак ты, право слово… умные вот так говорят – умри ты сегодня, а я завтра! Как мой милый котик говаривал, мразь такая…

А ты ничо… духовитый вроде! Вот мой братик тебя бы понял… он на Одесском кичмане загорал, а новый полицмейстер пожаловал, и стал требовать, чтоб блатные перед ним вставали, и картузы скидывали… а братец мой взял, и мошонку свою к нарам гвоздём приколотил…»

«А картуз – к черепу?»

«Тьфу на тебя! Иди сюда, горе моё… чего-то скажу, на ушко… мрмрмрмр…»


…«Пароход „Бретань“! Приказываю немедленно остановиться!»

«Павел Карлович, француз увеличивает скорость!»

«Ясно вижу! Вон, бурунище какой под штевнем вырос… Радист!»

«Есть радист!»

«Что там в эфире?»

«Непрерывно сигнализирует, клером – мол, меня преследует пиратское судно!»

«Он что, слепой – где у нас „Весёлый Роджер“? Ну, я ему дам – пиратское… Владимир Павлович, как Ваши эксперименты с салютными зарядами?»

«Изрядно! Да, можно и пальнуть!»

«Давайте, голубчик, с Богом!»

Лязгнул поршневой затвор – и в казённик сначала поместили купленные в Сайгоне китайские новогодние шутихи, крепко забили пыжом – а потом дослали один из шелковых пороховых картузов (к каждому выстрелу – прилагался целый набор зарядов, от одного до четырёх, на выбор – для сбережения ствола).

«Наводить по мостику! О-огонь! Оррудие!»

Из ствола новокупленной пушки вырвался сноп огня – и по направлению к дымящей всеми тремя трубами, собранными в две группы – две и отдельно – одна – «Бретани» – понеслось нечто ужасное, визжащее, воющее, оставляющее дымный след… примерно на пол-дороге это что-то громко лопнуло, разбросав в стороны длинные дымные хвосты… некоторые из них дотянулись до мостика несчастного судна, и там что-то сразу запрыгало, заскакало, заметалось, заполняя мостик и рубку дымной тучей…

«Бретань» как-то резко рыскнула по курсу – а потом сбросила скорость, и начала подавать длинные гудки… Французский «Свобода, равенство и братство», свободы милой идеал (которую Александр Сергеевич только «в торговых банях увидал») – пополз вниз…

…«Вы что себе позволяете? Я – гражданин свободного государства! Вы не имеете права!»

«Что значит, не имею права? Вы ведь идёте в Японию, с грузом, предназначенным для японской фирмы „Ниппон фрут продактс“?»

«Ну и что? Иду куда хочу! Имею право!»

«Это – контрабанда.»

«Какая контрабанда? Разве Россия установила блокаду японских портов?»

Действительно! Согласно действующей конвенции, блокаду нужно было не только объявить, но и де-факто установить! То есть, как во времена наполеоновских войн, крейсировать перед входом в Токийский залив, зарифив паруса…

«Так, а каков Ваш груз?»

«Какая разница, Вы, грязный пират? Вы еще ответите за это перед Международным трибуналом в Гааге!»

«Боцман! Принеси, голубчик, колосник… да перекинь через планширь доску – наш гость нас покидает…»

«Не надо доску! Мон дьё, мы же цивилизованные люди… яйца!»

«И много?»

«Семьдесят пять миллионов штук…»

Вот так и случилось то, что в последствии было названо – «Оставили самураев без яиц!»

Да, задержание транспорта немедленно отозвалось буквально на каждой японской кухне. Это был прекрасный пример успешной экономической войны против Империи Восходящего Солнца, когда одиночный вспомогательный крейсер единственной своей акцией может нанести серьезный урон целому государству.

Погрузив в холодильники и ледники сколь возможно «диэтического» продукта, «Херсон» продолжил путь на Родину… а «Бретань», ведомая призовым экипажем во главе с мичманом Посоховым, направилась под собственным французским флагом – прямо в Порт-Артур!

Забегая немного вперёд, скажем, что военно-морской суд, возглавляемый злобным по жизни Виреном, постановил конфисковать и груз, и судно. Впоследствии «Бретань» была отправлена в союзный Циндао, где вооружена, переименована в «Атлантис»… впрочем, к этому мы ещё вернёмся.

«Не могло этого быть! – пишет Взыскательный Читатель – В 1904 Вирен адмиралом не был и решать вопросы призового права ему не по чину…»

Однако же именно капитан первого ранга Роберт Николаевич Вирен, командир крейсера «Баян», председательствовал в начале 1904 года в Артурском призовом суде… может, от того, что он был «флажком» контр-адмирала князя Ухтомского? И князь делегировал ему ряд своих служебных обязанностей?

Честно говоря, Вирен сначала хотел гуманно ограничиться только конфискацией груза, но после того, как европейский «общечеловек» публично назвал его грязным пособником грязного пирата – немножечко вышел из себя… болезненно чистоплотный, как все немцы, таких инсинуаций не стерпел, а потому начал много и горячо говорить, размахивая руками… из литературных слов Янчевецкий, корреспондент «Нового Края», сумел записать исключительно:«Вот… именно… поэтому… и… повешу… лягушатник… на… поганая… верёвка… фершейн?»

Однако быстро успокоился, попил водички, в сердцах откусив край чайного стакана, и ограничился конфискацией всего, что возможно…


Загрузка...