Рапсодия

Глава 6

Ноябрь, восемь лет назад

Одно желание превращается в два, два в четыре, четыре в восемь… пока моё запястье не обвил целый ряд бусин. А планировался всего один вечер. Но я, как наркоманка, просила Торговца больше. Больше ночей, больше общения. Не представляю, что Торговец задумал, но у него нет причин потакать мне. И всё же он это делает…

Я смотрю на бусины и вспоминаю предостережения Торговца.

«Ты дашь мне все, что я пожелаю. Скажи мне, ангелочек, можешь выполнить любое мое пожелание?.. Сможешь ли отдать мне свое тело?»

Я должна бояться этой угрозы. Но вместо страха меня гложет беспокойное предчувствие. У меня не всё в порядке с головой.

— О чём задумалась, ангелочек? — спрашивает Торговец, который удобно расположился на моей кровати, он настолько высок, что ноги свисают с края. От вида его в кровати и направленности моих мыслей… Я чувствую, как щеки начинают краснеть. — О, наверняка о чём-то непристойном. — Он поудобнее располагается на подушке и скрещивает руки за головой. И только я начинаю думать, что Торговец будет донимать меня этим, он переводит взгляд на убранство комнаты. И я следую за его взглядом по полке комода, на котором лежат дешевая бижутерия и косметичка, затем по плакатам, висящим на стене — на одном «Битлз», на другом черно-белое изображение Эйфелевой башни, а на третьем надпись «Сохраняй спокойствие и читай». Мои учебники лежат на столе, рядом с кружкой и банкой с чайными пакетиками. Раскрытые книги, одежда и обувь валяются на полу.

И внезапно я чувствую себя такой маленькой и неопытной. Я не могу и вообразить то бесчисленное число женщин, с которыми встречался Торговец, и уверена, что их комнаты выглядели более зрелыми, в отличие от моей, с плакатам на кнопках и грустным невзрачным чайным набором.

— Соседки нет? — спрашивает он, заметив на месте другой кровати, раскладывающееся кресло.

— Уже нет.

Она переехала к подруге, которую поселили одну, но той хотелось соседку. Я одновременно была разочарована и рада её переезду. Мне нравилось общение, но мы с ней не очень ладили. Она была веселой и взбалмошной, а я слишком… измученной проблемами.

Торговец с жалостью смотрит на меня.

— Пытаешься подружиться, ангелочек?

Я морщусь.

— Прекрати называть меня так, — говорю я, садясь на стул и закидывая ноги на стол. Ангелочек. Я сразу начинаю думать о пухленьких маленьких ангелах. И от этого чувствую себя ещё младше. Он просто улыбается, устраиваясь удобнее.

— А как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Не собираешься отвечать на вопрос о друзьях? — отвечает он вопросом на вопрос.

— Это называется сменить тему, — говорю я, развалившись на стуле, — ты тоже так делаешь.

В его глазах танцуют бесенята. Сомневаюсь, что он когда-либо признается в этом, но закрадываются подозрения, что ему нравиться проводить со мной время. И я понимаю, что и мне нравится быть с ним. Общение с Торговцем сдерживает моих демонов немного дольше обычного.

— Действительно думаешь, что вот так просто я своим клиентам налево и направо называю имя, ангелочек? — Он берет завалявшейся листок бумаги с моего стола.

— Прекрати. Называть. Меня. Так.

— Кто такой Джордж? — спрашивает он, читая, что написано на листке. И вот теперь я хочу умереть. Я вырываю записку из его рук, сминаю и выбрасываю в мусорное ведро.

— О, боже. Джордж. — От того, как он это сказал, я с трудом сдержала очередной румянец. — Так это из-за него ты думала о чем-то непристойном?

Если бы.

— Какое тебе дело? — спрашиваю я.

— Когда мальчик дает тебе номер телефона — ты ему нравишься. И ты хранила его на прикроватной тумбочке. — Торговец говорит так, словно тумбочка играет тут решающую роль. Что я могу сказать? Что единственный парень, на котором я зациклилась сам Торговец? Нет, спасибо.

— Не то, чтобы мы собираемся на свидание, — мямлю я. — Его сестра дружит с девушкой, которой я не нравлюсь.

Я не должна рассказывать ему об остальном. Торговец выгибает брови.

— Ах. — Я чувствую, как он разгадывает язык моего тела. Что он видит? Моё смущение? Разочарование? Унижение? Внезапно он вскакивает с кровати, чем сильно удивляет меня. Протягивает ко мне руки и поднимает меня.

— Возьми пальто.

— Зачем?

— Потому что мы уходим.

Наши дни

Утром, прежде чем отправиться на работу, я тащусь в ванную и удивлена починенной дверью. Торговец отремонтировал её без совершения сделки. От понимания ситуации моё сердце начинает колотиться сильнее. Торговец — хитрец; всё имеет свою цену. Так почему не это? И то, что он сказал на прощание. Я закрываю глаза. Его слова не выходят из головы.

