Путь воина

Глава 1

— Капитан! На дороге вооруженные люди!

Эльгиос, капитан Воителей Дома Оссертес, тяжело вздохнул и подобрал со стола караульного помещения шлем. Нахлобучив шлем на лысеющую голову, он высунулся в окно.

Часовой не соврал. По Великому Мосту через реку Хорот неторопливо двигалась пестрая толпа. Похоже, она состояла из представителей всех хайборийских племен, у которых имелись только драная одежда, нечесаные волосы да готовый к бою клинок в руке.

Среди них выделялся один парень, и не только потому, что на полголовы был выше других. Парень отличался богатырским телосложением и двигался с гибкой грацией молодого льва. Длинные черные волосы падали на широченные плечи, затянутые кольчугой. На боку у него висел видавший виды меч в кожаных ножнах.

Эльгиос решил, что вряд ли перед ним шайка разбойников. По крайней мере, широкоплечий парень не походил на разбойничьего атамана. Впрочем, не походила на вожака бандитов и огнегривая деваха Карела, хотя весь Офир с недавних пор так и гудит рассказами о ее подвигах. Наверно, это отряд наемных бойцов…

— Посты! — крикнул Эльгиос.

Капитан услышал, как его приказ передали по цепочке через мост на другую сторону. Ворота на обоих концах моста захлопнулись. Лучники забрались по лесенкам в гнезда на крышах караулок, ругаясь, когда щепки рвали кожу и одежду. В тени под мостом десяток людей с маслом и трутом поспешно приготовились поджечь деревянный пролет моста.

Эльгиос не настолько постарел, чтобы отрастить брюшко, и потерял свои волосы не без некоторых забот о своем долге. Наступай к мосту хоть все рати Аквилонии, они не застанут Эльгиоса сына Артрадеса неспособным защитить Великий Мост.

В планы Конана из Киммерии совсем не входило приближаться к границам Аргоса в компании четырех десятков головорезов. Хоть ему еще не исполнилось и двадцати четырех лет, солдат он был опытный и к тому же отнюдь не дурак. Ему было известно, что Аргос не шибко нуждался в отрядах вольных мечей.

Однако у вояки-одиночки и вдобавок опытного капитана, шансы могли оказаться получше. Получив место в доме какого-нибудь купца, он смог бы обеспечить работой и тех из парней отряда, какие лучше всего подойдут.

Некоторые подойдут точно. Новые правители Офира очищали свою страну от вольных мечей безжалостной рукой. Увидит ли Конан снова ребят, которых оставил тем далеким утром на склонах дымящегося Аль-Киира, где нашел место своего последнего упокоения злобный демон. Когда Конан встретит ребят, то отряд снова выступит в поход, под новыми знаменами, но опять став силой, с которой придется считаться.

Не успел Конан покинуть очередное, залитое кровью поле боя больше чем на две лиги, как уже оказался не один. К нему присоединились братья-близнецы, почти мальчишки, служившие в отряде Блезиуса. В их глазах киммериец увидел голод, страх и память о погибшей родне. Эти пацаны слишком многое пережили, они видели, как по приказу Искандриана Орла их товарищей сажали на кол.

Он не мог послать этих ребят назад, туда, где их ждала казнь, так же, как не смог бы убить женщину. Применив хорошо усвоенное и хорошо запомнившееся умение, он украл на каком-то хуторе курицу и дал им первый раз за несколько дней прилично поесть. На следующее утро они встали с петухами и отправились дальше втроем.

Четыре дня спустя отряд Конана уже насчитывал семнадцать человек. А еще через четыре дня их набралось уже три десятка. И через пару дней Конан сердито смотрел на них, когда они пожирали мясо оленя подстреленного в заповедном королевском лесу и зажаренного на костре из королевского хвороста.

— Кром! А я-то думал проскользнуть в Аргос незамеченным. Теперь буду лезть всем в глаза, как борода у евнуха!

Парни рассмеялись, но быстро отрезвели, когда киммериец продолжил речь.

— Итак, теперь мы не больше чем в трех дневных переходах от аргосийской границы. Орлу не нравится, что пограничье кишит отчаянными мужиками, как шкура шакала блохами. Поэтому дальше мы пойдем как отряд вольных мечей, связанных присягой. Поклянитесь выполнять мои приказы и оберегать своих товарищей так, как вам хотелось бы, чтобы оберегали вас. Поклянитесь тем, во что верите, или не приведи Кром застать мне вас здесь на рассвете.

