— Оля, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Казимир отложил газету и хмуро поглядел на меня. Снова недоволен. Наверное, на заводе проблемы.
С тех самых пор, как брат построил второй завод, стекольный — близ Буйска — складка между его бровей не разглаживалась никогда, напротив, становилась все более глубокой. Даже вкусный ужин его уже не веселил.
— Говори, — махнула служанке: пора убирать тарелки и подавать десерты. — Я вся в предвкушении.
Дурацкая фраза про серьезный разговор меня, разумеется, насторожила. Такие разговоры ничего хорошего не приносят. Но, поразмыслив, я за собой вины не нашла. За что меня можно отругать? Новых платьев не покупала, по деревьям давно уж не лазала, в пруду голой не купалась, холодно уже. Книги пикантные нашел? Ну и что же? Я два года как совершеннолетняя, попробуй запрети. Если сам ханжа и женщин боишься как огня — не мешай мечтать другим. Словом, пусть себе разговаривает.
— Я Маруша к себе помощником взял, — невпопад сообщил братец. — Молоденький он совсем, но смышленый. Подумываю из него управляющего вырастить. Умных да честных найти непросто, щенками брать надо.
Я кивнула, с недоумением глядя на Казимира. И это все? Нет, разговор какой-то несерьезный! Ну помощник и помощник. Мне-то что с того? Конечно, Маруш рисует славно, я все хотела портрет у него свой заказать, но если Казимиру нужнее, то пусть забирает мальчишку. Тем более, я делами брата не интересовалась никогда. Своих хлопот хватает. Дом большой, гостей всегда много. За порядком пригляди, интерьеры обнови, гостей накорми, всех развлеки приятной беседой и музицированием… Не хватало еще мне заводские проблемы решать!
Но брат смотрел странно, даже виновато, и я поспешила его утешить:
— Хорошо, Мир. Я рада. Ты и вправду в людях разбираешься отменно.
Он кивнул. Помолчал. И выдал:
— Я договорился о твоем браке с Демидом Гальяновым. Тебе он, я помню, нравился. Он богат, молод, хорош собой. Поладите.
Я захлопала глазами, не в силах вместить новость.
Какой Демид, какой Гальянов? Брак? Да в своем ли ты уме, Казимир!
— Я замуж не хочу, — тихо, но внятно ответила ему.
— А я тебя не спрашиваю. Уж двадцать тебе. Пора.
Я медленно поднялась из-за стола.
— Опомнись. Не старые века на дворе. Никто насильно девиц уж не выдает.
— Ольга, ты упряма и капризна, привыкла к хорошей жизни. Мало кто такую жену терпеть будет. Демид же…
Блямс! На пол со звоном полетела тарелка. Грязная. Моя.
— Не пойду замуж!
— Пойдешь!
Казимир умел орать не хуже меня. Только посуду не бил. И то верно: на его заводе производилась. Цену людскому труду он знал.
— Не посмеешь!
Дзынь! Еще одна тарелка.
— Посмею!
— Были бы живы родители, они бы никогда!
— Но их нет, а есть я. И ты будешь послушной!
Бряк! На столе еще много посуды.
В углу тихо всхлипнула Прося. Она к нашим скандалам привычная, но все равно каждый раз пугается. Дура, не понимает, что ей же работы меньше теперь: посуду мыть не нужно.
— Ненавижу тебя! — выплюнула я. — Из дома сбегу! Вон на Север! Там к женщинам с уважением относятся! Деньги у меня есть и свои, чай не нищенка. Проживу как-нибудь!
— Долго ли проживешь-то? — брат бил по больному. — Ничего делать не умеешь, магии совсем нет. Деньги-то закончатся, Оля. Говорю тебе, замужем хорошо будет.
— Вот сам за Гальянова и выходи, — фыркнула я, разбивая со звоном последнюю чашку. — А меня не трогай!
И выбежала с кухни, выхватив из рук Проси тарелку с пирожками. А нечего этому деспоту жизнью наслаждаться! Я для него сама пирожки пекла! С вишней! Ну как пекла, Прося тесто замесила и начинку мне сделала, а я только лепила. Но все равно — собственными ручками делала, порадовать желала. Хрен ему с лебедой, а не мои пирожки! Сама съем лучше. И прекрасно: вот растолстею, стану уродливой, и Гальянову нравиться перестану.
Пирожки были вкусными. Книжка про трубадура и его дюжину невест — веселой и интересной. И к ночи я уже совершенно успокоилась. Я, наверное, Казимира не так поняла. Или он меня. Ну в самом деле, где же это видано — невинных девиц замуж против воли выдавать!
Да, Демид Гальянов мне когда-то нравился, но это давным-давно было. Я повзрослела, и вкусы мои поменялись. Теперь мне интересны мужчины постарше. И чтобы не писаные красавцы. Для чего мужчине красота? Чтобы за ним всякие легкомысленные особы увивались? Нет уж спасибо, в паре одна должна быть красивой, а другой — умным, добрым, внимательным. Все это я и скажу брату.
Он же меня любит. Не бывало такого, чтобы Казимир мне в чем-то отказывал. Одни мы друг у друга. Родители погибли, когда я была совсем младенцем. Я их и не помнила.
Хоть брат меня на пятнадцать лет старше, мы с ним всегда были друзьями. Он меня вырастил, он же читал сказки на ночь и всегда успокаивал во время грозы, которой я ужасно боялась. Он снимал меня с дерева, вытаскивал из пруда, защищал от пауков и мышей. Не может мой братец меня неволить, это просто глупость несусветная!
Стемнело. Я сначала легла в постель, потом вскочила. Нет, все равно не засну. Поговорю с Казимиром сегодня.
Придумав речь и отрепетировав ее пред зеркалом, я накинула халат поверх спальной сорочки, причесала волосы, умылась даже. Хотела сначала платье надеть, но решила не переигрывать. Спустилась в кабинет к брату, где он обычно до поздней ночи занимался с корреспонденцией. Не ошиблась, тонкая полоса света под дверью подсказала: не ложился еще. Поскреблась тихонечко.
— Входи, Ольга.
— Как узнал, что это я?
— А кто ж еще? Прасковея спит давно. Храпит. На весь дом слышно.
Я невольно прислушалась, а потом поняла: шутит он так. Это хороший знак, не злится на меня, выходит. Тряхнула головой, зашла, села в кресло.
И почему Казимир сам не женился? Вроде бы мужчина он не злой, не урод, к тому же с деньгами. А кроме работы ничего его не волнует.
— Свадьбу в первый день зимы гулять будем, — разрушил мое едва обретенное спокойствие негодник. — Гостей созовем и с Юга, и с Севера. Платье какое хочешь? Заказывай ткани, лучших портних наймем.
— Я замуж не собираюсь, — недовольно напомнила я.
— Оля, дело уже решенное. Не капризничай. Мы с Демидом обо всем договорились. Приданое твое тебе останется, он не тронет ни счет в банке, ни акции почтовой компании. И вообще, обещал тебя ни в чем не ограничивать. Захочешь — в Большеграде дом купит. Захочешь — в его имении жить будешь. А если пожелаешь…
Я поняла, что скандалом брата не убедить. Нужно ласкою.
Бросилась на колени перед ним, сделала самый жалобный вид.
— Мирчик, родненький, не губи! Зачем же мне замуж? Нам с тобой так хорошо вдвоем! Кто же о тебе позаботится так, как я? Кто за домом смотреть будет? Дай мне время, братец, я сама жениха выберу.
— Нет у тебя времени, Ольга, — тихо ответил брат, отчего-то бледнея. — Тебе защита понадобится и опора. Демид — друг мой, ему я без опасения сестру доверю.
— А обо мне, обо мне ты подумал хоть раз? — взвыла я, мигом выходя из роли. — Я же несчастной буду всю оставшуюся жизнь!
— Только о тебе и думаю, глупая! — рыкнул брат. Губы у него побелели, а из груди вырвался хрип.
— Что с тобой? — подскочила я. — Тебе дурно?
Казимир схватился за грудь, тяжело дыша. На лбу у него выступили капли пота.
— Лекаря, — просипел он. — Буди Ермола, пусть в Большеград за Пиляевым мчится. И помоги мне лечь.
Я подхватила брата за бока и с трудом повела на кушетку возле стены. Она была ему коротка, ноги свисали, но куда еще — не на пол же? А до спальни мне его не дотащить. Взглянула, как он глаза закрывает и кусает губы, всхлипнула и выбежала из кабинета.
— Ермол, Ермол! Казимиру дурно! Велел за лекарем ехать!
Я сидела возле постели брата и ругала себя. Казимиру явно было нехорошо. Неужели из-за моей строптивости? Замуж за Демида все равно не пойду, хоть тресни, но и брата было ужасно жалко. До зимы еще есть время, что-нибудь придумаю, а пока буду вести себя тихо. Только бы ничего серьезного!
Доктор Пиляев приехал быстро. От нашего имения до Большеграда дорога занимает минут тридцать верхом, на бричке же час. Казимиру за это время не стало хуже, но и лучше тоже. Поэтому я бросилась навстречу целителю взволнованная и напуганная.
— Схватился за грудь и упал! — крикнула я, принимая у Пиляева шляпу и сюртук.
— И вам доброй ночи, Ольга. Вижу, вижу, что дела неважные.
Я почувствовала, что краснею. Невпопад вспомнила, что выбежала к постороннему мужчине в самом неприличном виде. И босая — домашние туфли скинула возле кресла в кабинете брата. Косы растрепались, полы халата распахнулись, являя Пиляеву шелк ночной сорочки.
— Простите. Я… он в кабинете.
— Найду.
Я бросилась переодеваться, прикладывая ледяные ладони к пылающим щекам. Ох, и что Марк обо мне подумает? Что я неряха и растрепа? Да, он врач. Видел и не такое. Но ведь не только врач, но и мужчина.
Умный, внимательный… очень обаятельный. Не сказать, что красавец: и ростом невысок, и нос крючком, и губы узкие. И лысеть, кажется, начинает, а может, мне привиделось. С Демидом Гальяновым не сравнить. Тот-то и вправду хорош собой — статный, кудрявый, с залихватскими усами и светлыми глазами. И обходителен, и мил, и разумен… И надо мной не смеется никогда, даже если я нарочно из себя дурочку строю. Надо мной вообще только брат и смеет подшучивать. Ну, и доктор Пиляев.
Я быстро надела широкое домашнее платье, переплела растрепавшуюся косу, придирчиво оглядела себя в зеркале. А и хороша. Говорят, самая красивая девушка Юга. С моим приданым про кого угодно бы так сказали, но сейчас я сплетникам верила. Глаза горят, щеки пылают, грудь взволнованно вздымается.
Заметит ли Пиляев, что я даже ночью красива?
Глубоко вздохнув и уняв нервную дрожь, я поспешила в кабинет брата. Как он там? Но внутрь меня не пустили. Я постучала было и услышала сердитое:
— Погоди в гостиной, Ольга. Со мной уже все в порядке!
Учитывая, как ясно прозвучал голос брата, он не лгал. Умирающие так не орут.
Мигом успокоившись, я отправилась в гостиную, зажигая по пути газовые лампы. У нас не было осветительных артефактов — я ведь не маг, а Казимира постоянно не было дома. Кто будет артефактами заниматься? Поэтому и сделали самое современное освещение, что меня весьма радовало.
На миг я подумала: если никто уже никуда не спешит, не надеть ли мне что-то более приличное? Нет. Мало ли, доктор подумает, что я для него наряжаюсь! И ведь прав будет. А вот чаю доктору предложить всенепременно нужно, это не просто вежливость, а необходимость. И пирожков, которые я, конечно, и не съела вовсе, а так, пригубила.
Когда Марк (так называть я смела целителя лишь мысленно) вышел из кабинета, а следом за ним и бледный, но уверенно стоящий на ногах брат, я сначала указала на маленький столик, где уже стояли чайник, две чашки и блюдо с пирожками, а потом со вздохом достала из посудного шкафа еще чашку с блюдцем. Брат явно не оставит нас наедине, как я надеялась.
Казимир опустился на диван, Пиляев сел в кресло. Я тут же разлила чай и подвинула доктору сахарницу.
— Благодарю, Ольга. Не откажусь.
И поглядел на меня с лукавой улыбкой.
— Мир, ты как?
— Сегодня не помру, — буркнул брат, хватая пирожок. — С вишней? Мои любимые.
— Что с ним, мэтр?
— Сердце, как и всегда. Не бережете вы его, Ольга.
— Да разве его убережешь? — вскинула брови я. — Я просыпаюсь — а он уже уехал. Я спать ложусь — его все еще нет. Сегодня день праздный, так и то Мир чуть свет на завод умчался, а явился лишь к ужину. Что же, мне его связывать?
— Было бы неплохо, — вздохнул Пиляев. — В следующий раз отвезу его в городскую больницу.
— Разве что в психиатрическую лечебницу, — хмыкнула я, прекрасно замечая, как хмурится брат. — Там решетки на окнах и ремни на кроватях. А из вашей больницы он убежит в первый же день.
— Какая любопытная мысль!
Доктор одобрительно отсалютовал мне чашкой, и я скромно потупилась. Мне нравилось с ним пикироваться. Почти что флирт… жаль, не та ситуация.
Интересно, находит ли Пиляев меня красивой?
— Оставайся ночевать, — предложил брат. — Куда помчишься на ночь глядя?
— Нет, у меня брат гостит, студент, неловко его одного оставлять, — отказался доктор без всякого сожаления.
— Брат? На кого учится?
— На инженера-механика.
— Приводи ко мне на завод, — тут же оживился Казимир. — Толковые инженеры всегда в цене.
— Да он бестолковый, — махнул рукой Марк. — Дурень ленивый. Ну, мне пора. Заеду через два дня, погляжу на вас.
И поднялся.
— Спасибо за угощение, пирожки отличные.
— С собой заверну! — тут же подскочила я.
— Ольга пекла, — выдал меня Казимир.
— Вот как? — Пиляев посмотрел на меня с любопытством. — Кто бы мог подумать, что такая красавица еще и пироги печь умеет! Я думал, что ей только книжки да наряды интересны.
Я прищурилась. Ничего обидного вроде не сказал, даже похвалил. Почему же я себя униженной чувствую? Умеет доктор выражать свои мысли не только словами, но и жестами, и взглядами, и движением тонких губ…
За то брат его и любит, и выделяет из всех большеградских целителей. Хоть мэтр Пиляев и считается детским доктором, но Казимир всегда посылает только за ним. Не раз мне говорил, что такого умницу еще поискать.
Казимир любит умных и решительных. А тех, кто ему в лицо умеет правду сказать и за огромным богатством живого человека разглядеть, на самом деле не так уж и много.
Пиляев уехал, пообещав явиться через день, а я отправилась в постель.
И мысли у меня были самые нескромные. Казимира я не простила, замуж за Демида не собиралась ни при каком раскладе. А это значит — нужно что-то предпринимать. На Юге высоко ценится девичья честь, разумеется, я была еще невинна. Можно было бы попасть в какой-нибудь скандал, но вот беда — не с кем, совершенно не с кем!
Начало осени — не та пора. Многочисленным друзьям Казимира не до скандалов. У них ярмарки, уборка урожая, подготовка к зимнему сезону и прочие хлопоты. Да и сомнительно, что они посмеют ссориться с Долоховыми. Казимиру почти каждый на Юге денег должен. И не только денег. Мой брат много добра для людей делает, только не кричит об этом на каждом углу. Кого не спроси — каждый скажет, что ему Долохов помог, связями ли, советом, рабочими руками… Даже с нашим князем у брата общее дело имеется. С тех пор, как Казимир стекольный завод под Буйском построил, князь только там свои хитровымудренные зеркала и заказывает.
