"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть третья: "День очищения"

Глава 29. Палач Абсент

— Пустовато у вас, — сказал вошедший. — Совсем запустили бизнес. А ведь бойкое было место.

Он похож и не похож на того, с кем я общался в кафе. То же лицо с другими глазами. Глаза всё меняют, а эти смотрят как стволы дробовика.

— Вы здешний бармен, — констатирую я.

— Это вы здешний бармен, — качает головой гость, — а я здешний Палач.

Швабра делает два шага в сторону, загораживая собой побледневшую подружку.

— Отец, — тихо говорит блонда.

— Я не отец тебе. Твой отец не смог поступить правильно. Подлый, слабый, эгоистичный человек. Такой же, каким был я. Теперь мне придётся исправлять его ошибку.

— Слы, чел, — тихо спросил меня панк, — эт чо за стрёмный мэн? Типа рили предок блонди или как?

— Всё сложно, — так же тихо ответил я ему и обратился к пришедшему:

— Что будете пить? Ром?

— Ром пусть пьёт тот, другой. Я, пожалуй, выпью абсента. Не надо воды и сахара, мне нравятся крепость и горечь.

— Как скажете, — я налил зелёную жидкость в рюмку.

Он покрутил её в пальцах, понюхал, поставил обратно.

— Зашёл посмотреть на тебя, отродье, — сказал он блондинке.

— Посмотрел? Теперь проваливай! — зашипела на него Швабра.

— Ты дружила с моей дочерью, — кивнул он, — помню. Не всё помню, что было, но тебя — да. Пролезла в подвал, хотела спасти. Дурочка. Понравилось, как она кричала? Я бы ещё тогда спросил, но ты быстро бегаешь.

— Мне понравилось, как ты рыдал.

— Я был слаб. Я был глуп. Я думал, что жалею дочь, но жалел себя. Люди оплакивают не тех, кто ушёл, а свою потерю. Слёзы по умершим — вопль жадности и эгоизма. Они были правы, я должен был пройти через это, чтобы прозреть. Теперь я Палач и помогаю другим. Я думал, что придётся заняться тобой, но Ведьма говорит, ты чужачка. Значит, разберутся без меня.

— Общаетесь с Ведьмой? Я думал, у вас конфликт интересов. Разве вы не убиваете её детей?

— Почему ты думаешь, что это не в её интересах? — Палач взял со стойки рюмку, снова понюхал её, и, помедлив, решительно опустошил. Абсент в чистом виде — та ещё гадость, но он даже не моргнул. — Отродья должны умирать. Иначе их станет слишком много. Силы Ведьмы не беспредельны, она приносит больше потомства, чем может вырастить. Поэтому позволяет нам убивать друг друга.

— То есть ты знаешь, что тоже отродье? — уточнил я.

— Все знают. Но мне, в отличие от них, всё равно. Я не делаю вид, что это не так. Мы похожи на близнецов, пожирающих друг друга в материнской утробе, и каждый, переживший восемнадцатый сентябрь, знает цену.

— У меня не было сестры, — сказала блонда тихо. — Я никого не убила, выжив.

— Ты не выжила, — ответил ей Палач. — День Очищения завтра. Ты избранное дитя, ты похожа на неё, ты могла бы стать новой Ведьмой, наверное. Поэтому у тебя нет сестры и поэтому ты должна умереть. Они — отходы, ты — жертва, цени. Я не буду запирать тебя в подвал, привязывать и мучить. Я просто приду за тобой завтра. У тебя есть ночь, чтобы подумать об этом.

Он поставил пустую рюмку, которую до этого крутил в руках. И встал с табурета.

— Так это вы утащили набор Юного Потрошителя из моей комнаты? — спросил я.

— Это моя комната и мой набор. И он мне нужен. Впереди много работы.

— Слы, чел, — озадаченно спросил панк, когда Палач вышел, — я чот не вдуплил. Он чо, рили хочет порешить блонди?

— Да.

— И он рили ей как бы папахен?

— Нечто вроде того.

— Какой кринж. Блин, я типа против, чел!

— Пусть только попробует её тронуть! — сказала воинственно Швабра.

— Он попробует, — ответила блондинка грустно. — И не только он. И не только меня. Вы чужаки и тоже должны быть очищены, забыли?

