28. Прощание ач-чийки и поколение Топкого Болота

Два дня спустя на Врата Соприкосновения приземлился громадный военный корабль рода Кохуру.

Я смотрел на это приземление из окна своей комнаты во дворце Ач-Чи. Не хотел столкнуться с Вишалом и остальными бойцами его отряда, которые ненавидели меня за уничтожение их акраба.

Как пошутил Ио Варека: «Самиран сделал акраб отряда Кохуру невидимым навсегда».

Дверь без спросу раскрылась и вошла Маджа Патунга:

— Собирай свои вещи, мы возвращаемся на Дивию. Не забудь захватить доспехи, отнесёшь их на починку мастерам. Будь возле «Победителя Гракков» как можно скорее.

Не дожидаясь реакции на её слова, Маджа вышла.

Надевая разбитые в бою с Эрну доспехи, я поглядывал в окно: отряд Вишала завершил погрузку и величественный акраб, сверкающий огромными золотыми иероглифами рода Кохуру, начал неспешно подниматься.

Шлем оказался таким разбитым, что из его трещин сыпалась стеклянная крошка. Положил его в мешок.

Закинув мешок за спину, повернулся к выходу.

В комнату юркнула Снежана-Чи. Прямо на пороге упала на колени, звонко шлёпнула ладонями по полу и сказала на дивианском:

— Умолять взять меня.

— Я не могу сейчас возлежать с тобой. Только надел доспехи, долго снимать. Разве что по-быстрому, не раздеваясь…

— Не то. Взять меня куда Дивия.

— А, ты об этом… Но стражники убьют тебя прежде, чем ты выйдешь из акраба. Ведь ты не хочешь увидеть Дивию и умереть?

— Я хочу жить на Дивии, но не как там живёт вся грязь, — сказала она на родном языке.

Голос её дрожал от страха, ибо такая наглая просьба, напрямую высказанная высшему — смертный приговор для низкой.

— Тебе нет места на Дивии, — ответил я. — И не в моей власти это поменять. Дай пройти.

Снежана-Чи помедлила, а потом отползла в сторону.

Я прошёл мимо неё. Снежана-Чи мне нравилась, хотя она воспитана в абсурдном поклонении Дивии, что создало между нами пропасть. Я почти любил её, поэтому не стал бы превращать в служанку и брать с собой. Я лучше неё знал, что ничего хорошего в этом не будет.

— Вернёшься ли ты? — спросила она в пол.

Я нагнулся, схватил её за руку и рывком поднял на ноги. Потом крепко-крепко поцеловал.

— Вернусь я или нет, на то воля Создателей.

Услыхав имена сверх высших богов, в которых верили сами высшие, Снежана-Чи хотела снова упасть лицом в пол, но я удержал её.

Пригладил её растрепавшиеся от поклонов волосы и сказал:

— Если вернусь, то ты узнаешь об этом.

— Я буду ждать всю жизнь, о высший Самиран.

Произнесла это без надрывного преклонения, с которым к нам обращались низкие. Её слова шли от чистого сердца.

Повинуясь внезапному побуждению, я снял с пояса шкатулку с целительскими озарениями и отдал ей:

— Мой прощальный подарок. А ещё держи — шлем небесного воина.

Снежана-Чи порывисто схватила шкатулку и с опаской обхватила тяжёлый шлем. Не знала, как меня благодарить: прикасаться ко мне боязно, а упасть лицом в пол я снова не позволил. Да и неудобно падать, когда руки заняты дарами высшего.

Я подтолкнул её в сторону двери, как злой хозяин, выгоняющий собачку:

— Уходи.

Снежана-Чи убежала по коридору, оглашая его своды рыданиями.

М-да, вот уж не думал, что буду сожалеть о ней…

Чтобы заглушить чувство к низкой, я пошёл по коридору и остановился у дверей Эхны Намеш.