Чтобы свершить клятву, потребовалось припомнить всех богов, каких знал Конан, и еще нескольких, которых он не знал. Но присягу бойцы принесли, и лишь двое отсутствовали, когда отряд Конана тронулся в путь к границе.

Путь им никто не преграждал, по крайней мере солдаты Искандриана Орла. Возможно, это было вызвано осмотрительностью Орла, не рискнувшего двинуть крупные силы к границе с Аргосом, пока корона Офира еще непрочно сидела на юной голове Морантеса II.

У самих-то аргосийцев имелись лишь небольшие дружины да крепкие городские стены, но у их друзей в других странах было сил побольше, намного больше. Они не замедлят привести в движение солдат и ручейки золота, дабы сорвать планы офирцев, — и, возможно, вырвать несколько клочков земли из неопытных рук Морантеса.

Конан более чем наполовину желал, чтобы Искандриан совершил подобную глупость. Тогда аргосийцы могли бы проглотить свою неприязнь к вольным мечам, проглотить ее несоленой и нежареной. А их союзники наверняка дали бы ему место в войсках, наступающих на Офир.

Тогда киммериец мог бы свести кое с кем кровные счеты за собратьев-капитанов и товарищей, уже посаженных на кол. У Конана осталось мало добрых воспоминаний об офирских князьках, которые использовали наемников как фишки в своих кровавых играх. Половина из них ценила жизнь солдата ниже жизни своих охотничьих собак.

Но к ночи на третьи сутки, когда впереди уже виднелась граница, Конан решил пока смирить гнев и на время отложить планы мести. На рассвете четвертого дня он приказал своим парням привести себя в порядок, чтоб не пугать разбойничьим видом мирных поселян. Приказ выполнили с умеренным успехом, и северянин повел отряд с холма по дороге к Великому Мосту через Хорот.

Дракон не принадлежал к числу ни самых древних, ни самых крупных представителей своего вида. Но, несомненно, принадлежал к числу самых голодных.

Когда могучие маги покинули Аргос, исчезли и чары, поддерживающие жизнь в громадном теле рептилии. Дракон два века проспал в иле на дне Хорота.

И вот теперь слабая аура колдовской энергии, которую столь вольно расходовал Скирон, ненароком коснулась воды и вместе с речным потоком добралась до спящего чудовища. Дракон проснулся и обнаружил, что зверски голоден. Пойманная рыба удовлетворила зуд у него в желудке, но не зуд в крошечном мозгу.

Дракон прекрасно помнил теплокровную двуногую добычу. Как легко он тащил жертвы на дно, когда эти двуногие плескали, переходя брод, или слишком далеко наклонялись со своих хрупких лодчонок. Память о былых пиршествах увлекла его вверх по течению, туда, где он когда-то таился, поджидая добычу.

Однако за прошедшие годы что-то изменилось. В лодках плавало не так много добычи, и никто не пытался перейти реку вброд. Там, где разгуливала добыча, высилась чудовищная куча камня, заставлявшая течение закручиваться самым немыслимым образом.

Дракон шнырял вверх-вниз по реке и время от времени закусывал играющим слишком близко к воде ребенком или стирающей белье женщиной. С ними он разделывался одним щелчком клыкастых челюстей.

Наконец, устав от поисков обильной поживы, чешуйчатый гигант затаился под мостом.

— Стой, кто идет? — крикнул Конану один из часовых на мосту. Одетый в красную тунику с нагрудником и в бронзовый шлем с высоким гребнем, солдат направил на Конана жало длинного копья.

Киммериец упрямо шагал вперед, пока копье едва не ткнулось ему в грудь. Копейное жало замерло буквально в нескольких дюймах от широченной груди северянина. Конан невозмутимо положил массивную ладонь на лезвие и толкнул оружие вниз.

— Конан, капитан вольных мечей, и его кондатта, — проговорил он, словно спрашивая цену за комнату на постоялом дворе.

За спиной у него парни громко рассмеялись при виде той рожи, которую скорчил опешивший часовой. Конан бросил в их сторону косой взгляд, и ребята притихли. Конан успел заметить, что через мост к ним приближаются новые караульные во главе с верховым капитаном.

Капитан подъехал к отряду киммерийца, и Конан поднял руку в официальном приветствии:

— Честь и слава тебе, капитан. К кому я имею честь обращаться?