— Ага, — почесала нос об швабру Швабра, — юмор в том, что я так хорошо прикинулась местной, что меня порешат не как чужачку, а как отродье. То-то я похохочу напоследок!

— Слы, пиплз, — Говночел совсем растерялся, — если вы так прикалываетесь, то мне чот не по фану совсем. А если не прикалываетесь, то это рили крэйзи. Какой-то стрёмный чел решил нас всех грохнуть, и вы такие типа: «Ну, норм, бывает». Я много говна видел, гёлз, я сам говночел, рили, но это прям конкретно говнямба какая-то. Не верю, что это говорю, но, может, нам полиса позвать? Типа самое то для полиса тема.

— Не думаю, что нам придётся его звать, — ответил я, посмотрев в окно.

Депутатор вошёл в бар стремительно и уверенно, но притормозил, увидев пустой зал.

— А где все? — спросил он с удивлением.

— Директор распугал, — пояснил я. — Виски?

— Некогда. Роберт, вы мне нужны, срочно.

— Похоже, бар сегодня придётся закрыть, — я подошёл к стойке и достал из-под неё дробовик, — кто-нибудь из вас умеет пользоваться этой гром-палкой?

— Я умею, — кивнула блонда. — Меня отец учил. Ну, тот отец, который мой.

— Не уверен, что ты сможешь выстрелить в его ипостась.

— Я его зубами загрызу, босс! — кровожадно сказала Швабра. — Пусть только сунется!

— Он дал время до завтра и вряд ли нарушит обещание, но, если кто-то попробует вломиться в бар, палите смело. Думаю, полиция вас поймёт.

— Я буду максимально снисходителен, — подтвердил Депутатор. — Но только в случае самообороны. Поэтому заприте двери и не выходите.

— Я впишусь за герлиц, чел, зуб даю, — заявил панк. — А ты не боишься идти без этой штуки?

— Без ружья я опаснее.

— Вот рили верю, чел, без бэ.

***

Депутатор шагает так, что еле за ним успеваю.

— Что случилось? — спросил я.

— Дети. Которых вы привели вчера. Они… ведут себя очень странно. Я не знаю, что делать.

— В чём это выражается?

— Проще показать. Почти пришли.

Я впервые у него в доме. Он выглядит не вполне обжитым: никаких личных вещей, никаких предметов быта, кроме самых утилитарных. Уверен, что здесь ничего не изменилось с тех пор, как город выдал ему ключи. Как будто он приходит с работы и выключает себя тумблером. Хотя, может быть, именно так он и делает.

— В подвал, — показал он на люк.

— Тут тоже есть?

— Да. Я не знал, пока они туда не полезли. Просто не смотрел. Тут пять комнат, но в четыре из них я не заходил. Мне просто не нужно столько пространства.

— А зачем они туда полезли?

— Пусть сами расскажут.

Подростки лежат и сидят на полу, горят свечи. Почти то же самое, что я видел в шахте, но никто не привязан и нет крови.

— Это он! — обрадовалась мне светленькая девушка. — Тот страшный человек!

Остальные посмотрели на меня. В глазах их странное выражение — не то страх, не то надежда, не то тоска…

— Вы пришли убить нас? — спросила она.

— Зачем мне вас убивать? — удивился я.

— Потому что мы отродья. Отродья должны умереть.

— Поэтому вы залезли в подвал?

— Конечно. Так заведено. Подвал, свечи, мучения, смерть.

— Мучения не обязательно, — возразил ей чернявый парень. — Я слышал, что можно просто убить.

— Просто всем нравится мучить, — добавил другой. — Если бы отродьем оказался брат…

— И что бы ты с ним сделал? — заинтересованно спросила черноволосая девушка, сидящая на полу.

— Лучше не спрашивай. Стошнит.

— А тебя бы не стошнило?

— Ещё чего. Я столько лет себе это представлял! Каждый момент, в деталях. Ну почему отродьем оказался не он?

— Радуйся, что он до тебя не добрался.

— Это точно, — парень вздохнул так, что пламя свечей заметалось, бросая хаотичные тени на стены, — я почти целый, только рожа разбита. Не помню, кто это сделал, но точно не брат. С ним я бы так легко не отделался.