Кстати, думается мне, что можно было бы в подобную авантюру кого-то из княжичей втянуть, но вот ведь досада: старший уже женат, а младший… Симеона Озерова я побаивалась. Очень он хитер и скользок, чисто змей водяной. С ним сделку заключать — себе дороже, он потом так вывернет, что мне лишь плакать останется.
Я с ним с детства знакома, матушка моя покойная крепко с княгиней Радмилой дружила, а потом Радмила частенько меня к себе в дом гостить звала. Так вот, с Симеоном мы друг друга терпеть не могли. И это вовсе не та история, когда из детских ссор верная любовь вырастает. У нас с ним только шишки на лбу вырастали да синяки на коленках.
К тому же, откровенно говоря, мне нравятся мужчины постарше. Один мужчина. Но брат уж точно не позволит мне с ним свою жизнь связать. Слишком уж неравная пара выйдет.
Но помечтать же можно?
Я спряталась под одеяло, прикрыла глаза и представила, как он меня целует. Как его красивые руки крепко прижимают меня к груди. Как глаза серые смотрят… так и уснула в блаженных мечтаниях.
И наутро решение пришло само собой. Как только Казимир снова разговор про мое замужество заведет, я ему скажу, что больше не девица. Позориться перед своими друзьями он не станет, свадьбу отменит. А ежели проверить вздумает — так будет ему неприятный сюрприз. Любой доктор подтвердит, что я невинность утратила.
Казимир упорно молчал и виновато на меня косился. Лежал на диване, читал газеты. Прогулялся вокруг дома. Несколько раз приезжал его новый помощник, привозил какие-то бумаги. Брат качал головой, даже, кажется, сердился. Метался по дому как загнанный зверь — тяжело ему на месте сидеть.
Я с ним демонстративно не разговаривала, но зачем, скажите, женщине слова, когда она умеет свое настроение передать взглядами, вздохами и пожатием плеч? Этим искусством я владела не хуже, чем актрисы музыкального театра Большеграда. Жаль только, что братцу моя пантомима совершенно не портила настроения. Он у меня всегда был толстокожим. Может, поэтому и добился каких-то высот.
Когда утром второго дня явился Пиляев, как и обещал, я несказанно обрадовалась. Все лучше, чем с этим упрямым ослом бок о бок завтракать, обедать и ужинать. С доктором хоть поговорить можно!
— Ольга, вы девушка честная, — объявил Пиляев после осмотра брата. — Казимиру я не доверяю вот ни на сколько, а вы мне врать не будете.
— Это смотря в чем, — хмыкнула я. — Сколько мне лет, все равно не скажу.
— Так я вас давно знаю и прекрасно помню, что уже двадцать, — усмехнулся Марк. Его некрасивое узкое лицо от этой кривой улыбки становилось демонически привлекательным. — Но речь не об этом.
— Ах, как грубо вы напоминаете девушке про возраст, — пожурила его я.
— Сейчас вы не девушка, а сестра пациента, — расстроил меня он. — Расскажите, ездил он на завод?
— Нет.
— Стало быть, что-то тяжелое поднимал? Бегал? Верхом ездил?
— Честное слово, только газеты читал и в парке гулял, — покачала головой я. — Хотя погодите, Маруш приезжал, его помощник, с какими-то письмами.
— Не письмами, а эскизами! — не выдержав, подал голос с дивана Казимир, о котором я уже совершенно забыла. — Эскизы были хороши, они меня не тревожат ничуть.
— А что тревожит? — вкрадчиво мурлыкнул доктор. — Друг мой любезный, я же просил хоть неделю ни о чем не волноваться!
Казимир бросил на меня мрачный взгляд, но промолчал. Мы с ним, конечно, друг друга поняли. Доктор, впрочем, тоже не был дураком. Догадался, что между нами что-то произошло. Но поскольку он дураком не был, вопросы задавать не стал.
— Я вынужден прописать вам постельный режим, Казимир Федотович, — строго заявил он. — И никаких посетителей, даже помощников. Особенно, я бы сказал, помощников.
— Да я сдохну в этой постели! — возмущенно взвыл брат. — Помилуйте!
— Два дня. Потом будем смотреть. Книги, пожалуй, читать можно. Газеты сжечь. Слышите, Ольга?
— Доселе проблем со слухом не имела.
— Вот и славно. Пойдемте в спальню, Казимир Федотович. Я вам немного помогу.
— А и пойдем, Марк. Я как раз с тобой хотел поговорить наедине.
Они удалились, а я осталась сидеть в гостиной. Интересно, о чем они там без меня секретничают? Подслушать, что ли? Нет. Казимир такого не прощает.
— Прося, газеты доктор велел сжечь! — крикнула я в сторону кухни.
— Да я поняла уж, Ольга Федотовна! Всенепременно сожгу. А лучше в нужник отнесу, пущай напоследок пользу принесут.
Практично, однако. Неплохая у нас прислуга, экономная.
На самом деле при таком большом доме стоило держать слуг побольше, но нам было достаточно кухарки, горничной и плотника-конюха. Когда нужно было — для весенней уборки или перед большим приемом — нанимали девушек из деревни. А так справлялись сами. Прося с Устиной в четыре руки успевали и обед состряпать, и полы намыть, и белье постирать. Умницы у нас они. А то, что уши у всех троих длинные, вовсе неудивительно. Устина с Ермолом у нас уж больше десяти лет служат, а Прося, их дочка, вместе со мной выросла.
— Ольга, брат ваш спит, — сообщил мне с лестницы доктор. — Позвольте вас на пару слов.
Я с удивлением поднялась с кресла и последовала за ним на второй этаж. Верно, тут наш разговор непременно будет услышан домочадцами, а наверх они не пойдут, побоятся. Но вообще принимать в спальне или даже будуаре постороннего мужчину — верх неприличия. Жаль только, что не увидит никто. Моя репутация не пострадает.
Пиляев же прошел именно в мой будуар, да еще и дверь плотно прикрыл. Я вскинула брови, разглядывая целителя с веселым недоумением.
— Так что вы хотели от меня, Марк Арсеньевич? Никак в любви признаваться надумали?
— Я… что? — вытаращил глаза бедняга.
— Ну, брат спит, мы наедине… приступайте.
— Все бы вам шутки шутить, Ольга, — вздохнул мужчина. — Нет, увольте, я в такие игры не играю, мне не по чину.
Но глаза его все же скользнули по моей фигуре, невольно задержавшись на груди. Я чуяла, что задела его. И вдруг решила: раз уж так все сложилось, буду чуть настойчивее. А вдруг и получится? Когда он еще со мной в комнату закрытую зайдет? Думаю, что никогда. Особенно после сегодняшнего разговора. Но если не сбежит…
— А зря не играете, Марк, — я шагнула к нему и осторожно положила руку ему на плечо. — Может быть, стоит попробовать? Вы мне давно нравитесь.
На краткий миг я поверила, что все получилось. Он вдруг посмотрел на меня так странно! Глаза будто вспыхнули, ноздри затрепетали, рот чуть приоткрылся. А потом он разом потух, опустил голову и тяжко вздохнул.
— Вам заняться больше нечем, да? Заскучали тут в большом пустом доме? Ну, как лекарь я пропишу вам лекарство. Возьмите тряпку и помойте полы, что ли. Полегчает сразу.
— Послушайте, я…
— Ольга, вы выглядите глупо, — перебил меня Марк, аккуратно убирая мою безвольную руку со своего рукава. — Не нужно, прошу вас.
Я отступила на шаг и вскинула голову.
— Что ж, раз вы так считаете…
Отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Не нравлюсь я ему? Пусть так. Зато честно.
А ведь я действительно в него влюблена и уже давно. Месяца три, даже больше. Уж очень он любопытный персонаж. Я прежде таких мужчин не встречала.
— Ну вот, вы обиделись. Послушайте, я не хотел… Моя профессия… Вы ведь умная женщина. Да поглядите же на меня! — он осторожно коснулся пальцами моего плеча. — Ольга, я слышу такие слова гораздо чаще, чем хотелось бы. Каждая вторая моя пациентка считает себя влюбленной. Наверное, пото…
Я молча и звонко отвесила ему оплеуху. Сравнивать меня с озабоченными старухами? А Пиляев знает толк в оскорблениях!
Он схватился за щеку и воззрился на меня с таким изумлением, словно впервые в жизни получил по лицу.
— Вы рехнулись? — холодно осведомился он. — У вас жар?
— Это вы рехнулись, — тем же тоном ответила я. — За кого вы меня принимаете?
— А вы меня? — вскинул брови доктор. — Или думаете, что я должен быть польщен? Вы меня не любите, Ольга, вам просто любопытно пополнить свою коллекцию поклонников.
— Вам виднее, кого я люблю, а кого нет.
Да что он о себе возомнил вообще? Да, я влюблена. Да, рядом с ним у меня сердце колотится. Да, от звука его голоса по спине бегут мурашки. Но это вовсе не значит, что я позволю разговаривать с собой в таком тоне.
— Если я так уж вам интересен, то выходите за меня замуж, — равнодушно сказал Пиляев, отворачиваясь. Уголки его губ скорбно дрогнули. — Я из тех мужчин, кто желает всего и сразу. Терпеть не могу полумер.
Я открывала и закрывала рот, как глупая рыбка. Слова куда-то пропали.
— Молчите? — язвительно усмехнулся Пиляев. — Я так и знал. Пойду, пожалуй. Если Казимиру станет хуже, присылайте за мной. И следите, чтобы он не забывал гулять.
Он вышел, а я сделала глубокий вздох, откашлялась… и бросилась следом.
Мой оклик догнал его уже внизу лестницы.
— Доктор! — просипела я. — Марк! Подождите!
— Что-то еще? — его лицо было совершенно пустым.
— Да. Я согласна.
— Ч-что? — Вот теперь я понимала, что он — живой человек. У него округлились глаза, вытянулось лицо, дернулся кадык.
— Вы сделали мне предложение. Я согласна.
— Но я…
— Пошутили? — я медленно спускалась по лестнице, торжествуя. Какой у него взгляд! Я сумела поставить этого несносного мужчину в неловкое положение, и теперь откровенно наслаждалась его растерянностью. — Не находите ли, что за такие шутки можно и еще раз… получить по физиономии?
Он невольно прикоснулся пальцами к щеке, растянул узкие губы в фальшивой улыбке и быстро кивнул:
— Ну что вы, Ольга, я не посмел бы так глупо шутить. Особенно с вами.
— Так вы сделали мне предложение?
— Выходит, что так.
— Я согласна.
Он дернул узел шейного платка с совершенно ошарашенным видом. Поднялся на одну ступеньку, чтобы взглянуть на меня сверху вниз. Прикоснулся холодными пальцами к моему лбу, нахмурился:
— Жара нет.
— Да, будет сложно, — я сладко улыбнулась Пиляеву, с любопытством разглядывая мужчину. Впервые я видела вечно серьезного и собранного доктора все равно, что голым — без брони его язвительности. — Придется мне рассориться с братом, он будет ужасно зол. Но не волнуйтесь, Казимир вас обязательно простит. Лет через пять. Вы — его любимый доктор.
Слово, которое сорвалось с уст этого всегда выдержанного человека, я вслух произнести не рискну.
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Я не знаю, зачем вы затеяли эту дурную комедию, но раз желаете… Поехали.
— Куда?
— В Большеград. Поженимся там. Прямо сегодня.
— Но я сегодня не готова! — возмутилась я. — Гости… Платье… Разрешение, в конце концов!
— Вам нужна роскошная свадьба или нужен я?
— Вы, — тут же пошла на попятную я. Представила ярость Казимира и содрогнулась. Да, скандал будет жуткий. — Едем, я только шляпку надену.
Кто из нас был более удивлен и напуган сложившейся ситуацией, сказать сложно. Но отступать не хотел ни один, поэтому Пиляев помог мне запрыгнуть в его бричку-«эгоистку» и погнал в сторону города, поминутно оглядываясь на меня. Будто ожидал, что я выпрыгну из экипажа и убегу. Но нет, не на ту напал. Я не боюсь его. Наоборот — я вся в предвкушении!
До Большеграда мы доехали за час. Я, утомившись, едва не задремала. Укачало. Хорошо, что Казимир болен и, наверное, все еще спит. Боюсь, иначе он бы уже мчался за нами в погоню. Кстати, нужно будет отправить ему письмо, чтобы не слишком волновался. Проснется — а меня нет! Что подумает? Не хочу даже думать об этом.
— Вы не передумали, Ольга? — спросил доктор, лихо притормаживая на площади возле ратуши. — Еще есть время отказаться.
— Вы так желаете умереть? — усмехнулась я. — Представьте, что сделает с вами Казимир, узнав, что вы буквально похитили его сестру, а потом бросили в Большеграде?
— Ясно, спектакль продолжается, — кивнул Пиляев, подавая мне руку и помогая спуститься. — Наверное, я все же сплю.
— Хотите, я вас ущипну? — милосердно предложила я. — Или ударю?
— О нет. Мне начинает нравиться это безумие. Никогда не видел себя в роли коварного злодея. Это амплуа мне непривычно.
Я хотела спросить, сможет ли он сыграть роль героя-любовника, но все же решила не пугать беднягу еще больше. И без того уже наворотила дел. Ой, мамочки, что теперь будет?
— Подождите в коридоре, Ольга, — скомандовал Пиляев. — Я все решу.
И исчез за дверями кабинета головы.
Я вдруг осознала, что назад дороги может и не быть. Неужели он и в самом деле станет моим мужем? Невероятно, немыслимо, я даже в самых смелых мечтах не представляла подобного!
Сжала руки, пытаясь унять волнение. Это все не по-настоящему. Игра зашла слишком далеко. Ну как можно вообще подумать, что нас поженят? Я хоть и свободная женщина с немалыми деньгами, но на Юге невозможно даже помыслить, чтобы голова согласился заключить столь поспешный брак без согласия старших родственников мужского пола! Сейчас он прогонит Пиляева… и что дальше?
— Заходите, Ольга, я все уладил, — доктор высунулся из дверей и, прищурившись, оглядел меня с ног до головы. Наверное, надеялся, что я сбегу. Или наоборот — радовался, что я все еще тут?
Я смело шагнула вперед, была уверенно подхвачена под руку и буквально втащена в кабинет головы.
Любопытное место, но я ожидала чего-то более масштабного. Высоких шкафов с фолиантами, залежей бумаг, возможно — коллекции оружия, как в кабинете Казимира. Но нет, все скромно и просто: большой и очень старый стол, образцовый порядок на нем, потертый паркет, бархатные портьеры, скрывавшие ослепительно-чистые окна. Пожалуй, здесь давно нужно сделать ремонт… но уборка проводится очень усердная.
— Госпожа Долохова, примите мои соболезнования, — прожурчал голова с самым серьезным видом, поднимаясь мне навстречу.
— Рано, — одернул того доктор, хмуря кустистые брови. — Оставьте это, не тревожьте госпожу Ольгу еще больше, она и без того почти в истерике.
Я с удивлением посмотрела на Пиляева. Он что, наврал голове, что Казимир при смерти? Забавно, конечно. А еще доктор!
— Да-да, я понимаю, — стушевался голова. — Ольга, как вы себя чувствуете? В твердом ли разуме?
— Я держусь, — театрально всхлипнула я, пряча веселье под ресницами. — И полностью отдаю себе отчет в своих действиях.