— Эльгиос сын Арантеса, капитан мостовой стражи из Воителей Оссертеса, приветствует тебя, э…

— Он говорит, что его имя Конан, — вмешался часовой.

Конан нахмурился, и часовой испуганно отступил на два шага — взгляд у северянина был таким же тяжелым, как и кулаки.

— Я привык говорить правду, капитан Эльгиос.

— Так же как и я, капитан Конан, — отозвался Воитель. — И посему я тоже скажу вам — в Аргосе нет места для вольных мечей. Определенно нет, когда у нас мир, и редко, когда у нас война. Покуда Воители выполняют свой долг…

К тому времени когда Эльгиос закончил свою маленькую речь, Конан так и не узнал ничего нового. Киммериец услышал, как кондотьеры у него за спиной зароптали. Он пожал плечами, затем скрестил руки на массивной груди:

— Ну, в таком случае, капитан Эльгиос, мы готовы войти в Аргос поискать другую работу, законную в глазах богов и людей.

— Да, вы можете войти, если кто-нибудь из аргосийцев даст залог за каждого из вас, ручаясь, что вы не станете нищими или ворами.

— Капитан, — обратился к нему Конан, словно к малому ребенку. — Из моих людей едва ли кто вообще когда-либо бывал в Аргосе, не говоря уж о том, чтобы стать известным его гражданам.

— По крайней мере известными как люди, достойные поручительства, — поправил его Эльгиос. Он окинул взглядом разношерстный отряд киммерийца. — У жителей Аргоса найдется лучшее применение своему золоту, чем отдавать его в залог ради немытого киммерийца и его нищих головорезов.

Не оборачиваясь, Конан жестом заставил стихнуть раздавшееся у него за спиной гневное рычание. Он давно приметил лучников, расставленных во всех башнях моста и на противоположной стороне Хорота. Одно слово, и трусливый капитан вместе со своими воинами отправятся в Хорот на корм рыбам. Но наемникам не вкусить всех радостей победы.

Конан возблагодарил Крома, что поставил четырех бойцов в кустах на офирском берегу. Они сейчас видят и слышат все, что происходит на мосту, и сумеют рассказать о случившемся другим кондотьерам, если те будут искать убежища в Аргосе. В конце концов надо хоть что-нибудь сделать для собратьев-наемников, спасающихся от палачей Орла.

— Конечно, люди вроде вас, неплохо жившие в качестве кондотьеров, — Эльгиосу почти удалось сохранить серьезное выражение лица, — не настолько бедны, какими вы желаете казаться. Равно законно и вносить залог за самих себя.

— В самом деле, — молвил Конан. Человека, вымогающего взятку, он мог учуять и за лигу против ветра. Вонь выгребной ямы кажется сладким ароматом по сравнению с таким ублюдком. Но никогда не вредно спросить у человека его цену. — И каков же залог?

— Две драхмы с человека, и четыре для вас лично, без права носить сталь. Если же вы желаете носить оружие…

— Мы что, похожи на подносчиков кирпичей? — крикнул кто-то.

— Попридержи язык, капиташка, а не то, клянусь бронзовой задницей Эрлика, я тебе живо его вырву!

— Молчать! — рявкнул Конан, а затем посмотрел на Эльгиоса: — Не обижайтесь на воина, капитан Эльгиос, он привык выражаться просто и без затей!

— Семь драхм с человека. Пять в казну, две — в пользу Дома Воителей. У меня есть права проводить сбор для Дома.

Конан еле-еле сдержал смех, что само по себе было уже подвигом. Его бойцам это удалось с меньшим успехом.

— Вы, должно быть, думаете, что воздух Аргоса — нектар, а вода — сладкое вино, раз просите столько за пропуск честных людей.

— Мы думаем, что Аргос — мирная страна, — веско ответил Эльгиос. — И намерены сохранить ее такой.

— Тогда нам не о чем спорить, — сказал Конан. Выплатить требуемую сумму большого труда киммерийцу не составило бы, даже если б Эльгиос запросил куда большую мзду. Драгоценных камней из добычи Карелы северянину хватило бы и на покупку небольшого города. Конан давно уже уяснил: никогда не показывай вида, что у тебя водятся деньжата. Капитан не удовольствовался бы обычной взяткой, если б кто-то дал ему возможность легко приобрести целое состояние. Конан обернулся к своим бойцам:

— Отлично! Похоже, у аргосийцев отощали кошельки и они хотят пополнить их за наш счет. Вы наверняка отложили на черный день по нескольку монет, если, конечно, достойны кожи на сапогах! Я могу выделить немного из своей доли, чтобы набралось на залог за любого, кому и правда не повезло. Поэтому, ребята, подходи и плати, кто сколько сможет. Закончите с этим, и к вечеру уже будете лакать приличное вино под настоящей крышей.