— Так вы нас убьёте? — спросила снова светленькая. — Или нам как-то самим надо?

— Не планировал, — ответил я коротко.

— Жаль, — сказала она разочарованно, — самим больно, наверное.

— Может, нам того, друг друга? — предложил тот, что переживал насчёт брата. — Попросим нож. Я вас зарежу, а потом себя.

— Чего это сразу ты? — возмутилась лежащая на полу рыжеволосая девица. — Почему не тебя?

— Можно и меня, — не стал спорить тот. — А ты умеешь, ножом?

— А что, сложно разве? — удивилась девушка. — Бери да режь.

— Сложнее чем кажется. Я тренировался на собаках. Вроде ерунда, а чуть не туда ткнул — и ни фига. Просто дырка и кровь. Люди тоже живучие, страсть. Для брата старался, но не пригодилось.

— А я считаю, — сказала брюнетка, — что нам надо пойти и убить их.

— Кого? — спросил парень.

— Мою сестру. Твоего брата. Наших всех.

— Так мы же отродья?

— Вот именно. Значит, терять нечего. И лично я не хочу думать о том, что моя сестричка будет завтра плясать на осеннем празднике, пока меня будут закапывать в яме без гроба. Пусть её тоже закапывают!

— А я думаю, что мы должны умереть, — не соглашается с ней светленькая. — Отродья должны умереть, это все знают.

— Но нигде не сказано, что должны умереть только отродья!

С активной жизненной позицией барышня.

— Что мне делать, Роберт? — спросил меня Депутатор, отводя в сторону. — Они то требуют, чтобы я их убил, то просят оружие, чтобы совершить суицид. А теперь вот новая идея, видите.

— А что вы хотели, вмешиваясь в природный биоценоз?

— Вообще-то вы их привели, — напомнил полицейский.

— Вы их разыскивали, — отказался брать вину на себя я, — я только помог.

— Но что теперь делать?

— Верните родителям, это по правилам. Они ещё часов шесть как несовершеннолетние.

— Это рискованно, их могут убить. В городе какой-то массовый психоз.

— Тогда заприте и не давайте ножей. Может, перебесятся.

— Да, вы правы, — задумчиво покивал Депутатор, — возможно, это просто посттравматическое расстройство. Закрою этих и пойду спасать других. Буду обходить дом за домом, требовать открыть подвалы, вытаскивать тех, кого найду.

— Возьмите пистолет, — посоветовал я. — Становиться на пути естественного отбора чревато.

***

— Это я! Спокойно! — предупредил я импровизированный персонал бара.

Вовремя — блонда уже направила в мою сторону дробовик.

— Уф, босс, напугал, — нервно сказала Швабра.

— Слы, чел, всё норм, чел. Я на стрёме, чел! — успокоил меня панк.

— В городе тоже тишина, — подтвердил я, — как вымерло всё.

— Так, может, уже и вымерло, — зловеще заявила уборщица, — нам почём знать?

— Нет, — покачала головой блонда, — всё начнётся в полночь. Придёт День Очищения.

— Значит, у нас есть время передохнуть. Какие будут предложения?

— Предлагаю втащить пивца! — быстро сориентировался Говночел. — Чтобы не насухую, значит, помирать, если чо.

— Отказать, — постановил я. — Алкоголь плохо на тебе сказывается.

— Во ты рили обломщик, чел! Тогда я пас, сами придумайте.

— Босс, — сказала Швабра, — помнишь, ты просил сводить тебя на озеро?

— Да, как-то не сложилось, жаль.

— А пошли сейчас?

— Все вместе?

— Рили круто, — согласился панк.

— Нет, мы лучше тут останемся, — перебила блонда, коснувшись его руки.

— Тогда рили некруто, — тут же передумал Говночел. — Мы с блонди покараулим тут, будь спок. Встанем на страже имущества, чел.

— И никакого пива, — предупредил я.

— Я прослежу, Роберт, — заверила блондинка. — Идите вдвоём.

— Решила оставить их наедине, — призналась Швабра, пока мы шли по улице.

— У них всё настолько далеко зашло? — удивился я.

