Путь кочевника

Глава 8

Вечером на лабиринт опустился туман. Такой густой, что появлявшиеся временами валуны казались притаившимися хищниками, а редкие кусты или деревца — хитроумными ловушками. Сумерки ложились на землю быстро, но незаметно. Искать съестное или охотиться в таком тумане было невозможно. Да и днем странникам не особо везло — земля становилась каменистой, а знакомые растения встречались все реже. Кан и Тиа постоянно шли в гору. В глубине души Кан благодарил Лютерию, что настояла, чтобы он взял с собой сверток с овощами.

— Остановимся здесь.

Кан отвел притихшую девушку к отвесной стене, по которой ползли вверх упругие и белые, словно черви, корни травы. Ее стебли слегка раскачивались выше. В тумане они выглядели грязно-серыми.

Странник заблокировал колеса ноши, стер влажную пленку тумана с лица, достал подстилку и сел отдохнуть. Тиа стояла поодаль. Днем она была разговорчивой, даже слишком, но с приближением вечера становилась все тише и скованнее. Кан подозревал, с чем это может быть связано. Он не собирался настаивать.

Осмотревшись и поняв, что любой хворост, что они здесь найдут, будет мало пригоден для костра, Кан достал охапку из своих запасов. Тиа тут же обернулась к своей ноше, вытащила почти не тронутые кресало и кремень. Кан удивленно вскинул брови, долго рассматривал их…

Совсем новые!

…а затем использовал по назначению.

Огонь занялся неохотно, медленно набирая силу, словно тяжелобольной после нескольких глотков горячего бульона. Хворост потрескивал глухо. Звуки костра гасил проникающий в самую душу туман.

Тиа села напротив, протянула ладони к огню и поджала колени к груди. Она была такой молодой и такой красивой. Ненамного моложе Кана, но казалось, их разделяет целая пропасть времени. Волосы ее были убраны в хвост, но одна пыльная прядь упала на лицо. Тиа положила голову на колени, упершись подбородком и покачивая ею из стороны в сторону, в такт мелодии, которую слышала только она. Взгляд стал отсутствующим, устремился внутрь себя, но глаза не отрывались от лениво извивающихся языков пламени. Оно гипнотизировало девушку, уводило далеко от этого места, возможно, туда, где не довелось бывать ни одному страннику.

Пока они ели, Кан старался не смотреть на странницу, а Тиа то и дело поглядывала на него. Она знала законы и ждала, когда Кан предложит лечь спать рядом с ним.

Но Кан не предложил.

Он расстелил подстилку у своей ноши, молча улегся, подложил под голову свернутый тугим валиком плащ и прикрыл глаза. По правую руку еще дымились и пульсировали угли. Дальше сидела Тиа, обхватив колени руками. Ее одолевали сомнения, и это было написано на ее лице. Тиа словно пыталась принять решение, от которого зависела вся ее последующая жизнь.

Наконец, она решилась. Наклонилась вперед, чтобы встать, и в тот же момент вздрогнула от голоса странника.

— Ты не обязана, если сама этого не захочешь.

Кан и не собирался спать. Он знал, что этой ночью сон к нему не придет. Он впервые за долгие годы нарушал один из важнейших законов странников и понимал, к чему это может привести — не родится ребенок, который может вывести всех из лабиринта или еще хуже — со временем странники перестанут существовать.

Его решение было не менее сложным, чем решение Тии. Но сейчас Кан не хотел думать об этом. Все его мысли занимал один вопрос:

Почему теперь? Почему именно она?

Этот закон Кану было соблюдать проще всего. Он никогда не задумывался, что будет, если он его нарушит. А теперь его волновало, почему он преступил заветы предков в этот момент и с этой девушкой.

Нарушил бы ты его, если бы не повстречался с Юной, Лютерией и остальными из Бутылочного Горлышка?

Кан смутно ощутил, что нечто в нем изменилось после ночи, проведенной среди этих людей.

Тиа же не замечала его терзаний. Она застыла на пару мгновений после его фразы, произнесенной натянуто, неестественно, а затем встала.

— Знаю, — тихо ответила Тиа, сняла лямки своей ноши, подошла и легла рядом.

В ночной темноте, сгущенной туманом и слабо подсвеченной затухающими углями, Кан видел только ее силуэт. Но телом он ощутил, как она дрожит.

Ни одну из прежних странниц Кан не обнимал ни до, ни после близости. Все происходило механически, без эмоций. Сейчас же ему впервые захотелось обнять ту, что должна понести от него ребенка. Он чувствовал, как в ней просыпается женщина и был благодарен за то, что Тиа позволила увидеть это.

— Я никогда… — прошептала Тиа ему на ухо. Кан ощутил горячее, словно пламя костра, дыхание девушки.

— Я не оставлю тебя, даже если откажешься, — дыхание самого Кана дрожало во влажном воздухе. — Пройду с тобой до развилки и буду делиться едой. Помогу…

— Знаю, — Кан почувствовал, что Тиа улыбается. — Знаю.

Ее рука скользнула к его лицу. Ладонь была мягкая, теплая, живая. Скользя по задубевшей от солнца и ветра щеке Кана, она будто растапливала ее, точно воск. Кан не остановил и не убрал ее руку. В этот момент он понял, что готов доверить этой девушке свою жизнь. Знание появилось внезапно, словно вспышка из глубины души, озарило его мысли, разогнало все ощущения, кроме доверия и благодарности. А потом все исчезло в сумбурном блаженстве, смешалось с запахом ее кожи, с прикосновениями ее рук, с тихими стонами и еще одной яркой вспышкой, после которой оба медленно и тихо заснули под одним покрывалом.