— Безмерно доверяя мэтру Пиляеву, я все же задам вам вопрос. Вы твердо намерены стать его женой? Я понимаю всю щекотливость ситуации… Оставшись без защиты брата, вы окажетесь в очень уязвимом положении. Заранее обручиться — отличный ход. Твердое мужское плечо…
— Да, я намерена, — перебила я голову, не желая никаких проповедей. — Марк — прекрасный человек. Я буду с ним счастлива, желает он того или нет.
Пожилой мужчина удивленно поглядел на меня, прищурился и ухмыльнулся в пушистые усы, сразу успокаиваясь. Видимо, я была достаточно убедительна.
— Что ж, тогда, как и просил мэтр, не будем затягивать. Распишитесь здесь и здесь. Заметку в «Вестник Большеграда» отправит мой секретарь. Документы будут готовы к следующей пятнице.
Я быстро поставила подпись в метрической книге. Что примечательно, на Юге первой расписывается женщина, а на Севере — мужчина. Не знаю, что это значит в рамках закона, но факт любопытный. Как будто мне дали чуть больше свободы, чем доктору.
— Поздравляю вас, мои дорогие, — голова шлепнул печать в строку записи, довольно крякнул и отодвинул книгу в сторону. — Теперь вы семья. Очень надеюсь, что через год-другой в нашем городе прибавится ребятишек.
Мы кивнули в унисон, переглянулись и быстро покинули кабинет.
Странное ощущение — будто я опять ребенок и сбегаю с ненавистных уроков. Брат меня, конечно, отыщет, а потом полдня будет мучить нудными нотациями, но это будет уже вечером, а пока меня ждет увлекательнейший день на речке или в камышах пруда, или в любимом убежище на яблоне. Я буду читать приключенческий роман, наблюдать за муравьями и лопать незрелую сливу.
— Куда теперь? — весело спросила я теперь уже мужа. — Сдаваться?
— Ко мне, я полагаю. Должны же вы увидеть свой новый дом. Предупреждаю, это совсем не то, к чему вы привыкли.
— Ах! Еще сюрпризы? — настроение у меня было самым боевым. — Поехали!
И мы поехали.
Большеград я знала не слишком хорошо, бывала тут нечасто и всегда в сопровождении брата. Но Генеральская улица мне хорошо знакома, тут живет сам голова и дочь его Альмира, с которой мне милостиво позволялось водить знакомство. Она вполне подходила мне по статусу. Дом скромного доктора оказался совсем неподалеку. Он и вправду был довольно скромен, если не сказать — убог. Всего в один этаж и, наверное, с двумя спальнями. Конечно, без прислуги — куда ее тут селить?
Вот и славно. Меньше народу болтается под ногами. Это будет лишь мой дом.
— Я распрягу лошадь, а вы проходите, Ольга. Там открыто.
— Вы не запираете двери?
— Нет. Я переехал совсем недавно, брать внутри нечего, кроме посуды и нескольких одеял.
А вот это мне нравится куда меньше. О, мужчины! Как они вообще выживают в этом большом и страшном мире?
На миг мне стало жаль Казимира. Он же без меня пропадет! Кто будет следить за чистотой в доме, кто составит меню на неделю? Кто займется закупкой продуктов? Кто будет следить за слугами? Придется братцу искать толковую экономку… или жену.
Что ж, это именно то, к чему он стремился, когда обещал своему Гальянову мою руку. Он хотел продать меня, словно племенную кобылу! Вот и оставайся в драном стойле, дорогой братец!
А у меня есть деньги, причем очень немало. В Большеграде же имеются и мебельные лавки, и всевозможные мастерские. Не так уж все и страшно. На пол — ковры. Новый мебельный гарнитур. Обои мне наклеят за пару дней, люстру тоже повесят быстро. Потолки в приличном состоянии, их пока белить не нужно.
Пол свежий, стены ровные. Крысами и затхлостью не пахнет. В доме небольшая гостиная, кухня и две спальни, как я и предполагала. Уборная с водопроводом. Современное отопление. Дровяная плита. В окнах — целые стекла. Не понимаю, чего я испугалась. Прекрасный дом, которому срочно нужна женская забота и ласка.
— Вы еще не сбежали? — Марк обнаружил меня посреди гостиной и застыл в дверях, явно не зная, куда девать руки. Мне нравился его потерянный вид.
— Вы хотите, чтобы я сбежала сразу после свадьбы?
— Нет. Я просто не понимаю, зачем вам все это.
— Разве я могла заполучить вас по-другому? — теперь моя очередь его шокировать. Знаю, он всегда считал меня недалекой барышней, которую интересовали только наряды и сплетни. Казимир хотел, чтобы я такой и была. Но увы, ума нам небеса отмеряли одинаково. Жаль, магия вся досталась брату.
— Вы настолько хотели меня… заполучить? — взгляд у Марка потемнел, скулы заострились. Он натужно сглотнул. — Могли бы просто сказать.
— Я и сказала.
Сделала шаг к нему, протянула руку к шелковому шейному платку.
— Позволите?
— Позволяю.
Я развязала платок, расстегнула пуговицы на жилете. Откинула в сторону этот ненужный уже аксессуар. Принялась выпрастывать полы сорочки. Он молчал, не сопротивляясь, обжигая меня взглядом. Я чувствовала, что ему нравится моя смелость. Он послушно поднял руки, позволяя снять сорочку через голову.
Впервые в жизни я кого-то раздевала. И полуобнаженного мужчину я тоже видела впервые.
Он худой — все ребра наружу. На груди кучерявятся темные волосы, узкой дорожкой спускаясь по впалому животу. Крепкие плечи, жилистые руки. Откормить немного — будет истинным красавцем. Ткань брюк натянута совершенно недвусмысленно.
— Сколько вам лет, доктор?
— Двадцать восемь.
— Я думала, куда больше. Тридцать… сорок…
— Плохо выгляжу?
— Нет, дело не в этом. Вы очень… властный. Уверенный в себе. Никакого мальчишества.
Тонкие губы скривились в некрасивой усмешке:
— У меня шестеро младших в семье. Я был ребенком очень недолго.
— Расскажете?
— Не сегодня. Мы продолжаем то, что вы так активно начали?
— Вы хотите? — я заглянула ему в глаза, прекрасно зная: хочет и еще как! Но услышать это в разы приятнее.
— Очень хочу, — просто ответил он. — Позволите помочь вам с платьем?
— Позволяю.
У Марка явно имеется неплохой опыт в раздевании женщин, и мне это не нравится. С одной стороны, все правильно. Он целитель, к тому же ужасно обаятельный мужчина. От мужчин никто не требует целомудрия, напротив, они часто гордятся своими подвигами. Разумеется, у него были любовницы. Это даже к лучшему: кто-то один должен быть опытным. Но сейчас я готова была задушить любую, кто кинет на него хоть один похотливый взгляд. Это мой мужчина! Мой и только мой! Теперь — по всем законам.
Изящные пальцы лекаря споро расстегивали крючки на корсаже. Хорошо, что я ожидала его во всеоружии. Под вполне приличным платьем имелось и кокетливое белье. Тонкая сорочка, плотный корсаж на лентах, кружевные панталоны, чулки — и все это предстает перед доктором, когда платье соскальзывает на пол.
Его дыхание сбивается, щеки краснеют, и это приводит меня в полный восторг.
— Разве вы не видели раздетых женщин сотню раз, мэтр? — не упускаю я возможности уколоть его я.
— Такую как вы — нет.
Одно быстрое движение пальцев — и лента на корсаже трещит. Как и терпение Марка. Кажется, белье мы потеряем, но это не столь важно. У меня еще есть.
Он стискивает меня в крепких объятиях, его губы так близко…
— У вас еще есть возможность меня остановить, — хрипло шепчет он. По глазам видно — он будет крайне разочарован, если я в самом деле сейчас сбегу.
У меня не хватает слов, то, что я хотела бы произнести — слишком смело и вульгарно для такой как я. И я просто прикрываю глаза и шепчу:
— Поцелуйте меня, Марк.
Ох! Его губы обрушиваются на меня, как летний ливень в поле. Миг — и я вся пропитана этим поцелуем. Насквозь. Я — его, а он — мой. Цепляюсь за его плечи, подставляя щеки и шею лихорадочным жарким поцелуям, впитываю его дрожь, дышу и не могу надышаться.
Он отрывается только для того, чтобы подхватить меня на руки и отнести в спальню. Сильный — мне бы выдержки не хватило. Я готова отдаться ему прямо в гостиной. На диване, на полу — неважно. Лишь бы не отпускал. Холодная горизонталь кровати, жар мужских объятий, губы, снова захватившие в плен мой рот. Наглые пальцы, скользнувшие по животу вниз… и зажегшие новый, неведомый мне огонь.
— Марк, ох, Марк!
— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Скажи еще.
Я скулю и раскидываю колени, не в силах прекратить сладкую муку. За окном — белый день. Пиляев видит каждое мое движение, каждый судорожный вздох. Видит, как я извиваюсь в его руках и кусаю губы. А наслаждение нарастает, как поток воды. Меня сейчас унесет прочь…
— Оля, сейчас будет больно.
Обманул. Больно было, конечно — вспышкой, пронзительным рывком. Но я не успела даже испугаться, потому что боль пропала. Зато остался его безумный взгляд, закушенная губа и складка между бровями. Тяжесть тела, спутавшееся дыхание, мурашки на плечах. И снова его пальцы, подтолкнувшие меня к краю.
Я разрыдалась от оглушительной волны удовольствия, накрывшей меня.
— Ш-ш-ш, все так плохо? — его тихий голос и нежные пальцы, вытиравшие слезы с моих щек, слегка привели меня в чувство. — Я был настолько ужасен?
— Слишком хорошо, — шепнула я, вцепившись в Марка обеими руками. Не могу от него оторваться, рано. Он все еще — часть меня. — Не отпускай.
— Не отпущу, — Марк укладывает мою голову на свое плечо и тихо смеется. — Вот уж не ожидал найти в холодной Ольге Долоховой такого огня.
— Я вела себя слишком распущенно? — тут же пугаюсь я. — Клянусь, ты у меня первый, я никогда…
— Я знаю, я целитель.
— Больно не было.
— Значит, я все сделал верно. Я не хотел, чтобы тебе было больно.
Руки и ноги противно дрожат, но глаза закрываться не хотят. И язык болтает всякую ерунду.
— Я не верю, что все люди этим занимаются. Слишком хорошо. Так не бывает.
— Не у всех и не всегда. Нам просто повезло с тобой. Мы… подходим друг другу.
— Я же говорила! — не могу удержаться я.
— Да, говорила, — Марк укладывает меня на подушки и поднимается. — Я наберу тебе ванну. Лежи, отдыхай.
— Я есть хочу, — жалобно тяну я. — Я даже позавтракать не успела.
— Вот теперь я верю, что женился. Сейчас пожарю яйца, будешь?
— Да. И булку с чаем буду.
— Принесу. Не вставай.
И этот невероятный мужчина надел штаны и вышел, оставив меня в полнейшей растерянности.
Марку Пиляеву было всего двадцать восемь, но он нисколько не удивился, что Ольга считала его гораздо старше. Он и сам чувствовал себя на сорок, не меньше… до сегодняшнего дня.
Ольга Долохова для него всегда была звездой в небе. Он мог сколько угодно любоваться этой девушкой, но мечтать о ней не имело смысла. Не его уровень. Да и жениться Марк не собирался еще лет десять. Сначала нужно поставить на ноги младших.
Когда-то отец не задумываясь продал свою лавку, чтобы оплатить обучение старшего сына в университете. Марку было двенадцать — и на стандартной комиссии ему поставили аж пятый уровень. Прежде в семье столь сильных магов не рождалось, а магия целительства и вовсе вспыхнула впервые.
Отец не прогадал: Марк всегда отличался трудолюбием и упорством. Он ухватился за свой шанс зубами и ногтями. Ему вновь повезло: Казимир Долохов жертвовал Университету немалые суммы, каждый год выбирая лучших студентов и назначая им именную стипендию. Марк получил ее уже на втором курсе, оттого и с Долоховым до сих пор «дружил», пожалуй. К нему готов был ехать в любое время, у его постели мог сидеть по ночам. И отблагодарил он своего благодетеля, конечно, очень славно, что и говорить.
Окончив университет одним из лучших, на последнем Марк курсе уже работал. Сначала в бесплатной больнице для бедных, потом и на патент накопил. Лучше всего мэтр Пиляев «чувствовал» детей. Возможно, потому, что до четырнадцати лет постоянно возился с братьями и сестрами. Именно на них (за несколько лет до изучения теории) юноша получил первые практические навыки.
Целители могли быть универсалами: лечить травмы, зубы и простуды, принимать роды, вправлять кости, проводить операции. Но Марк понимал, что лучше быть специалистом узкого профиля. Так и пользы, и денег, и известности больше. И он стал детским врачом.
В этом был смысл. Взрослые мужчины и уж тем более женщины болеть не любили, к врачам старались обращаться пореже, терпели до последнего (чем частенько усугубляли проблему). Возможно, на Севере было по-другому, но на Юге поговаривали, что мужик с топором в спине придет к целителю лишь по осени, когда топор будет мешать надевать плащ.
Зато детей здесь обожали, трепетно о них заботились и при каждой царапине тащили к лекарю. В общем, в выборе профессии доктором двигала не только склонность, но и прямой расчет.
Разумеется, в помощи он и взрослым не отказывал, особенно когда за нее платили. Даже если и не платили — не отказывал, если понимал, что дело серьезное. Все же не на одних только деньгах белый свет держится, а на взаимовыручке и помощи ближнему. За это его любили и ценили, а репутация для врача едва ли не важнее уровня магии.
Словом, доктор Пиляев своей карьерой был более чем доволен. К двадцати восьми годам он уже купил дом и оплатил обучение брата, а это немалое достижение для человека его круга.
А теперь появилась еще и супруга, причем такая, что грозила все его старания умножить на ноль.
Казимир Федотович — не тот человек, с кем можно ссориться. Захочет — и сотрет своего несчастного зятя в мелкую пыль. Но дело уже сделано, и самое странное, Марк нисколько о случившемся не жалел. Напротив, испытывал ощутимую гордость и удовольствие. Такая женщина! Первая красавица Юга! Знать, и в самом деле он вполне достоин всех наград.
Но с Казимиром нужно объясняться лично. Причем запасшись микстурами. С сердцем у Долохова давно было нехорошо, а последний приступ и вовсе напугал Пиляева. Как бы не вышло так, что новость о внезапном замужестве любимой сестры станет последним гвоздем в крышке долоховского гроба. Нет, Марк призван спасать человеков, а не убивать их!
Художественно разложив на щербатой тарелке еще шкворчащие колбаски и янтарную глазунью, щедро присыпав сие произведение искусства зеленью петрушки, на скорую руку надерганную из клумбы на заднем дворе, Марк отправился кормить новобрачную.
Но Ольга уже спала. Великолепная в своей обнаженности, она разметалась по постели, раскинула руки. Длинные ресницы трогательно подрагивали на румяных щеках, полуоткрытые губы навевали на самые грешные мысли. Боги, как же она хороша! Марк с трепетом вспомнил, как жена стонала в его объятиях, зажмурился и стиснул зубы. Такого в его жизни тоже никогда раньше не было.
Женщины — бывали, конечно. Часто. Целителю больше других магов нужна интимная близость. Но то лишь случайное столкновение тел. Быстрое и циничное, как перекус на ходу. И конечно, не в этой постели. Марк ни с кем и никогда не делил собственную спальню. Даже брату всегда стелил или на кухне, или в гостиной. Достаточно с него детства, когда на полу спали всей семьей. Толкались, пинались, храпели и портили воздух. Фу.