Некоторые из бойцов не тронулись с места, а многие принялись поминать имена богов, перемежая их отборными ругательствами. Бедолагу Эльгиоса буквально испепелили гневные взгляды наемников. Воитель же сидел в седле с беззаботной улыбкой, как будто обстряпывал вполне привычное дело. Впрочем, так оно и было.

Конан пристально следил за своими головорезами, когда те, один за другим, отдавали деньги самодовольному аргосийцу. Кое за кем проследить не помешает, а не то сорвиголовы наверняка как-нибудь темной ночью попытаются перерезать Эльгиосу глотку. Несколько лет назад Конан и сам, не раздумывая, выкинул подобную штуку, однако время меняет человека, и Конан уже не был похож на того юношу-варвара, который вступил в отряд туранских наемников, решив попробовать горького солдатского хлеба…

Кучка монет на мостовой у копыт коня Эльгиоса все росла. Конан уж начал думать, что ему, возможно, придется показать едва ли не самый маленький из драгоценных камней, грубо ограненный опал, украшавший некогда, по словам Карелы, какого-то идола в Куше. (Впрочем, в россказнях Карела проявляла почти такую же буйную фантазию, как и в постели.)

Подошел один воин по имени Траттис, протягивая пустой кошелек и хлопая себя по драной одежде. И воин, и одежда выглядели так, словно их использовали для чистки свинарников.

— Простите меня, милостивые государи, — заскулил Траттис, — но мне выпала такая невезуха…

— Как же, невезуха, дери тебя в задницу! — крикнул кто-то позади Конана. Кричавший грубо оттолкнул киммерийца в сторону, надвигаясь на Траттиса. — Я видел, как ты пересчитывал жемчуг, той ночью, после того как присоединился к…

— Жемчуг? — переспросил Эльгиос. Он посмотрел на Траттиса и на выросшего теперь перед ним воина с секирой. Наемник называл себя Ральдос. Глаза у Воителя расширились, он одним движением выхватил меч и крикнул: — Взять его!

К несчастью для Эльгиоса, но к счастью для Траттиса, приказ не дал другим стражникам никакого намека на то, кого именно следует хватать. Пока они пялились то на одного, то на другого наемника, Траттис выхватил нож и отпрыгнул назад. Ральдос бросился на него и напоролся животом на острое лезвие. Эльгиос нелепо взмахнул оружием, но его парадный меч плохо подходил для конного боя. Клинок лишь рассек пустой воздух.

Траттис кинулся к перилам моста, запрыгнул на них и сиганул вниз. Конан добрался до перил как раз вовремя, чтобы увидеть, как беглец чисто вошел в воду и исчез. Северянин отстегнул пояс с мечом и принялся расстегивать кольчугу, не спуская глаз с водной глади в ожидании, когда Траттис выплывет. Ни один человек не мог навеки задержать дыхание или уплыть под мост против сильного течения Хорота.

К тому времени, когда Конан сбросил сапоги, стало понятно, что воздух в легких у Траттиса вряд ли остался. Не пошел ли парень прямиком ко дну и погрузился в ил, как наковальня? Может киммерийцу померещилось, или же на самом деле в воде под мостом промелькнула тень, словно у самой поверхности двигалось что-то крупное?

Померещилось или нет, жемчуг не достанется Хороту. Конан вскочил на перила, нацелился как раз на то место ниже по течению, где исчез Траттис, и нырнул.

Дракон на краткий миг поразился, когда падающее тело пробило поверхность воды почти прямо над ним. Ощущение это прошло настолько быстро, насколько вообще что-либо могло пройти в неповоротливом уме чудовища. Нога упавшего человека задела гребень дракона, и монстр сообразил, что завтрак болтается у него прямо под носом. Дракон перевернулся на спину, открыл пасть и ринулся к нему.