— Знаешь, босс, не могу сказать, что одобряю её выбор, но, чёрт побери, вряд ли мы проживём ещё сутки. Едва ли она успеет пожалеть о сделанной глупости, так что пусть развлекается. Да и я хочу искупаться напоследок.

— Как-то ты слишком мрачно настроена.

— Я по жизни унылое говно, босс. Но завтра День Очищения, отродья и чужаки должны сдохнуть. И пофиг, что меня зачистят как отродье, хотя я чужачка. Результат-то один и тот же. И остальных тоже, даже если они считают себя неприкосновенными, как твой толстый приятель с Завода. Разве что ты, может быть, уцелеешь. Ты не такой, как другие, хотя я и не знаю, чем именно.

— Не холодно будет купаться?

— Да пофиг, — пожала она плечами. — Простыть я тоже, скорее всего, не успею.

Мы свернули с центральных улиц, прошли несколько кварталов заброшенных дощатых халуп, нырнули в какой-то овраг, который я днём не видел, и вылезли из него под сенью высоких деревьев.

— Тут недалеко уже, — сказала Швабра. — Люблю это место. Только его и люблю. Прихожу, когда стемнеет, чтобы воображать, что оно только моё. Пока везло, никого не встречала.

— И ты привела сюда меня?

— Прикинь, да. Ты первый. Цени, босс, — грустно усмехнулась она.

— Ценю, — ответил я совершенно серьёзно.

Озеро открылось внезапно — небольшое, окружённое деревьями, освещённое поднявшейся над лесом большой луной.

— Красиво, — сказал я.

— Да, очень. Тихо так. Словно и нет этого говённого городишки с его говёнными людишками. Кажется, что тут ничего не менялось веками. Города не было, а озеро было. Я искупаюсь всё же.

Она разулась, стянула брюки, сняла рубашку и осталась в одних трусах. Зашла в воду по колено, остановилась, глядя на лунную дорожку в воде.

— Вода тёплая, босс. Если хочешь, искупайся тоже.

— Забыл свой водолазный костюм дома.

— Водолазный… Ах, да, — засмеялась Швабра. — Вспомнила. Знаешь, я многое теперь вспоминаю, как будто не про себя, а словно сон или прочитала где-то. Не бойся, меня не стошнит. Меня уже давно не тошнит. Я помню, что тошнило, но не помню, почему.

— Уверена?

— Да, я даже на тебя попялюсь немного. Сделай вид, что не замечаешь.

— Договорились.

Я тоже разделся до трусов и зашёл в воду. Она и вправду тёплая, как будто и не осень. Встал рядом с девушкой.

— Тут глубоко?

— Да, очень. Ещё шаг, и обрыв в бездну. Пойдёшь?

— Да, с обрыва в бездну — вполне в моём духе. Всегда так делаю.

— Я так и думала, — Швабра пошла вперёд и исчезла под водой почти без всплеска.

Вынырнула двумя метрами дальше и неторопливо поплыла вперёд. Я последовал её примеру.

Девушка плавала долго, ныряя и выныривая, смешно фыркая от попавшей в нос воды, убирая с лица намокшие волосы и ныряя снова. Я вылез первым и сел на берегу, у самой кромки воды. Тут растёт трава с широкими длинными листьями, как зелёно-бурые плотные ленты. Я подёргал, покрутил в руках — да, из таких плести корзинки сложно.

— Эй, мы так не договаривались, — сказала, выходя из воды, Швабра, — это я собиралась на тебя пялиться, а не ты на меня.

— Отвернуться?

— Нет. Не надо. Как хочешь. Я правда не очень страшная?

— Ты красивая, — сказал я.

Сейчас, в полосе лунного света, она выглядит прекрасно. Худая, с маленькой грудью, длинными стройными ногами, тонкой талией, идеальной осанкой и глазами, похожими на озёра тёмной воды.

— Врёшь, — ответила Швабра, но улыбнулась, и эта улыбка удивительно преобразила её лицо. Оно как будто засветилось изнутри.

— Красивая, — уверенно подтвердил я.

Девушка, не одеваясь, села рядом, коснулась голым плечом моего.

— Здесь хорошо, — сказала она. — Я рада, что привела тебя. Сомневалась, но теперь вижу, что правильно. Ты подходишь этому месту.

— Я подхожу любому месту, где оказываюсь.

