Путь Ледяного Источника

Глава 4

Кнесса Эйхерат в молодости никем никогда не воспринималась всерьез. Обладательница кукольной внешности, пухлых щечек, всегда широко распахнутых глаз, небогатая, но красивая светская девица слыла глупышкой. Менее симпатичные конкурентки откровенно называли ее наивной дурочкой, а она, казалось, и не обижалась. Конечно же, из-за своей природной глупости. Юная хорошенькая девица и правда не блистала умом. От нее никогда нельзя было услышать ничего серьезного, только лишь песенки, исполненные высоким красивым голосом, да пересказ каких-то городских сплетен, которые наивная кнесса всегда обращала в вопрос. Ну и, конечно же, смех. Заливистый, звонкий, мелодичный, почти детский. Кнесса много смеялась. Даже когда впервые села играть в модную салонную игру в фишки и всех обставила с разгромным счетом. В ответ на злобные взгляды завистников хохотала и говорила, что новичкам и дурочкам везет. Игравшие с ней девицы сквозь зубы цедили, что новичком ее вряд ли можно назвать.

Как раз после этого случая на нее обратил внимание молодой фабрикант. Кнест Эйхерат не мог похвастаться ни богатством казны, ни родословной. Был он сух, неулыбчив и нелюдим. В наследство от рано почившего отца ему достались крупное, но полуразоренное производство древесины, которое он пытался поставить на ноги после своего незадачливого родителя. Завод забирал у молодого кнеста все силы и время. Вот почему в салонах он появлялся редко, говорил мало, хотя и считался порядочным женихом. Вот и в этот раз какая-то из светских матрон затащила кнеста Эйхерата на свой прием, надеясь сосватать за него старшую дочь, которая уже считалась засидевшейся. Однако тот, спутав все планы львиц полусвета, совершенно неожиданно посватался к глупенькой хохотушке. А она, к еще большему удивлению общества, согласилась!

Злые языки еще долго судачили, что Эйхерат все же унаследовал от отца некоторую легкость ума, однако совершенно неожиданно его дела пошли в гору. Ему удалось заключить несколько выгодных контрактов, предугадать развитие событий на международном рынке и перестроить свои заводы так, как того требовала обстановка.

Никто не связывал эти его успехи с женой-хохотушкой, которая по-прежнему проводила много времени в салонах, мало что говоря, но много слушая. Никто не воспринимал ее всерьез, поэтому и секреты от нее не сильно утаивали. Тут она могла услышать обрывок фразы, тут какое-то странное восклицание, здесь — хмурый или, напротив, полный надежд взгляд. И бывало, что уже на следующее же утро ее муж спешил с интересным предложением к своему старому компаньону или конкуренту.

Чета Эйхерат была на редкость плодовита — бог послал им целых восемь здоровых дочек. И даже это стало предметом шуток и насмешек в обществе. Кнессу и в деторождении считали бессмысленной. Однако же девицы выросли всем на зависть, унаследовав красоту матери и ум отца. И приданое. Каждая из них была обеспечена солидным приданым. Теперь уже все стали собираться в доме Эйхератов. Весь цвет общества. Красавцы и молодцы. Только вот выходили девушки замуж не за светских львов и модных хлыщей. Первая стала супругой главы столичной управы. Вторая пошла за старшего помощника королевского казначея. Третья стала женой главы купеческой гильдии торговой Берьяты. Когда четвертая дочка вышла замуж за верховного хранителя покоя его Ясности Величайшего, шутить по поводу семейства Эйхерат стало попросту небезопасно. Да и не хотелось уже никому. Напротив, считалось хорошим тоном отправить к ним погостить дочку. Пусть поучится уму-разуму. А если повезет, так кто из выгодных женихов попадется, кого девицы Эйхерат отвергнут.

Так и повелось, что не самое знатное и даже не самое богатое семейство стало одним из самых влиятельных в столице и за ее пределами.

Именно поэтому, когда однажды рано утром у кнессы Деймур, единственной из девиц Эйхерат, вышедшей замуж не за влиятельного сановника, завибрировал кристалл связи, и она, и муж отложили все дела и настороженно взяли амулет. Вещица была редкая, дорогая, сделать ее мог не каждый маг. На все королевство таких едва ли была сотня.

В Мельхорме, да и в самой Реате о таких не слыхивали. И лишь столичная штучка, жена здешнего кнеста, пользовалась диковинкой. Конечно, только в самых важных случаях. И кажется, сейчас был как раз такой.

— Матушка? — Кнесса осторожно приподняла кристалл на уровень лица.

— Уезжайте! — без вступлений и слов вежливости прокричала кнесса Эйхерат. — Срочно, как можно быстрее! Собирайте бумаги, драгоценности, которые легко можете увезти, и уезжайте! Немедленно. Завтра! Сегодня, если сможете!

К жене быстрым шагом подошел кнест Деймур:

— Любезная теща, что стряслось?

— Ах, дорогие мои, некогда… — почти простонала кнесса Эйхерат. — Верьте, сведения точные. У вас скоро будет очень жарко. Уезжайте.

Кристалл странно завибрировал, голос столичной родственницы задрожал, и кнест Деймур так и не смог ничего переспросить — связь прервалась. Он перевел взгляд на жену. Та стояла бледная, с широко раскрытыми от страха глазами:

— Что значит «жарко»? — недоумевая спросил кнест.

Его жена пожала плечами, но тут же встрепенулась:

— Матушка зря паниковать не будет.