В легких у Траттиса почти не осталось воздуха, поскольку перед прыжком наемник не вдохнул как следует, да в придачу сильно ударился о поверхность воды. И все же Траттис попытался завопить, когда из мутной воды прямо у него перед грудью появилась оскаленная пасть. Но только наглотался воды и потому уже практически не чувствовал, как зубы величиной с палец пронзили ему сердце и легкие.

Дракон несколько раз сильно встряхнул жертву. Похоже, этот двуногий еще не пригоден для еды. Дракон, однако, вспомнил, что время разрешит эту проблему. Теперь надо найти местечко, где можно будет спрятать добычу, и оставить ее там на время, нужное для…

Вода наверху забурлила вновь, в реку погрузился еще одий двуногий. Без помощи колдовской силы дракон видел весьма посредственно, но, чтобы различить баламутящие воду человеческие ноги, острое зрение не требовалось.

Этот двуногий наверняка живой. Если позволить ему остаться таковым, то он, чего доброго, спасется. Мысль о возможности заполучить достаточно мяса, чтобы действительно заполнить голодный желудок, вытеснила из головы дракона все остальное.

Монстр разинул пасть, и труп Траттиса свободно поплыл по течению. А затем чешуйчатая морда повернулась к Конану.

В отличие от Траттиса, Конан нырнул в воды Хорота с запасом дыхания и не теряя способности соображать. И мгновение спустя пожалел, что оставил на мосту верный меч.

Чудище, появившееся из зеленовато-коричневой глубины, было столь же отвратительно, как и те твари, с которыми он дрался в Вендии, Кхитае и в других краях Великой Хайбории. Вряд ли хватит пальцев на руках, чтобы сосчитать. Однако животное было огромным, и Конан ни чуточки не сомневался: тварь окажется очень живучей, не важно даже, какие силы ее породили — магические или природные. По крайней мере в этом-то она мало чем отличалась от киммерийца.

Конан сгруппировался и выхватил кинжал. А затем с силой пнул по чешуйчатой морде, чтобы отвлечь зверя и оттолкнуться от него. Должно быть, киммериец угодил зверю в какое-то чувствительное место, вода взбаламутилась, тварь, извиваясь, отпрянула в сторону. Конан увидел, что чудовище перевернулось на спину. Открывшийся участок тела выглядел не только чувствительным, но и уязвимым — широкий отрезок морщинистой белой кожи под горлом. Кинжал Конана прорвал кожу, вонзаясь в плоть чудища, вода затуманилась от темной крови, а зверь забился пуще прежнего.

Киммериец хотел было всплыть на поверхность, но тут дракон резко перевернулся брюхом вниз и снова ринулся в атаку. Страшные клыки разодрали киммерийцу одежду и оставили на коже несколько кровавых отметин.

Едва увернувшись от оскаленной пасти, Конан сумел ухватиться одной рукой за гребень на здоровенной башке чудовища. Другой рукой он вонзил кинжал глубоко в налитый ненавистью глаз дракона.

С таким же успехом Конан мог прыгнуть в жерло подводного вулкана. Предсмертная агония зверя была ужасающей. Киммериец что есть силы вцепился в гребень и рукоять кинжала, зная, что если разожмет пальцы, то молотящие лапы или хвост чудовища переломают ему все кости в мелкое крошево.

Зверь бился в конвульсиях так долго, что Конан уже несколько раз считал себя утопленником. И вообще, ждал, что сейчас наступит конец света. И каково же было удивление, когда зверь перестал биться, а у киммерийца в легких еще оставался воздух. Одно мощное движение ног вынесло его на поверхность. Нет, мир не рухнул, не погиб! Здесь, наверху — тепло и свет. Конан жадно вдохнул полной грудью, потом еще, а затем протянул руку за ножнами кинжала.

— Кром!

Ножны исчезли. Так же как и то, что было зашито в них, — драгоценные

камни из Офира. Драгоценные камни, которые могли купить право на въезд в Аргос целой армии вольных мечей, не говоря уж о небольшом отряде!

Конан завернул витиеватое разбойничье ругательство, но затем бросил сквернословить. Кром давал человеку ум для того, чтобы составлять планы, и смелость, чтобы выполнять их, если, конечно, повезет. Суровый бог не давал человеку права распускать сопли, если мир вел себя не всегда так, как хотелось бы.

Самоцветы пропали. Но если у Траттиса действительно имелся жемчуг — а судя по тому, как он бросился бежать от Ральдоса, это казалось возможным, — то самым лучшим, что можно найти после ножен, — тело Траттиса.