Отдельная спальня — это роскошь, и Пиляев не собирался ею жертвовать.
Быстро уничтожив яичницу (не пропадать же добру), доктор лег рядом с супругой. Осторожно, опасаясь разбудить прекрасное создание, провел кончиками пальцев по плечу, по линии ключицы, по трепещущей жилке на шее. Убедился, что Ольга полностью, абсолютно здорова. Вдохнул запах ее волос, прикрыл глаза и провалился в сон без сновидений.
Разбудили его очень быстро. В дверь колотили кулаками, потом ногами. Он поднялся, накинул халат, шепнул подскочившей Ольге «Спи, это ко мне» и поплелся открывать. Кто вообще сказал, что лекарям снятся сны? Они просто не успевают!
— Что у вас? — сердито спросил у немолодой женщины в плаще и сбитом на бок чепце.
— Сыночек! Задыхаться начал! Хрипеть!
— Посреди ночи?
— Да, доктор, да!
За спиной женщины маячил мужчина с содрогающимся детским телом на руках.
— Заносите. Кладите на диван. Давно болен? Почему днем не пришли? Какие лекарства давали?
Все это было привычно и понятно. Больным всегда становится хуже по ночам. Марк не знал, отчего так, но смирился. Тем более, что за ночные визиты всегда брал двойную плату.
Когда состояние ребенка улучшилось и незваные гости покинули дом, из спальни выглянула Ольга. Свеженькая, хорошенькая, растрепанная… в одной из рубашек мэтра.
— Что это было? — недовольно спросила она.
— Работа, — пожал плечами Марк, отправляясь в уборную. — Привыкай, дорогая. Такова жизнь всякого хорошего врача.
— А плохого? — Ольга последовала за ним, смущая и волнуя.
— К плохому врачу по ночам не приходят.
— А ты нескромен.
— Я справедлив.
От одного только взгляда на желанную и доступную женщину у него кружилась голова. Чтобы хоть как-то отвлечься от низменных желаний, Пиляев предложил:
— Пойдем на кухню, я тебя накормлю.
— Пойдем лучше в спальню, — лукаво улыбнулась жена. — Раз уж мы все равно не спим…
Доктор подумал, что он все же умрет от истощения — выспаться ему теперь не светит никогда — но умрет определенно счастливейшим человеком. Так вот для чего люди женятся! И плевать на все остальное.
Я проснулась в одиночестве и, судя по солнечным лучам, ближе к полудню. Разумеется, Марка уже не было. Он умчался на работу, чему я была несказанно рада. При воспоминаниях о вчерашних событиях закружилась голова и вспыхнули щеки. Я этой ночью потеряла всякий стыд… дважды! Что он обо мне подумал?
Хотелось поплакать. Или сбежать обратно к брату. Но есть хотелось еще больше.
Пришлось подниматься и разыскивать свои вещи. Сорочка и панталоны были в порядке. Конечно, я никогда не надевала белье второй раз. Но дома у меня была служанка, которая заботилась о том, чтобы все мои вещи всегда были свежими. Здесь такой роскоши не имелось. Более того, альтернативы тоже я не придумала. Придирчиво обнюхав белье я решила, что ничего страшного не произойдет, от одного раза я точно не разболеюсь, а если и разболеюсь — Марк вылечит. С корсажем дело обстояло куда хуже. Шелковые ленты были порваны и перекручены. Но и с этим я справилась: завязала, надела, кое-как затянула. Платье тоже пришлось натягивать самой.
А вот уложить волосы без расчески, шпилек и зеркала мне не удалось. Заплела простую косу, прихватила обрывком ленты от корсажа и смело отправилась исследовать свое новое жилище.
К моему восторгу на кухонном столе обнаружилась тарелка с остывшей уже яичницей. Кусочками чесночной колбаски Марк выложил для меня сердечко. Так мило… и совсем не в его характере. Никогда не подозревала за Пиляевым столь романтических наклонностей. Этот нежный жест покорил меня окончательно. Я, может, и наделала вчера глупостей, но он явно ко мне неравнодушен. И мы справимся со всеми сложностями.
По крайней мере у нас есть крыша над головой, прочные стены и мой банковский счет. Сомневаюсь, что Казимир успел его заблокировать. А еще — то чудо, что произошло между нами в постели, бесконечно радовало. Очень грустно, когда муж и жена противны друг другу. И просто волшебно, когда они вместе счастливы.
С аппетитом позавтракав и оставив грязную посуду в раковине, я еще раз оглядела дом и отправилась сначала в банк, а потом — за покупками. В самом деле, мне ведь даже переодеться не во что! И стул в кухне только один. На полу нет ковров. Посуды совсем мало. Зеркало! Мне непременно нужно зеркало для полноценной жизни!
Но сначала — в лавку нижнего белья.
Гулять по Большеграду в одиночестве было странно и непривычно. Раньше я везде ходила с Казимиром. В крайнем случае — с Альмирой Белянской. Но Альмира уехала в свадебное путешествие, а я теперь — дама замужняя. Нужно быть самостоятельнее. Дабы не заблудиться, я остановила первого же извозчика, велела ехать в банк и ждать меня там. В банке мне безропотно выдали мелкие деньги на расходы и именную чековую книжку с печатью. Следующую остановку извозчик сделал на Осенней улице возле лавки готового платья, заверив меня, что будет ждать, сколько потребуется, и готов помочь мне с пакетами.
Не понимаю, что такого сложного в самостоятельной жизни? Были бы деньги!
Марк приехал домой поздно вечером. Я сидела на новом диване с дамским романом в руках. В новом домашнем платье, в расшитых домашних туфлях, красиво причесанная и надушенная.
— Ольга, я привез тебе вещи, — начал было мужчина, но застыл на пороге, с изумлением и даже ужасом оглядывая преображенный дом. — Ты где взяла ковер?
— Купила в магазине Олафсона.
— А диван?
— Там же. Образец выкупила, но он чистый, хороший, не подумай.
— А… — Марк гулко сглотнул и мрачно поглядел на портьеры, горкой сложенные возле окна.
— Извини, вешать придется тебе. Я не достаю. И да, я еще купила зеркальное трюмо в спальню, полдюжины стульев, новый стол в кухню и буфет. Но их привезут дня через три. А посуду не вздумай брать в лавке, я заберу прямо с завода.
— Ольга, это все дорого!
— Есть немного. Но не переживай, я богатая невеста. Точнее, уже жена.
— Я не могу все это принять.
— Вздор и чепуха. Считай, что это мое приданое. Я буду обустраивать наш дом так, как захочу. Ты в самом деле хочешь поссориться в первый же день брака из-за таких мелочей?
Пиляев покачал головой, пробубнил что-то нехорошее под нос и вышел. Я на мгновение испугалась, что он обиделся, но нет, он просто затащил в комнату несколько сундуков.
— Твои платья, — запыхавшись, объявил он.
И только тут до меня дошло.
— Ты был у нас дома? Разговаривал с Казимиром?
— Ну да.
— И… — я трусливо зажмурилась. — Как все прошло?
— Громко, — вздохнул Марк. — Но бить он меня не стал. В общем, лучше нам с тобой какое-то время не попадаться ему на глаза. Думаю, рано или поздно Мир привыкнет.
— А его недуг? — встрепенулась я. — Если ты не станешь его лечить, то он…
— Я попросил Данилу Озерова присматривать за Казимиром. Он отличный лекарь, к тому же не особо занят сейчас. Все будет хорошо.
Я мигом успокоилась и заулыбалась. Марк разулся и прошел в уборную. Крикнул оттуда:
— Ладно, зачем ты купила зеркало, мне ясно. А чем тебя мыло не устроило?
— Невкусно пахло.
— А полотенца?
— Жесткие.
А когда он вышел, я жалобно поглядела на него и напомнила:
— А ужинать мы куда поедем? Или закажем еду из ресторана?
— Ты голодна?
— Ну да. Женщине неприлично одной заходить в трактир. Я тут пока мало кого знаю, мне не с кем даже прогуляться.
Марк тихонько скрипнул зубами, помолчал и предложил:
— Тут на углу неплохой ресторанчик. Сходим пешком? Лошадь я уже распряг.
— Конечно, сходим, — обрадовалась я. — Переодевайся скорее.
— Что? Зачем?
— Ну, не в рабочем же костюме ты пойдешь?
— Оля, у меня другого нет. Мне не нужно. Есть второй точно такой же пиджак, три белые рубашки, еще одни брюки… И все.
— Ясно, купим завтра.
— Оля…
— Что еще?
— Не в этом месяце, извини. У меня все деньги ушли на покупку этого дома.
— Точно! Кстати, я купила защитный артефакт. Нужно будет настроить.
Я почему-то подумала, что Марк не захочет, чтобы я платила за него в лавке мужской одежды. И в ресторане не стоит совать ему деньги. Но да, он всего лишь лекарь и явно беднее, чем Казимир. Пожалуй, обои переклеивать пока не стоит, он может расстроиться. Пощажу его мужскую гордость. А вот портьеры придется повесить, чтобы всякие проходимцы в окна не заглядывали.
После весьма приятного ужина в миленьком ресторанчике мы вернулись домой в приподнятом настроении. Я окинула небольшую гостиную свежим взглядом и точно поняла: стены нужно перекрасить в изумрудный. И повесить картины. А еще нужен стол, такой… беленький, изящный, с золочеными гнутыми ножками. И хрустальная люстра с золочеными рожками.
У меня масса свободного времени. Я с удовольствием займусь обустройством нового семейного гнездышка.
На миг меня охватили угрызения совести: как там без меня справится Казимир? Все же он вообще не касался домашнего хозяйства. Да он понятия не имеет, где заказывать мясо, как составлять меню и когда мыть окна. Но потом я вспомнила, что он так хотел выдать меня замуж, что теперь, без сомнения, пожинает заслуженные плоды. К тому же в доме остались слуги, и они не дадут брату пропасть.
— Не желаешь ли принять ванну, Ольга? — вывел меня из задумчивости голос мужа. — Мне завтра рано вставать. Если ты готова — я подожду. Если нет…
Я весело покосилась на беднягу, а потом задумчиво пробормотала:
— Желаю. Но дома мне всегда помогала искупаться Прося. Поливала, мылила спину, подавала халат…
Как я и ожидала, Марк тут же подобрался и засверкал глазами.
— У нас нет слуг. Но я ничем не хуже Проси.
— Уверен? — хмыкнула я. — Тогда налей мне ванну. А я пока разденусь.
— О, не стоит так утруждаться! Я сам тебя раздену.
Это мне и было нужно. Я все же девушка воспитанная, хоть и умею прямо говорить о своих желаниях. Но это Марк уже обо мне знает. Нужно хоть немного непредсказуемости, чтобы он не заскучал! И совместное принятие ванны, на мой взгляд — вполне невинное развлечение.
Как же я ошибалась!
Марк снова меня удивил. Я и не думала, что супружеские ласки вполне уместны в мыльной воде… и на новом диване в гостиной тоже. Мне в мужья достался очень темпераментный мужчина, и я была от этого в полном восторге!
А потом снова раздался стук в дверь, но я, утомленная тяжелым днем и сладким началом ночи, даже не подумала пошевелиться, когда Марк, чертыхаясь, сполз с постели, натянул штаны, а потом накинул халат. Когда он вернулся, я уже не видела. А проснулась снова в пустой постели.
Такая семейная жизнь меня вполне устраивала. Утром я завтракала булкой с чаем или яичницей (ничего другого Пиляев готовить не умел), а обед и ужин заказывала в ресторане. Когда же после фееричного свадебного путешествия вернулась моя добрая подруга Альмира, стало еще веселее. То она приходила ко мне в гости, то я к ней. Благо, мы с ней теперь соседки.
В общем-то, в моей жизни практически ничего не поменялось. Служанки не было — так имелся Марк. Он безропотно мыл посуду и полы. Конечно, еще ночью нам с ним было… интересно. А вечером я с удовольствием выслушивала его скучные истории про пациентов и страшные болезни, радуясь тому, что меня-то теперь это не коснется. У меня свой личный доктор под боком.
Я считала, что очень удачно нашла себе мужа, ровно до тех пор, пока я не проснулась от чужого взгляда. Хорошо еще, что я уже успела купить себе ночные сорочки, а не засыпала обнаженной, как в первые дни.
Над постелью стоял мужчина. Юноша — лет двадцати на вид. Красивый, статный, с русыми кудрями. Рассматривал он меня столь внимательно, что я немедленно натянула одеяло и возмутилась:
— Кто вы такой? Что себе позволяете?
— У меня тот же вопрос, — ухмыльнулся молодой человек. — Ты что, черт возьми, совсем совесть потеряла? На дворе почти полдень. Проваливай отсюда!
— Выйдите вон, я оденусь.
— М-м-м… какая похвальная скромность. А ты красивая. Очень красивая. У Марка, наконец, появились деньги на приличных шлюх? Это хорошо.
Я бы дала ему пощечину, если б была одета. Но объясняться в такой ситуации — увольте. Я в заведомо проигрышном положении.
— Выйдите, — с нажимом повторила я.
— Иначе что? — мальчишка откровенно надо мной глумился.
— Иначе Марк будет совсем не рад тому, что я ему расскажу.
Парень с сомнением огляделся, конечно, заметив и новый большой шкаф, и небрежно брошенное на стул платье, и женские туфли на полу, пожал плечами и вышел. Маленькая, но победа.
Я тут же вскочила и лихорадочно принялась одеваться, подумав, что нужно купить еще и ширму. Мужа я нисколько не стеснялась, но вот такие незваные гости могут подглядывать в дверную щель!
Причесаться, конечно, не успела, только волосы завязала лентой, а потом выскочила в гостиную с самым воинственным настроением. Однако гостя в гостиной не было, он нашелся в кухне — бессовестно поедающий мой законный завтрак! Увы, отбирать было уже почти нечего…
— Послушайте, как вас там…
— Олесь.
— Олесь! Времена изменились. Теперь вы не можете вот так запросто приходить в этот дом и хватать тут все, на что глаз упал! — конечно, я уже догадалась, кто был этот нахал. И как только я могла забыть про брата-студента? — В конце концов, это неприлично!
— О, как мы зачирикали, — хмыкнул мальчишка, открывая МОЙ буфет и разглядывая МОИ чашки. — Я так понял, ты тут живешь, да? Марк теперь так хорошо зарабатывает, что может позволить себе содержанку?
— Я его жена, — сухо и с достоинством ответила я. Опускаться до скандала мне не хотелось. Настроение не то. К тому же он, хоть и родич, но не близкий мне человек.
Дзинь! Чашка выпала из рук мальчишки на пол и, конечно, разбилась. Я с сожалением вздохнула. Фабрика Долохова, сервиз «Полевой колокольчик». Очень-очень грустно.
— Марк женился? — ошарашенно выдохнул юноша, широко раскрывая серые глаза, точь-в-точь как у брата. — А почему мне не сообщил? На свадьбу не позвал?
Вид у Олеся сразу стал обиженным.
— Видимо, вы не заслужили его доверия, — злорадно сообщила я, присаживаясь на стул и картинно расправляя юбку. — Метла в шкафу за дверью. Осколки уберите, пока не поранились.
