Путь воина

Глава 20

Стоило высунуть нос из "Пастушьего покоя", как попадешь под заливавший Мессантию дождь. Стол Конана стоял перед дверью на улицу, и поэтому он увидел, как быстро вошел человек, в насквозь промокшем плаще Воителя. Когда вошедший прошел через помещение, за ним потянулся след из воды.

— Талуф!

— Капитан Конан! Я слышал, что ты ищешь меня, но никак не мог столкнуться с тобой. Хвала богам, у нас, Воителей, есть свои средства!

Служанка таверны сердито смотрела на Талуфа из-за капавшей на пол воды.

— Еще вина для меня и этого доблестного Воителя, — распорядился Конан. — А потом поднимешься ко мне в комнату и спроси у находящейся там женщины шелковый кошель с красной лентой…

— С красной лентой?

— Да. — Конан шлепнул ее одной рукой по заднице, а другой дал ей монету. Она ушла, улыбаясь.

— Это новая личина? — спросил Конан, показывая на плащ и тунику Воителя, открывшуюся теперь, когда Талуф сбросил плащ.

— Нет, клянусь яйцами Эрлика. Я настоящий Воитель, да притом еще и гражданин Аргоса.

Это нельзя было назвать таким уж удивительным. Тех, кто сражался с Акимосом, Скироном и Драконами, наградили щедро, если и негласно. Дом Дамаос и Дом Лохри не поскупились, так же как и архонты (хотя большая часть их щедрости шла за счет наследников господина Акимоса).

— Надеюсь, это не помешает тебе принять серебро, которое я хранил для тебя с тех пор, как мы распустили отряд. Ты последний, кому я что-то должен.

— Нет, нет, — заверил своего прежнего капитана Талуф. — Мне понадобится отложить жалованье. Я положил глаз на дочку одного виноторговца…

— На нее саму или на бочки ее отца?

— Признаю, сложением она довольно похожа на одну из них, но она — одна из двенадцати детей и готовит так, что от ее стряпни не отказались бы и сами боги. Так что если ты снова будешь в этих краях, то, вероятно, застанешь меня толстым и многодетным. Я достиг того возраста, когда в пользу этого воистину можно сказать многое.

— Только не мне. — возразил Конан. — Я хотел посмотреть Мессантию, но теперь, когда это сделано, я двинусь дальше.

Талуф помолчал, пока принесшая вино служанка не удалилась за пределы слышимости. А затем шепнул:

— Тогда лучше отправляйся побыстрей. У тебя хватает врагов, и если ты прольешь их кровь даже в порядке самообороны…

— Знаю, знаю. Законы Аргоса обрушатся на меня, как навоз с гигантского быка, и снова похоронят меня в Доме Харофа. Буду осторожен, Талуф. Клянусь в этом.

— Капитан, да в тебе нет ни капельки осторожности. А ты сам не думал поступить в Воители?

— Разве ты не знаешь? Все время, проведенное мной в Аргосе, я был капитаном этих парней.

Талуф с подозрением посмотрел на свою чашу с вином, а затем также на Конана:

— Воитель?

— Похоже, кое за что из сделанного нами мне пришлось бы отвечать перед законом, если б я не прикрывался званием Воителя. Поэтому записали, что я был капитаном Воителей, выполнявшим тайное задание. Но за то, что я вышел за рамки закона и своих полномочий, меня уволили и навеки запретили поступать в Воители.

Талуф плюнул было на пол, но затем вспомнил гневный взгляд служанки и

вместо этого плюнул в пустую винную чашу и покачал головой:

— Ох уж мне эти законы Аргоса!

— Ты уверен, что хочешь провести остаток своей жизни под их властью, заставляя и других подчиняться? — спросил Конан.

— Лучше уж это, чем холодная постель и скудный паек кондотьера или короткая жизнь вора, — отозвался Талуф. — Но если ты хочешь снова податься в кондотьеры, я могу назвать тебе два десятка ребят, которые с радостью последуют за тобой.

Мысль эта вызывала искушение. Аргос и Аквилония по-прежнему не нуждались в кондотьерах, но Шем и Коф нанимали щедрой рукой. Они боялись, что Морантес II может попытаться укрепить свой шаткий трон внешней войной и они окажутся первыми на пути любого такого конфликта. Но она была также бесплодной.

— Мне бы понадобилось больше серебра, чем у меня есть, а от спасенных нами больше не получишь. Но Ливия и Арфос усвоили, что для приведения в порядок Дома Лохри мало просто послать туда Резу с дубиной. Им понадобится все их серебро и еще столько же, сколько смогут выудить у архонтов.

Талуф, похоже, готов был недвусмысленно высказать все, что он думает о втюрившихся аргосийских магнатах, когда подошла женщина из номера Конана и подала ему шелковый кошель, завязанный красной лентой. Талуф осторожно взял его, улыбнулся его тяжести, а затем уставился на женщину:

— Шилка!

— Она самая, сержант… Талуф?

— Точно. Как ты оказалась в Мессантии?

— Вместе с сестрой, когда та поступила на службу к госпоже Ливии. Я подумала, что мне следует посмотреть город, прежде чем я отправлюсь домой, и нашла человека, придерживавшегося того же мнения.

— Ну, я не стану спорить ни с кем из вас, — сказал Талуф, поднимая чашу. — Но запомни вот что, капитан. В Аргосе слишком многие желают видеть тебя только со спины, когда ты окажешься на борту отплывающего корабля.

— Запомню, Талуф, — пообещал Конан, наливая из кувшина женщине. — А теперь давай выпьем за старых товарищей и перейдем к более приятным делам! Три чаши поднялись.

— За старых товарищей! — сказали хором.

— И за новые приключения, — добавил Конан.