Это заняло некоторое время. Но когда Конан отыскал труп наемника, выяснилось, что происшедшим интересуется еще кое-кто. Течение вынесло беднягу Траттиса на галечный пляж в нескольких сотнях шагов от моста. Там столпилось никак не меньше полдеревни простолюдинов.

Как только Конан поднялся из вод Хорота, словно некое морское божество, глазевшие селяне на редкость дружно обратились в бегство. Единственными, кто остался из всей толпы, оказались маленький мальчик, который споткнулся и упал, и девочка чуть постарше, вернувшаяся обратно помочь пареньку подняться.

Когда киммериец двинулся к ребятишкам, возвышаясь словно осадная башня, девочка сгребла грязной ручонкой горсть гальки и оскалила зубы:

— Тронешь моего брата или меня, будешь…

— И что же я буду? — улыбнулся Конан.

— Будешь вытаскивать гальку из собственных глаз, верзила! — И девчонка разразилась тирадой, намекая, что в число предков Конана входили самые разнообразные животные, в основном нечистые.

Наконец северянин не выдержал и расхохотался. Девочка резко умолкла.

— Сударыня, это плохая благодарность мне за борьбу с речным чудовищем.

Девочка разинула рот. Она сначала окинула взглядом киммерийца, на боку у которого кровоточили следы от драконьих зубов, потом взглянула на изувеченный труп Траттиса. А затем посмотрела на реку:

— Ты сражался… ты сражался с речным демоном? Ты один?

Конан ткнул большим пальцем через плечо в сторону мертвого наемника.

— Его вины тут нет, но он был не в состоянии особо помочь. Что же касается демона, то я не только сражался с ним, а готов поручиться хорошим мечом, что убил его. Если сомневаешься в моих словах и желаешь понырять, то поищи дохлую гадину чуть ниже по течению от Великого Моста…

Девочка закатила глаза и грохнулась в обморок. Ее братишка завыл, как потерянная душа. На берег, размахивая косами и вилами, прибежали несколько селян, приготовившихся спасти детей от демона, вылезшего посреди бела дня из реки.

Конану пришлось потратить несколько утомительных минут на объяснение, что он действительно убил тварь, которую местные жители называли речным демоном, и что он не колдун и к магии не прибегал.

— Я не чародей. Всего лишь воткнул нож гадине в глаз, — проворчал северянин. — Магический там зверь или нет, но этот прием годится для любой зверюги с гляделками где-нибудь поблизости от мозга. И значит, вам, дуракам, мало что грозит, поскольку одному Крому известно, есть ли у вас мозги.

Через некоторое время Конан понял, что селяне не дураки, а всего лишь ошеломлены внезапной гибелью злобного речного демона. А также, наверно, сомневались, что с чудовищем можно было покончить без колдовства. Значит, дракон, скорее всего, порожден черным колдовством.

Все это было бы несущественно, за исключением того, что Конан терпеть не мог колдовства и сильно не доверял ему. Для него часть очарования Аргоса заключалась в том, что в этой стране магии почти не знали, не говоря уж о занятиях ею. Выходит, киммериец еще слишком мало знал об Аргосе.

Потребовалось некоторое время, для того чтобы убедить селян позволить ему изучить тело Траттиса. Селяне настаивали, чтобы над жертвой речного демона пробормотал ритуальные слова какой-то деревенский знахарь, а потом труп нужно было сжечь с травами, собранными при лунном затмении седьмым сыном седьмого сына… и еще какая-то подобная чушь. Конан плевать хотел, как селяне поступят с телом наемника, пусть хоть зажарят его для деревенского пира, лишь бы сперва позволили поискать жемчуг.

Примерно к тому времени когда селяне позволили северянину приблизиться к телу, подъехал Эльгиос с двунадесятью стражниками, а за ним на небольшом расстоянии следовали бойцы Конана. Киммериец встретил их на берегу и коротко поведал о приключении в Хороте.

Услышав рассказ, стражники все как один попятились. Все, за исключением Эльгиоса, который не позволил бы деревенщине увидеть, как капитан Воителей выказывает страх. Но Конан заметил, что лицо капитана побледнело, и в приречной тени он потел больше, чем на залитом солнцем мосту. Пальцы аргосиец сложил особым знаком, отгоняющим зло. К тому времени когда Эльгиос кое-как совладал со страхом, Конан успел обшарить труп Траттиса. К северянину присоединился десяток его воинов. На этот раз он не выругался, хотя причин для этого было не меньше, чем раньше. Жемчуг исчез столь же окончательно, как и офирские самоцветы. Драгоценности несомненно покоились на дне реки или в лучшем случае в утробе мертвого зверя.