Олесь сердито мотнул кудрявой головой и послушался. Достал метлу, смел останки несчастной чашки и вынес за крыльцо. Я наблюдала за ним, не понимая, как с ним дальше разговаривать. Наглость Олеся мне не нравилась, но Марк говорил, что он — из простой семьи. Какого-то приличного воспитания ждать бессмысленно. К тому же брат есть брат, его не выгнать. Марку это точно не понравится.
— Слушай, докторша, — Олесь вернулся присмиревший и задумчивый. — Начнем с начала? Разрешите представиться, я ваш новый родич, младший брат Марка. Студент инженерного факультета. Учусь тут в университете, живу на квартире с друзьями. Пришел в гости.
— Меня зовут Ольга, — вздохнула я. — И не нужно врать. Марк на работе, и вы точно это знали.
— Так я подожду. Не впервой.
— И что мне прикажете с вами делать?
— Так я же не знал, что братец женился! — пылко воскликнул юноша, театрально прижимая ладони к груди. — Думал, посплю на диване до его прихода… Кстати, Ольга, а еще еда есть? Суп там или мясо?
— Нет, — отрезала я. — Сходите на обед в ресторан.
— Ну ладно, — кивнул он. — Пожалуй, так и сделаю. Кстати, я одолжу у Марка плащ, мой совсем прохудился.
Наверное, стоило предложить ему остаться. В конце концов, будь я в доме Долоховых, я бы так и поступила. Правила приличия требовали отнестись к гостю с уважением. Налить ему чаю, накормить, развлечь беседой. Но я молчала, с бессильем наблюдая за тем, как мальчишка хватает плащ Марка — второй. В первом мой супруг уехал утром на работу.
Плащ был небольшим откупом от этого нахального родственника. Поспать он пришел, вы только подумайте! И поесть. И, вероятно, просить денег. Ой, как мне все это не нравится!
Прежде чем уйти, я все же активировала защитный артефакт. Нужно давно было это сделать, но я, конечно, пренебрегала безопасностью. За что и поплатилась. Теперь же ни Олесь, ни Казимир, ни кто-то еще из наших драгоценных родственников не явится без предупреждения. В своем доме я желаю быть в безопасности и покое! И дело даже не в разбитых чашках, хотя и в них тоже.
Разумеется, я отправилась к Альмире. Мне срочно нужно было сцедить яд, а кому, как не лучшей подруге, я могла пожаловаться на несправедливость этого мира?
— Я развожусь с Анатолем, — встретила меня подруга на пороге. — Он ублюдок.
— Я тебе об этом говорила не один раз, — мгновенно ответила я. — Хитрый и скользкий тип. Но развод… ты уверена?
— Я люблю другого.
Я закатила глаза. Альмира была избалована донельзя. Еще больше, чем я. И очень-очень влюбчива.
— Кто на этот раз?
— Князь Снежин.
— Революционер? — Я была в курсе сердечных приключений подруги и не на шутку встревожилась. — Ты рехнулась? Ты не можешь с ним сбежать. Его ищут по всей стране. Его повесят, как только поймают!
— Я… пока не думала об этом, — стушевалась девушка. — Возможно, ты и права.
— Я всегда права, моя дорогая. Ты уже завтракала? — поглядев на часы, поморщилась и исправилась: — То есть обедала?
— И не завтракала, и не обедала, — вздохнула Альмира. — Прошу в столовую, прикажу накрыть.
Дом у Альмиры был даже больше, чем усадьба Долоховых. И уж конечно, не в пример роскошнее. Здесь все дышало богатством. Штат слуг тоже был немаленьким. И сейчас это меня нисколько не смущало, ведь нам подали роскошный завтрак, по которому я уже успела соскучиться.
— Так что опять натворил Анатоль? — спросила я подругу. — Тискал горничных? Не ночевал дома?
Странные у Альмиры были отношения с супругом. Она им без всякого снисхождения помыкала. Анатоль Скворецкий был молод, чрезвычайно хорош собой, талантлив и учтив, но… нищ как церковная крыса. Деньги в его руках не держались вообще, работать он не умел и не любил, зато ему очень нравилось жить в большом красивом доме и одеваться у лучших портных Большеграда. Какого-то особого ума в сем господине я не замечала, хотя и могла признать: Анатоль мог очаровать любого.
Отец Альмиры, голова Большеграда, был, мягко говоря, не в восторге от выбора дочери, но отказать ей не смог. После нескольких скандалов и клятвенных обещаний, что Альмира сбежит с возлюбленным на край земли, а там ей придется или голодать, или (о ужас!) устроиться на работу, сдался. Организовал свадьбу, пристроил бестолкового зятя на какую-то должность в ратуше и бессильно злился, видя слезы дочери.
Все, что требовалось от прекрасного Анатоля — заботиться о жене и хранить ей верность. Но этот глупец не смог удержать своего дружка в штанах даже неделю после свадьбы…
Альмира застала его в недвусмысленном положении с горничной, побила неверного супруга канделябром (клянусь, я сама видела припудренные синяки на лице Анатоля!) и отправилась в трактир, где познакомилась с беглым революционером Снежиным и немедленно в него влюбилась по уши. Видимо, контраст мужественного и дерзкого князя и дурачка Анатоля был столь разителен, что бедняжка снова потеряла голову.
Анатоль же, не желая терять преференции, на коленях молил супругу о прощении. Дабы не позорить себя разводом, Альмира заключила с ним новое соглашение… В конце концов, князь Снежин жениться на ней не обещал.
И вот теперь моя подруга снова передумала. Я знала, что спорить с ней бессмысленно, но теперь жаждала узнать, с чего вдруг произошли такие перемены.
— Дорогая, что опять натворил Анатоль?
— Пока ничего, — мрачно ответила Альмира, ковыряясь серебряной ложечкой в каше. — Но у него все впереди. Будь уверена, еще натворит.
В глазах ее я увидела беспокойство. И вообще Альмира была бледна и чем-то встревожена. И явно дурно спала.
— Не хочешь мне рассказать?
— Не думаю.
Что ж. Тогда расскажу я.
— Представляешь, какой ужас случился со мной сегодня утром! — начала я…
Следующий час я в красках жаловалась на так некстати объявившегося Олеся. Сетовала на скрытность Марка. Рассказывала о своем беспокойстве за брата.
— И это только один брат! — вздыхала я. — А ведь где-то есть и его родители! Сколько там еще младших… Марк говорил, но я не запомнила. Насколько же удобнее иметь мужа-сироту! Почему я сразу об этом не подумала?
— Потому что он обольстил и похитил тебя, — бледно улыбнулась Альмира. — И ты пала невинной жертвой его обаяния. Настоящий мужчина твой Марк. Таких больше на свете нет.
— Я склонна считать, что это он пал жертвой моего обаяния, — возразила я и ревниво нахмурилась. — И вообще… ты же говорила, что Пиляев тебе не нравится совершенно.
— Внешне он не красавец, уж извини, — пожала круглыми плечами Альмира. — Но ты так сладко о нем рассказываешь… Я тебе завидую даже.
— Не нужно, — торопливо заверила ее я, внутренне холодея. — У Марка полно недостатков. Например, он бедный. И готовить не умеет.
— Зато в постели чертовски хорош, да? — засверкала глазами подруга, придвигаясь ко мне.
— Не думаю, что лучше твоего революционера, — ласково напомнила я. — Помню, ты была от него в восторге.
— Ну… — Альмира очаровательно зарделась. — Что есть, то есть. Но мы не о нем, а о тебе! И о твоих новых родственниках. Так что, ты дашь им денег? У тебя ведь есть и немало?
— Не дам, — отрезала я. — У меня, конечно, много, но они не бесконечные. Казимир мне точно помогать не будет.
Вспомнив о брате, я помрачнела. Я все же скучала. Нужно съездить и поговорить с ним. Он — мой единственный родственник.
— Казимир тебя обязательно простит, — утешила меня Альмира. — Он добрый. И щедрый. И богатый. Вот родишь ему племянника, и он тут же оттает.
Я поморщилась. О детях пока не хотелось думать. Домик маловат. И няньку нанять нужно будет, я сама понятия не имею, что делать с младенцами. Нет уж, подожду, пока Альмира решится, тем более, что она меня чуточку старше. А там уж посмотрю, что это за фрукт такой — ребенок.
Казалось, тема была закрыта. Мы с Альмирой еще немного посплетничали про местных дам, а потом я отправилась домой немного успокоенная. Вероятно, Марк сам разберется со своим братом. Мне не стоит лезть в их отношения. В конце концов, это совершенно мужские дела.
Но увы, в стороне остаться не вышло. К вечеру Олесь явился вновь. Мало того, что пришлось кормить его ужином, так он еще потребовал, чтобы я вышла и дала им с братом поговорить наедине. Увы, разговор ничем хорошим не закончился.
Марк пришел ко мне в спальню хмурый и заявил:
— Олесь пока поживет с нами. Настрой артефакт и на него, пожалуйста. У него проблемы в университете.
— Какие проблемы? — холодно спросила я.
— Ну, он здорово проигрался в карты. Ему нечем платить за квартиру. Не на что жить. Выгнать его вряд ли выгонят, я схожу в ректорат. Остался-то последний курс, к тому же полностью оплаченный. Но не на улице же его бросать?
— Марк, — серьезно сказала я. — Твоему брату… сколько? Двадцать? Он уже не ребенок. Ты не можешь вечно решать его проблемы.
— До конца обучения, Ольга. Получит диплом — и на все четыре стороны. У нас есть еще одна спальня. Он не будет мешать.
— Будет! — прошипела я. — Я заплачу его долги. Пусть живет там, где жил раньше!
— Нет, не заплатишь. Забудь про свои деньги. Я не буду их брать и Олесю не позволю.
— Я думала, что это теперь и мой дом тоже.
— Твой. Но любой член моей семьи может прийти сюда за помощью.
— То есть ты готов тут поселить родителей и всех остальных? — ошарашенно спросила я.
— Если будет в том нужда.
Я замолчала угрюмо, тут же вспомнив Казимира. Тот тоже решал все единолично, обычно мало интересуясь моим мнением. Но справедливости ради, я не была ему женой. И дом у нас был гораздо больше.
Сейчас как никогда мне хотелось закатить истерику, но я сдержалась. Во-первых, рано. Мы три недели как женаты. Во-вторых, я совершенно не представляла, как на это отреагирует Марк. Пока мы еще ни разу не ссорились. В-третьих, заставлять его выбирать между братом, которого он знает всю жизнь, и в общем-то случайной женой, глупо. Выбор может сложиться не в мою пользу.
Марк сел рядом со мной на постель, обнял за плечи, поцеловал в лоб и прошептал:
— Я все понимаю, милая. Постараюсь что-нибудь придумать. Не грусти.
— Я тоже все понимаю, — мстительно прищурилась я. — Только знаешь… не думаю, что смогу заниматься супружескими утехами, когда за стенкой чужой для меня мужчина.
Марк только тяжело вздохнул на этот ультиматум.
Каждый чертов вечер в моем новом доме появлялся чертов Олесь. Вел он себя пока еще вполне прилично. Больше не хамил и не умничал, сидел тихо как мышка, выглядывая только на запахи еды, утром убегал в свой университет. И каждую чертову ночь приходили чертовы больные. Марка я видела все реже.
А желание вернуться к брату возникало все чаще.
Глупо было выходить замуж по любви. Не для этого я математику учила.
От отчаянной тоски спасала меня лишь Альмира. У нее дела шли даже хуже, чем у меня.
— Анатоль сбежал, — мрачно заявила она в один из дождливых серых дней. — Туда ему, конечно, и дорога, но все равно подло. Мог бы подождать, пока я подам на развод.
Я только грустно улыбнулась.
— А что, развод у нас так легко получить?
— Нет, — нахмурилась подруга. — Увы. Мужчине куда проще. Он может полюбить другую, может пожаловаться на бесплодие жены. Я читала свод законов. У жены холодные ноги — вполне весомая причина, представляешь!
Она скривилась с явным отвращением и заглянула в нетронутую чашку с кофе.
— Пахнет отвратительно. Будто носки папенькины.
Я понюхала: кофе как кофе. Очень неплохой. Сама в кондитерской лавке выбирала.
— А жена по какой причине может подать на развод?
— Если муж игрок, пьяница или заразил ее дурной болезнью, — мрачно перечисляла подруга. — Если бьет. Если отказывает в супружеской близости.
Я покачала головой: ни в чем из этого Марка обвинить нельзя. Он не пьет и не буянит. Да и в любовных утехах не отказал бы… если б я позволила.
— А зачем ты спрашиваешь? — с подозрением прищурилась Альмира. — Ты чего удумала, глупая? От Пиляева уйти? Да он самый приличный мужчина в Большеграде! Поссорились, что ли?
— Нет, — помявшись, пояснила я. — Просто я для него как кошка. Ни поговорить, ни посоветоваться. Накормил, за ушком почесал и довольно. Уйди, кошка, не мешай.
— Вот уж не поверю!
— А ты поверь. Он уходит рано, приходит поздно. Я весь день одна. Олесь еще этот…
— Ах, Олесь…
— Мне даже платье новое некому показать, кроме тебя. Хочу домой.
Голос мой звучал так жалобно, что самой стало противно. И ведь понимаю, что ситуация у подруги куда хуже, а все равно ною. Не могу не ныть.
На лице Альмиры мелькнуло странное выражение. Она опустила глаза, но я успела понять: эта ненормальная что-то знает, чего не знаю я.
— Рассказывай.
— О чем? — захлопала она ресницами с самым глупым видом, и я убедилась — врет.
— О Казимире, — выстрелила я наугад. — У него что-то стряслось?
— Да вроде нет.
— А если не вроде?
— Я ничего не знаю!
— Не расскажешь — рассорюсь с тобой навеки. И на следующую твою свадьбу не приду.
— Ну ты и злюка! — надула губы Альмира. — Но я и вправду ничего не знаю! Про то, что Долохов сильно болен, мне отец проболтался.
— Не сказать, что сильно, — пожала я плечами. — Как обычно. С сердцем у него давно был непорядок.
— Говорят, ему осталось не больше полугода. Даже и меньше.
— Кто говорит? Марк?
— Нет, увы. Марк поставил диагноз, еще два лекаря подтвердили, что дело плохо. Ну и Ратмир его видел…
— Кто видел? — вот теперь я испугалась по-настоящему. — Ратмир? Кто такой Ратмир?
— Князь Снежин, — пискнула Альмира, вжимая голову в плечи.
— Какого демона?
— Ратмир ездил к Долохову просить денег на… Ну, Казимир все равно не дал.
Я уставилась на «подругу» с ужасом. Что она наделала? Да, у моего брата слабое сердце, я знала об этом всегда. Именно поэтому Марк частенько приезжал его проведать.
А еще у Казимира есть деньги, и об этом знают все на Юге. Мало кто помнит, что он заработал их сам, тяжелым трудом и острым разумом.
И если какой-то паршивый революционер, будь он хоть сто раз князем, посмел угрожать моему не слишком здоровому брату и требовать у него денег, я этого революционера своими руками придушу. А заодно и ту дуру, что слишком много болтает.
— Честное слово, Ратмир ничего дурного не сделал! И я ему ничего не говорила! Он услышал наш с тобой разговор. Ну, тогда, у меня дома.
— У тебя дома при живом муже и строгом отце был мужчина? — тихо спросила я.
— Ну… он жил у меня в спальне несколько дней. Анатоля я все равно не пускала…
Я прикрыла глаза и подумала, что Альмира совершенно безумна. Как и ее Ратмир. Один бомбами кидается, другая нарушает все правила приличия. Я бы к такому опасному человеку даже подойти опасалась, не то, что в дом его пускать.