После разрыва наших любовных отношений, я почти не разговаривал с Эхной. Но никакой враждебности между нами не было. Думаю, причину нашего молчания не нужно объяснять.

Пока мужская часть нашего отряда предавалась оргиям с царскими дочерьми (а Вибол — с немолодыми жёнами царя), Эхна проводила много времени, упражняясь в искусстве владения мочи-кой. Один раз даже позвала меня с собой и показала иероглифы:

НАУЧИ

КРЫЛЬЯ ВЕТРА

КАК

ТВОИ

Я догадался, что Эхна оценила точность моих взлётов и приземлений.

Как мог, я передал Эхне то, что говорил мне Эйох Дивиата на своём единственном уроке. Подкрепил эти знания теми наблюдениями, что сделал сам, отрабатывая точные взлёты и приземления.

Эхна понятливо закивала и начала взлетать и падать, стараясь приземлиться в следы своих ног на рыхлой земле.

Она повторила все мои ошибки: прилагала слишком много усилий, и всё время стремилась куда-то улететь, вместо того, чтобы сосредоточить силы на том, чтобы побороть ветер и остаться на месте.

Я совершенно не понимал, как ей это объяснить.

Кажется, я был не только плохим учителем истории, но и ужасным преподом «Крыльев Ветра».

После конфликта в Квартале Мастеров, Эхна отлёживалась, восстанавливая здоровье. Ведь из-за необъяснимой аномалии в её теле целительские озарения действовали на неё только вполсилы. И если обычный воин, которому в бою оторвало обе руки и ноги, уже через несколько дней, сверкая красными шрамами на месте заживления ран, мог ковылять за царскими дочерьми и хватать их за задницы, то для Эхны такое ранение закончится бесповоротной смертью.

Илиин сказал, что она не полетит с нами на Дивию, а останется служить тут, вместе с некоторыми другими воинами нашего отряда и небесными стражниками, продолжавшими поиски правды.

И только после того, как Совет Правителей примет решение, куда направить Дивию, все подручные вернутся. В Ач-Чи останется малый отряд небесной стражи, задачей которого будет охрана посольства.

Когда я вошёл, Эхна лежала на ложе, накрытая несколькими одеялами. Над нею склонилась ач-чийская целительница и прикладывал к голове Эхны полоски смоченной в чём-то ткани.

В комнате пахло потной сыростью, вонючими мазями и… чем-то ещё знакомым, какой-то давно забытый острый запах.

Я пришёл к Эхне с чувством грусти от предстоящего прощания, но запах заставил меня забыть о всём. Кажется, он исходил из металлического тазика, в котором целительница вымачивала полоски ткани.

— Это же… — я подскочил к тазику, сунул в мутную жидкость палец и облизал… — Уксус?

Перепуганная низкая упала на пол и замерла.

— Что это за жидкость? — требовательно спросил я.

— Не убить высший, не убить, я только лечить…

— Да никто тебя не убьёт! — злобно заорал я. — Просто отвечай.

— Это вода яблочных плодов, — забормотала целительница, перейдя на ач-чийский. — Плодов вода… яблочных…

Точно! Ведь уксус ещё в древней медицине применялся для обеззараживания. Поэтому его не купить на рынках Ач-Чи или Дивии. На Дивии не использовалась низкая медицина, а в Ач-Чи его нужно искать в медицинских лавках!

Теперь я могу сделать привычный маринад. Лишь бы ач-чийцы производили достаточно уксуса для моих нужд.

Позабыв о несчастной Эхне, я начал расспрашивать целительницу. Выяснилось, что воду яблочных плодов она покупала у приезжих торговцев. Но из какой страны — не знала. К сожалению, уксус не производили в Ач-Чи.

Выяснив, что торговцы могли быть ещё на рынке, я выбежал из комнаты Эхны, а потом и из дворца.

О несостоявшемся трогательном прощании с Эхной вспомнил, когда взлетел и расправил крылья.