Конан представлял себе, что скажет Эльгиос, если попросить его выудить чудовище со дна Хорота, а потом разрешить Конану порыться в его внутренностях. Но ничего другого из того, что мог предоставить этот человек, он попросить у Эльгиоса не мог.

— Капитан Эльгиос, — обратился Конан. — У вас набрались деньги на наш залог?

— У вас не хватает, о, по меньшей мере двух драхм за каждого, — прикинул Эльгиос.

"Как раз такая сумма, какая прилипнет к твоим рукам", — подумал киммериец. Он пожал плечами:

— Как пожелаете. Но я бы хотел вам напомнить вот о чем. Зверь, которого я убил…

— Это вы так говорите.

— …которого я убил, — повторил Конан. Его тон лучше всяких слов рассказал о дальнейшей судьбе Эльгиоса, если тот снова в лицо назовет киммерийца лжецом.

— Зверь, которого я убил, — продолжал Конан, — похоже, неплохо порезвился среди ваших здешних прибрежных жителей. Они не забудут моей услуги и не останутся неблагодарными. К тому же я пролил толику своей крови, а один из моих бойцов погиб.

— Погибший был обыкновенным вором, за его голову объявлена награда еще до того, как он присоединился к шайке Карелы! — проворчал Эльгиос.

— Мне об этом ничего не известно, — вежливо ответствовал Конан. Эльгиос, похоже, ведать не ведал о связях с Карелой Рыжей Ястребом самого киммерийца, и казалось самым лучшим и дальше оставить его в неведении.

— Но мне известно-таки, что этот человек был связан со мной клятвой, и я ему пусть кое-чем да обязан. Что вы скажете, если я предложу списать убийство зверя в счет залога, за меня и весь мой отряд?

— Скажу, что вы оскорбляете законы Аргоса, — отрезал Эльгиос. — Они простые, но строгие.

— Так же как и представления селян о справедливости, — заметил Конан. — Они прослышат о том, что нас выгнали взашей, словно нищих, после избавления их от чудовища. Им это не понравится, они станут рассказывать об этом всякому, у кого есть уши. Так что скоро в Аргосе услышат о капитане Эльгиосе и Воителях с Великого Моста. Думаете, вашему Дому придется по вкусу слушать такое?

Жадность и здравый смысл вступили в отчаянную битву, попеременно сменяя друг друга на широком лице капитана Эльгиоса. Наконец он хлопнул ладонью по луке седла. Вид у него был такой, словно он с удовольствием плюнул бы под ноги Конану, но не посмел.

— Отлично, — согласился он наконец. — С деньгами вопрос решен. Но предупреждаю вас: в пределах одного года со дня вашего въезда в Аргос вас вполне могут счесть задолжавшими залог. И могут также запретить заниматься определенными видами работ.

— Как пожелаете, — отозвался Конан. — Но если так, то я попрошу еще кое-что. Любой из моих людей, кто пожелает остаться здесь в деревне, может так и поступить.

Киммериец прекрасно видел, какими взглядами провожают некоторые кондотьеры деревенских бабенок, и знал, что найдутся желающие остаться. А также знал, что если они останутся, то окажутся в хорошем месте для получения любых новостей из Офира и передачи их по Большой Дороге дальше в Аргос.

Эльгиос покачал головой, полусердясь, полузабавляясь:

— Капитан Конан, я думал, что у киммерийцев весь ум в мече. Никак не думал увидеть одного из них торгующимся, как купец на базаре в Шеме!

— Вы сомневались и в том, что киммерийцы моются! — ответил Конан. — Может, мне остаться и растолковать вам еще что-нибудь насчет моего народа?

Эльгиос по крайней мере обладал умением посмеяться над собой.

— Сомневаюсь, что мое достоинство выдержит подобные уроки. Соберите своих людей, тех, что направляются в Аргос, и приготовьте их, пока мой писец оформит грамоту о залоге.

Конан сделал иранистанский жест уважения, подняв открытую ладонь.

— Слушаюсь и повинуюсь, капитан Эльгиос.