— И ты с ним снова спала, конечно?
— Конечно. Тем более, что я замужем… была. Всегда можно сказать, что ребенок от мужа.
Святые небеса, дайте мне сил! Она еще и беременна? То-то так кривилась от запаха кофе!
— Альмира, ты дура. Абсолютная и безнадежная.
— Зато никто не смеет мне указывать, как жить. Потому что, запомни, моя дорогая, я всегда выбираю себя. Свои желания, свое удобство. Мой муж никогда не сделает ничего такого, что меня огорчит. Потому что самая лучшая любовь — та, что по расчету. А самый верный расчет — по любви.
И взглянула на меня с вызовом.
Да. Я балованная, а Альмира — в тысячу раз больше. Тяжело ей в жизни придется. Хотя… возможно, тяжело будет ее мужчинам.
— Послушай, одолжи мне свой ландолет и кучера, — сменила я тему. — Я хочу съездить к брату. К вечеру вернусь.
— Да пожалуйста, — кивнула подруга. — Я сейчас распоряжусь.
Путь до родного дома по раскисшим дорогам занял куда больше времени, чем мне бы хотелось. Хватило и на раздумья, и на сомнения. Несколько раз я порывалась окликнуть кучера и развернуть ландолет обратно. Было страшно. Я снова — нашкодивший ребенок, и брат в полной мере имеет право меня отругать.
Кутаясь в теплый плащ, я кусала губы и растирала озябшие руки.
Как же сложно быть взрослой!
Усадьба ничуть не изменилась за время моего отсутствия. разве что листья окончательно облетели и трава пожухла. Кучер остановил ландолет у самого крыльца, я, прячась от вновь хлынувшего дождя, побежала в дом. Двери были открыты.
— Душенька наша Ольга Федотовна! — всплеснула руками Устина, выглянувшая на шум. — Вернулась! Мокрая вся! Снимайте скорее плащ, не то простынете!
— Там на дворе кучер, надобно его в дом позвать и горячим накормить, — быстро сказала я. — Позови Ермола, пусть займется. И лошадь распрячь. А это еще кто тут?
Я с удивлением воззрилась на рыжего мальчишку, что появился в прихожей.
— Маруш я, — баском напомнил мне старый знакомец. — Помните, вы еще портрет меня просили рисовать?
— Точно. Ты что тут делаешь?
— Ночую нынче. Пока Казимиру Федоровичу нездоровится, я его поручения выполняю.
— Ну ладно. Молодец.
Значит, брату все еще нехорошо. Наверное, из-за меня.
— Душенька, я заварю вам чаю с медом да липовым цветом, и не спорьте даже. На ужин что желаете? Есть гребешки морские в сливочном соусе, лисички жареные, кулебяка еще, творожник…
Устина говорила так вкусно, что я невольно сглотнула. Давненько меня так никто не потчевал. В ресторане я теперь брала то, что дешевле. Кормить-то приходилось троих. И если Марк ел не так, чтобы много, то братец его был вечно голоден.
— Кто же нынче продукты заказывает?
— Так Маруш. Он такой ловкий!
Я взглянула в окно и вздохнула:
— Мне засветло вернуться нужно. Не буду ужинать.
— Да куда ж вы в такой ливень? Не пущу!
— Казимир Федотович вас видеть желает немедленно, — вновь выскочил рыжеволосый паренек. — В спальне он. Вот, возьмите туфли домашние.
И вправду ловкий. Ушлый мальчишка. Успел и брату доложить о моем прибытии, и туфли мои разыскать. Далеко пойдет.
Переобувшись, я медленно поднялась по лестнице. Теперь меня страшил не предстоящий разговор, а болезнь брата. А вдруг он и в самом деле при смерти? Как смотреть ему в глаза?
В комнате брата остро пахло травяными настоями. Я поморщилась невольно: этот запах был мне незнаком и противен. Сам Казимир, никогда раньше не валявшийся в постели среди бела дня, выглядел осунувшимся и бледным, но голос звучал по-прежнему густо и раскатисто:
— Явилась? Что, закончилась твоя шальная любовь?
— Нет, не закончилась, — спокойно ответила я. — Узнала, что тебе хуже и решила…
— Попрощаться?
— С ума сошел? Прощения просить приехала. Но не за то, что замуж вышла, а что тебя обманула.
— Ну так проси, — брат уставился на меня с насмешкой, а я только закатила глаза, понимая с облегчением, что бури не будет.
Села в кресло напротив постели, понюхала зачем-то содержимое стакана и звонко чихнула.
— Ты сам виноват. Я же ясно сказала, что за Гальянова замуж не пойду.
— И чем же он хуже подлеца Пиляева? Беднее или уродливее, а?
— Мой муж не подлец и не урод, — отчеканила я. — Изволь выражаться вежливее, иначе мы снова рассоримся. Я люблю Марка и никому не позволю говорить о нем дурно.
— Да что там любить-то, — начал было Казимир, но, натолкнувшись на мой сердитый взгляд, осекся. — Ну ладно. Опустим его внешность и характер. Он же бедный, Оля. На что вы вообще живете? На твое приданое? Не отвечай, я и сам знаю. Уже запросил выписку в банке.
— Это не то, что ты подумал. Я купила немного мебели в новый дом.
— О-ля! Марк тебе не ровня. Он никогда не будет богат. У него куча братьев и сестер, которых нужно поднимать на ноги. А потом появятся племянники… и внуки. И все они будут сидеть на шее у Марка, а значит — у тебя. Твой супруг слишком ответственный, чтобы оставить их без помощи.
— Как будто ты вел бы себя по-другому.
— Я… — Казимир сумрачно вздохнул. — Вся правда. Я бы своих не бросил. Но у меня есть только ты. Вот я умру, и заводы твоими станут.
— Зачем мне твои заводы? Не нужно умирать. Не вздумай! Я… у тебя, может, скоро собственные племянники появятся. Разве ты не хочешь их увидеть?
— Очень хочу, но…
— Вот и славно. Кто сейчас тебя лечит?
— Двое сразу, Озеров и Синегорский. Приезжают по очереди каждый день.
— Отчего ж ты такой унылый? Или Марк все же лучше?
— Пожалуй, что лучше, — сдаваясь, проворчал Казимир.
— Сказать ему, чтобы приехал?
— Скажи. Ольга…
— Ну что еще?
— Обещай мне, что если что-то сложится нехорошо, ты не будешь плакать в одиночестве, а вернешься домой.
— Обещаю, — легко согласилась я, а потом вспомнила: — К тебе революционер приезжал, да?
— Откуда знаешь?
— Угрожал, наверное?
— Да нет, не посмел. Мы с ним вполне мирно поговорили.
— Ты что, дал ему денег? — догадалась я.
— Немного дал.
— Зачем?
— Не твое дело. Иди уже, я устал. И Маруша позови.
Я вышла, едва не зашибив вездесущего мальчишку дверью. Подслушивал, как пить дать. Вот же гаденыш.
Когда закрылась дверь, я и сама наклонилась и приложила ухо к замочной скважине.
— Вы ей сказали?
— Не смог.
— Да почему же?
— Просто… жалко ее. Видишь, любовь у Ольги. Пусть не волнуется.
С задумчивым видом я спустилась в столовую, где Устина с Просей накрывали ужин, да с таким размахом, словно ждали гостей. А может, я и была теперь самой долгожданной гостьей. Ну как тут откажешься?
За окном бушевала настоящая гроза, ехать куда-то в такую погоду — настоящее безумие. Придется остаться на ночь.
Марк, наверное, будет волноваться. Надеюсь, Альмира догадается его предупредить. Не хотелось бы, чтобы он себе напридумывал всякого.
Нет, я от него не уйду. Не дождется. Я знала, за кого выходила замуж. И каждую ночь об этом, кстати, вспоминала, прислушиваясь к голосам из гостиной, где мой супруг принимал больных.
Казимир не прав. Ни разу я не платила в ресторане, и вообще Марк яростно отказывался брать мои деньги. Зато он не забывал оставить мне на столе завтрак. Пусть — лишь яичницу, но он же готовил для меня! И даже выговорил своему братцу, осмелившемуся покуситься на святое, оставив меня голодной. Олесь больше не повторял своих ошибок.
Все наладится. Да, я вышла замуж за лекаря, а не за помещика. Зато муж у меня добр и талантлив, это не посмеет отрицать никто. А что не очень пока у нас получается жить в ладу, так это и понятно. Казимир тоже не сразу стал хозяином завода. Начинал он в небольшой гончарной мастерской, сам когда-то лепил горшки и обжигал кувшины. Работал много и без устали. Уже потом смог выкупить мастерскую, расширить ее, нанять людей. Он шел к цели маленькими, но уверенными шагами. И вот теперь — один из богатейших людей Юга.
Я тоже так могу, я ведь его сестра. Закончится обучение Олеся, он уедет куда-нибудь… неважно, куда. А мы пристроим к дому флигель для больных, я слышала, как Марк обсуждал это с братом. И больше по ночам в моей гостиной никого не стошнит. И ковер чистить от крови не придется.
А все же — как славно дома! Я проверила, как разместили кучера, пожелала доброй ночи брату, посидела немного в кресле с книжкой, весело посмеиваясь над наивной героиней. Приняла ванну с пеной, Прося вымыла мне волосы. В своей спальне раскинулась на кровати…
— Ольга Федотовна, там… — в голосе Устины звучали виноватые нотки. — Супруг ваш явился. Мокрый насквозь и, кажется, злющий как черт. Пускать его, или пусть убирается подобру-поздорову?
Мокрый насквозь! Я тут же подскочила.
— Устя, горячую ванну! И вина с пряностями! Он же простынет, а ему нельзя, он целитель. Ему некогда болеть, людей лечить нужно!
Подхватила халат и босиком побежала вниз, не обращая внимания на тихое «Вот, значит, как».
А вот так.
Пол в холле был холодный, каменный, ковры лежали далеко не везде. Ноги у меня мгновенно озябли, но я все равно распахнула дверь, затаскивая в дом сутулого и мрачного Марка.
— Раздевайся! — рявкнула я.
— Вот так сразу? — уныло пробормотал он. — Может, хоть до спальни дойдем?
— Дурак! — закричала я, глотая слезы. — Ты зачем приехал?
— Так за тобой.
— Гроза ужасная, дороги размыло! Ты мог перевернуться или где-то застрять!
— И что?
— Подхватить воспаление легких!
— Да полно тебе, я не настолько хилый.
Мне захотелось его встряхнуть как следует, чтобы он понял, как я разволновалась. Хорошо, что я не знала, что он поедет за мной. Я бы вообще с ума сошла от беспокойства.
— Ольга, отойди, с меня течет.
— А то я не вижу! — поджимая пальцы на ногах и морщась, я стащила с него плащ, с удивлением убеждаясь: под широким плащом с капюшоном Марк был абсолютно сухим. — Зачарованный?
— Да.
Я выдохнула и, шагнув к этому несносному мужчине, обняла его крепко-крепко.
— Так ты меня не бросила? — тихо спросил он. — Альмира сказала…
— Что она сказала?
— Что ты ужасно устала от семейной жизни и уехала домой к брату. Ольга, я понимаю, что все не так, как ты мечтала, но…
— Слушай! — я отстранилась и тыкнула ему пальцем в грудь. — Ты зачем меня постоянно по имени зовешь?
— Так красиво же, — моргнул он. — Оллль-га. Как колокольчик.
— Оля. Оленька. Олюша. Я ласки хочу!
Марк вдруг весело фыркнул и подхватил меня на руки.
— Я буду звать тебя Лала. И я тоже хочу ласки. Не стой босиком на холодном полу, простынешь.
— Так ванну-то готовить, душенька Ольга Федотовна? — спросила где-то там Устина.
— Нет, — ответил за меня Марк. — Пусть Ермол лошадь распряжет. А с остальным я сам справлюсь.
— Или ты меня отпускаешь, или несешь наверх, — требовательно дернула я ножкой.
— Несу, госпожа моя Лала. Надеюсь, присутствие ТВОЕГО брата тебя не смущает?
— Дом большой, — пробормотала я, пряча вспыхнувшее лицо у него на груди. — И спит Казимир крепко.
— Спасибо небесам за это!
Я никогда не думала, что в тонком жилистом Марке есть столько сил. Он без труда донес меня до моей спальни, хотя я — девушка высокая и не сказать, что тростиночка. И потом еще полночи убеждал меня, как я была не права, отказываясь от любовных игр с ним. Я бы сказала, что аргументы были очень весомыми. Мне понравилось.
И все же…
Он что, думал, что я уйду от него из-за такой ерунды? Вот уж нет. Я быстрее дам Олесю денег и выставлю за порог, чем рассорюсь с любимым мужем. Да, я и вправду жаловалась Альмире, но ведь одно дело — выговориться и немножко поплакать, и совсем другое — переходить к решительным действиям. Я вообще очень отходчива. Могу скандалить, бить посуду и говорить гадости, а потом ласкаться, как ни в чем не бывало. Казимир вон знает…
А Марка еще ждет много сюрпризов. Вот проснется он и получит в глаз за то, что усомнился во мне!
Ух, какой он теплый! И сердце под моим ухом стучит так успокаивающе…
Я обвила руками торс мужа и прикрыла глаза. Как мне нравится с ним спать! Обнимать его, нюхать, гладить… Хорошо, наверное, что у нас с ним маленький дом. Обычно супруги спят в разных спальнях, а я так не хочу.
Проснулись мы поздно. За окном — гадость. Льет и льет. Осень иногда бывает крайне неприятной. Но сейчас я была рада. Если дождь, значит, задержимся здесь. Никаких Олесей, ночных пациентов и из работы — только Казимир. Мой муж хотя бы сегодня будет принадлежать только мне.
— Я выспался, — с некоторым удивлением заметил Марк, потягиваясь. — Какое непривычное ощущение! Давно я так славно не спал.
Он тоже взглянул в окно и усмехнулся.
— Пожалуй, небольшой отпуск нам не помешает, да, Лала?
— Да, — улыбнулась я. — Пойдем завтракать?
— Скорее уж, обедать.
В столовой нас встретили Казимир и его рыжий помощник. Марк поглядел на Маруша как-то странно, но поздоровался совершенно ровно. Словно это в порядке вещей — чужие люди за семейным столом.
— Ты чего приехал в такую непогоду? — с любопытством спросил Казимир. — Испугался, что жена сбежала?
Марк промолчал, что само по себе было красноречивым ответом.
— Как вы себя чувствуете? В груди не тесно? Дыхания хватает?
— Можешь теперь говорить мне «ты», — фыркнул брат. — Родня ведь. Никогда бы не подумал, что у Ольги такой дурной вкус, но что сделано, то сделано. Выражение «семейный доктор» заиграло теперь новыми красками.
— Мир, — строго я взглянула на брата. — Если ты будешь в таком тоне разговаривать с моим мужем, мы снова рассоримся.
— Видел? Защищает тебя. Вчера уверяла, что любит. Раз уж с утра решения не поменяла, видно, правду говорила.
Марк бросил на меня острый взгляд, а я насупилась. Ну вот, теперь Мир за меня взялся. Гадкий какой! Видимо, с утра не в настроении.
— Казимир Федо… Казимир, ты что, пил кофе? — вдруг рыкнул Марк, дернув ноздрями. — Да еще черный, да еще без сахара? Я ведь запретил!
— Единственное удовольствие, что мне осталось, — тут же нахмурился брат. — Острое нельзя, мясо жареное нельзя, курить нельзя! Шоколад и тот запретили. Дайте мне уже помереть спокойно!