Появление высшего, который на своих божественных крыльях опустился посреди рыночных рядов, подействовало на ач-чийцев сильнее обычного. Раньше они просто падали на том же месте, где стояли и скрывали лицо в земле (в навозе, луже, мусоре…) Теперь же часть из них испуганно разбежалась, побросав корзины и товары. Всё из-за резни, устроенной отрядом Вишала Кохуру в Квартале Мастеров. Они решили, что этот воин в покорёженных доспехах решил покарать низких.

Как мог, я успокоил ач-чийцев, даже миролюбиво сыпанул в них медными и серебряными гранями, от которых всё равно мало толку на Дивии.

Но испуганные люди остались лежать на земле, не поднимая голов. И только дети ещё не пропитавшиеся тем страхом, в каком выросли их родители, кинулись подбирать грани, застрявшие в грязи.

Взрослые прикрикнули на них, но я заулыбался и попробовал похлопать одного ребёнка по голове. С детьми я не умел общаться, никогда в жизни мне не хотелось искать с ними общий язык. Поэтому даже мои дружеские жесты показались детям угрожающими — завизжав они разбежались.

Но один паренёк остался. На вид ему лет двенадцать, кожа смуглая, ещё и загорелая до черноты. Широкий нос и скулы выдавали в нём простолюдина. Знатные ач-чийцы красивые, чистые и белые. А у этого парня грязь словно впиталась в кожу. Так же выглядели и многие взрослые на рынке: уродливые, грязные и напуганные. Одет мальчик, как и все ач-чийские дети, в одну набедренную повязку. В кулаке он зажал серебряные грани — насобирал больше всех.

Смотрел на меня настороженно, согнув ноги, готовый сбежать в случае чего. Продолжая лыбиться, я осторожно раскрыл шкатулку с золотом и достал одну грань:

— Покажи мне, где тут приезжие торговцы?

— Э? — спросил мальчик и отступил на шаг. Взгляд его был прикован к золотой грани.

Я говорил на ач-чийском, но моя речь прозвучала слишком быстро и гладко для него. Повторил просьбу чуть помедленнее.

— А… там, — махнул он рукой.

— Проведи? Заработаешь золотую грань.

В толпе лежавших низких раздался завистливый стон. А потом несмелый взрослый голос:

— О высший, позволь мне проводить тебя. Я знаю всех приезжих торговцев.

— А я знаю их ещё лучше! — возразил ему другой голос. — Позволь мне, о Высший, ползти впереди тебя и указать дорогу.

Но я решил, что мальчик должен быть вознаграждён за смелость, ведь он не сбежал, как остальные. Даже в землю падать не стал.

Мальчик поманил меня, я пошёл следом.

Кстати, я впервые был на рынке Ач-Чи. Ранее видел его «пролётом», когда мы или уносились в джунгли на поиски правды или когда возвращались.

Наши старшие, и особенно послы, запрещали самовольные отлучки в город. Объясняли сразу несколькими причинами.

В первую очередь тем, что негоже высшим бродить среди грязи. Высшего присутствия удостаивались только царь Ач-Чи и жрецы. Если же мы будем разгуливать по улицам города, низкие начнут думать, что мы не так уж и отличаемся них. Как сказал Октул Ньери: «Мы не должны обесценивать своё высшее происхождение, как это сделали падшие».

Кроме того, в огромном городе есть опасность подвергнуться нападению падших, выучек или грязных колдунов, которые вполне могли ходить по улицам. А одинокий высший — соблазнительная цель.

Все наши взаимодействия с низкими происходили или во дворце, или на Вратах Соприкосновения, куда допускались только надёжные и проверенные низкие торговцы. К сожалению, продавцы воды яблочных плодов такими не являлись. Странствующие торговцы вообще не вели торговли с Дивией, так как были слишком мелкими. Да и их товары не нужны Дивии.

А вот мне — нужны.

— И зачем тебе это надо? — крикнула мне Маджа. — Что в кувшинах?