— Да, наверное. Месту, людям, обстоятельствам. Я заметила. Кто ты, Роберт? Только не отвечай «бармен» и «твой босс». Я не об этом.

— А что ты хочешь услышать?

— Правду, наверное. Здесь и сейчас можно, поверь.

— «Я — части часть, которая была

Когда-то всем и свет произвела.

Свет этот — порожденье тьмы ночной

И отнял место у неё самой», — процитировал я.

— Ха, я знаю, откуда это! Но обычно цитируют другие строки:

«Часть силы той, что без числа

Творит добро, всему желая зла».

— Это не про меня. Я не творю добра и зла не желаю. Но ты и правда хорошо училась в школе.

— И что же ты творишь, если не добро, о части часть? — приняла игру Швабра.

С воды потянуло холодным ветерком, она покрылась зябкими мурашками, но не стала одеваться, а прижалась ко мне плотнее.

— То, что нужно, наверное. Точнее нет, не так, — я задумался, как бы точнее описать моё странное место в картине мира, — то, что я делаю, становится нужным.

— Это как?

— На самом деле, я не делаю ничего особенного. Ты знаешь, что такое «катализатор»?

— Да, вещество, которое ускоряет реакцию, но не участвует в ней. По химии проходили.

— Вот, я, пожалуй, такой катализатор. Я оказываюсь в нужном месте в нужное время, вокруг меня начинают происходить нужные события. Именно нужные — не хорошие, не добрые, не устанавливающие торжество справедливости, не спасающие и не помогающие кому-то.

— Для чего нужные?

— Понятия не имею. Наверное, для восстановления какого-то равновесия в чём-то. Мне так кажется. Это не точно.

— Хм… — задумалась девушка, — а если ты будешь делать ненужное?

— Это, кажется, невозможно. Катализатор не выбирает, какие реакции ускорять. Что бы я ни сделал, это окажется нужным.

— А как ты это определяешь? Что оно именно нужное?

— Просто чувствую. Я ведь никогда не знаю конечной цели.

— Не знаешь?

— Нет. Я понятия не имею, что произойдёт завтра и чем закончится для нас следующий день. Но уверен — произойдёт именно то, что должно.

— Что бы ты ни сделал?

— Что бы я ни сделал.

— А если ты не будешь делать ничего?

— Значит, именно это от меня и требовалось.

— А если ты меня поцелуешь сейчас?

Девушка придвинулась так, что мы сидим вплотную. Я чувствую её дыхание на своей щеке, её бедро своим бедром, её грудь касается моей руки.

— Значит, это будет правильно.

Я повернул к ней лицо, и наши губы соприкоснулись.

***

— Я искупаюсь ещё, — прошептала она, когда всё закончилось. — Чуть-чуть полежу и пойду.

Мы валяемся на траве у берега, но нам совсем не холодно, а уютно и мягко. Её голова на моём плече, её нога закинута на мои, её губы щекочут мне ухо.

— Я слышала, что ты говорил Училке. Про то, что не годишься для отношений. Я и не претендую, не думай. Мне по-прежнему не нужно от тебя ничего. Просто так почему-то было правильно.

— И хорошо, — добавил я.

— Ага. Отлично вообще. Я даже не ожидала. От первого-то раза.

— Я подхожу любому месту, где оказываюсь, — напомнил я.

— Тьфу на тебя, — фыркнула девушка, — прозвучало чертовски пошло.

Мы полежали ещё немного в тишине, и она спросила:

— Так ты, выходит, тоже что-то вроде отродья?

— Тебя это шокирует?

— Нет, ничуть. Моя подруга отродье. И она лучше всех так называемых «людей» в тысячу раз. Просто смешно, что мой первый мужчина — не человек. Хотя чего ещё ожидать от такой нелепой девки, как я?

— То, что выглядит как человек, говорит как человек и убивает как человек и есть человек, — сказал я. — Жители города — самые настоящие люди. Они не рождены женщиной, они порождения древнего духа убитого людьми озера, части Белой Ведьмы, но всё равно они люди, потому что ведут себя как люди. Глупо, жестоко и бессмысленно.

— То есть они все отродья?

— Ты не знала?

— Догадывалась, наверное. Поэтому не покидают город?