«Семь лет — это долго, особенно для меня».

Торговец никого не ждёт, особенно помешанную клиентку, которая однажды захотела быстрее расплатиться с долгами. Но, кажется, он именно ждал. В этом нет никакого смысла. Я кручу браслет на запястье, считая, а затем перебирая бусины. Осталось триста шестнадцать. Значит, Торговец забрал несколько после покупки его драгоценной мебели и несколько за раскрытый ему секрет.

Я тру лицо. Сейчас, больше чем когда-либо, я думаю, что ненавижу Торговца. Ненавижу за то, что он ворвался в мою жизнь, которую я, вроде как, выстроила. Ненавижу за то, что из-за незнания определенности в оплате Десу, мне пришлось порвать с Илаем по телефону. Но больше всего за то, что его легче ненавидеть, чем себя.

Спустя двадцать минут с розовой коробкой подмышкой, я появляюсь в бюро расследований Уэст-Кост. Последние шесть лет, мы с Темпер работаем частными сыщиками. Хотя наша работа более сомнительна в правовом аспекте, чем предполагает. Бюро расследований Уэст-Кост берется за всё — пропавшие без вести, признания, доказательства преступлений.

— Привет, — кричу я с ресепшена, — я принесла завтрак.

Темпер в кабинете перестает печатать.

— Пончики? — спрашивает она с надеждой.

— Не-а, фрукты. Меня посетила мысль, что сегодня отличный день, чтобы начать заниматься фигурами к пляжному сезону, — говорю я и бросаю коробку пончиков на стол нашей приемной, взметнув небольшое облако пыли. Напоминание: нужно протереть пыль в приемной.

— В задницу фигуру к пляжному сезону. — Темпер выходит из кабинета и смотрит на меня, словно я богохульствую. — Думаешь, я хочу выглядеть, как тощая шл…

Он бросает взгляд на коробку с пончиками.

— Я взяла старые добрые пончики с голубикой и желе, — говорю я, протягивая ей кофе. — На фиг фрукты.

Она фыркает.

— Сучка, мне нравиться ход твоих мыслей.

— И мне тоже, лапочка, — говорю я, направляясь в свой кабинет.

Офисы остались неизменными с того момента как пять лет назад, ночью после вручения дипломов, мы упаковали вещи и практически сбежали из Академии Пил, школы-интерната, для чего-то намного лучшего. И по-прежнему они вызывают это взволнованное, безрассудное чувство, что и тогда, когда мы вдвоем убежали — я от прошлого, а Темпер от судьбы — и стремились сделать для себя что-то новое. Я улыбаюсь, увидев на своём столе чек за предыдущее задание. Я сажусь в кресло и, взяв чек, кладу его в сумку. Надеюсь, Микки, хреновый сын, хорошо ведёт себя с матерью. Не всем выдалось иметь маму.

Закинув ноги на стол, я включаю компьютер, и в ожидании, когда он загрузится, листаю сообщения на рабочем телефоне. Одно с прошлого задания, от Шона, который следил за одним из моих клиентов. Мы с Темпер влезли не в своё дело и, очевидно, произвели неизгладимое впечатление, судя по красноречию сообщения. Я удаляю это и перехожу к следующему. Три сообщения от потенциальных клиентов. Я беру блокнот и записываю имена и контактные данные, которые мне оставили.

И вот, наконец-то, последнее сообщение. Я напрягаюсь всем телом, когда слышу теплый, хриплый голос.

«Малышка, я не расстанусь с тобой. Только не так. Когда я вернусь, мы обо всем поговорим». — Я выпрямляюсь, словно лом проглотила. Нет, нет, нет. «А пока», — продолжается сообщение, — «я потянул за кое-какие ниточки и внес Торговца в список самых разыскиваемых личностей».

Он же, десятка.

Дерьмо.

Именно этого я так опасалась. Илай лезет в мои дела и делает их своими. Как только загружается компьютер, я открываю сайт Политии и перехожу в список самых разыскиваемых людей. В списке примерно за сотню пунктов, но на первом плане десятка самых разыскиваемых, фото которых размещены напротив имен. Под номером три: Торговец (настоящее имя неизвестно).

— Ублюдок, — бормочу я, пиная картотеку, стоящую рядом. Не знаю, почему я так обеспокоена. Торговец мог справиться со своими проблемами, а я со своими. Или могла, до тех пор, пока не связалась с альфа-блядь-самцом. Я смотрю на эскиз лица Деса. В Политии даже нет фото Торговца, а на самой картинке… он может быть каким угодно. Единственное, что они знают точно — серебристые глаза и белые волосы. Чего, если честно, вполне достаточно. Я кликаю на ссылку, задаваясь вопросом, скольких женщин-офицеров Илаю пришлось умаслить, чтобы включить Торговца в десятку. Дес всегда был в списке разыскиваемых преступников, но я не припомню, чтобы он находился так высоко. На открывшейся странице все его данные и более подробное описание. И в отличие от рисунка Деса, они кажутся, более точными, включая даже рукав татуировок. Однако там не упоминается об остроконечных ушах и крыльях.