Задрав головы, Маджа и ещё несколько товарищей по отряду, включая Хаки и Реоа, проследили, как я опустился на площадку Врат Соприкосновения. В обеих руках я держал по огромному глиняному кувшину с ручками. Они были тяжёлые, поэтому я вспотел, пока тащил их по воздуху.

Я приземлился и осторожно поставил кувшины на каменный пол.

— Если это вино, то сразу говорю, его нельзя доставлять на Дивию, — сказала Маджа.

— Доставлять нельзя, но в любой едальне можно заказать, — хмыкнул Хаки Энгатти.

— Не в любой, — поправил его Ио Варека. — Но у Самирана не вино, его не продают в таких кувшинах.

— Это и не вино, — ответил я.

Кувшины запечатаны деревянными крышками с выжженными на них письменами на неизвестном языке. Похоже на клинопись. Ио Варека, как сын владельцев харчевни, сразу определил надписи:

— Кувшины из Обители народа Хай? Долгий же они проделали путь до Ач-Чи. Но что в них, как не вино? Ты, Самиран, глупец, раз думаешь, что кувшины ускользнут от внимания стражников. Вино отберут, а тебя — накажут. Надо было спросить меня, я бы показал, как скрывать вино от небесной стражи.

— Говорю же, это не вино, а вода яблочных плодов.

— Впервые слышу. Её можно пить?

— Если разбавить обычной водой, то можно, но не опьянеешь.

— Тогда какой смысл?

— Мне надо для дела.

— Для маш-лыка? — деловито осведомился Ио.

— Для него.

Ко мне приблизилась Маджа:

— Ещё одно дело? Что-то у тебя слишком много дел, Самиран.

— А что такого?

Маджа показала на крышу нашего акраба.

— Ио сказал, это твой груз?

На крыше высилась квадратная вязанка дров, которые я купил для шашлыка. Брёвна удерживались верёвочной сеткой, привязанной к бортам «Победителя Гракков». Из-за груза наш акраб потерял грозный и боевой вид.

— Ну да. Это мои брёвна.

— Сначала брёвна, теперь кувшины с какой-то яблочной водой. Ты вообще воин или торговец? Или ты считаешь, что мой род мало тебе платит, что ты ищешь доходы от торговли?

— Если прикажешь выбросить, то выброшу, — сказал я.

— На первый раз прощаю, нет времени на разгрузку. Но отныне веди свои дела сам, а не используй мой акраб.

— Слушаюсь, — склонил я голову.

— А теперь скорее, — приказала Маджа. — Сил уже нет, как хочется вернуться домой!

Все побежали внутрь, а я потащил кувшины. Зашёл в акраб последним и втянул сходни.

Проводить нас сбежались все дочери и жёны царя. Они встали на колени и зарыдали, обратив на акраб лица. Это было небольшим нарушением этикета унижения, но этим царские дочери демонстрировали нам, в каком они безутешном горе.

Хаки, Инар и я вышли на балкончик акраба. К вою девушек присоединились молитвы жрецов.

— Прощай, о высший Хаки, — прорыдала одна дочь.

— Прощай и ты, Дырявая Сандалия, — ответил Хаки.

— До свидания, Вибол, — сказали немолодые жёны царя.

— Прощайте, тётеньки, — отозвался Вибол.

— Прощай, о высший Инар, — хором сказали три дочери.

— Прощайте, Пухлая Телега, Грудастый Акраб и Глиняная Дурочка, — хмыкнул Инар. Потом обернулся ко мне: — Кажется, у всех троих будут от меня дети.

— Надеюсь, у них хватит ума не прилететь на Дивию, — саркастично сказал я. — Ведь их прирежут на пустыре какие-нибудь туповатые подручные небесной стражи.

Инар ничего не ответил. По лицу было заметно, что он задумался от той резне, которую они так весело устроили нелегалам, а после недоумевали — отчего старшие стражники рассердились?