— Только попробуйте, — пискнул вдруг Маруш, доселе молча слушавший наши препирательства. — А новая глазурь? А цветное стекло? Кто всем этим займется?
— Ольга, — тут же кивнул на меня брат.
— Больно надо! — мотнула я головой. — Не разбираюсь я в твоей керамике. Если умрешь — заводы продам… да хоть Гальянову. А что, он твой друг. Думаю, справится.
Мир гневно сверкнул глазами и прикусил губу, а я подмигнула Марушу.
— Ладно, я понял. Марк, ты мне в прошлый раз травы привозил. От них легче было. Есть еще?
— Да, я привез. Не желаешь ли прогуляться? Поговорить нужно.
— В такую погоду? — вскинул брови Казимир.
— Тебе полезно. У меня плащ, от дождя зачарованный. У тебя что, нет такого?
— Есть, но…
— Вот и чудно. Пошли. Ты, поди, целыми днями на диване валяешься. Я как твой семейный доктор настаиваю на короткой прогулке.
— Черт с тобой, пошли. Маруш!
— Нет, мальчику с нами не нужно.
— Да я хотел…
— Успеется. Пожалей его, не нужно никуда посылать.
Я кивнула, прекрасно Марка понимая. Интересно, он так же слеп, как и Мир? Не думаю. Лекарь же. Должен догадаться.
Едва дождавшись, когда за мужчинами закроется дверь, я прямо спросила помощника брата:
— А что, Казимир к старости слаб глазами стал, да? Может, попросить ему очки выписать?
— К чему это вы, госпожа? — вдруг разом покраснел мальчишка.
— Волосы у тебя красивые. Не жалко резать было? И лицо тонкое, и руки совершенно не мужские. Откуда ты взялась такая странная, девочка?
Какое-то время «помощник» брата молча смотрел на меня красивыми серыми глазами, потом моргнул, кашлянул и низким голосом хихикнул:
— Да вы что, Ольга Федотовна, ополоумели? Какая я вам девочка?
— Миленькая, — усмехнулась я.
— Оскорбительно звучит.
— Слушай, Маруш…
— Такого я от вас не ожидал, сударыня! — голос девчонки вдруг прозвучал возмущенно.
— Какого? — растерялась я.
— Домогаетесь до меня?
— Ч-что?
— А вот я ужо вашему супругу доложу, что вы меня раздеть пытались! Обзывали девкой, намеревались стянуть с меня портки, да? А я не такой, мне всего пятнадцать! Как вам не стыдно!
Я поглядела на эту хитрюгу и расхохоталась. И верно, чего это я? Мне какое дело, что у братца в помощницах — девица, переодетая мальчиком? Казимир не раз давал мне понять, что он самый умный и в дела его лучше нос не совать. А я и не совала. У меня теперь своих проблем хватало.
К тому же, признаться честно, я не до конца была уверена в своей догадке. А ну как и в самом деле я ошиблась? Начну Маруша дергать, а он вдруг окажется миловидным мальчиком? Что тогда обо мне все тут подумают?
Зато если окажется девочкой, я всю жизнь буду брату припоминать о его «проницательности».
— Так портки не снимешь, да? — вздохнула я, пряча улыбку.
— Ни за что! — пылко воскликнул Маруш. — Будь вы хотя бы незамужней… А так — грех на душу не возьму.
Я почесала нос и кивнула.
— Ладно… насильно раздевать не буду. Надеюсь, ты готова к последствиям, — и поскольку «помощник» выразительно молчал, добавила злорадно: — Девицу, что проживает под одной крышей с одиноким холостяком, сама знаешь как называют. Что на Юге, что на Севере.
И поднялась, давая понять, что увлекательный наш разговор закончен. Мальчик, девочка… Какая разница? Лишь бы Казимира его помощник устраивал.
Хотя если брату свои догадки поведать, он что-нибудь предпримет. Мир всегда был добрым и справедливым.
Тем временем вернулись мужчины, и, судя по хмурым лицам и сурово сдвинутым бровям, им было вовсе не до открытий. Брат, сославшись на усталость, отправился в спальню, бросив мне, что ужин на него накрывать не нужно, а Марк опустился на диван и нервно потер лицо руками. Я села рядом с ним.
— Поговорили?
— Да.
— О чем?
— Не забивай свою хорошенькую головку. Скажи лучше, зачем из дома сорвалась, не оставив даже записки? Что я должен был подумать?
— Я попросила Альмиру тебя предупредить! — тут же принялась защищаться я.
— О да, она предупредила!
Я фыркнула с недовольным видом и пробормотала:
— Ты не волнуйся больше. Если я соберусь от тебя уйти, то непременно сообщу это в лицо. Что может быть лучше хорошего скандала?
Марк выразительно закатил глаза и притянул меня к себе на колени. Его ладонь многозначительно поглаживала мое бедро, а нос уткнулся в макушку.
— Лала, ты не жалеешь? Казимир считает, что ты это назло сделала. Чтобы не выходить замуж за этого… друга его. Это правда?
Я застыла. Что сказать? Какой мужчина будет в восторге, услышав от жены что-то подобное? Марк — гордый. Не хочу его расстраивать.
— Ты мне давно нравился, — пробормотала смущенно. — Ты очень… интересный мужчина.
Браво, Ольга! Умеешь же делать комплименты! Ничего более умного придумать не могла. Когда в тишине спальни представляла его губы на своих губах, то называла его и загадочным, и демонически привлекательным, и умным, и вообще самым лучшим на свете. А теперь растеряла все слова.
Впрочем, Марку понравилось. Он поцеловал меня в висок и тихо шепнул:
— Благодарю.
— За что?
— За храбрость. Я никогда не осмелился бы даже мечтать о такой супруге, как ты. Тяжело тебе со мной?
— А тебе?
— Нет. Ты настоящее чудо. Мне безумно нравится возвращаться домой и знать, что тебя кто-то ждет.
— Ага, Олесь, — не удержалась я. — Голодный и наглый.
— Умеешь спустить с небес на землю. А знаешь что? Там дождь зарядил, дороги размыло. В Большеграде довольно лекарей. Погостим еще немного тут, как считаешь?
Я была только за. В конце концов, никакого свадебного путешествия не предполагалось, даже свадебного обеда у меня не было. Про платье и гостей промолчу. Ну хоть медовый месяц я с него стребую!
Впрочем, уже спустя три дня небо прояснилось, подул холодный колючий ветер, мигом высушивший лужи. А потом и морозец прихватил оставшуюся грязь. Я же первая заговорила о возвращении. Во-первых, видела, что Марк заскучал. А во-вторых, мне там должны были люстру из Устинска новую привезти, а ну как ее кто-то перехватит? Знаю я этих большеградских дам, они очень любопытны и завистливы. Нет уж, погостили и будет, пора домой ехать.
И как только к Казимиру заявились сразу два лекаря с самым виноватым видом, я велела запрягать ландолет. Альмирин, разумеется, он куда удобнее легкой и открытой «эгоистки» Марка.
Кстати, не забыть бы! Казимир мне свадебного подарка не сделал, я чуть позже отпишу ему и попрошу новый экипаж. Большой, с крышей и чтобы можно было на полозья при необходимости переставить.
Кучер Альмиры, ничуть не расстроенный внеплановыми выходными, что-то насвистывал, а мы с Марком сидели близко-близко. Я, опустив голову ему на плечо, развлекала супруга светской беседой:
— А стены в гостиной я покрашу в изумрудный цвет. А потом и кровать сменим, а старую поставим в гостевую спальню.
Под сиденьем у нас лежал ящик с долоховским сервизом на 12 персон, и я была совершенно счастлива и спокойна. Марк, разумеется, хмурился. Ему мои планы не нравились, но я думаю, что рано или поздно он смирится. Во всяком случае я уже нашла к нему подход. Сняла перчатку, сжала его теплую ладонь, погладила пальцем запястье. Глубоко вздохнула, облизав губы — и вот он уже не слушает меня совершенно, только разглядывает потемневшими глазами и думает о чем-то своем. Словно случайно я опускаю руку ему на бедро, провожу чуть выше… И он не выдерживает. Целоваться в ландолете совершенно неприлично, но кто нас видит? Кучер все равно никому не расскажет, а если и проболтается — плевать. Уверена, он видел и куда более странные вещи.
Теперь я мечтала как можно быстрее добраться до своего дома. В конце концов, сейчас белый день, наш незваный родственник должен быть на учебе… И почему я раньше не подумала о таком раскладе? Вероятно, была слишком обижена. Но теперь вдруг заметила, что Марк гораздо мягче и покладистее по утрам, после сладкой ночи. Он не ворчит, не хмурится, смотрит на меня с нежностью. Я буду круглой дурой, не воспользовавшись столь действенным оружием!
Олесь, ты очень скоро уберешься из моего дома! Я все для этого сделаю.
Но к боевым действиям я даже приступить не успела, этот дурачок сделал все сам. Когда мы вышли из экипажа, я с удивлением увидела на куцей лужайке возле дома, по недоразумению называемой в городе садом, несколько разбитых бутылок. А из окон раздавались вопли, звуки музыки и громкий смех.
Хвала небесам, я не оставляла денег и чековую книжку, везде таская их с собой в ридикюле!
Мне впервые довелось видеть Марка в ярости. Он весь побелел, сдвинул брови, наклонил голову и как бык ринулся к дверям.
— Олесь! — рявкнул он, врываясь в дом. — Негодный мальчишка! Что ты себе позволяешь?
Я тихонько прокралась следом, попросив кучера задержаться. Зрелище было пренеприятнейшее. Везде стояли бутылки. На моем новом диване, задрав ноги, валялось незнакомое полураздетое тело без обуви. Еще одно тело сопело на стуле возле окна. Из нашей с Марком спальни доносились женские визги и стоны. Что ж, думаю, теперь супруг позволит мне поменять кровать.
Олесь нашелся на кухне. Он сидел за столом и жадно пожирал какое-то варево из горшочка. На полу стояло две большие корзины с салфетками тускло-оливкового цвета. Из «Хромого петуха», не иначе. Не ресторан, но и не самый дешевый трактир. Кормят там вкусно. Одна корзина была совершенно пуста, а другая даже не тронута.
— Олесь!
— М-марк! — братец расплылся в пьяной улыбке. — А ты уже вернулся, да? Я тут твой… ик… развод отмечаю. Приданое ведь при разводе тебе останется? Это ты ловко придумал жениться на богатой наследнице! И покувыркался с ней, и денежки заполучил.
Хрясь — и от увесистой оплеухи Олесь грохнулся со стула.
— Вон из моего дома, — очень тихо приказал Марк.
— Ну нет! — вмешалась я. — Как это «вон»? Пусть сначала бутылки уберет и полы помоет. И баб из спальни выпроводит. Я за этими свиньями убирать ничего не буду!
Марк удивленно на меня поглядел, а я пожала плечами и заглянула в корзину, с радостью обнаружив там целую жареную курицу и завернутый в салфетку пирог.
— Ты мне жуб выбил, — прошипел с пола Олесь.
— Не ври, я знаю, куда бить. Если хочешь, могу еще руку сломать. Потом починю. Может быть, — устало ответил Марк. — Ольга права. Или ты выкинешь своих дружков сам, или это сделаю я.
И снова пришлось вмешаться.
— Лучше «шальварщиков» позвать. Скажем, что в нашем доме разбойничали незнакомцы.
— Это мои друзья-студенты! — возмутился Олесь.
— Были студенты, — отрезала я. — За поломанную мебель и устроенную тут оргию вас всех выкинут из университета. Уж поверь, голова с такими бесполезными мальчишками церемониться не будет. Тем более, что его дочь — моя лучшая подруга. Пойдете улицы подметать или в армию служить. Когда вас из участка выпустят.
— Не надо шальварщиков, — мигом протрезвел Олесь. — Я сейчас все сделаю.
— Мы вернемся через час, — строго сказала я, подхватывая корзину. — Любимый мой супруг, не желаете ли заглянуть в гости к Альмире? Мне кажется, у вас к ней были вопросы.
— Разве что ненадолго, — качнул головой Марк. Он был еще бледен, но во взгляде я увидела восхищение. — Вы правы, Лала. Альмира мне… кое-что задолжала.
И мы ушли, благо кучер терпеливо ждал возле крыльца.
Альмиры дома не оказалось. У нее отменная интуиция: видимо, почувствовала, что дело пахнет жареным, и умчалась к кому-то в гости. А может, просто соскучилась по хорошей погоде. После двух недель дождей наконец-то с ясных небес сияло солнце, под ногами похрустывал тонкий, как яичная скорлупа, ледок. Брусчатка широких главных улиц покрылась совсем незаметным на глаз, но весьма ощутимым для ног серебром. Я крепко держалась за локоть Марка и совсем не боялась упасть, а муж бурчал под нос, что ночью к нему поползут «переломанные». Пусть ползут. Я уже привыкла, да и он ворчал без злости, даже с предвкушением.
В конце концов, Марк — один из лучших целителей. К кому они еще должны ползти?
Когда мы, совершив круг почета по улицам Большеграда и показавшись на глаза потенциальным пациентам, вернулись в наш скромный дом, там было уже тихо. А на крыльце торчал взмыленный Симеон Озеров, новый сосед, недавно купивший дом прямо напротив нас. Судя по безумному взгляду и тяжелому дыханию, соседу нужен был лекарь прямо сейчас.
Я, поздоровавшись, прошла в дом. Ну, не сказать, что Олесь старался. На полу — липкие пятна. Диван тоже грязный. Но бутылки убраны, да и сам Олесь предусмотрительно убрался прочь со всеми своими вещами. Гостевая спальня была девственно пуста.
— Лала, мне нужно уехать, — крикнул Марк. — Буду, видимо, к ночи. Или к утру. Прости.
— Возьми с собой корзину, — ничуть не удивилась я. — Поешь в дороге.
Дверь захлопнулась, а я огляделась с тяжким вздохом. Грязно. И скучно. И посуду придется перемывать. Ох, не доверяю я Олесю!
Переодевшись в старое домашнее платье, я впервые в жизни взяла в руки тряпку. То есть не впервые, конечно, не такая уж я и белоручка. Казимир частенько заставлял меня убирать за собой краски с пола или следы грязи. «Сама напачкала, сама и мой», — приговаривал он. Спорить с ним было сложно, к тому же Просю с Устей я жалела, прекрасно понимая, что у них всегда работы много. Поэтому и знала, как выглядит ведро и тряпка. Вот только вымыть весь дом, хоть и маленький, оказалось куда сложнее, чем я ожидала. К вечеру у меня ломило спину и кружилась голова. Зато все вокруг сверкало! Я даже белье перестелила. А ночевать собиралась у Альмиры, потому что ложиться в оскверненную постель не было никакого желания, да и диван не мешало хорошенько почистить. Тут я, конечно, вспомнила о местной прачке, обладавшей вполне неплохой бытовой магией. Вот кого нужно нанять! Марк о ней хорошо отзывается, да и сама я была с ней немного знакома, мне эта дама показалась воспитанной и не по годам разумной. Чуть старше меня, а уже вдова с двумя ребятишками. Ей подработка не лишней будет.
А кровать новую закажу. Завтра.
Потом я лежала на диване, пила шампанское, бутылку которого обнаружила во время уборки под столом, и жалела себя. Нет, я совершенно точно не создана для такой жизни! Сегодня я потратила на столь бестолковое занятие, как уборка, целый день. А завтра пыль ляжет снова, и посуда будет грязной, и окна… окна тоже нужно мыть. В доме брата мы мыли (ну как мы — я распоряжалась, Прося и деревенские работали) раз восемь в году. Но Казимир платил за этот нелегкий труд, а мне платить не собирается никто. Сомневаюсь, что брать деньги с Марка — это хорошая мысль. Во-первых, с такой родней не слишком-то много у него денег остается, а во-вторых, он мне и так даст. Без всяких там тряпок.