Они не знают, что он фейри. Но всё же, располагают важной информацией.

Я открываю нижний ящик стола и достаю бутылку «Джонни Уолкера». Сегодня один из тех дней. Спустя минут пять в кабинет заходит Темпер. Заметив, что я пью, она тянется к бутылке и я, нехотя, подвигаю её к ней.

— Что случилось, цыпа? — спрашивает она, пригубив виски. Она знает, если на сцену вышел Джонни, то случилось, что-то плохое. Я втягиваю воздух сквозь зубы и трясу головой. Она морщится от обжигающего напитка и ждет, когда я скажу хоть что-нибудь. Я опускаю взгляд на браслет.

— Меня настигло прошлое.

Она подвигает бутылку обратно ко мне.

— Мне нужно кому-то сделать больно? — серьезно спрашивает она. Мы с Темпер близки, насколько могут быть друзья, и вместе со старших классов школы. В основе нашей дружбы, своего рода договор — не касаемся будущего, которого она не хочет, и не тащим меня в прошлое, которое я хотела забыть. Никогда не касаемся.

— Илай уже опередил тебя, — едко говорю я.

— Илай? — выгнув бровь, говорит она. — Подружка, ты разбила мне сердце. Сначала друзья, а парни потом, помнишь?

— Я не просила его ввязываться. Я порвала с ним, а потом он стал предлагать…

— Что! — Она хватается за стол. — Ты порвала с ним? И когда ты собиралась мне рассказать об этом?

— Сегодня. Я собиралась рассказать тебе сегодня.

Она качает головой.

— Сучка, ты должна была позвонить мне.

— Я была занята, разрывая отношения.

Она садится на край стола.

— Черт, Илай перестанет давать нам скидку.

— Ты из-за этого так расстроилась? — спрашиваю я, делая очередной глоток виски.

— Нет, — отвечает Темпер, — Я рада, что ты отрастила вагину и порвала с ним. Он заслуживает лучшего.

— Я собираюсь запустить в тебя бутылкой.

В примирительном жесте она поднимает руки вверх.

— Да шучу я. А теперь серьёзно, ты в порядке?

Я еле сдерживаюсь, чтобы снова не посмотреть на экран компьютера.

— Честно? — выдыхаю я. — Не имею не малейшего представления.

Я делаю приличный глоток вина, когда задняя дверь открывается и входит Торговец.

— Опять пытаешься утопить в стакане чувства, ангелочек?

У меня чуть сердце не выскакивает из груди при виде его в черной приталенной рубашке и потертых джинсах. Я ставлю бокал и книгу, которую читала.

— Опять? — спрашиваю я, выгнув бровь. — Откуда тебе знать, как я справляюсь с чувствами?

— Слухи, — ласково говорит он.

Я прищуриваюсь.

— Ты что, следишь за?..

Я замолкаю на полуслове, когда Торговец подходит и забирает бокал, после чего направляется к раковине и выливает содержимое.

— Эй, — говорю я. — Это дорогое бургундское вино.

— Уверен, твой бумажник рыдает, — говорит он без угрызений совести.

Я иду за ним на кухню.

— Ты не должен выливать хорошее вино из принципа.

Он отходит от раковины, и я ахаю, когда бутылка вина поднимается с кофейного столика и, паря, пересекает гостиную и кухню, приземляясь прямо в руки Торговцу. Он переворачивает её, и я слышу, как из горлышка в фарфоровую раковину льется дорогое вино.

— Ты что, блин, творишь? — Я слишком потрясена его дерзостью, чтобы сделать что-то иное, кроме как стоять и пялиться на исчезающий в сливе водоворот вина.

— Не так надо решать проблемы, — говорит Торговец, протягивая мне уже пустую бутылку. Первую вспышку гнева затмевает шок.

— Я выпила стакан вина, псих, а не всю проклятую бутылку.

Он бросает бутылку в раковину, и я подпрыгиваю от звука бьющегося стекла.

— У тебя стадия отрицания. — В глазах Деса пылает злость, когда он грубо хватает меня за запястье и касается бусины.

— Что ты делаешь? — От трепета у меня бешено колотится сердце.

— Забочусь о тебе, — говорит он, все еще буравя меня взглядом.

Не сумев сдержаться, я смотрю на его руки, потому что от выражения лица Торговца меня передёргивает. Под его пальцами бусина исчезает.

Я выгибаю брови. Неважно, что он попросит в оплату, я знаю, что мне это не понравиться.

— Ты скажешь, во что обойдется мне эта бусина?

— Скоро сама поймешь.