— Да, они не могут уехать от Ведьмы, как твоя нога не может уехать от тебя, — я погладил её по худому бедру, она прижалась плотнее.

— Но я же могу, да?

— А ты хочешь?

— Больше всего на свете. Знаешь, зачем мне так нужны деньги?

— Скажи.

— У владелицы кафе есть старая машина, она её продаёт. Недорого, я уже набрала. Куплю, сяду и уеду к чертям. Куда глаза глядят.

— Что же не уехала, раз набрала?

— Не поверишь, уже решилась, но потом поняла, что не могу бросить подругу. Буду всю оставшуюся жизнь думать, пережила ли она День Очищения? Или снова, как в прошлый раз… — девушка вздрогнула всем телом. — Брр. Ужас. И мать… ну, то есть никакая она мне не мать, конечно, ещё недавно я собиралась сдать её в приют для инвалидов при заводе и свалить, не оглядываясь. Но ей становится лучше, она меня почти узнаёт. Вдруг она выздоровеет? Тогда я смогу уехать с чистой совестью. Так что завтра я с вами, и будь что будет. А ты? Ты уедешь? Когда всё закончится?

— Да, уеду.

— А куда? У тебя где-то есть дом?

— Нет. У меня нет даже меня.

— Это как? — девушка поднялась, села и теперь смотрит на меня, лежащего, сверху. Её лицо подсвечено луной, это красиво.

— Однажды я просто еду куда-то. На машине, поездом, самолётом. Иногда пешком. Совсем редко — на корабле. Не знаю куда, не знаю зачем. Куда — узнаю́, когда приехал. Зачем — не узнаю́ вообще. Могу только догадываться, как тут. Никто мне не удивляется, каждый принимает за кого-то другого.

— И я?

— И ты. Тебе нужен был босс, тебе нужны были деньги, тебе нужно было прислониться к кому-то спиной, чтобы в неё не плевали. Ты приняла меня за него.

— Только не развивай эту мысль, ладно? — попросила Швабра. — А то окажется, что эта ночь тоже не то, чем кажется. Не хочу.

— Не буду развивать. Ночь чудесная.

— А что в промежутках? Когда ты не едешь в очередную задницу Мироздания и не изображаешь там бармена?

— Ничего. Наверное, возникаю, только когда где-то нужен. Проявляюсь, как симптом болезни.

— И тебе не обидно?

— Мне не с чем сравнивать.

— Но ты хоть помнишь те места, где возникал?

— Да.

— Значит, и меня запомнишь?

— Ты незабываема.

— Врёшь, — фыркнула она, вставая, — но как приятно! Я купаться, подожди меня. И не одевайся пока, пусть тебе будет что вспомнить.

Я смотрел, как легко и изящно она идёт к воде, и думал, что это действительно стоит запомнить. Я редко вижу что-то хорошее, я симптом плохого.

— Ты отказал мне, но не ей! — укоризненно сказала Ведьма. — Причём на моём озере!

— Спасибо, что согрела и сделала мягко.

— Заметил? Ушлый какой… — она села на траву рядом и принялась беззастенчиво меня рассматривать. — Хорош, слов нет. Красавчик.

Ведьма провела пальцем по моему животу, обводя мышцы пресса.

— Вот, оказывается, что ты такое, — заметила она наконец.

— Подслушивала?

— Мне не нужно. Это место и есть я. Тут мои правила. Так что могла бы получить, что хочу, но не стану. Слишком уж мы похожи. Зачем ты вообще приехал?

— Не знаю. Думаю, из-за той штуки, которой скармливают твоих детей на Заводе.

— Они должны умирать, какая разница? Чужаки давали всякое взамен и не лезли в мои дела, а завтра их всё равно не станет.

— Наверное, то, что они задумали, не должно совершиться, и это настолько важно, что Мироздание высрало им на голову меня. Но это лишь предположение, я никогда не знаю наверняка.

— Фу, как грубо, — поморщилась ведьма, убирая, наконец, палец с моего живота. — Мне нет до них дела. И до тебя нет. Ещё сутки, и вас не будет. Вон, идёт та, которую ты лишил девства. Хочет закрепить результат. Развлекайтесь и проваливайте, скоро настанет новый день. День Очищения. От вас.