Провести свою молодость в неблагодарных трудах я не желала ни при каком раскладе. Это ладно сейчас — жизнь вынудила. Я попробовала, и мне не понравилось. Если я буду этак ползать каждую неделю, то быстро состарюсь. И руки огрубеют, и кожа потрескается, и спина согнется. Нет уж, я не согласна.
Надобно нанимать служанку. Устю, что ли, у брата забрать? Но чем ей платить? На сколько лет мне хватит денег?
Ох, тяжко мне! Хорошо, что Марк уехал! Чувствую, что нужно устроить скандал, но держусь потому, что скандал без зрителей — это неблагодарное дело.
В общем, я так и заснула на диване одетая — и проснулась к ночи от шума в прихожей.
— Лала, спишь?
— Уже нет.
— У меня пациентка. Тяжелая. Нужно уложить в гостевой.
Я подскочила, путаясь в юбке, зажгла свет. Выбежала, ахнула: на руках у Марка было хрупкое женское тело. Первое, что бросилось в глаза — безжизненная рука с тонкими пальцами, покрытыми пятнами бурой крови, и запрокинутое бескровное лицо. Одежда на женщине была порвана.
Я ее не сразу, но узнала: наша прачка, о которой я сегодня вспоминала. Вдова с двумя детками. Это кто же ее так?
Хмурый сосед из дома напротив решительно оттеснил меня в сторону и двинулся в гостевую спальню. Очевидно, удовлетворенный условиями, он сдернул с узкой кровати покрывало и кивнул Марку:
— Сюда?
Мой супруг опустил ношу на чистые простыни. Ну уж нет! Я тут весь день чистоту наводила, а они…
— Ее нужно переодеть!
— Верно, — согласился Марк.
— И обтереть! Я сейчас принесу чистое исподнее. Да оставь ты уже несчастную! — мысль о том, что Марк будет раздевать другую, хоть и раненую, женщину, меня встревожила. — Спит?
— Да.
— Выйди вон, я сама все сделаю.
К моему удивлению, Марк послушался. Он выглядел ужасно усталым.
— Симеон? Вы не могли бы принести еды? Любой горячей еды. Я, знаете ли, весь день занималась уборкой… А Марка нужно непременно накормить.
Почему-то признаться в том, что я не умею готовить, было стыдно.
— Да, я… конечно, сейчас.
Сосед исчез, а я налила в тазик теплой воды и занялась гостьей. Смотреть на нее было страшно, я заплакала от жалости, увидев кровоподтеки на ребрах и ссадины на лице. На шее — багровые следы пальцев. В волосах — запекшаяся кровь. Какой изверг сотворил такое с несчастной? Чтоб у него руки отсохли и глаза полопались!
Я не люблю больных. Сопли, кашель, сыпь на коже вызывают у меня натуральной омерзение. Но тут было совсем другое, и никакой брезгливости я не испытывала. Переодев гостью в чистую ночную сорочку, я постаралась устроить ее поудобнее на подушках. Оставив небольшой светильник на тумбочке возле постели, вышла в гостиную.
Марк спал, скрючившись на диване. Не раздевшись, не умывшись. Конечно же, голодный. Я опустилась на колени и разула его. Отнесла заляпанные грязью ботинки в прихожую. Натоптали… А ведь я только днем вымыла полы! Но злости не было, только усталое смирение.
— Лала, я… — муж попытался встать, но я не пустила.
— Ты поспи. Выглядишь ужасно.
— Ну спасибо.
— Ш-ш-ш, я принесу подушку и одеяло. Спи.
— У меня там Марта.
— Я присмотрю.
Видимо, Марк был настолько вымотанный, что не нашел в себе сил со мной спорить. Я прекрасно знала, что чем тяжелее пациент, тем больше сил отдает целитель. Тут и без слов было ясно, что женщина была сильно избита. Возможно, изнасилована. И Марк выложился без остатка, спасая ее. А еще долгая дорога…
Пусть спит.
Симеон Озеров вернулся с едой. Снова — из «Хромого петуха». Не поскупился, принес много и горячего.
— Сколько я вам должна?
— Мы с вами вроде бы добрые соседи? — несмотря на то, что он тоже выглядел усталым, у него еще нашлись силы шутить. — Желаете сразу поссориться?
— Нет, что вы, — смутилась я.
— Вот и славно. Помощь какая нужна?
— Нет, я справлюсь.
— Тогда я домой. Если что-то понадобится… — он замялся, переступил с ноги на ногу и обаятельно улыбнулся, — то смело посылайте за мной.
— Хорошо, спасибо.
Я отнесла еду на кухню, поправила съехавшее одеяло на плечах Марка и села в кресло в гостевой спальне. Спать уже не хотелось.
Наверное, только теперь до моего разума дошло, что Марк — не простой человек. Он спасает жизни. Детские, взрослые… Могла ли умереть женщина, что тихо и неподвижно лежала в постели? Я представила, какую боль она чувствовала, и содрогнулась. Марк исцелил ее раны, расплатившись собственными силами. Все маги так, конечно. Мне легче, во мне ни капли дара. Я никогда не узнаю, каково это — отдать часть себя, создавая что-то новое. Хотя нет, узнаю — когда подарю мужу ребенка.
Наверное, каждая мать — волшебница.
Мои родители давно умерли, я почти их не помнила. Смогу ли я стать хорошей мамой?
Я только теперь осознала, что это не шутка. Я и в самом деле вышла замуж. Я — жена. У меня все еще есть выбор: или вернуться к брату и вспоминать это странное время как приятное приключение, или полностью изменить свою жизнь. Быть женой мага-целителя — это непросто. Он будет уставать. Пациенты станут частыми гостями в нашем доме. Грязные полы, кровь, рвота, дурные запахи — всего этого не избежать. Семья Марка — теперь моя семья. И его безалаберный братец, и те, с кем я еще не знакома.
Просто не будет. Но Марк того стоит. Я еще не слишком хорошо его знаю. Он умный, добрый, нежный, хоть и скрывает свою чувствительную натуру под маской самоиронии и холодной вежливости. У меня все еще есть выбор: или стать той, рядом с которой он может отдохнуть и исцелиться сам, или быть очередной его пациенткой, капризной и вздорной. Уверена, он и на вторую мою роль согласится. Против слова не скажет. Валясь с ног от усталости, помоет пол. Вскочив на рассвете, приготовит мне завтрак. Безропотно отдаст заработанные деньги на новую шубку.
Но он достоин лучшего! Ему самому порой нужна нянька.
Бедный, бедный! Я сейчас изнемогала от жалости, нежности и… любви? Я хочу сделать его счастливым. Я смогу. Я буду заботиться о нем. Да, хорошей женой мне не стать. Как говорит наша драгоценная Альмира — «Нужно выбирать себя». Я не хочу быть лишь женой Марка. Я хочу быть Ольгой Пиляевой. Хочу красиво одеваться, гулять с мужем в парке, принимать гостей, ужинать в ресторанах. Выехать на воды, в конце концов!
А это значит, что меняться придется не только мне, но и моему упертому супругу. И для начала — к черту пациентов в доме. Марку нужен отдельный кабинет, и он у него будет. Я придумаю, как сделать это как можно быстрее.
— Лала, ты почему не спишь? — дверь тихо отворилась, впуская моего ненаглядного.
Он был гол до пояса, бос, умыт и похож на живого человека. Проснулся, а я и не слышала!
— Ты просил присмотреть за Мартой, — шепнула я, откровенно любуясь мужчиной. В голову лезли самые непристойные мысли. Ну, он же целитель! Ему нужно восстановление. А мне нужна его любовь.
Марк, перехватив мой взгляд, словно бы прочитал мысли. Усмехнулся, чуть покраснев, подошел к постели пациентки, прикоснулся к ее лбу, стоя так близко, что я чувствовала тепло его кожи.
— Спит. Все неплохо. Не думаю, что Марте нужна сиделка. Хотя знаешь, она вовсе не Марта, а Матильда, княжна Снежина.
— Как это так? — поразилась я. — Настоящая княжна? Но почему она — прачка?
— Хороший вопрос. Задай его завтра.
— В кухне есть еда, — вспомнила я. — Пойдем, я тебя накормлю.
Он вздернул брови, но ничего не ответил, только молча кивнул. Мы даже не зажигали свет, поужинали в темноте. Наверное, нам обоим хотелось спрятаться друг в друге от сложного и часто враждебного мира. А потом отправились в спальню и наслаждались своим нечаянным супружеством.
— Я все же взгляну на Марту еще раз, — поднялся Марк. — Лишним не будет.
— И убери ссадины с лица и шеи, — лениво напомнила я, зарываясь в подушку. — Она женщина, красивая, молодая. Ей очень не понравится отражение в зеркале, когда очнется.
— Глупости. После всего, что Марта пережила…
— Убери. Прошу тебя.
— Хорошо, как скажешь.
— И я хочу познакомиться с твоими родителями в самое ближайшее время.
Марк вздрогнул, испуганно на меня взглянул, а потом кивнул и молча вышел.
История Матильды Снежиной оказалось весьма захватывающей. Я была и удивлена, и рада, что родилась на Юге и избежала всех волнений северных провинций. Теперь у меня появилась новая подруга, и это еще больше примирило меня с новым положением. И… эээ… всё?
Или это первая глава?
Родители Марка оказались людьми очень простыми и бесхитростными. Они так откровенно гордились своим сыном, что я не могла их не полюбить. Отец, высокий и худой, меня, кажется, побаивался, зато мать, пухленькая и очень улыбчивая, сразу расцеловала, усадила на лучшее место за столом и принялась потчевать.
— Марк — это наша гордость и отрада, — щебетала она. — Только уж вы, Оленька, позаботьтесь о нем. Столько работать — уму непостижимо! Иногда и отдыхать нужно. Я уж и не гадала, что он женится, все время говорил, что ему не до любовей всяких, ему нам помогать надобно. А чего нам помогать, мы и сами справляемся. Вот Таточка замуж собирается, а у Миры двое деток уже. И как-то ничего, живут и не тужат.
— Мама, хватит, — с досадой пробормотал Марк, сам не радуясь, что привез меня к родителям.
Жили они в Буйске в небольшом домике на окраине. Видно было, что старенький деревянный дом перестраивался не один раз, но свежая крыша, подведенный водопровод и чистота внутри явственно доказывали — не без помощи моего супруга дела идут здесь и в самом деле неплохо.
— Вот скоро Олесь работать начнет, а потом и Лада в университет собиралась. У нее тоже дар имеется. Лада в механизмах лучше любого парня разбирается.
Я поглядела на хмурую темноволосую девочку, похожую на старшего брата. Не красавица, замуж ей будет выйти куда сложнее, чем двум старшим сестрам. Что же, и ей поможем. Брата попрошу, он для Лады стипендию назначит.
А и неплохо, когда большая семья. Друг другу помогают, есть, кому совет дать, есть с кем подраться. Я без Казимира пропала бы, а Казимир часто говорил, что только ради меня и работал, чтобы я могла братом гордиться.
Так и Марк — он не сам для себя старался, чтобы богатым стать, а о будущем своей семьи заботился. Верно, из него отец хороший выйдет.
— И все же, милый, ты не будь таким сухарем, — учила мать моего супруга. — Ольга — девушка утонченная. Вы с ней рядом — как валенок с лаковой туфелькой. Ей с тобой и гулять, поди, стыдно. Костюм нужен новый, слышишь? И в театр ее своди. Оленька, вы театр любите?
— Люблю.
— И я страх как люблю. Раньше-то все времени не было, а сейчас сезон начнется, и я непременно буду ходить. И в Большеград погостить приеду.
— Мама, — прошипела чернобровая Лада. — Выдумала тоже. У Марка места нет для гостей. Вот будет у него дом побольше, и съездишь.
— А ты где же жить собралась, когда учиться поступишь?
— Где-где, комнату снимать буду. И работу найду.
— Ну уж нет, — сурово заявила я. — Молодой девице — и одной? Не позволю. У нас спальня есть вторая, с нами поселишься. С работою помогу, у меня знакомых много. И вообще… Я тебя, если хочешь, с князем Озеровым познакомлю. Он любит толковых людей. У его старшего сына жена — артефактор, вот. Может, что из этого и выйдет.
— Спасибочки, конечно, но я в милостыне не нуждаюсь, — насупилась Лада точь-в-точь как Марк. — Сама справлюсь. А не справлюсь — никого винить не буду.
Я пожала плечами и подумала, что все равно сделаю по-своему. Никуда от меня девчонка не денется: она теперь — моя семья. А своих мы не бросаем.
А когда мы вернулись домой, меня позвал в гости наш сосед, княжич Симеон Озеров, и с порога огорошил:
— Женюсь я, Ольга, и мне нужна ваша помощь.
— Это какая же?
— Взгляните, какой дом у меня запущенный. Хочу, чтобы к дню свадьбы все красиво было. Как у вас с Марком. Я видел, вы и диван новый поставили, и люстру повесили. Сделайте и мне так же. Я вам заплачу, не подумайте. У меня эти ковры и стулья нервную дрожь вызывают. А еще сколько всего нужно — скатерти, вилки, подушки…
— Покрывала, шкафы, сервизы, — обрадовалась я. — Белье постельное, портьеры, полотенца, в конце концов!
— Вот именно. Нужно до зимы все успеть.
— Это непросто, — я окинула взглядом серый потолок и выцветшие обои в доме и азартно прищурилась. — Надо прямо завтра начинать. Интересная задачка, я берусь!
Вот это радость! Мне предложили не просто дело по душе, то, в чем я разбиралась, но еще и обещали заплатить! Как дивно!
Уверена, Марк будет рад за меня. Только мне помощь нужна будет, все же попрошу Просю ко мне приехать. Поживет в городе, будет мне помощницей. Ах, как я славно придумала!
Но вышло даже лучше, чем я рассчитывала. Прося приехала ко мне с превеликой радостью, но долго в нашем доме не прожила. Выскочила замуж за Альмириного кучера, вертихвостка! Оказывается, они друг другу страшно нравились. Впрочем, Альмира жила со мной на одной улице, так что Просе было очень даже удобно помогать мне по хозяйству хоть каждый день. Теперь у меня дома было чисто, а в кухне пахло свежей едой.
За обустройство дома княжич Озеров заплатил щедро. Дом получился очень уютный и красивый, и Альмира, поглядев на это, задумала делать ремонт. Разумеется, позвала меня в помощь. А следом и остальные дамы Большеграда начали просить меня выбрать им мебель и обои. Так у меня появилась самая настоящая работа, очень даже приличная.
Наш с Марком дом тоже был перестроен, хоть и не сразу. Очень помог в этом, как ни странно, Олесь. Братец после прежнего скандала вел себя тихо. Имел серьезный разговор с Марком, потом смиренно просил у меня прощения. А после — пристраивал к домику флигель о три комнаты. Для приема больных. Так у Марка появился собственный медицинский кабинет.
Надо же, а ведь я с самого начала оказалась права. Мне повезло с мужем. Никакие другие мужчины ему и в подметки не годятся! Хорошо, что глупая случайность соединила наши судьбы!
А вот что касается Казимира, то к моему страху болезнь его развивалась стремительно. А потом брат женился… Но это уже совсем другая история!