До него дошло, что нелегалки могли быть беременными от высших. Поэтому и отважились незаконно подняться на летающую твердь: надеялись, что отцы будущих детей примут их в надежде на удачное рождение. Вполне могло быть так, что отцы приняли бы их.

Зато Хаки был уверен:

— Если Дырявая Сандалия попытается залезть на Дивию, разорву её громом вместе с ублюдком в её утробе.

Снежаны-Чи не оказалось среди провожающих. Но я заметил её позже, когда акраб поднялся выше дворца. Девушка опасно стояла на краю покатой крыши и тянулась телом в нашу сторону, будто хотела перепрыгнуть на акраб.

Я помахал ей рукой и вернулся внутрь. Хаки и Инар остались на балкончике. Под маской насмешливого пренебрежения пацаны скрывали свои истинные чувства к царским дочерям.

Ио Варека и Маджа Патунга сидели на скамье у панели управления. Реоа Ронгоа возилась в целительской комнате: проводила инвентаризацию запасов и составляла список покупок.

Илиин Раттар упоминал, что в первой партии на Дивию отправятся те подручные, которые лучше всех проявили себя во время осады Лесной Крепости. Кроме уже перечисленных товарищей, на скамье сидели Тону Тангата и Арорра Хоар. А где-то в отдельной комнате лежал труп Неронга Кхарт, завёрнутый в покрывало смерти.

Так же на полу возле овального окна сидел посол Октул Ньери. Я удивился, зачем он отправился на Дивию? Голос напомнил, что посол будет выступать в Прямом Пути на стороне Обвинения против Вишала Кохуру.

Октул Ньери задумчиво глядел в окно, на проплывающий под нами Ач-Чи. Мы летели быстро, а низкий город всё тянулся и тянулся под нами.

Я подошёл к послу. Он кивнул, разрешая сесть рядом.

— Кстати, Самиран, — сказал Октул Ньери. — Знаешь ли ты, что я из поколения рождённых над Ач-Чи? Забавно, что я много времени провожу в том месте, над которым родился.

— Забавно, — согласился я. — Но как-то…

— Да, — согласился посол. — У моего поколения не самое славное место.

Дни рождения в Дивии не принято было отмечать. Вместо них вехой на жизненном Пути служила отметка того, где пролетала Дивия, или стояла в момент рождения нового жителя.

Так были дети, родившиеся над Согдийским Морем. Или, как Реоа Ронгоа, «поколение рождённое Жаркими Песками». Мой друг Хаки родился во время Снежного Покрова. Из этого я понял, что Дивия пролетала и над полярными климатическими зонами. Я же — Самиран Саран — родился в период «Топкого Болота», то есть, можно догадаться, позже Хаки, когда Дивия покинула ледяные широты и попала в умеренный пояс.

Особым шиком считалось родиться во время прохождения Дивией очищающей бури. Таких называли прямо — бурерожденные.

Не менее круто родиться во время пролёта над действующим вулканом или некими Огненными Поясами. Таких звали «Дети огня», или, как Маджу Патунга, «Отроки вулкана Этто». Стихии, как водится у древних, играли важную роль в культуре.

При этом никаких официальных привилегий эти «понтоворожденные» не получали, кроме возможности на вопрос: «Когда ты родился?» ответить горделивым: «Я — бурерожденный». Или: «Я дитя вулкана». Самой собой, гордиться тем, что ты дитя Топкого Болота — не круто.

Не знаю, как сочеталась географическая привязка рождения и всеобщее презрение дивианцев к низким землям. Скорее всего, дивианцы презирали только тех, кто жил на земле, но не саму землю.

Вокруг географических точек рождения детей сформировалась своя мифология. Когда Дивия снова проходила через места, где родились соответствующие им дивианцы, то считалось, что наступило время для успеха этого поколения. Якобы во всех их делах будет больше удачи, а благоволения Создателей, полученные в этот период, наиболее ценные.

Мне казалось, что правды в этом было мало. Но полной уверенности не было. Вдруг, правда?

Загрузка...