— Ты уверена? Мне она всегда казалась женщиной, — он замялся, подбирая слова, — чуть излишне эмоциональной.

Кнесса схватила его за ладонь, глубоко вдохнула и молча покачала головой.

— Надо уезжать, Торрон.

— Куда уезжать?! — воскликнул кнест, думая о садовых работах, котных овцах, начатом ремонте. Кнесса же восприняла его вопрос прямо:

— Ну уж точно не в столицу. В столице только и говорят, что о странном самозванце, который долго жил в Мельхорме. Ах, Торрон, нас хотят обвинить в измене! — Кнесса уже почти кричала. — Точно! Об этом говорила матушка. Сюда едут люди Величайшего! Нас арестуют!

— Да с чего нас должны арестовать? — Кнест Деймур, не изощренный в столичных подковерных играх, искренне недоумевал, — И куда нам ехать? Я не знаю!

— Зато ж я знаю. Нам теперь только одна дорога. Собирайся. Мы едем в Берьяту!

То, что так напугало матушку Эйхерат, произошло накануне ночью. Величайший любил важные решения принимать именно после захода солнца. Когда-то над этой его особенностью иронизировали и даже посмеивались, но теперь никого из тех смельчаков не осталось, и новых не находилось.

Был объявлен большой сбор совета Рузгарда: Советник по миру и спокойствию, Советник по прибыли и убыли золота, Советник по заморским сношениям, Советник по делам магическим и волшебным. А также двое личных друзей, должности не имевших, но решавших поболее остальных собравшихся.

Тусклые факелы почти не освещали зал, искусно отделанный самоцветами и белым камнем. Зато хорошо был виден тяжелый резной стол, за которым сидели собравшиеся. Все молчали. Величайший стоял спиной к своему Совету и смотрел в окно. Смотрел так, будто ему был виден весь город, а не затухавшие под утро огни. Правитель чуть покачивался с носков на пятки, а за столом висела гробовая тишина. Советник по делам магическим, к которому был обращен последний вопрос, чуть заметно дрожал и потел так, что даже тяжелый сюртук стал мокрым на спине. Вопрос, в сущности, был задан простой. И ответ на него был несложный. Только вот произнести его Советник не решался.

— Так что же вы молчите? — Величайший, казалось, был невозмутим. — Отчего, я спрашиваю, нечисть полезла изо всех щелей?

— Вероятно… — Голос советника сорвался, неприятно скрипнул. Мужчина вытер лоб, откашлялся, взял себя в руки. — Вероятно, из-за продолжительной болезни ее Ясности ослабли щиты, удерживающие темные силы на той стороне, где ей положено.

— Хорошая версия, — голосом сытого кота протянул Величайший. — Так и скажем народу. — Казалось, что красивый темноволосый мужчина о чем-то задумался. Сидевшие за столом уж расслабились, как Величайший резко развернулся, уперся руками в стол и зарычал: — Только что с ними делать, я спрашиваю?

Советник по волшебству перестал дышать, его лицо даже не побелело — посинело.

— Жечь. — Это один из личных друзей правителя вступил в разговор, — Отлавливать и жечь. Дотла. Из пепла еще ничего не восставало.

Величайший выпрямился, постоял секунду, раздумывая. Идея ему понравилась — на губах заиграла тень довольной улыбки.

— Хорошо, — кивнул правитель, — хорошо. Поручите своим людям разработать план, — махнул Величайший в сторону Советника по миру и спокойствию, — сейчас все свободны!

Советники стали расходиться, удивительно бесшумно.

— Рейц!

Тот, кого окликнули, остановился. Встал и второй, поднял на товарища вопрошающий взгляд. Одним кивком Величайший отправил обоих друзей обратно за стол. Дождался, пока захлопнутся двери.

— Жечь будем не только нечисть, — тихо, спокойно, почти умиротворенно проговорил правитель, — жечь будем все.

— В смысле «все»?

— Все! Леса, хутора, деревни… — Мужчина с красивым лицом неопределенно взмахнул рукой, — Окраины городов… Чем страшнее пожары, тем лучше. Погибнут люди — славно, останутся обездоленные — еще лучше.

Слушавшие Величайшего мужчины напряженно молчали, но, судя по выражениям их лиц, идея им не претила. Они, скорее, просчитывали варианты.

— Откуда начнем?

— Оттуда, где в последний раз видели нашего юного Левиана. — В голосе Величайшего наконец-то проступили стальные нотки. — Оттуда, где он отсиживался. Мельхорм, Реата, Горхольд.

Лица мужчин, сидевших за столом, расплылись в улыбках. А Величайший продолжал:

— Пожары в людском сознании должны прочно связаться с Самозванцем! — Величайший скривился, произнося это слово. — Об этом позаботишься ты, Флим, и твои болтуны. За ним должен идти плотный шлейф огня, горя, несчастий…

— А как же, — подал голос Флим, — ведь идея жечь была наша. Никто не проболтается?

Верхняя губа Величайшего нервно дернулась.

— Не проболтаются…

— А чтобы заткнуть всем рты, — добавил Рейц, — чуть позже обяжем храмы помогать пострадавшим. Выпустим Ее Ясность, — друг с ухмылкой посмотрел на Величайшего, — пусть проявит милосердие!

Правитель ухмыльнулся в ответ:

— Хорошая мысль! Но пока, — улыбка растаяла, — жечь!

Два друга, шумно распахнув двери, вышла из зала, совершенно не заметив безмолвную неподвижную фигуру у дверей — Хранитель покоя Величайшего ожидал своего господина.